Апостолы Русской Свободы.
ТЮРЬМА.
К выходу из дворца, меж тем, Пестеля препроводили два конвоира. Перед самым выходом из библиотеки к конвойным подошёл офицер. Он отдал распоряжение, чтобы подавали карету. Сам же, подойдя к узнику, приказал заковать его в «железа», то есть надели ручные и ножные оковы с цепями. Затем тот же офицер взял поданный ему холщовый мешок и накинул его на голову, плотно завязав сзади.
В пыльном мешке, остро пахнущем мышами, сыростью, плесенью и ещё чёрт знает чем, было душно. Но полковник стерпел и промолчал. Безмолвствовали теперь и офицер, и конвоиры. Потому как с узником разговаривать не положено.
Через время с улицы послышался цокот лошадиных подков и скрип тележных колёс. Павла вывели и помогли забраться в возок. Возница тронул.
В возке Павел с конвойным сидели на скамье. Напротив, сели второй конвоир с офицером. Слышался стук колёс по булыжнику, да понукания возницы. Внутри возка ко всем прочим запахам добавились запах пота, портянок, дёгтя и влажных шинелей.
Ехали они недолго, хотя узнику, закованному в ручные и ножные кандалы с цепями, показалось вечностью. Через окошко подул ветерок, и Пестель жадно вдохнул полной грудью сырой и холодный ветер с Невы. Вскоре остановились перед входом в Алексеевский равелин. Здесь прокричали о доставке узника, назвав только номер, соответствовавший номеру камеры. За ним прибыл уже тюремный конвой, который довёл Павла до камеры, снял оковы, захлопнул тяжёлую дверь и с лязгом задвинулся засов. Узник прибыл «домой», так как теперь, до суда домом его стала вот эта небольшая и сырая камера.
Здесь следует уточнить, что оковы, одеваемые арестантам, соединялись тяжёлой цепью. А ножные, кроме прочего, создавали неудобства при ходьбе, так как арестант в них фактически мог лишь делать полшага. А посему передвигался достаточно медленно. Теперь можно представить, какое облегчение испытывал узник, когда его расковывали.
А сейчас мы опишем и само узилище в целом, а отдельно – камеру в этом Алексеевском равелине.
Само здание находится с западной стороны Петропавловской крепости и прикрывает Трубецкой бастион. Сие название пошло от царевича Алексея, сына Петра I, который в 1718 году содержался в бастионе.
На территории равелина в 1769 году возвели деревянную тюрьму, которую в конце 18 века переделали в каменную. В ней было 20 камер для политических заключённых. Она так и простояла до конца 19 века, когда её разрушили. Формой напоминала треугольник с равными сторонами. Внутри – небольшой дворик с садиком. Окна камер выведены были на внешний двор равелина. Только некоторые - с видом на Неву. Словом, это была «секретная» тюрьма для важных государственных преступников. Садик, мы не оговорились, читатель, состоял из двух берёзок, кустика чёрной смородины, мелкой травы да дорожки для прогулок, буквально в несколько шагов.
Размеры камер для узников, хотя и разнились, но не слишком, и все были весьма невелики. От 5 до 12 шагов в длину, 4 – 6 – в ширину. Освещались они свечкой, стоявшей на столике в кованом железном подсвечнике в форме мелкой кружки с ручкой. Но свеча давалась далеко не всегда, по велению начальства свыше.
Поэтому декабристы звали сии камеры гробом, мрачным и сырым вдобавок. По большей части, они сидели в полумраке. Свет коротких зимних дней лишь немного проникал через забелённое окно.
Обстановка камер была предельно простой. Кровать с тюфяком, двумя подушками и шерстяным одеялом, стол, жёсткий стул-кресло и деревянная кадка-параша, издававшая постоянное зловоние.
Печи топились из коридора. В двери был прорезан глазок, дабы караульные могли наблюдать, время от времени, за узником. Стены окрашены в жёлтый цвет, потолок побелен. Заметен был недавний лёгкий ремонт. Все окна были забраны толстыми коваными решётками из железных полос.
В связи с частыми наводнениями, в крепости была постоянная сырость. И посему в камерах в изобилии водились мокрицы, тараканы и прочие насекомые. Тараканов, кстати, было великое множество. Кроме них, присутствовали и блохи, весьма кусачие.
Сами по себе, кровать-нары были покрыты слоем лоснящейся грязи. С низких сводов казематов свешивались лохмы паутины.
На стол ставилась кружка с водой. В некоторых камерах ставили лампады-ночники, испускавшие жуткую копоть. Она проникала в нос и лёгкие заключённых, так что при сморкании либо отхаркивании из носа и рта узника вылетали чёрные ошмётки.
Кровати сколочены из нескольких досок, соединённых между собой железными полосами. Соломенный тюфяк и подушки лежали обычно на паре узких досок, с большим прогалом между ними. При этом, доски часто были различной толщины, но тюремщиков сей факт мало заботил – «не на отдыхе, чай, господа хорошие, дабы прочим неповадно было бунтовать супротив власти».
Простыни представляли собой грубую холстину и были весьма грязные. Столы, как и стулья, были обычно хромыми. Их приходилось ставить к стене, чтобы не упали. Подушки набиты соломой.
В некоторых камерах, кроме прочего, в стену вмурованы были железные цепи. По приказу свыше, некоторых узников к ним приковывали. Уточним, что арестованных, на допросы и обратно, доставляли в кандалах. А таких, как «злодея» Пестеля, в ручных и ножных.
Ручные оковы представляли собой два браслета, соединённые металлическим стержнем. Весили они 23 фунта, то есть свыше 9 килограммов.
Кого и каким образом содержать, заковывать в «железа» или нет, решал самолично новый Российский император.
Книги в камеры давались только религиозного содержания. Посуда не изобиловала разнообразием. Глиняные миски и деревянные ложки. Но вот, в Алексеевском равелине, ложки были серебряными. Ножей же и вилок и в помине не было.
Пища была однообразной: жидкая похлёбка да плохо пропечённый хлеб, либо неважно сваренная на воде каша из крупы. И опять-таки, по монаршему изволению, отдельных «злодеев» длительное время держали лишь на хлебе и воде.