Жили-были шесть сестёр Эстер: Мари, Жюли, Бернадет, Люси, Бель и Эмма.
Много лет назад они поселились с матерью в старом, заброшенном доме с матерью. Их мать звали Марта.
Это была ещё молодая женщина сорока пяти лет, стройная с чёрными вьющимися волосами и синими глазами. Серые круги усталости портили её прекрасное лицо.
В доме было пыльно, на полу валялись длинные тёмные ткани. Мать Эстер перешивала шторы из тех, что богатые семьи отправляли на мусорки. Она превращала их в шторы попроще и продавала за небольшую сумму семьям заводских рабочих или крестьянам, или брала заказы от местных модников и шила им костюмы.
Сестры целыми днями помогали матери: разбирали и штопали старые пыльные шторы. Ткани тянулись через весь дом словно гигантские змеи. В них путались как в паутине, опутывавшей весь дом и жизнь его обитетелей.
Так проходил день за днём, а сестры росли, хорошели. Несмотря на скудное питание, они были высокими, сильными и выносливыми —
все как на подбор. Соседские парни и заезжие моряки заглядывались на них, проходя мимо, и долго не могли отвести глаз. Было что-то манящее в их глазах: зелёных, карих, голубых.
Только младшая Эмма унаследовала от матери синие глаза и хрупкое телосложение. Их отец был капитаном дальнего плаванья и однажды просто не вернулся домой. Обломки судна так и не нашли. Весь экипаж считали без вести пропавшим. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами первое время, мать Эстер продала все свои украшения и заморские платки и платья, что привёз ей когда-то муж из путешествий. Этих средств хватило лишь на год. Затем заложила дом, но и эти средства кончились однажды. Кредитор забрал их прекрасный, уютный дом. Как не упрашивала его Марта, он был непреклонен. Я не буду подробно рассказывать, как он смотрел на неё вечерами украдкой, поглядывая в окна, как писал записки с просьбой встретиться в пригородном мотеле. Марта рвала их и быстро сжигала, чтобы дочери случайно не увидели.
Кредитора звали Жирон Гильоме. Это был приземистый, тучный мужчина с отдышкой, рыжими усами и кошачьими зеленовато-желтыми глазами. Он был не прочь погулять в трактире допоздна с друзьями и пропустить бутылку-две Бордо. Все местные трактирные женщины знали его как родного.
Как ни удивительно, он был женат на дочери священника, сухонькой горбатой женщине с грустным лицом. Она была бесплодна, и Жирон женился на ней лишь ради богатого приданного. Священник давно умер, и Матильда, потеряв, отца, потеряла и надежду когда-либо уйти от распутного мужа. Но к счастью, он руки на неё ни разу не поднял. Жирон боялся жены суеверным животным страхом подобного тому, что испытывает грешник перед алтарем или ни исповеди у священника. Он каждый раз проваливался в неодолимый стыд и смущение, возвращаясь домой под утро. Прятался и быстро пробегал мимо спальни, забрался на чердаке и спал среди старых перин и хлама. Марта никогда его не упрекала, и тем сильнее рос стыд и страх Жирона перед непоколебимостью этой смиренной и благородной женщины.
***
Одним особенно туманным ноябрьским утром, кто-то постучал в окно. Никого не ожидая, сестры переглянулись. Старшая Мари открыла дверь. Оказалось, пришёл почтальон и вручил письмо. Мари вернулась в комнату с конвертом. Он был из толстой дорогой бумаги и плотно запечатан. Вензель был не менее странным, витееватый с закорючками. Мари побледнела, и мгновение у неё закружилась голова. Её напугал резкий мужской почерк и то, что письмо адресовано ей. Она так и не решилась его открыть, Люси выхватила конверт и прочитала: Мари Эстер от Мсье Г. Сёстры сразу подумали, что это Жирон. Сглотнув, Люси дрожащими руками вскрыла конверт, но в нём оказалось официальное приглашение на бал. В изысканных фразах господин Г. приглашал Мари и её сестёр украсить своим присутствием праздник по случаю Адвента. Он обещал, что приготовил подарки для сирот и всех гостей. Всё, что требовалось - только прийти к шести часам в пятницу двадцать девятого ноября в его особняк. Особым условием было также приготовить необычный наряд и маски. Был запланирован бал-маскарад, а также приз за лучший костюм.