- Стой, Мишка, стой, - только сейчас Михаил, попав в крепкие объятия, посмотрел на этого великана.
- Ё-кэ-лэ-мэ-нэ, - вырвалось у него от радости или удивления, он от всей души рассмеялся, обнимая и прижимая к себе фигуру однокашника Сашки Семеникина.
- Я смотрю, идет, как паровоз, зенки в землю уставил и ему наплевать, кто впереди, всех раздавлю, - хохочет Сашка. – Ты куда так торопишься?
- Да…
- Во-от, давай к нам, давай, - и сильно прижав своею ладонью руку Михаила, потащил за собой в переулок. – А у меня сегодня праздник, - не слушая сопротивляющегося однокашника, гремел на всю улицу Семеникин.
- Саша, погоди! – что есть силы крикнул Михаил и, упершись ногами в землю, заставил остановиться Александра. – Мне сейчас не до праздников.
- Тю ты! – не столько удивился, сколько возмутился великан. – Что, с женой или с ребенком что-то, или с родителями?
- Да на работе такое!
- О-о, а, значит, нужно это дело обсудить, - потащил Семеникин Михаила за собою в закрытое масхалатной сеткой кафе. - Ты сейчас только не дергайся. Федя! – кликнул он кого-то у стойки бара, - смотри, кого я привел!
- О-о, какие люди! - из закрытого занавеской прохода на свет появился полноватый мужчина в цветастой рубашке и белых штанах, с короткими черными усиками, подчеркивающими верхнюю губу. – Мишка-а!
- Коля! – только и успел воскликнуть Михаил, узнав в толстячке своего одноклассника Николая Белоусова.
Эта встреча была настолько неожиданной и приятной, что Михаил и не заметил, как гнетущие его мысли буквально испарились. И на душе как-то стало легко, спокойно. Но от предложенных Николаем коньяка, водки, отказался, ссылаясь на предстоящую встречу со своим руководством. И одноклассники, поняв, что Михаила не уговорить, махнули рукой, и он чокался с их рюмками чашкой с зеленым чаем. И надо сказать очень ароматным чаем с приятным привкусом бергамота.
Михаил отпивал его мелкими глотками, причмокивая и поверхностно слушая болтовню старых друзей, провожал взглядом новых и новых людей, заходивших в прохладу кафе.
Кто из них пил пиво, кто – лимонад, кто - квас. Надо отдать должное Николаю - с закусками все у него было продуманно. Для пива, кваса - вяленая рыбка, сухарики, бублики, сырки. Для лимонада и чая – глазурные булочки, печенье, пирожные. Михаил с удовольствием съел еще один кусочек ванильного печенья, которое таяло во рту, превращаясь в мягкую и вкусную пастилу.
И самое главное, ни о чем больше не хотелось думать, а только поддерживать Сашкин с Колькой разговор об одноклассниках: кто чем нынче из них занимается. Ирка Кузина после института работала бухгалтером в одной из коммерческих продовольственных фирм. Фирма как фирма, находилась под крышей бандитов, но, когда налоговикам удалось «взять её за руку» за неуплату налогов, те – развели руками. Уговорили Кузину все взять на себя, и она получила семь лет, до сих пор сидит за решеткой. Это он слышал. А вот о том, что Алексей Сидоров после университета и службы в армии ушел в монахи, не слышал. Но это не поразило его. Леша был в классе самым спокойным из парней и в то же время – самым авторитетным.
Да-да, этого невысокого, худощавого, физически совершенно не развитого паренька слушали. Почему? Только со временем стал понимать Михаил: Алексей был умным, дурных советов никогда не давал и не лез с ними насильно. А его короткие фантастические рассказы о синих туманах с фиолетовым солнцем, разрезающими зеленое небо желтыми космическими кораблями с захватывающим интересом читал весь класс.
- Ха, Воробьева видел недавно, - вспомнил Николай, - ну хитрец, скажу я вам, ну журналюга. – Девушка, сидящая к ним спиной за соседним столом, услышав это, резко обернулась и с возмущением посмотрела на громко говорящую троицу.
- Коля, Коля, потише, пожалуйста, а то людям мешаем, - остерег своего товарища Михаил.
- Понял, понял, извините, - обернувшись и приложив руку к сердцу, сказал Николай. - Извините! Так вот, подвыпил тут и такую ахинею начал вести, я вам скажу, мужики, такую! – громко шепча, закатил вверх глаза Николай. – Ну, прям, везде, как сказать, имиджем… Нет, как его, а вот, спросом. Опять не то сказал, - чертыхнулся Николай.
- Уважением, - вставил свое слово Михаил.
- Ну, почти так, - согласился с ним Белоусов. – Во, авторитетом пользуется! Так вот, во всех газетах ему платят баснословные гонорары, газеты рвут его на части, на коленях просят, чтобы он им чего-то написал. Ха-ха, представляешь, про бандитов, прокуроров, адвокатов. Не слышал, Мишь?
Иванов пожал плечами, мол, вроде бы слышал.
- Та-ак, а нам-то от этого что, - смутился Семеникин. – Я в прошлом году его на дачу к себе пригласил, на шашлык. Так его жинка, такую прынцессу из себя строила!
Мы с Галкой даже и не знали, о чем с нею можно говорить: все про салоны модные, про краски какие-то, лаки, маникюры. А когда хорошенько подвыпила, стала юбку засучивать, трусы показывать. Если б не Галька моя, то точно бы догола баба Воробья разделась.
- Вот и давай за твою Галю, мою – Ирку и Мишкину…
- Свету.
- Во-от, Свету, - поднял тост Николай. – А может, Миша, ну капельку, кто там заметит.
- Николай Васильевич, - что-то прошептала Белоусову на ухо подошедшая барменша.
- Хорошо, хорошо, - выслушав ее, закивал головой Николай и, извинившись перед товарищами, - дела! - вышел из-за стола и отправился к бару.
Александр проводил его взглядом и, поджав губы, словно от обиды, что потерял собеседника, обернулся к Михаилу.
- А у тебя-то как дела, а то мы все о своем, да о своем.
- Да по-разному, - вздохнул Михаил и тут же посмотрел за плечо товарища на кричавшую за его спиною женщину.
- Ах, ты сволочь поганая! – орала старая женщина на все кафе и тыкая пальцем в Михаила или Александра, приближаясь к ним от барной стойки. Подойдя вплотную к Александру, она схватила его за воротник и еще громче закричать. – Ах, ты продажный адвокат! Да тебе наплевать на людское горе, да за деньги ты в тюрьму любого посадишь! Я же тебя знаю, ты же с меня вчера хотел денег взять за защиту внучки, - уже в истерике кричала женщина, и ее голос, как сигнал армейской тревоги, разносился из кафе на всю улицу.
Ошарашенный Семеникин вскочил на ноги и с удивлением смотрел на кричащую, брызгавшую слюной старую женщину.
Не знал, как поступить и Михаил, понимая, что все, что сейчас кричала эта женщина, было адресовано не Александру, а ему. Хотя он впервые ее видел.
- А я же вам вчера сказала, что не дам денег, а вы сказали, что тогда будете защищать нарко, нарко… - и видно забыв, что должна была говорить дальше, посмотрела на девушку, пытающуюся микрофоном направить истеричку в сторону Михаила.
- Да вы не тому говорите, Клавдия Андреевна, - уже не выдержав, закричала та, - вот адвокат, вот! – и тыкала микрофоном в сторону Иванова.
- Ой! - остановилась смущенная женщина. - А что же вы, Леночка, мне сами показали на этого мужчину … - дрожа от испуга, просипела женщина. – Но денег я вам не отдам! Нет, нет, не отдам! Это вы мне на него показали, - прижав руки к груди, пожилая женщина попятилась к выходу из кафе и скрылась.
Парень, записывающий эту сцену на видеокамеру, продолжая снимать Михаила с Александром, тоже пятился к выходу.
- Еще посмотрим! – громко выкрикнула девушка, тыкающая в сторону Михаила микрофоном. – Еще посмотрим! - расталкивая собравшихся вокруг нее людей, она стала пробиваться за оператором к выходу из кафе.
Хозяин кафе, Николай, попытавшийся удержать ее, получил пощечину и залп истеричного крика: «Чего хватаешь? Пошел отсюда!»
- А это сейчас полиция разберется! - удерживая за руку корреспондентку, громко сказал Белоусов. – А то ишь какая, на людей бросается…
- 2 –
Кто направил их на охоту за адвокатом, Елена Балатова не призналась. Следя за её дрожащим и в то же время очень напряженным лицом, Михаил понимал, что она прекрасная актерка - другой оценки эта телевизионщица и не заслуживала. Он не раз ее встречал после суда, видел, как она умело, раздвигая ненужных людей, пробивалась к прокурору, к адвокату или к судье и навязчиво, не на шаг не отставая, буквально заставляла отвечать на вопросы.
- Хорошо, - поднял руки Михаил. – Все произошедшее здесь записано, он показал на свой сотовый телефон и на значок на пиджаке. – А своему хозяину, Елена, передайте, он известен мне...
Эта короткая фраза для корреспондентки прозвучала как приговор. Она тут же вскочила со стула и, вытаращив глаза, с испугом смотрела на Михаила.
- Да вы, да вы, да вы! – и ничего больше не сказав, села и уткнулась лицом в ладони….
…Вибрирующий телефон в нагрудном кармане рубашки отвлек Михаила.
- Это Коля. Делай вид, что удивляешься, а теперь повтори вслух – это Елена Балатова, ну.
Еще не поняв, зачем это нужно Николаю, Михаил сказал в телефон:
- Да, да, это Елена Балатова.
- Молодец, теперь скажи, что женщина отказалась возвращать деньги, которые ей для создания конфликтной ситуации заплатила журналистка.
- Да, я записал лицо женщины, которой заплатили для создания конфликта, - теперь поняв, что хочет от него одноклассник, стал подыгрывать Михаил. – Уголовное дело? если вы считаете нужным возбудить - я не против. Хорошо, товарищ прокурор, и ее лицо с телеоператором записано. И не только мною. Хорошо, сейчас привезу.
Журналистка внимательно слушала разговор адвоката «с прокурором». Но что было неожиданно для Иванова, она не испугалась, наоборот, на ее лице появилось какое-то высокомерие с улыбкой омерзения:
- Еще разберемся, - подняв подбородок и растолкав зевак, она вышла на улицу. За ней спешил оператор.
- Ну и спектакль устроила! – громко прошептал Николай.
- Зато красиво, - в ответ воскликнул ему кто-то из сидящих людей за соседним столиком.
- А кто хоть из вас адвокат? - спросили с другого стола.
- Да ошиблась она, - поднялся своей огромной фигурой Александр. – Токаря, ха, адвокатом назвала, - и, поклонившись во все стороны хлопающим людям, сел назад.
– А говоришь, что у тебя все хорошо, - Шура посмотрел на Михаила. – Давай это дело обмоем, что ли? Только уже не здесь, - вытерев пот со лба, сказал Александр.
– Если сейчас ты бесхозный, так сказать, то завтра к восьми готовься, заскочу за тобой со своей Галюшкой и поедем ко мне на дачу. Отдохнешь от этой кутерьмы, порыбачим, ушицей заедим.
- Только я в салонах ничего не понимаю, - нашелся Михаил.
- Я тоже, - улыбнулся тот и похлопал товарища по плечу, - тогда, значит, о другом поговорим, - помогая Михаилу выйти из-за стола, Александр широко улыбнулся и, наклонившись к Михаилу, щуря глаза, стал присматриваться, словно что-то пытаясь рассмотреть на его скуле. – Миша, вот тебе подарок, - вытащил из кармана ветровки целлофановый пакет и, крепко поддерживая Михаила за плечо, повел его через барную стойку в прикрытую занавеской комнату. – Да не бойся, хочу сделать тебя неузнаваемым. Это моего братца прибамбасы, актерские, - он вытащил из кулька постижи, усы приклеил Михаилу под нос. – О, как мой брат говорит, аглицкие! А это бородка, бакенбарды, как раз твоего цвета волос, смотри! – и сунул ему в руки кулек.
- 3 -
На улице Сорокина у дома под номером 25, на театральной афише была действительно приклеена фотография Михаила форматом А3, правда, не очень хорошего качества, но лицо было узнаваемо. И внизу большими красными буквами: «Адвокат – убийца!»
Автора этой фотографии найти не трудно, подумал про себя Михаил, так как сделана она была дня три назад, именно тогда он в первый и последний раз надевал этот ярко-красный галстук, подаренный одной из сотрудниц ему на день рождения. А сзади была видна дверь прокуратуры.
Осмотревшись по сторонам, Михаил протянул руку к листу, чтобы сорвать, но что-то внутри предостерегло его от этого поступка. Не делать, не делать, почему? Отошел в сторону, сел на скамейку, посмотрел по сторонам и невольно удивился: буквально в десяти метрах от него стояло двое полицейских. Афишу закрывала бочка с квасом, в очереди к которой они стояли. Да, уж, только административного штрафа ему еще не хватало за порчу городского имущества.
У рекламной тумбы остановилась пожилая женщина. Щурясь на портрет Михаила, она вслух прочла слова, написанные на фотографии. Потом еще раз приблизила лицо к листку, ища еще что-то на нем, обернувшись к Михаилу и разведя руками, с удивлением сказала: «Наверно, интересное кино, а когда будет, забыли написать», - и засеменила дальше.
Михаил потрогал приклеенные под носом «аглицкие» усики. Да, прав Мишка, с ними он не похож на себя настоящего - бабка же смотрела на него и не узнала. Хотя, кто его знает, если б была в очках, может, и признала бы.
А автором этого снимка является оператор, снимавший старушку, набросившуюся на Сашку в кафе. Да, именно он тогда снимал всех, кто выходил из прокуратуры, вспомнил Михаил. Так, значит, они с той корреспонденткой по чьим-то правилам устроили охоту на него, может, и сейчас его сопровождают, следят, что будет делать. И с усами их не проведешь, ведь он остался в той же одежде - темно-синий костюм, белая рубашка, тот же галстук. И походку эта девчонка мою наизусть знает, с протяжкой правой ноги. Нет, женщину не проведешь. Это мужчины невнимательны, не запоминают, в чем одет человек, цвет его глаз, а только какие-то детали очертаний лица да физические данные телосложения – сутулый, стройный, маленький, большой.
Михаил встал со скамейки и пошел в сторону бочки с квасом…
Пена в кружке осела, и он сделал небольшой глоток кофейного цвета жидкости. Приятный вкус сладкого газированного напитка с кислинкой холодком обжег глотку. Адвокат осмотрелся по сторонам, вроде наблюдающих за ним поблизости нет. Люди идут кто - медленно, кто – быстро, парень с девушкой с той стороны улицы ловят такси. Полицейским тоже не до него, стоят рядом у бочки. Тот, что с усиками, что-то захватывающе рассказывает своему товарищу.
- Да ничего, понимаешь, ну не за что уцепиться. Комната пустая, только тот, порубанный на части… Каждый фрагмент заставили по десять раз со всех сторон снимать, меня – чуть…, ну, сам понимаешь. Я, когда глянул не себя в зеркало – лицо синее, как у того мертвеца. Жуть.
- А жинка не испугалась? – спросил старший лейтенант.
- Та причем здесь жинка? Я ему про тот момент рассказываю, а он мне про бабу.
- Извини, это просто так с языка сорвалось.
- Ну, так слушай, - продолжил полицейский. - Я там в зеркало глянул на себя, оно единственное, что было в комнате. И рама-то у него, знаешь, такая темно-темно, ну, - и, подбирая слово, вдруг вспомнил о квасе. – Ну, знаешь, короче, под темную медь, и на ней цветы разные изображены. А стекло местами треснутое, лучше б не смотрел в него. Наш следак, Федька, тоже, когда глянул в зеркало, выматерился и выскочил из дома. Да мы все там…
Михаил, слушая лейтенанта, представил фотографии с разрубленным на части человеком, которые показывал ему недавно в полиции Косолап. Случайно, не об этом ли трупе шла речь? «Следак Федька», Косолап тоже Федор.
- …Да все вокруг дома облазили, с лупой, ничего.
- Ну, а что там могло быть, окурки разве что? – сбивал вопросами рассказ своего товарища полицейский.
- Да что угодно. Дом, понимаешь, огорожен вот таким забором, - лейтенант поднял до подбородка руку, - травка с мизинец, и больше во дворе ничего! Ни мусоринки!
Дорожка из плиток тротуарных. Прописан в доме старик, которого, может, давно и в живых нет, восемьдесят шесть лет ему от роду. Короче, не за что уцепиться. А вчера туда еще раз ездили, начальство давит, а все по-прежнему, ничего. И зеркала нет!
- Как так?
- Печать с двери не снята. Собака след не взяла, но и в дом, как не пытались её затянуть, не пошла. Скулила и всеми лапами в землю упиралась. Но то овчарка, а вот спаниель, так та сразу. А что с нее толку: понюхала, уперлась в место, где труп лежал и всё.
- Вот это дела…
- Вот тебе и дела, а когда Лешка взял ее на руки да понес из дому, так чуть не укусила его. Представляешь?
- А может зеркало кто-то из своих взял?
- Да кому ж это старье нужно, тем более треснутое да огромное - метр на полтора, не меньше.
- Так в музей…
- Тю ты, а там оно кому нужно, да за него и ломаного гроша никто не даст. Сейчас опять туда поедем, все и увидишь. Ну, что там еще искать, не понимаю.
- Далеко?
- Та на Никольской, недалеко.
- Погоди-ка, - бросив в урну стакан из-под кваса, зашептал старший лейтенант, - так кто ж вам сказал, что в том доме труп?
- Звонок был…
Михаил, забыв о недопитом квасе, проводил взглядом удаляющихся полицейских и подумал: «Бывает же?» А ведь что-то буквально его подтолкнуло прийти сюда, на эту улицу, к этой бочке кваса, чтобы послушать двух полицейских о смерти Мигунова. Именно Мигунова, потому что Серебряков был убит в квартире многоэтажного дома.
Иванов еще раз осмотрелся по сторонам, подошел к рекламной стойке и удивился: фотографии его не было. Бывает же, а? Только собачонка, худющая, темно-рыжая, стояла у щита и вопросительно смотрела на Михаила. А может, просила, чтобы угостил ее чем-нибудь или пожалел. Михаил, сделав к ней шаг, спросил: «Голодная? Ну, пошли, двор-терьер возьму тебе пирожок с мясом, будешь?»
Но та вдруг отпрыгнула от него, словно кто-то напугал ее, и, махая своим коротким хвостиком, испуганно смотрела в ту сторону, откуда что-то невидимое ее напугало. Может, запах какой-нибудь крупной собаки, гулявшей здесь и оставившей метку? А может, и какой-то звук, который человек не улавливает? Михаил подошел поближе к псине, развернул конфету, найденную в кармане, но бросить собаке не успел. Та, громко взвизгнув, снова отскочила от чего-то невидимого и кинулась через дорогу на другую сторону улицы.
Удивлению Михаила не было границ. Еще раз обернулся он к рекламному щиту, удостоверившись, что больше его фотографии с надписью: «Адвокат – убийца!» нет, осмотрелся по сторонам, ища, кто же это мог сделать. Снял её, скорее всего, какой-нибудь малец: кому еще мог пригодиться кусок плотной фотобумаги. И снял в тот момент, когда он слушал полицейских, выпустив из поля зрения рекламный щит. Ну что, пора домой.
…Но опять что-то удержало его внимание. Михаил вернулся к месту, где только что стоял и удивлялся испугу бездомной собаки. Еще шаг, он стер со лба холодный пот. Он не понимал, что его тянет сюда, словно кто-то подталкивает его, и не под руку, не в пояс, а тянет, схватив спереди, впустив в мышцы его предплечий сеть, и тянет ее на себя с ним вместе. Резкий холодный воздух вдруг пронизал все тело, остановил его, по голове и по спине пошли мурашки.
Что это? И куда исчез дневной свет? Серость утренняя, холод неимоверный и пропасть с погружающимися в нее смерчами. И не смерчи — это вовсе, а темные человеческие фигуры, вокруг которых носится серая метель и втягивает их в себя. А как они, фигуры испуганных, сопротивляющихся людей, кричат и корчатся в этих смерчах. А смерчи – это вовсе и не ветры, а что-то страшное, змеевидное, окружает каждое воздушное серое тело и скручивает его вокруг себя, упираясь в воздушную массу темно-серой чешуей и ползущей по ней. И голова у этого смерча-чудовища драконья, вместо жала – вилы огненные…
Громкий и звонкий сигнал полицейского уазика, остановившегося напротив Михаила, привел его в себя. Так и не поняв, что сейчас с ним было, Иванов смотрел куда-то сквозь автомобиль, дома…
- Эй, адвокат, что с тобой, - и только сейчас во взгляде Михаила непонятная бесформенная воздушная проекция начала приобретать четкие формы, и он увидел приближающегося к нему полицейского. – Что с тобой, Михаил Валентинович? – это был сам Косолап собственной персоной, который удивленно водя открытой ладонью вокруг лица Михаила, пытался привлечь его внимание. – Адвокат, ты че, наркоман?
- Да не похоже вроде, - услышал он знакомый голос справа от себя. - С нами только что пил квас, может ему дурно стало после этого, солнечный удар получил, может, сердце? Хотя квас вроде ничего, не пьяный, - это был голос того самого молодого полицейского, который рассказывал своему коллеге об осмотре квартиры убитого человека.
- Михаил! – громче сказал Косолап.
- Фу ты, - Михаил, наконец, выдавил из своей глотки непонятную холодную пробку, не дававшую ему дышать. А как выдавил, так она, уходя, потянула за собой и мерзкую холодную сеть, окутавшую его мозги, зрение. – Все нормально, Федор Михайлович, сам не пойму, что со мной произошло.
- Тебя может в больницу отвезти?
- Не смеши людей, - отмахнулся Михаил, - бросил курить недавно, так организм очищаться стал, такие сопли выкидывает, что отхаркаться не могу. Может, из-за этого и задохнулся.
- Во-о, как, - удивился капитан.
- Доктор сказал, что год-два такое будет, пока бронхи с легкими не очистятся от смолы табачной, - сказал Михаил. Он действительно бросил курить и прошел нелегкое испытание очищения организма, правда, было это пять лет назад.
- А я никак не брошу, блин, - то ли с грустью, то ли с завистью сказал капитан. – Ну что Иван, - переключился он к стоящему рядом с Михаилом старшему лейтенанту, - готов? Поехали.
- Вы, случаем, не на то место, где Мигунова убили? – спросил Михаил и посмотрел в глаза Косолапу.
- А что, хочешь посмотреть, где его убили? Вроде и не к чему тебе?
- Да это смотря как на это дело посмотреть. Он-то меня нанимал, как адвоката…
- Хо, адвокат мертвеца, - ухмыльнулся Косолап.
- Может, и так.
- Хотя, ты знаешь, как говорят у нас, одна голова хорошо, а две лучше. Может что-то и приметишь. Поехали, если хочешь…
- 4 –
В комнате воздух был не просто спертый, а до неприятности вонючий. Трупный запах впитался во все окружающее, вызывая тошнотворную слюну и желание быстрее выскочить из помещения, отмыть руки, лицо от покрывающей кожу липкой слизи.
Михаил не вслушивался в разговор полицейских, внимательно осматривающих окно, двери… Он сам не понимал, что его заставило приехать вместе с ними на место казни Мигунова. Но неожиданно появившееся в нем непонятное чувство подчинения общей идее стало руководить его действиями. Он начал что-то искать в комнате, стараясь не наступить на отчерченные на полу черным мелом фрагменты тела, сантиметр за сантиметром осматривал стены. И только сейчас до него дошло, что он ищет следы зеркала. Да-да, именно о нем у бочки с квасом рассказывал старший лейтенант своему товарищу: его размеры метр на полтора, старое, потресканное. Висело оно здесь, а, значит, след очертаний осевшей пыли должен остаться, не говоря уже о гвозде, шурупе или еще чем-то, на чем оно подвешивалось.
- Товарищ старший лейтенант, - обратился Михаил к рядом стоящему с ним офицеру, - а зеркало где, вы говорили, висело?
- Зеркало? – с удивлением посмотрел на адвоката полицейский.
- Ну, мы у бочки с квасом стояли, и вы рассказывали про зеркало, которое пропало.
Оно же здесь висело, да?
- Нам еще только его искать не хватало, – Косолап переключил внимание Иванова на себя. – Нужно найти убийцу, а ему зеркала захотелось, ты что, баба?
- Да не уходи от вопроса, капитан, - наставительно произнес Михаил. – В описании комнаты его присутствие было же отмечено.
- Вытрем.
- Да без шуток я. Здесь же, смотрю, никто уборку не проводил, засохшаяся кровь на линолеуме осталась…
- Вот в том-то и дело, - пошёл на попятую капитан. – Все следы убийства на месте, судя по печати на двери, никто ее после нас не вскрывал, окно - тоже. Зеркало было большим и по виду тяжелым.
- Где оно висело?
- Вот там, как раз где ты и стоишь. Мне кажется, если бы его аккуратно снимали, то обои не повредили бы. Это, скорее всего, санитары, когда увозили тело Мигунова, его под шумок сняли. А мы в запарке на его отсутствие внимания и не обратили... Да и зачем оно нам нужно? Я тебя, Миша, спрашиваю, зачем? Оно что, видеокамера? Или ты понаслушался разной дребедени о мистичности зеркал, - скривил подобие улыбки на лице Косолап. – Ну что оно может сохранить в себе, спрашивается? То, что «видит»? А где же нам найти этого экстрасенса, который сможет прочесть это, не знаешь, адвокат?
Михаил в ответ развел руками.
- Во-от. Так что не подключай свои мозги к тому, что нам на фиг не нужно.
- Да уж, - вздохнул Михаил, - я выйду пока, отдышусь, и вам того советую, а то крыша едет.
- Верно, - согласился капитан.
Ничего Михаилу «унюхать» на месте убийства так и не удалось. Видно, что выполнял работу опытный киллер, оставил после себя только разделанное человечье мясо. Даже территорию вокруг дома прочистил граблями.
«Погоди-ка», - Михаил присел около тротуара и стал внимательно осматривать оставленные полосы.
- Да, граблями все убрано, сам обратил на это внимание, - с крыльца окликнул Михаила Косолап.
- Федор Михайлович, а чердак осматривали?
- А нет хода в него изнутри, только снаружи. Там одна пыль, - сказал капитан.
- Но кто-то все же здесь был, и кто-то с улицы должен был его увидеть, так?
- По десять раз каждого опросили, допросили, пацанят всех повытаскивали из домов, порасспрашивали, никто ничего не видел.
- Обидно, - согласился с Косолапом Михаил.
Возвращались в город поздним вечером, уставшие, голодные и недовольные: ни одного узелка, который мог бы хоть что-то новенького рассказать об убийце Мигунова, не нашли. Ничего.
- 5 –
Автомобильная стоянка, на которой Михаил вышел из полицейской машины, была наполовину пуста. Удивительно, на ней всегда было много автомобилей, а сейчас – ни одного. Хотя, была пятница, многие жители здешнего дома после работы уехали на свои дачи, вот и пусто. Но идти в соседний двор, чтобы перегнать сюда, под окна свою машину, желания не было. Лучше это сделать завтра, перед отъездом с Сашкой на его дачу. Эта мысль успокоила Михаила.
Лифт не работал, обидно. Ничего не оставалось, как волочиться на свой четвертый этаж по лестнице. Поднявшись наполовину, Михаил услышал детский смех. Это взбодрило, вспомнил, как и сам с пацанами и девчонками собирались ночью на одном из верхних этажей, выключали лампочку и начинали рассказывать друг другу страшные истории.
Но когда он поднялся на свой этаж, увидел то, что его не то что возмутило, а напугало: соседские брат с сестрой, погодки лет двенадцати-тринадцати, писали мелом на его двери, и были этим так увлечены, что не заметили подошедшего к ним хозяина квартиры.
- Галка, а как писать адвакат или адвокат, - спрашивал Семка у сестры.
- Ад-во-кат, - по слогам произнес Михаил. Увидев его, дети испугались и кинулись в свою квартиру.
- Вот тебе и дела! – глубоко вздохнул Михаил, рассматривая свою дверь и намалеванные на ней слова: «Сволочь адвак…»
Михаил хотел было отворить свою дверь, но передумал и позвонил в ту, куда только что забежали соседские мальчишка с девчонкой.
На звонок сначала никто не откликнулся. И только после длинного пятого звонка дверь отворилась и на пороге появился огромный детина, Алексей Смиронов, жующий спичку.
- Чего тебе?
- Посмотри, - отступил в сторону Михаил и кивнул на свою дверь.
- Чего? - вышел на полшага из двери Алексей и, почесывая рукой свою уже далеко не белую майку, посмотрел на дверь. – Ха, сосед, а че, неправда что ли? - и нахально сплюнув в сторону Михаила жеванную спичку, посмотрел на Иванова. – Весь город об этом знает.
- Понятно, под чью диктовку сейчас твои мальцы это писали.
- Только не надо этого, - вплотную шагнул к Михаилу сосед.
- Чего не надо?
- А наговаривать не надо.
- Хм, только что писали. Даже не заметили, как я подошел.
- Только не надо! – от Лешки несло вонючим запахом спиртного, смешанного с копченостями, луком... – Не надо наговаривать, - и схватив своею огромной рукой Михаила за ворот пиджака, он притянул его к себе. – Не надо, понял, а то спущу с лестницы, понял, - и оттолкнул от себя Михаила к лестничному проему. – Ишь, адвокат, - и плюнув в него, оскалил свои огромные желтые зубы.
- Вы еще за это мне ответите, - со злостью посмотрел на пьяного соседа Иванов.
- Ах, ты, - и эта огромная махина, выпучив глаза и расставив руки, двинулась на Михаила, и если бы не жена Алексея, вовремя появившаяся за спиной мужа и потащившая эту громадину назад в квартиру, то хорошим дело бы не закончилось.
Соседская дверь с силой захлопнулась, и Михаил, только через минуту отдышавшись, понял, что ему сейчас нужно делать – идти домой.
В ванной, под горячей водой он простоял долго, смывая с себя грязь, пот, запахи, впитавшиеся в волосы, кожу, ногти. Но создавалось такое впечатление, что избавиться от всего этого просто невозможно, и он снова намыливал тело мочалкой с шампунем, и тер-тер-тер его до боли, очищая каждый сантиметр кожи.
…До трех оставалось два с половиной часа. Михаил с трудом разлепил глаза, посмотрел на экран телевизора, пытаясь понять, о чем фильм, но это было ему уже не под силу. Хотя…
В темном экране загорелись две ярко зеленые точки. Они стали нарастать и нарастать, это были человеческие глаза, по мере приближения к Михаилу они меняли свой цвет, с зеленого на голубой, яркий-яркий.
- Зачем это тебе? – произнес сухой с хрипотцой голос невидимого актера. Михаил невольно принял вопрос на свой адрес и по инерции ответил:
- Убийцы должны отвечать.
- Перед кем?
- Перед судом, - Михаил, повинуясь герою фильма, пошел за ним в черноту и остановился на огромном балконе, обросшем виноградною лозой.
То, что он увидел перед собой, его буквально поразило. На площади стояло много-много молившихся людей, все они смотрели куда-то вверх. Небеса ярко озарились, и с них на площадь спустились огромные великаны в черных, скрывающих лица накидках. Впереди себя они толкали испуганного человека. Нет, не человека, а что-то похожее на него, бесформенно-вытянутое, но имевшее ноги, руки, голову, которая порой становилась облаком, но и в нем Михаил видел испуг, мольбу к великанам, ведущим его на казнь. На казнь?
И это лицо было знакомо Михаилу, но он никак не мог вспомнить кто этот человек, которого ведут на площадь великаны.
И то, что он увидел дальше, его еще больше испугало. Тело, извивающее от боли, уложила на каменный круг и приковали.
- Спасите, - закричало оно.
- Нет! – громом голосов отказала ему площадь, - и маленькая девочка, поднявшаяся в воздухе над прикованным человеком, стала молиться, прося о прощении души его. И голос этой прекрасной девочки, неизвестно как держащейся в воздухе, был хорошо слышен Михаилу, его даже не глушили вопли от боли прикованного, от плетей-молний и молотов, буквально разрубающих и разбивающих тело казнимого.
- Господи, прости его душу. Его душа не понимала, какое горе она приносит людям из-за желания его тела издеваться над своими детьми и людьми.
И снова перед взором Михаила появился тот, которого казнили на площади. Только одет он был в костюм светлый и разрывал одежду на той самой девочке, которая сейчас просила Бога простить его душу. Человек в светлом костюме был страшен в своем желании и, раздирая на девочке одежду, оставлял кровоточащие раны на ее белой коже, заламывал ей руки и сотворял страшное…
Не желая этого видеть, Михаил заслонил ладонью глаза, но повинуясь неведомой силе, снова посмотрел на истязания человека на площади. Теперь над ним молилась Богу не одна эта девочка, а множество людей.
И снова перед взором Михаила включился экран, на сей раз казнимый человек измывался над старой женщиной, нанося ей лопатой страшные кровоточащие раны.
- Не могу! – закричал Михаил и понял, что это был всего лишь сон. А по телевизору шел какой-то фильм про войну.
До трех утра оставалось совсем чуть-чуть. Сколько, Михаил уже не заставлял себя считать, а просто видел, что большая стрелка на циферблате часов отошла от двенадцати и начала новый круг.
…И опять в темноте он увидел приближающиеся к нему огоньки. Это были те же глаза.
- Нет, нет, не надо, нет, не нужно мне больше этого видеть! - начал просить он, но, когда глаза этого невидимого человека приблизились к нему, обомлел. Перед ним стояла прекрасная девушка с мягкими большими голубыми глазами. Она взяла его за руку и повела за собой.
Комната, куда они вошли, была заполнена зеркалами.
- Посмотри сюда, - прошептала девушка и своей черной мантией указала на зеркало, стоявшее перед Михаилом.
- Нет, нет, - начал истерично кричать Михаил, пытаясь закрыть глаза.
Но неведомая сила открыла их ему и перед Михаилом встала жуткая картина: с ладони на ладонь пересыпался черный порошок, а его частички, больше всего напоминали жалящих друг друга змей. И эти змеи ползли в человека, пожирая сердце, печень, кости…
Вытерев холодный пот со лба, Михаил долго смотрел на серый экран телевизора, пытаясь понять, что сейчас с ним происходит: он во сне или наяву.
- Посмотри, - прошептал приятный и уже знакомый ему женский голос.
Михаил хотел было спросить: «Куда?», но тут же увидел перед собой маленькое зеркальце, которое наблюдало за ним. И как только Михаил стал всматриваться в него, это небольшое круглое зеркальце начало втягиваться внутрь, и Михаил увидел большой глаз.
- Нет, нет, - хотел он оттолкнуться от этого непонятного зеркала, но оно не отпускало и какой-то мощной магнетической силой притягивало его в себя. Как не старался Михаил упираться, противостоять этой силе не смог...
Громкий стук в дверь и протяжный звонок разбудили Михаила. Он вскочил с дивана и побежал к двери: это был его старый друг-однокашник Александр.
- Да, а тебя давят по-черному здесь, - сказал он, косясь на надпись мелом, оставленную детьми на двери.