Однажды поход в ресторан быстрой кухни оставил двоякое впечатление, и как-то лейтмотивно совпал с недавно перечитанным Шаламовым (не только с 'Колымскими рассказами', но и другими сборниками). Вышла вот такая контаминация мыслей.
п.с. будет много цитат из разных рассказов. Но мне захотелось поведать всё именно в таком виде.
Итак, начнём.
«Горение истаявшей свечи,
Все признаки и перечни сухие
Того, что по-учёному врачи
Зовут алиментарной дистрофией.
И что не латинист и не филолог
Обозначает русским словом:
«Голод». [1]
«Хлеб перебрасывали через проволоку, мы ловили, разламывали и делили. За нами были месяцы тюрьмы, сорок пять дней поездного этапа, пять дней моря. Голодны были все... Хлеб поедался с жадностью. Счастливчик, поймавший хлеб, делил его между всеми желающими - благородство, от которого через три недели мы отучились навсегда».
Сегодня впервые пришла в Теремок за долгое время, ностальгически соскучившись по сытным блинам. Переступила порог торгового центра, услышала “оденьте маску”, сквозь зубы ответила “НА-деньте”, оставила маску в руке, «спустилась в подвал», поднялась по двум лесенкам-чудесенкам, переступила порог сказочного Теремка, снова услышала “...деньте маску” от парочки, одна “половина” которой являла неприкрытый обязательной марлей-спасительницей рот... Нашла в ворохе столовых тот самый Терем-Теремок, переступила линию социальной дистанции... «и сейчас, переступив порог хлебозавода, я стоял(а), не видя сочувственных и доброжелательных лиц рабочих (здесь работали и бывшие, и сущие заключенные), и не слышал(а) слов мастера, что [наденьте маску] мы не должны воровать, что хлеба он даст и так».
Подошла к очереди из двух человек, отстоявших друг от друга на 1,5 метра. Я изучала меню, (выброшенные с утра, отсутствующие линзы мешали прочесть состав правильно), прикидывала, что бы мне такого хотелось, чтобы и курица, но не мясо! и не то чтобы очень много, но и не мало!.. и «вдыхал(а) запах хлеба, густой аромат буханок, где запах горящего масла смешивался с запахом поджаренной муки. Ничтожнейшую часть этого подавляющего всё аромата я жадно ловил(а) по утрам, прижав нос к корочке еще не съеденной пайки. Но здесь он был во всей густоте и мощи и, казалось, разрывал мои бедные ноздри».
Да уж, и цены не те (кажется, вон тот блинчик, что по триста, я когда-то брала по 180), и вкус (как выяснится позже) не тот («Нет, не хочу, невкусная»), а, может, поменяли повара. Да и Теремок – он же не один, и повара всегда были разными. А, может, просто «неработающие воры, наложив свою лапу на кухонных поваров, забирают оттуда большую часть жиров, сахара, чая, мяса».
С таким подходом проще оставаться безгрешным, нужно взять порций пять, чтобы предаться греху чревоугодия. «Я пообедал, поужинал, позавтракал и снова пообедал и поужинал - съел весь свой двухдневный рацион, и меня стало клонить в сон».
Поход в такие «Теремки» всегда чреват ещё и другими скользкими моментами... «Давно уже мы заметили большую мусорную кучу близ забора»: постоянно вижу этот пластик, эти выброшенные в общие контейнеры картонные упаковки вместе с едой, бумажными салфетками и другим неперерабатываемым мусором. Поэтому я рада, что решила взять еду с собой.
Наконец моя очередь. «Любое, понимаешь... любое, что хочешь, то тебе и сварят. Понял?…Котлеты мясные? Пирожки с мясом? Оладьи с вареньем?»
"– Не-е... – помотал(а) головой. – Хочу галушки".
И ДВА РАЗА напомнила продавщице, что ПРИБОРЫ МНЕ НЕ НУЖНЫ. «Зачем нам ложки? Мы давно привыкли есть через борт. Зачем нам ложка? То, что останется на дне, можно пальцем подтолкнуть к борту, к выходу».
Шумный зал оправдывал повышенный голос. "Да-да!" — меня услышали. Стоит ли говорить, что это было дежурное "да-да", но принимает заказ один кассир, а собирает другой? Придя домой, я нашла в аккуратном бумажном пакете вилочку и ножик из полистирола. Там такие выпуклые циферки “6”, что означает: попробуй найти пункт приёма, где их возьмут! Ближайшие от нас в 10 минутах езды (в пешей доступности редко опорожняемые урны для бутылок и целлофана) принимают лишь «пятёрку». А «6» сдать можно где-то в центре. Если нет машины – как-то не хочется копить и тащить на себе в центр горы «шестёрок», тратя, минимум, три часа на дорогу туда-обратно. «Завтра якуты подбросят тебя на собаках до Барагона. А там оленьи упряжки почтовые прихватят, если не поскупишься. Главное тебе - добраться до центральной трассы».
Но это потом, а сейчас...
– Готовность – семь минут. Ждать будете?
Конечно, будете. Но почему так долго? «Мы сидели в столовой, не понимая, почему нас не кормят, чего ждут?!» Да ведь «легче варить на двадцать человек, чем на четверых»!
Гляжу, стоя в стороне и держа чек с [лагерным] номером 250 (красивое ровное число: «кому двадцать пять, а кому и высшая мера»), наблюдаю, как стремительно, со сноровкой готовятся в спешке блины. Как всё чётко выверено: каждый грамм, каждая норма. В общем, ничего лишнего (ни в процессе, ни в ингредиентах)! «Показалось, что повар налил супу мало или жидко, - повару в бок запускается кинжал, и повар отдаёт богу душу». А вообще мне кажется, что норма стала меньше, а, может, мы прожорливее. Да и что такое норма? Норма – это наука! «Мы знали, что такое научно обоснованные нормы питания, что такое таблица замены продуктов, по которой выходило, что ведро воды заменяет по калорийности сто граммов масла».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рядом женщина получает огромный заказ, тоже "с собой". Её номер самый обычный – 249. Может, и она рада. Пусть номер не ровный, зато в очереди он раньше двести пятидесятого. «Русский человек радуется, что не десять, НЕ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ, не расстрел».
Но ещё стоя в очереди... я мельком обратила внимание, как другая женщина, обедающая с семьёй тут же, почему-то отказалась от приготовленного целого блина (даже не взяла со стойки, кажется). Что-то они туда ей не того положили, а у неё живот, гастрит, изжога (выбрать из списка нужное).
«– Ишь, сука, – сказал кочегар, вертя в руках буханку. – Пожалел тридцатки, гад.» Кассирша без лишних споров согласилась сделать ей новый, заменить «полубелый» на «тридцатку». «Он вышел вслед за мастером и через минуту вернулся, подкидывая на руках новую буханку хлеба».
Затем кассирша натренированной рукой раскрыла ящик под кассой и выбросила туда целый блин вместе с картонной подставкой. Крышка с лёгким стуком закрылась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«И, взяв в руки буханку, которую нам оставил мастер, кочегар распахнул дверцу котла и швырнул буханку в гудящий и воющий огонь. И, захлопнув дверцу, засмеялся.
– Вот так-то, – весело сказал он, поворачиваясь к нам.»
На меня это произвело удручающее впечатление. «– Зачем это, – сказал я, – лучше бы мы с собой взяли». Нет, вот вроде никому не нужный блин, его заменят привередливой покупательнице, не сумевшей сразу выразить толком свои пожелания. И в очереди его никому не отдашь – он не тронутый, но ведь не «с пылу, с жару», да и мне он тем более не нужен, и блинов ещё сполна: хватит на всех, и на то, чтобы ещё выкинуть, останется. «С собой мы еще дадим, – сказал кочегар.» Но почему не сделать отдельный бак для пищевых отходов? В школьных столовых всегда были, сколько помню... «Крист нагнулся, поднял мёрзлую корочку и сразу понял, что это – шелуха репы, обледеневшая корка репы. Лёд уже растаял в руках, и Крист затолкал корочку в рот».
Еду можно отдать даже бездомным животным... «Здесь нет лишнего куска хлеба, здесь все голодны и на тяжёлой работе». Но ни кассир, ни повар не будет этим заморачиваться. Только вот выброшенный блин, да любая, БЛИН, еда, просто так! в мусорное ведро – коробит. Я не знала голода (бывали дни, когда еда была не очень разнообразна, особенно в девяносто-нулевые, да это мелочь, пустяки), но до сих пор есть люди и животные, которые знают.
«Голод был неутолим, и ничто не может сравниться с чувством голода, сосущего голода...» И именно этот блин, наверно, никого б от голода не спас, но «всю ночь передо мной мелькали буханки хлеба и озорное лицо кочегара, швырявшего хлеб в огненное жерло топки».
Конец.
[1] – Вера Инбер, «Пулковский Меридиан», строки даются по рассказу В. Т. Шаламова «Александр Гогоберидзе»
При написании использованы следующие рассказы В. Т. Шаламова: «Хлеб», «Сучья» война», «Тюремная пайка», «За письмом», «Причал ада», «Лучшая похвала», «Спецзаказ», «Рива-Роччи», «Укрощая огонь»,«Почерк», «Тишина», «Детские картинки».