Раздался звонок на урок, но Михаил сидел на верхней ветке дерева и без помощи товарищей никак не мог слезть вниз. Он понимал, что это необходимо сделать, так как ему нужно попасть на урок и сдать экзамен. Если он получит двойку, то не сможет поступить в юридический институт, а значит, ему еще год придется учиться в школе, оставшись на второй год. Опять на второй год.
Мишка, зажмурив глаза, осторожно слезает на нижнюю ветку дерева, она тонкая, раскачивается под его ногами, и он, теряя равновесие, соскальзывает с нее и падает вниз. Но не свалился на землю, а, зацепившись штаниной за сук, повис и никак не может отцепиться. Неужели из-за этого он не успеет вовремя прибежать в класс и не сдаст экзамен? Неужели? А звонок окончания школьной перемены продолжает неистово звенеть, словно давая Михаилу последний шанс в этом году успеть на экзамен.
Но вот, наконец, он отцепился от сука и бежит на урок, но в классе беспорядок, ребята прыгают по партам. Они радостные, они уже сдали экзамен, собираются расходиться по домам и разбрасывают свои тетради и учебники по классу. Кто-то похлопывает Михаила по плечу, мол, не переживай, в следующем году сдашь экзамен…
Но Михаил не хочет верить в свою неудачу и бегает по классу в поисках учителя, который должен простить его за то, что он опоздал. Ведь все это произошло не по его вине, а из-за сука на дереве, за который он зацепился, и никто ему из одноклассников не помог освободиться. Но его нет, как уже и одноклассников…
Как становится обидно Михаилу, опять он опоздал и ему теперь нужно ждать целый год, чтобы сдать этот экзамен и обязательно на «отлично», а то он не поступит в институт.
…И снова раздался звонок, такой долгожданный школьный звонок. Пора бежать на экзамен и как здорово, что теперь ему ничто не мешает, и Мишка врывается в класс, но там никого. Почему? Значит, Михаил попал не в тот кабинет. Нужно торопиться, а то снова он опоздает и не сдаст экзамена. Михаил, сломя голову, бежит в коридор школы и ищет свой класс. В дальнем его конце, в правом углу - кабинет зоологии, и там никого. В другом кабинете - школьная библиотека. Нет, нет, ему не сюда, и, хватая какую-то книжку, он бежит обратно, но никак не может протиснуться в дверь…
- Фу, ты! – воскликнул Михаил, проснувшись и, подняв голову со стола, с успокоением посмотрел по сторонам, он сидит в классе. И то, что он опаздывает на экзамен, ему всего-навсего приснилось.
- Коля, а когда экзамен? – спрашивает он у соседа.
- Сейчас будет, - шепчет тот, берет у него из рук книгу и с удивлением смотрит на товарища. – Ты будешь сдавать экзамен по Библии?
- Да, - соглашается с ним Михаил, но сам никак не может рассмотреть на обложке название книги.
Но что его поразило: никто из его одноклассников не волнуется перед сдачей экзамена. Гошка прыгает по партам, Верка поливает цветы, стоящие в маленьких вазах на подоконнике, учительница по физике смотрит в зеркало и причесывается. Но причем тут физика, когда он должен сдавать экзамен по Библии, а то не поступит в юридический институт. Причем здесь учительница по алгебре, которая внимательно смотрит на него и ждет, когда он выйдет к доске и будет решать формулу, ведь он совсем не помнит её.
…Михаил поднял голову, осмотрелся и, напрягшись, ладонями сжал лоб. Бывает же. И сколько можно повторяться этому сну? Сколько? Да, он поступил в юридический не с первого раза, со второго: не добрал полбалла, но звание кандидата в мастера спорта по дзюдо и первый разряд по самбо сыграли свою роль.
Глубоко вздохнул и, протерев глаза, он понял, что той «книгой», не дававшей ему протиснуться в дверь библиотеки, была, скорее всего, клавиатура компьютера. Он уснул за столом, упершись лбом в нее и монитор. Хорошо, компьютер был выключен.
Протянул руку к телефону, лежавшему на краю стола, взглянув на него, понял, что вместо школьных звонков он слышал телефонные звонки от жены. Вот же, даже во сне все у него неспокойно, будто на второй год оставался в школе, а вчера приснилось, что его выгоняли из института, который, кстати, он закончил прекрасно, чуть-чуть не хватило до красного диплома. И позавчера ему что-то такое снилось, неприятное, связанное с экзаменами в институт, в который он, якобы уже десятый раз поступал, но проваливался на экзамене. Интересно, к чему это? К смене профессии?
Открыв сотовый телефон, Михаил просмотрел последнее сообщение, пришедшее перед звонком жены, и невольно вздрогнул: «Собирайтесь в отпуск с последующим». Кто же это издевается? Давит на него и давит, морально издевается. Нужно перевести этого адресата в нежелательные звонки, или как они там называются…
Михаил бросил телефон на диван. Жене не хотелось звонить, в первую очередь, потому, что знал: не сдержится и начнет рассказывать о том, как его давят в СМИ. А зачем это ей? Но как удержать в себе и без того кипящий чайник? Как? Еще и непонятно кто давит на него «с последующим». Вчера фраза была тоже неприятной из-под этого же номера: «За деньги готовы все сделать?»
- 2 –
Полицейская сирена во дворе дома заинтересовала Михаила. Вышел на балкон. Внизу собралось толпа, окружившая полицейских, о чем-то громко говорили.
«Вон, вон», - громче всех кричала какая-то пожилая женщина, тыкая рукою вверх, и люди, развернувшись, смотрели в сторону Михаила, стоящего на балконе. Откуда-то появившийся оператор с большой черной видеокамерой навел на него объектив.
Может и не на него, а чуть ниже или выше.
Но теперь он отчетливо расслышал слова той пожилой женщины: «Это в его окно я бросала камень и не докинула. Извините, люди! Это он защищает наркоторговцев! Это он убийца моего внука! Это он…»
Лоб отяжелел, виски снова стиснула какая-то внутренняя сила, клещами сдавливая их все сильнее и сильнее. Михаил еле удержался на ногах, пытаясь глубже вздохнуть, закашлялся, но кашель так и не помог вытолкнуть ему из глотки какую-то пробку, не дававшую продохнуть. Заскочил с балкона назад в комнату, понимая: если он сейчас не «выбьет» из себя эту «заглушку», то задохнется. Задохнется, задохнется.
Из крана в ванной ударил сильный поток холодной воды, и только с ее помощью Михаилу удалось протолкнуть дальше в себя ту «пробку». Обессиленный сел на ванную, пытаясь отдышаться. Полотенцем вытер с лица воду и только сейчас почувствовал, как он за эти секунды ослабел, у него уже не было сил удержаться. И заплакал навзрыд.
Время теперь для него потеряло свои границы, как и все остальное: физическое состояние – силу, психологическое – осмысление и настрой хоть на какую-то борьбу с происходящим, его тело - человеческие потребности в еде, питье, отдыхе. Долгое время он сидел на полу в коридоре, как бесформенный мешок. Детский смех в подъезде стал невольным толчком для Михаила к возвращению к жизни.
Нашел на одной из полок коммерческую газету и начал ее листать, что-то пытаясь найти, но что, никак не мог понять. И только когда остановился на небольшом жирном подзаголовке «Услуги», понял, что он хотел найти – психолога. Да, да, именно психолога, который его выслушает, духовно в чем-то поддержит, выпишет ему успокаивающие лекарства, и он, пока жена отдыхает с дочкой на курорте, придет в себя, восстановится и примет решение, как быть дальше.
Может, действительно стоит бросить эту адвокатскую работу? Ну, сколько уже можно терпеть, переносить в себе эту гадость, вычерпывать кастрюлями человеческую ненависть, жестокость, хищничество, высокомерие, обман… А если подумать хорошенько, то кто сейчас его возьмет к себе на работу юристом после такого сильного прессинга, который ему устроили СМИ, опустив ниже плинтуса.
Пробегая глазами множество абзацев с предложениями принять на работу, он понял, что их читает не вдумываясь.
В последний раз взглянув на газетный разворот, хотел было закрыть газету, но что-то привлекло внимание. Пробежал по полужирному мелкому шрифту и с удивлением посмотрел на число – газета была свежая. Какой-то экстрасенс предлагает свои услуги.
«Экстрасенс! Удивительно, в средствах массовой информации по закону запрещено печатать такие объявления, а тут: «Если вы столкнулись с проблемами и не можете найти пути их решения, не отчаивайтесь, я вам помогу найти наиболее безболезненный выход из них…» Может это и не экстрасенс, а психолог, неважно, но ведь я именно это и искал в газете!»
Михаил вернулся в зал, набрал на мобильнике указанный в газете номер телефона и, слушая приятную, отдаленно знакомую ему музыку, начал волноваться.
- Добрый вечер, - размеренный и спокойный шепот женщины привел его в себя.
- Вы сможете мне помочь? – не представившись, выпалил Михаил в трубку.
- Да, Михаил, - с некоторым перерывом прошептала незнакомка, - путь к решению вашей проблемы я вижу…
- Когда? Сейчас? - перебил ее Иванов.
- Отдохните, - прошептал теребящий душу, отдаляющийся женский голос. - В три часа утра мы с вами встретимся, - и телефон замолчал.
- Хорошо, - буркнул Михаил и уселся в кресло.
«В три утра, так в три утра? Интересно, а откуда она знает мое имя? Может я ей представился? Что-то не помню, - сдавил кулаки Михаил. – Блин, даже как-то неудобно получилось. Погоди, а если знает мое имя, то значит, когда-то у нас пути с ней пересекались, на ее телефоне высветилась моя фамилия. Хм. Кто же она?»
Глоток холодного горького кофе был сейчас очень кстати. Михаил поставил пустую чашку на блюдце и, держа его, подумал: «Было кофе, выпил его, осталась чашка пустой. Пустой. Так и в человеке жизнь: выпил он ее, тело стало пустым, и умер…»
-3-
- Миша, да на этом построен весь мир! Мир! Понимаешь?! Есть лекарство от сифилиса или там от рака, к примеру, - заискивающе улыбнувшись, отмахнулся Сергей. - Но мы этого не знаем. То есть, вы этого не знаете!
Лилейный голос Сережи Воробьева всегда ему напоминал университетского профессора Ликсема: низенький, он, когда читал лекцию, всегда размахивал руками, рисуя в воздухе картины, понятные только ему. Своими лисьими глазками, следил за студентами, слушающими его. И если замечал, что кто-то отвлекается, взрывался: Вы это, не знаете!
«Да», - вздохнул про себя Михаил и кивнул, поддерживая никчемный ему разговор со старым знакомым. Нет, он его слышал и слушал - профессиональная привычка: анализировать все сказанное клиентом, сравнивать получаемую информацию с уже имеющейся и выстраивать по ним суть события, продумывая свои следующие действия. Без этого умения очень легко заблудиться в попытках некоторых просителей отвести внимание адвоката куда-то в трясину своих эмоций и переживаний или обмана, чтобы «спрятать» свою вину в каком-то проступке.
- А нам, журналистам – запрещено!
- А ты знаешь? - неожиданно для себя перебил Воробьева Михаил.
- Не об этом сейчас идет разговор, а о тебе. Не перебивай! – отмахнулся Воробьев.
– То, что на тебя сейчас попер или, поперли и не один каток, Мишенька, – И заметь, наша газета и слова в твою сторону ни хорошего, ни плохого не сказала.
- Спасибо, - кивнул Михаил.
- Да, о чем ты, Мишенька? Я что не понимаю, что это очередная попытка увести людей в сторону от проблем, на которых просто стоит весь город, Мишенька.
- Сережа, - не сдержавшись, Михаил легонько стукнул ладонью по краю стола.
- Только не нужно этого, - у Воробьева расширились глаза. – Не нужно! И не дрейфь, я тебя в обиду не дам!
- Спасибо! – и несколько отстранился от стола, следя за рукой молодого парня-официанта, наливающего в его бокал маслянистую жидкость коньяка.
- Я буду за рулем, - отвел от себя в сторону бокал с напитком Сергей. – А ты, Мишенька, давай, расслабься хоть сейчас.
- Понимаешь, Сережа, ведь такое происходит уже не в первый раз. И всегда задаешь себе один и тот же вопрос, он – последний, этот раз или нет? А вдруг последний?
- Не понял? Ты что это, Мишенька, думаешь, что тебя кто-то, ну, того, хлопнет что ли?
- Все может быть.
- Ой! Да если посмотреть все дела, что ты вел, они яйца куриного не стоят! Мишенька, яйца! Мужик пьяный бабу побил или что-то там еще такое же! То мамка сына водкой напоила и в психбольницу оправила, чтобы в армию не пошел служить. А сыну стыдно стало, что на него пальцем друзья будут тыкать, издеваться над ним будут и выступил против матери с иском, чтобы доказать всем, что он не псих. Так, Мишенька?
- Что-то тебя не туда потянуло, - оглядевшись по сторонам, вздохнул Михаил. - Дела бывают разные, Сергей, и то, что ты сейчас перечислил, это не клоунада или к чему их ты хочешь причислить? И потише говори, прошу тебя, мы здесь не одни.
- А что тут такого? Но у тебя же, Мишенька, ничего серьезного еще не было. Дела плевательские, мыльные, для женского журнала. Ладно бы, если они были связаны с банковскими операциями или с недвижимостью, а то с наркоторговлей, - шепот Сергея был громким.
- Сергей, Сергей, - начал постукивать костяшкой пальца по столу Михаил, - потише, прошу тебя.
- А ты-то наоборот, защищаешь их, - и тут же, словно почувствовав, что сказал что-то лишнее, Сергей замолчал, вставившись глазами в свою тарелку.
- Вот, значит, как ты понимаешь это дело с Мигуновым?
- Извини, это так, сорвалось. Просто, когда говоришь второпях, то некогда и думать об интонации.
- Ню-ню, - вздохнул Михаил. – К сожалению, все твои коллеги так же думают.
- Так может, это и к лучшему, - нашелся Сергей, - интерес к тебе возрастет.
- Хм, интерес. Ты хочешь этим сказать, что вся бандитская рать ко мне побежит за помощью, и я от этого разбогатею, авторитет получу в их кругах?
- Ну, зачем так сразу все воспринимать! Ты же адвокат. За-щит-ник!
- Да уж, да уж, - поднял ладонь вверх Михаил. - Сережа, я не понял, зачем ты меня вытащил сюда. Зачем?
- Ну, чтобы поддержать тебя морально, психологически. Чтобы ты, ну, понял, что жизнь продолжается, и духом от каждого такого срыва падать не стоит.
- Да уж, да уж. И все?
Сергей так и не успел ответить на этот короткий вопрос, его внимание отвлек зазвонивший телефон.
- Извини, сейчас, - посмотрев на экран телефона, сказал он. – Извини, Миша, начальство, - и поднес трубку к уху. - Да, Иван Семенович, да, да, хорошо. Десять тысяч знаков из зала суда, понял. Да, утром будет все готово. Конечно, конечно, - и, спрятав телефон в нагрудном кармане, вопросительно посмотрел на Михаила. – Извини, так, о чем это мы?
- О чем статью пишешь?
- Ну, как тебе сказать, наша газета коммерческая, и материалы под рубриками
«Судебные истории», «Из зала суда», «Адвокатские дела» пользуются у читателя особым интересом.
- Не понял, Сережа. Да в вашей газете, кроме областных с городскими событий: мэр встретился с тем-то, губернатор сказал то-то, да телепрограммы с распоряжениями городской администрации - и читать нечего! – кольнул товарища Михаил.
- Ну, ты, это, - теперь быстро застучал по столу костяшками пальцев Сергей. – Ты это…
- Что-то не помню, когда в вашей газете под теми рубриками, которые ты мне сейчас назвал, выходили материалы.
- Ну это, - и не найдя что сказать, сильно сдавливая зубами нижнюю губу, Сергей с напряжением смотрел на Михаила.
- А вот в областной газете, да, часто их там вижу.
- Д-да.
- А вот твоих материалов - ни разу. Может, ты публикуешься там под псевдонимом каким-нибудь?
- Мишенька, Мишенька…
- Я что-то не то говорю? Давлю на тебя, что ли? Ну вот, к примеру, на прошлой неделе там вышел материал под названием, э-э, кажется, «Яблоко от яблони недалеко падает». Заголовок так себе, а вот материал об отце и сыне, пьяницах, избивающих свою жену и мать. Они живут в нашем городе, и за то, что они уже раз сотый избили пожилую женщину, теперь их осудили, и то - условно, на два года. Так? А кто написал ее, не помню, вроде бы Стрижов какой-то или Скворцов, но не ты. Ты по паспорту Воробьев, так Сережа?
- Ну да, это мой псевдоним, - натянуто улыбнувшись, выдавил из себя Сергей. – Стрижов.
- Хорошо пишешь.
- Спасибо. Ну а заголовок? Что так смотришь на меня, их, думаешь, так легко выбирать. Да как иголку в стоге сена! Ладно, - Сергей посмотрел на часы, - пойду я, дел по горло. Может тебя подвезти до дому?
- Да нет, спасибо. Мне легче от этого сейчас не станет, Сережа. Не станет, - и глубоко вздохнув, Михаил посмотрел на старого знакомого.
- Ну, ладно, - Сергей встал и, вытащив из брючного кармана несколько пятисотенных купюр, бросил их на стол, - ладно, Мишь, только не обижайся, работы во! – и «резанув» большим пальцем по горлу, кивнул головой. – До встречи!
- Да, Сережа, да, да, иди.
- Ну, ты это, только без обиды, хорошо? – остановившись в нескольких шагах от стола, Серега заново обернулся и, ловя каждый взгляд Михаила, прошептал. – Ну, смотрю я, Мишенька, как телевизионщики на тебя набросились, с «Вечерки» тоже... Я своего редактора попросил на эту тему разговора в нашей газете не поднимать. Честное слово! – и положил руку на сердце, с какой-то скорбью на лице посмотрел в глаза Михаилу.
- Спасибо тебе, Сережа, спасибо, - и подняв руку со сжатой ладонью, сказал, - но пассаран!
- Да-да, они не пройдут! – Сергей быстро закивал головой, соглашаясь с Михаилом, сделал небольшой полупоклон и направился к выходу из кафе.
- Бедненький ты, - сказал Михаил.
«Бедненький» - слово как слово, вроде бы безобидное, даже в какой-то степени
уважительное, но, как оказалось, не для Сергея Воробьева. Услышав его, он резко остановился, будто с размаху уткнулся в какую-то невидимую стену, но обернулся не сразу. Создалось такое впечатление, будто сначала о чем-то хочет вспомнить. Потом все же обернулся к Михаилу, и лица его не узнать – бледное, губы посинели, дрожат, да и шаг у Сергея неровный стал, словно сильно опьянел и никак не может найти равновесие.
- Ты, о чем это, Мишенька, хотел сказать мне? - вернулся назад, к столу Сергей.
- Я? - сделав вид, что не понял, о чем ему говорит Сергей, с удивлением посмотрел на него Михаил. – Ты это о чем?
- Ну, «бедненьким» ты меня назвал.
- Сережа, так это, - и продолжая делать вид, что не понимает вопроса, Михаил с улыбкой посмотрел на журналиста. – Ты это о чем? Что тебе не нравится в этом слове?
- А я не «бедненький», понял? – выпрямился Сергей и, вытащив из кармана еще несколько пятисотенных купюр, уже не бросил, а аккуратно положил на середину стола. – Извини, теперь хватит? Официант! – окликнул он парня, убирающего посуду с соседнего стола. – Хватит?
- Извините, Сергей Борисович, сейчас посмотрю, - раскрыв свой блокнотик, официант начал что-то в нем просматривать. – У вас получается две тысячи триста сорок семь рублей, а с вашего товарища, - ткнул он подбородком в Михаила, - тысяча сто…
Сергей нервозно вытащил из кармана тысячную купюру, бросил ее на середину стола и, больше ничего не говоря, пошел к выходу.
- Извините, - прошептал официант Михаилу.
- Да ничего, ничего, - улыбнулся ему в ответ Михаил, - я еще посижу здесь.
- Да-да, может вам лимончика нарезать к коньяку?
- Да, да, - согласился Михаил. - И сахаром посыпьте его дольки, пожалуйста.
- Сейчас-сейчас, - Леша быстро засеменил к буфету.
Знал бы этот мальчишка, какую прекрасную роль он сейчас сыграл между ним и Сергеем. Да-да, теперь Михаил был на все сто процентов уверен, что тот фельетон в таблоиде «Секретные материалы» о Михаиле Иванове - «Адвокат на цепи», прикрывающего наркоторговца, работа Воробьева. Да, да, Сергея Воробьева. И псевдоним же подобрал он себе – Алексей Бедный. Прямо как Демьян Бедный. У того тоже была другая фамилия с именем - Ефим Придворов. И пишет Сережа, как говорит: «не анализируешь свою речь», «поперли катком».
«Да уж, Бедный-Воробьев в одном лице. Интересно, пробиться в такую газету не каждому журналисту возможно, а вы смогли. Да и тема-то, так себе, а расписана, будто только в их городе адвокаты работают на мафию, на наркоторговцев, на тех, кто за защиту хорошо платит. А Мигунов у него самый страшный наркоторговец, получается, и взяли его полицейские с поличным, с двумя килограммами опиума. Но материал – пуст, без выводов, без конкретных посылов в адрес того, о ком написан. Так, крик из души, вернее из толпы. Удивительно. А деньгами как разбрасывается? Ишь, богач какой этот Бедный…».
- Вот, пожалуйста, - перебил размышления Михаила официант и поставил рядом с графинчиком коньяка блюдце с нарезанными дольками лимона.
Михаил посмотрел на часы: до трех утра оставалось почти десять часов.
- Вы уж извините меня, - Михаил посмотрел на молодого парня, - а можно я это, - указал на графин с коньяком, отбивную, сыр и нарезанный лимон, - с собой заберу? Нет что-то настроения здесь у вас оставаться дальше.
- А…, - юноша удивленно посмотрел на посетителя.
- Ну, коньяк можно вылить в бутылку из-под кока-колы, - начал подсказывать ему Михаил, - мясо с лимонами в одноразовую тарелочку положить и засунуть в целлофановые кулечки.
- Да у нас как-то вроде и не принято этого делать, - пожал плечами юноша.
- Но, молодой человек, все это, как вы знаете, уже оплачено! – и Михаил положил на стол полторы тысячи рублей…
- Да-да, я сейчас, извините, - погасив в себе смущение, официант собрал со стола на поднос посуду …
- 4 -
Машину Воробьева Михаил приметил сразу: бордовый «Форд» стоял в дальнем правом ряду, водитель прикрылся газетой, видно читает ее. Да, плохой из него разведчик. О, оказывается и не разведчик вовсе. Когда Михаил поравнялся с ней, Сергей выскочил из машины:
- Миша, тебя подвезти домой или куда ты собрался?
- Нет, спасибо, я как-нибудь сам, спасибо вам, Сергей Борисович.
Сергей от неожиданности так и остался стоять с открытым ртом, смотря в спину удаляющегося от него старого товарища или адвоката, которого ему не раз хотелось хорошенько пропесочить в газете за чрезмерную попытку все приводить к букве Закона.
А Иванов, удаляясь, думал о другом. О «пощечине», которой еще раз «угостил» своего бывшего одноклассника, обратившись к нему на «вы». «Бедный» теперь понял, что Михаил его без труда вычислил. Хотя, кто знает, может Воробьев и не автор той статьи, а другой человек, знающий его, решил воспользоваться его стилем, любимыми высказываниями. Может и так. Но Михаил не стал останавливаться на этой мысли, а по привычке «положил» ее на одну из полок своей памяти - вдруг пригодится.
Раскладывать мысли по полочкам, не загромождая ими путь к размышлению о более серьезных делах, - к этому приучил себя Михаил. Что говорить, Мигунова уже нет. Зато есть Донской, Марселов, разные рыцари с забралами и без упрека и так далее, и так далее. И у всех них есть дела к Иванову. Когда он их решит, то появятся новые гонщики, которые тоже не будут ему давать спокойной жизни. Хотя лучше поторопиться с решением нынешних дел, а то они уж больно кусачие, как разъяренная свора собак.
«Интересно, а почему я должен торопиться? Почему?» Если решат в прокуратуре на него как-то повлиять, то назначат комиссию, которая начнет на него давить, не давая толком ни ему работать, ни – себе. Конечно, адвокатская работа требует разбираться во всем полноценно, взвешивая все «за» и «против». Нельзя же всех людей под одну гребенку стричь.
Хотя, если судить дело Мигунова, он вроде бы положил на чашу весов более веские доказательства в его невиновности, чем полицейские – обвинения. Но вот теперь доказать всем, что он, адвокат Иванов был прав, очень сложно. Кто-то кинул жареного мясца журналистам, а может их хозяевам, хорошенько авансируя, пусть даже не деньгами, а, типа, вызовом перед обществом: «Вор должен сидеть в тюрьме!»
Продолжая размышлять о своем, наболевшем, Михаил невнимательно следил за дорогой, по которой шел, и несколько раз «спотыкался» о прохожих. Вот и сейчас, ускоряя шаг при переходе проезжей части улицы, уткнулся в пожилую женщину.
- Извините, - и, приложив руку к сердцу, Михаил остановился.
- Да ничего, - улыбнулась она.
О, эта женщина совсем и не была пожилой, как подумалось, а моложавой сорокалетней женщиной. И согнувшейся она была не от старости, а опиралась на инвалидную коляску, в которой сидела худощавая черноволосая девушка, с такими же угольно-черными бровями и глазами.
- Вы нам поможете? - спросила незнакомка, повернув голову к Михаилу.
- Чем? – сразу и не поняв вопроса или просьбы, спросил Иванов.
- Да, бордюр очень высокий.
- Да-да, - торопливо сказал Михаил. – Извините за невнимательность, - и, взяв коляску за поручни, развернув ее спинкой вперед и наклонив на себя, аккуратненько спустил на дорогу, а, перейдя проезжую часть, помог женщине обратно ее приподнять и затолкать на аллею. – Вы далеко живете? Я помогу вам.
- Нет, спасибо, - улыбнулась девушка, - и только теперь Михаил заметил ее тонкую руку, во всю длину, испещренную красными рубцами от хирургических операций, необычно вывернутую ладонь, упершуюся в ручку коляски. Значит, девушка больна не церебральным параличом, поставил он свой диагноз, а получила травмы и стала инвалидом.
- Спасибо вам за помощь, - улыбнулась женщина и положила свою горячую ладонь на его руку, - мы здесь рядом живем. – И, словно уловив следующий вопрос, который Михаил может задать сейчас, пояснила, - мы на первом этаже с Леной живем, а там нам соседи или муж обязательно помогут подняться. Будьте здоровы!
Но было видно, что в глазах этой женщины еще теплилась какая-то надежда задержать Михаила, а может - так ему показалось.
- Дочка и… - словно удерживая себя, чтобы не сказать чего-то лишнего, продолжила,
- не больна она, - и еще тише, будто боясь, что кто-то из прохожих услышит ее слова, и ближе приникнув к Михаилу, прошептала, - это все из-за автомобильной аварии.
- Да, да, извините, - словно испугавшись, что без разрешения лезет напролом в чужую жизнь, Михаил выпрямился и, кивнув женщине, опершейся на коляску.
- Так вы не помните нас? - спросила она.
Михаил остановился, резко развернулся к ней и, внимательно всматриваясь в лицо женщины, попытался вернуть себя от размышлений в реальный мир.
- Мы же к вам полгода назад обращались с просьбой разобраться в нашей ситуации. Вы же адвокат Иванов Михаил Валентинович? Так? Я не ошиблась?
- Да, да, - пытаясь что-то вспомнить, сказал Михаил.
- Вы извините меня за мое поведение, - Михаил, вдруг почувствовав беспомощность этой женщины, ее крик души о помощи. – У нас и после вашей помощи все осталось по-старому, прокуратура затягивает проведение расследования, или – вы тоже, как и тот ихний адвокат?
Какое расследование, с чем оно связано? Михаил с трудом расталкивал по сторонам мешающие ему мысли, стараясь сосредоточиться.
- …Мы узнали, что Донской друг мэра города…, - и только теперь эта женщина поняла, что перед ней стоит человек не менее неё озабоченный решением каких-то своих проблем.
- Вы извините, что я так прямо набросилась на вас, Михаил Валентинович. Вы, наверное, меня просто не узнали.
- Да, да, - Михаил присел на скамейку. – Я месяц назад подготовил нужные документы, но, извините, по делу Донского я работал не с вами, а с вашим мужем.
- Я знаю.
- А высказываете мне все с такой обидой, будто я тяну с расследованием или уклоняюсь от него, - с обидой сказал адвокат.
- Ой, извините меня. Это я сказала, не подумав, - приложив руку к сердцу, прошептала женщина. – Но вы поймите меня, ведь все остается по-старому. Моей Леночке нужно делать новую операцию на позвонке, есть возможность, что она восстановится, а где же денег взять, а? Тот сволочь даже копейки не дал на операцию Лены. Такое натворил и кричит, что он весь в долгах, и нечего было Лене бросаться под машину. Это у нас, мол, нужно спросить, почему она такое сделала!
- Да уж, - кивнул в ответ Михаил.
- Вы меня извините, пожалуйста, Михаил Валентинович, извините. Ой, я слышала, как на вас сейчас нападает телевидение и газеты. Вы уж извините меня, - еще раз просительно прошептала женщина.
- Да, да, - кивнул головой Михаил.
- У нас с вами сейчас очень похожая ситуация. Извините нас, - еще раз просительным голосом, до глубины стягивающим боль в душе, прошептала она и пошла дальше, подталкивая впереди себя коляску с дочерью-инвалидом.
- 5 –
- Так что эти письма в центральные газеты, может, и дадут какой-то звоночек, но он навряд ли всколыхнет их, а вот – Президенту, со всеми материалами, да, - Михаил, сжав губы, посмотрел на Лену.
А та, словно испуганный зверек сжалась в коляске и, не спуская глаз с гостя, наблюдала за ним.
- Я уже, Михаил Валентинович, ни во что больше не верю, - вздохнул отец Лены. Пригладив свою седую бородку, он посмотрел на адвоката, - как и вам! Все мы живем, как можем, кто где себе нашел место. Одни у бочка с кормом - олигархи, а другие на голодном пайке, и чтобы выжить, пресмыкаются перед первыми, охраняют то, что тем дали пожрать и режут глотки друг другу, чтобы больше досталось.
- А про себя что скажете?
- А мы мыши, которые им тащат зерна, тащат и тащат, чтобы и самим что-то досталось.
- Интересно мыслите, Эдуард Андреевич, интересно, хотя, так может и легче воспринимать все, что происходит вокруг, - Михаил вздохнул.
- Эдик, если бы ты знал, как на Михаила Валентиновича сейчас все газеты ополчились, - вступилась за гостя мать Елены.
- Пусть тогда профессию меняет, - поставил точку в разговоре Эдуард Андреевич и встал из-за стола, показывая своим видом, что адвокату пора собираться.
- Да, да, - согласился с Лениным отцом Михаил, а пожав девушке руку, на ушко ей прошептал, - выздоравливай. Как смогу буду помогать вам, - поклонившись родителям девушки, вышел из их квартиры.
Спускаясь с лестницы, посмотрел на часы, до встречи с экстрасенсом, или психологом, оставалось восемь часов сорок минут. Но он ее так и не смог вспомнить, как и найти ее номер телефона в своих архивах. Знать бы хоть имя.
Последующие звонки к ней оставались безрезультатными.