Были-небыли. Часть 2. Зима

       18+
 
Слюнявый начальник

На этот фуршет Андрея попросил заехать шеф.

- Надо засветиться. Потолкайся часик и свободен. Галстук приличный у тебя есть?

- Найду. Но не больше часа. У меня планы на вечер.

Фуршет устраивал какой-то очередной фонд инвестиций. Красивые длинноногие девочки уже в дверях выдавали толстые тисненые папки темно-зеленого цвета, подтверждавшие, якобы, солидность намерений. В папке был проспект с программой, ручка с эмблемой фонда и блокнот. Поднимаясь по лестнице, Андрей рассовал по карманам блокнот и ручку, а папку с проспектом незаметно оставил на столе с шампанским.

Войдя в зал с фужером, он огляделся. Народу было довольно много. Обойдя ряд стендов, постояв в нескольких группах и не встретив знакомых, Андрей попытался прислушаться к выступлениям, но они изобиловали таким количеством ничего незначащих слов, что смысл и интерес уловить не получилось.

Он посмотрел на часы. Прошло 20 минут.

- Черт, еще рано уходить,- Андрей раздраженно огляделся.

Недалеко от него женщина в короткой юбке с аппетитной попкой и чуть рыхлый мужчина со слюнявым ртом что-то с интересом обсуждали и даже жестикулировали.

- Надо же, и что же им так интересно, - подумал Андрей даже с завистью. Приглядевшись, он понял, что женщина все время пытается поймать и удержать руку собеседника, который, в свою очередь, пытается ее этой рукой обнять или погладить. При этом лицо мужика было серьезно и сосредоточено. Лица женщины видно не было. Андрею стало забавно и интересно. Он сделал несколько шагов вперед, женщина вдруг резко обернулась и буквально столкнулась с Андреем. На лице ее был почти гнев. Это была Вера.

- Верочка, Вы мне и нужны, – нарочито громко сказал Андрей, - надо сделать некоторые срочные правки. Вы обещали помочь. Давайте найдем место поспокойнее. – Он подхватил слегка растерянную Веру под локоть и энергично повел от мужика.

- Улыбайтесь, Вера, да улыбайся же, и иди легкой походкой. 

Они вышли из зала и прошли в еще пустой буфет напротив. Андрей отпустил Веру и посмотрел на нее. Она по-прежнему выглядела сердитой. И молчала. 

- Я сделал что-то не так? Мне показалось, что тебе надо помочь. Отвести тебя обратно к этому типу, который тебя гладил? 

- Ничего он не гладил..., это мой начальник. 

- Хорошо, пошли, - Андрей снова взял Веру под руку. Но она вдруг сама вцепилась в него. В дверях появился слюнявый начальник. 

Андрей, приобняв Веру, отодвинул стул и усадил ее за столик спиной к двери. Сам сел напротив, вынул из кармана блокнот и ручку и стал рисовать смешные рожи. 

- Вот, смотрите, Верочка. Надо усилить здесь линию отрицания. Отказывать мы не будем, но условия можно изменить..., – Андрей высоко подня руку и сделал страшное лицо в сторону начальника. Вера нахмурилась.

Слюнявый начальник потоптался у дверей и исчез.

- Все, свободна! Ушел твой шеф. Но, наверное, тебя ждет неприятный с ним разговор. Мне кажется, я испортил его сегодняшние планы. Или это случай харассмента, столь популярной сейчас темы?

- Да нет, какой харассмент. Это только намерения, он так робко предлагает. Нет тут никаких планов, у него семья, и он хороший человек, – как-то смущенно бормотала Вера, не поднимая глаз.

- Так я зря тебя увел? Может быть, я испортил планы вам обоим? – Андрей уже начинал злиться. Зачем он влез?

- Нет, конечно. – Раздражение Андрея вдруг как-то помогло Вере прийти в себя. Она впервые посмотрела прямо ему в лицо и поняла, как же она по нему скучала... Внутри теплом и бархатом разлилась какая-то новая радость, осветив глаза и сделав легкой улыбку.

- Спасибо, что выручил.

- Тогда спасибом не отделаешься. Пойдем куда-нибудь посидим, потанцуем. Хватит этого праздника. Ты сегодня в такой юбке, что с тобой хочется потанцевать.

Вспомнив мокрый рот Куликова, Вера сказала:

- А, пойдем!

Они приехали в какой-то клуб, где все гремело и мигало, народ самого разного возраста прыгал или топтался, каждый на свой лад, периодически отдыхая у стойки или на расставленных диванах. Это было как раз то место, где можно было, не привлекая чужого внимания, стряхнуть с себя и усталость, и раздражение, и стеснение. 

Сквозь толпу подошли к стойке.

- Коктейль? – спросил Андрей.

- Лучше мартини, я не люблю смеси, - ответила Вера, с интересом разглядывая зал.

Заиграл саксофон, и Вера вдруг, взяв в руку бокал, направилась в центр зала. Она шла, чуть покачиваясь на высоких каблуках, легкие пряди волос, плечи, бедра, кисти рук двигались под музыку. Все тело, нежно, но совершенно явно звало к себе, каждый легкий изгиб, поворот головы и даже движение чуть прикрытых глаз излучало негу и удовольствие. Люди расступались, кто-то из мужчин попытался стать партнером, но Вера, чуть вытянув руку, очертила границу. Это был одиночный танец, танец неги и радости, свободы и наслаждения. Танец – языческий гимн чувствам и ощущениям...   

Саксофон умолк, Вера вернулась к стойке и легко провела рукой по волосам, как бы стряхивая  магию танца, Андрей поднял свой бокал в знак одобрения, но комментировать свое удивление и почти восхищение не стал. Музыка загремела опять, они уже вдвоем легко и с удовольствием подхватили ритм. Андрей стянул с шеи галстук, обхватил им Веру и держал на некотором расстоянии, двигаясь в такт ее движениям. Потом притянул к себе.

- Иди сюда. Больше я тебя не отпущу... И перестань улыбаться, я хочу тебя поцеловать.

Вера шутливо надула щеки и сделала испуганные глаза. Тут уже рассмеялись они оба. Тогда она взяла Андрея за плечи и поцеловала сама.

Они целовались в клубе, в машине, на лестнице, у дверей, пока Вера искала в сумке ключи, в прихожей. Там они, наконец, упали и стали раздеваться.

- Подожди, подожди, сначала в душ. Иди за мной. – И Вера, скидывая растерзанную одежду, скрылась за дверью ванной комнаты.

Андрей к такому повороту был не очень готов. Оставшись вдруг один, он в обалдении потряс головой и увидел себя в зеркале напротив на полу с расстегнутыми брюками. Зрелище было совсем не помпезное.

- Ить, вашу мать..., эти порядочные женщины..., в душ...

Он снял с себя одежду, подчеркнуто аккуратно, будто издеваясь над самим собой, повесил ее на стул, потом подобрал какие-то вещи Веры, тоже повесил, и только после этого открыл дверь ванной комнаты.

 Вдвоем

Андрей вошел под душ и молча встал сзади. Потом взял руки Веры и скрестил их вместе со своими у нее на груди. Кто начнет? Они смотрели друг на друга в зеркало душевой кабины. Оно чуть запотело, а легкие брызги делали изображение нереальным.

Вера освободила руку, налила в ладонь немного шампуня, намылила свои волосы и подняла их вверх.

- Смотри, я – редиска. А теперь – мышка или козлик. Я так с дочкой маленькой играла.  А теперь ты – козлик, - она через плечо коснулась волос Андрея.

Андрей, не отрываясь, смотрел Вере в лицо, потом поцеловал ее шею, плечи и подумал:

 – Козлик, полный козлик... 

 Он протянул руку, тоже капнул в ладонь шампунь и коснулся ее лобка.

- Смотри сюда, это – редиска, а это, - он усилил давление пальцев, - козлик...

Почувствовав, что Вера слабеет, Андрей обхватил руками ее бедра, опустился вниз, смыл пену и коснулся губами легкого завитка...

Войдя в нее, он сделал несколько ударов и понял, что сейчас  -  все..., сил больше нет, игра затянулась. Так и случилось. Было обидно. Он чуть пошевелился и вдруг услышал:

- Подожди, подожди, не выходи, останься..., о, как хорошо..., подожди..., подожди..., вот так..., хорошо... 

 Глаза Веры были полузакрыты, а по лицу блуждала чуть заметная улыбка.  Совсем как в танце. Андрей, не отрываясь смотрел на это лицо, и вдруг подумал, что именно так выглядит вожделение. Это было вожделение, классическая картина вожделения. Вера подалась всем телом навстречу, соски затвердели, тело говорило за нее, а лицо только отражало ее состояние. Андрей почувствовал, как и в нем вновь поднимается желание, и его тело начинает отзываться на этот откровенный призыв страсти.

- Умница, какая же ты умница, - он поцеловал прикрытые глаза, влажный лоб, шею, грудь. Желание росло, они вновь вошли в ритм, и он проникал в нее все глубже, чувствуя обволакивающее тепло и бездонную глубину горячего накатывающего блаженства.

Потом они лежали оба без сил прямо на полу в полотенцах, потом - ласково вытирали друг друга полотенцами, потом   - намазывали друг друга кремом, потом - с хохотом отмывали лицо и отплевывались от крема, потом опять что-то вытирали и намазывали. К кровати они подошли, казалось бы, совсем без сил, но новые возможности вдохновили на новые удовольствия. Заснули они уже под утро.

Так Вера давно не спала. Да и Андрей тоже. Звонили телефоны, на кухне заговорило новостями радио, начался неяркий день начала зимы. Первой проснулась Вера.

- Боже мой! Ой, как, а что делать? Хорошо, что у меня свежее белье... - Она лежала и боялась пошевелиться.

Тут проснулся Андрей, дотронулся, и сразу стало понятно, что делать.  И все, что они делали было легко и приятно, не стыдно, нежно и даже весело. Они засыпали и просыпались, а просыпаясь, вновь оказывались в объятиях друг друга. Утолив первую страсть, они как бы знакомились друг с другом, открывая заново слова и улыбки, жесты и движения. Руки и губы отыскивали самые нежные и заветные места, глаза внимательно следили, уши слушали вздох, стон или задержанное дыхание. Они учились понимать свой язык любви. И делали это с удовольствием. Может быть потому, что там в душе, пытаясь скрыть первое стеснение, Вера сама предложила игру, в их близости с первых минут и сейчас было много шуток и смеха, все было игрой, которая нравилась обоим. Они целовались и разговаривали, разговаривали, снова целовались и ласкали друг друга.

- Слушай, мы прямо как дорвавшиеся до свободы школьники, - смеялся Андрей. 

Не выходя из спальни и не отходя далеко от постели, они съели две пачки печенья из подарочного набора, весело вспоминая, как в детстве делали себе “пирожные” из печенья «Юбилейное» с маслом. Оказалось, что и помнили, и делали они многое одинаково.

- А еще было очень вкусно намазать булку и посыпать сверху сахаром. Помнишь?

- Конечно, это Валерка себе намазывал, а я у него тырил, пока он книжку читал, - опять смеялся Андрей.

Но аппетит было не обмануть, в баре они нашли и съели коробку конфет, запивая это вином, и весело используя сладости как сексуальные игрушки. Было смешно и щекотно рисовать шоколадом буквы на животе или спине друг друга, отгадывать, а потом слизывать их поцелуями. Хулиганская фантазия обоих разыгралась не на шутку, они будто соревновались, кто кого переплюнет, пока оба не поняли, что их уже начинает подташнивать, то ли от шоколада, то ли от собственного бесстыдства. 

- Вот это да, я и не думал, что ты такая озорница, тихоня Вера.

- Да я и сама не думала, - засмеялась Вера. - Вот, видишь, сколько, оказывается, еще непознанного в каждом из нас.

- Да, и, пожалуй, нам стоит немедленно углубить процесс познания. -  Андрей повернул Веру к себе, и все началось сначала.

Наконец, стало понятно, что надо нормально поесть.

- У меня котлеты в кастрюле в холодильнике, я детям нажарила, хотела отвезти, но, наверное, не получится.

- В эти выходные точно не получится. - Андрей встал и пошел на кухню. Он нашел котлеты, одну тут же засунул в рот, еще несколько положил на тарелку и вернулся в комнату.

- А вкусно! Я сто лет не ел домашних котлет. Хочешь?

- Вера взяла в руки котлету, но тут зазвонил телефон. Пока Вера его искала, телефон упрямо звонил.

Ишь, какой настойчивый, прямо как я, - пробурчал Андрей с набитым ртом.

- Да? – Вера нашла телефон и ответила. Андрей поднес ей котлету ко рту.

- Не трать время на разговоры, а то я все съем.

- Мама, мама, где ты? Все в порядке? – кричал телефон. – Ты целый день не отвечаешь на звонки.

- А сколько времени? – прошептала Вера с котлетой во рту.

- Пять часов вечера! Где ты? Чем у тебя рот занят?

- Лучше не отвечай, чем занят у тебя рот, - захохотал Андрей.

Вера зажала трубку. Но дочь уже что-то услышала:

- Мама, где ты? Кто у тебя?

- Радиопередача «Сексуальная няня»: "Дети, делайте с нами, делайте как мы, делайте лучше нас!"

-Уймись! - Вера кинула в Андрея подушку. -  Все в порядке, просто у меня гости. Я перезвоню. - И она отключила телефон.

- Что ты делаешь, это уже не смешно. Дочь все поняла и даже испугалась.

- А что я сделал? И что она поняла? Что у мамы есть мужчина? И что в этом плохого или страшного?

- Думаешь, поняла?

- Да, думаю. Я надеюсь, что у тебя умная дочь. 

Телефон зазвонил опять.

- Выключи. Мой уже, наверное, разрядился. И хорошо. Сегодня – выходной. Это устройство делает нашу жизнь  общедоступной и абсолютно публичной.   Тебя достанут везде: на работе, в машине, в больнице, в туалете, во сне, в отпуске. Зачем? 99 процентов того, что тебе хотят сообщить, не имеет особой ценности. И крадет твое время.  Знаешь, в нашей семье родители закрывали дверь в гостиную в 9 часов вечера. Спать было необязательно, но к родителям лезть было не принято. Это было их время, и мы должны были это знать и уважать их право. У каждого должно быть свое личное время и пространство. Это – обязательно.

- Пока мама болела, я привыкла. А так, конечно, ты прав. Я тоже это чувствую. Особенно пространство.

- Это ты про кошку, которая гуляет сама по себе? Ох, как я на тебя тогда разозлился! Смотри, как много хорошего времени мы потеряли.

- Ничего мы не потеряли. Все случается в свое время. - И Вера, вдруг вспомнив недавний разговор с подругами, спросила:

- Скажи, а мужчина чувствует, когда женщина притворяется во время секса?

- Андрей посмотрел удивленно, но задумался.

- Наверное, можно обмануть. Особенно, когда мужчине очень нужно, и он невнимателен к партнерше. Или ему все равно. И ей тоже, и все уж очень примитивно. Но вчера в ванной было просто отлично, и сегодня я, например, точно, знал, что ты не притворяешься. И уж нам точно было не все равно. Вон, вся постель в шоколаде, - и Андрей засмеялся.

- Ужас, бесстыдники, какой разврат, стыд и позор, это в нашем-то возрасте, что люди подумают, - загнусила Вера противным голосом, шутливо вытаращив глаза.

- Люди только позавидуют.

Телефон зазвонил опять.

- Выключи его.  Иди сюда, полежи со мной. На большее мы пока с маленьким братом не способны. 

 Пожалуй, уже очень давно он вот так не лежал с женщиной. Спокойно разговаривая. Обычно это был акт любви, а потом – поход в ресторан и по магазинам.

- Скажи мне, а почему ты одна? Я видел вчера, как ты танцуешь, потом в ванной понял, что ты знаешь, что такое удовольствие от физической близости, но почему ты одна?

-Муж умер десять лет назад. А вчера? - Вера улыбнулась и даже немного смутилась, - вчера было хорошо. У меня так бывало нечасто, наверное, поэтому, и особенно хорошо.

-Что, нечасто? Танцы или секс?

-И первое и второе.

- Но я не поверю, что ты живешь затворницей. Вчера я это понял. 

Правильно, впервые, выйдя на работу после декрета, а потом и после смерти мужа, Вера замечала, что мужчины часто останавливают на ней взгляд. И эти взгляды не обижали и совсем не оскорбляли ее. Она понимала, что нравится, и ей нравилось нравиться, и ей нравилось, что ей давали понять, что она нравится. Это была такая игра. Для блеска глаз. И она жадно впитывала это внимание. Оно никак не оскорбляло ее. Наоборот, она нуждалась в таком внимании. Возникали симпатии, были шоколадки, комплименты, билеты в театр и поездки за город. Случались даже романы, но, как часто говорили женщины, все было похоже. Интересно было начало, волнение, а потом, как называла это сердитая подруга: «руки на пояс, ноги на ширине плеч – начинаем производственно-сексуальную гимнастику». И Вера решила, что, видимо, это не ее сильная сторона 

-Затворницей я, конечно, не жила, но, когда у тебя школьница дочь и слабая мама, то оказывается, что вокруг совсем другие желания, интересы, и потребности, в конце концов. И привыкаешь. А еще, наверное, так случилось, мой муж был старше, он не говорил о сексе, как будто стеснялся или оберегал меня от чего-то. Наша с ним связь ведь была расценена как неприличный поступок, развратный даже. Я думала об этом, и мне кажется, что поколение наших родителей было более закрытым в этих темах. Наверное, это и традиции, еще из религии, и устои. Это и жилищные условия, конечно. Вот разве они могли себе позволить такое, - Вера засмеялась. - Но что-то, мне кажется, было внутри, какой-то запрет на эти темы, они считались неприличными, даже грязными.

Вера вдруг вспомнила разговор со Светой.

- Да и сейчас самые близкие люди часто стесняются говорить об этом.

- О-о-о, сейчас я тебя что-то расскажу, - засмеялся Андрей, - вот, как будто специально на эту тему случай. Я тут недавно задержался на работе, сидел с бумагами, все уже ушли. И вдруг слышу, кто-то стучит. Двери у нас стеклянные, и я вижу, что это – Степа, наш практикант, хороший парень, толковый, старательный. Ну, думаю, елки-палки, что-то натворил Степан, только его мне сейчас не хватает.

- Входи, - говорю. 

Вошел, как-то мнется, пуговицу на пиджаке крутит.

- Извините, Андрей Александрович, я поговорить хотел..., можно?

 И я чувствую, от него алкоголем пахнет.

- Поговорить, Степа, можно, но если ты хочешь здесь работать, то с алкоголем на службе надо завязать. Совсем. Понял?

- Да, конечно. Это я только что выпил для храбрости. Я спросить хочу... 

- Давай, колись, что случилось?

- Я по личному вопросу, Андрей Александрович.. Мне больше некого спросить, а Вы – человек опытный. Я вот недавно женился, и жена... во время..., в постели..., во время..., она все время говорит: «Поддай, еще поддай, Степа! Сильнее! Опять поддай!»  А мне это не нравится. Я же не кочегар на паровозе, чтобы поддавать. И мама сказала, что порядочные женщины так не говорят. Но я люблю жену. Что мне делать?
- Вера, я чуть инфаркт не получил, пока старался не смеяться. Даже в стол полез, чтобы спрятать лицо. Достал бутылку и стаканы. А Степа продолжает: "А еще она на меня смотрит во время..., ну, во время этого... Женщина же должна глаза закрывать. А она смотрит. И улыбается...
- А ты?, - спрашиваю.  " А я на дверь обычно смотрю, чтобы мама не вошла. Я всегда боюсь, что мама войдет, и смотрю. Привык. Так что мне делать, Андрей Александрович?
- Поддать, - говорю, - надо, Степа! Обязательно поддать! И дверь закрыть от мамы на ключ... И смотреть на любимую женщину... 
До двенадцати пили.
-И ты, разумеется, довел его до нерабочего состояния, наставник – прошептала Вера сквозь смех, вытирая глаза.
- Да, поддать в эту ночь он точно не смог, – засмеялся опять Андрей, - Но, как ты думаешь, я ему правильно посоветовал?
А Вы – нахал, Андрей Александрович!
-Конечно. И горжусь этим! Меня еще в школе так называли. А мама мне говорила, что уж лучше нахал, чем тихоня. С нахалом все ясно, а в тихом омуте, все черти водятся... Правильно?
- А вот мы сейчас проверим, на что способны нахалы. Советы давать могут все...- и Вера легко провела рукой по простыне.
- А мы всегда готовы! Но и к тихоням есть вопросы у нахалов..., про омут очень интересно..., где там черти...
Ночью Вера неожиданно проснулась. Было, наверное, часа три. Она лежала в темноте и глубокой тишине, дыхания Андрея было почти не слышно. Она только чувствовала тепло его тела. Даже на расстоянии. Это было приятно. Вера поняла, что улыбается в темноте. 
Днем она вернулась в спальню и увидела, что Андрей спит на животе, раскинув руки. Она смотрела на его тело, крепкое и сильное тело сорокалетнего мужчины, которое она теперь знала, чувствовала и помнила и руками, и губами, и запахом. Запах был, пожалуй, самым сильным ощущением для Веры. Она до сих пор помнила запах сигарет Славы. Курил он много, выпуская дым через тонкие ноздри, и Вере это нравилось. Нравилось, как пахли его рубашки, его шея у воротника и у линии волос. Она очень любила гладить и целовать это место. И вдыхать этот запах. Именно этот. Так она поцеловала мужа и в последний раз в больнице. Слава умер неожиданно, летом, в жару. Инфаркт. Его, еще живого, привезли в больницу. Он попросил пива. Вера спросила врача, можно ли мужу пиво. По лицу врача она поняла, что мужу можно все. Слава выпил пиво, сказал: «Живи, девочка», и закрыл глаза.  Вера поцеловала его, и сквозь провода и какие-то шнурки уловила родной запах, прижалась к его еще теплой шее и безнадежно заплакала, а потом закричала от боли и обиды.  Ее увели, ей опять говорили, что так нельзя, что надо думать о дочери, надо взять себя в руки. И она, конечно, взяла. Деваться было некуда. Прощальный поцелуй на похоронах был холодным и чисто ритуальным, хотя она опять прижалась и поцеловала шею у кончиков волос. Но рубашка и тело не пахли ничем, они были чистые и холодные. И Вера, поняла,что это не он, а его больше нет и не будет... 

- «Живи, девочка...», -- прозвучало вдруг рядом...  Или это прошептала она сама? Вера замерла, напряглась, пытаясь понять, услышать еще раз, даже разглядеть, но голос таял, уходил в темноту, исчезал... «живи...»...

- Ты не спишь? – спросил вдруг Андрей.

Вера нашла в темноте его руку. – Обними меня.

Днем котлеты кончились. Андрей, накинув на себя Верин халатик, опять пошел на кухню и достал из холодильника две последние. 

- Верочка, у Вас дверь открыта, - услышал он неожиданно. Кто-то топтался в прихожей. Андрей вышел из кухни и увидел пожилую элегантную даму в шляпе. Они оба уставились друг на друга. Разница была только в том, что на Андрее не было ничего, если не считать Вериного халатика в дурацких васильках на плечах, который все равно не застегивался на его фигуре. Они даже похихикали с Верой по этому поводу, но сейчас было не до смеха.

Элегантная дама застыла, не без интереса рассматривая голого Андрея. Наверное, она давно ничего подобного не видела.

- Здравствуйте. – Андрей кивнул с полным ртом. Сказать он ничего не мог.

Но дама оказалась молодец.

- Передайте Верочке, что у вас не закрыта входная дверь. Всего доброго. – Она развернулась и вышла.

Андрей вернулся в комнату и отдал Вере последнюю котлету.

- А ты знаешь, мы оказывается уже вторые сутки тут развлекаемся с открытой входной дверью. Народ входит и выходит. Я только что встретил в прихожей какую-то старушку, она передала тебе привет.

- Какую старушку? У тебя что, голодные галлюцинации? 

- Думаю, все серьезней. Меня застукали. Надеюсь, она не вызовет полицию, хотя теперь я понимаю, что ушла она как-то подозрительно дружелюбно.

- Ты о чем? Я не понимаю.

- Вера, я сейчас в твоей прихожей встретил элегантную даму в шляпе, которая сообщила, что у тебя не закрыта входная дверь.

-  В шляпе? Ой, это Людмила Васильевна, моя соседка! А ты был в таком виде?

- Да, без галстука, в твоих васильках. Ты же сказала, что мне идет. Ты думаешь, надо вызывать Скорую?  А, по-моему, она крепенькая старушка и полицию вызовет сама.

- Она-то крепенькая, она – блокадница. А вот меня ты опозорил.  Ты – чудовище! Грязный развратник, сначала опозорил перед дочерью, теперь - перед соседкой. Все, хватит, встаем!

- Нет уж, подожди. Интересно, надавала мне таких оплеух и встаем. От такого сразу и не встанешь, прямо ноги подкашиваются. И не только ноги... – Андрей улегся поудобнее. - Ты скажи, неужели я так безнадежен и у меня нет положительных сторон?  Что тебе во мне нравится? Ну, скажи, можешь даже пальчиком показать... – Он хитро улыбался на подушках, жмуря зеленоватые глаза, как сытый кот. 

- Ну-у-у, - Вера подхватила игру, - так, вроде, по отдельности, ничего особенного, а все вместе – довольно симпатично.

- Ничего особенного? Ты слышал, мой маленький брат, ничего особенного! Мы полтора дня занимаемся любовью, а она – «ничего особенного»! Да, малыш, это – прямое оскорбление твоей репутации, это - плевок в нашу светлую душу! Это требует индульгенции! Немедленной!

Вера, падая на Андрея, расхохоталась.

- Вот это мне и нравится, что на тебя трудно рассердиться, сразу смешно.

Встать опять не получилось, хотя оба уже ясно понимали, что впереди разлука. Наверное поэтому, этот акт любви был особенно нежным, трогательным, неторопливым. Они гладили и чувствовали друг друга, прощаясь, они впитывали тепло каждого на память, они ласкали руками, губами, ногами, всем телом прижимаясь и сливаясь, проникая и растворяясь, всматриваясь и почти теряя сознание. Они шептали, кусали, целовали друг друга уже в который раз и как будто опять заново. 

Очнувшись, Вера какое-то время лежала, слушая дыхание Андрея. И с болью чувствовала, как во внутрь начинает проникать холод неопределенности:

- А что теперь? Что дальше? Что делать со всеми этими чувствами и переживаниями? Когда ждать конца этой веселой, беззаботной сказки? Так, а зачем, собственно, ждать? Пора. - Она заставила себя встать и надеть свой халат с васильками.

- Одевайся, Андрей. Скоро вечер.

Андрей легко впрыгнул в брюки. – Слушай, а я, кажется, даже похудел за эти дни. Какой полезный фитнес! – Он обернулся, посмотрел на слишком серьезную Веру и спросил:

 - А ты что пригорюнилась, из-за соседки? Ну пойдем к ней, я надену пиджак и представлюсь при полном параде. Ты галстук не видела? Это же Федькин галстук, между прочим, за 100 баксов.

- Не знаю, в душ ты вошел без галстука.

- Правильно, вот он. Пойдем восстановим у соседей твой имидж порядочной женщины, потом поедем и нормально поедим, а потом - ко мне. Там нас ждут новые впечатления и приключения.

- Какие приключения, завтра же на работу...

- Ага, понятно, дорогая, а у тебя не постирано, не поглажено, не помыто... Ох, как я не люблю эти семейные радости. Вот поэтому и не женюсь. И откуда у вас, женщин, вообще, такой талант все распределять, такая абсолютная уверенность в том, что нужно и правильно. Вы почему-то считаете, что лучше знаете, умеете, видите или чувствуете... 

- Ты чего кипятишься-то? Я просто напомнила, что завтра – рабочий день. Мы с тобой тут счет времени потеряли.

- А я, дорогая, не привык, чтобы мне что-то напоминали. Особенно, женщина после свидания со мной. Ты должна все забыть! – И Андрей сделал сердитое лицо.

- Потерять сознание от счастья? – Вера улыбнулась, застилая постель

- Да. И мне не нравится, когда мной командуют. Почему? Из какого-такого опыта?  Откуда? Разве у женщины больше опыта и ответственности? Так вы же сами захватили себе всю ответственность. И сами звереете от этой сознательности и ответственности. Вы же без этого жить не можете, чтобы не сделать мужика дураком, уродом, импотентом моральным, а, может быть и физическим.  Вот и сейчас ты уже начинаешь что-то вытряхивать и убирать. Как будто стираешь следы нашего свидания.

- Господи, да что с тобой вдруг, Андрей? Зачем-же так резко? Как-то даже по-пионерски..., Кто и что у тебя отнимает или пытается отнять? Уж точно не я...

- Может быть, не ты, но знаешь, сколько у меня несчастных знакомых пьют, потому что не могут отбиться от этой орды всезнающих женщин: мам, училок, жен, бабушек, соседок, теток! Именно теток, от женщин в них уже ничего не остается.

- Подожди, но свобода это - совсем не отсутствие обязанностей. Это просто спокойное к ним отношение, это способность принимать и исполнять эти обязанности. Справляться с ними, умение с ними жить. Ты же сам говоришь – живу, как умею. Но все умеют по-разному. Поэтому, и живем по-разному. Мне, например, проще вымыть посуду после еды.  И проще возвращаться в убранную квартиру. Вот и все.

Вера подошла к Андрею вплотную, улыбнулась и погладила по щеке. Она подумала, что за всеми этими сердитыми разговорами он тоже скрывает стеснение перед предстоящим неизбежным расставанием. Оба понимали, что никому из них не надо никуда вместе ехать. Праздник закончился, оплыли свечи, пора гасить огни. Надо как-то попрощаться, а как, они не знали.

- Ты поезжай, мне надо остаться, у меня дела. – Вера принялась опять разглаживать постель, чтобы спрятать лицо.

 Андрей молча застегивал рубашку.

- Как в гостинице, - почему-то подумал он. - Осталось только деньги положить, - и в нем закипело раздражение.

- Почему ты не хочешь поехать ко мне? Надо подготовиться к встрече с любимым шефом?  Интересно, что ты скажешь ему в оправдание? Кто я такой?

- Вот зачем ты все это сейчас сказал?  А у меня даже нет сил рассердиться на тебя...  – Вера присела на край постели. 

Андрей подошел, прижался к ее голове.  – Прости. Это хорошо, что ты не сердишься и не обижаешься, и что у тебя нет на это сил.  Я не люблю выяснять отношения, Вера. Если отношения надо выяснять, значит, их просто нет. Ведь, все хорошо, да? 

- Да, хорошо, очень. Но понимаешь, я давно живу одна, конечно, у меня есть дочь, но я сама распоряжаюсь своим временем и пространством. И привыкла. Я легко общаюсь с людьми, но быстро устаю. И я не уверена, хватит ли у меня умения делить свое пространство.  Да и ты так живешь и привык. У тебя просто сил побольше. Но вот мы приедем к тебе и выяснится, что ты тоже устал. А вдвоем мы жить не умеем. И мы не будем знать, куда друг от друга деваться. Я этого не хочу. Очень важно вовремя закончить праздник. Чтобы он остался в памяти праздником. Ты же сам только что сказал, что не любишь семейные будни.

- А, по-моему, ты себе что-то придумала. Почему бы нам не продолжить то, что нам обоим понравилось? Что это за страхи?  Из прошлой жизни? Кто тебя так напугал или обидел?

- Нет, никто особенно не обижал. Но, наверное, ты прав, я боюсь. И боюсь не когда плохо, а когда хорошо. Потому, что жду плохого. Это из детства. Знаешь, я выросла в необычной семье. Интересной, с умным отцом и очень красивой мамой. И у нас был необыкновенный дом. Замечательный, исключительный дом. Такого не было ни у кого. Но в моей жизни было две стороны: одна – чудесная, а вторая – чудовищная. В семье были проблемы с алкоголем. Когда все было хорошо, у нас был самый счастливый, красивый и уютный дом в мире. И моя жизнь была такой. А когда начинался запой, а он, как все плохое, всегда начинался неожиданно, всегда в самый радостный момент, когда ты опять поверил, когда ты открыт и беззащитен, как кинжал в спину - моя жизнь и дом превращались в ад. Это был ужас, стыд, и боль моей жизни. Я никому не могла это рассказать и носила это в себе. И уже в десять лет начала бояться очень хорошего, зная, что следом придет ужас. Так это во мне и сидит...

Андрей присел перед Верой и обнял ее колени.

- Вера, Верочка, в каждой семье есть свои тайны, свои … скелеты в шкафу...  Девчонки очень тепло вспоминали твою маму.

- Да, это была счастливая сторона моей жизни. Но была и другая. О ней они, конечно, знали, но старались не говорить

- Такое в жизни есть, думаю, у каждого, Вера. Имя у тебя хорошее. Сказал Вера, и все понятно. И Верочка очень ласково. Даже необязательно добавлять дорогая, милая,… - Андрей споткнулся на последнем слове, и они оба поняли, на каком...

- А ты знаешь, что Лариса свою маленькую дочку вытащила из кровати старого деда на даче?  А у Лялькиного полковника дочь повесилась? Его первая жена, ее мать, всех ее парней через себя пропускала...  А наш дед, - Андрей вдруг улыбнулся, - был очень жадный и продавал маме огурцы из теплицы. Как на базаре. И при этом говорил, что уступает по-семейному, на базаре, мол, дороже. Но мы с Валеркой его все равно обманывали и обсчитывали. Знаешь как? Он очень боялся мух. И просил нас бегать за ними с газетой по дому и убивать. И за каждую муху мы получали по копейке на мороженное. Но мух в доме, в общем-то, было не так уж и много, а мороженного хотелось, тогда мы бегали за дом, там на поляне паслись бычки, и мух вокруг них было сколько хочешь. Мы их шлепали и приносили деду. И зарабатывали на мороженное.

Вера рассмеялась.

- Вот за что я тебя люблю, так это за умение рассмешить. Да не смотри на меня так. Это не признание в любви до гроба.
- Да? А жаль. Я бы не возражал.
- Ишь ты, какой хитренькии1 Но почему ты так боишься этого слова? Оно же тебя ни к чему не обязывает. Любить или не любить можно многое и по-разному. Вы вот с Валерой любили мороженное и обманывали деда. А дед, видимо, деньги любил больше всего. Да, есть черты характера, есть грязь, есть извращения и преступления... Как же так..., с девочкой..., повесилась... Я не знала.

- Да. И Лялька - молодец. Это она просто дурочку играет, а внутри у нее все правильно. А еще, знаешь, к нам во двор приходил мужик и учил нас онанировать. Гадкий мужик был, я сейчас понимаю, что с дурными намерениями, но знаю и то, что он многим из нас помог. Его потом, кажется, родители в милицию сдали, но он грязно, но показал, как пережить многие стрессы.

- Это ты про онанизм? Да, я тоже слышала. А я вот в страх прячусь до сих пор. Меня и дочь часто ругает, что я до конца не умею обрадоваться. Все время настороже.

- Поэтому и выдумала теорию своей независимости? Кошка, которая гуляет сама по себе? Помогает?

- Наверное, я не выдумала. Это – инстинкт, как у ракушки, когда она закрывается. Просто я помню эту боль, после радости. И боюсь. Лучше и не радоваться сильно, так проще. У каждого свой замок.

- Вера, но нельзя жить, боясь радости. Как это? Пусть за этим будет все, что угодно, но радость сейчас лучше пережить. Знаешь, нас дома ругали, когда мы с братом варенье банками лопали, да еще, конечно, свинячили вокруг. Даже наказывали. Но было так вкусно, что нам с Валеркой было наплевать на наказание, мы потом сидели в темной ванной комнате наказанные, но счастливые, что наелись до отвала...

Вера улыбнулась и обняла Андрея.

- Счастливый ты, раз у тебя только такие воспоминания о наказании... Очень счастливый.

Она взяла расческу и подошла к зеркалу.

- Господи, я два дня даже не причесывалась... 

Андрей тоже подошел, встал сзади, улыбнулся и прижался губами к ее волосам:

- Привет редиске. И козлику. У тебя красивые волосы, солнечные.

- Обычно женщине говорят, что у нее красивые глаза или волосы, когда ее надо пожалеть. Да?

- Ты хочешь, чтобы я сказал тебе традиционные пошлости, что я от тебя в восторге, и все было великолепно? Не стоит.  Но котлеты, и правда, были вкусные. И разговаривать с тобой хорошо, и не только разговаривать... Я, пожалуй, зайду как-нибудь еще, можно? А сейчас спорить с тобой я не буду, мы и так наговорили друг другу очень много, это надо переварить. Оставайся одна. Отдыхай как ты хочешь. Но давай хоть поужинаем вместе. А чтобы ты не думала, что я посягаю на твою независимость, я Валеру позову.

- Ой, не надо сейчас Валеру...

- Почему? Ты стесняешься наших отношений? Но мы ему ничего не скажем, - улыбнулся Андрей.

-Да ничего я не стесняюсь, у нас на физиономиях все написано.

- Что написано? Срам и похоть? Нет, не согласен. У тебя написана некоторая усталость и нежность, что в общем понятно и мне нравится, а у меня, думаю, написано чувство глубокого удовлетворения от хорошо проведенных выходных. И чего тут стесняться.

- Физиономист.  Все равно, давай лучше вдвоем. Поддерживать беседу просто нет сил.

- Хорошо, тогда поехали.

Но ехать никуда не пришлось. Поужинать решили в небольшом ресторане рядом с домом.  Ели, действительно, молча, изредка улыбаясь друг другу и поднимая бокалы. Они уже одевались, когда к ним подошел официант с букетом красных роз.

- Это Вам, - от протянул цветы Вере.

- Пусть они напоминают обо мне без меня..., - шепнул Андрей, помогая Вере надеть пальто. И поцеловал легкую прядь волос. 

 Вернувшись домой, поставив цветы воду и полюбовавшись бархатными лепестками, Вера загрустила и даже рассердилась на себя. Она поняла, что на самом деле ей хотелось, чтобы Андрей настоял на своем и отвез ее к себе. Но вот уж характер... Однако, думать долго уже просто не было сил.

Девичник

- Ой, Светочка, поздравляем, обнимаем, желаем! Желаем любви, красоты и жизни такой, чтобы мы все лопнули от зависти! - тарахтела Лялька в холле ресторана пока подруги снимали пальто и доставали подарки.

- Очень симпатичное место, я уже начинаю завидовать, - улыбнулась Лариса, прижалась к Светиному лицу щекой и прошептала, протягивая красивую коробочку.

Givenchi, как ты любишь. Для радости...

- А у нас, Светочка, сюрпрайс. Девочки, готовы?

Вера, Наташка и Лялька растянули баннер над дверью в зал: Летайте самолетами Аir Baltic.

- Наш подарок - два билета в Таллинн на выходные с открытой датой. Все включено. Шенген в порядке?

- Кавалера выбирай сама.

Света, розовая от волнения и поздравлений, выглядела гораздо моложе своих 40, которые подружки собрались отметить на этом девичнике.

- Спасибо, девочки, ой, ну зачем же так много, я так рада, что мы собрались.

- А уж мы-то как рады, Светуля, я два дня не ела, давай сажай нас, куда сумки и цветы складывать. Пусть нам твои красивые мальчики помогут.

Улыбающиеся официанты любезно собирали мешки и бумагу, цветы и шарфы, рассаживали гостей. Место, действительно, было симпатичное. Очень небольшой зал в темном дереве чуть под старину, бежево-зеленая драпировка на диванах и креслах. Уютно и элегантно, без золотых канделябров, завитушек и шариков. И в центре, рядом с метро.

Суету и первые разговоры прервала виновница торжества.

- Девочки, теперь мой сюрприз. Сегодня, вы не будете ничего заказывать. Сегодня я вас угощаю французским ужином, французским вином и французской музыкой!

- О-о-о, красиво звучит! А это что и как? И с чем?

- Ты небось сейчас лягушек нам выложишь, да? - Пробурчала Наташка. - А я голодная. Мне бы картошечки...

- Ой, а я люблю всякое такое, согласна на устриц и лягушек - Лялька облизнулась.

Все остальные молчали, но есть после работы хотели все.

- Девчонки, как я вас люблю! - Засмеялась Света. - Вот, так и знала, что картошки захотите, вернее это Саша сказал. И правильно! У нас будет французский деревенский ужин!   

И в этот момент заиграл французский аккордеон! 

Все было вкусно: деревенский суп с фасолью, курицей и белым вином прошел на ура! Вкуснейший омлет с картошкой, беконом и овощами насытил даже Наташку, а пирог с медом вызвал стоны восторга.

- Все, больше не могу,-прошептала Вера. До метро побежим бегом.

- Три раза: туда, обратно и опять туда, а на машине пусть Лялька едет, к ней не пристает...- простонала Лариска. - Обжорство - грех! Но почему об этом вспоминаешь, уже объевшись? На голодный желудок это и в голову не приходит...

- Нет, надо все спокойно переварить.  А бегом мы и так все время бегаем. Мы с Эйго, если без машины из дома выходим, я сразу начинаю трусить к трамвайной остановке, куда подходит трамвай. И на Эйго кричу, подгоняю. Он бежит, а потом, когда мы в трамвай заскакиваем, очень довольный оглядывается и тихонько меня спрашивает: “Это был последний, да? Мы успели...”

- Да уж, каждый раз несемся, как за последним, как в последний раз..., я на днях перчатку потеряла. И ведь всегда одна падает, нет бы уж обе потерять и хоть  кого-то порадовать...

- Так кидай все сразу, и сумку с кошельком. Вот и обрадуешь...

- Фу-у-у,  уж если я наелась, то всем хватило, - засмеялась Наташка. А потанцевать никак? А жаль... минуток так 20 потрястись, а потом можно было бы и повторить омлетик...

- Нет, не повторяется такое никогда! Спасибо, Света. За тебя!

- Свет, а ты очень хорошо выглядишь, свеженькая, из отпуска, где были?

- Наверное, это - “бабье лето”, скоро и мы все там окажемся... - Всхлипнула Лялька.

- Вот умеешь ты, подруга, приятное сказать. И вовремя. Климакс обсудим? - Лариска фыркнула на Ляльку. 

Но Света на удивление не обиделась, похоже и не заметила “прокол”. Она вдруг лукаво улыбнулась, подняла бокал и чуть смущаясь сказала:

- Девочки, а у меня с Сашей сейчас прямо медовый месяц. Я предлагаю тост за любовь!

Подруги застыли с открытыми ртами...

- Ура! - Первой опомнилась Наташка, и тряхнула золотыми кудрями. - Конечно, за любовь! Куда же от нее, заразы, денешься! Ой, вернее, как же без нее жить! 

Выпили.

- Светочка, - опять заныла Лялька, - расскажи хоть ты, что такое любовь...

- Да, да, Света....

- Вот, я вас и собрала поэтому, и Саша сказал...

- Что сказал Саша мы обсудим потом, ты давай про себя. Помог психолог? Нашла замок?

- Не знаю, Но Саша..., ну не только Саша, и я, мы..., ой, девочки, мы теперь даже целуемся как молодые...

- Это, как? Напомни, мы, наверное, подзабыли...

- Ну,... Долго, по-настоящему..., раньше только в щечку..,- Света смущенно возила вилкой по скатерти.

- А еще что вы делаете? - Спросила конкретная Лариска, видимо, теряя терпение. Вера и Наташка тихо тряслись от смеха, низко опустив головы.

- А еще, и не смейтесь, Саша нашел замок, он такое место нашел..., мне приятно, под волосами..., очень приятно, я просто млею, когда он так целует. А ему нравится... А я когда поняла, что ему нравится, если я не стесняюсь, то тоже... Вобщем, у нас, медовый месяц. Мы здесь недавно были, отметили нашу годовщину, а потом дома со свечами..., я даже рубашку сняла, вернее, я ее не успела надеть... - последние слова утонули в хохоте подружек и криках” Ура!”

- Ну вот, не прошло и двадцати лет, и все наладилось! За тебя и за Сашку! За вас! Молодцы! Второго родите?

- Но сначала в Таллинн слетайте!

- Теперь тебе и Клуни не нужен. Можете в Таллинн лететь вдвоем с Сашкой. Продолжать медовый месяц.

- Да, спасибо. - Светка совсем раскраснелась, обслуживающие официанты смотрели на нее с восхищением и с улыбкой ловили каждое ее слово.

- Вер, а ты тоже хорошо выглядишь, - спросила вдруг Лариса. - У тебя тоже медовый месяц?

Взгляд подруги показался Вере внимательным и даже жестким. Но выручила Лялька:

- Да просто отдохнула, да Вера? 

- Наверное, отдохнула,- и Вера вдруг улыбнулась, - хотя, почему бы и нет? Медовый месяц - это замечательно! Можно и повторить.

- Вам, конечно, - вздохнула Лялька, - а мы прилетели на Канары, и мой Владимир Михайлович говорит: “Все, Лялечка, теперь, ты путешествуй, а я буду отдыхать!”

- Так значит тебе дана полная свобода - действуй! Или это он себе назначил “медовый месяц”?

- Да он за 10 дней с террасы не сошел, в бассейне даже ноги не замочил. Зачем, говорит, есть же душ... Зато, я там познакомилась с массажистом и с садовником.

- Ни фига себе! За 10 дней два романа!

- Да какие романы. Садовник ходил за мной по территории с ножницами, принес мне в подарок календарик с мадонной и веер испанский, а массажисту я исправила объявление. Кто-то над ним пошутил и написал ему по-русски - “Мазжаж жопосницы” Я ему исправила, и он пригласил меня на бесплатный массаж...

- Так, вот отсюда, пожалуйста, не торопясь и подробнее. Девочки, у всех есть запить?...

- Ой, и смех, и грех, стыдно рассказывать, девчонки...

 -Да уж, облегчи душу...

- Пошла я на этот массаж. Днем, конечно. Легла на кушетку, все как обычно, чистенько, прохладно. Даже хорошо. Он спину гладит, спрашивает: “Муж есть?” Есть, - говорю. Он опять гладит. Не нахально, спокойно, приятно массирует спину, поясницу. Я расслабилась, почти задремала. А потом слышу, он все жалуется: “Ох, голова болит! Голова болит!” Я глаза открыла... Мама дорогая! А на нем ничего кроме презерватива и нет!!! Голый стоит передо мной!

На смех и стоны подруг выскочили любопытные официанты...

- Девочки, мы, наверное, себя неприлично ведем..., нам не принесут следующую бутылку вина...,- бормотала Света, вытирая салфеткой глаза.

- Пусть только попробуют не принесут... У них так голова заболит... - решительно заявила Лариска. - И чем же дело закончилось? Ты какую голову ему оторвала?

- Да нужна мне его голов. Я встала с кушетки, а простынку ему на член повесила. И ушла.

Под новый взрыв хохота принесли следующую бутылку вина.

Потихоньку успокоились. Выпили за массаж.

- Ой, я это Саше расскажу! - Вдруг радостно воскликнула Светка.

- Конечно, Света. Приятный вечер вам гарантирован, - И подружки опять в изнеможении повалились на диваны.

- Все, больше, пожалуйста, не надо делиться опытом.

- Хорошо, опытом не буду, это не мой опыт, но могу рассказать, что в некоторых африканских деревнях женщины вывешивают разноцветные тряпочки каждый раз после секса или обвязывают ими ветки кустарника рядом с домом. Это показывает силу мужчины и любовь женщины и является гордостью семьи.

- Ух ты! Красиво, наверное. Надо дома фикус украсить..., Света, возьми на вооружение.  - Подруги опять засмеялись.

- Да, у кого-то красиво? А мне с Владимиром Михайловичем надо просто белый флаг вывесить.- Лялька выразительно всхлипнула.

- Да брось ты жаловаться, у тебя отличный мужик. Не ворчит, деньги не считает и в командировки ездит. О таком только мечтают!

- Вот и я мечтала, пока замуж не вышла.

- Не ной. У него ответственная работа, он устает. Надо было взять машину в прокате и катала бы его по Канарам. Мы так за несколько раз все побережье объездили. И северный берег, и юг. Очень интересно.

- А я хочу своих на Бали зимой отправить. Мне сказали, что если здесь сдать квартиру однокомнатную туристам дней на десять, то вполне хватит и на перелет, и на жизнь. Представляете, там павлины по улицам гуляют и мартышки на окнах сидят..., а море какое! Мне кажется, они не очень ладят последнее время, вдруг поможет.

- Да ты с ума сошла, Вера! Павлинов и у нас летом в парках полно. А крокодилы там по улицам не ползают? Море, конечно, классное, но так далеко... Лететь-то целый день и обратно целый день, уже два дня выпало, потом, пока аклиматизация... Туда стоит надолго лететь... А, кроме того, ты потом будешь неделю квартиру после туристов отмывать... И почему это должно помочь? Если у ребят все так и не наладится? Что ты хочешь, это же первая любовь...

- Все, конечно, может быть, но помечтать-то можно. Не могу же я так и сказать Ленке в лицо... про первую любовь... Помните, как мы пели Вертинского:

“В бананово лимонном Сингапуре... “

- Ой, Наташа, а как у вас с Эйго дела? Будете клинику открывать?

- Слушайте, это такая морока! Даже не знаю... Безнадега, по-моему. Куда бы мы не пришли, все делают задумчивое лицо и ничего не обещают. Не отказывают, но и не обещают.

- Понятно, надо все проплачивать, иначе и с места не сдвинется. Надо спонсора искать.

- Да есть спонсор. И деньги есть. Крыша нужна. Чтобы проплатить и договориться. Но это непросто. Предложений много и конкуренты.

- Ты смотри, осторожнее. Может быть, и правда, в Африке проще... Ничего себе... Ты бы посоветовалась, ну, хотя бы с Макаровым, он давно в бизнесе.

- Но у него же не свой бизнес. Он -просто нанятое лицо, руководитель группы. Надо искать настоящего бизнесмена.

- Все равно, он знает ситуацию.

- Знает, конечно, поэтому и не хочет туда лезть. Сколько там владельцев сменилось, жуть. Вера, а у вас в банке могут что-то посоветовать?

- Можно спросить. Есть специалисты, которые курируют медицину. Но хорошо бы знать, о чем спрашивать. Наташа, нужна информация о вашем проекте. Коротко и конкретно, я помогу написать, если надо. Хорошо?

- Давайте подождем, мы уже запустили несколько вариантов поддержки. Не стоит всех сразу ставить на голову. Но спасибо, если понадобиться помощь, я позвоню.

- Давай. За успех вашего дела! И, наверное, пора заканчивать.

- Спасибо, Светочка, так здорово получилось! Отдохнули, наелись, а уж насмеялись...

- Давайте, на ход ноги!!! За нас, любимых! И за тряпочки на фикусах! Девочки, не теряемся, звоним и встречаемся. А до метро - бегом!

 Что делать? 

Андрей не звонил. Сначала из принципа и любопытства, потом от обиды и раздражения, потом закрутился в работе, конец года, как всегда, был завален всевозможными бумагами. Несколько раз по вечерам заходила Ирина с какими-то незначительными документами. Они ласково переглядывались, она оборачивалась в дверях, но Андрей вынимал телефон и делал озабоченное лицо. Ирина не лезла с настойчивыми вопросами. Она была хорошим юристом и умной женщиной.

Вера не звонила сначала из гордости, потом от страха перед самой собой, потом опять из гордости. А потом взяла и позвонила. Но телефон не ответил. 

- Ну и пусть!

 Вечером раздался звонок в дверь. Вера красила кухню в домашнем костюме с розовым Микки Маусом, который ей подарили на 8 марта дочь и Виктор.

В дверях стоял Андрей. Руки в карманах пальто.

- Привет. Что ты делаешь?;

- Привет. Крашу кухню.

- Зачем?

- Ну, ты же дом сам построил, знаешь, зачем надо красить иногда кухню. А ты потрахаться приехал? Нет, не получится...- и Вера помахала кисточкой в воздухе. 

 Она и сама не поняла, как у нее выскочили эти слова. Но что-то злое и обидное накатило, глядя на этого элегантного красивого павлина. Андрей такой встречи, наверное, не ожидал, однако, быстро пришел в себя.
- Верочка Александровна, Вы ли это?  Я даже не думал, что Вы знаете такие слова!  - Он быстро вошел в квартиру. - Закрывай скорее дверь, а то соседи услышат. Вот как вредно женщинам красить кухню. 
Андрей обнял Веру и заглянул в лицо.
- Устала? Обиделась? Я плохо себя веду? – Он разжал руки - Все, я пошел за цветами. Какие ты любишь? А шампанское? Полусладкое? Сейчас исправлюсь. Приду как настоящий старпом. А ты надень кружевную рубашку. Или старпомы сразу не трахаются? Пойдем на «Жизель»? Но хорошо бы сначала поесть... 

- Вера засмеялась, но сразу же опять нахмурилась

- Оставь старпомов в покое. Это мечта любой женщины.

- Я знаю. Вот и пытаюсь соответствовать. Так какое шампанское брать?

- Я люблю брют. Только хороший брют, лучше испанский. 

- Да что ты? Уже полегчало... Все-таки, есть у нас что-то общее. А что с котлетками? Или кухню ты специально вывела из строя. Террористка! А знаешь, как я скучал? – Андрей поцеловал и взял в рот мочку Вериного уха – вот тут, и вот тут, и вот здесь, а вот там - совсем соскучился – он скользил губами от шеи вниз.

- Подожди, стой, нет уж, иди за шампанским..., перестань, я сейчас упаду...- смеялась и шептала Вера.

-Так что мы будем делать: идти, стоять или падать?...

В комнате пахло хризантемами. Их свежий, морозный запах очень любила Вера. Большой букет белых лохматых цветов стоял на столе, а под ним лежали яблоки. Любимый штрифель.

- А как ты про яблоки догадался?

- Я их сам люблю. Такие бело-розовые. Как ты сейчас. В известке, но теплая и вкусная.

- Так надо звонить. И вовремя приходить.  А ты как пистолет Макаров. Внезапно...

- Да, и точно в цель! Ты же сама мне сказала, что привыкла быть одна. И я старался не мешать. Это было непросто. Я ждал твоего звонка. Целых пять дней.

- Не знаю... Я, наверное, это представляла себе иначе, я же всю жизнь, на самом деле,  не одна, в семье, и все время о ком-то думаю,  и о тебе все время думала,  даже устала.  Целых пять дней. 

- А позвонить? Или, девочки мальчикам первые не звонят?

- Да. Я так не умею. Совсем. 

- Хорошо, я запомню. И закроем эту тему. Я на досуге от тоски Камасутру полистал, хочешь, поделюсь впечатлениями?  Есть интересные и, кстати, полезные вещи. Про массаж, например. Нам сейчас это о-очень подойдет. Ты устала красить свою кухню, а я устал сидеть за столом. И обоим необходим массаж внешний и внутренний. С какого начнем?  Я предлагаю совместить. Иди сюда... Вот так...
Андрей запустил руку в золотистые волосы и нежно провел пальцем по губам Веры, обвел брови, коснулся глаз: неяркое усталое лицо, бледная кожа, красивые руки  без маникюра. Лицо хорошее, брови, нос, только краски бы добавить...
Вера вдруг улыбнулась:
- Правильно, мой отец так и говорил мне по воскресеньям за завтраком: “Вера, нарисуй, пожалуйста, выражение на лице.”
- Как ты угадала мои мысли?
-Ну что же здесь сложного, - засмеялась Вера, - я же вижу себя в зеркале. Она чуть приподнялась, поцеловала Андрея и  опять закрыла глаза.
-  Странно, что со мной? Почему я здесь и с ней? Почему я весь день сегодня думал о том, что я сюда приду? Почему мне нравится эта женщина? Ну как может нравится этот серый костюм с Маусом, эти кисточки и тапки в шпаклевке... Но почему я здесь, и не собираюсь уходить? Почему мне здесь хорошо? Ирина красивее, элегантнее, шикарнее даже. Тело, ноги, волосы, о-о-о. Что о-о-о? И не только Ирина. Красивых женщин много, и много очень красивых.

 Андрею нравилось появляться с красивой женщиной, ловить восхищенные и завистливые взгляды мужчин, а часто и женщин. Он хотел и любил тратить деньги на их украшения и наряды. Ему нравилось наблюдать, как его счастливая избранница весело копается в косметике или тряпках. Он садился в кресло, ему приносили кофе, и Андрей чувствовал себя меценатом. И это тоже нравилось.

Но почему сейчас он здесь? Очередная история про Золушку с добрый сердцем, у которой ладошки в краске, а волосы в известке? И которая станет красивее всех, если ее отмыть и нарядить? Глупости. Меньше всего Вера похожа на Золушку, это совсем не ее роль, да и Андрею не нужна здесь роль принца. Зарабатывает она, наверняка, не меньше его, и себя в обиду не даст...  Тогда, почему?

 Потому что с ней интересно разговаривать? Ну, поговорили и кати домой. А ты здесь. И хочешь ее, хочешь опять целовать эту бледную шею и чуть поникшую нежную грудь, которая так уютно помещается в ладонь и тут же отзывается на ласку.... Это, конечно, нравится. И что-то напоминает... 

 Да Бог его знает, что. Не надо голову ломать. Она - зрелая, умная женщина, которая заставляет тебя мыслить и чувствовать иначе. Почему нет? -  Андрей даже улыбнулся своей удачной мысли. - Нет, что-то еще..., наверное. запах, этот теплый запах ...  Да, именно запах, он что-то напоминает.  Андрей наклонился, прижался, вдохнул и ... вспомнил.

Муксусный запах тела женщины. Эти слова он впервые прочитал у Маркеса лет в четырнадцать. Маркеса ему дал школьный приятель, тоже озабоченный сексуальной темой.  Там, у Маркеса, все женщины так пахли, и это, как понял Андрей, было очень сексуально. 

Но это была только теория.  Свой сексуальный опыт он начал в пятнадцать лет, в Крыму, с хозяйской дочкой. Родители сняли веранду у моря на 2 недели, и хозяйская дочь в первый же день, когда родители ушли регистрироваться, затащила его в какую-то мазанку на раскладушку. Там, на этой жесткой раскладушке они довольно долго беспомощно пихались и потели. Андрей плохо понимал, что надо делать, но более опытная рука хозяйской дочери направила его член в нужное место, и произошел взрыв! Андрею показалось, что весь мир вместе с мазанкой и раскладушкой полетел к чертовой матери. Хозяйская дочка быстренько убежала по делам, а он лежал совершенно ошеломленный, опустошенный, весь мокрый и липкий, растерянный и раздавленный ощущениями и фактом случившегося. Кое - как отмывшись, он все равно долго боялся попасться родителям на глаза, ему казалось, что у него на лбу написано, что случилось, и он залез на крышу сарая, усыпанную дикими абрикосами, местные их называли жерделы. Сидел там и ел, ел эти жерделы. А потом несколько дней не мог отойти далеко от туалета. Ни о каком контакте с хозяйской дочкой и думать было невозможно, Андрей не мог даже чихнуть. Дочка слегка подостыла к концу отпуска, но все же облагодетельствовала Андрея еще пару раз. И вот тогда он и почувствовал этот запах, о котором так много думал и мечтал. Запах теплого, разогретого женского тела. Для этого надо уткнуться в ложбинку между грудей, втянуть носом этот дивный аромат, а потом спускаться по этой ложбинке вниз, вниз, вниз..

- Как ты хорошо пахнешь.

- Да? Чем?

- Телом, живым телом. Это самый прекрасный запах.

- А знаешь, как замечательно пахнет маленький ребенок?

- Нет, не знаю.

- Ой, пахнет чудесно. Головка, шейка, а попа!...- Вера счастливо рассмеялась.

- В твоей жизни ребенок, похоже, занимает больше места, чем мужчина. А знаешь, я бы тоже, пожалуй, хотел ребенка. Но только ребенка, без жены. Жениться я не хочу, а ребенка хочу. Я помню, как здорово было с отцом и скучаю по нему. Я был бы хорошим отцом.

- Почему ты так думаешь? И как ты себе это представляешь?

- Не знаю. Но я не люблю женщин, расхристанных, кормящих, расплывшихся и злых на весь белый свет. В халате. У нас мама вдруг стала такой после рождения сестры. И потом это не прошло. В халате, в каких-то жутких носках. Говорила, что у нее ноги мерзнут. Отец с ней ссорился. Я даже думаю, что, если бы не авария, он ушел бы от нее. На кладбище была незнакомая женщина. 

- А ты себя представляешь в таком халате в васильках? Или ты себе представляешь ребенка тоже как женщину для удовольствия. Насладился, потом вызвал такси и отправил домой. Или, если надоело общаться в сети, нажал на кнопку компьютера и выключил экран. 

- Да. В васильках я очень даже неплох.

- Неплох. Но я хочу тебя предупредить дорогой, что после бессонной ночи с ребенком на руках, у которого болит живот или режутся зубы или просто ему что-то неможется, и он хочет тебе это сказать, ты будешь выглядеть несколько иначе. И твой гордый член повиснет грустной тряпочкой, а, скорее всего, ты про него совсем забудешь. И будешь рад отрыжке, пуку, каку и уснешь с немытыми руками, присев на кровать...

- Вера, ну зачем ты делаешь из меня идиота и говоришь банальные нравоучения. Конечно, понятно, что все очень непросто, но многие женщины после рождения ребенка превращаются только в матерей и перестают быть женами и женщинами. Мне это не нравится, да это ни одному мужчине не понравится. Поэтому, не убивай мечту. Хочу сына. Сашку. – Андрей улыбнулся.

Но Вера была серьезна:

- Знаешь, я не люблю разговаривать с человеком, который не знаком с предметом разговора. С теоретиками. Даже в шутку. Я столько наслушалась в своей жизни! «Ах, как Вы могли! Ах, почему Вы не смогли! Ах, как это можно, ах, так нельзя!» Сидят на диване эти теоретики, глядя в телевизор, судят и обличают. А я знаю по себе, какие мысли в голове, когда ты в одиннадцатый раз за ночь подходишь накрыть ребенка или на зов мамы к кровати. С ребенком даже проще, он тоже боится, но ты знаешь, что это пройдет, и ты можешь помочь. А маме я ничем не могла помочь. И когда ты знаешь, что ей после лекарства не больно, а тебе через три часа вставать на работу..., невольно лезут мысли об эгоизме...  А ей просто страшно умирать. Она не хочет умирать..., и плачет, и зовет тебя, а ты ничего не можешь сделать. И ты тоже плачешь от бессилия и не можешь ей этого показать. Она боится умереть одна. И я боялась, что она умрет одна. Так умер мой отец. Неожиданно, никто и не знал, он пытался дозвониться, но мобильников тогда не было... И я иногда с ужасом думаю о его последних мыслях...

-Ша, ша, ша... - Андрей обнял Веру. - Я знаю, что это такое..., такие мысли... Как мне сказал один человек: «Живой всегда виноват перед мертвым».  Знаешь, у нас родители погибли внезапно, случайно, хотя, наверное, каждого ждет свой случай.  Авария. Все очень обычно. Ехали поздно с дачи, скорость, дорога с подъемом, а на подъеме - куча гравия. Удар о днище, полетели вниз, там деревья...  Нам позвонили из полиции. Опознавали по одежде, в основном...

– Это, наверное, страшно...

- А никаких чувств не было, совсем. Даже на похоронах, гробы были закрыты, и какой-то вакуум в голове. И только потом, дома, вдруг, войдя в ванную комнату, я увидел на веревке постиранное еще мамой елье. Рубашку отца, смешные трусы в горошек, какие-то мамины мелочи. Кто-то сказал: «Надо собрать и сложить в коробку». И тут до меня дошло, вернее, в первый раз дошло, что все, их нет и не будет..., они не приедут с дачи, не позвонят, не будут ворчать или жаловаться друг на друга..., их больше нет! Совсем...   Я снял рубашку, да так и просидел на полу с рубашкой в руках, пока меня не вывели...Потом это повторялось и каждый раз неожиданно, часто в мелочах. Особенно на даче: то удочка в углу, то мамины тапки, то старый фотоаппарат «Зенит», - и каждый раз это как ножом... Не только у меня, конечно. Слава Богу, дачу продала сестра. А потом просто тоска накатила, я очень скучал по отцу, и сейчас скучаю. Мама меня не любила, вернее, любила, конечно, но не так, как Валерку и Свету. Валера был для нее все. И первенец, и укор, как бы вина какая-то ее, в том, что он такой родился. А я был здоровый и обыкновенный. И был почему-то в этом виноват... А отец нас не разделял, везде мы были вместе. Так что эту боль, я знаю хорошо. Просто выпендриваюсь с твоими васильками.

Вера улыбнулась:
- Это точно. А зачем?

- Что зачем?

- Выпендриваешься зачем? Ты или стальной, как пистолет, о тебе так говорят, или все время шутишь и выпендриваешься. Ты же взрослый, умный, успешный, красивый. Ты все время шутишь, но как будто все время мне что-то доказываешь. Или самому себе. Или прячешь. Тебе разве не устраивает все, что ты имеешь? Весь мир у твоих ног.

- У каких ног, Вера?.. И... зачем?  Вот ты меня как-то спросила, почему я не говорю слово “любимый” или “любимая”, будто боюсь. А ведь, наверное, боюсь. Я маленьким слышал, как мама много раз так называла Валеру: сынок, любимый... а меня - никогда. Только Андрюша. Помоги, Андрюша, сделай. Хвалила, конечно, и любила, конечно, но любимыми были Валера и Света. И я себя убедил. что это и необязательно. Так что и у меня есть секрет из детства.

Знаешь, это же по молодости ты мечтаешь сам покорить, обладать и получить как можно больше. Сам.  А постарше оказывается, что весь мир совсем не нужен, не интересен, и ты ему не интересен. Нужно что-то совсем другое, но как это найти? Весь мир состоит из миллиардов конкретных судеб и маленьких историй.  И это все складывается как пазлы. Где-то рассыпалось, и все поехало. Бывает, что и не заметно, но поехало. Из-за одного слова. Где правильно? Где неправильно?

Нас с Ларисой хотели поженить родители. Нарисовали нам блестящие ученые карьеры и обеспеченное будущее, талантливых детей. Но, сначала я все испортил своей тягой к свободе, а потом, когда меня на поводке привели обратно, уже и у Ларисы хватило ума понять, что покоя ей не будет, а значит, карьеры и обеспеченности со мной не будет. И она меня отшила. Я удивился, и был даже настойчив, но... ничего не получилось, она выбрала Женьку.

- Да она до сих пор по тебе сохнет, – подумала Вера, но сказала только, - Мне кажется, она и сейчас держит тебя в поле зрения. Правда, она всех держит в поле зрения, - засмеялась Вера. – Натура такая.

- Да, я от нее узнал, что тебе нравятся мужчины старше. И твой муж был практически в два раза старше тебя. Правда?

- Да, в два с половиной, это был друг моих родителей. 

- И как они к этому отнеслись?

- Тяжело. Как к измене, причем, грязной и подлой. С обеих сторон.

- А ты как?

- А я, Андрей, была счастлива. Это были лучшие годы моей жизни. И я убила бы любого, да и сейчас могу, кто бы мне помешал так жить тогда и так думать теперь.

- Ничего себе! Ну, мужчину я, может быть, понимаю, молоденькая, хорошенькая... А ты?

- Прекрати! Не стоит говорить опять о том, о чем ты, похоже, представления не имеешь. Это нельзя объяснить никакой логикой, это нельзя запретить никакой моралью. Этому нельзя научить или воспитать. Это – химия, состав крови, воздух, которым дышишь. Ты же сам хорошо сказал, что это – дар Божий.

- Значит, тебе так повезло? Или не повезло?

- Слава умер через 10 лет. Но это были самые счастливые 10 лет в моей жизни.

- И теперь все, что ты сравниваешь, проигрывает. А что для тебя главное в мужчине? Мне интересно.

- А я не сравниваю. Зачем? Ничего не повторяется, никто не может занять его место, у каждого человека место свое, поэтому ничего не повторяется. Но, умирая, он сказал последние слова: «Живи, девочка». Вот я и живу. Как умею, конечно, вернее, как получается. Сначала с Леной, теперь дочь выросла... А главное в мужчине? Сначала, конечно, чисто зрительные впечатления обаяние, симпатия, взаимопонимание, “химия”, как теперь это называют, без этого никак. Не смотри на меня так. С этим у тебя все в порядке. Обаять ты умеешь.

-А потом? Секс? - Андрей с интересом следил за лицом Веры. Ему хотелось понять и угадать ее ответ.

-Ну, с этим у тебя тоже все неплохо. Правда? - Вера улыбнулась.
- Неплохо? На троечку? Тогда пора проверить,- нахмурился Андрей и положил руку Вере на грудь. - И как? Что ты чувствуешь? Ты уже вся горишь от страсти?
Вера засмеялась,- Сейчас я тебя разочарую. Знаешь, я вряд ли могу похвастаться опытом, но мне кажется, что главное для меня в мужчине, пожалуй, - обаяние интеллекта. Я ведь рано вышла замуж, совсем девчонкой, и рядом со мной был сильный самостоятельный, умный человек. И отец у меня был таким, и потом я работала часто с людьми постарше, особенно с мужчинами, мне всегда было легче с ними работать, чем с женщинами. Мне, вообще, по жизни везет на людей. Умных и интересных. Поэтому, да, - ум, умение и желание думать. И понимать. Знаешь, когда человек думает, размышляет, ему легче допустить и другую точку зрения, принять ее. И, конечно, чувство юмора. Такая внутренняя сила.  Умение за шуткой спрятать боль, за шуткой многое можно спрятать, и это указывает на силу, ну а женщине, наверное, всегда нравится сила, она нуждается в защитнике. Я не имею ввиду физическую силу, хотя это тоже неплохо, но важнее надежность.
- И что, были проколы? 

Я не очень люблю просить, но иногда приходится. И как-то ночью попросила друга приехать. Дочь температурила, был жуткий шторм, просто страшно... Но он сказал, что деревья падают, и на улицу выезжать опасно. Правда, обещал перезвонить...

-Перезвонил?

-Нет. Обошлось Спасибо шторму, он все расставила по местам...

-Ты не простила?

- Знаешь, я даже не обиделась, просто приняла это к сведению, – улыбнулась Вера.

- А измену? Ты прощала измену?

- Ну, знаешь, у тебя допрос с пристрастием, - засмеялась Вера, но задумалась... - Противно, конечно, но мне кажется, что дело ведь не в постели, вернее, не только в постели...

- Правильно. Предают не в постели. Где Иуда поцеловал Христа? За столом...

- Измена и предательство - это разные вещи. И согласна, предают не в постели.  Изменяет тело, а предает голова.  Как Лариса хорошо недавно сказала, что мужчину надо держать на коротком поводке, а то он вильнет налево просто из любопытства.

Андрей засмеялся. - Лариса знает, что говорит..

- Я, наверное, не буду шарить по карманам, искать заначку или записки, и дело тут совсем не в моральных принципах, я просто и не подумаю про это. А если буду так думать, то жить вместе уже не смогу. Я помню скандал дома, когда после отпуска в каком-то санатории мама нашла у отца в кармане пиджака чужое письмо. Я на всю жизнь запомнила лицо отца: стыд, гнев и брезгливость. И решила, что в моей жизни такой сцены не будет. Я и ссоры очень плохо переношу, мне проще отдать, чем скандалить.

- Готова все отдать и все забыть? Ты же сама только что сказала, что готова убить.
- Значит, не все...,  и потом, наверное, проще отдать, чем забыть...  Понимаешь, память ведь не случайно хранит нашу боль.
- Конечно, это – сигнал опасности. Ребенок помнит, что огонь жжет, вода мочит, а этот человек делает больно...
- Правильно, и при повторе автоматически включается красная лампочка памяти. Поэтому, как это можно забыть? Можно отодвинуть, можно себя уговорить и можно простить. Именно простить. Тогда, когда что-то другое: любовь, долг, какие-то обстоятельства выше, важнее. И в каждом человеке все это по-разному... Ну, ты из меня все вытряхнул..., пойдем поедим, а? У меня венегрет в холодильнике.

Нет, в твою кухню я не пойду. Потом надо будет отмываться. Или опять соседку встречу. Давай закажем еду. У меня есть телефон. Тебе мясо, рыбу?

Андрей быстро позвонил и сделал заказ. Как-то очень привычно, и это не понравилось Вере, даже зарапнуло, как ревность. Было в это действиях что-то традиционное, уверенное...

- А разве ты заказываешь еду? Тебе твоя домоправительница не готовит?

- Ну, она же не всегда у меня, не каждый день. В холодильнике всегда что-то есть, но  ситуации бывают разные.

Андрей посмотрел на Веру и понял, что сказал глупость. Но промолчал, улыбнулся и бодро сменил тему:

- А завтра мы поедем покупать подарки.

- Какие подарки? В тебе опять старпом проснулся?

- Перестань. Старпом ушел в дальнее плавание. Как какие подарки? Скоро же Новый год, да и вообще, я хочу купить тебе подарок. Можно? Или ты не свободна и должна подумать и докрасить кухню?  Объясни мне, пожалуйста, умная Вера, что значит «быть женщиной»? Для тебя. Я вот понимаю, что это значит, любить ухаживания, кокетничать, любить украшения, хотеть нравиться и следить за собой. А ты ходишь в этом жутком дурацком костюме с маусом и красишь кухню...

Вера задумалась. Потом улыбнулась.

- Наверное, каждая женщина хочет быть женщиной. И чтобы рядом был мужчина. Для меня важно думать о нем, заходить в отделы мужской одежды и покупать мужские рубашки. Сердиться на него, может быть, даже ревновать. Быть причастной к жизни  мужчины. Но все это, наверное, надо и мужчине, когда он думает о женщине.

- Про рубашки это интересно. Давай прогуляемся по магазинам. Я тоже люблю покупать подарки. А как же украшения, наряды, желание нравиться, возбуждать?  Это же есть в женщине?

- Конечно. Но подарки, это – моменты, флер... Это не суть моих отношений с мужчиной,  да и с любым человеком вообще.  Я не очень эмоциональна в таких вещах, мне даже в детстве мама говорила, что я не реагирую на подарки. Это еще и потому, что подарками она часто пыталась загладить вину, и обижалась на мое равнодушие. Я ненавидела эти подарки.  Но, вообще, это, конечно, приятно. Хотя, я достаточно спокойно отношусь и к одежде, и к украшениям. Положу в шкаф и забуду. - Вера грустно улыбнулась. - И это неправильно.

 - Хорошо. Я знаю, что ты серьезный специалист, но есть у тебя романтические желания? - Андрей улыбнулся. - О чем ты мечтаешь или мечтала?

Вера вдруг рассмеялась и весело сказала:

- Ой, знаешь, я мечтала прокатиться в свадебной машине с кольцами! В платье и фате. Очень хотелось в 18 лет!

- И что, не получилось?

- Нет, у нас не было такой свадьбы. А мечта осталась. Вот такая женская глупая мечта. Поэтому, и у специалиста все именно так, как ты понимаешь...- Вера опять грустно улыбнулась.

- Тогда, можно и повторить.

- А ты знаешь, никто не предлагает. Ты же вот сколько раз повторил, что жениться не хочешь. А так просто в машине не прокатишься.

- За деньги сейчас можно и на танке прокатиться.

- За деньги, конечно. Но хочется-то по любви, по-настоящему. И Вера вдруг смутилась, ей показалось, что она что-то просит у Андрея. А он как будто ответил:

- Почему вы все хотите замуж обязательно. Свобода же лучше!

- Свобода? От чего? Или от кого? Чисто теоретически, конечно. Но если ты любишь, или, даже как ты это называешь, влюблен, то ты уже не свободен. Тебе, извини, на фиг не нужна твоя свобода! Ты вот ждал пять дней моего звонка? И я ждала. И вся свобода куда-то испарилась...   Люди, конечно, разные, но к свободе готовы совсем не все.

- Подожди, подожди, а как же кошка, которая гуляет сама по себе? 

Вера подняла лицо и поцеловала Андрея.

 – Теперь понятно, что ты был хоть и нахалом, но троечником. Мы же еще в школе учили, что кошка – домашнее животное.  А свобода, это ведь внутреннее состояние. Ты можешь быть очень занят, но ты свободен, если делаешь то, что любишь или для того, кого любишь. Разве у тебя не было так в жизни?

- Не знаю. Я как-то не вмешиваю женщину в свою ежедневную жизнь. Оставляю на праздники. Стараюсь, во всяком случае. Вы сразу начинаете командовать, ставить условия, определять границы. А я этого не люблю.

- А что ты любишь? Ты ведь даже этого слова боишься и стараешься его не произносить.

- Вот-вот, ты уже все заметила и делаешь выводы. Не надо. Но мне нравится, что ты не притворяешься?

- А зачем?  – Засмеялась Вера.

- Да как же, Вера... Александровна? Репутация Ваша – в пыль. Хорошо, что ты не учительница начальных классов, родители бы выстроились забирать детей, спасать от разврата.

- А вот этого я точно не боюсь. - Знаешь, я уже не в том возрасте и уже давно не в том возрасте, чтобы серьезно реагировать на общественное мнение. Кажется, Бальзак сказал, что общественное мнение – самая развратная из всех проституток. А это было сказано давно, так что истина проверена временем. – Вера усмехнулась. - С мнениями даже у меня у самой сложно. Я самой себе не очень-то верю...  Подумаю правильно, а сделаю наоборот!  А уж другим. В каждом человеке намешано и плюсов и минусов, и дерьма и золота. Вот сегодня ты честный и добрый, а завтра возьмут твою дочку или внучку за волосы, и согласишься ты, что все твои соседи – китайские шпионы, а друзья – английские. И сам ты - тройной агент.

- Ну зачем так драматично с дочкой или внучкой? Достаточно зарплату уменьшить, и голова сразу же поменяет минус на плюс, или плюс на минус.  Как нас учили: материя определяет сознание. Видишь, я еще что-то помню из школы.

Привезли еду. Это, действительно, оказалось быстро и вкусно. 

- Зачем ты тратишь время на венергет? Мне кажется, так проще?

- Не знаю, наверное, я привыкла. Привыкла жить с семьей и тратить время на еду, уборку и на кого-то. Вить гнездо – это ведь женская роль.

- Почему, женская? Гнезда вьют вместе, вдвоем. Иначе, это не гнездо, а убежище. Наверное, как у меня. Мой дом - моя крепость, - так ведь говорят?

- Но ты же доволен? Тебе нравится твой дом. Ты им гордишься, и правильно. Дом у тебя очень красивый. И построен он для себя.

- Да, правильно, я его для себя и строил. Но, знаешь я уже несколько дней думаю, почему я здесь.

- Со мной?

- Почему с тобой, мне понятно - Андрей поцеловал Верину шею. - Но, знаешь, мне хорошо здесь, в этой квартире. Я в прошлый раз вернулся, и долго не мог найти себе места в доме, выходил на улицу, спускался, поднимался..., было как-то неуютно, чего-то не хватало. Даже пожалел, что не привез тебя силой..., - Андрей опять поцеловал Веру и прижал к себе.

Вера подумала, что и она грустила в тот вечер и жалела, что не поехала с Андреем. Похоже, что настроены они были на одну волну, и совсем не пресытились друг другом. 

- Не знаю, мы так долго были вместе, а знаешь,- улыбнулась вдруг она, - может быть, это детство в тебе аукнулось?  Здесь мы много вспоминали, смеялись, дурачились, вот и растормашили воспоминания. 

-Да, почти двое суток беззаботной жизни с шоколадом и котлетами, - засмеялся и Андрей.

-А еще ты сказал, что эта квартира напоминает квартиру твоих родителей. Это тоже из детства. Может быть, ты рядом с таким ... необычным братом рано стал за старшего, как ты рассказывал: Андрюша, помоги, Андрюша, сделай... ,- вот и скучаешь по детству..

- Ух ты, как складно, настоящий специалист. Ума палата!

- Да это не ум, Андрей. Это, наверное, опыт, цена, увы, той нулевой отметки, о которой ты говорил у костра.   

- А ты, оказывается, меня очень внимательно слушала, а я тебя даже приревновал к Наташкиному принцу, ты сидела к нему прислонившись с закрытыми глазами.

- Ну, слушают же не глазами. – Вера опять поцеловала Андрея в уголок губ. 

- Да,  и знаешь, что-то я опять заскучал.. вот по этому маленькому  ушку, и по родимому пятнышку очень,  и еще есть одно место..., сейчас-сейчас..., вот, здесь я совсем как дома... Тебе хорошо?...   

Через два дня Андрей заехал за Верой в банк и повез «за подарками». Вера чувствовала, что не хочет ехать в магазин, что ей совсем не надо ехать... Она понимала, что это опять какой-то ритуал, привычный для Андрея, и не хотела становиться его частью. Ей даже как-то нездоровилось и совсем не хотелось.Но, поехали...   
Они шли по галлерее Гостинного Двора. Вера давно здесь не была. По ценам этот магазин превратился для нее почти в музей, и видимо не только для нее, т.к. посетителей было немного.

- Что ты хочешь?

- Не знаю.

- Как это? Ну что тебе надо? Тебе же надо что-нибудь?

- Мне надо пальто.

- Пальто? – Андрей слегка удивился. -  Хорошо, пойдем покупать тебе пальто.

Но пока они искали женские пальто, им попался отдел мужской одежды.

- Ой, смотри, иди сюда. Почему ты все время в костюмах. Это же очень молодит. 

Вера схватила какой-то свитер, безрукавку, еще что-то.

- Давай, меряй!

Андрей нехотя пошел в примерочную, надел одежду на себя, вышел и по лицу молоденькой продавщицы понял, как он выглядит. Улыбалась и Вера. Андрей посмотрел в зеркало и увидел симпатичного парня из компании своей молодости. Разве что одежда на нем была подороже. Все сидело отлично.

- Вот, так и иди. А этот официоз оставь для работы.

Расплатились. Пошли. Из каждого зеркала на Андрея смотрел веселый попсовый студент в приличном прикиде.

У Веры зазвонил телефон:

-Мама, он меня, бросил! Он все бросил: меня, институт, он сказал, что все это фуфло..., надо жить свободно. Мама, что мне делать?..  Надо его найти. Я пойду искать.
- Подожди, подожди, куда ты пойдешь?
- Не знаю, куда, – Лена заплакала.
- Подожди, я сейчас приеду.
- Андрей, извини, у меня, кажется, беда.

-Что случилось?

- Дочь плачет. Поссорились. Мне надо подъехать.

- Поссорились? Сколько лет твоей дочери? Она же взрослая. Позвони. Мы же не нашли тебе пальто. Нет,иди сюда, смотри!

Андрей подвел Веру к прилавку с украшениями. - Выбирай, что тебе нравится?

Вера смотрела на это море блеска. Было много красивых вещей. Много очень красивых. Андрей с интересом и не без удовольствия следим за ее выбором.

- Здравствуйте. У нас есть новинки. Сейчас покажу. - Любезная продавщица, заговорила про тренды и фирмы. И Вера поняла, что Андрею не впервой покупать тут украшения, может быть, даже у этой продавщицы.

- Пойдем, мне ничего не надо. 

- Почему не надо? Как это, не надо? Женщине нужны украшения! Подожди. Смотри, какое кольцо. И серьги. Тебе пойдет. Мы возьмем.

- Андрей, не сейчас! Ну и как я объясню дочери появление такого дорогого подарка?

- А зачем объяснять? Она что, сама не поймет?

- Не знаю, мне кажется, что у нас не те отношения, чтобы делать такие подарки.

 На Андрея дохнуло холодом.

- Понятно. Постель, еще не повод для знакомства, правильно? - И он сжал в руке кредитку.

- Да, знаешь, наверное, мне пора. Извини. -  Вера вдруг резко повернулась и скрылась в дверях входа в метро.

- Вера!

Вера бежала вниз по ступенькам, бежала по платформе, потом по вагону и, наконец - села отдышаться.  Вагон несся в темноте. Откуда-то из глубины души поднималась такая же ледяная темнота и ужас, как в детстве. Опять!  И очень четкий, тоже ледяной голос: «Все кончено...» . 

Никогда потом Вера не могла ответить: почему?

Андрей стоял у прилавка с кредиткой в руке. Хорошо натренированная продавщица изо всех сил делала вид, что ее это не касается, но дорогую вещь хотелось продать.

- Вам оформить покупку как подарок? - Спросила она.

Но Андрей не слышал и не видел, он вышел на галерею, нашел машину, сел..., позвонил. Телефон не отвечал.

- Ну, конечно, мы рассердились. На что, хотелось бы знать?

Задумавшись, он вздрогнул от звонка. Это была Вера. 

-Извини, глупо получилось. Я...

-Где ты заблудилась? Откуда тебя забрать?..

-Нет, меня ждет дочь. Я уже в метро... Я не вернусь...

Андрей отключил телефон. И вдруг накатила злость, ярость, бешенство. Так с ним еще не поступали, так его еще не кидали. С кредиткой в руках...

- Дура психованная, ну и ходи в своем маусе, мать семейства, нарядила меня в какие-то студенческие тряпки, какая самостоятельная..., спасает дочь..., специалист.., связался я, идиот, с мамашей,....- все это и еще много такого же проносилось в голове, опущенной на руки, но той же голове было абсолютно понятно, что к Вере это не имеет никакого отношения. 

В окно машины постучали. Андрей не сразу поднял голову, боясь поверить...,  но в окне улыбалась и махала рукавицей Лялька. Андрей открыл дверь.

- Привет Андрюша! С наступающим! Ты один или ждешь кого-то?

- Нет, не жду. А тебе куда?

- Ой, мы с Владимиром Михайловичем так нагрузились..., подбрось, а?

Всю дорогу до Купчино Андрей и полковник пили на заднем сиденье коньяк. Машину вела Лялька. Она же загрузила ослабевших мужчин в лифт. Дома они еще улучшили свое предновогоднее состояние. И, наконец, Андрею все стало пофиг...

Дочь

Лена не плакала, она ходила по комнате, натыкаясь на стулья, теребя в руках какую-то тряпку.

- Он меня бросил, бросил, бросил.

- Перестань! Вера обняла дочь и почувствовала, как она забилась в рыданиях...

- Поплачь, поплачь, - шептала и плакала Вера.

Она никогда не плакала со Славой. Ни разу. С удивлением Вера вдруг подумала, что никогда в жизни не плакала из-за мужчины. Сердилась, злилась, обижалась, но не плакала. Разве что с отцом, но это было другое. Слава ее никогда не обижал, ничего не запрещал. Другие мужчины только ухаживали, и окончание отношений она всегда переживала спокойно, скорее, даже с облегчением.  А вот сейчас... Да лучше бы она сто раз за дочь так отмучилась..., так уревелась и обрыдалась...

- Господи, да что же это, но не надо так, моя девочка. Он еще сто раз пожалеет, он - дурак. А, может быть, и вернется..., давай подождем...

- Нет, я не могу ждать, у меня все болит внутри, там огонь, я, наверное, умру! О-о-о, мама!  А он..., он потом пожалеет. И все пожалеют, а я.....

- Тихо-тихо, вот выпей. Тетя Наташа приехала, привезла тебе лекарство... Давай, выпей... Давай я тебя покачаю...

- Ты не уйдешь?

- Да куда же я уйду, родная? Нет, конечно. Тебе надо отдохнуть. Я тебя покачаю...

- Баю-баю-баюшки, прибежали заюшки

Сели зайки на кровать, стали Леночку качать...

- Ну что, уснула?

- Да, спасибо тебе. Тут в доме и нет ничего. Я после мамы все лекарства выбросила. Полведра. Не могу их видеть.

- Понятно. Вот смотри, я здесь все написала. Но вообще-то не увлекайтесь этой дурью. Хорошо бы ей сменить обстановку.

- Да как сменить? Ей же учиться надо, зачеты, сессия на носу...

- И это подойдет, хорошо, что сессия, экзамены, ей сейчас нужен ритм, темп. Клин клином вышибают... А ты, мать, следи. И приезжайте к нам. Надо шевелиться. Не давай ей сидеть и жалеть себя, думать, какая она несчастная... Ох, уж эта первая любовь... Все, я побежала, меня Эйго в машине ждет.

- Спасибо, что заехала. Как у вас дела?

- Да ты о чем, подруга? Целуй Ленку. Переживет! А дела? Сама не знаю, как. Наверное, плохо, но, может быть это и к лучшему...)))Пока.

Они обнялись. Вера опять зарылась в копну Наташкиных кудрей, не подозревая что это было в последний раз...

- Мам, мы с тобой опять спим вместе, как в детстве, когда я болела..., я помню.  Мам, а почему так больно? Тяжело, будто камень на мне лежит и дышать не дает. Даже просыпаться не хочу... Мам, а как же мне теперь в институт ходить, там все знают, смотрят...

- Ты в институт зачем ходишь? Учиться? Вот и учись. Покажи всем, что ты не размазня и не плакса. Помнишь, как нас бабушка учила, что мужчине надо обязательно показать, что тебе на него наплевать - Вера рассмеялась, вспомнив, как мама учила ее кокетничать с соседом.

- Ой, помню, на даче с соседом, мы специально громко хохотали, когда он мимо проходил. А он тебе нравился?

- Да я уже и не помню.

- А первую любовь свою помнишь? У тебя как было? У тебя же с папой была любовь...

- Нет, с папой была не первая любовь.

- Да? А когда? С Мишей?

- И не с Мишей.  С Мишей мы ходили  «в фиралмонию»... – Вера улыбнулась.

- Куда? 

- В филармонию на елку. В первом классе. Мишкин отец,  твой отец  доставал нам билеты... Господи, как же давно это было... А ведь все было... Мишка всегда был моим верным другом, жилеткой, куда я могла все выплакать. И всегда мне помогал. И до сих пор все так. 
А первая любовь у меня была в пятом классе. С хулиганом Сашкой. Он был второгодник и лучше всех играл в футбол, дрался и катался на велосипеде без рук. Он рвал у соседних парадных георгины и складывал их к нашей двери, потом звонил и убегал. А я эти георгины раскладывала в глубокие тарелки, т.к. ножек у них не было. Тарелками с георгинами была заставлена вся квартира....
Мы сидели с ним за одной партой и держались под партой за руки, пока наша классная нас не рассадила.  Я очень переживала, но не показывала вида и пересела и Вите Сазонову...

- И что?

- Ну, что-что? Сашка избил этого Витю после школы в первый же день... Но потом он влюбился в мою подружку, которая сидела через парту, и стал плевать в нее промокашкой из трубочки. И я опять переживала...

- А как все кончилось?

- Девочка моя, все кончилось, как обычно.  Сашка ушел в другую школу. Потом мы выросли, и остались только воспоминания, хорошие воспоминания. Поэтому,  не оставляй в памяти зло и обиду.

- Но он же меня бросил... Мама, я – мадам Брошкина!

- Так...., сама придумала?

- Обидно же, такая песня даже есть. Мадам Брошкина.

- Прекрати эту дешевку! Тебя что больше волнует, то, что он ушел, или то, что он тебя бросил, и ты теперь мадам Брошкина? Последнее? А это, девочка моя, не любовь, не горе, это спесь в тебе играет. Гордыня. Успокой ее. Он не твоя вещь, и ты не его часть. Хорошо, что сказал. И хорошо, что ушел вовремя... Отболит и живем дальше. Но поболит. Откатит, накатит и пройдет... Давай, пойдем погуляем, а потом обе сядем за работу.

Но с работой у обоих получалось плохо. Вера слышала, как Лена сморкается и вздыхает, а сама она постоянно хваталась за телефон. Телефон молчал, а память  опять и опять рисовала  руки, губы, запах, стон, мокрые от пота кольца волос на затылке. Движения рук и губ по своему телу. И тепло, магическое мужское тепло, которое накрывало ее, когда он обнимал ее всю, захватывал, сгребал в охапку, распинал на постели или ложился сверху и каждый сантиметр его кожи вдавливался в нее и грел, что-то расплавляя в ней, отпуская и расслабляя. Это не уходило, она металась по ночам в постели, дрожала и обнимала подушку, а позвонить почему-то не могла.

- Зачем? Почему я ушла, убежала? И не вернулась? И не звоню? Что за дурь?  Да, покупал он что-то другим женщинам. Да, были, и, может быть, и есть другие. И что? Какое это имеет значение? Сколько мне лет? На что я обиделась или даже оскорбилась? Я обидела его! Чего я жду? - Вопросы были, ответов не было.. 

Вера сама не знала, чего она ждет, наверное, чуда. Так было и в детстве – раз плохое уже свершилось, значит, должно случиться хорошее. И она ждала. И боясь признаться себе самой и голосу, который звучал внутри и веял ледяным ужасом: Все кончено.

 Они жили в тишине. Две женщины. От тишины можно было сойти с ума. Телефон молчал.

- Мама, мне кажется, я понимаю сейчас бабушку, когда она глотала таблетки, чтобы не проснуться. Я тоже не хочу просыпаться...

- Так..., приехали... Знаешь, что, пойдем-ка погуляем. Сейчас очень красиво в городе. Вот настроение и улучшится!

- Нет, не пойдем. На улице еще хуже, все веселые, гуляют парами, счастливые подарки покупают... А я одна... Я вчера домой из института бегом бежала...

- Надо что-то делать... Вера взялась за телефон:

- Валерий, добрый день. Это Вера. Вспомнил?  - Вера несколько раз репетировала этот разговор и наконец собралась с духом и набрала номер. Валерий ответил сразу.

- Да, конечно. Добрый день. Что-то случилось?

- Даже не знаю.У меня несколько неожиданный вопрос, а, может быть и просьба. Сейчас много разных концертов и выступлений. У вас есть выступления?

- Да, сейчас много площадок. А в чем дело? Я могу помочь?

- У меня дочь, ей 18 лет, любовь разладилась, и мир рухнул. Я пытаюсь ее переубедить, но получается не очень, вспомнила твои песни. Как ты думаешь, можно помочь?

- Сейчас, одну минуту.... Так, давай завтра в Таврическом саду. Встретимся, познакомимся, а там решим. Все очень плохо? До завтра терпит?

- Дотянем, но пусть это будет только наша проблема.

- Конечно. Почитайте «13 стульев». Это лекарство от всех болезней и на все времена.

Вера поехала домой за книжкой. Войдя в квартиру, и все вспомнив, она почти как Лена забилась в слезах. Она ходила по квартире, натыкаясь на мебель,  она видела Андрея у стола, у окна, на постели, на кухне, в дверях. А когда попыталась закрыть глаза, то услышала его шаги на лестнице... 

Вот оно и случилось в первый раз! Она плакала из-за мужчины. Плакала горько, отчаянно, безнадежно, совсем как дочь, как в 18 лет. Оказывается, ничего не меняет ни возраст, ни опыт... 

Она нашла книгу и выскочила из квартиры.

- Да что же это? Такого в моем возрасте не бывает, не должно быть. Зачем? Надо взять себя в руки. Вот дочь учу, а сама...

- Лен, я книжку интересную привезла, смешную. Давай почитаем. Помнишь, как папа нам вслух читал?

- Помню. Но сейчас не хочу. Я ничего не хочу, мама. Мне больно. Дай мне ту таблетку, тети Наташину.

- Таблетка на ночь, а сейчас, садись, послушай..... Лена, ты меня слышишь? 

- Нет...

- Девочка, родная, ну хорошо, тогда поплачь, давай вместе поплачем, меня тоже обидели.

- На работе? Твой Куликов?

- Нет, другой, есть у нас там один павлин, дурак полный, и все шутит, и шутки такие дурацкие, знаешь, прямо надоело...

- Он тебе очень нравится?

- Кто?

- Ну, этот павлин. Зачем ты про него так рассказываешь?

- Как рассказываю?

Ну, будто ты в него влюбилась. Девчонки всегда так рассказывают о парнях, которые им очень нравятся. Что дураки, мол, и павлины... Он тебе нравится?

- Нет, что ты..., не знаю... Да черт с ним! Завтра я тебя познакомлю с интересным человеком. Он поет, играет на гитаре, пишет песни. Ты сможешь его на вечер в институт привести. И там все умрут от зависти. И твой Витя!

- Витя в институт не ходит. Он все бросил, и сам где-то живет, в какой-то общине. Мне звонила его мама. Она тоже плачет.

- Лена, ты только сама в эту общину не ходи. Хорошо?

- А я там была. Мне не понравилось. Все качаются с закрытыми глазами, земной шар в руках вертят...

- Какой шар? Господи, зачем ты туда ходила? Это секта какая-то!

- Конечно, секта. Таких много в интернете.

- Боже мой, ты так спокойно об этом говоришь! Ты не боишься? А как же Витя?

- Мама, он ушел не в секту, а от меня. Секта это только предлог, просто он еще сам этого не понял. Он меня разлюбил и придумал предлог.

- А ты? Лен, ты что, и правда все так думаешь? Ты у меня уже такая взрослая и такая умная? Ты что же, уже все понимаешь и все это чувствуешь?

- Конечно взрослая, мама. Я же его люблю. А когда любишь человека, то понимаешь его лучше, чем он сам себя понимает. Вернее, понимаешь, что он разлюбил. Устал, надоело ему...

- Леночка, родная моя, хорошая, любимая девочка, но вы и правда, очень, очень молодые еще. Вот представь, что дальше, всю жизнь ты будешь любить только Витю. 20-30-50 лет и только Витя..., точно надоест и устанешь. Знаешь, жизнь гораздо интереснее...

- Не знаю, может быть. Мама, дай мне таблеточку, пожалуйста. Мне очень больно. И почитай. А я посплю...

- Господи, - шептала Лена в отчаянии. Шептала, не зная ни одной молитвы, наугад, сердцем  у кровати дочери, - вразуми и наставь. Убереги ее от человека дурного, от поступка дурного. Дай ей силы, укажи нам путь. Что же делать? Помоги...

Валерий

Таврический сад, засыпанный снегом, был красив необыкновенно. Но двум женщинам, которые сидела на скамейке и плакали, так совсем не казалось. Крупные белые снежинки грустно кружились над ними, не зная, толи утешить, толи украсить эти две невеселые фигуры.

- Тепло ли вам, девицы, тепло ли красавицы? – раздалось рядом. - Это что такое в моем царстве? Почему такой плач?  - Валерий присел перед Леной и положил свою руку на ее руки, совсем как это делал Андрей.

- Как же они похожи! – мелькнуло опять в голове у Веры.

- Смотри на меня. Не надо плакать. Все будет хорошо. Я обещаю.

Лена уставилась на Валерия. С шапки у нее капало, но она не замечала. Фыркнув красным носом, она вдруг протянула в нему руку.

- А можно я тебя потрогаю?

- Конечно. Я смешной. Похож на клоуна.

Вера замерла. Лена провела рукой по волосам Валерия, погладила щеки и ресницы.

- Ты – классный. Я всю жизнь о таком мечтала, - улыбнулась она вдруг.

Валерий поймал руку Лены, поцеловал ладонь и улыбнулся своей улыбкой. Потом достал платок и вытер ей нос.
- Давайте я вам спою, снегурочки, для знакомства. 
Тихо падал снег, несколько снежинок лежали на ресницах Валерия. Лена слушала его, закрыв глаза. 

- Ты сейчас уйдешь?  А можно с тобой?

-  Хорошо, пошли. У нас концерт тут недалеко.

- А маме можно?

- Это как она захочет. Мама хочет? – Валера улыбнулся и подмигнул Вере. 

- Мама хочет... 

Концерт немного помог, Ленка чуть ожила начала куда-то звонить. Несколько раз Вере звонил Валерий, спрашивал, как дела. Вере даже показалось, что он хочет еще что-то спросить, но, наверное, это был уже психоз. Вера понимала, что надо позвонить Андрею, сам он уже не позвонит, но что-то мешало, и она придумывала все новые занятия и предлоги, чтобы не позвонить. А каждый день молчания усложнял эту возможность. Пропасть росла...

Позвонил Мишка, спросил про Новый год. Пообещал зайти с подарками. Надо было возвращаться в свою квартиру, Вера хотела взять дочь с собой, но она отказалась.

- А вдруг Витя придет, а меня дома нет,.- сказала Лена так уверенно, что Вера поняла: до поправки еще очень далеко.

- Лена, перестань. Эко горе, Витя ушел-пришел...  Да дурак твой Витя, я тебе давно хотела это сказать!

- Не смей, слышишь, не смей так о нем говорить! И уходи, я одна буду жить в своем горе, если даже ты меня не понимаешь... Тебя не бросали..., ты у нас такая правильная, положительная, глупостей не делаешь, плохих не любишь!.. – Лена кричала захлебываяст слезами...

Вера сидела в ванной, смывая слезы и заглушая водой свои рыдания.

- Правильная, умная, положительная..., вчера она поняла, что беременна...

По одному

 - Что это? Каприз? Срыв? Почему? Андрей не мог найти объяснения случившемуся. Как нарочно, а может быть, к счастью, навалились дела, боль ссоры хоть и не утихла, но постепенно застыла густым сгустком обиды. Появилась Ирина.  Андрей был даже рад, что не привез Веру в дом, здесь не было памяти о ней, а если он и думал о Вере, то специально вспоминал ее босые ноги и руки без маникюра, нелепый серый домашний костюм, дурацкий халат в васильках, в котором он встретил соседку. Или вспоминал самые откровенные позы, вспотевшие волосы, полуоткрытый рот, судорогу ее живота или резкие стоны. Он хлестал себя этими воспоминаниями, если они приходили. 

- Дура, нет, не дура, феминистка, идиотка, самонадеянная упрямая коза,  тоже мне подарок, и черт с ней..., нет уж, не дождешься, чтобы я к тебе пришел или позвонил... Такого у меня не было? Ну, ничего, переживем и это...

Через какое-то время где-то внутри осталась просто тупая боль.

Еще через неделю Вера убедилась в том, что беременна. Дочь, похоже, немного успокоилась, готовилась к экзаманам, звонила и разговаривала по телефону и даже смеялась. Теперь надо было думать о себе.

Если ты беременна, знай, что это временно.

Если, не беременна, это тоже временно.

Звучало это пошло и глупо, но жили так, что беременность чаще была не радостью, а неприятностью. 
Реакция была на удивления спокойной. Это, конечно, огорчение, скорее, досада, но именно огорчение, расстройство. Дело житейское. Все подружки и раньше бегали на аборты к Наташке. Вернее, не к Наташке, сама она этим категорически не занималась, но там был свой Айболит, который и выручал несчастных. Поэтому, никаких возвышенных мыслей... И даже мыслей: кто виноват? Сама виновата. Но накануне Нового года совсем не хотелось об этом думать и Вера отложила все на потом...,  втихаря от самой себя, рисуя образ ребенка, который уже жил в ней.
Продолжение следует