Восклицание «О-ГО-ГО» может выражать самые разные эмоции: от восторга до
удивления и сожаления, оно может произноситься громко, тихо, но чаще всего
мысленно - про себя.
Оксана Григорьевна Огородникова, получившая прозвище ОГОГО в первый же месяц
работы на кафедре, слыла стервозной старой девой, синим чулком: и имела
репутацию женщины неприступной. Хорошо сохранившаяся, ближе к сорока, она
держала себя строго, планов создать семью не строила и возможные служебные
романы категорически отрицала. С коллегами – мужчинами отношения были строго
деловыми, никакие фривольности не допускались. С женщинами, которых было
немало, отношения также не складывались.
На кафедре в основном работали выпускницы вуза: коммуникативные дамы, не
только умненькие, но и способствующие созданию обстановки некоего шарма. Оксана
Григорьевна не отвечала этим критериям и появилась здесь случайно. Молодая
женщина, веселая и энергичная, прежде занимающаяся оформлением хозяйственных
договоров на кафедре, отвечающая, заодно, и за организацию всевозможных
кафедральных праздников – срочно уехала вслед за мужем - военным в какой-то
дальний гарнизон. В результате эта ответственная, но тягомотная работа встала,
и пришлось искать нового сотрудника. Заведующий кафедрой позвонил своему старому
приятелю, тот еще кому-то, и тот сбыл на кафедру свою сотрудницу - товарища
Огородникову О.Г.
Недавно ставший завкафедрой профессор был амбициозен и не тратил время
попусту.
- Не страхолюдина, опытный работник со стажем, рекомендации хорошие, –
определил завкафедрой. Вот он и взял ее на освободившуюся ставку инженера с
испытательным сроком.
Новенькая с первого же дня дала всем почувствовать, что пришла сюда работать,
а не шуточки шутить. Она сохраняла дистанцию с коллегами, не поддавалась на
лесть и дежурные комплименты, была чужда дешевому, по ее мнению, авторитету.
Оксана Григорьевна работала профессионально, была аккуратна, щепетильна до
мелочности и никогда никуда не опаздывала. Она тщательно оберегала свои права и
неукоснительно сохраняла свой имидж, обращаясь ко всем по имени - отчеству и
исключительно на Вы. К себе она требовала соответствующего отношения.
По роду своей работы инженер Огородникова регулярно выступала на еженедельных
планерках с отчетом о состоянии дел на кафедре. Ее выступлений коллеги ждали с
некоторой опаской.
- Сотрудники легкомысленно относятся к такой важнейшей части научно -
исследовательских работ как к оформлению договоров, - докладывала она. - Я не
намерена вылавливать вас поодиночке для того, чтобы заставить сделать вашу же
работу. Знайте, что все ваши заявления, что раньше было по-другому, или просьбы,
типа: впишите тоже, что было раньше, - это теперь не проходит, это все
отговорки. К документам надо относиться внимательно. Это касается всех.
Коллеги вяло соглашались.
- Да, Оксана Григорьевна, Вы правы: это очень важно. Да, документы надо
внимательно надо читать, а не подмахивать не глядя. Хорошо, будем с вами на Вы,
Оксана Григорьевна.
Выходя же с планерки, они выразительно крутили пальцем у виска и, обреченно
махнув рукой, отправлялись каждый по своим делам. Больше всех доставалась
заведующему кафедрой. Она чуть ли не еженедельно отлавливала его с вопросами,
которые были очень похожи на требования: «Когда дадите мне тему диссертации? Кто
будет научным руководителем? Вы обещали».
Дела в вузе шли плохо: сотрудники увольнялись, профессорско –
преподавательский состав старел, денежный ручеек от заказчиков сокращался и
обещал совсем иссякнуть. Завкафедрой вяло отбивался.
- Оксана Григорьевна, я уже говорил с нашими профессорами – ни у кого нет новых
тем. Сами знаете время какое. Может Вы на других кафедрах поспрашиваете?
То, что время в стране тяжелое, она итак знала. На одной из планерок ей
угораздило выступить с предложением, принятым, мягко говоря, в штыки.
- Дорогие коллеги – начала она сладким до невозможности голосом.
Дорогие коллеги поморщились и напряглись. Ничего хорошего начало выступления
не обещало.
- Дорогие коллеги, - повторила она, - время в стране сейчас трудное. Нам надо
быть дисциплинированными. Вы приходите на работу позже, чем следует и уходите,
не дожидаясь конца рабочего дня. Некоторые неделами на кафедре не появляются.
Лекции отчитают – и домой. Я вот, например, все восемь часов нахожусь на рабочем
месте и все вижу. Это же форменная расхлябанность! Предлагаю: пусть секретарша
отмечает время прихода на работу и соответственно, ухода. Тут мы и узнаем, кто
лодырь, кто транжирит такое дорогое рабочее время.
Установившееся тягостное молчание было прервано завкафедрой.
- Инженер Ого –Огородникова, - он даже стал заикаться от волнения, – когда
будете на моем месте, тогда и устанавливайте свои правила. А пока я здесь
отвечаю за порядок. Если Вы закончили - присядьте на свое место.
Понятно, что популярности ее выступление не прибавило. Разобиженная
секретарша вспылила: «Кто это еще вздумал мной командовать?» и тут же придумала
ей прозвище ОГОГО, связав оговорку завкафедрой с именем и фамилией борца за
производственную дисциплину. И если большинство так ее звали «за глаза», то
вредная секретарша громким, хорошо - слышным шепотом, при встречах шпилькой
запускала ей в спину быстро прижившееся прозвище.
Понятно, что карьера на кафедре у Оксаны Григорьевны, толком не успев начаться,
быстро покатилась к своему завершению. Недоброжелатели, которых она так
необдуманно нажила, припомнили и другие ее качества – она и стерва, и старая
дева, и фригидная, она и синий чулок. Даже то, как она вела служебные
разговоры, вызывало раздражение коллег. Широко расставив локти на столе и оперев
голову на сжатые кулаки, она, вперившись в собеседника немигающим взглядом,
начинала методично отчитывать его за ошибки и неточности так, как завуч
наставляет нерадивого ученика. Казалось, одно неосторожное слово, и ее кулаки
полетят в лицо сидящего напротив визави.
Чувства своих коллег Оксану Григорьевну не волновали.
- Да пусть говорят, что хотят, – думала она про себя, – кое-кого я действительно
разозлила. Забавно. Да, пусть я не замужем, пусть у меня нет мужчины, у меня нет
и не будет детей. Зато я ни разу не останусь с разбитым сердцем, мне ни разу не
изменят, не бросят, не сделают прислугой, половой тряпкой. Никто не скажет, что
я дура и слабачка. Я пришла сюда писать диссертацию. Мне завкафедрой обещал
дать тему, дальше я сделаю все сама.
Абсолютное большинство сотрудников кафедры заканчивали этот же вуз, но Оксана
Григорьевна была выпускницей другого университета. С этим университетом, где она
теперь работала, у нее с юности были связаны самые горькие воспоминания. Поэтому
она так колебалась, когда получила приглашение на кафедру. Пережитые ей
унижение и обида были сильными и в корне изменили ее характер, да и всю ее
жизнь.
Когда первокурсница Оксана вслед за своей подругой отправилась встречать
Новый год в общежитие этого вуза, она была очарована наконец-то открывшейся
перед ней свободой. Это был первая ночь без надзора родителей, которые так не
хотели отпускать ее из дома в этот семейный праздник.
Во время веселой студенческой пирушки подруга незаметно исчезла со своим
кавалером, и она осталась одна в незнакомой мужской компании. Тост за тостом,
рюмка за рюмкой, потерявшая самоконтроль Оксана быстро опьянела, заснула и
проснулась только утром в пустой комнате. Испачканная кровью простыня и боли
внизу живота ни на шутку испугали её: то чего она так ждала и так боялась
совершилось. Все произошло не так как она грезила, не так, как она читала в
любимых романах, а так, как показывают в низкопробных кинофильмах, когда
похотливый подлец издевается над своей беззащитной жертвой.
Промелькнувший в ее жизни насильник навсегда привил у нее недоверие к мужчинам
и оставил в сердце тот страх, боль и острое ощущение стыда, которые она испытала
тем утром. После изнасилования она забеременела. Все ее попытки вспомнить
насильника оказались тщетными –лишь какие-то смутные сбивчивые воспоминания. Ни
имени, ни лица она не помнила. Родители заставили ее написать заявление в
полицию. Там, с неохотой приняв заявление, сказали, что таких случаев по городу
за новогоднюю ночь десятки, если не сотни, да и обвинение в насилии трудно
доказать. Поэтому, они, конечно, постараются, но ничего обещать не могут.
Ее отец сам попробовал провести расследование. Но унизительные вопросы к
подруге, теперь уже бывшей, ничего не дали. Она провела ночь со своим кавалером
и ничего не знает. Поход в общагу тоже не прибавил ясности. Никто ничего не
видел, не слышал, и вообще, все той ночью чинно разошлись спать по своим
комнатам сразу после боя курантов. Над отцом или просто подсмеивались – мол надо
дочку дома при себе держать, или в лучше случае выражали сочувствие: «Да,
ужасно, да, в полицию обращаться бесполезно, да, концов теперь не найти».
Никакой конкретики – сплошная круговая порука.
На семейном совете было решено делать аборт – авось обойдется. Не обошлось.
Заключение врачей, что у Оксаны никогда не будет детей подвергло семью в шок.
Отец, у которого и так было плохо с сердцем, не перенеся второго инфаркта,
скоропостижно умер, Мать как-то сразу постарела, ушла в религию и, хотя она жила
вместе с дочерью, отношения между ними становились все хуже и хуже. Оксана
также очень изменилась. Теперь в ее дамской сумочке наряду с мобильником и
косметичкой лежал и баллончик с перцовым газом. Она, интроверт, еще больше
замкнулась в себе и целиком сосредоточилась на спорте, который и спас ее от
накатившей депрессии.
Дзюдо она занялась давно, еще в школе, и, хотя она успешно выступала на
студенческих соревнованиях, тренировки пришлось бросить. Физический контакт с
девчонками, без которого борьба не борьба, вызывал у нее теперь долго не
проходящее чувство брезгливости. Последней каплей явилось требование тренера
провести спарринг с мальчишками, тренирующимися в соседнем зале. Патологическое
отвращение вплоть до рвоты от одной только мысли, что ей придется бороться с
этими потными вонючими самцами, которые своими сильными волосатыми ручищами
будут безнаказанно лапать ее, было настолько сильным, что она сразу же ушла с
тренировки, чтобы больше уже никогда не вернуться.
Стрелковый спорт – вот что внесло покой и умиротворение в ее истерзанную душу.
Успокоиться, сосредоточиться и стрелять – стрелять – стрелять. Стрелять из
пистолета в мишень, как в мерзкую рожу того негодяя, который испортил ее жизнь,
убил отца и отдалил от нее мать.
Другим ее увлечением стала учеба. Отказ от лишних и ненужных встреч, тусовок и
дурацких шоу высвободил массу времени для работы в химической лаборатории.
- Да, я не смогу вырастить в себе новую жизнь как женщина, но я смогу много
добиться своим умом, терпением и талантом, в конец концов. Нужен лишь счастливый
случай, – так думала она, наблюдая, как в лабораторной колбе, побулькивая,
синтезировалось новое химическое соединение, по сути новая жизнь.
Время шло, счастливый случай не приходил. Скрупулезный лабораторный анализ не
выявлял новых свойств у синтезированной субстанции. Но ее трудолюбие,
настойчивость и умение работать самостоятельно было замечено. Доцент, курирующий
лабораторию, предложил ей остаться в очной аспирантуре. Радость, однако, длилась
недолго. Перед самым зачислением было объявлено, что на ее место принят какой-то
губошлеп, приехавший из провинции. По слухам, его отец был какой-то важной
шишкой, только что перебравшийся из своей глубинки в Москву. Это и решило вопрос
зачисления. Понимаете, – неуклюже пытался оправдаться доцент, – вам же замуж
выходить и рожать надо. Поверьте, для женщины это главное! А тут работа, много
работы.
- Ничтожество! Тоже мне, открыл Америку. Утешитель хренов! – думала она, глядя
на волнующегося очкарика – доцента.
После университета и полугодовых безуспешных мытарств с собеседованиями на
бирже труда у нее осталось только два выбора – пойти химиком на мусоросжигающий
завод или администратором в Макдональдс. Работа администратора подразумевала
постоянный контакт с людьми, поэтому приоритетом был выбран завод. Там,
надеялась она, будет возможность снова заняться наукой. Однако вонища,
распространяемая заводскими печами для сжигания мусора, была такой, что без
респиратора ближе, чем на километр, к заводу подойти было невозможно. Какая уж
там наука! Однако, на бирже что-то напутали, и ее вакантное место оказалось
занят, и ей было предложена работа в головном офисе компании. Там она и
проработала почти пятнадцать лет. Оттуда она и уволилась пару месяцев назад,
чтобы оказаться на кафедре ненавистного ей вуза.
Она прекрасно понимала, что нельзя переносить вину с насильника на целый
университет, в котором тот когда-то учился, но ничего поделать с собой она не
могла. Все же она приняла предложение о смене работы, потому что поверила
заведующему кафедрой, обещавшему помочь с диссертацией.
Утром у завкафедрой было хорошее настроение. Надоедливое жужжание секретарши
о ее полной психологической несовместимости с Оксаной Григорьевной уже изрядно
утомили. Да и сам он понимал, что поторопился с ее приемом на работу. Сегодня
всей этой ненужной кутерьме придет конец. Ну и отлично!
- Вызывай, – скомандовал он, и секретарша по громкой связи подчеркнуто вежливо
проворковала в микрофон: «Инженер Огородникова! Подойдите пожалуйста в кабинет
заведующего кафедрой».
- Оксана Григорьевна, – начал он, – я вам хочу первой конфиденциально сообщить
кое-что, так, чтобы между нами не было потом никаких недомолвок. Вы ведь у нас
на испытательном сроке …
По началу разговору она сразу поняла, о чем пойдет речь. А она-то, наивная,
рассчитывала на диссертацию.
- Вы сами знаете, - продолжал завкафедрой, – наше финансирование сокращается, и
мы вынуждены провести оптимизацию численности персонала. К сожалению, Вам
придется уйти. Я знаю, у Вас сложные отношения с нашим коллективом. Очень жаль.
Она обреченно слушала. Неужели все. Неужели снова придется искать работу?
- Найти контакт с людьми очень важно, – профессор витийствовал, наслаждаясь
растерянностью сотрудницы. - Вы, жители столиц, не знаете настоящей жизни. Вы
жили с родителями, которые делали для вас всё, что только можно пожелать. А я
вот я из простой семьи, из самой, что ни на есть провинции, и мне приходилось
работать, чтобы учиться, чтобы приезжать сюда на экзамены. Вот видите этот
палец? – он продемонстрировал свой скрюченный мизинец, – я сломал его, когда
помогал отцу скирдовать сено. А этот шрам над губой я получил, когда ухаживал за
лошадьми.
Ему вдруг стало скучно. Он опустил голову, просматривая какие-то бумагу и
делая пометки, но продолжал говорить:
- Здесь я жил в общежитии, учился и работал на овощной базе …
Оксана Григорьевна уже не слушала. Что-то очень знакомое, то, что преследовало
ее по бессонным тревожным ночам, всплывало и молнией проносилось в ее сознании.
И про палец она уже слышала, и про шрам.
- Неужели? Нет не может быть!
Она вспомнила тренировки в тире.
- Спокойнее, спокойнее, следи за дыханием. Надо проверить. Тут нельзя ошибиться!
- Извините, – воспользовалась она секундной паузой, - а сколько Вам лет? В каком
общежитии Вы жили?
- Милочка, – он не поднимал глаз от бумаг, делая какие - то отметки, – я на
четыре года старше Вас. А жил я в восьмерке.
Грохот падающего стула заставил его поднять глаза. Последнее, что увидел
доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой и счастливый отец двух
детей, это стоящую прямо перед ним Оксану Григорьевну Огородникову с газовым
баллончиком в руке. Жгучая струя перцового газа, направленная твердой рукой
сначала в один, а затем и во второй глаз, превратили его солнечное утро в
беспросветную ночь.
- Я узнала тебя! Получи, подлец!