Однажды, пребывая в Праге по рабочим делам, в сырой дождливый осенний день я забрел в теплый бар выпить пива. Настроение и погода не располагали к долгим пешим прогулкам. Из пивного бара на меня повеяло теплом и ароматом жареной картошки, свежих дрожжей и дерева. Уютный интерьер зазывал сесть за добротный деревянный стол и провести часик другой в этом гостеприимном местечке. Очаровательная пышногрудая блондинка поднесла мне меню и приветственный бокал темного пива.
Задумчиво выбирая закуску в обширном меню, я вдруг услышал доносящиеся до меня звуки фортепианной музыки. Оказалось, что в баре был второй зал, который в полумраке я сначала не заметил. Звучала музыка Шопена в очень изящном исполнении. Заинтригованный, кто же этот прекрасный исполнитель, я направился туда, откуда доносилась музыка. Пройдя в зал, который был без окон, а источником желтого света были лампы с тканевыми абажурами, нависающие над столиками, я увидел старое лаковое пианино коричневого цвета. За инструментом сидел седовласый старик в мешковатом шерстяном пиджаке под цвет инструмента и потертых брюках из плотной шерсти болотного цвета. Когда-то элегантный, но сегодня сильно припыленный и слегка побитый молью, пожилой джентльмен самозабвенно музицировал. Глаза его были прикрыты, а на крышке пианино стоял бокал с золотистым виски такой же многолетней выдержки, как и пианист. В пожелтевших зубах дымилась пожеванная сигара. Рядом на круглом столике с длинной ножкой стояло хрустальное блюдце, в котором лежали монеты и пара помятых купюр. Я пошарил в своем кармане и с удовлетворением нашёл там пару завалявшихся евро. Аккуратно положив на блюдце, я отошел в сторону. В это время я с удивлением поймал на себе неожиданно цепкий взгляд едва приоткрывшихся глаз старика.
Заняв столик неподалеку, я заказал закуску и ещё пива. Фортепианная музыка меня завораживала. Доиграв вторую сонату Шопена, старик встал из-за пианино и подошел к моему столику:
- Позволите? – спросил он разрешения, с грохотом отодвигая тяжелый деревянный стул.
- Да, конечно, рад вашей компании, - вежливо пригласил его я.
- Спасибо. Вы угостите меня бокалом виски с орешками?
- Да, с удовольствием. Вы своей изумительной игрой доставили мне массу удовольствия. Так что я ваш должник.
- Бросьте эту лесть. Мое единственное музыкальное достижение заключается в том, что в пивном баре за игру на старом пианино я получаю бокал столь же старого виски. Ваше здоровье! – сказал пианист, подняв бокал виски, который он прихватил с собой с крышки пианино и допил до дна, сделав пару громких голодных глотков. После чего он поднял на меня выцветшие серые глаза, полные тоски и смирения.
- Вы прекрасно играете. Где вы обучались музыке? – поинтересовался я.
- Меня жизнь научила. Хотите, я вам расскажу свою историю. Мне кажется, что у вас есть время и интерес выслушать меня. В ваших ясных глазах читается любопытство и интерес к человеческим судьбам.
- Вы все правильно прочитали в моих глазах. С удовольствием послушаю вашу историю.
И вот что поведал мне этот потухший старик.
***
Я родился в бедной семье простых рабочих. Отец и мать с утра до ночи трудились на заводе. У меня были еще старшие братья. Я, как самый младший, получал все по остаточному принципу – и родительскую любовь, и кусок хлеба, и одежду за старшими донашивал. Мною мало занимались, я был предоставлен самому себе, воспитывала меня улица. В соседнем районе, куда я ходил к молочнице, жила хрупкая молодая девушка, которая целыми днями играла на рояле. Она была из состоятельной приличной семьи, занимающей большой добротный частный дом. Её комната, в которой она занималась, располагалась на втором этаже, окна выходили на улицу. Летом из распахнутых окно доносилась приятная фортепианная музыка. Здесь я впервые познакомился с классикой, и очень она мне понравилась. Когда дома становилось совсем туго из-за вечных задирок старших братьев и ссор родителей, я сбегал и мчался к этим спасительным окнам слушать музыку. Она меня успокаивала, вселяла надежду на лучшее, пробуждала во мне какие-то прекрасные чувства. Мне тогда было пять лет, я мало что понимал в чувствах и эмоциях, которые меня разрывали изнутри при звуках фортепиано.
Однажды, когда мама была в хорошем настроении в связи с получкой, я робко признался, что полюбил музыку и тоже хочу научиться игре на пианино. На что мама с досадой рассмеялась прямо мне в лицо:
- Это где же ты таких бюргерских замашек понабрался? Музыку он полюбил. Откуда я деньги возьму на инструмент и на музыкальную школу. Ты сначала обычную школу окончи.
- Я слушаю музыку у дома в соседнем районе. Там девочка занимается на втором этаже, она прекрасно играет.
- Ха, так это, наверное, дочка нашего мэра. Конечно она играет на дорогом рояле. Это не про нас, забудь ты эту музыку.
Так у меня и отложилось в памяти, что красивая и благородная музыка - это удел богатых и успешных. С того момента я всей душой стал стремиться к богатству и всеобщему признанию.
Через год, когда мне надо было идти в школу, мы переехали в другой город далеко под Прагой. Там построили новый завод, куда перевели моих родителей. Перед отъездом я побежал к тому дому попрощаться с прекрасной музыкой. В те дни девушка разучивала вторую сонату Шопена. Страстная музыка пробудила во мне решительное желание во что бы то ни стало победить нищету, вырваться из мира бедности и ущербности, заслужить уважение старших братьев и всех других людей. Музыка вдруг прервалась, и из окна показалось аккуратное личико молодой пианистки. Она была очень бледная с синячками под большими зелеными глазами. Локоны каштановых волос красиво обрамляли её лицо, подчеркивая бледность кожи и синеву пульсирующих жилок на высоком лбу. Она выглядела болезненной и очень печальной. Меня тогда сильно удивило, как можно быть богатым, жить в таком роскошном доме, иметь возможность заниматься музыкой и при этом быть таким грустным. Я, пышущий тогда здоровьем, розовощекий уличный парниша, помахал ей рукой на прощание. Заметив меня, она робко улыбнулась и помахала в ответ, даже не зная, что я первый преданный поклонник её музыкального творчества.
Уходя, я слышал доносящиеся до меня звуки прекрасной сонаты Шопена. Музыка прощалась со мной, провожая в вечность мое жалкое прошлое. В новом городе началась совсем другая жизнь. Я пошел в школу, учеба давалась мне легко. Хорошая память и смышленость помогали быстро выучивать все уроки. Но мало какой предмет меня интересовал так, как уроки музыки. К сожалению, на этих уроках мы только пели патриотические песни фальшивым хором всех учеников под аккомпанемент заезженной пластинки. О такой роскоши, как живая музыка, речи идти не могло. Видимо, у школы тоже не было денег на покупку и содержание музыкального инструмента.
Родители готовили меня к карьере заводского рабочего, как и всех старших братьев, которые уже начали работать, окончив среднюю школу. Но мне не хотелось, как все, с утра до позднего вечера прожигать свою жизнь на шумном и пыльном заводе. Обладая лидерскими качествами, бесстрашием и смышлёностью, я сколотил банду из одноклассников. Мы занимались мелким хулиганством. Запугивали старых продавцов небольших лавок в соседних районах, отнимали у них товар. Потом продавали его в другом районе по завышенной цене. Полученную выручку мы вкладывали в общий бюджет банды. Позже на накопленные деньги соорудили перевозную обувную мастерскую. Сначала чистили обувь, потом научились несложному ремонту. Но мы не просто чистили ботинки клиентов, мы обчищали их карманы. Пока один чистил и заговаривал зубы (как правило отвлекал внимание именно я), другой шарил по сумкам и портмоне. В отличие от честного труда, воровство приносило большую прибыль и гораздо быстрее. Потому к моменту, когда я закончил школу, у меня уже скопилось достаточно средств, чтобы уйти из родительского дома и жить самостоятельно в арендованной комнатке на мансарде.
С годами из мелкого воришки я превратился в крупного мошенника. Заработав приличный капитал, я вспомнил о своей давней мечте – музыке. И решил заняться перепродажей музыкальных инструментов, которые до сих пор ассоциировались у меня с исключительным богатством и изысканностью. Я покупал старые рояли, отдавал их мастеру на реставрацию и потом продавал втридорога. В охоте за большими деньгами я становился все более жадным. Мне было мало простых музыкальных инструментов. Хотелось провернуть сделку века. В наших узких мафиозных кругах мне сообщили, что в одном городе есть богатый дом, в котором находится очень дорогой старинный рояль. Цена его покрыла бы целый магазин новых роялей. Но проблема была в том, что продавать его никто не собирался. Он принадлежал жене какого-то зажиточного господина. Я нашел этот дом, даже скорее небольшой дворец. На тот момент я уже не был нищим, наоборот – жил в собственном красивом двухэтажном особнячке, разъезжал на лаковом мерседесе и носил дорогие пальто. Но увидев этот дворец, из окна которого доносилась прекрасная фортепианная музыка, я вдруг снова испытал то чувство зависти перед чужим достатком и недоступной мне изысканностью, как тогда в детстве у дома мэра. Каким бы ты ни был богатым, всегда найдется кто-то богаче. Потому деньги – это своеобразный наркотик. Чем больше ты получаешь, тем больше хочешь.
К тому времени я прекратил заниматься откровенным воровством. Перешел на уровень выше – интеллектуальное мошенничество. Я выяснил, кто хозяин дома и чем он занимается. Оказалось, что у этого зажиточного господина было несколько фабрик по производству шелка и обработке золота. У него была жена-пианистка, которая считалась одной из лучших в музыкальных кругах. Но, поскольку я по- прежнему был далек от классической музыки и не входил в те возвышенные круги общества, несмотря на все свои богатства, то мне она была незнакома.
Составив план по разорению его предприятий, я приступил к реализации задуманного. Мне пришлось задействовать целую банду, в которую входили нечистые на руку нотариусы, юристы и банковские служащие. Построив несколько хитрых схем, в которые вовлекли ничего не подозревающего господина, мы выкопали глубокую долговую яму для этого когда-то успешного предпринимателя. Через два года моих трудов его «корабль» пошел ко дну. На аукционе я выкупил его дворец вместе с тем бесценным роялем. Но самое смешное то, что, заполучив этот желанный инструмент, я отказался его продавать.
Поселившись в этом замке, я почувствовал себя светским господином, хотя меня всё еще не принимали в высшие круги общества. Я постоянно не дотягивал, хотя потихоньку начал заниматься меценатством, подбрасывая деньги то музыкальным школам, то талантливым музыкантам. Я финансировал некоторые музыкальные конкурсы и благотворительные концерты. Но это не придавало мне изысканности, утонченности, не делало меня благородным. Я всё равно оставался по своей сути жуликом. Я остро чувствовал, что никак не дотягиваю до людей благородных кровей, они отказывались признавать меня своим. Это было необъяснимо, но ощутимо.
Казалось бы, я достиг всего желаемого – распрощался навсегда с нищетой, заполучил самый дорогой музыкальный инструмент, имел много денег и власть. Но от этого я не ощущал себя более счастливым. Казалось, что я наоборот отдаляюсь все дальше от своей благородной мечты выбиться в высшие круги, освоить мастерство музыканта, познать прекрасную сторону жизни. Кроме того, пребывание в замке наводило на меня страшную холодящую тоску. По ночам я слышал музыку. Из зала, где стоял рояль, доносилась мелодия второй сонаты Шопена. Звук был приглушенный и едва уловимый, оттого мне казалось сначала, что эти звуки лишь сон. Но история повторялась из ночи в ночь. И эта мелодия не вселяла в меня радость, как тогда в детстве, а наоборот - угнетала, холодила, вызывали мурашки, нервно бегающие по телу. Однажды ночью, содрогаясь от внутреннего озноба, охватившего все мое тело, я со свечкой в руках направился в зал с роялем. Под ногами скрипел старый дубовый паркет, заглушая едва различаемые аккорды фортепиано. Но чем ближе я приближался к залу, тем отчетливее доносились звуки музыки. В эти ноты исполнитель вкладывал и угрожающее зло, выраженное в мощных аккордах, и тоску, мягко исполняя лирическую часть. Подойдя к закрытой двустворчатой двери, я почувствовал, как мое сердце бешено заколотилось, совершенно потеряв всякий ритм. За матовым стеклом дверей разливалась беспросветная тьма. Набравшись смелости, я распахнул двери и на меня струей хлынули звуки музыки. У рояля я увидел едва заметное свечение и словно тень согбенного пианиста. В зале было очень холодно, отчего мой озноб усилился. Звуки музыки оказывали на меня удручающее впечатление, мне хотелось прекратить это исполнение, я заткнул уши. Но музыка проникала несмотря ни на что в мой мозг и сердце. Третья часть сонаты, которую я никогда не слышал ранее, потому что в детстве так и не дослушал всю сонату целиком, ввергла меня в оцепенение. Это был известный в народе «похоронный марш». Я всем своим существом ощутил дуновение смерти. Мне казалось, что я уже лежу в гробу, и эти монотонные аккорды бьют по его крышке из ценных пород дерева. Я ощутил себя погребенным под своими сокровищами, добытыми нечестным подлым путем. Свечение у рояля становилось все ярче и четче. Вдруг я разглядел очертания девушки в длинной светлой рубашке. Я смотрел, словно завороженный. Мое тело, мои глаза, мой слух больше не подчинялись моей воле. В очертаниях этой девушки я узнал ту болезненную девчонку из богатого дома мэра. Мое сердце, которое так и не смогло восстановить нормальный ритм, вдруг словно оборвалось и затихло. Звуки марша постепенно стихали, словно похоронная процессия удалялась. А потом наступила тишина, звенящая тишина подземелья.
Утром я очнулся от страшного сна с чувством полной разбитости в своей постели с влажными простынями. У меня болела голова и щемило сердце. Рядом на табурете сидел врач в белом халате, на прикроватной тумбочке стояли какие-то пузырьки с лекарствами. Как мне потом рассказали, рано утром домработница обнаружила меня без сознания в зале с роялем. Испугавшись, она вызвала доктора. Мне диагностировали сердечный приступ.
Позже меня забрали в больницу. Оттуда я вышел совсем другим человеком. Мне впервые было страшно, страшно возвращаться в тот дворец. Потому я поселился в номере дорогого отеля, а дом выставил на продажу. Его долго никто не хотел покупать. Я снижал цену, но покупатель все не находился. Мне были непонятны причины. Позже, когда некий иностранец за бесценок купил дворец, знакомый нотариус рассказал мне причину отсутствия спроса.
Оказывается, когда я разорял того состоятельного господина своими махинациями (о том, что за всеми его финансовыми бедами стоял я, никто в городе не знал), он терпел не только финансовый крах, но и личный. Его жена страдала малокровием и нуждалась в дорогих лекарствах, поддерживающих жизнь в её слабом теле. Она была выдающейся пианисткой, но из-за болезни редко давала концерты. Зато много записывала пластинок. Муж очень любил её и берег. Однако, разорившись, он не смог больше оплачивать дорогие лекарства и лучших врачей. А она, так и не смирившись с тем, что потеряет любимый рояль, который принадлежал ей с самого детства, впала в глубочайшую депрессию, потеряв всякое желание бороться за померкнувшую без музыки жизнь. Накануне продажи дворца, она скончалась. Перед смертью, женщина попросила довести её до инструмента. Едва удерживаясь на кожаном стуле у рояля, она начала играть вторую сонату Шопена. Казалось, женщина отдала музыке свои последние силы. Её тонкие бескровные пальцы выдавали неожиданно мощные аккорды, в которые пианистка вложила всё отчаяние и злость на того, кто не хотел оставить ей рояль. А ведь её муж перед продажей дома молил меня разрешить вывести рояль, предлагая за это даром отдать дворец. Но мне же был нужен рояль! Так, исполняя сонату, она испустила дух вместе с последним аккордом. Поговаривали, что с тех пор в замке завелось приведение, которое по ночам играет сонату Шопена.
Позже выяснилось, что той болезной пианисткой оказалась знакомая мне девчонка из частного дома – дочка мэра. Узнав эту историю я словно умер. Я понял, что собственными руками убил свою детскую радость и мечту. Убил человека, который когда-то вселил в меня жизнь. Теперь эта жизнь покинула меня. Я ощутил себя тем, кем был от рождения и по сути – нищим, малокультурным мошенником, жадным до больших денег и жаждущим признания высшим светом. Но я ровным счетом ничего не сделал, чтобы стать Человеком с большой буквы. По причине глубокого невежества я был уверен, что, заработав деньги, я получу всеобщее признание, а купив дорогой инструмент – стану музыкантом.
Я потерял свою предпринимательскую хватку, погрузился в беспросветную депрессию. Я не жил, а существовал. Распродал все свои богатства, купил небольшую конуру на мансарде. На вырученные деньги я добыл старое пианино и нанял частного учителя музыки. Его удивило мое желание начать обучение с музыки Шопена. А ведь я даже не знал творчества других композиторов.
Вот сегодня перед вами я настоящий – нищий и посредственный музыкант. Казалось бы, что я всё же исполнил свою детскую мечту – купил пианино и научился играть на нём. Но почему-то мне не приносит это радости. Утешение я нахожу только в виски. Меня теперь ничего не радует, почему?
***
Вопрос этого жалкого проклятого старика повис в воздухе и навсегда остался без ответа. Я покинул его, оплатив бокал виски и закуску. Меня ещё долго преследовало едкое чувство жалости, смешанное с презрением.