Мы, поколение первого послевоенного десятилетия, называли это одноэтажное здание на территории школьного двора «старая» школа. «Новой» школой считался двухэтажный корпус со спортзалом, принявший учеников в начале 50-х годов. Так государство ответило на «девятый вал» рождаемости конца 40-х. Скажу откровенно – ответ для Доманёвки получился недостаточно адекватным. Переполненные старшие классы всё равно учились во вторую смену, плюс полнокомплектная вечерняя школа.
В начале 60-х вступил в строй двухэтажный «малышковый» корпус, но и он до конца не решил проблему. Всё же часть старших классов продолжала учиться по расписанию «двухсменки».
Работать в одну смену школа начала только в 1975 году, когда на юго-восточной окраине поселка построили двухэтажную среднюю школу №2. Получается, что школьный вопрос в Доманёвке решался на протяжении более тридцати лет.
И вот, когда все жаждущие учиться с утра сели за парты, кто-то решил, что «старую» школу, как «отработанный материал» можно разобрать на, извините за тавтологию, строительные материалы. Недолго думая, разобрали и забыли. Но не все. Я и мне подобные часто вспоминают о ней. Может потому, что жили по соседству? Потому, что «первый класс там принял нас»? Потому, что «протиравших штаны» на её партах становится всё меньше? Не знаю, но чувствую острую потребность рассказать о «старой» школе то, что помню приблизительно с 1954-1955 годов. Правда, тем из доманёвцев, кто моложе, придется несколько напрячь воображение. Впрочем, было бы желание.
Здание построили в виде буквы «Г», только лежащей на левом боку, длинной частью параллельно улице Ленина, и «шляпкой» вниз, то есть перпендикулярно улице. Пройдемся мысленно по классным комнатам и помещениям слева направо.
«Козырьком» «шляпки» была столовая, находившаяся в высоком цоколе этой части здания. Столовая вспоминается вкусом кипяченого молока и запахом жареных пончиков. Прямо над входом в столовую располагался класс (будем считать его первым по счёту) с отдельным входом, к которому с улицы вела крутая каменная лестница. Класс запомнился похвалой в мой адрес со стороны учителя труда Петра Ивановича Головерды за умелое обращение с веником во время дежурства. Многие одноклассники не умели правильно подметать, а я, как оказалось, умел. Мелочь, но приятно!
Двигаясь дальше вдоль внутренней стены «шляпки» вновь видим каменную лестницу. Это второй отдельный вход с улицы в «шляпку», ведущий к пионерской комнате и следующему (второму по счёту) классу. Класс с «пионерами» - через коридор напротив. Потолки высокие, полы дубовые, окна огромные, солнечная сторона. Красота! Так бы и учился до своего конца… Именно в этом незабываемом помещении произошло два самых СУДЬБОНОСНЫХ события моей биографии. Учительница истории Надежда Ивановна Чистякова сказала, что мне надо быть учёным – историком. Учительница русского языка и литературы Галина Петровна Бабятинская – что мне надо «писать». И вот я стал, и вот я пишу. Не будем говорить о качестве, но то, что пишу – факт на лицо.
Итак, в «шляпке» располагались две классных комнаты, к которым со двора вели две отдельные каменные лестницы. Третья, самая широкая, лестница была по центру длинной стороны буквы «Г» и заканчивалась крыльцом перед главным входом в здание. Переступившие порог попадали в коридор, вдоль которого, опять же считая слева направо, выстроились четыре классных комнаты и «примкнувшая к ним» в правом торце учительская.
Третий, по нашему счёту, класс вообще-то находился в «шляпке», через стенку от «пионерки», но поскольку двери его выходили в коридор, ведущий к главному входу, то я и причисляю его к статусу четырёх «коридорных». Окна класса смотрели в школьный сад. Стол учителя стоял боком к окну с большой форточкой. Считалось «высшим пилотажем» залезть в форточку после звонка на урок, в буквальном смысле перед носом учителя. Кстати, сейчас вспомнил - звонила уборщица тётя Таня. В её левой руке был звонок, а в правой – веник, которым она, шутя, подгоняла опаздывающих, имитируя удар по заднему месту. Бывало, злостным нарушителям дисциплины доставалось и всерьёз, но те не обижались, а гордились «высокой честью».
Класс незабываем тем, что там зародилась моя первая любовь. Не знаю почему, но группы продленного дня «четвероклашек» и «пятиклашек» в тот день объединили. Не могу объяснить, почему новую ученицу четвертого класса Валю привел в группу и представил (подробнее об этом в повести «Трезвая жизнь») САМ директор школы Роберт Леонтьевич Лукащук – инвалид, потерявший на фронте ногу?! И, наконец, почему (Чудо!) свободное место оказалось одно – рядом со мной, пятиклассником?!
Помню мельчайшие детали, но не буду повторяться – писал в «Трезвой жизни». Да и важна суть: стрела Купидона пронзила наши сердца! Классический случай любви с первого взгляда в редчайшем её варианте – взаимном. Таинство свершилось без слов. Я вырвал из тетради лист и крупными буквами написал: «Валера + Валя = любовь». Она посмотрела на меня и ниже добавила: «Валя + Валера = любовь»… Ой, сколько пришлось пережить! Ни о чём не жалею. Благодарю Бога за счастье быть в числе отмеченных любовью.
Четвертая классная комната стала моим рабочим местом как преподавателя истории и географии после перехода школьного образования Союза на кабинетную систему. Дело было вначале 70-х годов, а я как раз работал в родной школе перед поступлением в аспирантуру. Это место стало свидетелем моих редких побед в чертовски интересных поединках за право называться «учителем». Понял, что состоялся, когда кружась с глобусом в руках вокруг сидевшего на моём стуле хулигана Огинского, олицетворяющего Солнце, объяснил ученикам как меняются времена года. С того момента Огинский крепко зауважал географию, а на уроках в шестом классе установилась железная дисциплина.
Был я и классным руководителем. Наиболее запомнился эпизод, когда мой восьмой «Б» победил в соревнованиях по ручной уборке сахарной свеклы. Такой метод уборки оказался для местного колхоза единственным спасением урожая от надвигающихся морозов. Райком партии поднял все организации райцентра, организовал «социалистическое соревнование», в котором и победил мой класс. Но особенно отличились Толя Доценко, Юра Порешный, Люда Титаренко.
Пятая по счету классная комната – место, где я впервые сел за парту в роли первоклассника. Впервые увидел нашу учительницу – Любовь Ефремовну Гульченко. По образцам, выведенных ней в тетради чернилами, карандашом написал ряд точек, затем ряд горизонтальных и два ряда вертикальных элемента печатной большой буквы «А». Впервые увидел соседку по парте Люду Безлюдову, которая не ходила в детский сад, но в знак знакомства сунула под партой конфетку. Много, очень много разных вещей узнал я в первом классе и всегда со светлой ностальгией вспоминаю его добрую атмосферу.
Шестая комната была самым большим по площади классом «старой» школы. Запомнилась необычным происшествием. Как-то мы, занимавшиеся в пятой, услышали громкие взрывы хохота, доносившиеся от соседей. Учительница математики Тамара Алексеевна Голунова попросила меня пойти узнать, что там происходит. Приоткрыв дверь, я увидел бегающих по партам… шестиклассника Тольку Автонасова и его преследователя, молодого учителя английского языка Юрия Григорьевича Цыбулю! При этом мальчики «болели» за Тольку, а девочки за учителя. Весёлая парочка то спрыгивала на пол, то вновь бежала по партам. Представляете? Учитель гоняется за учеником ПО ПАРТАМ?! Где это видано?! Чем Толька так разозлил «англичанина» - пусть останется тайной покойника.
Вот, собственно, основное из того, чем мне запомнилось здание «старой» школы. Но, как бы сказали искусствоведы, «неотъемлемой частью архитектурного ансамбля» школьного двора были дома, в которых жили учителя и технический персонал. Перечислю их без указания точных координат – слишком трудно вычислять.
Если смотреть в порядке возрастания условных номеров с улицы Центральной (бывшей Ленина), то в домике №1 жила уборщица тётя Таня с дочерями Альвиной, Валей, Галей и сыном Шурой. Одну из комнат с отдельным входом из общего коридора занимала мастерская, в которой трудился плотник дядя Вася Года.
Под № 2 шло довольно длинное строение, перпендикулярное улице. Две или три первых от улицы комнаты с отдельным входом были учебными классами. Дальше – квартира, в которой жили молодой учитель физики с женой. К сожалению, не припомню ни фамилии, ни имен.
Дом №3 сохранился! Находится в левом углу склона двора, недалеко от, извините, школьного туалета. В нём, на беду малолетним курильщикам, жил свирепый борец с пороком завуч Василий Афанасьевич Кобылянский. Как ни прятались «курцы», появлялся он всегда внезапно и голосом силы паровозного гудка разгонял пацанов.
Да, голос у завуча был особого тембра – ему бы в опере петь. Однако он предпочел математику, которую эффективно вдалбливал в головы «олухов» силовыми методами. Как вы понимаете, большинство из них спустя годы вспоминали «Ваську» только добрым словом.
Четвертый дом, лучший по виду и расположению, находился примерно между «новой» школой и «новейшим» корпусом, принявшим учеников 1 сентября 2009 года. Именно на его месте и находилась «старая» школа.
Проживал в «элитном» доме второй завуч Иван Романович Чижевский. Состав семьи, что преподавал – не помню. Помню, что был противоположностью Василию Афанасьевичу – приветлив, выбрит, брюки отутюжены. После Доманёвки, если не ошибаюсь, до пенсии работал директором школы в Богдановке. Той самой Богдановке, которая фигурирует в материалах Нюрнбергского процесса, как одно из самых больших мест массового уничтожения евреев во время Второй мировой войны…
Я вспомнил о шести классных комнатах в здании, и четырех местах проживания учителей и сотрудников на территории «старой» школы. Ну а теперь представьте себе, что в шести помещениях надо обеспечить учебный процесс минимум двадцати трёх классов (четырнадцать – с первого по седьмой и девять – с восьмого по десятый) даже в три смены. Трудная задача. Потому начинали пораньше («нолевые» уроки), а заканчивали попозже, маскируясь под вечернюю школу.
Поскольку наш дом находился через один дом от школы, то едва научившись ходить, я стал участвовать в играх на её территории. На спортивной площадке, сохранившей до сегодня свою первоначальную площадь, мы до одури гонялись друг за другом, в саду играли в войну, возле конюшни и прилепившихся к ней сараев – в прятки. Запомнился конюх, дядя Миша Завтонов, с олимпийским спокойствием взиравший на прятавшихся в его владениях.
Многое осталось в памяти из самого раннего детства, связанного со «старой» школой. Но чаще всего почему-то дают о себе знать не люди и предметы из того прекрасного мира, а звуки. Редко когда я, «жаворонок», открыв в пять часов утра глаза, не вспоминаю специфический шум, издаваемый под окнами нашего дома, идущими в школу. Голоса звучали тихо, фразы – коротко. Иное дело вечером, когда шли из школы – смех, песни, веселье. Возможно, регулярно сопровождающий событие звуковой фон способствует более сильному закреплению события в памяти? С научной точки зрения – скорее всего.
26.09.2021
Одесса