На следующий день Луизон куда-то уехала, а когда вернулась, сказала мне:
-Донья Каролина, не желаете ли прогуляться?
Мне было все равно, тем более, что умом я понимала - пора возвращаться в обычную жизнь, а для этого мне нужно развеять остаток чар, привязывавших меня к островку. После моего признания мне было тягостно слушать, как прежде, болтовню Мадлен, которая не пожелала расслышать, что я сказала Луизон. Юная испанка села на весла рыбацкой лодки, жестом отказавшись от моей помощи. Маленькая карета - куда более тесная и скромная, чем те, в которых я привыкла ездить - ждала нас неподалеку от переправы. Кучер молча погнал лошадей, так, будто знал, куда едет.
Вспоминая эту поездку, я сама себе удивляюсь - как мне не пришло в голову, что Луизон, быть может, прямиком везет меня в руки испанской Супремы? Позже, мне иногда начинало казаться, что Луизон - та же сестра Марго, только добрая, и я привыкла к мысли, что если она начинает говорить с вами тихим, смиренным голосом - следует заранее готовиться к большим потрясениям. Повинуясь чувству долга перед его высокопреосвященством, я сделала попытку снова завести разговор о пресловутом списке короля Генриха:
-Луизон, не приходило ли вам в голову, что высокие чиновники вашей родины могли бы найти лучшее применение тому документу, который попал в ваши руки?
Как ни странно, именно эта тема растопила ледок, который начинал затягивать окошко между нами. Луизон как-то оживилась:
-Приходило, конечно, донья Каролина! Только, если этот список из трехсот имен попадет в руки высоким сановникам, из этого получится много крови, много слез, много пыточных расспросных речей, а в конце - много-много костров и дыма. А ведь из этих людей многие, я думаю, за восемнадцать лет успели раскаяться. Мне показалось, куда веселее будет поймать на эту наживку кардинальского шпиона!
-И то верно!
За такими разговорами мы коротали время, пока я не начала узнавать сад, примыкающий к Бетюнской обители.
-Луизон, ко мне вы не так милосердны, как к людям из этого списка. Вы привезли меня сюда, чтобы я искупила свой грех на месте преступления?
-Донья Каролина, не узнаете ли вы кого-нибудь в монастырском саду?
Я вгляделась, куда она показывала, и право слово, хорошо, что я сидела в карете, а не стояла на земле. Сквозь решетку сада я увидела сидящую на скамейке… До сих пор при воспоминании об этом перо выпадает из рук, и я начинаю понимать, что испытал бедняга Рошфор, когда я предстала перед ним в его саду.
Вы, наверное, уже догадались, что передо мной была живехонькая Констанция Бонасье. Исхудавшая, побледневшая, но выходцам с того света оно простительно.
-Как… каким образом? - только и смогла пролепетать я, потому что дыхания, признаюсь, на большее не хватило.
-Насколько хватает моих познаний о порошках и о свойствах металла, их которого сделали некий перстень, яд от времени потерял силу. Не убивает, а вызывает оцепенение, хотя и похожее на смерть. Если верить одному английскому поэту, некогда в Вероне воспользовались этими свойствами, только ничего хорошего не вышло... Когда я увидела перстень со следами порошка, у меня сразу возникли определенные подозрения, только я должна была проверить на месте. Согласитесь, она могла ожить слишком поздно, тогда лучше было бы ничего вам не говорить.
Я содрогнулась, представив задыхающуюся в земле, царапающую ногтями крышку гроба госпожу Бонасье. Действительно, есть вещи, о которых лучше не знать, и хвала судьбе, что в данном случае они не случились.
-Теперь вам следует примириться…
-С ней?
-Да нет… С Богом. Пойдемте, донья Каролина, в Бетюне есть уединенная часовня.
* * *
Долго белокурая женщина простиралась перед алтарем маленькой часовни, а смуглая девушка смиренно ждала у входа, будто не решаясь войти и нарушить таинство.
* * *
Вернулась я к Луизон не раньше, чем все слезы закончились. Луизон теперь ждала, что я скажу.
-Я ведь когда в этот Бетюн ехала, ожидала увидеть интриганку, авантюристку, вторую де Шеврез…
-Испанскую шпионку, - подсказала Луизон.
-А она такой милой женщиной оказалась. Я в душе плакала, когда…
-Понимаете, донья Каролина, в этой истории все преданно служили кому-то. Вы - господину Ришелье. Эта женщина - донье Анне Австрийской, своей госпоже. У нее был муж, который, между прочим, из-за нее несколько дней провел в тюрьме, откуда мог бы и не выйти, но думала ли она --об этом? Вы раскаялись в своем грехе. И Констанция Бонасье тоже когда-нибудь раскается. Донья Каролина, здесь мы расстанемся. У нас разные дороги.
-Луизон… Донья Беатриса… Обещайте мне, что если когда-нибудь вам или Мадлен понадобится помощь, - вы обратитесь ко мне. А я обещаю сделать, что смогу.
-Донья Каролина, нам с Мадлен еще предстоит искать ключик, чтобы завлечь в сети какого-нибудь другого агента Ришелье. Не стоит оказывать нам помощь.
* * *
Вернувшись на остров, Беатриса сказала Мадлен:
-Кажется, эту душу я вырвала у Сатаны.