Переводы Дж. Кейтса (США). Выполнены в начале 90-х гг.
Translated by J. Kates (USA).
Опубликованы:
Международный журнал поэзии "The Plum Review" (Вашингтон, Филадельфия, Лондон, Брюссель). №4,1992; №7.
Международный литературно-художественный альманах "Санкт-Петербург - 2013", СПб, 2013.
ФАБРИКА
В соседнем доме окна жолты…
А.Блок. «Фабрика»
Фабричных зданий коробы рябые
Лицом к Неве.
Прошли десятки лет…
А окна ныне бледно-голубые –
Горит неоновый холодный свет.
Что изменилось?
Монотонность та же,
Хотя не валят на спины кули.
И в мерном гуле думается даже:
Вновь этих нищих провели.
THE FACTORY
Yellow windows in the next house...
A. Blok. “The Factory”
Factory buildings – pockmarket boxes
facing the Neva.
Decades have gone by...
Nowadays the windows are pale blue –
it is a cool, neon light that burns.
What’s different now?
The same monotony,
even though burdens don’t break their backs.
And in the rhythmic rumble this thought:
They’ve tricked these beggars once again.
АМЕРИКАНСКИЕ КИТОБОИ
Как пели они, потерпев кораблекрушение,
Работая вёслами в такт,
С выдохом напряжённым:
«Home! Home! Home!»
До берега далеко.
Так и стоит в ушах этот стон…
Лодку затёрло во льдах.
AMERICAN WHALERS
How they sang, the survivors of shipwreck,
beating their oars to the rhythm,
with a strained exhalation:
“Home! Home! Home!“
to the shore.
So it echoes in the ear, this moan...
Their small boat jammed in the ice.
ПРОКЛЯТЫЙ ПОЭТ
В полуденный гомон, по старой привычке,
В жару, в воскресенье, минуешь вокзал,
Чтоб в душной, набитой битком электричке
Тебя твой народ всеми силами сжал;
Чтоб выйти, и спрятаться, и затаиться,
Предчувствуя, что вдохновенье придет;
Начать в нетерпении с новой страницы,
Держа на весу неизменный блокнот.
А позже гудком будет воздух распорот.
Ты едешь обратно. В вагоне картёж.
И в семь наплывает за стеклами город,
Где лет с восемнадцати праведно ждёшь
Стеченья (чего же еще?) обстоятельств,
Такого, что будут в печати листы,
Где между глухими дверями издательств
Ненужно и загнанно мечешься ты.
POETE MAUDIT
In the noon hubbub, according to an old custom,
in the heat, you pass through the station on a Sunday,
where in a stuffy, crammed suburban train
your people have pressed against you with all their strength;
In order to get out, to hide, and to lurk,
sensing that inspiration will come;
To begin impatiently on a new page,
holding a notebook that always weighs the same.
And later the air will be torn open by the whistle.
You return. They are gambling in the car.
And at seven the city where you have been waiting
honestly for eighteen years streams past the windowglass.
It’s only a coincidence (what else?)
that pages will see print, where you’ve flung
the unnecessary and exhausted sheets
between the deaf doors of a publishing house.
СЛАБОУМНЫЙ
Листва желта, и через парк нешумный
Я, не замедлив шага, не пройду.
Здесь интернат, и парень слабоумный
Подкармливает уток на пруду.
О, как он рад их суете утиной!
Полуприсев, горбушку теребя,
То захлебнется резким смехом длинным,
То забормочет что-то про себя.
Так одинок! – но никого не надо:
На белом свете лучше одному…
Весь мир его – чугунная ограда,
А за оградой мир – что он ему?!
Вверху Господь, от скверны мир не спасший,
Внизу счастливец – двух не свяжет слов.
И может статься, ум его угасший
Превыше изощренных, злых умов.
FEEBLE-MINDED
Yellow foliage, and I have stopped
my slow walk through the silent park.
There is a Home here, and a feeble-minded kid
feeding ducks on the pond.
Oh, how happy he is with the ducks’ self-importance!
Hunkered down, tearing at a bread-crust,
sometimes be chokes on a sharp, long laugh,
sometimes he mutters something to himself.
All alone! – but he needs no one else:
In the light of this world it’s better to be alone...
His whole world is a cast-iron fence,
and the world beyond the fence, – what’s that to him?
God on high can’t save the world from pollution,
below, a happy human can’t put two words together.
And it may turn out that his failed intellect
is far superior to keen, malicious minds.