В поисках палача Глава 7. Фёкл

Иван Цуприков
За всю свою жизнь Михаил ни разу не был на птичьем рынке. Сколько дочь не уговаривала его купить попугая или синичку, щегла, он все время ей отказывал, объясняя, что у мамы сразу же после этого начнется аллергия. Дочь обижалась, насупив губы, и он тогда, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, заговорщицки на ушко шептал:

- Давай тогда маму поменяем, возьмем ту, которая не болеет от птиц?
Кристинка тут же отмахивалась, что-то говорила ему, обязательно обидное, а через минуту-другую уже забывала все и оживала.

А сейчас, что ни говори, но очень хочется приобрести собаку, овчарку или ротвейлера, чтобы хоть кто-то мог защитить квартиру, жену, дочь от бандитов и рвать их в клочья. Остановился около крупного бородача, делая вид, что внимательно рассматривает рыбок. Гупии с широкими желтыми и красными хвостами завораживали своей красотой. Они спокойно плавали в аквариуме, равнодушные к человеку, приблизившему к ним свое огромное небритое лицо с козлиной бородкой и отекшими красными глазами.

Михаил постучал по стеклу грязными от золы пальцами, пытаясь натянуть на лицо улыбку. Бородач делал вид, что ему плевать на грязного бича, согнувшегося в три погибели у аквариума, чей поношенный и рваный пиджак, длинные, свалявшиеся седые космы волос, добавляли еще больше отвращения. Но сдерживался, не прогонял Михаила, показывая свою доброту.

Из кармана темно-синей вязаной кофты, топорщащейся на пивном животе, выглядывал кончик кулечка, с которого Михаил не сводил глаз, продолжая пальцами постукивать по стеклу аквариума, и постоянно шмыгая носом.

- Что надо? – спросил бородач. – Гупешку на уху? - и широко улыбаясь, показывая выпяченную вперед нижнюю губу, сплюнул под ноги Михаилу. – Что-то тебя я раньше не встречал здесь?

Но Михаил сделал вид, что не расслышал продавца, а сам не сводил глаз с корма для рыбок в огромном тряпичном мешке.

- Че надо, паря? – нервно изрыгнул толстяк. – А ну пошел отсюда, грязь околотная!
Но Михаил, не шевельнувшись, выпучив глаза, продолжал смотреть на выпяченный карман на животе торговца.

- Ты сейчас у меня доиграешься, грязь околотная. А ну пошел отсюда, бичара, а то щас Барса кликну.

Услышав это имя, Михаил задрожал всем телом, затряс головой и с жалостью посмотрел на бородача.

- Че тебе? Без денег не дам.

- На одну, - дрожащей рукой Михаил полез в карман латанных-перелатанных, уже давно потерявших фабричный цвет джинсовых штанов и вытащил скрученную в трубочку пятисотенную купюру.

Она тут же исчезла в пухлой руке бородача, он развернул деньгу и посмотрел через нее на солнце. Через секунду-другую, сплюнув сквозь зубы, бородач потянулся за пластмассовой ложечкой. Из спрятанного за аквариумом мешка зачерпнул сухих рачков и опустошил ее в маленький кулечек.

Бич тут же выхватил его из руки торговца и начал внимательно рассматривать.

- Сколько дал, столько и получил. А ну пошел отсюда, грязь околотная!
Михаил, испуганно озираясь, заковылял в сторону широкого прохода, по обеим сторонам которого стояли торговцы птиц, мышей, кроликов. И тут же какая-то мощная сила его толкнула в спину и, выхватив кулек из зажатых пальцев, понеслась к концу прохода.

Михаил удержался на ногах, обернулся назад, ища кого-то среди продавцов, но не увидев, громко сморкаясь и вытирая нос рукавом, поковылял к выходу.
Полицейский, рассматривающий большого попугая, видел пацана, сильно толкнувшего и что-то выхватившего из рук бича, но не посчитал нужным даже окрикнуть малолетку. А Михаил этого и не хотел, и постарался быстрее скрыться от стража порядка в толпе зевак.

Так и ковылял, согнувшись в три погибели, при каждом шаге махая правой рукой, будто держал в ней трость. Но если бы кто-то из пешеходов был бы внимательным, увидев этого бича, хромого громадину, не поверил бы своим глазам: штаны, обтягивающие при ходьбе его ноги, вырисовывали напряженные мышцы спринтера; спина широкая, как у гимнаста.

Шедший за Михаилом мужчина средних лет в светлом клетчатом костюмчике и в обтягивающей тело белой водолазке, жуя незажженную сигарету, не сводил с хромого глаз. Это, видно, чувствовал сам Михаил и, казалось, вот-вот с испугу выпрямится и начнет убегать от любопытного преследователя…

Отойдя от рынка подальше, бич остановился у скамейки, на которой сидел худощавый, с тонким лицом парень, с любопытством смотревший на Михаила.

- Дайте милостыню, - выставив дрожащую ладонь вперед, сделал несколько шагов к скамейке бич.   

Худощавый, к удивлению, клетчатого, вытащил из бокового кармана рубашки пятисотрублевую купюру и сунул ее бичу, громко сказав:

- Фёкл, если б ты только знал, какой ты богатый здесь человек.

Клетчатый, услышав его слова, от удивления открыл рот и тут же тихонечко стал пятиться назад, будто боясь во что-то поверить. А потом резко повернувшись, пошел в сторону птичьего рынка, ускоряя шаг.

Бич, проводив его коротким взглядом, улыбнулся, моргнув худощавому парню и поковылял дальше. 

- 2 -
      
Да, Фёкла в городе еще не забыли. Многое чего о нем рассказывала молодежь, затаив дыхание, с завистью. В начале девяностых, в отличие от своих братьев-близнецов, занявшихся продажей левой водки и поддерживающих какие-то дела с блатными пацанами и местными бандитами, он не шестерил. Мужику уже было за тридцать, работал на заводе токарем, вел спокойную жизнь, проводя вечера в подвале своей пятиэтажки, где с соседями своими руками сделал небольшой тренажерный зал.

Несмотря на то, что увлекался жимом штанги, лёжа, стоя, на бицепсы, был еще и неплохим боксером. Руками работал, как комбайн, быстрыми и длинными сериями, уходя в сторону от прямых ударов в голову, в грудь, и тут же атаковал, как вертолет своими винтами, скашивая все на своем пути.

Те, кто не верил рассказам пацанов, занимавшихся с Фёклом в одном зале, захаживали в тренажерный зал, к Михаилу Александровичу - так не по возрасту звали его между собой мужики. Открыв рты, смотрели на богатырское телосложение Фёкла, толкавшего рывком штангу весом за 180-170 килограммов. При этом гриф штанги изгибался под весом блинов, создавалось такое впечатление, что вот-вот сломается и раздавит Фёкла. Но тот этого не боялся и, сделав шесть-восемь подъемов веса, возвращал штангу на место, укладывая на железные стойки.

После шести подходов с другими весами, Михаил Александрович легко вставал на ноги, шел свободно, а не как другие, с трудом выпрямляясь, хватаясь обеими руками за таз или поясницу, пытались выпрямить спину. Он же наоборот после нескольких шагов сжимал руки в локтях и с громким выдохом, наступая вперед, наносил перед собой по воздуху несколько серий боковых и прямых ударов. И после этого Фёкл не успокаивался, пружинисто прыгая с одной стороны в другую и уклоняясь от ударов невидимого боксера, шел в новую атаку…

Потом начиналось новое представление – приседание Фёкла со штангой, потом на руках – жим двухпудовых гирь, потом мельница с ними же – на широчайшие мышцы, потом – упершись в гири руками держал согнутые колени на девяносто градусов перед собой.

Вот это силища, настоящий Геракл! Плечи широкие, спина при напряжении вздувалась множеством мышечных узелков, грудь нависала над прессом из ровных прямоугольников и треугольников. Красота!

Через четыре-пять упражнений Фёкл уходил в соседнюю комнату и играл с кем-нибудь в теннис, а еще через пять упражнений натягивал боксерские перчатки и работал до изнеможения с огромной грушей.

…Да, пацанва, живущая рядом с ним, только и говорила о Михаиле Александровиче, придумывая всякие байки про его силу, про его драки на дискотеках. Но Мишка Фёкл на дискотеки не ходил. У него была семья – красивая жена и два брата. Квартира у них по тем временам была большой – трехкомнатная. Отец с матерью погибли на пешеходном переходе под КАМАЗом, которым управлял пьяный водитель.
Фёкл тогда пришел из армии, только устроился на завод и – вот такое горе.

Пацанят, своих братьев восьмиклассников, уже воспитывал сам. Лешка, который был на пятнадцать минут старше А Федька - прямая противоположность брату. Во Федьки, был неторопливым, ко всему присматривался и - критиковал. Делал это жестко, и в то же время тонко, что любой политик мог бы этому умению «младшего» позавидовать. Но все доброе в нем перевешивала зависть. всем! Тот критикан, этот равнодушный ко всему. Тот тихоня, этот - смерч, все сносит вокруг себя. А когда они вдвоем, то даже друзья в минуту их бушевания, старались находиться подальше, чтобы «волной» Федькиной и Лешкиной не накрыло и по мордам с двух сторон не надавало.

А вот старшему брату они подчинялись, каждое его слово было для них законом. В принципе, по-другому бы и не получилось. У Михаила Александровича - и братья так его звали - все были одинаковыми, главное, чтобы людям спокойно жить не мешали, козни не строили, а тем более – не обманывали.

Да, Мишка еще в школе, с младших классов был уважаемым человеком, успевающим ходить в секцию по боксу и по самбо. В школе слыл хорошим футболистом, особенно в атаке – верткий, как юла, если зазеваешься - не только мяч отберет, а еще и усадит тебя в «калошу», применив какой-нибудь разрешенный прием.

«Поставить» на место Мишку мог только учитель по физкультуре, а одноклассники молчали, чтобы не получить тумаков в ответ. Хотя Фёкл своих не трогал, это у него был закон такой, а вот «посмотреть» мог, да так, что жилы от испуга на лице сводило. Все его уважали в классе и, самое главное, не боялись с ним, как говорится, один на один спорить, доказывать свою правоту.

А вот когда проходили соревнования по боксу, по дзюдо, всем классом бежали поболеть за Мишку. Редко он проигрывал, но если и было такое, то не жалели его, Фёкл этого не любил, но и не подтрунивали, чтобы не перелить, как говорится, масло…

Так и жили они, поживали: братцы крутились по своим делам, Мишке старались не мешать. Хотя иногда без этого не обходилось. То кто-то из незнакомых мужиков придет к Михаилу Александровичу и начинает, вытащив цепь иль нож, запугивать жену Фёкла Наталью, а то и самого хозяина. Но боксера, который иногда в городе подзарабатывал на боях, не проведешь. Уловит момент - браток зазевался – и все. А если тот соберет ватагу, чтобы разобраться с «нахалом», то кто-то из его «пацанов» вовремя разборку остановит, знают Фёкла и там. И Божена, и Пратас, и Гора.

Как-то Михаил попал по делам в спортивный зал клуба «Авангарда», в котором и сам когда-то занимался. А там новые русские устроили коммерческий праздник - проводили бои за хорошее вознаграждение. Братки сразу заметили Фёкла с его братьями-близнецами и прошептали Пратасу. «Королевская» рать проигрывала бой за боем бригаде гостя. Деньги, хоть и не большие по тем временам на кон ставились, а вот честь терять не очень хотелось Пратасу.

Кто-то сзади тронул Мишку, «вцепившегося» глазами в ринг, и спросил: «Выручишь?»
«А ты?», - вопросом на вопрос ответил незнакомцу Фёкл.

- Каждая победа – миллион…

Мишку развернулся к говорившему и невольно оторопел, увидев перед собой Короля города – Пратаса. За этой встречей наблюдало пол зала...

В тот момент Михаилу было в финансовых делах нелегко, на заводе третий месяц зарплату задерживали.
Скинув спецовку и облачившись в черные шорты, майку, принесенные кем-то, Мишка полез на ринг. Боксерские перчатки не понравились - сбитые кувалды, а значит у соперника не лучше, расслабиться не дадут.

Первый боец ему был уже давно знаком, до армии с ним не раз встречался на областных соревнованиях. Парень-шуруп, роста невысокого, несмотря на свою худощавость, хорошо сложен, в атаках резок и настойчив, идет ва-банк сжавшись, раскатываясь направо-налево, отсюда и прозвище получил такое.

Кто-то из зала крикнул:

- Шуруп, вали его, он квадратный!

«Спасибо, спасибо! Ну, за «квадратного» ответите», - взревел про себя Михаил.  Кровь, прилившую в отяжелевшие кулаки, Мишка попытался стряхнуть, потрясая руками, шевеля пальцами. И отчасти это удалось сделать, направляя мыслями ее напор ровными потоками по всему телу.

Шуруп, видно, признал в Фёкле своего старого соперника, пошел, здороваясь, в легкую атаку, вернулся назад. Но Миша не поддавался его призывам, легонечко припрыгивая на полусогнутых ногах, ушел от одной атаки, потом от другой, нервируя Шурупа. В следующей атаке подпустил его поближе к себе и, «уцепившись» в его глаза своими очами, сбив на мгновение его внимание, хрястнул справа по лицу.
Резкий взмах и проезд кулака с верхней скулы к носу закрутил Шурупа в пол.

Михаил опустил руки и смотрел на старого знакомого, упавшего не колени и мотающего головой. Так толком тот и не пришел в себя, и плавающей походкой, поддерживаемый рефери, покинул ринг.

Через бой Мишка снова вышел на ринг. С долговязыми драться он не любил, звал про себя их копейщиками, выкидывающими свои длинные руки, как копья, вперед, не подпуская к себе соперника. А если этот боксер еще и профессионал, то, бывает, за встречу так и не найдешь способа приблизить свой «молот» к его личику.

Но и здесь счастье оказалось на стороне Фёкла. Не придал Малек, так кричали ему с
зала люди, значения, что Михаил не только боксер, а еще и самбист. А в самбо с долговязыми поступают просто: пригибают к ковру ниже и ниже, потом - разгибают, мотая его из стороны в сторону, и – бросают. Все! Миша этим приемом хорошо владел.
Сначала он попытался, якобы, провести одну атаку, потом другую, отлетая в сторону от вытянутых рук-копий. А потом, медленно так, вразвалочку, потянуть противника за собой, неожиданно «провалился» под его руками-копьями и, вынырнув, дал в челюсть прямым джебом левой руки.

Малек уперся в канаты, но не ослаб, а наоборот, словно черпнув новых сил, как стрела, вылетел на Михаила, присевшего под его «копьями», и снова «сделавшего» джеб, только теперь уже серию, с челюсти в грудь.

Некогда было Михаилу слушать собравшуюся около ринга публику. Все звуки, еще с первых боев, по совету тренера, Фёкл воспринимал как шум ветра или бушующего моря. Вот и сейчас так же. Но вот один звук все же заставил его обратить на себя внимание: «Фёкл! Фёкл!» Это братцы кричали со второго этажа смотровой площадки. Теперь знал его имя весь зал, и гортанно, короткими вскриками бил по воздуху: «Фёкл, Фёкл!»

А Фёкл закончил с длинновязым быстро, повторив тот же прием, только с продолжением: вкрутился под Малька, тут же выкрутился, и пока тот искал Михаила где-то под своими локтями, выстрелил прямым в лоб. Все!
Парень так и не понял, что с ним произошло, голова полетела назад вместе с руками, хватающими воздух, тело боксера свалилось на спину, как подрубленная осина.

…Три миллиона - хороший заработок. Правда, деньги, если сравнить их с ценами магазинов - не очень-то и большие. В то время вся Россия сплошь состояла из миллионеров. Мясо стоило пятьдесят тысяч, масло – чуть меньше, а подержанная старая «шестерка» «Жигули» – шесть с половиной миллионов! Мишка сторговался до трех, правда, с самим Пратасом после второго выхода на свой боксерский подиум – выиграл в четырех встречах. А вместо старенькой машины, сел за руль новенькой «девятки». Заработал!

Так и жить начал Фёкл, днем – за токарным станком, вечерами – в тренажерном зале или на ринге. Пратас его сильно не выставлял на показ в городе, а только иногда, а потом совсем подписал в боксе Фёклу отставную. По договоренности. Понравилась ему честность в парне, умение слушать и молчать. А что еще нужно лидеру? Смотреть на своих холуев, пожирающих тебя глазами, или на коллег, имеющих свое мнение и приворовывающих. Нет, легче смотреть на человека, который с тобой ни в каком деле не завязан и даже о твоих делах ничего толком и не знает…

А вот братья его все не так поняли, как хотел того старший. Пальцы расширили, попытались не в свои дела влезать, мол, Фёкл, правая рука Пратаса…

- 3 –

Приглашение в кабинет к начальнику цеха для Михаила был редкостью. Один раз Филипп Александрович его приглашал, когда бригада токарей Феклова завалила месячный план на сто процентов. Хотя тогда они вроде бы его, с одной стороны, перевыполнили, изготовили шестнадцать валов для двигателей дизельных электростанций вместо пятнадцати. Но, как оказалось, не из той стали! Вернее, в ее химическом составе не хватало процентного соотношения в таких элементах как никель, молибден, вольфрам. Всего лишь каких-то десятых долей! Но заказчик не принял валы.

А чувствовал ли это при обработке материала Михаил со своими напарниками? Этот вопрос Фёклова начальника цеха чуть не рассмешил.

- Резцы из-за вашего скупердяйства не соответствовали обработке этого металла, - не сдержался Михаил. – Вот вопрос, а чувствовали ли мы при обработке этой стали нехватку тысячной доли молибдена? - сдерживая злость, продолжал рычать Фёклов. - Если бы мы даже всегда работали одними резцами, то и тогда навряд ли бы это заметили, Филипп Александрович. Нашли металлургов.

А что в ответ говорить руководителю? Только одно: просить бригаду выйти на работу в субботу и в воскресенье, а в обычные дни перерабатывать на пять-шесть часов больше и, тем самым, спасти их цех. Другого выхода не было, так как срез одного слоя стали с заготовки вала требовал не меньше двух часов, а самого короткого участка, под резьбу – минут семь, плюс отработка соток…, главное, в них не ошибиться, как и в других размерах.

Второй раз Михаил побывал у начальника цеха, когда пошли задержки по зарплате. Пришел в Россию капитализм. Завод, производитель тракторов, остановил свои цеха, никому не нужными оказались его изделия. Завод стройматериалов еще держался, но производить своевременную оплату за изготовление запчастей для своего ломающегося оборудования, машин, кранов, автотранспорта не мог, как и химические предприятия – лакокрасочных материалов, строительно-монтажные управления, компания по ремонту инженерных сетей и коммуникаций.

К середине нулевых годов город ожил, некоторые предприятия как-то встали на ноги, завод, на котором работал Михаил, – тоже. Как? Михаил за этим не следил, чувствовал только по зарплате - она не росла, но выдавалась вовремя. Спасибо и мастеру с начальником цеха, все токарные станки – использовались они или нет, остались в хорошем рабочем состоянии, что давало возможность токарям подрабатывать. Пока обрабатывается вал, на «малышах» можно изготовить патрубки, сгоны, фланцы, что просили за наличку.

 …В последние годы Филипп Александрович значительно сдал: все лицо в глубоких морщинах, плечи сузились, ходит несколько согнувшись, придерживаясь за поясницу.
А вот взгляд остался тем же внимательным и открытым.

- Миша, это тебя! – кивнул он на старую огромную трубку заводского телефона, лежащую на столе. – Я сейчас, - и поклонившись Фёклову, тихонечко вышел из своего кабинета.

На том проводе был сам Пратас.

- Ты, когда в столовку ходишь, видишь боксы складские?

- Конечно, Георгий Николаевич. Это те, которые из стальных конструкций, высоченные такие?

- Да, да, пройдись, посмотри их. Меня интересует не только состояние складов, а и выездная часть за пределы завода.

- Через водоочистные сооружения?

- Вот-вот. Посмотри, в каком состоянии дорога, ворота. В 13-30 мне перезвони, расскажешь обо всем.

Почему это необходимо было сделать именно тогда и перезвонить об этом в половине второго, Михаил расспрашивать не стал. Пратас этого не любил. Если попросил, значит, ему нужно, не сможешь - откажись. В городе Георгий  Николаевич был влиятельной фигурой, занимался ремонтом дорог и еще чем-то, был депутатом городской Думы, владел спортивным боксерским клубом «Раунд». Фёкл с ним встречался редко, но, когда это происходило, чувствовал уважение к себе Пратаса. Но никогда ничего у него не просил, как бы ему ни было плохо. И не потому, что стеснялся, а потому что был выше этого. Пратас ему и так один раз помог. Вернее, разобрался с убийцами братьев в конце девяностых. Жестко разобрался, не спрашивая на то разрешения у их хозяина.

Когда в указанное время постучал в кабинет начальника цеха, там сидел сам Пратас, один, с развернутой картой завода. Встретил Фекла рукопожатием. Выслушав рассказ Михаила, посмотрел ему в глаза и сказал:

- Будешь руководить этим участком, - сказал, как приказал. – С завтрашнего дня. Пришлю бригаду с тракторами, краном, кирпичный склад снесешь и весь мусор самосвалами уберешь. До чистоты. Кабинет твой будет там, где начальник склада со своими кладовщиками сидел, они будут тебе подчиняться. Когда закончишь с уборкой, займешься ремонтом других боксов, все из них уберешь.

Новая жизнь увлекла Фёкла полностью. Забывал об отдыхе, хотел все сделать быстро, забывая, что у рабочих, присланных Пратасом, есть семьи, должен быть перекур, обед. Через месяц все было сделано и даже больше того – заасфальтирована вся складская площадка, отремонтирован забор. У выездов из склада появилась вооруженная охрана с собаками, патрулирующая всю территорию.

Единственное, чего не знал Фёкл, что охранял. Вернее, знал, но не обо всем. В двух открытых складах хранился цемент в огромных многотонных мешках, плиты дорожные, бордюры. В закрытых боксах – рулоны геотекстильного трикотажного и пленочного полотна, используемого для укрепления дорожного покрытия, бентонитовые маты...

Теперь и Михаил стал считать, что его жизнь стала поправляться. Зарплата была достаточно хорошей, работа – спокойной. Ему не нужно, как показывали в фильмах, вызывать начальника автотранспортного цеха, планировать вывоз строительных материалов и так далее, и так далее. Он просто руководил складом, поддержкой в хорошем состоянии помещений, территории. Охраной склада занимался другой человек, бывший милиционер Мефодьич, и это его проблемой было разбираться в документах, кому выделяется материал, сколько.

Но хоть и работали вместе, и на глаз отношения у них между собой были теплыми, но о своих делах тот никогда с Михаилом не разговаривал и не лез к нему с расспросами, что Фёклу нравилось. И не столько нравилось, сколько удивляло, Пратас частенько заглядывал к Михаилу, давал познакомиться с какими-то документами, подсовывал ручку, чтобы тот их подписал. Работницы склада не выдерживали, лезли с расспросами, о чем с ним за закрытыми дверями говорил Хозяин. Но Фёкл отбрехивался, а Мефодьич улыбался, слушая его, мол, знаю, знаю, о чем вы там с Пратасом говорили. Но Михаил сдерживал себя и делал вид, что не принимает вызова начальника охранников. И правильно.   

На виду Фёкл жил спокойно, о спорте не забывал, продолжал заниматься тяжестями, только уже более легкими весами. Хотя иногда и срывался, на спор толкал штангу весом сто восемьдесят, а то и больше килограммов, с одного удара подбрасывал к потолку боксерский мешок весом не менее сорока килограммов. И это несмотря на свой возраст, подбиравшийся к сорока годам.

Предложение Пратаса встретиться на озере и порыбачить, не было для него неожиданным. Георгий Николаевич предложил встречу не на своей даче на берегу огромного водохранилища, где у него есть яхта, моторные лодки, катамараны, а на одном из лесных, куда на легковой машине не проедешь, а только на вездеходе.
Встреча была секретной. Выехать на указанный участок Михаил должен был только после тренировки в тренажерном зале, показав свой рекорд по подъему штанги. Не вдаваясь в подробности, Фёкл понял, что у Пратаса появилась какая-то проблема и требуется его помощь.

Перед спуском в подвал, где находился тренажерный зал, стал перебирать в памяти лица всех, кто должен там заниматься. В зале были два незнакомых мужика средних лет, подстриженных под ноль, у обоих на лбах отметки от фуражек. Поинтересовался у Пифа, с которым тренировался здесь со школьной скамьи, кто такие?

Тот в ответ как-то недоуменно пожал плечами и шепнул, мол, гаишники, вчера его остановили, проверили документы, машину осмотрели и, увидев в багажнике гирю, поинтересовались, занимается ли спортом. Пиф рассказал им, где тренируется, нечаянно, похвалился, что с самим Фёклом боксируется. Они приятно удивились, мол, многого наслышаны о нем и напросились. Некуда ему было деваться, пригласил.

…Гаишники вошли в зал, когда Михаил заканчивал жим с небольшим весом. Помнил просьбу Пратаса не перенапрягаться. Поставил на стойки штангу, поднялся и тяжело дыша сел на скамью. Боковым зрением рассматривал этих парней. На вид им не больше тридцати лет, среднего роста, с животиками, лица круглые, оплывшие жирком, с двойными подбородками. Как близнецы. И глазки у них, как шарики, зыркают туда-сюда. Может, действительно братья?

Они о чем-то увлеченно говорили с Пифом, облокотившимся на тренажер для приседания со штангой, смеялись громко и заразительно, вызывая улыбки у занимающихся рядом с ними парней.

Фёкл не подходил к ним близко и делал вид, что не обращает на веселую троицу внимания. Сняв блины с грифа, сложил их друг на друга в углу и пошел к другому тренажеру – брусьям, вмонтированным в стену. Но отжиматься не стал, а только взял висевшее на них махровое полотенце и, вытерев шею, лицо от пота, вышел в другую комнату. Упражнения на кисти, на бицепсы, на широчайшие мышцы выполнялись им в автоматическом режиме, легко, без максимальных весов. В перерывах старался с Пифом и его гостями не пересекаться.

Выполнив шестое упражнение, Михаил отметил, что через десять минут за ним должен подъехать брат жены и отвезти на завод. Вытершись и оставив полотенце на скамье, взял с вешалки футболку со свитером, пошел к выходу.

- Миша, ты на сегодня уже все? – поинтересовался Пиф.

- Да нет, еще два упражнения нужно сделать, потом с пацанами в теннис поиграть, - и, подмигнув Пифу, вышел из зала.

Гаишная белая шестерка стояла у подъезда с выключенным двигателем. Костя его уже ждал на своей «четырнадцатке» у выезда со двора. Прыгнул к нему в машину, доехал до центральной улицы и, извинившись перед родственником, вышел. Подождав, когда машина скроется из виду, проголосовал проезжающей мимо «Жигули» - «пятерке» или «семерке», в этом не разбирался. Повезло, парень ехал в сторону объездной дороги и высадил его на федералке. И здесь Михаилу тоже сразу повезло, первая фура, которой проголосовал, остановилась.

Чем ближе Фёкл подъезжал к назначенному месту встречи с Пратасом, тем больше волновался, кулаки сами по себе сжимались, невнимательно слушал рассказ водителя фуры, его анекдоты, после которых нужно было смеяться. Смеялся, но невпопад…

Вот они проехали перекресток в поселки Владимировка и Осиповка, оставалось, приблизительно, километров пять до железнодорожного переезда, за ним будет свороток на Сизовку. В ту самую Сизовку, где он после девятого класса со своими одноклассниками проходил учебные военные сборы. Да, было время.

Сизовка - небольшой поселок. Чем занимались его жители? Михаил не знал до сих пор, да и ни к чему ему это нужно было. Недалеко от школы стояла мастерская, в ней ремонтировали трактора, а за ней стоянка с гусеничными тракторами, большими машинами.

Большего он вспомнить не мог. А вот девушку, с которой там познакомился, она потом несколько раз приезжала в город, помнит. Это была Оксана.

Да, да, Оксана, красивая, невысокая, худощавая, лицо в веснушках. Кстати, они украшали ее. И волосы у нее были рыжеватыми, необычной красоты.

- Вот этого только не хватало! – выкрикнул водитель и начал рывками приостанавливать машину.

То, что увидел Михаил, сразу отвлекло от воспоминаний. На обочине лежал на боку белый искореженный микроавтобус, чуть дальше, перекрывая встречную полосу дороги боком, стоял импортный самосвал.

- Не пролезешь, - громко сказал водителю гаишник, вертя в руке свою полосатую черно-белую палку.

Из разговора с ним Михаил понял, что авария произошла недавно, пострадал один человек, водитель «ГАЗели», но, на первый взгляд, не сильно. К счастью, больше никого в его машине не было. А вот водитель с «Татры» сбежал с места ДТП.

Полицейские закончили проводить замеры места аварии, «Татру» поставили на обочине дороги...

Михаил посмотрел на часы. Да, из-за этой остановки он опаздывал уже не менее чем на полчаса. Хорошо, если Пратас сейчас на своей машине стоит где-то за ними, тогда и оправдываться не придется. А если нет? Хотя куда деваться, ситуация была неуправляемой. Но все же, что-то саднило на душе Фёкла и, в первую очередь, из-за недосказанности Пратаса, зачем он должен был так скрытно выезжать к нему на встречу.

…И на остановке в Сизовку тоже никого не было.  Михаил присел на скамейку и не спускал глаз с дороги. Фары проезжающих автомобилей становились ярче и ярче, вечерело быстро. Второй легковушке, не рассматривая водителя, пожелавшего его подвезти в поселок, он говорил спасибо.

- Руки!

Прозвучавшая команда была настолько неожиданной, что Фёкл сразу же, мгновенно вскинул руки вверх. Кто-то сзади жестко сдавил холодной рукой его шею.

- Руки - вниз! Кто?

- Фёкл, - ответил Михаил.

- Без лишнего! Вперед! Бы-ыстро!

- 4 –

Больше Фёкл ничего не мог вспомнить, только этот сухой, жесткий, резкий голос. Никогда он его раньше не слышал: «Вперед! Быстро!»

Тяжесть в затылке не давала поднять голову. Единственное, что мог разобрать, это что-то белое, двигающееся перед ним. Но, сколько ни напрягал свое зрение, очертания этого, рассмотреть, не мог, черты, линии расплывались.

Что-то укололо в руку. Но сил приподняться и рассмотреть тоже не было. Закрыл глаза и провалился в какую-то холодную пропасть.