Часть шестая
Глава шестая. 11-28 января 1974 года.
На площади Белорусского вокзала мы с Т.В. распрощались.
- Сегодня буду отдыхать, на работу не поеду, - сказала мне Тамара Васильевна на прощание, - вам Иван Александрович тоже самое настоятельно советую сделать. Давайте до понедельника отдыхайте, и там мы с вами с утра сядем, да вместе подумаем, куда дальше двигаться будем.
Я лишь головой кивнул и пошёл на кольцевую, мне же до Киевской надо было, а она на радиальную, поскольку посчитала, что до её Первомайской проще ехать через центр. Я уже почти до метро добрался, когда мне уличные часы на глаза попались и я круто развернулся и бегом в радиальное метро отправился. Ещё через десять минут я уже из метро Площадь Свердлова на поверхность выскочил и помчался в сторону Центрального телеграфа.
Ровно в восемь часов меня соединили с Магаданом. Надежда трубку сразу взяла:
- Иван Александрович, добрый день! – услышал я, - простите, но у меня заседание кафедры началось, и я с вами поговорить не смогу. Попробуйте позвонить мне часа через полтора.
И всё, связь прервалась. Ждать полтора часа я не стал. Не спеша дошёл до метро Площадь Революции и поехал в Патентный институт. Надолго там не задержался, сдал сделанную работу, взял ещё немного новых заявок, да все повторные, которые успели прийти, и поехал домой. Там было пусто и, как мне даже показалось, холодно. Есть не стал, а прилёг на диван и неожиданно для себя заснул.
Когда проснулся было совсем темно, я вскочил, посмотрел на часы и побежал в детский сад. С этой минуты у меня началась привычная жизнь. Дом, работа, вечером, если успевал, забирал Мишу из садика, рассмотрение заявок, посещение библиотеки и редкие встречи со Светланой. Так было и год назад, только Мишутка постоянно дома находился и в мою обязанность входило по утрам ездить на молочную кухню. Круиз и всё, что было с ним связано постепенно уходило в памяти куда-то всё глубже и глубже. Единственно, что было новым – я два, а иногда и три раза в неделю рано утром выбирался на Центральный телеграф и безуспешно пытался дозвониться до Магадана. Девушки-телефонистки меня там уже признавали и стоило мне появиться, как они сами заказывали переговоры, а мне только рукой махали, мол, посидите, ответят позовём. Но телефон упорно молчал. 28 января, я этот день запомнил отчётливо, как будто это накануне было, я выбрался из дома в половине шестого утра. Что меня толкнуло на это я уже не помню. Запомнились только крупные хлопья снега, падающие на землю. Когда я добрался до метро, мне пришлось постоять там и хорошенько стряхнуть снег с пальто и кепки. Холодно на улице не было, где-то, в районе минус два, максимум три градуса, поэтому при входе в метро даже слякоть образовалась. К моему удивлению, в центре снега не было. В начале седьмого я оказался в переговорном пункте и буквально через пару минут услышал:
- Магадан, шестнадцатая кабинка.
Эта сочетание – шестнадцатая кабинка застряло в моей памяти на всю жизнь. Вначале я даже не поверил, что приглашают меня и начал крутить головой, кто же здесь ещё Магадан заказал, но голос из громкоговорителя повторил:
- Молодой человек в черном кожаном пальто пройдите в шестнадцатую кабинку.
Я рванул туда с максимальной скоростью и даже задохнулся – так спешил. Схватил трубку и смог выдавить из себя сдавленное:
- Алло.
В ответ вместо Надиного прозвучал низкий мужской голос, почти бас:
- Говорите, я вас слушаю.
Я сглотнул комок, откуда-то возникший в горле и мешавший мне говорить, и скорее прошептал, чем проговорил:
- Надежду позовите, пожалуйста.
- Какую Надежду? Симонову? Надежду Юрьевну?
Я запнулся. Я не знал ни фамилии, ни отчества своей любимой женщины. Для меня она была просто Надей и мне этого вполне хватало. Я собрался с силами, вспомнил, что звоню в институт на кафедру, и выговорил:
- С заведующей кафедрой, - и замолчал.
- Заведующий кафедрой это я, Мишин Борис Петрович, - пророкотал всё тот же басовитый голос, - а Надежда Юрьевна у нас больше не работает.
- Как не работает? – вскрикнул я, - я же пару недель назад с ней разговаривал?
- Одиннадцатого января она провела заключительное заседание кафедры, представила меня как нового заведующего и на следующий день уехала из Магадана.
- Куда? Зачем? – я уже почти в голос кричал.
- На эти вопросы я вам не могу ответить, поскольку сам не знаю.
Он помолчал немного, а затем спросил:
- Я так понял, что вы звоните по личному вопросу? И Вас зовут Ваня?
- Да, да, по личному, - всё ещё почти криком ответил я, а затем добавил, - и я действительно Ваня.
- Подождите секунду, она оставила для человека по имени Ваня послание и попросила меня его прочитать. Вот оно, слушайте:
"Ваня, добрый день, хотя для тебя он возможно будет не таким и добрым. Но для меня он добрый, поскольку я добилась того о чём мечтала. Спасибо тебе за всё. Я уезжаю, меня не ищи. Надя".
На том конце провода ещё немного помолчали и закончили:
- Это всё, больше ничего не написано.
- Но, как же так, - начал бормотать я, - возможно её подруги знают куда она уехала?
- Не было у неё никаких подруг. Она одиночка, знаете бывают такие люди, им никто больше не нужен. Такие в отшельники идут. Вот и Симонова была такой отшельницей среди живых людей. Мы её за глаза только по фамилии и звали. Ей её имя Надежда не подходило, она никакой надежды ни на что не давала. Я её соседом был, квартиры напротив друг друга на одной лестничной площадке находятся. Более десяти лет мы там прожили, а первый раз дома я у неё оказался, когда помогал ей вещи в контейнер вниз таскать. Жена моя, та бывала у неё. Единственная слабость у Симоновой была – любила она в карты играть. Вот моя, которая тоже заядлой картёжницей являлась и сидела у неё с такими же фанатиками преферанса, когда пурга на нас налетала. А я книги люблю читать, а к картам совсем безразличен. Да ещё, подождите секунду, - я услышал, как он трубку на стол положил, в стакан воды налил и отпил глоток, а затем опять её к уху поднёс:
- Она на меня доверенность оформила, чтобы я за неё деньги за квартиру получить мог, когда новый собственник появится. Наш дом кооперативным является. Так вот деньги я должен на "до востребования" в Кемерово отправить. Может она в Кемерово уехала? Не знаю, и мало того не уверен. Мне кажется, что она следы заметает. Знаете, она настолько скрытной была, мы ничего из её прошлой жизни не знали. Знали только, что она в Новосибирске университет закончила и всё. Да и то поскольку копия её диплома в личном деле лежала. Мы все, когда в отпуск на Большую землю летали, собирались и рассказывали, как там было, да чем там занимались, а она ни слова. Даже о том, что в круиз поехала, мы случайно узнали, одна из нашей компании членом партбюро была, вот она и сказала, что Симонова характеристику оформляла для круиза. А сама молчок, вернулась и никому ни слова, ни полслова. Как она путёвку достала, мы так и не узнали. У нас многие бы с удовольствием отправились в такое путешествие. Её некоторые спрашивали об этом, а она всё на случайность ссылалась, мол она и думать не думала, но вот так получилось и всё. Честно признаюсь, мы все вздохнули облегчённо, когда она сорвалась с места и уехала. Без неё как-то спокойней стало.
Он ещё, что-то говорил, но до меня его слова не доходили, они где-то на дороге застревали, наверное, у меня внутричерепное давление повысилось, вот оно его слова вовнутрь и не пускало.
"Надя уехала, а я не знаю где её искать. Как я буду дальше жить без неё", - вот и всё, что у меня крутилось в голове.
Я вышел из переговорного пункта совершенно обессиленным. Увидел открытую дверь и ряды столов со стульями рядом с ними, зашёл, сел на ближайший стул, тяжело вздохнул, прикрыл глаза и просидел так какое-то время, ни о чём не думая. Раньше я всегда был уверен, что человек не может сидеть и ни о чём не думать, а тут такое. Вот эта мысль, которую я начал потихоньку обдумывать, что сидеть и ни о чём не думать разумный человек не способен, привела меня в чувство. Я огляделся. Оказалось, что я забрёл в почтовое отделение. У окошечка "До востребования" толпился народ. "Мне же тоже надо туда", - вспомнил я – директор института биологических проблем Севера обещал мне прислать какие-то дополнительные материалы об институте. Я в окошечко паспорт протянул, а мне в ответ конверт, но совсем не пухлый, как я ожидал, где какие-то дополнительные материалы должны лежать, а обычный, почтовый, в котором единственный листок бумаги находился, исписанный убористым почерком только с одной стороны:
- Глубокоуважаемый Иван Александрович!
Ситуация у нас изменилась кардинально. Комитет по науке и технике, к чьему ведению мы относимся, принял следующее Постановление (далее был указан его номер), согласно которому все прикомандированные к институту учёные и специалисты, проживающие в других городах и регионах страны, обязаны в течение двух лет с момента принятия этого Постановления, выписаться из места постоянного проживания и прописаться в Магадане. В противном случае их договор с институтом будет автоматически расторгнут. Новые подобные договора институту запрещено заключать.
Директор приписал, что вызвано это появлением в институте собственных научных кадров, так что особой нужды в привлечении специалистов со стороны по мнению руководства Комитета уже нет. Разговоры об этом шли уже несколько лет, но никто никаких мер не принимал, поэтому это Постановление оказалось настоящей бомбой. Самое неприятное, то что никто заранее не предупредил, что оно будет принято, иначе он успел бы подписать с десяток подобных договоров с сомневающимися нырять им в такую авантюру или нет, а на пару лет многие согласились бы без раздумий. И ещё, что он всегда будет рад увидеть меня в числе сотрудников их института.
Это письмо я прочитал скорее с облегчением, нежели с сожалением. Особая нужда ехать на работу в Магадан у меня исчезла несколькими минутами ранее.
На работу я явился ещё восьми не было. На всём этаже ни одного человека, красота, да и только, никто мне мешать разговаривать по телефону не будет. Я посмотрел на часы и решил, что ежели Наталья ещё спит, ей пора просыпаться, ну а, если уже бодрствует, то для неё самое время наступает с хорошим человеком, то есть мной, поговорить. Почему-то мне казалось, что это единственная живая душа, которая поможет пролить свет на то куда моя жизнь покатилась.
Трубку она сняла быстро, значит действительно уже проснуться успела.
- А, донор, - засмеялась она, услышав мой голос.
- Откуда ты знаешь, что я кровь сдаю? – вопрос выскочил сам по себе, автоматически.
- Да, я и не знала. Донором тебя твоя подруга обозвала. Я тебе ещё тогда, когда мы у меня сразу после Нового года собирались, хотела сказать, но не получилось. Приезжай, разговор есть, я сегодня весь день дома буду, - и она трубку на аппарат бросила.
"Поддатая, что ли?" – подумал я, но ничего срочного предпринимать не стал, решив, что в середине рабочего дня найду возможность к ней вырваться.
Сразу после обеда начальство уехала в институт сердечно-сосудистой хирургии, у неё там встреча с директором института назначена была. Владимир Иванович Бураковский все встречи назначал на послеобеденное время, он даже, возглавив коллектив огромного института, не прервал свою операционную деятельность, поэтому до обеда он был ведущим хирургом, а уж потом превращался в простого администратора, как он сам себя называл.
На всякий случай я позвонил Наталье, убедился, что она дома, залез в нашу разъездную "Скорую" и ещё через полчаса уже поднимался по лестнице к знакомой двери. Наталья, рукой расчёсывая свои волосы, сопроводила меня до гостиной, а сама направилась на кухню поставить чайник. Я тут же почувствовал, что хочу есть:
- Наташ, а у тебя перекусить что-нибудь найдётся? - крикнул и не услышав ответа, пошёл на кухню.
Наташка стояла около плиты и внимательно рассматривала подгоревшую яичницу:
- Я поняла, что ты в обеденный перерыв ко мне сорвёшься, вот и решила тебя, хоть чем угостить. Проще и быстрей, чем яичницу пожарить ничего на свете не существует, - говорила и говорила она, - но у меня сегодня с головой, наверное, не всё в порядке. Я на диван села и задумалась, как жить дальше. Вот она и подгорела.
Я забрал из её рук сковородку, достал из верхнего ящика стола вилку и прямо там на кухне съел всю слегка подгоревшую яичницу.
- Всё? – спросил я, - вопрос снят? Пойдём поговорим, я вижу тебе собеседник срочно требуется. Надоело небось самой себе одно и то же доказывать.
Я её под ручку взял и в комнату повёл. Она покорно шла, казалось, что приболела слегка, ноги еле передвигала. Мы в комнату вошли, я её к дивану подтолкнул, она на него плюхнулась и сразу же расплакалась.
Пришлось вновь на кухню идти. Я стакан воды принёс, она пару глотков сделала и потихоньку успокаиваться стала.
- Не знаю, что дальше делать, - проговорила Наталья, - представляешь, я вернулась, а меня за прогулы с работы уволили. Я теперь в безработную превратилась.
- За какие прогулы? – я лишь вопрос задал, как её буквально прорвало.
Она начала говорить и говорить. Оказывается, начальник уговорил её не писать заявление на отпуск, мол езжай так.
- У тебя отгулов полно, вот я ими твоё отсутствие и буду прикрывать, когда вопрос будет вставать, где ты находишься.
Девчонки, так она сотрудниц назвала, которые в курсе дела были, подтвердили, что пару раз он действительно подсовывал заранее написанные ей заявления на отгулы, но один раз то ли он не успел, то ли специально так сделал, но её не оказалось на рабочем месте без уважительной причины. Дальше больше, ни на следующий день, ни ещё на следующий она вновь не вышла. Её взяли и уволили.
- Когда всё это произошло? – успел я вклиниться в непрерывно льющийся из неё словесный поток.
- За три дня до нашего возвращения из круиза.
- Так, что нельзя было больничный сделать что ли?
- Сделали, но мой бывший заявил, что даже если меня суд восстановит, я всё равно работать под его началом больше не буду. А тут ещё папа заболел.
- А с папой что?
- У него инсульт тяжёлый. Врачи сказали, что вряд ли выкарабкивается.
- Инсульт – дело серьёзное. У моего папы был очень большой, но через полгода на работу вернулся. У тебя папа-то, кем работает?
- Заместителем министра, - шмыгнула носом Наталья, - а мой бывший исполняет сейчас его обязанности.
- Вон оно, как, - присвистнул я, - я так понял, что папа твой заболел за три или четыре дня до нашего возвращения.
- За четыре, - Наталья с удивлением на меня посмотрела, - а ты откуда это узнал?
- Я не узнал, я догадался. Значит так, мы вернулись уже почти два месяца назад. Папа жив и явно на поправку идёт. Так?
Она головой кивнула.
- Говорить начал?
Новый кивок. Вот так кивок за кивком я всю эту историю на свет божий и вытащил. Получилось очень даже любопытно. Секретарша начальника главка уже два месяца как сидит дома, формально она незаконно уволена, но никто в суд иск на незаконное увольнение не подавал и подавать судя по всему не собирается. Если папа нормально реабилитируется и выйдет на работу, она тоже выйдет, как будто никакого приказа об увольнении не было, а вот её бывшему начальнику придётся скорее всего туго. Ну, а если её папа не выйдет, то всё ровно наоборот произойдёт.
- Ты-то сама, что надумала, пока дома сидишь? – спросил я так, на всякий случай, как говорят, и получил именно тот ответ на какой и рассчитывал – не думала она над этим и думать не собирается.
- Ладно, всё будет замечательно, - успокоил я её, - не волнуйся так.
Она на меня с такой надеждой посмотрела, словно я волшебник какой.
Мне лишь осталось в удивлении головой помотать, думая про себя, - "живут же вот такие на белом свете и неплохо живут, судя по всему".
- Ладно, - решил я перевести состав на другие рельсы, - с какого ты меня донором назвала?
- Это не я, это твоя Надежда так тебя обозвала.
- Что она при этом в виду имела? – насторожился я.
- А она сказала, что угадала и правильно тебя сразу ещё в ресторане утром приметила и на тебя ставку сделала.
- Наташ, расскажи мне всё с самого начала, пожалуйста, когда она это тебе говорила, и постарайся весь тот разговор припомнить, от самого начала до самого конца, - начал я потихоньку напирать на неё.
- Я не могу. С меня Надька слово взяла, что я тебе ничего не расскажу.
- А ты и не рассказывай, если слово дала, то рассказывать совсем не хорошо. Ты мне только разговор тот передай и всё. Ты ведь сама хочешь это сделать, так ведь?
Она кивнула головой, а я продолжил:
- Надежды здесь нет, я ей ни слова не скажу, "если, конечно, увижу, когда", - промелькнула мысль, но я ей не дал разрастись, а продолжал напирать на Наталью, - говори не стесняйся и прежде всего, когда этот разговор у вас случился.
- Мы, - после небольшого раздумья начала Наталья, - с ней ещё в круизе договорились, что она у меня немного поживёт, а поскольку я одна в квартире, то я в кино ходить буду, пока вы в постели кувыркаться будете. Но оказалось, что тебя в командировку послали, и, что ты жить будешь в отдельном номере, вот она и сорвалась тут же.
- Ну, так у нас же с ней любовь цвела и пахла, – даже улыбнулся я.
- Ага, любовь. Она у тебя, возможно, действительно цвела и пахла, а у Надежды цель была, и она её добилась.
- Наташ, я ничего не понимаю. Какая цель, чего она добилась?
- Нет, правильно говорят, что мужики тупые все, и ими можно крутить и вертеть как захочется. Надька, ещё в девушках была, когда вы в музсалоне в любовь играть принялись, - сказала и к стакану с водой потянулась.
Пока она пила, я вспомнил про испачканные в крови трусы и подумал, - "как же я это не почувствовал-то".
Наталья воду допила, чашку даже вверх дном перевернула и продолжила:
- А она захотела ребёночка родить, годы-то идут, ей ведь вот-вот сороковник исполнится. Вот она тебя в качестве своеобразного донора и использовала. Побоялась, что в круизе могло не получиться, решила ещё недельку прихватить во время твоей командировки. Она прямо с поезда ко мне примчалась, у меня её чемоданы лежали. Вот она и сказала:
- Я Ваньку замучила вконец, он еле ходит. Надеюсь, что всё получится, он же у меня дитячьим донором является.
А потом уже после Нового года, дня через два, как мы все здесь собирались, она позвонила, сказала, что всё получилось, она забеременела и сейчас вещи собирает, чтобы уехать из Магадана навсегда. Денег она накопила много, ей и дитю надолго хватить должно. Так, что у тебя Ваня, ещё один ребёночек будет, только ты про него ничего узнать не сможешь.
Я сидел и ногти себе в ладони загонял, лишь бы выдержать всё то, что на меня выливала эта безмозглая дурочка. А она закончила говорить и попросила:
- Вань, поставь чайник, пожалуйста. Такой сушняк, как будто я вчера весь день пила без остановки.
Я стоял у плиты, ждал пока закипит чайник, а в голове у меня по паре строк, из стихотворений крутилось:
Ахмадулинское:
"И всё обманывал, всё думал, что и я солгу. Кружилось надо мной враньё, похожее на вороньё", менялось Лермонтовским:
"Я не достоин может быть твоей любви, не мне судить, но ты обманом наградила, мои надежды и мечты и я всегда скажу, что ты несправедливо поступила".
Это точно был удар ниже пояса. "Второй раз в жизни — вот так вот носом меня в кучу дерьма ткнули, - появилась ещё одна мысль, - первый раз, когда я только школу закончил. В институт поступил и прибежал ликующий к своей школьной любви, за которой я портфель два года, как верный паж носил и все её желания, те, которые я конечно выполнить мог, выполнял. Пока я на экзаменах корячился, она к родне на Украину уезжала, её-то в институт без экзаменов приняли – медалистка и к тому же мастер спорта. Вернулась, я к ней, а она дверь приоткрыла, в квартиру меня не пустила, лишь сухо так сказала:
- Больше не приходи, я замуж выхожу.
Тогда я совсем цыплёнком был, но выжил, так не уж то сейчас не переживу". Вот я с такой мыслью и вернулся в комнату с двумя чайниками в руках – с кипятком и заваркой.
Чай мы с Натальей пили, а она мне ещё одну историю и вновь весьма грустную поведала. Оказывается, когда ВиВы отправились в круиз, они к одному своему клиенту обратились за помощью. Тот большим каким-то чином был в московской милиции. Генералом каким-то. Вот генерал к этим подругам, которыми жены ВиВоские были, своих соглядатаев и приставил.
- Мне кажется, - сказала Наталья, - они оба, особенно Виктор, предполагали, что их жены дома сиднем сидеть не будут, но то до чего они дошли, им, мужьям то есть, в голову точно прийти не могло. Виктор с женой жили неподалёку от Университета Дружбы Народов, вернее не от самого университета, а от его общежития. Вот его жена и сговорилась со студентами-негритосами и с ними устроили небольшой междусобойчик. Представляешь здоровенные негры и беленькие, внешне такие невинные, девочки. Всё было отснято на камеру. Суд состоялся ещё в январе, их развели безо всякого. Судья, учитывая аморальное поведение матерей, детей оставил с отцами. Виктор, правда, с Надькой, которая нашей командиршей была, сейчас любовь крутит. Её тоже к невинным не отнесёшь, но, не знаю, поклялась, что ни-ни больше ничего такого не допустит. Тут у меня она клялась, я свидетелем была. Виктор ей вроде бы поверил, а Вадим, стоило мне только заикнуться, что я тоже ни-ни, меня сразу послал, такой же дешёвкой обозвал, как и свою бывшую жену. Я вот теперь одна, никогда даже представить себе не могла, что вот так одной останусь, а вот видишь, - и она плечами своими дернула.
Я бы у неё ещё посидел, но время меня подпирать начало, пришлось халат, в газету завернутый, в авоську положить и домой бежать - меня Мишаня в садике ждал.
Продолжение следует