Лена была нашей сотрудницей в группе. Её привёл начальник. Девушка была после школы. Никуда не поступила и поступала ли – не знаю. Села за свой стол – спиной ко мне – и поначалу ни с кем не разговаривала. Начальник подбрасывал ей какую-то нехитрую работу.
Девушка была лет на 15 младше меня. Целое поколение разделяло нас. Вероятно, поэтому у меня с ней почти не было общих интересов. Я, исподволь, не слишком заинтересованно, наблюдала её.
Было понятно, что Лена совсем недавно была просто Леночкой – пухлым ребёнком с бантиком на светлых мягких волосиках. С круглыми голубыми глазками и открытым румяным личиком – типичная матрёшка. Аленка из сказки. Непосредственная, всё знающая, имеющая своё мнение – единственно правильное – как у всех избалованных детей.
Но со мной рядом работала Лена, полная молодая сотрудница. Причём никаких комплексов по своей фигуре она не испытывала, и это, наверное, было похвально. Вообще, никаких комплексов у неё не замечалось, что было уже удивительно – как ей удавалось обходиться без них?
Я и мои подруги были зажаты в окружении «нельзя» и различных требований – к фигуре, диете, выбору в чтении книг и образования вообще, манере вести себя – что говорить и, даже, что думать, как одеваться, как следить за своей гигиеной – всё это входило в привычку и становилось второй натурой. Иногда это мешало. Например, мне трудно было сказать кому-то «нет», или с ехидной усмешкой терпеть присутствие неприятного мне человека, или с заранее победной улыбкой потребовать чего-нибудь такого, что мне не предполагалось давать, – так легко, как это могла сделать Лена.
Однажды в соседнем магазине продавали финские дутые пальто – страшно модные тогда. Выбор цвета был небольшой – белые и бежевые. Дутые – уже полнят. Моя фигура ещё позволяла их носить. Но белое я воздержалась покупать.
– Буду как шарик, – подумала я.
И купила бежевое, перехватив взаймы деньги у коллег. Подобрала в тон берет, шарфик, перчатки. Купила осенние тонкие югославские сапожки сложного цвета – коричневатого, с золотистым отливом. В общем, осталась довольна и получала комплименты.
А тут в наше помещение вваливается Лена в белом дутом пальто и чёрных сапогах. Толстая Лена в этом пальто стала толще себя в 1,5 раза, точно.
- Зачем такая крайность? – подумала я.
При всей своей внешней простоте, Лена, похоже, была большим психологом. Никто её ни о чём не спрашивал, она сама всё объяснила.
- Вот захотела такое. Ну, и что, что я толстая? Что ж мне теперь не носить то, что я хочу?
И улыбка во всё лицо – любите меня такой.
И я подумала, а что? Может, и правильно. Ей нравится, пусть ходит в том, в чём хочет. Кому от этого плохо?
Вообще, Лена была неравнодушна к красивой одежде. Как-то она мне подробно рассказывала, какое она себе купила прелестное платье. Какие на нём чудесные рюшечки-оборочки и замечательная плиссировка. А шёлковая такая нежно-розовая ткань – просто восхитительная! Я слушала, и мне представлялись роскошные наряды из чертогов волшебника Чародея. Но в один из дней я на Лену случайно посмотрела (она передо мной сидит), вижу что-то новое на ней и узнаю это описанное ею платье. Вот представьте огромный мешок, набитый картошкой, только мешковина – розовая шелковая и с оборочками. Мне тогда стало жалко Лену. С другой стороны, ведь это только мой взгляд. Но я не так воспитана, чтобы огорчать её своим откровенным мнением об этом платье. Правда, она, может, и не огорчилась бы. В этом случае больше огорчилась бы я – подумав, что обидела её. Зачем мне это? Так что я промолчала. А моего мнения она, к счастью, не спрашивала.
Можно было бы предположить, что Лена занимается спортом, чтобы похудеть, или сидит на диетах. Этого, конечно, не было – всё это было не в её характере, о котором я написала выше. «Вот какая есть – любите меня такой. Как я сама себя люблю» – был её девиз.
Лена настолько придерживалась этого правила, что, порой, местами за собой не следила вовсе. Да, местами. То есть, у неё, отмечу, всегда был чудесный маникюр. Но вот другое…
Как-то я сижу в центре нашего помещения, печатаю на машинке, и до меня, чую, волнами доносится неприятный запах. Я морщусь, не пойму, откуда он? Вокруг меня ходит по своим делам Лена. Я оглядываюсь на неё и вижу, что пятки у неё, точнее светлые колготки на пятках, чёрные от грязи… брр. Понято, откуда запах. И ещё, когда Лена разговаривала, обнажая зубки, то меня посещала навязчивая мысль, что девушка не знакома с зубной щёткой, а если и знакома, то весьма отдалённо.
У нас в то время ещё одна девушка работала в группе – такая же грязнуля. Ходила на работе в рваных насквозь тапках и нестиранных месяцами платьях. И когда эти девушки почти одновременно стали выходить замуж, одна из дам в нашем отделе вывела тренд – в моде теперь вонючие девушки. У них в группе одна молодая сотрудница – красавица-умница и, кстати, подружка Лены – «засиделась в девках». И даме было обидно за свою молодую коллегу.
А Лена, действительно, как-то сказала, что выходит замуж. И с гордостью показала фотографию своего жениха – симпатичного худенького светловолосого паренька. Мы, на тот момент неподготовленные, так остолбенело на Лену посмотрели, что она, как всегда, принялась читать наши мысли и отвечать на не озвученные вопросы:
- Ребята видят, что теперь все девушки ветреные. Легко меняют парней. А я надёжная. Ему со мной будет спокойнее.
Понятно, что в моей голове возник ответный монолог. Но меня, опять же, никто ни о чём не спрашивал, и я оставила его при себе.
Я думала:
- Полнота ещё никого не защищала от ветрености и не может служить гарантом семейного благополучия. Но, – засомневалась я, – возможно, он полюбил её за внутреннее содержание? Интересно, какое? Но вот он, должно быть, разглядел. Однако этот с виду умный парень, скорее всего, недавно обжёгся в отношениях с какой-то девушкой и, не исключено, что ещё продолжает её любить. А теперь женится, чтобы поскорее забыть её. Но это может и не получиться.
Молодые пошли подавать заявление в ЗАГС. Но его у них не приняли. Велели привести родителей.
Я понимаю работников ЗАГСа. Лена своим простоватым круглым пухлым лицом немного смахивала на дауна. И работники, увидев такую пару, не решились их благословлять. Велели привести родителей.
- Что мы маленькие, что ли? Нам уже есть 18 лет! – возмущалась Лена.
В общем, их тогда не расписали.
Тут вдруг наша Лена заболела редкой тяжёлой болезнью – менингитом. Глаза у неё разбежались в разные стороны, и её постригли налысо. Долго болела, но поправилась. И однажды она в туго повязанном на голове платочке и застёгнутом наглухо плаще жарким летом пришла на работу. Хорошо, хоть, глаза уже почти вернулись на место.
Мы думали, что болезнь Лены подкосит любовь её избранника. Но мальчик оказался благородным, выдержал испытания и, после выхода невесты из больницы, женился на ней.
В нашем НИИ начались сокращения. Меня перевели из научного отдела на опытный завод, что было, в общем-то, не хуже.
В отделе кадров мне рассказали любопытную историю, будто мой начальник вместо меня настойчиво рекомендовал своё протеже – Лену. Начальница отдела кадров возмущённо потрясала перед ним моей учётной карточкой, крича, что ей надо пристраивать вот этого специалиста с высшим образованием, то есть меня. А не его Лену – без образования и с крошечным опытом работы. Но её тогда не сократили, оставили в той же группе.
Приблизительно в это же время мы получили квартиру, и я отпраздновала со своими подружками-коллегами новоселье. Лена в их число не входила, да и болела тогда. Но потом она сказала, что желает приехать на моё новоселье. Которое я уже отметила.
Глубоко сочувствующая мне коллега слышала этот разговор и уныло посмотрела на меня, предполагая, что я, интеллигентная мямля, сейчас соглашусь и потащу эту бабищу к себе на квартиру – развлекать, кормить и слушать её всякий вздор. Но… Лена научила меня, как себя вести в подобных случаях – я промолчала. И её привычный натиск на тщедушную личность, т.е. меня, получил осечку. Она сказала в пространство. Я промолчала.
Потом я какое-то время ещё работала на опытном заводе, на этой же территории НИИ, но была вынуждена перевестись на другое предприятие, ближе к дому, поскольку на прежнюю работу с новой квартиры стало неудобно ездить.
Про Лену теперь я мало что слышала. Говорили, что, вроде, какая-то сумрачная домашняя история у неё была. Болела, что-то, якобы, по женским... Не работала. И как-то так отношения с коллективом нашего отдела у неё иссякли сами собой.
P.S. Картинка из интернета.