Когда-то это была тихая уютная улица на окраине. Старинные кирпичные дома, построенные еще в позапрошлом веке, разросшиеся кусты сирени в палисадниках, приятная прохлада, струившаяся летними вечерами из пригородного парка. Мощеную мостовую сменяла суперсовременная автострада, уносившаяся к далекому горизонту. Ничего этого уже нет. Город полуразрушен, от домов остались только первые этажи, по самые окна заваленные битым кирпичом. Все унылое, пыльное, блеклое. Пробираюсь по развалинам, стараясь не терять из вида серой ленты шоссе. Оно почти не пострадало, если не считать глубоких выбоин в потрескавшемся бетоне.
Справа не то ров, не то канал, и довольно глубокий, метра три точно будет. И ограждения нет. Слышу оттуда странные, скребущие звуки. Подхожу, заглядываю. Внизу, в неярком закатном свете, на дне блестит вода. Молодая женщина черпает ее плоским армейским котелком и наливает во второй котелок, стараясь держаться за приставную лестницу. Не удержалась на скользком бетоне, пошатнулась, выронила котелок, который тотчас плюхнулся в воду и утонул. Тут уж я не выдержал и выругался в сердцах, вот же кулема, епа мама. Получилось довольно натурально, все-таки нас этому учат. Спустился вниз, набрал воды, помог ей выбраться, и сам вылез. Пока возились, совсем стемнело. Она говорит - сейчас поезд придет. И повела по развалинам.
Подошел поезд, не поезд даже, а трамвай, вагоны как в метро, но горелые, побитые, дверей нет, крыши сорваны, только оконные проемы без стекол. Зашли в вагон, иду к скамейке, надеясь забыться в коротком полусне, как вдруг по всему телу проносится дикая боль... лучевая болезнь такое дело, временами кажется, что все кости раскаляются докрасна. Не знаю, сколько схватил, но волосы еще не выпадают.
Постепенно прихожу в себя и вижу, что лежу под одеялом на кушетке, в углу большой комнаты. Что-то вроде магазина - грязные окна на полстены, пыльный кафельный пол. Тут входит она. Еще не рассвело, в утреннем полумраке черты лица не разобрать. Волосы светлые, среднего роста. В какой-то темной бесформенной накидке до колен.
- Я Ирма. Как самочувствие? Киваю головой в ответ, мол, живой.
- Пойду, приготовлю кофе. И ушла.
Встаю, начал обходить помещение. Зашел в одну комнату, в другую, в третью. Везде пусто, но видно, что было какое-то оборудование, вроде витрин. Нашел дверь с большим стеклянным окошком, выходящую куда-то на задний двор. Там светит солнце. Подергал за ручку - не открывается.
Пошел дальше. Она в соседней комнате. Мутные стекла в окне, блеклые обои. Сидит на такой же крохотной кушетке. Перед ней столик. Кофейник, две чашки, блюдца. Симпатичная, даже красивая. Маленькие, почти детские ступни туго зашнурованы в кеды. Неужели спортсменка?
- Ирма, а где ваш муж? Он воевал?
- Нет. Он был железнодорожником, машинистом. Погиб в городе, в первый же день. Им слишком долго не давали отправление...
Перехватив мой взгляд, она вдруг спросила:
- Что вы так смотрите? Думаете, мы были богатые? А мы бедные...
Я не нашелся, что ответить. Пауза затянулась.
Она подошла к окну и распахнула его настежь.
- Звезда падает... Надо загадать желание.
В небе, действительно, что-то поблескивало, медленно приближаясь к земле, а в стороне и чуть выше таял инверсионный след стратегического бомбардировщика. Эту зону контролировало 212-е тяжелое авиакрыло 6-го воздушного флота, испепелившее в далеком 45-м Хиросиму. Унаследовав традиции "Энолы Гэй", его пилоты сбрасывали бомбы на парашютах...
- Скажите, Ирма, вы ничего не трогали в моем рюкзаке? - спросил я. Она отвела глаза.
- Ночью вам было плохо... я искала лекарства, но нашла только какую-то коробочку с кнопками...
- Вспомните, что вы с ней делали? Это очень важно.
- Я подумала, что это кодовый замок, как на дверях в офисах. Нашла выключатель и стала нажимать на кнопки. А потом замигала красная лампочка, но коробочка так и не открылась. Тогда я положила её обратно в рюкзак...
Я - наводчик. Авиационный. Специалист с опытом и стажем разведки в глубоком тылу противника. Моя задача - обнаружение целей. Подземные заводы, склады горючего, оружия и продовольствия, мосты, нефтяные скважины, шахты и все, что пригодится для боевых действий.
Полномасштабной ядерной войны никто не хотел. Все ракеты отправили в металлолом еще в 90-х, согласно договору ОСВ, наземные операции в Европе тоже как-то не задались, поэтому стороны ограничились точечными ударами и ковровым бомбометанием, благо системы ПВО были почти полностью уничтожены еще при первой атаке. Расчетное подавление составляло не менее 98 процентов, наши парни летали практически беспрепятственно, и бомбили все подряд в надежде на скорый мир. Многие цели засекались с воздуха, но кое-что обнаруживалось только с земли. Потом нужно было послать кодированное сообщение на спутник и уносить ноги подальше от эпицентра... впрочем, средства поражения определялись характеристиками самой цели. Управление передатчиком было настолько простым, что с ним мог справиться даже ребенок или тяжелораненый в полубессознательном состоянии. С виду это был обычный спасательный радиобуй из аварийного шлюпочного комплекта, но в техотделе над ним немного поколдовали. Заданное число вводилось с помощью трех кнопок, которым соответствовали цифры 1, 2 и 3, после чего оставалось только надавить на клавишу выключателя. Вряд ли такое можно купить на распродаже. Хотя, по легенде я должен изображать матроса с торгового судна, который решил навестить своих близких. Пожалуй, скажу, что стащил эту штуку во время рейса... просто так, на всякий случай.
Под первым номером значились обычные фугасные авиабомбы от 500 кг и выше, затем шли кассетные, зажигательные, вакуумные и химические боеприпасы, а заканчивался список противолодочными ядерными минами с тротиловым эквивалентом в 2 килотонны. Поговаривали, что на Тиниане нашли целый склад таких мин, предназначенных для постановки во время войны на морских коммуникациях. Если нажать все кнопки, или, наоборот, не нажимать ни одной, по цели будет нанесен воздушный или наземный ядерный удар.
- Может, все-таки взять ее с собой? - мелькнула запоздалая мысль. Именно так вернулся с очередной бомбежки Билл Лонгли, когда у его "Суперкрепости" отказали три двигателя из четырех. Русская рулетка дает больше шансов - внизу была ночь, поросшие лесом горы и вражеская территория. Вечером второго дня, когда иссякла последняя надежда на возвращение, база вновь жила своей обычной жизнью. Командование внесло пропавший экипаж в списки безвозвратных потерь, поэтому боевые товарищи разделили между собой нехитрые пожитки погибших на законных основаниях. А через неделю, сияя, как медный таз при луне, объявился Долговязый Билл, пригнавший невесть откуда допотопный Ан-12 с облезлыми красными звездами на фюзеляже и конопатой зеленоглазой девчонкой на месте второго пилота. Почти год они летали вдвоем, на базе в открытую говорили, что парню улыбнулось счастье, пока однажды над морем, где-то под Кандалакшей, их не настигла зенитная ракета...
- Ложись, - тихо сказал я, глядя в расширяющиеся глаза Ирмы, и, не дожидаясь, пока они заполнятся ужасом, бросился ничком на пол, увлекая ее за собой. Оставались считанные мгновения на то, чтобы укрыться под кушеткой, подтянуть поближе к себе верный рюкзак, набросить на голову капюшон, закрыть лицо руками и зажмуриться покрепче. Не знаю, о чем подумала Ирма, глядя на мои приготовления, но, судя по производимому ей шуму, она выскользнула из-под кушетки и уже привставала с колен, собираясь бежать, когда комнату затопила иссиня-белая вспышка. Кажется, я еще слышал ее крик. А потом нахлынула черная тьма ударной волны. Она шла не от окна, а откуда-то сзади, от входной двери...
…Сознание возвращалось медленно. Сначала пришли звуки и ощущения – потрескивание и тепло недальнего костра. Рядом что-то горело. Может, даже это я сам и горел… по крайней мере, с этим надо было срочно разобраться. Открыв глаза, я не узнал комнаты. Собственно, никакой комнаты уже не было. Дальняя стена и часть потолка рухнули, приняв на себя удар воздушной волны. Поэтому, первым, что я увидел, было чистое, безоблачное небо. Восходящее солнце светило мне прямо в лицо.
Лишенная стен комната стала частью улицы. В груде обломков валялась исковерканная кушетка, неподалеку лежал запорошенный пылью рюкзак. Он почти не пострадал, только один бок стал рыжим, как будто подрумянился в адском горниле атомной печи. Я потянул его за лямку намного сильнее, чем было нужно. Несколько кирпичей осыпались в образовавшуюся нишу, открыв край запыленной подошвы с рубчатым рантом. Оглядевшись, я заметил движение – легкий ветерок шевелил прядь светлых волос, выбивавшихся из-под битого кирпича. Пыль вокруг побурела и слиплась.
Произнеся вполголоса короткую заупокойную молитву, я продолжил свой путь. Вскоре старинную мощеную мостовую сменила скоростная магистраль. Ее покрытие почти не пострадало. Обходя свежие выбоины в бетоне, я бодро шел навстречу восходящему солнцу и теплому ветру, стараясь не оглядываться на городские развалины и взметнувшееся над ними грибовидное облако атомного взрыва. Скоро начнут выпадать радиоактивные осадки, а от них надо держаться подальше.