Кажется, древние римляне говорили: "Согласного следовать Судьбе Она ведет, а несогласного - тащит".
Моя Судьба с детства звала меня к горизонту и за него, мне ли не согласиться?
И, наверное поэтому, однажды в моей жизни настало время, когда желание путешествовать захотелось совместить с возможностью зарабатывать на эту самую жизнь.
Так я попал к кадровику Ново-Каховского рефрижераторного депо. Кадровик был интересным человеком лет 55-ти, с неоспоримыми признаками оптимиста.
Знакомые, заходившие в кабинет, шутили с ним, и он шутил в ответ. Еще он запомнился мне тем, что в конце разговора почти всех посылал в баню:
- Да иди ты у баню, - говорил он на украинский манер и клал трубку телефона.
- Здравствуйте! -
Он поднял голову от бумаг на столе. Взгляд короткий, оценивающий, точный. Кивнул.
- Я узнал, что у вас формируют группу для учебы в Одессе. -
- Где узнал? Где вы все узнаете? Я вот сижу тут, ничего не знаю! Так ты хочешь на курсы рефмехаников? - Да. -
- А зачем тебе Одесса? Одесса это же далеко, а у нас тут такие же курсы, в депо. -
Хитро прищурясь, он снова взглянул на меня. Имя и отчество я разузнал заранее.
- Николай Иванович, запишите меня в группу на Одессу! -
- Ну вот, снова здорово! - Улыбку он сдержать не смог. - Шо там в той Одессе? Шо вы все туда рветесь? Ну был я там, да ничего такого, город как город. Наша Каховка в сто раз лучше. Так может к нам? -
- Николай Иванович, пожалуйста, на Одессу! -
Кадровик снова поднял голову и уже без улыбки сообщил: - Группа на Одессу еще не набрана, набирать будем примерно две недели. Если хочешь быть первым в списке, я оформлю тебя слесарем в депо, общежитие, столовая. Ты нам поможешь, мы - тебе. Согласен? -
- Оформляйте, согласен! -
Две недели слесарем, за то, чтобы полгода дышать воздухом со взвесью оптимизма? За то, чтобы подняться по Потемкинской лестнице к Дюку? За Французский бульвар? За площадь 1905-го года? За походы в Оперный Театр? За Привоз? За классическую музыку, язык и юмор победивших уныние? За Дерибасовскую? За бесценный опыт на всю жизнь? Та я вас умоляю!
Ну вышло не две недели а почти месяц, ну не слесарем, а разнорабочим, и шо? Ну помесил бетон, покрасил вагоны, зато научился наконец, правильно по-французски произносить знаменитую фразу Кисы Воробьянинова о том, что он не ел шесть дней. Рядом работал парень, учившийся на инъязе.
Но, честно говоря, я не слишком-то поверил хитровану - кадровику. Каждый день, с утра, перед сменой, я стоял у дверей отдела кадров и ждал его.
Сначала он удивлялся: - Ты чего тут? -
- Николай Иванович, как с группой? -
- А-а-а, да поедешь в свою Одессу, пока рано... -
Через несколько дней он уже улыбался и, здороваясь, сообщал, как продвигается набор. Через две недели, он, увидев меня, только качал головой, улыбался и говорил: - Гвозди бы делать из этих людей!... -
Перед отправкой в Одессу нас, тридцать человек, собрали в актовом зале депо. Был представитель Одесской дортехшколы, которому выпало доставить нас на место, пара местных бюрократов и наш кадровик Сериков. Напутствия были короткими и емкими.
Один из неизвестных мне присутствующих, видимо будучи отягощен и озабочен формальными обязательствами, заявил: - Нам еще необходимо избрать комсорга группы! - Никто в группе толком друг друга не знал, повисла тишина. Выручил Николай Иванович, кадровик: - Я даже знаю, кто для этого подойдет, - сказал он и хитро взглянул на меня.
То, как я караулил его у двери по утрам, даром не прошло.
Одесса! Мы приехали в солнечный, теплый день. Потом трамвайчик по тихим, зеленым улочкам повез нас на встречу с Дорожно-Технической школой.
У школы, само собой, были договоры аренды с владельцами жилья. Так мы попали в отдельную маленькую комнатку в трехкомнатной квартире на улице генерала Петрова.
Нас было трое: я, мой земляк Игорь и Антон,парень из Херсона.
В город Одессу пришел сентябрь, теплый, тихий, благословенный. Полетели маленькие, сверкающие, серебряные паутинки.
Занятия не тяготили, наоборот. Преподавали в основном интересные, умные люди, поэтому и знания свои они доносили интересно и понятно.
У меня, например, к тому времени не осталось особых сомнений в том, что я полный профан в электротехнике. Но этот предмет у нас в группе стал преподавать замечательный, добрый и мудрый человек, Борис Моисеевич, фамилию его, моя память, к сожалению не сохранила. Борис Моисеевич преподавал виртуозно, я с удивлением понял, что даже для такого как я, стала понятной природа возникновения и действие индукционных токов.
И естественно, к преподу электрооборудования не могла приклеиться никакая другая кличка, кроме "Буравчика", по названию одноименного правила.
Занятия по предмету "Дизельные установки" проводил бывший моряк, мужчина лет пятидесяти, несомненно повидавший "виды".
До того, как стать преподавателем в Дорожно-Технической школе, он вряд ли просиживал жизнь в кабинетах и дома. За ним, его взглядом, повадками, манерой изъясняться и даже походкой, угадывались ветры, штормы, огни далеких портовых городов. Все это было и на его лице, и в глазах.
Я сидел в аудитории за передним столом, поэтому на первом же занятии легко опознал в этом человеке собрата по увлечению. Его, как и многих каратистов, выдавали руки. Две костяшки на кулаках, над указательным и средним пальцами были несоразмерно велики, утолщены и покрыты толстой ороговевшей кожей. Костяшки эти у нас называют "кентами", и становятся они такими от постоянной долбежки по макиваре, или доске.
Мы прозвали его "Дизелем", он шутил без улыбки и не меняя выражения лица, произвольно видоизменял слова. Например, двигатель был просто "дрыгателем", а улитка турбонаддува подавала в камеры сгорания не воздух, а "вобздюх"
Закрепив на доске "наглядное пособие" - лист картона метр на полтора, с изображением изучаемой детали и скользнув взглядом по головам присутствующих, он опускал глаза в журнал.
- Об устройстве топливного насоса, нам сегодня поведает... Да вот, например, Петренко нам и поведает. -
Выходил Петренко, который даром красноречия не обладал.
- Вот тебе указка, Петренко, расскажи нам, ничего не утаивая, из чего же состоит топливный насос? -
- Ну, - Петренко несмело тыкал указкой.
- Топливный насос состоит из двух половин -
- Э, нет, Петренко, ты сейчас нам начал рассказывать устройство задницы, а нам бы хотелось все же узнать о топливном насосе -
Мы, конечно, катались со смеху.
Был в программе обучения и предмет "Условия перевозок". Поскольку мы собирались возить продукты, нам предстояло узнать и выучить температурные режимы транспортировки этих весьма уязвимых перед временем и капризами климата, грузов.
Рассказывала нам об этом и этому обучала Татьяна, веселая, живая и жизнерадостная женщина лет 35-ти.
Куратором нашей группы был назначен улыбчивый, остроумный черноволосый человек по фамилии Завирюха, сорока ему тоже не было. Конечно, мы нарекли его "классным папой".
Завирюха преподавал "Холодильные установки", умело, доступно и красочно раскрывая нам устройство и скрытую жизнь машин, способных охладить почти все.
После занятий нас забирал город. Этот город взялся научить нас оптимизму. Оптимизму взвешенному, оправданному, выверенному, оптимизму, который, думаю, был рожден из пессимизма и отчаяния, благодаря Мудрости. Поскольку пессимизм контрпродуктивен, и это очевидно.
Оптимизм разумных заразителен и добр. Город улыбался нам, он понимал, что большинство приехавших к нему, смеяться над собой и обстоятельствами не умеет, но подспудно очень хочет научиться.
Город готов был учить этому искусству, исподволь и явно.
Нас учили продавщицы мороженного и кассиры кинотеатров, водители трамваев и просто прохожие, необычный говор, игра интонаций, иногда без улыбки внешней, и почти всегда с улыбкой внутренней, но очевидной.
Улыбайся, говорили они, ничего не говоря. Улыбайся, ты для этого здесь, на Земле, а не для того, чтобы ходить с постной мордой. Улыбнись человеку и помоги улыбнуться ему, сделай его день светлее.
Мудрость это Любовь, Любовь это искренняя улыбка, улыбайся!!!
На Дерибасовской меня остановил фотограф. Я, по своей привычке ходить быстро, летел по улице с сумкой через плечо.
- Молодой человек, фото! Давайте сделаем фото? -
- Ну давайте -
- Куда вы так спешите, молодой человек? Уверяю вас, вы везде успеете. Вы не одессит? -
- Из Крыма -
- Ясно, и вы конечно не знаете, что по Дерибасовской гуляют постЭпЭнно? -
Действительно, куда мы торопимся? Идя быстро, пробегая город, ты пропускаешь, не замечаешь мелочи, из которых и складывается суть.
В сумерках, или уже в темноте, мы возвращались в комнату на троих, в квартире на улице генерала Петрова.
Никакой очередности по готовке пищи не было. Готовить или нет, готовить сегодня или завтра, каждый решал сам. Ну а тому, кто изъявил желание сварить на троих суп или нажарить картошки, были конечно, предоставлены и плита, и посуда, и признательность товарищей.
Антон, как я упоминал выше, был из Херсона, это был смешливый, улыбчивый парень, у него, на мой взгляд, был талант задавать точные вопросы, шаг за шагом приближаясь к тому, чтобы узнать желаемое.
Игорь, мой земляк, был добродушным, безобидным и приветливым человеком. Сначала даже могло показаться, что он простодушен настолько, что беззащитен. Но, как оказалось впоследствии, Игорь мог дать фору многим, в умении постоять за себя и других.
Еще в Новой Каховке, когда группа только формировалась и мы жили на третьем этаже общежития депо, несколько ребят из нашей группы начали подсмеиваться над простодушием и прямотой Игоря, постепенно доводя насмешки до издевки. Однажды вечером, когда все пили чай, или укладывались спать, Игорь вернулся раздосадованный с первого этажа, куда он ходил, к живущим там девчонкам.
Они его не пустили.
- Что, Игорек, облом? - Захихикали со своих коек "шутники", предвкушая веселье.
- Да не пустили, зараза! - Печально выронил Игорь и в сердцах стукнул ребром ладони по дужке советской панцирной кровати. И от этого короткого удара, верхняя никелированная дужка согнулась почти до следующей перекладины.
- Ой, - неподдельно испугался сам Игорь, и уже двумя руками легко вернул искалеченную дужку в прежнее положение. Настала гробовая тишина.
- Ни хрена себе! - Сказал только кто-то из полумрака комнаты. Я сдержаться не смог, хохотал от души, а Игорь мне улыбался. Больше над ним никто не шутил, потому что трусы и мерзавцы предпочитают "шутить" над слабыми, уповая на безнаказанность.
А за пределами нашей комнаты на троих, в квартире на улице генерала Петрова, обитала семья. Их было четверо. Это были простые люди, без претензий на исключительность. Она, если и занимала где-то какую-то должность, то невысокую. Глава семьи работал на предприятии выпускавшем автокраны, и приходил он туда не руководить, а работать руками.
У них было двое детей, девочка 16-ти лет заканчивала школу, а младшему мальчику было 12.
Сначала все было идеально. Они не мешали нам, мы старались не мешать им. Но вскоре выяснилось, что отец семейства имеет обыкновение принимать на грудь. Все бы ничего, многие со спиртным дружат, не подозревая, что дружбы с врагом не бывает. Но хозяин квартиры, напившись, превращался из обычного, доброго человека, в генерала, в Наполеона Бонапарта, во властителя окрестных земель.
Голос его, от стопаря к стопарю креп. Стиралась граница между желаемым и обыденной действительностью, контроль критического, объективного отношения к себе уходил, и перед нами возникал другой человек - бескомпромиссный, авторитетный и грозный. Конечно, только в своих глазах, в момент кратковременной иллюзии, которые в избытке и не скупясь, радушно предлагает Зеленый змий человеку, в обмен на Разум.
Налакавшись, батяня ходил, топая ногами из угла в угол, из кухни в комнаты, размахивая руками и громогласно что-то бормоча, понять смысл бессвязного словоизвержения было нельзя.
У него хватало ума не заходить к нам в комнату, и мы шутили, что возможно, человек пытается донести какие-то бесконечно мудрые сентенции, но они, из-за того, что язык "мудреца" совсем заплелся, утеряны для человечества навсегда.
Это был маленький, лысый человек. У него не было ни силы, ни стати, которые быть может, могли бы послужить хоть маленьким фундаментом для уважения на работе. Возможно, он был слаб и в профессиональных навыках, возможно, его на работе обижали.
Все это наверное било, давило, угнетало маленького человека. Смятое, скомканное, загнанное в дальние углы сознания самоуважение, самооценка, ушедшая в минус, сломленное, исковерканное самолюбие.
Он стал бояться жизни и реальности, они удовлетворения не приносили. Он хотел спрятаться.
И он стал прятаться в стакан с водкой. Там он снова становился собой, там, казалось, все возвращается, уважение и самоуважение, авторитет отца снова замещает маскируемое, но очевидное пренебрежение в глазах детей. Он руководил и управлял, он снова был человеком и уже не было непрестижной работы и безденежья, не было едкого сарказма коллег, нисходящего в издевку.
Но наступало утро, и иллюзии исчезали. Ставшая страшной обыденность и реальность снова наваливалась на него. Осознать происходящее и принять решение бороться, просто живя и побеждая себя, он не мог. Страх перед жизнью и безысходность брали над ним верх.
Протрезвев и поняв, каким был вчера, он чувствовал свою вину перед женой и детьми, и эта безысходность только усугублялась.
Срывы повторялись и учащались, вина его превращалась в нескончаемую боль. Выхода у него, как и у любого пьяницы, не было - деградация и гибель.
Но у него была жена. Она прекрасно понимала, что если начнет корить и обвинять его наутро и создаст этот несокрушимый комплекс вины в муже, дав ему тем самым основание себя оправдывать, она потеряет его гораздо раньше.
Он винил себя снова и снова, но она его не винила. Она покрывала его слабость своей Любовью, и он снова улыбался детям, снова мог посмотреть в глаза тем, кто унижал его на работе.
Маленькая светловолосая женщина спасала своей Любовью тщедушного, невысокого, лысого, слабого человека. Она любила его истинно и он, возрожденный этой Любовью, снова вставал и шел драться с жизнью за семью.
Это ли не чудо, ребята?
В нашей группе люди были разные, были и такие, у которых стоило учиться, на которых стоило равняться. Лев Георгиевич, был, пожалуй старше всех в группе, ему было под пятьдесят. Бывший учитель физики, грузный и представительный, он наверное единственный среди нас являл себя примером трезвого, рассудительного отношения к действительности.
На его фоне мы выглядели просто сопляками.
Даже его обширный живот, переходящий в грудь и обратно, респектабельности Льва Георгиевича не умалял, а был, по его словам, просто одним из тяжелых последствий его работы в школе, с оболтусами.
- Это не признак лени и недоработки, недостатка усилий по бодибилдингу, нет, - говорил Лев Георгиевич,
- Это просто комок нервов. -
Да разве могли мы в этом усомниться?
Лев был мудр, Лев видел суть, Лев заставлял думать.
Я, по глупости и молодости, часто выражений не выбирал и "разговаривал" матом часто и не к месту. Осекся и остановился я, когда Лев Георгиевич, на перемене между занятиями подошел ко мне и сказал просто: - Аркаша, не матюкайся, тебе не идет.
Увидеть себя, глупого и бестолкового иногда очень помогает взгляд со стороны, взгляд откровенный, правдивый и доброжелательный.
Были в группе и другие персонажи. Среди них выделялся некто Витя. В глазах его не было особого смысла. Его отношения с Совестью, были, на мой взгляд, сугубо односторонними, без обратной связи. Иными словами, Совесть ему возможно, что-то и говорила, но Витя ее не слышал и не отвечал.
На занятия Витя приходил исключительно в костюме с галстуком, наверное с тех самых пор привив мне неприязнь и даже отвращение к этой спецодежде бюрократов и чиновников. И тем более, чем меньше содержимое этих костюмов старается и просто хочет поступать сообразно Нравственному Закону, или проще говоря действует вопреки Совести.
Администрация Дорожно-Технической школы демонстрировала нелицемерное стремление привить подопечным позитивное отношение к прекрасному, к искусству.
Желающие, из числа учащихся, могли организованно посещать спектакли театра музыкальной комедии и даже представления Одесского Оперного Театра. Удовольствие оплачивала Дорожно-Техническая школа. А это было удовольствие. Я всем сердцем благодарен людям, которые делали это для нас.
Музыка вдохновляет и ведет, музыка очищает, волнует, помогает становиться собой, возвращая от животной сути и желания животных поступков, к сути твоей истинной, человеческой.
Музыка учит. При условии, конечно, что музыка настоящая, истинная, стремящаяся к абсолютным значениям, к музыке небесных сфер. Вторым необходимым условием неизменно остается твое собственное желание учиться и становиться лучше.
Опыт великих предшественников, их музыка и мудрость обогащают и заставляют мыслить, выходя на новые уровни сознания.
Это происходит незаметно, нужно только не отринуть, не отказаться от предоставленной возможности принять великое Наследие.
Спектакли делают люди, и нам конечно видны огрехи и просчеты, ошибки артистов, но главное не это. Главное - их намерения и устремления, желание донести мысли, чувства и опыт шедших перед нами.
На театральные представления нас обычно сопровождал классный папа. Из группы набиралось от 15-ти до 20-ти человек. Изо всех этих, предоставленных мне Судьбой возможностей раздвинуть, расширить рамки мировоззрения, понимания, я, слава Богу, не пренебрег ни одной. О чем не пожалел ни разу в жизни.
Одесский Оперный великолепен. Великолепию снаружи не уступает великолепие внутри. Нельзя сказать, что нас охватывал трепет, когда мы оказывались там, но охватывало нас удивление, восхищение, уважение к создавшим это место поклонения искусству.
На балет "Щелкунчик" в Одесский Оперный Театр нас пришло человек двадцать. Это было в конце сентября, когда наша учеба в Дорожно-Технической школе только начиналась. Примерно у десятерых были билеты в партер, а остальные, в числе которых был и я, попали на балконы бельэтажа.
Я запомнил этот поход в театр лучше остальных подобных мероприятий, из-за жгучего стыда и негодования, которые нам пришлось испытать. Среди попавших в партер были классный папа, бывший учитель физики Лев Георгиевич, еще несколько нормальных, адекватных, как теперь говорят, людей. Но туда же попал и Витя, с глазами пуговицами без смысла, и в костюме с галстуком.
Теперь я понимаю, что, судя по всему Витя до этого никогда не был на балете и тем более, так близко не видел балерин в пачках и их партнеров в обтягивающих трико. Это произвело на него такое впечатление, предвидеть которое никто из нас не мог.
Наш Витя стал вдруг громогласно, на весь театр источать откровенную пошлятину, скабрезно шутить. При этом он оглядывался на ребят из группы, ожидая поддержки.
Мы услышали все это с балкона и вначале не могли поверить в происходящее. К удивлению Вити, на него зашикали и, видимо, уговорами, а возможно и угрозами, заставили заткнуться.
Актеры, слава Богу, нашли в себе силы продолжить балет, но, по сути нашему дураку удалось испохабить вечер сотням людей. Завирюха на какое-то время впал в ступор и сидел, закрыв лицо рукой. Такой пакости этот человек не заслужил.
У меня, невзирая на весь мой гуманизм, появилось там, на балконе бельэтажа, почти непреодолимое желание набить Витеньке морду. Я думаю, такое желание было не только у меня. Да вот только поможет ли?
После того, как мудрый фотограф на Дерибасовской, убедил меня в том, что поспешность очень часто бывает вредна, я стал стараться больше внимания уделять деталям. Я с удовольствием наблюдал, и мысленно в наблюдаемое погружался. Верный анализ обычно приходит потом. Но он приходит, это главное.
Я очень любил гулять по площади 1905-го года, спускаясь на Дерибасовскую, и переходя на улицу Карла Маркса. Там были кафешки, магазины и маленькие кинотеатры. Я киноман, это моя слабость. Хороший фильм, это повесть в цвете, роман, спектакль, чья-то жизнь и опыт, и снова возможность впитывать Знание.
Не знаю как сейчас, а тогда, в 80-е, у Одесских кинотеатров была замечательная, прекрасная особенность. За полчаса до сеанса, в фойе кинотеатра исполняли классическую музыку. Это были трио, или квартеты, обычно молодые люди.
Музыка истинная, это камертон, настраивающий на чистые, эталонные мысли, подвигающий к верным намерениям. Хорошая музыка, предваряющая хороший фильм, это верное действие, возведенное в степень.
По тому, как человек смеется, можно легко узнать его суть, привержен ли он Совести, или пренебрегает Ею. Хотите ли вы смеяться вместе с ним, или возникает отторжение, причины, заставившие его смеяться, легко помогут сделать верные предположения о предрасположенности человека к тем, или иным поступкам. Смех, это лакмусовая бумажка.
И музыка, несомненно, тоже лакмус. Для души, для оценки зрелости и духовности.
Весть о том, что в Одессу привезли фильм Луиса Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии", разлетелась быстро. Знатоки, принесшие весть, предваряли ее таинственными намеками на сюр, сознательно искаженную реальность, чем интригу усиливали, привнося флер некой загадки, чем и привлекали любителей, вроде меня.
Стоит ли удивляться, что я с трудом дождался окончания занятий, и в сладостном предвкушении новых для себя открытий, теплым и тихим октябрьским вечером, уже стоял напротив кассы кинотеатра, на улице Карла Маркса, в очереди, среди таких же, жаждущих познания и впечатлений.
Желающих почувствовать обаяние буржуазии было много, я оказался где-то в четвертом десятке. Передо мной, через несколько человек, стояли двое, они почему-то привлекли мое внимание. Один, он был коренаст и крепок, стоял ко мне спиной, я видел только стриженый затылок. Думаю, ему было за сорок. Другой, повыше ростом и моложе, стоял ко мне вполоборота и лицом к коренастому, и с улыбкой что-то ему рассказывал. Коренастый реагировал односложно и сдержанно, голоса его я не слышал.
Очередь потихоньку двигалась, и сзади тоже подходили новые люди. И когда до заветного окошечка кассы оставалось человек пятнадцать,откуда ни возьмись появились два здоровенных парня. Не говоря ни слова, они полезли к кассе без очереди. Когда они оттеснили несколько человек, стоявшие впереди женщины стали возмущаться.
- А шо такое? - Парни, судя по всему, были навеселе. - Мы тут стояли, отошли в туалет. Вы не помните? -
Парням было лет по 25, им было весело. Никто, конечно, связываться не хотел, но пожилой мужчина впереди не выдержал:
- Не наглейте, ребята! -
- О, и дедушка не помнит, шо мы стояли, не помнит, прикинь, Серый! -
- Та я тебе говорю, склероз - страшная болезнь! - Осклабился второй.
- Прикинь, Колян, доживешь до такого сам и забудешь, шо у бабушки где! -
Они дружно загоготали.
И тут все услышали голос коренастого, крепкого мужчины, стоявшего передо мной. Это был бас с хрипотцой. Мужчина обращался к своему спутнику, но смотрел в глаза обнаглевшим парням:
- А шо, Мишаня, вот эти два баклана решили в натуре, шо сегодня посмеются бесплатно? -
Парни переглянулись. От ухмылок не осталось и следа. И, к удивлению всей очереди, оба бугая молча и опрометью бросились из очереди вон и через несколько секунд их уже не было поблизости.
Люди в очереди оживились и заулыбались, они украдкой оглядывались на коренастого, но он больше ничего не сказал. Я понял только, что стоял в очереди с каким-то очень авторитетным в определенных кругах человеком. И на мой взгляд, авторитет этот был вполне заслуженным.
Особенностью занятий по изучению условий перевозок скоропорта являлось то, что эти занятия давали нам представление о возможности страховать и нивелировать риски порчи продуктов, в случае поломки оборудования, задержек в пути и других непредвиденных, опасных обстоятельств.
Как рассылать циркулярные бумаги в конкретные адреса, как предупреждать транспортную прокуратуру. Этими знаниями, Татьяна, которая вела предмет, владела досконально, доводя до такой доскональности и нас.
Но вот сможем ли мы подстраховаться, обезопасить себя от влюбленности? От внезапно нахлынувшего желания? От страсти?
Мы все стали замечать, что Татьяна чаще других, отвечать к доске вызывает Юру Салова. Ну а когда мы стали это замечать, естественно, внимание наше к этому обстоятельству утроилось.
На мой непредвзятый взгляд, Салов был обычным парнем, среднего роста, темноволосый и неразговорчивый, по темпераменту я определил бы его к меланхоликам. Но, видимо, было в нем что-то, неведомое нам, быть может скрытая под спудом внешнего спокойствия мужская мощь, иначе откуда бы взяться румянцу на щеках Татьяны, когда Юра стоял у доски.
Наверное от Салова исходили волны невидимых нами феромонов, мужских флюидов, они накатывали на сидящую за столом преподавательницу, накрывали ее, заставляя глаза блестеть, а голос еле заметно играть, как у школьницы.
Она контролировала себя, так ей казалось. Выдавали пальцы, теребившие ручку, когда отвечал Юра, и безучастные ко всему, когда у доски стоял другой.
- Юра, она от тебя плывет! - Констатировал Лев Георгиевич на перемене. И хоть Салов был немногословен, он тоже покрывался румянцем.
Доморощенные остряки в стороне остаться не могли: - Юра, женщине просто необходима твоя помощь по хозяйству! -
Каждая женщина красива по-своему. Но женщина влюбленная, красива и привлекательна многократно более. Потому что влюбленность и тем более Любовь, включает, как внутренний светильник, душу человека, а свет души не заметить, не увидеть, не оценить невозможно, ведь это доброта, сострадание, верность, желание понимать и сопереживать.
Видели ли вы, ребята, глаза любящей женщины? Нет? Ну а что вы тогда видели?
Мы были невольно вовлечены в происходящее, и почти все, предполагаю, почти все мы за Татьяну немного переживали, может и не осознавая этого.
Неотвратимо близился новый 1984-й год. Нас отпустили по домам, но поскольку отпустили нас 30-го декабря, нужно было поторапливаться. А билетов не было. Не было даже в общий вагон. Мы с Игорем стояли на вокзале у касс, поставив сумки на пол и кумекали, как же нам добраться домой.
Кто-то из наших ребят, которые ехали в другом направлении и уже билеты взяли, предложил нам попроситься на товарный поезд до Херсона, в кабину машинистов.
Железнодорожные билеты формы 4, для бесплатного проезда по определенному маршруту, у нас уже были, а машинисты тепло- и электровозов были выпускниками той же что и мы Дорожно-Технической школы в Одессе. Должны были взять.
Мы воодушевились и стали искать товарняк на Херсон. На это у нас ушло время, но состав мы нашли, и в тепловоз нас пустили. Ребята провели нас в заднюю кабину. Усевшись на места машиниста и помощника, мы некоторое время говорили, предвкушая приезд домой и праздник. Но состав дернул и неторопливо пошел. И мы задремали, облокотившись на панели.
Проснуться нам пришлось от какого-то страшного воя и свиста. Мы вскочили с мест, перепуганные и ошарашенные. Мы решили, что заснув на панели с кнопками, что-то нечаянно нажали. Вой не утихал и я побежал к машинистам, в переднюю кабину. Мужики заулыбались, оказывается, существует система безопасности, запускающая звуковую сигнализацию, в случае, если управляющие локомотивом люди уснут в кабине, во время движения. Называется эта штука, если не ошибаюсь, "ручка бдительности", и если ее через определенный промежуток времени не передвинуть, то автоматически включается система экстренного торможения.
И все вроде бы понятно, непонятно только, почему мужики, которые нас пустили в заднюю кабину, не выключили систему сигнализации в ней, хотя должны были это сделать. Почему они не боялись включения экстренного торможения? И наконец, почему они так весело заулыбались, когда я, перепуганный, прибежал к ним с этой вестью?
Думаю, ребята решили подшутить над будущими рефмеханиками, "взбодрив" их как следует.
В Херсон состав пришел, когда уже смеркалось. Мы добрались до вокзала и увидели неутешительную картину. Очередь в кассу была огромной, зал билетных касс был набит битком. Мы с Игорем стали чередоваться, пока один стоял в толпе очереди, в душном зале, другой мог подышать снаружи и отдохнуть.
Когда до кассы осталось немного и Игорь пришел с привокзальной площади, протиснувшись ко мне, я уходить не стал, и мы таки взяли два билета в общий вагон. В вагоне заняты были все полки и багажные, третьи, тоже. Мы кое-как пристроились на боковушке и поехали.
- Знаешь, а ведь меня чуть не пырнули у вокзала, - сказал Игорь.
- Как? За что? Расскажи! - удивился я.
Игорь рассказал, что когда я сменил его, он вышел на привокзальную площадь, решив пройтись. И когда шел вдоль ряда декоративных туек, услышал за ними, в кустах, какой-то писк.
Игорь заглянул за туйки и увидел, что какой-то мужик держит за горло молоденькую девчонку, расстегнул ей куртку и задрал юбку.
- Эй, отпусти ее, - сказал Игорь.
Мужик оглянулся, и не отпуская девчонку, правой рукой достал что-то из кармана.
- Иди, - сказал он Игорю. - Иди своей дорогой, иначе проткну шабером и тебя и ее. Будете лежать тут до утра, никто не найдет. -
Игорь сказал мне, что что он, наверное от страха, схватил рукой запястье мужика с шабером. Я уже упоминал выше, что несмотря на казалось бы обычную комплекцию, Игорь обладал неимоверной физической силой. Он просто сжал руку с заточенной железкой, и сломал нападавшему запястье.
- Я услышал хруст, - рассказывал Игорь, мерзавец заверещал, выронил шабер, отпустил девчонку и убежал.
Мы доехали, слава Богу, домой, мы встретили Новый Год и снова вернулись в наш город у моря, чтобы закончить учебу.
И что вы думаете, я зря мечтал попасть в Одессу, напрасно стремился туда? Отнюдь. Ведь тот, кто вдохнул этот воздух и гулял по этим улицам, уже слегка одессит. Он перенимает взгляды этого города, его оценки.
Мировоззрение здравомыслящих оптимистов заразительно и животворно. Обладателями такого мировоззрения становятся все, кто посетит этот город. Ну пусть отчасти.
Вы таки думаете я шучу? Я себе знаю, а вы себе думайте, что хотите.