***
Нудные дожди зарядили внезапно, в начале сентября, не оставив ненастному межсезонью раздумий на бабье лето.
На веранде старого, но уютного коттеджа, стены которого поросли мхом и диким виноградом, сидел пожилой бюргер, зябко кутаясь в плед и мелкими глотками смакуя местный шерри.
Как и предполагал Сева Кришталь: документы на гражданство без особых сложностей выправил местный проныра-юрист, и через полгода австрийская республика пополнилась ещё одним законопослушным гражданином. Поглаживая лакированный подлокотник из потемневшего болотного камыша, Борис Самойлович внимал осенней непогоде, согревая тело и душу терпким ликёром.
Он глянул на часы-луковицу, которые приобрёл перед выездом и чертыхаясь сунул брегет в карман; часы стояли в очередной раз.
«Принадлежали самому Столыпину!» - уверял седовласый пройдоха-антиквар, запросив умопомрачительную цену.
- В город к часовщику..., придётся, - недовольно пробормотал новоиспечённый бюргер, и привстав с кресла, отряхнул твидовый пиджак; он недовольно насупил брови, с подозрением оглядывая свой «приусадебный» участок:
- Ограда на ладан дышит… Жулики! - пробурчал он, - …руки из задницы.
Жаловаться на судьбу харьковскому коммерсанту было несколько опрометчиво:
Третий год он пунктуально выполнял обязанности администратора, за что получал приличное жалованье, да и много ли старику надо!?
Но в добропорядочной Австрии, он так себя и не нашёл: сетуя на одиночество, откровенную скуку и не востребованность своего богатого коммерческого опыта. Язык он не осилил, с трудом изъясняясь на местном диалекте немецкого. Ежедневная, осточертевшая рутина, как оскомина от кислого яблока; стылое уныние, прозябание, и пустота. ...Хоть волком вой!
Разумеется, можно было намекнуть Севе о желании завершить опостылевший «контракт» с просьбой передать бразды правления молодому поколению, но вызвать недовольство Кришталя?.. это могло привести к печальным последствиям.
«Гроза харьковских коммерсантов» явно преувеличивал весомость своего предприятия, когда расхваливал закордонный проект.
Мотель под Веной (оформленный на подставное лицо), не оправдывал красноречивого понятия - «сеть». Тридцать комнат-клетушек в загородном комплексе, где ютился «глухонемой контингент», выглядели убого и нуждались в срочном ремонте. Но раскошеливаться на содержание подшефной территории «влиятельные люди» не торопились. Да и куда спешить! Дело продвигалось весьма успешно, и в последнем разговоре Сева намекнул, что похожие «пансионаты» в ближайшее время распахнут свои двери в Берлине и пригороде Парижа:
- Придётся вам чуток побегать, - пошутил он, - задарма в нашем консорциуме никому зарплату не начисляют.
Схема была довольно заурядная, и особым шармом не обладала; «влиятельные лица», о которых упоминал Сева, собрали под свои «знамёна» сливки криминальной элиты канувшей в прошлое страны социализма:
Ширмачи, кукольники, наперсточники…, хотя в этом разношёрстном контингенте нередко встречались и свои уникумы-универсалы. Уголовную публику объединяла одна врождённая особенность, - все до единого были глухонемыми, что не мешало им без труда «читать» собеседника по губам.
В скользком деле не обходилось и без проколов, но если стражам правопорядка и удавалось взять с поличным горе-ловкача, то с «юродивым и обездоленным» долго не заморачивались, а пинком в зад выдворяли в объятия матушки-России.
Страна непуганых идиотов! - посмеивался Сева и в соответствии с народным фольклором (Пустым свято место не бывает), присылал очередного криминал-абитуриента.
Потрёпанный фольксваген недовольно взревел, форсируя обороты двигателя, и выехав с парковки направился к ближайшей станции обслуживания.
Работа и в самом деле была не пыльной, как и разъяснил ему в своё время Савелий Кришталь. У администратора оставалось ещё уйма свободного времени, но упоминание о «филиалах» в Париже и Берлине, намекавшие на частые разъезды-заботы, уверовали Бориса Самойловича, что пора менять осточертевшую рутину. Колесить из города в город не входило в его планы.
Посетив «подшефное хозяйство» он забирал выручку глухонемого сообщества, и наведывался в местное отделение банка. В его обязанности входило оприходовать в обусловленную ячейку деньги и ювелирные украшения. После этой незатейливой операции, администратор обедал в одном из ресторанов-кафе, и слонялся по улицам и магазинам. А если позволяла погода, он любил отдыхать в своё удовольствие в запущенном, поросшем папоротником сквере.
До мотеля, где ютилась «подшефная бригада», он добрался быстро, за четверть часа. В подслеповатом фойе, было неуютно и сыро. Перегнувшись через стойку, его приветствовала грузная Анюта, шлифуя на нём знание немецкого языка:
- Гутен таг герр Перламутр.
- Добрый?.. Дерьмо твой день! - Борис Самойлович глянул на мокрый от дождя твидовый пиджак, - моросит уже вторые сутки сволочь!
Анюта, дородная женщина неопределённого возраста, заведовавшая порядком и уборкой подшефной территории, вытащила из-под стойки плотный нейлоновый мешок и потрёпанную общую тетрадь:
- Проверять будем?
- Высыпай! - угрюмо скомандовал администратор, - и не называй меня Перламутр, - желчно огрызнулся он, - сдох твой Перламутр! В моём паспорте фамилия Пирл?.. так и обращайся!
- Ух-х какие мы сегодня нервные, - Анюта хихикнула и высыпала на полированную столешницу содержимое пакета.
Пересчитав деньги, Борис Самойлович проверил опись ювелирного «депозита» и расписался в положенной графе. Сунув указательный палец в подушку с чернилами, он приложил его к своей подписи.
- Тухлый в мясо!
Внезапный окрик тучной Анюты относился к одному из представителей «глухонемой братии»; неровной походкой тот покачиваясь спускался со второго этажа с отчаянием хватаясь за перила.
- Жрёшь шнапс нелюдь, а утром не добудить! - дородная дама рубанула кулаком по стойке. - Переговорите с Савелий Евгеничем, - заискивая обратилась она к «вышестоящему начальству», - пущай забирают это отродье, ...а-а?
Борис Самойлович лишь молча кивнул в знак согласия и вернул в нейлоновый мешок оприходованную «выручку».
- Горели бы вы все пропадом! - желчно прошептал он у выхода из мотеля.
Перед тем как заехать в отделение банка, Борис Самойлович остановился около выкрашенной в зелёный цвет будки часовщика. Ему следовало бы найти кого-нибудь посолидней, но этот старик (прошедший лагеря второй мировой) немного понимал по-русски; ломать язык на немецком, у администратора не было ни малейшего желания.
- Сервус, - увидев потенциального клиента, сонно поздоровался пожилой часовщик.
- День добрый Франц, - буркнул администратор, и вытащил из кармана позолоченные часы.
- О-ля-ля! Луи Бреге? - старик подставил ладонь, и ощутив холодный металл корпуса, с интересом взглянул на затейливый циферблат:
- Есть проблэм?
- Заедают время от времени.
- Айн момэнт.
Зажжённая сигарета дымилась меж пальцами часовщика, и тот не обнаружив подле себя пепельницы, не придумал ничего путного, как сунуть её фильтром в ушную раковину освобождая руку. Покопавшись в жестяной коробке с инструментами, он достал перочинный ножик и не без усилий вскрыл заднюю крышку; тронув шестерёнку-маятник, которая вмиг пришла в движение, часовщик с апломбом заверил:
- Пружина сменим…, эм-э чистить!.. и-и… новый как с магазин.
- Верни брегет! - ощущая как нарастает необузданный гнев, прошипел Борис Самойлович, - и окурок из уха выми, не приведи господь скорую придётся вызывать.
Настроение администратора мотеля было вконец подорвано. Чуть корпус не поцарапал, дебил!
Вспышки ярости с Борисом Самойловичем случались в последнее время всё чаще и чаще, и поостыв, он не раз срывал злость сам на себя: Холерик!.. Мизантроп!!
Он понимал, что виной всему бессильная ярость, расшатанные нервы, когда разум тщетно ищет спасительное решение, выход, чтоб навсегда распрощаться с «глухой схемой» (как он в душе называл ненавистный проект), и жить..., наконец пожить в своё удовольствие! Ещё не стар, семьдесят пять - не возраст. А сколько и кому отрядила судьба, лишь Всемогущий и Справедливый ведает.
В отделении банка, он определил «трофеи» в личную ячейку, и снял со своего личного счёта несколько тысяч шиллингов (в последнее время Сева частенько запаздывал с «гонораром»).
Промозглый день и нудный дождь не позволяли оставить машину на стоянке, чтобы в своё удовольствие прогуляться по аллеям заросшего парка.
Если не везёт, так не везёт ни в чём!
Возвращаться к себе в коттедж, к опостылевшему одиночеству, он не спешил: посижу в баре, в тепле, заправлюсь пивом, а заодно и отобедаю как человек, решил он.
Мысль была вполне резонной, даже более чем... Дома его ожидал лишь телевизор с программами на немецком (не язык, а ребус!) и сервант (отрада души) забитый бутылками.
Приметив бар в переулке, Борис Самойлович припарковал машину у тротуара, и бегом ринулся внутрь, накинув на голову твидовый пиджак.
Ну и погодка, мать её!
Заказав свиную ляжку на вертеле и вареный картофель с кислой капустой, он присовокупил к заказу бокал «Гиннесс», ощущая как рот окатила противная вязкая слюна. Пиво расторопный официант поставил на стол в ту же минуту, а на жареную ляжку с гарниром пришлось довольно долго ждать.
Сыто пообедав (по времени, это напоминало ранний ужин), он развалился в кресле неспешно отхлёбывая из второго по счёту бокала; настроение заметно улучшилось.
Бар был основательно забит посетителями, и лишь у стойки оставалось всего лишь несколько пустующих стульев. Усугубив «душевный баланс» несколькими рюмками шнапса, Борис Самойлович с безразличием созерцал как густеют сумерки за окном. Покидать тёплый бар ему вовсе не хотелось, и он уже было поднял руку, чтоб заказать ещё одну рюмку шнапса, но вовремя спохватился.
- Довольно тебе старый пень! - глухо пробормотал он.
Расплатившись, администратор застегнул пуговицы пиджака и покинул бар с удовлетворением отметив, что проклятая непогода несколько поутихла.
Сориентироваться в незнакомом районе ему было не под силу, и проплутав из переулка в переулок, он наконец подъехал к шоссе, где указатель на выезде гласил: "Вузендорф".
- Ха…, - он пьяно улыбнулся, - доберусь к тебе, не впервой!
Его встретило незнакомое пустынное шоссе. Темень, ни огонька вокруг...
Борис Самойлович уже решил развернуться, но подавил сиеминутный порыв: доеду к перекрёстку, а там закусочная… уточню…, или остановлю такси… чёрт бы побрал эту погоду! По лобовому стеклу вновь забарабанил дождь. Вглядываясь в шкалу радиоприёмника, он пытался найти музыкальную волну, и лишь краем глаза заметил мелькнувшую тень перед капотом. Внезапный удар заставил его изо всех сил вдавить педаль тормоза в днище фольксвагена; испугано взвизгнули тормозные колодки, ткнув водителя в лобовое стекло.
В размытом свете фар администратор заметил неясную фигуру, распластавшуюся у придорожного валуна. Хмель в мгновение выветрился из головы, а островки седой шевелюры окатил липкий горячий пот.
Человек? Олень?
Съехав на обочину, Борис Самойлович выскочил из машины. У валуна лежало тело мужчины. Лицо, - кровавое месиво; придорожный камень в человеческий рост не оставил ни малейшего шанса на спасенье. Администратор пытался нащупать пульс, ощутить следы теплившейся жизни в обмякшем теле, но усилия были тщетны. Борис Самойлович в неистовстве тряс ещё недавно живое тело, пытаясь вдохнуть в него искру жизни:
Сволочь!.. Очнись скотина!!
Ладони хлестали по щекам. Брызги крови летели в стороны, оседая на твидовом пиджаке и смешиваясь с потом почтенного бюргера, сочились с подбородка на ворот байковой рубахи.
Обессилив, он выпустил изуродованное тело и на заплетающихся ногах добрёл до машины.
Нудный дождь внезапно стих, и казалось что Всевышний следуя повелениям судьбы, завершил ненастную прелюдию, направив душу раба божьего в мир благоденствия и покоя.
Первым порывом Бориса Самойловича было добраться до ближайшего телефона и вызвать полицию. Но рука, потянувшаяся к зажиганию, внезапно застыла, словно её сковал столбняк.
Это был тот самый случай… Тот единственный, долгожданный! который может быть больше никогда не представиться.
Не без труда затащив обмякшее тело в салон фольксвагена, администратор выпотрошил карманы несчастного. Сложенное вчетверо письмо, мятый женский платок, мелкие ассигнации…, во внутреннем кармане стеганой куртки, он обнаружил ополовиненную бутылку контушовки.
- Пьяная скотина! - процедил сквозь зубы добропорядочный бюргер, и чтоб успокоить нервы сделал судорожный глоток. Разум, получив долгожданный передышку, лихорадочно выстраивал цепочку здравых умозаключений: Нет!.., здесь его ничего не удерживает. Он нашёл выход из проклятого лабиринта! Он свободен!
В пригороде оставался лишь банковский счёт, на котором хранились деньги вырученные за квартиру в Харькове, и доступ к счёту был только у него. Основные сбережения - на цифровых аккредитивах в Лионе и Лугано, где для идентификации личности требовался и отпечаток ладони.
- Хвала господу, хоть племяшей не обделил! - бормотал он, припоминая перевод кругленькой суммы в Свердловск, перед отъездом из Харькова.
Фольксваген резво бежал по пустынному шоссе, то и дело подскакивая на выбоинах. Борис Самойлович ещё толком не продумал план действий, но первой заботой ему следовало бы уяснить, где находится железнодорожная станция, а там…, испариться, кануть в небытие, чтобы вновь «воскреснуть» в Лионе или Лугано.
Показались фонари железнодорожного переезда; вдали раздался протяжный гудок локомотива… Есть!
Не доезжая, железнодорожного полотна, фольксваген свернул на просёлочную дорогу, покрытую гравием и битым кирпичом, и проскочив деревянный мостик, спустился к роще уткнувшись в ствол развесистого дуба.
Вытащив из салона труп неизвестного, администратор раздел его до трусов, и обменявшись одеждой, напялил на себя отдающий едким потом «реквизит» покойника. Эта операция заняла немало сил: натянуть брюки и пиджак на неподатливое тело, оказалось задачей не из легких. Неясная тревога и чувство рокового-непредвиденного внезапно нахлынула на Бориса Самойловича, когда проделав отвёрткой дыру в бензобаке авто, он наполнил канистру из-под антифриза, и щедро расплескивая бензин, отошёл на безопасное расстояние.
Чиркнула спичка, и оранжевая струйка метнулась к машине пожирая топливо; не дожидаясь рокового финала, администратор в панике бросился назад к просёлочной дороге.
Расколов темень ночи за спиной прозвучал глухой взрыв, окутав языками пламени и густым дымом прослуживший верой-правдой серый фольксваген.
Железнодорожный переезд, вовсе не намекал на близость вокзала или железнодорожной станции; администратор брёл вдоль насыпи и нещадно ругался, прячась в тени кустов, когда слышался шум приближающего состава. Можно было с большей скрупулёзностью продумать историю своего исчезновения, но детали – деталями, а основные вехи рассчитаны верно:
В кабине автомобиля догорает труп с изуродованным лицом, а в бардачке - украинский паспорт на имя: Борис Самойлович Перламутр. И если стражи порядка не покопаются в архивах и сопоставят с австрийским бюргером: Борис Пирл, - то дело выгорело... на мази! администратор ни на йоту не сомневался в своей удаче, и в благосклонности её величества Фортуны.
Появились низкие одноэтажные строения, напоминающие склады, а может ремонтные мастерские: первый признак жилья, или железнодорожного узла-станции.
Пролезая сквозь дыру в ограждении, Борис Самойлович зацепил рукав и содрогнулся: в тусклом освещении подслеповатого фонаря он увидел на жакете подсохшие пятна крови. Не откладывая дело в долгий ящик, он попытался отстирать проклятый жакет в пластмассовой бочке наполненную водой, но как следует выжать ему было не под силу; свернув "ковриком" он сунул его под мышку и зашагал, шлёпая по лужам резиновыми сапогами.
Нужную информацию Борис Самойлович получил у трудяги-разнорабочего, курившего в одиночестве у покосившегося здания, и через несколько минут вышел к невзрачной железнодорожной станции:
Допотопные деревянные скамьи у стен, серый потолок в налёте пыли. Чистюли! – желчно осклабился администратор, направляясь к освещённому окошку поодаль.
- Лугано... - вопросительно глянул он на тощую, с острым подбородком кассиршу.
- Лугано? – переспросила она, словно речь шла о кратере на поверхности Луны.
- Э-э…, тогда на Лион, – Борис Самойлович изобразил на лице море благодушия и умиротворения.
- Только через Париж! - недовольно огрызнулась тощая мегера, - останавливается здесь на десять минут.
Расплатившись, администратор глянул на расписание и забегал глазами по киоскам с газетами и никчемными сувенирами, пытаясь сориентироваться на здешнюю забегаловку.
Он надеялся на удачу, на чутьё зверя, на здоровые инстинкты, приобретённые с годами…
Авто?
Машину пригнал Сева, и леший ведает на кого он её оформил.
Труп?
Без сомнения: господин Перламутр! Тут и Шерлок Холмс ни у дел.
Со своим австрийским паспортом он может себя чувствовать и жить как у бога за пазухой, одна лишь неувязка, обидное стечение обстоятельств: дорога в Украину или Россию, ему заказана… и быть может навсегда.
Сжались губы, лицо искривила гримаса досады, но тут же исчезла, разгладилась.
За стенами здания послышался далёкий гудок приближающегося локомотива.