Дегтярное мыло.
Люблю дегтярное мыло за то, что оно пахнет железной дорогой, летом и путешествиями. Билет стоит меньше рубля, а действителен в любую точку мира. Дело за малым: вымыть руки, сесть в кресло, закрыть лицо руками и нюхать. Поезд — молния, поэтому скоро вы окажетесь на маленькой станции в Украине, где бабульки продают кукурузу в ведрах накрытых рушниками. Да хоть на пирсе в вечно сонной Клайпеде, на вокзале в Дортмунде или заднем сиденье тель-авивского автобуса. А хотите, сразу махните за океан. Хлоп — и вы сидите в тихоходном вагоне перуанской ЖД: привет, Анды, ламы и пончо!
Всего рубль и воображение. Рубль у вас точно есть, а если нет второго, то на хрен тогда вообще жить.
Как научиться играть на гитаре.
Как научиться играть на гитаре? Нужно пойти на кухню и вымыть грязную посуду. Затем протереть тарелки, отмурашиться от теплоты керамики и расставить их на кухонной полке. Далее рекомендую разобрать гардероб: аккуратно сложите майки, развесьте на плечиках кардиганы, а также побудьте снохой и найдите пару каждому носку.
Потом нужно включить пылесос и хорошенько погудеть по комнатам, пугая кота. Не забудьте проветрить помещение: апрельский воздух как игристое, вы ведь играть собрались?
После этого нужно принять душ, надеть свежее исподнее, закрыть глаза и нарушить тишину первым аккордом искупления. Если в этот момент в вашей черепной коробке не зажжется праздничная елка, то лучше в жизни заняться чем-то другим. В конце концов, не в гитаре же дело, главное, быть счастливым.
Старик и море.
Допустим, вы старой закалки: путаете ЛСП с ЛТП, были в Крыму, когда к нему не было вопросов, а “копать” для вас не только глагол.
Но вы начитанный. И когда молодая старлетка, двигая перманентной бровью, говорит вам чуть более томно, чем нужно:
- Вы для меня старик!
Вы отвечаете:
- И море.
- Что?
- Старик и море!
Море любви, в котором будут плескаться твои пятки, рожденная ты в незалежности ололошечка. Море заботы, которое высушит твои мокрые Kendrick Lamar X Nike Cortez. Море нежности, как руки сына мамы твоей подруги. Пойдем посмотрим, с чего ты там смеешься на Ютьюбе.
Разговор.
Прекрасный разговор за соседним столиком: “Включил свой джаз, закурил сигару и кайфует. Еще и смотрит на нас довольный, типа — как круто. А мы улыбаемся с Алёной и думаем: “Господи, какое говно играет!”
Храм ковра.
На последнем этаже ЦУМа находится храм ковра. Там стоит особый запах — ковровый ладан — поэтому служители храма, то есть, продавцы-консультанты, продают и консультируют сокровенно, пропевая гласные. Этот запах проник в ДНК, и дети их, если не родятся с ворсистой кожей,(что приведет их к жизни в бродячих цирках), сами становятся работниками культа, целуя вечность.
Здесь можно подойти к колоннам ковров и осторожно замотаться в любую из них, как фараон. Закрыть глаза и медленно оседать в своем коконе, вдали от фестивальной толпы. Это место покоя и созерцания узоров. Но это и музей предостережения: все что было вертикальным при рождении, рано или поздно окажется распластанным на земле.
Один гость из Москвы увидел вывеску “Дываны” и долго бродил по залу в поисках. Его глаза цеплялись то за “Брэсцкiя”, то за “Вiцебскiе” дываны, он подходил к ним ближе, но видел одни ковры. Словно почувствовав чужака, люди отворачивались от него и он истек слезами на половике для ванной.
Говорят, что тело отдали лучшему таксидермисту города и поставили в центральную витрину работать манекеном. Ночью дух москвича оживает и гуляет по залу в бесконечном поиске. И все бы ничего, только пенсионерок-уборщиц пугают его всхлипы и стоны, “будто заблудившееся дитя плачет”.
Ивенец.
Ветер в Ивенце нежно обдувает волосы, когда катаешься на качелях на самой его окраине. Напротив сидит одинокий мальчик со смартфоном, которого никто не зовет домой. Ни скрипа, ни оклика — тишина.
На старом кладбище имена на плитах доносятся как воспоминания о Речи Посполитой, а магазине слышен говор, в котором смешался польский и идиш. Закрыто кафе “ВайФай”, где ищут повара-универсала и бармена-официанта. А если откроют — то будет кафе с картины Эдварда Хоппера. Приезжайте в Ивенец — там есть скамейки, на которых поцелуи звучат как маленькие всплески жизни.
Дао.
Мы позабыли о Дао и спорили.
Почему давать советы другим — это как красть шоколадные конфеты из новогоднего набора младшего брата: стыдно, но тяжело удержаться? Почему среди клише “мы все не такие, как все”, находятся герои любого времени? Не активисты, не борцы за разнообразные права, не инноваторы с карамелькой за щекой, а просто люди.
Если подать себя без соуса, будет ли блюдо пресноватым? Лепить образ из фотографий — не копать ли себе курган славы? Славы, но курган.
Искренность — это от слова “искра” или “крен”? Вы когда-нибудь отвечали на анонимный вопрос: можно ли доверять людям? Долго думали? Кто за все в ответе? Смотрит ли бог сериалы? Вы бывали в Жабинке из-за названия или по делу?
Каким же уязвимым и любопытным становишься, сбрив бороду.
Муравей.
Принес с улицы муравья с крыльями. Глаза бессознательно преследуют его хаотичные движения, и это вполне может сойти за гимнастику для глаз. Вот он ложится в небольшую тень от мыши, разглаживает свои крылышки и всем видом показывает, что готовится улететь. В наушниках разливается органная музыка, и я начинаю видеть в происходящем тайный смысл.
Позабыто все на свете. Я не трогаю мышь, боюсь спугнуть ритуал. Насекомое сгибается вдоль и поперек, теребит лапки, чешет усики — словно плюнув на бесполезные крылья, занимается муравьиной йогой, чтобы хоть в мыслях покинуть этот чужой мир.
Но время идет, а для муравья тянется совсем уж безрезультатно. “У меня не получается! То, что у меня есть крылья — это еще ни о чем не говорит” — оправдывается он. “Ничего, муравей, — молча подбадриваю я его — никакой спешки. Эта поверхность — зона терпимости к существам с любым количеством конечностей”.
Флюиды передаются по космическому мессенджеру: движения муравья ускоряются, становятся уверенней, он как молния срывается с места и убегает за горизонт стола. Если перефразировать Воннегута, то никогда не стоит отказываться от принесенного на куртке муравья — возможно, это будет взгляд на себя со стороны, преподанный природой.
Гатово.
На выходных в промзоне тихо, и только ветер гуляет по огромным площадям. Стою и рассматриваю выцветший логотип Белпродчтототама на крыше.
- Вам куда?
Сторожевой пес лениво поднимает ухо, но не заинтересовавшись, продолжает спать у дверей сторожки: да вообщем-то никуда. Я пришел, чтобы слиться с окружающей средой. Если я в Гатово (от el gato — кот), то гуляю сам по себе.
Рядом со складами лежит кукурузное поле, а еще дальше — железная дорога. Початки твердеют на холоде, им более не стать кормом для свиней. А поле большое, пока перейдешь, подумаешь о многом, например, о тебе. С этими мыслями я схожу с тропинки, очищаю плод и поднимаю его как жезл к бледному осеннему солнцу. Кукуруза, желток на фоне кисельного неба, напоминает о том, что в ближайшие полгода витамин D найдется в лососе, треске и распечатанных для верности авиабилетах.
Кофейня.
В кофейне говорят: лето кончилось, к чему худеть — купите торт и будьте счастливы. Девы становятся на весы — это так по-сентябрьски. Впрочем, по лицам посетителей становится ясно, что торт берегли именно для меня.
Сентябрь бьется как терминатор-плохиш в расплавленном металле: сегодня он дождь, завтра — жара, а послезавтра будет утро, когда понадобится плед попледовей.
Дождь капает на листы школьной тетради, которую ученик пятого класса Виктор Л., оставил на террасе. Влага размывает его прилежные несовершенные буквы, жаль, не в сочинении про прошедшее лето, я бы почитал.
Сентябрь приносит деревьям полураздевание, оно же полуодевание для оптимистов. Сентябрь — это Эрос и Танатос на заднем сиденье такси. Не съела ли моль ваш тренч, мадам? Время крутить ручки кармического синтезатора. Забудьте про дождь, капайте сами, чем-нибудь звонким, пронзительным и незащищенным — своим.
Успокоился.
Сегодня с утра услышал прекрасную историю по радио. Тема очередного ток-шоу по понедельникам — домашние животные. Звонит некто пенсионного возраста, а выговора — деревенского. Если коротко, то у живущего в деревне мужчины есть кошка Маркиза и собака не-расслышал-как. Пес активный, крупный и досаждает пожилому хозяину своей неуемной энергией.
Что делает хозяин: он мастерит упряжь, маленькую коляску и превращает собаку в элегантного водителя рикши. Диджеи несколько столбенеют и аккуратно спрашивают: не страдает ли пес? “О, не, наадварот, сам прыносит, каб на двор ишли катацца”. “Ну и как состояние пса после этого?”- интересуются ведущие.
- Паспакайнеў.
Guilty pleasure.
Лет семь назад я отдыхал на Нарочи. Был июль, а я был влюблен с приличными шансами на взаимность. Меня расстраивало только одно: в соседнем домике жили люди, расписание дня которых было следующим:
1) ранний подъем
2) стол, водка, закуска
3) включение шансона на предельной громкости
4) экспрессивная аналитика событий в мире и стране
5) купание
6) повторение пунктов 2–5 до полного изнеможения.
Внешне они были похожи на тяжелоатлетов, а внутренне вполне соответствовали национальной идее России по Серебрякову. Поэтому просыпаясь каждое утро под пластмассовые клавиши очередного шансонье, я быстренько сбегал в лес, где как Пришвин ходил по тропинкам или лежал на теплом мху. Соседи же страшно обижались на то, что я не пил с ними.
Как-то раз под вечер я вернулся к себе и застал их за обычным занятием. Махнув мне рукой, они понадеялись, что на этот раз я не откажусь. Я решил, что пускай. Суть их застольных бесед я опасаюсь пересказывать, потому что столько гомофобии, ксенофобии и квасного патриотизма не выдержит даже виртуальная бумага. Время тянулось, как сонная улитка. Я сидел тихонечко и продумывал предлог, под которым можно будет уйти. Но мысли разбегались как тараканы при включенном свете, и я решил пойти ва-банк: встал, выдал какой-то вялый тост в честь компании и сказал, что мне пора.
Когда я отошел на некоторое расстояние от стола, меня догнал один из выпивающих. Подбежав ко мне, он достал телефон, довольно таки сильно смутился и сказал:
- Братан, ты же говорил, что французский преподавал, переведи мне что она поёт. И включил Zaz. Что ж, я перевёл:"Я хочу любви, радости, хорошего настроения, а не ваших денег, которые не сделают меня счастливой.”
Мужик поблагодарил меня, не забыв в уже привычной форме восхититься глубиной мысли певицы. Мы пожали друг другу руки, и я пошел на ночной пляж. Там я смотрел на воду, слушал волны и улыбался его обнажившейся сентиментальности.
“Конечно, — подумал я — при всех он не мог спросить”. Ведь это сразу же уничтожило бы его авторитет: мол, слушает какую-то бабу, да еще и на лягушачьем. Если перефразировать Вудхауза, то в его случае невозможно быть четким мужиком шабановского разлива и иметь тонкие струны души.
Я еще долго сидел на песке и воображал, как он слушает ее в наушниках, запершись в туалете. Так я узнал, что такое guilty pleasure основной части электората нашей страны.
Цiхi Час.
Мало кто осознает наследие, а тем более, помнит белорусскую пост-панк группу Цiхi Час. Основана она была учащимися Лицея БГУ, репетировали там же — в старом здании на улице Маяковского. Все можно списать на нежный возраст, но тогда, в 1996, их музыка была откровением. Совершенно невозможно вспомнить на чем они играли, но запомнился советский флэнжер — такая огромная желтая коробка, при включении которой поднимался почти что радиоактивный фон.
Ребята были милыми, играли легко и воздушно. Что говорить: у них был даже менеджер. Бойкий молодой человек, он мог легко подойти к любому и сказать: “А у нас на YouTube в этом месяце 12654 прослушиваний, что…” Тут он делал эффектную паузу, доставал из кармана калькулятор и продолжал: “…что за 24,7% больше, чем в прошлом.” Тогда никто не знал, что такое YouTube, так как он не существовал в принципе, но цифрам и такой подаче люди верили всегда.
Но самое интересное начинается сейчас. В 97ом, может быть, 98ом, в лицей по обмену приехала группа старшеклассников из Нью-Джерси. Был праздничный концерт и Цiхi Час, как хедлайнеры вечера, выступили перед зарубежной публикой. Кресел никто не ломал, врать не буду, но это было легендарно. После концерта я познакомился с одним парнем, которого звали Пол. Насколько позволял вокабуляр из учебника Happy English, я выяснил, что он сам играет в группе и более того — поет. Запомнилось название: Interpol. Мои родители тогда работали на заводе “Интеграл”, и это созвучие меня очень позабавило. Пол был очень впечатлен услышанным: восхищенно посматривал на парней, делал какие-то пометки в блокноте и просил показать аккорды.
Все остальное — история. Пару лет назад я написал ему в Фэйсбуке. Он очень удивился, и на вопрос помнит ли о концерте и Беларуси, ответил:
“Absolutely brilliant. There is no way I’d be doing what I do now if it wasn’t for Tsihi Chas. And Minsk, yes… Krynitsa, Panikovka, and that girl — Tamara. Can I find her on Twitter?”
(звучит музыка из шоу Оксаны Пушкиной “Женский взгляд”)
Мы часто забываем нашу историю и кормим себя чужими идеалами. Кто мог знать, что наша группа, песен которой не найти и вКонтакте, окажет такое влияние на звезд мирового масштаба. Давайте помнить, иначе будет помнить кто-то другой.
P.S. Если же кто-то все-таки обладает записями, дайте переписать. Магнитофон у меня хороший — Весна М-310С, не жует.
Такси.
Сажусь в такси, а там играет Bad to the Bone. Водитель говорит:
- Мне нужны твоя одежда, сапоги и мотоцикл.
То есть, на самом деле, он спросил так:
- Что, в Уручье вам?
Таким нежным, немного заплетающимся голоском, будто с перепоя контрафактным шампанским на юбилее тещи. Будто Уручье — это край мира, где можно лечь в лодку, накрыться бизоньей шкурой и плыть без весел навстречу смерти. Словно мне еще рано, словно я могу передумать и поехать, скажем, на Каменную Горку (или в Каменную Горку, тут уж сами думайте).
Но нужно в Уручье. Водитель вздыхает, и мы едем сквозь утренний Минск. По радио какой-то добрый человек включил группу "Хэллоуин", и вместо того, чтобы катиться в интригующей тишине, мы мчим под месилово тевтонцев, что так греет душу.
У стадиона “Трактор” вылезло солнышко. Таксист внезапно оживился:
- Ставьте оценку за поездку. А то, ездят и…
Что было за “и” — неясно, так как фраза повисла в воздухе незавершенной. И правда, что “и”? Изо всех сил прошу радиобога включить Лу Рида, пусть будет про чудесный день и уток в парке. Пусть легкая недосказанность летит как дымок над заводом имени Козлова, пускай блестят ноты, как утренние рельсы на солнце.
Что ж, поставлю пять звезд, потому что первая звезда — это ты, а вторая — все твои мечты, третья — все твои слова, я им не поверил едва. Четвертая причина — это ложь, кто прав, кто виноват — не разберешь. А пятая причина — всех причин лучше, потому что “наступны прыпынак роднае Уручча”.
Репутация.
Предательская вещь — протектор на ботинке. Брожу по зданию, оставляя за собой песчаный пунктир, как Гретель в сказке. В жизни застрявший песок называется репутацией, и нет такого коврика, чтобы выбить каждую песчинку.
Иногда этого песка так много, что позади материализуется полноценный Голем. Ужасное чувство: нескончаемые шаги чего-то большого позади. Так что все, что остается — это снять обувь и ходить босиком. Посторонние глаза бегут по следу, как вдруг тот заканчивается посреди гулкого коридора, или, смеха ради, у раскрытого окна.
При рождение человек бос. Висящие на проводах кеды — это не окончание учебы, это осознание, а значит перерождение. С наступающим! Будем танцевать босиком, как Патти Смит: прием заявок в акселератор “Белорусская Вальгала” объявляется открытым.
Астон Мартин.
Сквозь туманный минский кисель едет Астон Мартин. На заднем сиденье сидит пожилой джентльмен в смокинге, и глаза его бесстыдно красивые провожают советскую архитектуру на проспекте. В салоне звучит элегантный даб, а пахнет так, как если бы минут десять назад в нем ехал Ив-Сен Лоран. Пассажир делает дополнительный виток клубного шарфа вокруг шеи, говорит мягко, почти неслышно:
- Love is the drug, Pernilla.
Водитель, скуластая шведка, что следит за указателем, который стремится попасть в Minsk National Airport, пожимает плечами, но на всякий случай повышает температуру на 3 градуса. В это время неизвестная широким массам студентка третьего курса педуниверситета допивает кофе в “Зерне” и пальцы ее набирают следующее сообщение:
“Дорогой Брайан Фредович! Спасибо за все. Я знаю, что вы просили называть вас на ты, но мне так тяжело привыкнуть — вы, все-таки, такая величина. Знаете, я не могу с вами уехать в Англию, ведь у меня через 2 года распределение. И вообще, у нас разница в возрасте, хоть мужчина вы и видный. Но, как говорится, спасибо за предложение. Приезжайте к нам лучше летом в Лунинец, я вас со всеми познакомлю, в лес сходим, на озеро”.
Самолет отрывается от серого асфальта, и Брайан Фредович распаковывает прощальный подарок, в котором легко угадывается книга: “Максим БагдАновитч, верши, видеветс..видаве… oh Lord… видавецва МастатскАйа Литратура…”
- Пернила, мне нужен белорусско-английский словарь. Позаботься, чтобы доставили к приезду.
Помощница кивает головой и протягивает ему маску для сна. Брайан Ферри, сын шахтера и мировая звезда, засыпает в холодном комфорте бизнес-класса и снится ему кветка Радзімы — васілёк, что он краем глаза увидел на хвосте Боинга, поднимаясь по трапу.
Пьеса о нормальности.
- Добрый день.
- Добрый. Дмитрий? На коррекцию? Проходите. Люда!
(Входит Люда)
- Здравствуйте. Садитесь!
- Здравствуйте. Мм…Сюда?
- Да. Что-то не так?
- Нет, просто… Стул маленький. Ладно.
- Хм. Загадочный вы какой-то. Снимайте очки.
- Очки? Ну хорошо…
(Снимает)
- Не знаю, чем я могу вам помочь: у вас нормальные мужские брови. Что конкретно вы хотите сделать?
- Спасибо за комплимент, как-то неожиданно даже… Но давайте к делу: вот тут убрать, со щек вот в этом месте…
- Со щек? Вы на коррекцию бороды, что ли? Ха-ха. Ира!
(Входит Ира)
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. У меня нормальные мужские брови. У меня ненормальная мужская борода, помогите.
- …?
- Простите. Я на коррекцию бороды.
- Загадочный вы какой-то. Садитесь.
Удалили.
Можно долго искать человека по фамилии в списке друзей, а результатов не будет. Пиши хоть кириллицей, хоть латиницей, хоть совсем не пиши. Первая мысль как прокисшее молоко:
- Удалили, что ли?
Да нет, просто весной звери меняют шкурки, а люди меняют фамилии. Обычно это происходит в зданиях, где тетушки, все еще пахнущие духами “Москва” говорят елейным голоском: “Согласны ли вы, Ирина, Петр, Александра,…”и так далее.
Произнес вслух. Сейчас ты звучишь округлей, цельней, как-то даже румяней. Все из-за насыщенности твоей новой фамилии буквами О. “Молоко”, “хорошо”, “колобок” и ты.
Что ж, все равно, буду немного скучать по временам твоего девичества, то есть, двух слогового наименования, лаконичного и изящного.
P.S.
“Принцесса Автаза”
Принцесса Автаза,
я фанат твоего таза.
(повторить 100 раз).
И такое бывает.
На подъезде висит объявление об установке пластиковых окон. Начинается так: “Честь имею предложить Вам…” и далее по тексту. Так и представляешь белого офицера в Париже: большевики у власти, служить некому, а французская булка хрустит бесплатно лишь в романсах. Корнет Оболенский, тащите сверло!
На другой день, на том же месте, сидел на скамейке сосед с первого этажа и беззвучно плакал. Он вообще тихий: обычно курит, прислонившись к перилам, и смотрит вдаль. Что-то безнадежное было в его глазах, я не нашел что сказать, лишь остановился на полсекунды. А может, как синхронизирует пережитое случайный сайт о психологии, “плачут мужчины и от сентиментальности. И такое бывает, особенно после пятидесяти.”
Что, скучно стало? Тогда перечитайте про корнета со стеклопакетом. Или станьте участником белорусского аналога Gorillaz с уклоном в пост-панк — группы Malps. С одной стороны, соблюдена холодность стиля в виде Альп. С другой, присутствует самоирония мартышки. А убери L — получишь набор карт. Куда они ведут? На вершины хит-парадов, конечно.
Но лучше послушайте самую лучшую рецензию на то, что я пишу. Получена недавно, свежая, как булка из первого абзаца, звучит так:
- А в жизни ты не такой ****утый, как в Фэйсбуке!
Ну, псих-точка-ру, давай напоследок: “и такое бывает”.
Молочко.
- Только не забудь оставить место для молочка.
Фраза произносилась таким тоном, будто бы она боялась, что молочко как в клипе Blur про кофе и телевизор, будет бродить по дому никому не нужным и случится беда.
Из этих маленьких деталей состояли наши дни в квартире, где можно было засунуть руку под диван и выволочь то обглоданную куриную ножку со следами маленьких кошачьих зубов, то самоучитель по немецкому, то винил ансамбля Omega. Вайб нашего места был таким, что даже ветер складывал красно-зеленое полотнище на крыше дома неподалеку в португальский флаг.
Души вытягивались, будили мурашек, которые неслись по стволу спинного хребта, как стадо бизонов, и валили нас с ног на пол.
- Где же ты, сестра? — кричит отставший мураш, ускоряя бег.
А может это я кричу, беззвучно. Из уважения к молочку и всей истории.
Женатый.
На первом этаже бухгалтерский отдел из тетушек за 45+ празднует что-то с шампанским, колбасными запахами и Меладзе. Одна из дам встретила меня в коридоре и весело спросила:
- Что ж вы такой симпатичный, а женатый?
Черт с ней, с первой частью — все-таки, полусладкое, а то и брют. Что до второй, то я ответил, что холост.
- А лицо такое, будто женатый! — засмеялась тетенька и пошла в туалет мыть кружку.
Синусит.
Если стрижет парикмахерша с насморком — изменяй сознание. Закрой глаза, настройся на размеренное жужжание машинки и выпади из синуситной реальности. По волосам бегают пальцы не мастера, а женщины. Уши полнятся не дыханием через рот, а вздохами. Тебя не стригут — тебя соблазняют, сынок. Но будь камнем: все, что тебе нужно — лишь аккуратный затылок.
Затем она отходит на пару метров и сморкается, заглушая радио. Это конец — уронит ли платочек с инициалами или нет, подбирать его уже не захочется. Бери шинель, иди домой.
Урчите.
От путешествия в чешский край осталась горсть крон. Буду по забывчивости внедрять их в экосистему белорусских монет — вдруг выживут. Потом стану рэпером: чехи так часто повторяют “йо” в разговорах, что пятый день в голове один Тупак. Центральное место пражского кладбища — могила Кафки, расстояние до которой измеряют табличками, как во время гонки: осталось 250, 100 метров, финишная прямая.
Поднажмите, турист, иначе вас обгонят какие-то хипстеры с покет-буками автора.
А так-то покопались в друг друге трогательным ножичком, дорогой ты мой экспат. Ещё встретимся. И, наконец, самое важное — “урчите” по-чешски — это “конечно”, “разумеется”.
Вы ещё не урчите? Ну и зря.
Занято!
С недавних пор один из водителей маршрутки ДС “Лошица-2” — ДС “Зелёный Луг-6” перестал пускать меня на переднее сидение. “Занято!” — говорит он и делает соответствующий жест рукой.
“Для кого же он припас место?” — скрипят колесики в голове. Разгадка проста: ни для кого с Y-хромосомой. В первый раз туда села совершенно случайная девушка — они не обменялись и словом. Через день тоже самое. Совпадение? Транспортный сексизм. В третий раз я даже не пытался, и молча поплелся в салон. Остановка на Немиге и какой-то парень, еще не знающий новых порядков, сталкивается с рукой-шлагбаумом, и поделом: девушка в шарфе, который замотался на ее шее как пушистый удав, куда лучше небритых самцов.
В общем, как ласточки чувствуют приближение грозы, так маршрутчики чувствуют приближение скорого весеннего безумия.
Чувство юмора.
Чувство юмора как соус — не основное блюдо, но раскрывает вкус. Допустим, человека собираются повесить, а он говорит с прищуром: “Веревка-то, пан палач, из конопли! Знаю, что из промышленной, но вы отрежьте кусочек на пробу. Ведь у меня и последнее желание есть!” Все довольны: и палачу работается легче — что причитать, если на эшафоте, да и самому человеку почет — людям при исполнении нервы не портил.
А другой возьмёт банку горчицы и съест ее с коркой хлеба за один присест. Потом сидит над вчерашними газетами и недоумевает: “Что ж тоска такая сегодня? То ли горчица просроченная, то ли я сам”.
Так вот, о юморе. Недавно выяснилось, что несколько лет назад, друг Павел читал вслух моему коту Франсуазу Саган, чтобы тот не скучал, пока я был в отъезде. Жалко только, что об этом сообщил Паблито, а не сам кот.
Кухонная зарисовка.
Кухня, у плиты стоит хозяин квартиры Андрей — мужчина средних лет в мастерке и домашних штанцах.
- Мне Игорь, школьный приятель, рассказал, что — чур, только между нами — его жена устроила скандал по поводу лайков. “Совсем охренел — меня не лайкаешь никогда, а эту толстую корову с сиськами через день. У вас что-то есть?” В общем, запретила ему, представляете?
- А он что?
- Ну это ж Игорь, он не будет спорить, просто сделал себе другой аккаунт и все. Да ему пофиг на самом деле.
- На жену или…
- А хрен его знает. Подай штопор.
- Так а ты сам как думаешь, есть что?
- С женой?
(смех в зале)
- Не, ну с этой коровой с сиськами.
- Вряд ли, это их общая знакомая. Хотя… Ну он ничего не говорил.
- А давно они женаты?
- В универе познакомились, по-моему.
У стола на табуретке сидит Саша, на его коленях сидит Света, а в их руках сидят бокалы с вином. В комнате вдруг повисла пауза и каждый думает о своем.
Пьяный парикмахер.
Однажды меня стриг пьяный парикмахер в Доме быта на улице Московской. Пока бедная мама ругалась с заведующей, мужичок весело щелкал ножницами, проносясь на гоночной скорости мимо красных огней моих ушей. Однако никакого винного дыхания я не ощущал, да и на ногах тот держался уверенно — может быть, бывший моряк, привык к качке.
Oт атмосферы нервозности я цепенел в кресле и ждал какого-то решения от взрослых. Достригал меня уже другой мастер, но с моими вихрами что в лоб, что по лбу — все равно через месяц начинается просматриваться прическа в духе “Дюймовочка грустит в своей скорлупке”.
Поэтому я хожу в проверенную парикмахерскую: там знают, сколько и в каком месте нужно отрезать. На пороге клиента встречает крепко сбитая администраторша лет пятидесяти: стратегически оправданный вырез, белокурый парик с косой. Если клиент приходит стричь волосы — она пеняет на неухоженность бороды. Справился с бородой — говорит, что на затылке беда. В общем, настоящая мадам-полковник, на попечении который три девушки.
Одна — вылитая вокалистка группы “Серебро” — та, у которой зубощель Ванессы Паради. Другая похожа на эльфа и стрижет лучше всех. А третья — самая старшая, не знаю, что про нее сказать — молчалива она.
У них есть комната отдыха, которая открывается с помощью скользящей двери как в шкафе-купе. Там находится кушетка, пару табуреток и столик с чайной посудой. Девушки сидят там как сирены и ждут оклика: “Катя, во вторую!”, “Инна, на четыре часа покраска!”
Но сейчас часов двенадцать, и я сижу возле мойки.
- Не горячая вода? — спрашивает она, намыливая голову.
Ни в одном месте на земле мужчина не чувствует себя большим мальчиком, чем в парикмахерской. Стригут-то не только волосы, но и накопленное. Поэтому все время кажется, что волосы в срезанном виде темнее, чем обычно. А может, все дело в контрасте: я про эти вкрапления соли в горках перца на полу.
Соседка и Джонни.
Соседка по подъезду — хрупкая аккуратная женщина за 50 — выгуливает овчарку по кличке Джонни и разговаривает по телефону. Стою в ожидании такси и слушаю, ведь она говорит на мове без капли трасянки, пiсьменна и мiлагучна. Вдруг пес срывается и летит куда-то со всех лап.
Женщина просит прощения у собеседника и голосом физрука, то есть, по-русски с легким матерком, просит собаку вернуться обратно.Затем как ни в чем не бывало переходит обратно на мову и голос ее льется, как ручей. Так и представляешь, что когда пес ведет себя хорошо, его зовут Джонi, а когда плохо — Маскалём Трэклятым.
Уже вечером я подошел к лежбищу кота и задал ему парочку вопросов на всех языках, которые знаю. Цук посмотрел меня так, как могут смотреть только коты, и продолжил сон.
Будда.
На полке, рядом со статуэткой Будды и разноцветными гладкими камешками, стояли книги. Я открыл одну из них, прочитал пару абзацев, взял другую, пролистал — все имена авторов были мне неизвестны и ни одно из названий не вызывало ни воспоминаний, ни ассоциаций, ничего.
Я удивился и сказал, что считал себя книголюбом. Как часто бывает, ты вежливо промолчала и проскользнула на кухню. Меня никогда не смущало твое молчание, потому что его определяет совершенно не обидная форма снисхождения: так снисходить можно даже не к детям, а к инопланетянам из созвездия Осла.
О чем говорить в приглушенном свете? К кофе были такие аккуратные бутерброды с тминным хлебом, так что в основном пили молча, улыбаясь друг другу. На стене скретч-карта, все страны нетронуты. Почему не стираешь, ты же много ездишь? Но нет мне ответа, как в книге про Тома Сойера. Хрупко ли у тебя внутри? Снаружи ты колкая: твои бицепсы не похожи на желе, майка не даст соврать, а короткая стрижка — почти ежик — подчеркивает острые скулы. Мне они, конечно, нравятся больше всего.
- Скулы у меня действительно красивые — улыбаешься ты. — А на работе я не такая. Но где я сейчас работаю — не скажу. Это скучная работа.
Хорошо, давай тогда смотреть твои фотографии. Если на них не пейзажи, то они — селфи. Ну вот Таллин, вот Рига, это летом в прошлом году… В Мариенбаде? Ха, нет, это у бабушки в Гродно, отвозила отпрыска. Хорош он, хорош, шахматами увлекся, все-таки, папа проклюнулся. Жалеешь? Нет, почему — Кстати, что у тебя… Не влюблена? В тиндере?
А статуэтку Будды я все-таки разбил. Уже одетый, я решил попросить книгу, вернулся в комнату, потянул руку в зимнем рукаве и сбросил c полки.
- Котешов-Котешов, ты точно кот. Жаль — это был подарок.
Лестница в старом подъезде хрущевки. Можно многое вспомнить, пока спускаешься. Но в прошлом все в дымке, все в какой-то сметане, а хочется резкости. Такой, которая бывает в драке, при запахе крови, когда волосы на загривке встают дыбом. Такой, будто выкручиваешь реле в бинокле до упора, выжимая соки из реальности. Или когда влюбляешься. Так что, Coil в уши и брысь в ноябрь.
Всадники Апокалипсиса.
Вечером шел по еле протоптанной дорожке посреди одного из лугов Зеленого Луга. Был ли я на холме — вряд ли, но туман был таким же густым как в игре, а место равнозначно тихим. Вдруг из-за завесы вышли две фигуры в капюшонах. Черные силуэты, неторопливый шаг — истинные всадники Апокалипсиса, пропившие лошадей, только что глаза не горят адским пламенем.
“Я готов, Сатана, забери меня в пекло к этим великолепным грешникам!” — почти крикнул я.
И пусть они оказались всего лишь милиционерами в плащ-палатках, мысль о горячем котле с Марией-Антуанеттой растянула мои сжатые губишки. “Но что они делают в поле?” — обернулся я, но парочка пропала то ли в тумане, то ли в измерениях.
Все, что нужно.
“Все, что нам нужно уже при нас, просто мы плохо ищем” — утешал я себя в прихожей, вынимая аккуратно сложенный зонтик из промокшего рюкзака. Так что, как сказал бы какой-нибудь радиоведущий своим фальшивым голоском: “Если вы хотите мокнуть на этой неделе, то мокните от любви”.
Дождь из Пола Маккартни.
В последнее время над миром идет дождь из Пола Маккартни. ИИ подсовывает в наушники его сентябрьский альбом, монитор показывает, что сэр наконец-то отпустил на волю свою седину (что ему очень идет), а в разнообразных интервью он не устает в сотый раз рассказывать о том, кто развалил Битлз, и ни тени раздражения видно в его глазах.
В моем окружении никто не любил Пола, кроме фанаток его миндалевидных глаз. Джон казался эталоном бунтаризма — это легко было купить любому школьнику. Джордж имел очертания мистика, ходящего по воде, что как минимум внушало уважение, а Ринго был непосредственным и самым веселым битлом — дети такое любят. В общем, на их фоне Пол выглядел манерным библиотекарем, завернутым на сахарной поп-музыке с духовыми — кому это нужно в 13 лет?
А потом время схлопнулось. Тут то и оказалось, что память о других участниках событий повзрослела, и у святых мертвецов вроде Джона и Джорджа оказалось куча недостатков. Битлз, являясь весомым культурным событием, породили массу стереотипов, и я стал жертвой каждого их них.
Полу 76. Однако читая и наблюдая его интервью, понимаешь, что семерка — это выгнутая единица, которая хочет казаться старше, чтобы наливали в пабах. И пока одна часть пенсионной братии гоняет по бывшим республикам с коллекцией золотых хитов, а другая делегирует выруливание модного звука продюсерам, Маккартни занимается тем, чем и всегда: делает музыку.
Революционеры стали реакционерами, гуру закопались в судебных тяжбах с несовершеннолетними, а фигуры со статусом поменьше с отеческим прищуром рекламируют средство от простатита. А Пол подшучивает над Канье Вестом и пишет новые песни, в которых в сотый раз поет о “I’m happy with you”, и это не вызывает вопросов.
Короче говоря, было бы сложно представить, что в 2018 году Billboard может возглавить альбом человека, родившегося в разгар второй мировой, и этот альбом не будет посмертным. Но если бы да кабы во рту росли псилоцибиновые грибы.
Скучно.
Девушка стоит в очереди и выбирает презервативы. Вдумчиво рассматривает картинки, читает надписи и вертит их из стороны в сторону — может быть, ищет тайные знаки. Наконец, выбирает одну коробочку и ждет очереди, уткнувшись в телефон. Когда же приходит черед, над ней загорается лампочка осознания: “Не ультра тонкостью единой жив человек. Возьми и с фруктовым миксом! А с анестетиком слабо? Про рифленые не забудь.” Она протискивается назад к стенду и берет еще три пачки.
Господи, как же скучно я живу со своим кефиром и абрикосовой булочкой.
Телефон.
Бабушке подарили мобильный телефон. Кнопочный, внушительный, солидный. И все бы хорошо, но пальцы 92-летнего человека уже не такие проворные, как были, скажем, полвека назад: набор номера для нее является той еще задачкой. Поэтому бабушка, используя ее собственную терминологию, “тренируется” на родственниках.
Я иду по городу, звонит телефон, а на экране неизвестный номер. Я снимаю трубку, а там тишина. Как дурачок повторяю “Алло! Алло!” и через время в ответ слышится озорной старческий смех. Совсем как в детстве, когда телефонный пранк был в моде и сложно было поверить в то, что когда-то будет за тридцать, а телефон можно будет носить в заднем кармане джинсов.
Амстердам.
Акцент незнакомца спровоцировал Павлика на чудесное: “If you can talk Russian, you can talk Russian”. Так и произошло: нам рассказали о том, что “как-то я много капнул(с)… Я не опоздаю утром на автобус? Сколько ещё по времени? Я нормально выгляжу со стороны?”
По сути Сергей из “в последнее время в Москве” хотел задать всего один вопрос: “Когда меня отпустит?” — совсем как в песне big russian boss. Мы люди сердобольные, проявили эмпатию и человек успокоился. Он даже спросил откуда мы. “Минск — хороший город, — сказал он, — почти все по-русски говорят. Ну и на этой смеси украинского”. Паблито хотел было вписаться за мову, но дискуссии не получилось. Да и злобы в словах москвича не было, лишь констатация факта: земля — круглая, человек на 70 процентов состоит из воды, Цой жив, белорусы — братья наши меньшие.
На автобус Сергей не опоздал. В данный момент он стоит на пирсе, и его длинные развевающиеся волосы говорят нам о том, что ветер сильный, стоит взять верхнюю одежду.
Пять минут о Боге.
Дверь открывается:
- Здравствуйте, у вас не найдется пять минут, чтобы поговорить о Боге?
- Бога нет.
(Женщины улыбаются)
- Ну кроме того, что вы видите перед собой.
(Женщины уже не так улыбаются)
- До свидания.
Дверь закрывается.
Учитывая, что это второй случай соприкосновения с прекрасным в последнее время, думаю, что меня разыгрывают друзья. Либо мне все-таки придется стать свидетелем. Подождите десять дней, пожалуйста. Вот съезжу в Амстердам, наберусь сакральных знаний и буду ходить вместе с вами.
Дверь открывается:
- Добрый день, у вас не найдется пять минут чтобы поговорить о Господе нашем, Дэвиде Боуи?
Прогресс.
Вот сидит новый человек в гостях, пьет чай, и с задором рассуждает о том, что работает на переднем крае прогресса, то есть, в IT. “Технологии, а не красота спасут мир”, “Илон Маск — Бог”, “Люди станут гуманней, будут больше будут думать друг о друге” и далее по списку.
А потом идет человек в туалет и через некоторое время возвращается, неся в комнату запах весеннего жасмина. Что может пойти не так? Да в принципе ничего, кроме того, что посетив уборную в свою очередь, я наткнулся на любопытные разводы на поверхности унитаза. Словно неумелый художник пейзаж рисовал: веточка влево, веточка вправо, а это…хм…может быть, птичка? В общем, делать нечего: я призываю на помощь технологии и беру в руки ершик самого нового поколения.
Просто я забыл сказать, что мой туалетный робот сломался. А так-то он человек хороший, о человечестве думает.
Take on me.
С плохим настроением борюсь испытанным средством: включаю караоке-версию A-ha “Take on me”. Куплет проходит бодренько, ноги топают в такт, в комнате материализуются “графичный, холодноватый стиль, синтезаторно-гитарное звучание и выразительная балладная мелодика”.
Наконец, наступает припев:
Take on me (take on me)
(wow, неужели я умею петь?)
Take me on (take on me)
(офигеть, я умею!)
I’ll be gone
(Димка, давай, поднажми)
In a day or two
Диссонанс уровня “сотня медведей наступила на уши сотне мартовских котов” настолько рушит нелепые старания, что ты смеешься как сумасшедший и уже не помнишь из-за чего расстроился.
Tinder.
Повороты Тиндера словно пути Господни: неисповедимы. Вот ты пишешь человеку, человек пишет тебе, как вдруг оказывается, что человек — вовсе не человек, а твоя бывшая ученица из 9Б, которой ты объяснял как спрягаются французские неправильные глаголы в 2005 году.
Ты сразу сообщаешь, что “вы мне тогда тайно нравились”, а я отвечаю, что “вот, мы уже на “вы”. И магия флирта нарушена, деклассированная вновь приобретенным статусом “ученик-учитель”. Не знаю, как ты, Оля, но я смеюсь во все горло.
А еще думаю о том, что подростком меня ужасало название романа “20 лет спустя”. Я искренне недоумевал: как возможны такие перепады во взаимоотношениях? Но время летит вперед, и мы летим вместе с ним. Как эта майская пыльца, которую одна часть минчан называет тополиной, а другая — одуванчиковой.
No more heroes.
В районе Городского Вала 7788 впилась в зад 135. Пешеходы застыли на месте в ожидании новой серии легендарных противостояний: Бэтмен против Джокера, Пепси против Колы, Карпов против Каспарова, 135 против 7788.
Водители выскочили из машины бодрячком, всем видом показывая желание физического контакта, потому что 1) каждый из них был крепышом 2) каждый из них думал, что крепыш только он.
Увидев друг друга, они как-то сникли, чуть покричали друг на друга (все-таки, зрители) и в воздухе перестало пахнуть грозой. “Эй, как же так, — захотелось заорать на всю улицу — доставайте мечи из багажников! Должен остаться только один!”
No more heroes.