Как-то раз, это ещё в советское время, оказался я на профсоюзных курсах в Москве, устроенных для председателей общежитий и тому подобных субъектов. Как я туда, в эту компанию попал? За месяц до этого председатель вновь образованного Совета общежития на Московской-2 предложил мне стать его заместителем. Я согласился. Вскоре оказалось, что это первая моя общественная нагрузка (и единственная, как выяснилось потом), дивиденды от которой я стал получать, даже не приступив к работе. А в начале августа председатель предложил мне съездить вместо него на эти самые курсы, поскольку он занят.
И я согласился.
Курсы проходили в Серебряном бору, на улице Живописной, в трёх- или четырёхэтажном здании, которое стоит на спуске к Москве-реке, в ста или в двухстах метрах от неё. Погода во второй половине августа стояла тёплая, и по вечерам мы ходили купаться.
В том же здании и жили. Сосед по комнате, парень из Ангарска, занимался на курсах кинолюбителей, проходивших параллельно с нашими. Он был на 15 лет, то есть, в полтора раза старше меня, но после того как он представился: «Борис» — у меня и мысли не возникло спросить, как его по отчеству.
Ещё одним хобби, помимо любительской киносъёмки, у него было коллекционирование минералов и сочинение иронических стихов: ангарские поэты из литобъединения «Современник» писали стихи, а он писал на них пародии. И дружеские шаржи. Вот, например, его поэтический подарок официальному руководителю клуба на день рождения:
Сорок четыре — ни много, ни мало,
В сорок четыре мужик — удалец,
Сорок четыре уже не начало,
Сорок четыре ещё не конец.
В сорок четыре душа молодая,
Рвётся вперёд, в нетерпеньи дрожа,
В сердце как будто поют не смолкая
Сорок четыре весёлых чижа.
В сорок четыре всё в жизни приветно,
Радости воз — открывай ворота,
В сорок четыре ещё незаметно,
Что уж у чижика песня не та...
— Это я написал 10 лет назад, — сказал Борис. — Теперь мне самому 44, и это уже не кажется мне таким остроумным.
С особым удовольствием и любовью он писал на поэта по прозвищу К Цели Летящий Гусь — оно приклеилось к этому человеку после того как он зачитал товарищам по перу только что сочинённое стихотворение, в котором была строка: «Как я тебе завидую, к цели летящий гусь!». Пародия Бориса начиналась так:
От тех деревенских овинов,
Что в сердце храню как пароль,
Я так отрывал пуповину,
Что в городе чувствую боль...
Ну, и так далее. А заканчивалась так: «И я не остановлюсь, покуда во мне не зажарен к цели летящий гусь!»
Гусь писал обо всём, что видел, с чем сталкивался и что сам пережил. Пережив роды жены, он написал: «Каждый врач жену мою трогал, кто за живот, кто за белую ногу...»
— Ты бы провёл как-нибудь инвентаризацию в своём хозяйстве, Саш, — советовал ему Борис, как старший товарищ, желающий всем добра, а тот отвечал:
— Нет, я лучше больше писать буду. Я чувствую, что у меня год от года всё лучше и лучше получается.
Пушкин писал, что русскому человеку присуще весёлое лукавство ума. Присуще оно было и Борису. Однажды после субботнего сабантуя он сел у телефона и стал названивать товарищам по поэтическому цеху — с просьбой о помощи: сижу, дескать, в вытрезвителе, и срочно нужно принести 25 рублей за проведённую ночь: душ, постель и всё такое прочее, включая культуру обращения с советским человеком в органах внутренних дел. Реакция была разной: кто-то посмеивался в трубку, кто-то мялся, сетуя, что до получки ещё далеко, и один только К Цели Летящий Гусь тут же вызвался привезти деньги...
Борис писал не только «для внутреннего потребления», его однажды напечатали в «Литературке» — на 16-й полосе, под рубрикой «Лиризмы», за подписью душеведа и душелюба Евг. Сазонова:
Провожу ли взглядом галку, обхожу ли сад,
На бетоно ли мешалку свой уставлю взгляд,
Ветерок ли налетает, ветерок ли стих,
Всё в душе моей рождает задушевный стих.
То мне всех чего-то жалко, То за всех я рад,
И опять летает галка, покидая сад.
Один литературовед потом привёл это стихотворение как пример того, что поэту, в отличие от простых смертных, дозволяется многое в обращении со словом (есть даже какой-то специальный термин на этот случай): литературовед имел ввиду поэтическую прихоть Бориса в слове бетоно ли мешалка. Мало кто о таком приёме знает. И ещё меньше людей знают, и в «Литературке» этого, конечно, тоже не знали, что бетономешалкой на закрытом предприятии, где работал Борис, называли между собой некий секретный объект (что это за бетономешалка, я, естественно, расспрашивать не стал).
В литобъединении Борису пытались подражать, и иногда удачно — так родилась миниатюра Станислава Девятова «Верблюд»:
Он что-то медленно жевал,
Идя с любимой к дюну,
Потом её поцеловал
И по привычке сплюнул.
Правда, дюна — слово женского рода, ну да поэтам ещё и не такое, как видим, разрешается. Творческие ребята люди тогда в Ангарске! Кстати, об Ангарске, это я услышал впервые от Бориса: его город стоит не на Ангаре, на ней стоит Иркутск, и это сбивает с толку и задевает ангарцев; вот почему, когда в Иркутске построили новую набережную, ангарцы откликнулись на это событие немного иронически:
В бетон оделась Ангара,
Но всё равно Иркутск дыра!
«А что с прозой?» — поинтересовался я. С прозой, оказалось, худо: «Пробовал у нас один милиционер, приносил свои детективные рассказы, но как-то у него не слишком удачно получалось».
Ещё одним отдохновением для Бориса, приложением его творческих сил была художественная самодеятельность. Он декламировал по памяти, ни разу не сбившись, а я записывал — монолог современного Гамлета:
Мне в полночь тень сантехника явилась.
У привиденья, видно, вредный глаз!
И днём закапал кран, и ванна засорилась,
И засорился унитаз.
И вот уж целый час, как я брожу в истоме,
Сантехником нарушен мой покой.
О бедный я! О жалкий жребий мой!
Как не люблю я посторонних в доме!
Засор и течь, как ревность и любовь,
От прочих бед тем склонны отличать,
Что, появившись хоть однажды, вновь
Способны бесконечно повторяться.
Но знаю, есть примета против зла:
Чтобы после ремонта кран не капал,
Работал унитаз и ванна не текла,
Необходимо дать сантехнику «на лапу».
Дать иль не дать? Вот в чём вопрос!
Вот где нужна ума палата!
Дать иль сказать «спасибо за просос,
Живи, сантехник, на свою зарплату?»
Нет, сердце говорит, что дать бы лучше надо.
Что легче: жалось о потерянном рубле
Иль антисанитарный беспорядок
В моём объединённом санузе?
Конечно, лучше дать! Но если о подачке
Распространятся слухи и молва,
Офелия узнает о заначке...
Тогда моя пропала голова!
О, что со мной? Я путаю понятья!
Как я измучил сам себя, проклятье!
Хаос сомнений, мыслей, дум. Горячка!
Кран... Унитаз... Офелия... Заначка...
О Боже, невозможно так страдать!
Я чувствую, что должен всё же дать!
Монолог профессора (из другого представления):
Наш уровень сегодня отстаёт
От ряда стран, и в этом мало чести,
Ведь по затратам нервов и умов
Мы как всегда стоим на первом месте.
Но в чём причина этого явленья?
Открою вам секрет, насторожите уши:
Причина в том, что мы не придаём значенья
Тому, как часто бьют у нас баклуши.
А если так, то каждый понимает,
Как много экономике вреда
Несёт тот факт, что от ГОСПЛАНа ускользает
Почти вся сфера этого труда.
И мы должны в процессе изученья
Проверить досконально и вполне,
Так сколько же приходится в стране
Битья баклуш на душу населенья.
Когда мы всё к научной точке склоним,
То все проблемы будут решены,
Тогда нам и китайцы не страшны,
Тогда, товарищи, мы и Америку догоним.
Вступает хор механизаторов:
Мы не сеем и не пашем,
Мы не веем и не жнём,
Лишь одна забота наша:
Круглый год баклуши бьём.
Нет для нас работы лучше,
Чем занятия менять:
Надоест нам бить баклуши —
Будем груши обивать.
Председатель в панике,
Бухгалтер хмурится.
То ли мы механики,
То ли мы мичуринцы.
Реплика приезжего:
Ой, ребята, зря поёте,
Зря ленитесь смолоду:
Урожай не соберёте —
Пропадёте с голоду!
Механизаторы в ответ:
Не сули нам эти беды,
Знаем без пророчества:
Шефы осенью приедут,
Соберут всё дочиста!
Вот на этой самой самодеятельности, сатире-юморе, Борис однажды едва не погорел. «Ты это не записывай», — предупредил он, прежде чем начать рассказ (он сидел у открытого окна, курил и пускал дым на улицу Живописную, но дым возвращался назад и стелился по полу...)
А было так. Борис написал сценарий для очередного «капустника», устроенного по случаю 7 ноября. Там были опасные строки: «А рыба рыбой и осталась». Казалось бы, ну и что? В советское время, конечно, много чего было, но тут-то что? В чём крамола? А в контексте. В спектакле сатирически выставлялась теория конвергенции, популярная тогда на Западе и в кругу отечественных критиков буржуазного образа жизни (и не только у критиков, но и у апологетов: академик Сахаров пропагандировал её как светлый образ будущего). Теория опровергалась примером из животного мира: в процессе эволюции кит, погрузившись в морскую среду, действительно стал похож на рыбу, но... «Рыба рыбой и осталась». Вот и всё. Кто тут рыба, а кто кит, и кто будет меняться, а кто нет, нетрудно было догадаться.
Прошли ноябрьские праздники, Бориса приглашают в местное отделение КГБ. И начинаются продолжительные беседы. Оказалось, что Бориса услышали: серьёзный человек — полковник! — по листочку собирал тот самый сценарий, собрал, так сказать, доказательную базу, и теперь ему было о чём побеседовать с автором. О содержании этих бесед Борис, естественно, не говорил, а я, естественно, его не спрашивал.
А потом была вторая беседа, третья... Сообщать, куда он идёт, при этом не разрешалось, надо было придумывать разные отговорки. Месяц Борис к этому полковнику ходил. Морально готовился уже ехать валить лес, но в итоге от него отстали. Спасла квитанция, по которой он получил гонорар за свой сценарий: дело в том, что официально сценарий заказывало партбюро, что подтверждалось подписанным договором, согласно которому автору был выплачен гонорар, и сохранился чек. Так что заключайте контракты, авторы! Даже не ради денег — так, на всякий случай…
10 дней пролетели незаметно — понимаю, звучит банально, но так и было (в жизни вообще много банальностей). На прощальном вечере организатор курсов — пожилой, но весьма деятельный человек (интересно, что бы я сказал, увидев его тогдашнего, сейчас?) сказал между прочим (и даже поставил себе это в заслугу), что время проведения курсов им было выбрано неслучайно: оно приурочено к Московскому кинофестивалю, на котором нам представилась уникальная возможность посмотреть зарубежные фильмы — ещё не купленные, не дублированные и не пущенные в отечественный прокат (а может быть, их и не купят вообще). Зато в преддверии 1 сентября невозможно достать билеты на самолёт, возразил Борис в ответном благодарственном слове, которое ему поручили произнести от имени всего нашего временного коллектива, а потому…
Для благодарности тебе
За этот твой сюрприз приятный
Нет слов в российском язык...
А те, что есть...
Тут Борис сделал театральную паузу — и закончил:
Все непечатны!
Бенефициар, доставший уже было записную книжку, сунул её обратно в карман…
Я искал Бориса Рыбинцева в Интернете, пытался найти через архив литобъединения Ангарска. Набрёл на ветерана литобъединения, автора нескольких поэтических книжек. Это был тот самый К Цели Летящий Гусь...