Беда

Александр Фунтиков
Представляете – у нас появилась одна нехорошая привычка. Беда. Мы ее скромно называем – первая стадия алкоголизма.
Когда видим соленые грузди или рыжики на столе – хотим намахнуть рюмочку. А после закусить теми грибочками. С потиранием рук для полноты картины.
У нас просто организм трясется при виде тех соленых произведений природы.
Такое вот странное явление наблюдаем в собственной персоне. К чему бы это. Раньше такого не было.
Стали мы думать на эту тему. Искать корни такой беды.
Мы же спортивная личность. Сколько голов когда-то забивали. Шайб. Сколько марафонов пробежали. Гор покорили. И прочее.
Думали мы и думали. И нашли те корни.
Они оказались в нашей слабохарактерности. Мы на эту тему нашей слабохарактерности уже писали где-то.
Что не умеем говорить людям слово «нет». Нам его лень говорить. Ну, и неудобно. Стесняемся.
Через это у нас жизнь зигзагами идет. Или на загривке у нас кто сидит, а мы его везем.
Через это самое и тяга к рюмке с грибочками. Началось все просто. Мы сейчас расскажем вам одну быль.
Мы собственной персоной в старорежимное время однажды с голубоглазым другом Петровичем щлялись по тайге. В наши зрелые годы. В качестве туристов и романтиков.
С рюкзаками ходили за полсотни верст киселя хлебать.
А как нахлебались – так и двинули обратно к людям. Вышли с гор и тайги на берег нашего здешнего рукотворного водоема, который размером с небольшое море. Его еще водохранилищем зовут. Скучное, конечно, слово.
Вышли в расчете, что нас подберет добрая душа на попутное судно. И лихо доставит к родному дому.
Стоим себе лагерем на берегу. На мысочке. Небритые. Счастливые, что не заблудились в таежной глухомани, что руки-ноги у нас целы. Что обошлись без встречи с медведями – а то после таких встреч настроение становится таким, знаете ли, тревожным: начинаешь по сторонам озираться больше обычного. 
А тут на мысочке – курорт. Денек солнечный.  Купаемся. Отмываемся. Обедаем. Рюкзаки рядом валяются.
Спустя некоторое время видим крепкую моторку, которая мчится мимо на всех парах. Изо всех сил машем руками и свистим. Нас замечают.  Лодка подходит к нам, и ее одинокий бородатый рулевой задорно задает нам вопрос:
- Здорово, ребята! Куда путь держите? Если в Городок – то садитесь. Подвезу за милую душу. Совершенно бескорыстно. Поскольку соскучился по человеческому общению, долго находясь здесь совсем один в таежной командировке на своей фазенде. 
Сначала мы слегка колеблемся. Потому, как невооруженным глазом видно, что этот худенький лихач мелкого роста основательно пьян. Еле держится за штурвал своими неуверенными движениями. А, с другой стороны, здесь можно долго ждать попутных судов.
Но русский авось быстренько берет верх над нашей осторожностью.
Мы, как типичные сыны своей национальности того вольного времени, небрежно перебрасываем вещички на судно. Бодрыми голосами для знакомства называем свои имена.
После он тоже представляется:
- Я буду Андрей. И надо за знакомство немедленно выпить. У меня тут имеется простой напиток под названием брага таежная. Я сегодня поехал в люди и прихватил ее целую канистрочку.
Наша парочка, в принципе, не против, но  слегка опасается, что рулевой вовсе станет пьян как сапожник. Опрокинет нас по ходу плавания. Или резко ударит в берег. На полном ходу зацепит плывущее бревно…
Говорим ему добродушными голосами:
- Может, отложим данное мероприятие до конца пути. И на твердом берегу   в более безопасной обстановке опрокинем по чарочке-другой. По поводу прибытия в родной населенный пункт.
На что он в решительной форме заявляет:
- Я увидел людей после почти месяца таежного одиночества, и моя душа не намерена откладывать дружеской выпивки. А если вы откажетесь, то я вас сию минуту высаживаю обратно. Поскольку не желаю странствовать с такими черствыми личностями.
Тогда мы бодро соглашаемся, надеясь на низкую крепость напитка. Мол, ничего с него не будет, никакого умопомрачения. Так мы себя успокаиваем и потом втроем с нашим бородатым лодочником дружески выпиваем по хорошей порции. Некоторое время беседуем и ближе знакомимся.
После повторных кружек отправляемся в путь.
Вокруг солнце и теплая летняя вода. Мы относительно крепкие пловцы и готовы, в случае кораблекрушения, непринужденно добраться до берега. Тем более, рядом валяются спасательные жилеты, которые можно накинуть прямо в воде на нетрезвого Бороду Андрея. И на них бережно проводить его к берегу, где будем действовать по обстановке. Такой план набросан в нашем замутненном сознании.
Поэтому мы относительно спокойно, поглядывая на Андрея, движемся в нужном направлении.
Только видим, как наш рулевой начинает ронять голову на грудь. Его потянуло в сон. Надо принимать срочные меры.
Один из нас зорко смотрит вперед. Другой бодро и громко разговаривает с хозяином лодки, не допуская его до полного расслабления. Так некоторое время мы плывем. Двигаясь разнообразными кривыми линиями. Постепенно свежий ветер продувает наши захмелевшие головы, и мы все трое частично трезвеем, рулевой фактически перестает ронять голову на грудь. Чему мы с Петровичем искренне радуемся. Тем более – полпути уже пройдено.
Только наша радость оказалась несколько преждевременной. Внезапно кормчий прокашлялся и сказал:
- А не повторить ли нам по маленькой?
И решительно заглушил двигатель. Достал кружки и ту самую ведерную канистрочку. Мы изготовили легкую закуску. Посреди водных просторов. 
Совершенно перестали куда-то торопиться, а также тревожиться и переживать за свою судьбу.
Нет, представляете себе пейзаж. Пикник. В голубом просторе. Вокруг зеленые горы. Солнышко припекает. Ветерок тащит лодку в попутном направлении. Под нами сто метров глубины. Дружеские кружки. Тосты. Умные разговоры. Отчасти небольшая философия. Истории всякие. Смех. Одним словом – молодость.
А в канистрочке плещется уже самая малость…
Наша команда оставляет эти остатки на потом и совместными усилиями запускает мотор. Снова зигзагообразными движениями лодка мчится вперед. Только на этот раз наш тщедушный капитан все сильнее и сильнее валится вбок.
Нам удается вовремя перехватить из его щуплых ручонок штурвал, а его самого бережно пристроить подремать в свободной распахнутой художественной позе. Он стремительно проваливается в сон, а мы собственноручно правим судном. Тем более, что такое искусство нам не в новинку. Уверенно держим курс в сторону дома…
Через час непринужденно прибываем к нужному месту.
Треплем и трясем Андрея с целью пробудить его от непрекращающегося богатырского сна. Брызгаем на него водой. И вскоре достигаем своего. Он удивленно таращится на двоих грубиянов, оказавшихся в его лодке. Потом, узнав наши малознакомые лица и усвоив, что он доставлен в порт Городка, предлагает:
- А не тяпнуть ли нам на посошок? Вы славные ребята.
Мы уже вполне раскованно поддерживаем данную инициативу. Выпиваем до тех пор, пока этот самодельный напиток не иссякает.
Теперь, действительно, пора расстаться:
- Прощай, Борода Андрей. Ты весьма лихо доставил нас к родному причалу. И, когда мы станем стариками, то будем рассказывать о сегодняшнем дне будущим внукам. Вспоминать наш нетрезвый пикник над этой местной водной бездной. Вряд ли подобный случай повторится впредь. Когда мы столь беззаботно покоряли морское пространство. Бог даст – свидимся.
Некоторое время продолжительно обнимаемся с ним. В знак полного расположения и симпатии. Расстаемся и машем руками. 
Спустя несколько дней мы с Петровичем как-то шлялись по Городку.
Только вдруг видим – идет наш Борода. В такой, знаете ли, цивильной одежонке. Причесан по моде. Практически в белых туфлях. Наша парочка готова снова обнять Андрея. Но его взор не узнает наши личности.
Приходится говорить ему:
- Здорово, Борода Андрей. Что это ты проходишь мимо?
Тогда он более внимательно глядит на нас. Частично узнает и спрашивает:
- Где-то я имел честь видеть вас. Сейчас я напрягу память и вспомню обстоятельства…
Через минуту его руки приветствуют нас. Мы весело смеемся над его непрочной памятью.
Заодно насмехаемся над нашей лихостью и безответственностью в том плавании. Как он, мелкий росточком, нас – двоих бугаев - принудил к выпивке…
Вот вам и корни. Вернее, один из корешков.
Их много потом было, таких корешков.
Приставучий у нас народ. Вот и испортили наш организм.
Беда, да и только.