Это рассказ-настроение. В нем нет генеральной идеи, выезд семьи на природу в 80-х годах, их отношения и курьезный случай.
Самое лучшее в рассказе – язык. Образный, живой, поддерживающий ощущение объемности мира, его вещественности.
Противопоставления духовности героев и бездуховности мира я не увидела. Все события: и продажа испорченных эклеров, и то, как героиня усомнилась пустят ли их на корабль, и ее ощущение себя в простой синей юбке – говорит лишь о ее мировосприятии, а не о глобальном противопоставлении. Тот же Арий ничего подобного не испытывает. Его не задевает ни мнение женщины с турбазы о том, что они выглядят бомжами, ни смущает зайти на корабль. Тут нет «мы и они», есть «я и мир». Личное ощущение героини о несправедливости мира.
Вставки о радио, которые явились спорным местом. Я читала их с интересом. Но рассказ без них бы ничего не потерял. Почему я так думаю? Потому что рассказ начинается с того, как горожанка выехала на природу в неподходящей одежде. Ей неудобно, и все не так, и лучше б на трурбазу. А заканчивается полным примирением с ней же, с природой:
«Павлинка улыбалась. переживая первый реальный рассвет».
История об этом. А потом читателю подсовывают радио Свобода, Рубцова и Солженицына.
Пройдемся по образному ряду. Крейсер Аврора как символ перемен, Радио Свобода как окно в большой мир, революционное мнение.
Начнем с «на строение турбазы, которое на холме выдвигалось из сосен как крейсер «Аврора».»
Крейсер «Аврора» образ, связанный с революцией, по крайней мере с переменами. Автор задал образный ряд (один из них) в первом абзаце. Замечу, именно турбаза, а не природа представляется героини в качестве перемены. Именно туда она жаждет попасть. И это входит в конфронтацию с пафосом рассказа (приспособление к природе, примирение с ней). И одно это делает сравнение неудачным.
Чуть ниже, герои прослушали передачу о Солженицыне, и героиня восклицает:
«– Почему я никогда таких писателей не слышала?»
То есть, до этого времени она не слышала о Солженицыне. С его произведениями она незнакома. Может ли в этом случае идти речь о каких-либо переменах? Нет. Это лишь их предощущение. Отсюда вывод, что эту вставку можно убрать без повреждений для сюжета и образного ряда.
Вторая вставка про Рубцова. Здесь аналогия проведена более отчетливо. Тут, у нас, Рубцов - икона, там – маленький поэт. Но героиню всколыхнуло не это остроумное умозаключение критика, а то, что он вещает из Америки. То есть, и тут мимо революции сознания, а чисто географически удивительно.
Дима Маликов против радио Свобода. Это не самое удачное противопоставление с песней «Ты моей никогда не будешь». На стихи Рубцова есть песни. Есть песни на стихи Самойлова. Почему слушая передачи об одном, ты духовный, а слушая песни на стихи другого ты бездуховный? Если проводить эту мысль, то надо тщательнее отбирать материал.
Об анахронизмах многое сказали на Лито. Меня это не сильно волнует, лишь бы они не выбивались из образного ряда и мира произведения. Поэтому я не стану на них останавливаться.