Однажды мы сидели втроём... 5 я, Кутузов, Наполеон

Юрий Давыдов 2
       Однажды, после освобождения Смоленска в декабре 1812 года, в небольшом    
        теплым домике на окраине почти совсем сгоревшего города, мы сидели          
        втроем: я, Наполеон и Кутузов. А на улице, в ночной темноте,
        зимний ветер яростно и злобно насвистывал свою ледяную мелодию.
        За окном, от невыносимого холода, сбившись в тесную стаю,
        умоляя бросить им хоть какого нибудь, хоть любого, хоть почти 
        несъедобного подаяния, в истерике выли и умирали на снегу ни кому 
        ненужные местные волки. Спряталась от такого холода даже луна, бросив
        сторожить разбежавшиеся, без присмотра, по бесконечному небу звезды.
        Мы же не обращая внимание на жизнь текущую за окном,
        пили теплый чай и вели неспешную беседу, так ни о чем, лишь бы
        не оставаться в тягостном молчании.


        - Вот уж и зима настоящая наступила,-говорит кашляя простуженный
          Михаил Илларионович-что делать-то станете далее сир, как только
          в Париж вернетесь? Армии которую Вы ввели в Россию
          у Вас теперь нет, а это 500 тысяч человек убитыми, раненными, 
          да в плен захваченными. Кавалерии у Вас теперь нет,
          артиллерии у Вас теперь нет.
          Да и там дома-то, кто знает как Вас встретят, то ли цветами и
          радостными возгласами, то ли желанием заточить Вас от всех
          в крепость какую-либо, в море далеком.


         
 
        - Не волнуйтесь и не тревожьтесь за меня князь. Вас же, главнокомандующего
          тогда русской армией, я смог же сокрушить вместе с австрийцами,
          именно сокрушить, и это будет самым безобидным и самым мягким словом для
          оценки итога Аустерлитского сражения в декабре 1805 года. Помните?
          Я сокрушил Вас! Сокрушил! Но Вы же лично сумели вылезти из под обломков 
          того крушения. Так почему же сейчас, причем с некоторой непонятной мне   
          иронией, Вы говорите, что я не смогу выйти из сегодняшнего
          моего критического положения, но я воскресну и не так как это когда-то
          сделали Вы, а гораздо лучше, гораздо удачливее,
          гораздо великолепнее! Вы поняли меня князь? Ну а Бородинское
          сражение этого года, что под Москвой было, не убеги Вы от меня
          тогда в лес, я бы непременно довел до победы и без всякого сомнения
          разгромил бы войско Ваше неуклюжее. Да и сейчас я Вами не побежден,
          я побежден Вашим морозом А это совсем не сражение, это
          непредвиденное обстоятельство-

          заговорил с некоторой обидой еще не
          проигравший до этого ни одной битвы, ни одной войны, великий, нет,
          нет, один из самых неизмеримо великих полководцев на нашей грешной
          земле, император Наполеон Бонапарт, которого очень сильно уважал               
          и Кутузов, и которого в переписке с ним старался не обидеть ни одной
          буквой, ни одним словом. И он, Наполеон, прекрасно знал об этом.
          Но Бонапарт скорее всего не знал другого, это часто повторяемая
          Кутузовым, имеющим прозвище "Старый лис Севера", им же придуманная         
          поговорка и скорее всего ставшая методикой его поведения 
          с никем еще непобедимым императором: "Мы Наполеона не победим.
          Мы его обманем." Вот почему князь, зная полководческий талант
          Бонапарта не хотел вступать с ним ни в какие  сражения и будь
          его воля, не прикажи ему император Александр, не было бы и битвы
          при Бородино.


        - Простите меня сир коли я обидел Вас! Не хотел! Это скорее мое
          беспокойство за Вас, но ни в коем случае мои слова это не слова
          не уважения к Вам и тем более они не могут быть словами
          иронии над Вами-


          взволнованно проговорил Михаил Илларионович,
          проговорил уже еще и как хозяин не желающий обижать гостя.
          И высказывание это, произнесенное князем с видимым волнением и   
          даже с каким-то легким ропотом, слегка успокоили вечно неспокойное
          сердце императора и смягчили боль поселившуюся ныне в его душе.


        - Что мне делать сейчас в Париже и как поступать далее я конечно
          давно уже определился. Вас же уважаемый генерал-фельдмаршал,
          Светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов-Голенищев позвольте
          поздравить с возложением на Вас, императором Вашим, наименования
          "Смоленский". Что ж это достойно Вас! Достойно!


          Но Кутузов не успел поблагодарить Бонапарта, в избу неожиданно
          вошел важный военный француз, очевидно какой-то генерал или
          маршал, поприветствовал Михаила Илларионовича, извинился перед ним
          за необходимое вторжение, затем обратился к своему императору,
          потом обернулся ко мне и начал что-то говорить.

   

    - Юра!-то ли попросил, то ли приказал мне Светлейший князь-
      А ты что же французскому языку не обучен?


    - Нет, уважаемый Михаил Илларионович! Не учил я его в школе, не проходил.


    - Первый раз вижу такое безобразие. Не учил он. Да его каждый дворянский
      трехлетний дитя в совершенстве знает. Он просит одеть на императора
      шинель и перчатки, а то ему, вошедшему маршалу, руки морозом скрючило,
      а уезжать им сейчас и немедленно надо. Давай пошустрее, помоги им.


      Я выполнил просьбу генерал-фельдмаршала. Они дружески попрощались,
      поблагодарив друг друга за беседу. Но перед самой дверью Наполеон 
      неожиданно остановился и обернулся, а после недолгого задумчивого 
      молчания обратился к Кутузову с вопросом, который и ему 
      самому-то был не совсем понятен.

    - Скажите князь, скажите пожалуйста мне, а что было бы сейчас если бы,
      после моего развода с Жозефиной, она не могла подарить мне наследника,
      Ваш император Александр Первый в 1810 году не отказал бы мне в моей               
      просьбе, не отказал бы сославшись на то, что я не принадлежу к королевскому
      семейству и разрешил бы мне жениться на его сестре Анне Павловне?
      Что было бы тогда сейчас? Что было бы если мы объединились бы?
      У меня и сейчас, пока еще, почти вся Европа у ног лежит.
      А впрочем извините, извините за вопрос на который ответа быть не может.

      
      

      Он слегка склонил перед Кутузовым голову, будто бы немного улыбнулся
      и вышел, нет не на улицу, а в великую историю.