Финское понятие «erаmaa» - «дикая природа» - можно перевести как «надел», «заповедник», «национальный парк». Это экологический термин, обозначающий ТЕРРИТОРИЮ, где саморегуляция происходит естественным путем, без вмешательства человека. Это культурный ландшафт для коренного населения. В России особенно известно понятие «тайга» в значении не только географического пояса, а именно как охотничьи угодья, куда промысловики уходили на долгое время. После распада СССР территория дикой природы расширилась за счет заброшенных деревень и покинутых колхозов. Этот «культурный» ландшафт растет на наших глазах, природа отвоевывает свои земли, как дикий зверь, алчный и беспощадный.
Верования древнего человека, еще не персонифицированные в отдельных богов, а в силу ручья, скалы, звезд, луны и солнца сдерживали его от безумия. Страх перед стихией, конечно, постоянно сопровождал, но еще больший страх перед себе подобными заставлял искать внутренней защиты у собственного подсознания. В гармонии с самим собой можно жить, если вокруг все гармонично. Для этого нужна особая экология как окружающей среды в виде природы, так и отношений внутри семьи, племени, стран и мира.
Саамы язычники отличались миролюбием. Они предпочитали уступить, а не вставать на тропу войны. Уходили, если противник начинал преследовать. Когда лапландцы стали лестадианцами, то есть вошли в религиозную секту, их отношения с миром изменились. Они стали христианами и усвоили иерархию, научившись подчиняться главе семьи, племени, государства. Живя обособленно, к чужакам стали относиться враждебно. На смену гармонии с природой и ощущения бесконечной свободы пришло умение подстраиваться под законы общества, осознание принадлежности ему. Это можно назвать социальным закрепощением с помощью религии и государства.
Некоторым жителям современного Евросоюза дичающая Россия с ее огромными территориями «заброшек» вдруг стала казаться свободной от тех законов и правил, которыми христианская Европа опутала своих жителей на протяжении последних столетий.
Молодые европейцы с русскими корнями готовы возвращаться к истокам, уверенные в том, что настоящая свобода в крае одичавшей природы. Эти европейцы не очень знакомы с властью, при которой одичание цветет и процветает, но привыкшие к демократии, они не боятся ее.
Это какой-то круговорот, напоминающий шаманский бубен, зовущий своих пасынков к местам силы. Силы – во всех смыслах!