Ворона опустилась к болоту, нашла удобное место на крючковатом стволе поваленной лиственницы, уложила крылья, огляделась. «Карр-р!..» – разнеслось по округе. Клюв вороны, похожий на ручку старого зонта, щёлкнул несколько раз.
Где-то в глухих зарослях дятел прекратил свою дробь, прислушался.
«Карр-р!» Тут уж забулькало в плюшевой болотной тине. Нырок и ещё нырок. Это лягушки поспешили восвояси от громогласного крылатого чудища. Не вглубь: заплыв за корягу, высунули перископические глаза для наблюдения за дальнейшими его действиями.
Мошкара, до того беззаботно клубившаяся в невидимых коконах, метнулась от звуковой волны и хаотично смешалась. Лишь улитка, плавно покачивая головкой, продолжала преодолевать брусничные заросли на ближайшей к болоту полянке. Её полный животик приятно скользил по влажной ветке. Она, как могла, спешила, но о чём беспокоиться? – дом всегда ведь при ней. Когда улитка добралась до развилки и раздумывала, куда же двинуться дальше: повернуть ли направо к сочным листикам или направиться прямо, к утолщённому основанию ветки, вороны уж не было на подгнившей лиственнице.
И только каркающие серые взмахи удалились на безопасное расстояние, лягушки, колыхнув тину, вернулись на мягкие кочки и принялись эмоционально обмениваться друг с другом впечатлениями, не забывая при этом выхватывать из воздуха глупых мошек.
– Вот это Карр-р-тина!.. – заключил Никита, невольный наблюдатель происходящего, в тёплый летний вечер своего детства.
*