На пригорке Фёкл остановился и, затаив дыхание, не сводил глаз с озера, его берегов, местами заросших камышом, рябиной, с нескольких лодок с рыбаками. С той стороны берега нашел свое любимое рыбацкое место - три сосны. Эти деревья с широкими кронами, прятавшими его от жаркого летнего солнца, от холодного осеннего дождя, вроде бы, так и не изменились. Постоял и, найдя тропку, с какой-то легкостью на душе начал спускаться по ней в свое детство. И ведь лет двадцать, как не был здесь, и, подумать только, не тянуло.
Почему? Здесь ему никогда не удавалось поймать крупного карася, как ребятам с его двора – Кольке Хлестову или Витьке Якименко. Ну не везло. А вот когда с друзьями выезжал за город, на большие озера, то там будто какая-то сила снимала с него рыбацкое невезение и одаривала хорошим уловом, которым ему хотелось всегда похвастаться перед своими сверстниками. С тех пор он перестал рыбачить на этом озере, поэтому, пожалуй, и дорогу сюда забыл.
Сбежав к небольшому родничку, набрал из его небольшого колодца, вымытого в каменной плоти, полные ладони хрустальной воды. Попробовал её, охнул от холода, сковавшего ледяной силой зубы. Как в детстве. Еще раз отхлебнул из ладони родниковой воды, прищурился, но распробовал – вкусная!
Перепрыгнув ручей, бегущий к озеру, направился к своим любимым соснам.
- Только осторожнее, удочку сломаете! – кто-то окрикнул его старческим голосом.
- Извините, - остановился Фёкл. В метре от него перекрыл проход через тропинку узкий желтый кончик пластиковой удочки. Подошел поближе, переступил через него и только сейчас увидел в узком проходе камыша старика в белой кепке, жующего папиросный бычок и внимательно разглядывающего что-то в руках. – Ох, ты, Иван Павлович, не вы ли это?
Дед, услышав свое имя отчество, посмотрел на Фёкла, но, видно, не узнал в нем того пацаненка, с которым в давности ходил сюда рыбачить.
- А ты кто?
- Иван Павлович, да Фёкл я, Мишка – сорванец, так вы меня любили называть.
- Мишка?! Ой, малец, так разве тебя забудешь! Как же ты вырос, а? Так лет эн-то, - и запутавшись, махнул рукой, - так тебя, говорили-то у нас, что убили.
- Да нет, Иван Павлович, как видите жив. Пытались убить…
- А женка-то здорова?
- Здорова, здорова, в деревню мы уехали с ней, там и живем.
- Во-от как, садись, поговорим.
Михаил спустился, прошел по узкой доске, прятавшейся в зарослях камыша, и присвистнул от удивления: дед сидел на скамейке, прибитой к деревянному настилу из толстых досок, покрашенных в светло-зеленый тон.
- Садись, садись, - дед показал на скамейку с другой стороны настила, - места хватит. А с детьми как?
- Да, что-то нам не повезло, так и живем вдвоём. Хозяйством небольшим обзавелись, картошку выращиваю на двух гектарах, капусты – полгектара, трактор имею, прицепы, кур выращиваю, - на жизнь хватает.
- Молодец! Весь в отца пошел, Сашка тоже был весь в делах, никогда и ничего ни у кого не просил, не любил твой старик унижаться.
- Спасибо, Иван Павлович, за добрую память.
- Давай, у меня целый термос чаю, не с кем и распить-то его.
Михаил, слушая деда, внимательно следил, как тот разминает в руках прикормку. Вспомнил, как Иван Павлович обучал его этому ремеслу. Брал половину буханки ржаного хлеба, мельчил ее, добавлял в эту кучу чайную ложку сухого какао, вторую – сахара-песка, чуть-чуть соли, муки гороховой…
- На карася?
- На него хитреца.
- И как, Иван Павлович?
- Да никак, нет клева сегодня.
- А чесночка не пробовали?
- Эх, хитрец, и про это помнишь?
Чай был горячим. Михаил пил его вприкуску с кусочками рафинада, как Иван Павлович, и наслаждался запахом мяты, на которой он был настоян.
- А мне вот уже семьдесят вчера стукнуло! – то ли похвастался, то ли пожаловался Комаров.
- Что-то не похоже, - улыбнулся Фёкл, - я бы вам, Иван Павлович, меньше дал.
- Вот, хитрец, а? Я ему поплакаться решил, а он подбадривает.
- Наверное, весь дом вас приходил поздравлять с юбилеем?
- Да не там я сейчас живу, а у сына, - прищурился Иван Павлович.
- С женой?
- Нет больше её, убили, - махнул головой Иван Павлович.
- Как так?
- Да, с сыном и внуками мы гуляли по городу. Анна переводила внука через дорогу, Колька снимал их на видеокамере. Все такие счастливые были, и вдруг с автомата начали стрелять в Пратасова, и в Анну угодила пуля, прямо в голову, даже и не поняла, что умерла, - потупился Иван Павлович.
Михаил напрягся и задумался, о том, о чем ему сейчас дед рассказал, о гибели Пратаса. Вот, кто, значит, был свидетелем убийства его директора.
- Извините, Иван Павлович, Царство Небесное вашей жене. Извините.
- Да, что там извиняться, Мишенька, столько лет с тех пор прошло. А Колька в тот же день запретил мне домой ехать, с тех пор так и живу у него.
- Да уж, - Фёкл достал несколько шоколадных конфет из кармана, одну из них протянул деду. – Иван Павлович, а Коля случайно не снял того, кто стрелял?
- Нет, Мишенька, только мотоцикл, с которого стреляли. Колька сам решил найти убийцу, только взялся за это дело, а его кто-то выследил и предупредил, если хоть слово скажет, то всех убьют, и меня, и внука.
- Иван Павлович, а пленка-то сохранилась этого убийства?
- У Кольки спрашивай, - тяжело деду стало, вытащил из нагрудного кармана пиджака упаковку с таблетками и парочку из них положил себе в рот. – Не хочешь валидола?
- Спасибо, - Михаил, сам не ожидая от себя такого поступка, взял одну из таблеток и положил ее под язык. – Спасибо, Иван Павлович, я у Пратаса в то время работал, вфу-у-у. Тоже что-то на сердце тяжело стало. И меня тогда пытались убить, как Пратасова Георгия Николаевича, да люди вовремя помогли.
- И что ж вы там такого наделали с ним? Деньги украли?
- Да нет, Иван Павлович, конкуренция.
- Чтой-то такое?
- Да, когда все хотят получить одну работу, которая хорошо оплачивается. Дорогу строить или дом. Вот и стараются руководители частных фирм ухватить этот лакомый кусочек себе, а кто им мешает… Вот так вот.
- Чтой-то, бандиты?
- А как хотите, Иван Павлович, так и называйте их.
- Вот как. Так что ж и ты теперь директор?
- Поэтому и убить хотели, чтобы мне им не стать.
- Вот, как! – удивился дед. – Так ты, чтой-то, теперь не Фёкл?
- Да все теперь нормально, Иван Павлович, так и остался Фёклом, только по делам в город приехал и скоро опять к себе в деревню поеду.
- Молодец!
- Спасибо, Иван Павлович, а у вас клюет, тащите!
Карась был небольшим, с ладошку, но сопротивлялся в воде, как огромная рыбина, пытаясь уйти в камыш. Но рыбацкий опыт Ивана Павловича, на вид уже дряхлеющего мужчины, не дал рыбе никаких шансов спастись.
- 2 –
Сын Ивана Павловича обрадовался встрече с Фёклом. Долго жал ему руку, похлопывая по плечу Михаила, и если бы не отец, то неизвестно сколько бы еще продолжали они стоять с неожиданным для всех гостем в коридоре, повторяя друг другу одни и те же вопросы о жене, детях, как живут, чем занимаются и т.д., и т.п. Вопросы, как сухой горох ссыпались на твердую поверхность и отрикошечивая от неё, повторялись и повторялись, чуть-чуть меняя свой смысл, что еще раз подчеркивало большую радость хозяев квартиры от этой встречи.
Жена Николая, веселая хохотушка, как шерстяной колобок, крутилась перед ними в гостиной, накрывая стол разносолами, но сколько не просил её Николай принести графинчик с водкой и подать хотя бы вилки, она отмахивалась: «Подождите!»
А «подождите» оказалось большой кастрюлей с ухой, выставленной на середину стола и чашкой с вареной рыбой, от которых шел пар с запахом укропа, лаврового листа. А за этим сразу же появись глубокие тарелки с ложками, долгожданный графинчик, стаканчики и тост.
Иван Павлович после первой рюмки заметно охмелел, разговорился. Ему было что вспомнить из своей долголетней рыбацкой жизни. В этом году они ездили с сыном на водохранилище и привезли оттуда карпа весом более десяти килограммов.
- Вот-то рыбина. Колокольчик на донке зазвонил, Мишенька, чувствую, торопиться не стоит. А Колька все топчется, все пытается подсечь, а я его не пускаю, - Иван Павлович поднял свой стаканчик, в котором почти ничего не оставалось после первого тоста, и плеснул в рот. – Я ему говорю, Колька, это карп. А он, так давай, подсекай, батя, а то уйдет. А я ему говорю, нет, на этой донке макуха, пусть ее минут двадцать сосет, а тогда и подсечем. А он мне говорит, нет, мол, на этой донке червяк. Долго спорить с этим парнем не удалось, подсекли.
Ой, Мишенька, а какое удовольствие я получил, когда тянул его. Ведет сильно, хорошо леска толстая, сопротивляется, а я тяну, а в душе, Мишенька, юнец. Вот бы еще туда хоть раз съездить!
- Батя тащит его, а сзади нас две семьи отдыхало, на своих машинах приехали. Так они, Мишь, болели за отца, представляешь, как на футболе: оле-оле-оле, рыбак!
- А когда начал подтаскивать его к берегу, ох, как он дал, - и Иван Павлович поднял свои тонкие ладони, показывая их Михаилу, - леска стянула руку до посинения, и если бы не мужик сзади, то навряд ли бы спас руку.
- Что, так сильно сопротивлялся.
- О-о-о! Да еще как! А подсака у нас на него и не оказалось, так Колька с тетками, мужиками забежали в воду и вытолкали эту громадину на берег. Если бы не они, то навряд ли бы мы вытащили эту хрюшку.
- А я как увидела его, так и чистить отказалась, у него вот такая шелуха, - Марина, жена Николая, сложив две ладони на всю ширину раскрыла сложенные большие пальцы с указательными.
- Вот повезло! – согласился Михаил. – А я все никак не выберусь на рыбалку.
- О-о, приезжай к нам на следующую пятницу, мы с батькой снова собираемся на водохранилище, на ночь…
- Если получится, обязательно.
- А малыши где ваши?
- Где-где, на улице. Они, видишь ли, уже взрослые стали. Иришка с мальчиком из старшего класса на аттракцион пошла, а Валька уже жених, в колледж поступил, влюбился в учительницу-студентку и теперь ей проходу не дает.
- Это учительница вам пожаловалась на сына?
- Та, куда там, она в него сама по уши влюбилась, так что теперь не знаем и чего ждать, - вздохнула Марина.
- А разница в возрасте большая?
- Да, пигалица совсем, на полтора года старше его…
- Так что делать собираетесь?
- А! – махнула рукой Марина, - я завтра с ней встречусь и поговорю, как нужно. Пацан, студент, молоко на губах не обсохло, еще не знает, как рубль зарабатывается, а тут пришел, ногой стук, хочу жениться! – Марина встала и вышла в соседнюю комнату.
- Ну вот, - поднялся из-за стола и дед, - а на себя посмотрите, Коль? Ты же в училище тоже в Маринку влюбился, а она у вас, помнится, в библиотеке подрабатывала, и тебя старше на три с половиной года. И че? Живете же.
- Батя, ну то были другие времена.
- Какие другие? Чтой-то не пойму. Если для себя, то те времена: влюбился – хочу жениться, а если сын их – то другие времена, сначала научись рубль зарабатывать, а потом женись. Так ты себя вспомни, женился и вот здесь, - Иван Павлович похлопал рукой по своей шее, - два года со своей любимой у нас с матерью просидел. Так и внук пусть женится! В вас пошел!
Дальше разговор не пошел. Дед выпил еще немножко водки и пошел на балкон, Михаил к рюмке не притронулся.
- Коля, ты уж извини, много тебе рассказать не могу, так как я еще кое для кого считаюсь убитым.
Услышав эти слова, глаза у Николая расширились, но что-то ему сказать по этому поводу Фёкл не дал, подняв ладонь.
- Так вот, Пратас, которого убили вместе с твоей мамой, был моим директором. Если можно, дай мне посмотреть те видеосъемки, которые ты сделал.
- Зачем?
- Коля, приди в себя. Может в кадр попал убийца, у меня тоже есть желание с ним рассчитаться.
Николай еще с минуту смотрел в глаза Михаила, о чем-то думая. А потом резко поднялся и пошел к шифоньеру, что-то разыскивая на его полке.
- Садись у компьютера, сейчас включу, только сам все, а то не выдержу, - и, протянув Михаилу флэшку, Николай вернулся за стол.
Что такое радость, счастье? Это когда все, о чем мечтал, начинает сбываться. У Анны Сергеевны с Иваном Павловичем появились внуки. Людям, в молодости создавшим семью, родившим и воспитывающим сына с дочерью, некогда было вложить себя полностью в их развитие, обучение не только школьным предметам, но и морали.
Причин, мешающих этому, если задуматься, было предостаточно. Зарабатывание необходимых средств для создания всех благ, начиная с покупки кооперативной квартиры, одежды, питания. На другие блага у Соболевых денег не хватало, так как в сутках заложено двадцать четыре часа, а не сорок восемь.
Иван Павлович считался прекрасным чертежником, Анна Сергеевна – сметчицей. Они работали с утра до позднего вечера в своих конторах, а в выходные дни – у себя дома, подрабатывали. И поэтому молодой семье Соболевых некогда было не то, что посмотреть школьные дневники у своих чад, а позаниматься с ними уроками, послушать их рассказы о своих школьных проблемах, зимой сходить на каток или на соревнования, в которых участвовали их дети. Даже поругать или похвалить времени не хватало: работа была превыше всего, и за обеденным столом детки слушали рассказы родителей о повышении стоимости строительных материалов, о срыве плановых заданий, о недостатке средств на закупку сантехнических труб, кирпича, плит, кабелей, черепицы…
И вот, наконец-то, Соболевы выкупили кооперативную квартиру, обновили в ней мебель, можно и вздохнуть, снять с себя тяжелейшую поклажу по приработкам и заняться, как мечтали, воспитанием детей. Но, как оказывается, сын с дочерью уже выросли. Опоздали родители. А что дальше делать? Помогли им поступить в инженерно-строительный институт, который те закончили хорошо, дочка осталась работать в вузе, к родителям в Снежногорск не вернулась, а вот сын приехал назад.
Устроился в ремонтно-строительное управление каменщиком, через полгода назначили Николая мастером. Родители гордились своими детьми, но самой большой радостью стал следующий поступок сына: он привел в родительский дом свою девушку, уже беременную Марину, которая через несколько месяцев родила им прекрасного внука Валентина.
Иван Павлович с Анной Сергеевной были очень благодарны сыну, и наконец-то у них появилась возможность посвятить себя воспитанию малыша, давая возможность сыну полноценно заниматься своей работой. Через полтора года появилась внучка Ирина. Забот у стариков удвоилось, но самое главное, они были счастливы и называли себя не дедушкой и бабушкой, а родителями под номером два.
И вот в тот день они гуляли по городу всей семьей. Николай снимал на видеокамеру своих родителей с детьми. Анна Сергеевна пятилетнему Вальке и трехлетней Иришке объясняла, как работает на улице светофор. Потом вышли на площадь, где была расположена муниципальная администрация города, здесь автомобильное движение было запрещено. Пропускали машины только мэра города, его замов и некоторых олигархов.
Николай снимал на видеокамеру мать, ведущую за ручку малышей издалека, то приближая сына, лижущего мороженное, то дочь, держащую в одной руке бабушкин палец, в другой куклу. Урывками Николай переводил камеру на красиво облицованное здание администрации, голубые ели, выстроившиеся по аллее, уходящей в небольшой парк, как солдаты в карауле. Потом снова Николай медленно переводит камеру на свою мать с детьми, наблюдающими за стайкой голубей, бегающих вокруг них. У малыша выпало из рук мороженное, и он хочет его поднять, но бабушка уговаривает внука этого не делать. Она достает из сумочки конфету и подает Валентину. Малыш берет ее, улыбается бабушке и бросает ее голубям, те тут же взлетают. Испугала их не конфета, а машина, остановившаяся рядом. Из нее выходит Георгий Николаевич Пратасов…
Фёкл смотрит на него и смахивает с лица набежавшую слезу. Никогда не было у него к Пратасову плохих чувств, он уважал этого огромного парня, сделавшего себе такую серьезную карьеру. Даже в чем-то завидовал ему. Только в чем, когда задавал себе этот вопрос, ответа не находил. Наверное, все же из-за того, что тот умел жить красиво в этом нелегком мире…
Пратасов что-то с улыбкой говорит бабушке и ее внукам. Николай его приближает, потом передвигает камеру в сторону своей матери, которая, получив невидимый мощный удар в лицо, резко откидывает назад голову и - падает. Камера замерла на лежащей женщине, хорошо видно, что из-под затылка начинает выступать кровь, образуя лужицу. Камера падает, скорее всего, на бордюр и продолжает работать, снимая упавшего около машины Пратасова, подбегающего к нему мужчину в пиджаке и пытающегося его то ли поднять, то ли оказать ему помощь.
Фёкл хотел было отключить видеофильм, но что-то его остановило. Вернувшись назад к Пратасову, разговаривающему с женщиной и детьми, начал внимательно просматривать второй план. Все чисто, близко никого нет, только на другой стороне площади стоит человек в светлой куртке и что-то рассматривает в своей руке. Остановил кадр и попытался приблизить его к себе, удалось, но лицо человека расплывалось. Вернул кадр назад и еще раз попытался немножко приблизить. Скорее всего, мужчина говорит по рации. Прокрутил кадр назад и в замедленном движении стал прокручивать вперед. Да, тот человек говорит по рации.
- Что там тебя заинтересовало? – спросил Николай.
- Человек за Пратасом, он вроде по рации говорит.
- В полиции сказали, что это охранник. Я потом не раз ходил на площадь и видел их, ходящих вокруг администрации с рациями.
- Да, Коля, прими от меня соболезнования.
- Ладно, хватит, - Николай подошел к компьютеру и выключил его. Пойдем, помянем мою маму с Пратасовым.
Лицо Николая стало красным, он не стеснялся слез, скатывающихся одна за другой.
Посидев еще немножко за столом, Фёкл извинился перед хозяевами и пошел к двери. Марина с Николаем проводили его.
- Ладно, ребята, извините меня за такое неожиданное появление. Потом, как будет возможность, расскажу о себе и обязательно приглашу вас в гости. У меня есть задумка начать строительство небольшой фермы, современнейшей. Сейчас подбираю проект.
- О-о, это интересное предложение, - оживился Николай. – Как начнешь готовить проект, обязательно помогу подобрать хорошие строительные материалы. Так что, Миша, нас не забывай.
- Вот жизнь, правду говорят, земля круглая, пойдешь и обязательно встретишь старых знакомых, - и, обняв Николая, вышел из квартиры. Но тут же остановился и спросил: - Коля, а ведь тот охранник, что на площади был, нарушил форму одежды. Они ходят в черной форме, а этот в светлой куртке, джинсах. Ты передавал эту запись в полицию?
Николай приложил палец к губам, мол, не говори лишнего, и побежал по ступенькам вниз впереди Фёкла.
- 3 –
Вечерело. Солнце скрылось за соседним домом. Михаил остановился, прислушиваясь к шелесту тополей, перебиваемому криками малышей, играющих в песочнице. Двор неухожен, весь в ямах, скамейки сломаны, кругом мусор. В таком же состоянии и сам дом, во многих местах штукатурка со стен осыпалась, и никому дела не было до строительного мусора, лежащего в палисадниках. Дорожка узкая, оставленные на ней автомобили мешали проезду других машин, и водители, чтобы бока их машин не чиркнул проезжающий транспорт, наполовину заезжали на пешеходную аллею.
Фёкл остановился между черными джипами Мерседесом-бенцом и БМВ Х-6 и с нескрываемым удивлением посмотрел на Николая. Но тот, проходя мимо Фёкла, ухватился за его мизинец и потащил за собою:
- Миша, здесь стоит видеокамера и все фиксирует, пойдем дальше, - прошептал он и только на углу дома остановился, глубоко вздохнув, сказал, - это машины одного блатного. Чем занимается, не знаю, но здесь постоянно по утрам стоит куча гасторбайтеров и все смотрят на окна третьего этажа. Мужика зовут Абашкой, что это - кличка или фамилия, не знаю. Он, когда проходит рядом, все время с издевкой смотрит на тебя и ключом от машины на пальце крутит. Не переношу его, если попадается на пути, то стараюсь на него не смотреть. Мужик сам по себе крупный, по походке видно - боксом или чем-то таким еще занимался. Ему где-то около пятидесяти.
- А откуда знаешь, как его зовут?
- Так, когда проходишь мимо гасторбайтеров, они только и произносят его имя, и все ждут, когда спустится к ним. Вечно ему что-то передают в пакете или свертке. Он его берет, как грязную вещь, бросает в багажник и уезжает. Никогда не видел, чтобы он с ними разговаривал.
- Да, чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь, - похлопал по плечу Николая Фёкл.
– А машины-то у него крутые.
- Не только машины. Вчера вызывал электрика, провод в спальне перегорел. Разговорились, общительный мужик такой, рассказал, что его недавно вызывал к себе Абашка, вернее, его жена, вспыхнул тройник. Так вот, у него двухэтажная квартира, две лестницы идут на второй этаж, два туалета, две ванные, у входа на стене телевизор висит – диагональю в три метра, представляешь? В четырех комнатах - такие же!
- Коля, успокойся, это для них нормально. Вот если бы у него был свой вертолет или самолет! Хотя, и это в их кругах у многих имеется. Так что, успокойся. – Фёкл осмотрелся и одернул Николая. – А вот и сам Абашка.
Николай полуобернулся назад и прошептал:
- Он самый.
- Даже удивительно, если это такой богатый человек, как ты говоришь, почему здесь живет.
- О, чуть не забыл, твоя квартира теперь его.
- Правда?
- Как слухи пошли, что тебя убили, недели через три твоя жинка пропала. Ну, мы не знали сначала об этом, так встречались иногда с ней на улице. Когда о тебе спрашивал, плакала, ничего не говорила. А потом, к Новому году кто-то участкового вызвал, вскрыли дверь, в доме никого, пылища и все. Опечатали квартиру, разные слухи по городу о вас с ней ходили. В январе он стал жить там. Ну, моя мать у него спросила, мол, квартиру купили? Он, да, говорит. А где же Фёкл с женой? А, говорит, деньги взял и ушел, вот и все.
- Даже, получается, никто в фанфары и не забил по моему исчезновению, - спросил у Николая Михаил.
- Так, - растерянно развел руками Соболев.
- Да, что говорить, Коля? О чем? - когда у каждых своих проблем по горло, что тогда думать о чужих.
- Так ты продал ему свою квартиру?
- Погоди, не дави. Каким он тогда был? Ну, машины крутые у него были, как сейчас?
- Да, вроде, нет, - задумался Николай. – Какой-то импортный джип у него был, но старый. Я о нем больше ничего не знаю. Извини. В том доме еще один раз видел, как он нашего соседа за грудки взял. Такой сильный мужик, приподнял его да как двинет. Силищу имеет огромную, такие ручищи, - Николай сложил две свои ладони. – Не хотелось бы под такой молот попадать.
- Да уж, - вздохнул Михаил и, отвернувшись от Николая, отступил с дороги на тротуар, пропуская джип Абашки. – Ладно, давай руку, - и, пожав её, пошел к автобусной остановке.
- Миша, - догнал его Соболев. – Еще один вопрос, - и, забежав впереди Фёкла, спросил, - так о тебе можно другим рассказать?
- Не понял?
- Ну, что ты жив?
- А, - пытаясь спрятать, невесть откуда взявшуюся улыбку, сказал Михаил. – Ну, если видишь, что я без грима, хотя… Да нет, говори людям, все нормально у меня. Думаешь, он узнал меня? - махнув подбородком куда-то в сторону, спросил Фёкл.
- Больно быстро ехал.
- А вот я его совсем не узнал, представляешь. Кто сейчас в моей квартире живет-то, не знаешь?
- Так его первая жинка. Ну, может, помнишь Алку с «Б» класса, такая стройная - во (!), рыженькая была. Я тогда на нее западал. Да, - глаза у Николая поплыли, но он тут же взял себя в руки. – Извини, так вот. Абашка сюда с другой бабой въехал, симпатичная такая молодушка, черноволосая, строптивая! Один раз одно слово ей всего лишь сказал, чтобы не сорила в подъезде. Если б ты видел, какое цунами подняла, чуть с ума не сошел. А потом этот бык на меня так посмотрел, думал, убьет.
- Ну ладно, хватит об этом. Для меня сегодня так неожиданна была встреча с твоим отцом, потом с тобою. Спасибо, - Михаил потер кулаком по груди. - Как живешь-то?
- Ты же видел.
- А где работаешь? А то так и не поговорили.
- В дорожно-строительной компании. Ушел из градостроительства, воровство на воровстве. Когда начинаешь строить дом, с кучей проблем сталкиваешься, в итоге кирпича нет, из-за этого и стены поуже. И так далее. Смотришь - кровью сердце обливается. А когда еще твоя компания вдруг становится банкротом, а потом ее выкупает жена хозяина, и цены на квартиры взлетают в два раза, диву даешься…
- Да, знакомая история. И кем работаешь?
- Прорабом, на семнадцатом километре федералки ведем сейчас ремонт дороги. Еще пять километров осталось.
- А проезд там остался?
- Конечно, три раза в сутки ведем пропуск транспорта по сорок минут. А когда ремонт дороги по болоту закончим, то по времянке машины пойдут. Ну, сам знаешь, вроде в такой же фирме у Пратаса работал.
- Да, да, - еще раз пожав руку Николаю, Михаил развернулся и, ускоряя шаг, пошел в сторону остановки. Не доходя до неё, проголосовал, остановились «Жигули», и, сев в машину, Фёкл уехал.
Николай еще с минуту постоял, о чем-то думая, раздавил в руках так и не прикуренную сигарету и бросил в урну.
- 4 –
Подняться в свою бывшую квартиру Михаил решился только поздним вечером. Вечером, когда во дворе остались только дети, он потихонечку направился к подъезду, набрал цифру тридцать шесть.
- Кто! – в домофоне раздался громкий голос подвыпившей женщины.
- Я! – тут же нашелся Фёкл.
- Водка есть?
- Две! – воскликнул Михаил.
- Вперед!
Михаил поднимался по лестнице медленно, сдерживая нервы. Сколько лет прожил здесь, и с родителями, и с братьями, и с женой. Жил полной жизнью. В тридцать третьей квартире жила самая добрая в мире бабушка Варя, которая не раз угощала Мишку с друзьями вкусными булочками, сухарями. А напротив дядя Федор, который ненавидел лающих собак. И как только слышал, что во дворе какая-то «забрехала», выскакивал и гонялся за ней с костылем. Так и прозвали его ребята Костыль.
А вот и родная квартира, дверь осталась той же, как и номерок, приклеенный Михаилом вверху с правой стороны. Почему? Отвечал любопытным, чтобы спрашивали.
Дверь открыла уже немолодая женщина, с большими мешками под глазами. Михаил даже несколько опешил, увидев её. Алла была совсем не похожа на себя: глаза опухшие, губа разбита, а лицо какое-то бледно-серое. Фу, ты гадость.
Алла уперлась глазами в Фёкла, видно, пытаясь вспомнить, кто это такой. Но потеряла равновесие и, схватившись обеими руками за ворот куртки Михаила, дыхнула на него таким вонючим перегаром, что Фёкл еле удержался.
- Азот-та давай, - начал подыгрывать пьяной женщине Михаил.
- Азот! – во все горло закричала Алла.
Михаил, чтобы не привлечь к себе внимание соседей, подтолкнул женщину в прихожую и закрыл за собой дверь.
Азот не появился. Он спал в кухне, облокотившись головой на лежащие на столе руки, храпел.
«Этого только еще не хватало!» - подумал про себя Михаил. Но, к счастью, после того, как тряхнул пьяного мужика, тот поднял голову. Михаил тут же отдернулся, словно испугавшись мужика с огромным синяком под левым глазом.
- Чё? – протянул тот глухим басом. – Ты кто?
- От Абая, - прошептал Михаил.
- Нет, - махнул рукой Азот. – Сам пусть, - глаза у мужика поплыли куда-то вверх, потом вниз, но тут же, словно его что-то ударило током, он резко дернулся и начал приходить в себя.
- Ты кто?
- Федя, - поправив приклеенную бородку, сказал Фёкл.
- Зачем?
- Дело есть.
- Сколько?
- Пятьдесят.
- Мало, - Азот покачал головой. – Давай, - и, видно, пытаясь что-то сложное пересчитать в уме, внимательно посмотрел на Михаила. – Сто!
- Да, - сказал Михаил и поставил на стол бутылку водки.
- Сто?!
- Д-договорились, - подыграл Фёкл.
- Давай, - и Азот, взяв бутылку водки, резко взболтнув её, поднес горлышко ко рту, но ни одна капля из закрытой бутылки так и не капнула, что удивило мужика. – На! – протянул он ее Михаилу.
Михаил, свернул пробку, сделал глоток из бутылки, сморщившись, протянул её Азоту. Тот, тут же подхватив бутылку, поставил на стол в сторону и уперся глазами в Михаила.
- Кого?
- Фёкла.
- Кого? – Азот, протерев свои черные усы, словно расправляя их, икнул. – Кого?
- Фёкла.
- Фёкла? – и, вытянув руку к Михаилу, сдавил пальцы, показывая, что что-то хочет получить от него.
- Потом, - нашелся Михаил.
- Какой Фёкл? - проснулась Алла. – Абашка его убил. Нет больше Мишки, - и упала заново головой на стол.
- Не ври, - сказал Михаил.
- А чей-то врать, - буркнул Азот и, сдавив губы, пытался что-то вспомнить. – Фёкл, говоришь? – сделав несколько глотков из бутылки, громко втянул в себя носом. – Давай, - потянулся своей рукой к щеке Михаила и, хлопнув по ней пальцами, закачал головой. – Тс-с-с!
Михаил вытащил из раковины, заваленной бутылками из-под водки, вина, консервными банками, нож. Он был сломанным. Его кончик торчал в одной из консервных банок, так и не вскрытой. И, посмотрев на Азота, резко придвинулся к нему и приложил лезвие к горлу:
- Где Абашка?
Тот, услышав вопрос, несколько поморщился, пытаясь прийти в себя, и снова замотал головой.
- Где Фёкл?
Азот выпучил глаза, он никак не мог понять, что от него хотят.
- Где Фёкл? – этот вопрос Алле тоже был непонятен. Она безумно смотрела на Михаила. – Где? - приподняв ее и, хлестнув по лицу, повторил свой вопрос Михаил.
Алла замотала головой, встала на ноги и, качаясь из стороны в сторону, отправилась в коридор, открыла дверцу шкафа-инвалида и вытащила из него большую женскую сумку, набитую бумагами. Пытаясь устоять, она с размаху кинула сумку в Михаила, пятясь назад, обо что-то споткнулась и, не удержав равновесия, шмякнулась спиной о стену, по которой сползла на пол. Больше что-то сделать у неё сил не хватило, уснула.
Фёкл стал перебирать каждую бумажку, вытащил стопку перетянутых резинкой пятитысячных купюр, которую отложил в сторону, больше денег в сумке не было, только несколько пластиковых карт сбербанка в конвертах с листиками кодов, и на каждом из них цифры – двести пятьдесят тысяч.
«Видно новые поступления за работу, - подумал Фёкл, - но кто будет, спрашивается, доверять такому пьянице серьезную работу?».
И вот, наконец, он нашел то, зачем пришел сюда: доверенность о передаче квартиры Михаилом Александровичем Фёклом в собственность Абаша Малика Туробова.
«Фу-у», - потер лоб Фёкл и посмотрел на стопку купюр и конверты с пластиковыми картами. Да, как хотелось все это сейчас положить себе в карман, как чесалась левая ладонь.
Дверь скрипнула, Михаил посмотрел назад, и в тот же момент что-то сильно обрушилось на голову...
Голова была очень тяжелой, во рту сухо. Попытался приподняться и осмотреться, но что-то мешало этому. Что? Руки стянуты сзади, из-за чего онемело правое плечо. Хотел было застонать от боли, но вовремя удержался, услышав громкий раздраженный мужской голос. Кто это?
- Мне за тобой постоянно подтирать? – голос был вроде знаком. – Нет уж, разберешься с адвокатом и сюда. Всё! Нет! Да пошел ты. Да мне плевать, все! - и снова что-то обрушилось на Михаила.
«А-а-а-а… - эхо непонятного звука то уходило куда-то далеко, то резко приближалось, залезая в ухо, словно жук, с жужжанием. – Ты-ы-ы-ы. И-и-и-и! – и снова приближается и вот-вот ворвется, просверливая насквозь голову, - а-а-а-а!»
Михаил прикрыл глаза, лицо было мокрым, правое ухо саднило, словно кто-то лез в него, типа жука, царапая кожу, барабанную перепонку. Но жук уже залез в мозг, все глубже и глубже и его просто необходимо было схватить и вытащить из уха… Но кто-то ему этого не давал сделать, хватал за руку и удерживал её.
«Ми-и-и, - эхо снова приближалось и вот-вот начнет с жуткой болью буравить голову, - ша-а-а-а!»
Фёкл открыл глаза и никак не мог понять, что такое огромное на него смотрит.
- Это я-я-я!
- Кто-о-у-у! – просипел Фёкл и только сейчас начал узнавать лицо Николая. – Соболь!
- Чщ-щ-щ, - шипел он. – Нужно торопиться, Ми-ш-ш-ш, поднимайся.
- У-у-м-м, - замычал Михаил.
- Ничего, ничего, поднимайся, а то будет поздно…
Только спускаясь с первой ступеньки, Михаил почувствовал, насколько он обессилел, но понимал, что сейчас происходит что-то очень важное для него, начал больше и больше опираться на ноги, придерживаясь за плечо Николая. Каким долгим казался этот спуск по ступеням, которых он не видел, а только чувствовал, когда ноги то упираются во что-то твердое, то проваливаются... И вот наконец-то, спуск закончился. Михаил осознавал, что его занесли в какую-то комнату, кладут на что-то мягкое, обтирают голову. На вопросы: «Тебе больно?», он только пытался качнуть головой, мол, нет, чувствует только тяжесть и желание поддаться чувству покоя, которое увлекает за собой в бездну…
- 5 –
Михаил открыл глаза, но никак не мог понять, где находится. Осознавал, что лежит на диване или кровати в комнате с выключенным светом, но сейчас не ночь, а скорее всего утро, за шторами наливается белый молочный свет. Да, в таком состоянии он бывал редко, когда был в гостях у друзей и терял контроль над употреблением алкоголя, а потом приходил в себя в своей квартире и пытался вспомнить, как он добирался домой. И сколько не ломал голову, но ничего по этому поводу припомнить не мог. Вот и сейчас, в голове - муть, давит в висках и затылке, в руках и ногах бессилие. Пощупал рукой слева от себя, он лежит на краю кровати, справа – никого. Жена, наверное, уже встала, пора и ему вставать.
С тяжестью в голове приподнялся, уселся на кровати и долго, прикрыв глаза, оставался в таком положении. Еще только начинает светать, и лучше еще хоть немножко поспать, а то день проведет в муках.
…Черная кошка перешла дорогу. Михаил остановился и спрашивает у неё, может ли она вернуться назад? Кошка остановилась, смотрит на него и кивает своей головкой и, к удивлению Михаила, бежит назад, хвостом вперед. Вот это да! Он пошел вперед, но кошка замяукала, словно требует к себе внимания. Он остановился, а она, оказывается, такая большая, легла рядом с ним и своими лапками, обняв его, притягивает к себе. Михаил поддается ей, приседает на землю и ложится на её мягкую шерсть, чувствуя, что ему очень приятно находиться в таком положении. Только теперь почему-то кошка не черная, а светло-серая, и песня ее мурлыканья успокаивает. Но почему она серая?
Михаил открыл глаза, в комнате светло, что-то мешает ему рассмотреть мебель. Пытается смахнуть это мешающее глазам, но не удается. Трогает, тянет, но это «что-то» не простынь и не пушинка, а материя, которая обтягивает всю его голову, она забинтована. Что случилось с ним? Провел по лбу и чуть выше, ничего, боли не чувствует, по височной части - тоже, по - затылку, ага, вот здесь что-то. Ткань бинта покрыта каким-то сухим панцирем. Немножко придавил сильнее там и тут же почувствовал ссадину. Еще сильнее придавил, так и есть. Что же это? Где он?
Лег головой на подушку и стал прислушиваться. Где-то тихо играла музыка, кто-то прошел за дверью, потом – еще раз, потом – еще. И тут же вспомнил, что вчера он не был ни на какой вечеринке, а был у Николая Соболева. Потом? Потом он его провожал, остановились во дворе, рассматривали машины, говорили… Погоди-ка, погоди-ка, говорили об Абашке. Абашка, да это, скорее всего, по описанию Николая, и есть тот человек, который хотел Михаила убить несколько лет назад в лесу. Руки у него большие и холодные, обладает неимоверной силой, которая Михаила, боксера и штангиста, подчинила без сопротивлений. Абашка, Абашка, он ли это сделал? Да, именно он, об этом заявил Азот, когда разделался с Михаилом в его старой квартире, в которой тот живет с Аллой.
Абашка, Абаш, это его Абашкой зовут киргизы, таджики, которыми город сегодня заполнен, как гастарбайтерами. Блин, бандит властвует в городе вместо государства. Да, это именно его Азот назвал моим убийцей, не закончившим свое дело до конца. Так что же он не прикончил меня тогда сам, по голове ударил и…
Михаил потихонечку присел на кровати, осмотрелся. Его одежда висела рядом, на спинке стула. Натянул на себя штаны, рубашку. Встал, легонечко напряг мышцы ног, потом – пояса, потом спины и только сейчас почувствовал, где находится тяжесть - в затылке. Это не страшно, сколько лет он боксировался, бывали травмы и похуже.
Резко отворилась дверь, и в комнату зашел улыбающийся Витька Якименко. Витя? Витька! Обнялись.
- Ну, ты, брат, даешь? Что ж это ты полез в драку без нас, а? – спрашивает Витька.
А Михаилу не до этого, вот радость, рядом его один из самых лучших друзей детства.
- В подвале продолжаешь заниматься? – вместо ответа задал он свой вопрос товарищу.
- Да я ему о встрече, а он мне о штанге! – кому-то громко говорит Витька.
И только сейчас он заметил стоящего за ним Николая Соболева.
- Что ж это ты лезешь на нож? – взорвался Соболев. – Мишка, если бы до меня не дошло, что ты с Азотом хочешь счеты свести, то конец бы тебе пришел. Я тебе говорю!
В кухне, за чаем Витька и рассказал, как складывались события. Его сын вечером сказал, что какой-то дядька спросил его фамилию и имя, а потом сказал, чтобы отцу от Фёкла привет передал. Когда его Ванюшка забежал домой и это сказал, у Витьки тело сковало. Подумать только, ведь Фёкла несколько лет назад убили, и вдруг, на тебе! И если бы в эту же секунду не раздался телефонный звонок от Соболева, то не поверил бы сыну.
Когда спустился во двор, Михаила не нашел. Сразу смекнул, что в свою старую квартиру он пошел. Дождался Соболева и двинулись туда с ним, да вовремя: Азот уже разделался с Фёклом, хорошо дверь входная не была заперта. Услышали возню в квартире, драку, его крики и вломились в нее. Азот был пьян, когда его скрутили, нашли окровавленного Михаила, лежащего в прихожей, Азот его ударил бутылкой по голове.
- Связали его? – морщась, спросил Михаил.
- И Алку тоже. Там сейчас Колька дежурит.
- Хлестов?
- Во-о, значит пришел в себя! – воскликнул с улыбкой Соболев. – Я же тебе говорил, отлежится и придет в себя. А ты, «скорую помощь», да «скорую помощь» нужно вызывать. Ну, вызвали, и те тоже самое сказали бы. Миша, врач «скорой» тебя хорошо знает.
- Зря вы так, - приостановил Николая Михаил. – Хлестову Абашку не взять, махина такая.
- А ты, что, забыл, кто такой Хлестов? – парировал Виктор Якименко.
- Он еще занимается?
- Ха, так он не только секцию по рукопашному бою ведет, а и в обществе «Город против наркотиков» работает, оперативной работой занимается.
- У нас здесь в городе?
- Так они год назад поддержали свердловчан и открыли отделение. Выезжают по вызову, проводят разборки, а наркоманов отправляют в свой санаторий. Не слышал про это? По судам уже затаскали его.
- Молодец, Николай, даже не ожидал от него, - вздохнул Михаил. – А если Абашка еще с кем-то будет?
- Так там засада организована, с оперуполномоченным участковым, ну ты его не знаешь, он тоже к Витьке в секцию ходит. Такой невысокий, худощавый парень, капитан. На показательных выступлениях его видел, один против троих с ножами. Умница! Красиво разделался.
Закрякала утка. Николай тут же поднес к уху телефон и, выслушав, ответил:
- Готовься, минут через пять будем.
На все попытки составить друзьям компанию, Фёкла оставили дома с просьбой не мешать им произвести захват Абашки. Тем более, этой работой будут заниматься не они, а специальная группа полицейских, их задача находиться во дворе и опознать Абашку. А уж они- то его знают, два года прожил здесь в Мишкиной квартире.
Михаил согласился с товарищами, перешел в зал, открыл форточку и, как на привязи, сел у окна, прислушиваясь к уличным звукам. Время тянулось медленно. Вышел в прихожую и припал к двери. Сын Виктора, Ванюшка, тоже стал его помощником, тихонечко, на цыпочках ходит за Фёклом. Сначала Михаил ему хотел запретить ходить рядом, но потом самого смех разобрал, ведь мальцу ничего не угрожает, и тем более он воспринимает это, как игру в войнушки.
В подъезде грохнул выстрел, второй. Это было настолько неожиданным для Михаила, что он, схватившись за голову, упал на пол, а Ванюшка, вскрикнув, убежал в свою комнату. Но тут же Михаил вскочил, открыл дверь в подъезд и чуть ли не налетел на человека, бегущего по лестнице сверху вниз. Это и был тот самый громадина человек Абашка, бегущий по ступеням и попытавшийся оттолкнуть от себя неожиданно встретившегося ему на пути Фёкла. Но Михаил не растерялся, вовремя присел, подставив свое тело под Абашку, который перевалился через него. Он тут же попытался вскочить на ноги, но этого ему сделать не удалось, Фёкл, обхватив его подбородок рукой, стал сдавливать горло этой визжащей громадины. А через секунду-другую он почувствовал, что его сверху кто-то начинает бить по плечу:
- Оставьте его, оставьте, гражданин! Оставьте, мы его удержим!
Михаил почувствовал тошноту, отпустил руку и обессиленный, пропуская мимо себя людей, уперся спиной в стену.
- Дядя Миша, пошли, - услышал он детский голос.
Открыл глаза, перед ним стоял Ванюшка. А мужчины в черной форме, подняв Абашку, скрутив ему руки за спину, потащили вниз.
Все произошло так быстро, что Михаил даже не успел осознать толком.
- Ну, ты даешь, Фёкл, - услышал он сверху чей-то незнакомый голос, но рассмотреть этого человека не успел, получив сильный удар по голове и, теряя сознание, провалился в небытие.
- 6 –
Нестерпимая боль под ногтем парализовала руку, мозг. Михаил даже не слышал своего стона, настолько новая боль захватила все его сознание.
- Будешь говорить?
Михаил разлепил веки и посмотрел на толстячка, уставившегося своими глазами – пиками в него.
- Еще чуть-чуть и руку отрублю.
- Чего тебе? – прошептал Михаил.
- Где хранишь документы на собственность, оформленную на тебя Пратасом?
- В старой квартире, - сдался Фёкл.
- Конкретнее?
- В кухне, за газовой печкой в углу, на три кулака выше от пола потайное отверстие было, закрытое обоями.
- Ах ты сучок!
- А ты кто? – Фёкл уперся глазами в до чистоты выбритое лицо толстячка.
- Майор Синеглазов Григорий Николаевич. Так что, Фёкл, сильно ты мне нервы потрепал со своим Пратасом. Если соврал, что документы хранишь там, то тебя буду продолжать пытать.
- А Ванюшка где?
- Все здесь, - и резко встав, вышел в другую комнату. - Синий, давай туда, проверь все, - сказал он кому-то и, если нет, пацаненка того, да любого, сюда. Понял?
Синеглазов вернулся в комнату, сел рядом с Фёклом, пристегнутым наручниками к стулу и, посмотрев на кого-то, стоявшего сзади него, сказал: «Покури пока, позже продолжим».
- Слушай, майор, - разлепил ссохшиеся губы Фёкл, - если будет там все пусто, то вначале спроси у Абаша и Азота. Они там жили, может, и нашли тот потайник.
- Сначала с тебя, - пискнул, широко улыбаясь, экс-майор. – Если нет, то сам Абашка с тебя и спросит.