«Опять, опять внезапно» - подумала Диана Михайловна, глядя в окно. Там, вне зоны действия школьного начальства, сверху, из недосягаемого высока плавно спускались на грешную землю крупные снежинки. «Почему так всегда случается: знаешь, что зима неизбежна, но никогда не угадываешь, когда же она нагрянет. Ведь хотела же одеть сегодня шубу, так нет же, поверила Климу, что еще не пришла пора». Климом звали мужа Дианы Михайловны, отношения с которым у нее были, мягко говоря, странными. Странность эта заключалась в том, что если обычно от любви до ненависти – один шаг, то в их отношениях эти две, казалось бы, противоположные ипостаси сосуществовали мирно, сливаясь и переливаясь, превращая тем самым их жизнь в красочное полотно. Другими словами, скучным супружество Дианы и Клима не было.
Шорох за спиной отвлек ее от мыслей, она повернулась к классу. Все дети, склонившись над столами, были сосредоточены: кто-то писал в тетради, кто-то напряженно думал, красавица Марина прикусила губу, видимо, вспоминая, следует ли писать «ы» после шипящих. «Надо будет ей сказать, что красивая девушка не должна кусать губы», - подумала Диана Михайловна. В этот момент она осознала себя не столько учителем литературы, сколько педагогом, который обучает своему предмету, но в еще большей степени воспитывает, в частности, учит манерам. Ведь если она, педагог, не скажет Марине, как должна себя вести красивая девушка, то кто скажет? Осознав собственную значимость в деле воспитания, Диана Михайловна успокоилась и даже ощутила в себе некую благость. Это состояние души возникало у нее каждый раз, стоило только ей даже не произнести, а подумать – педагог! Почему-то ей представлялось, что в этом слове содержится что-то более высокое, чем в банальном «учитель», не обыденно постное, но таинственное и чистое, недоступное простому мещанину.
Но что же отвлекло ее от созерцания первого снега? «Ну да, конечно же, Балетов!» - раздражение вернулось к ней, тем более что источник шума и не думал скрываться. Балетов громким шепотом вещал что-то на ухо своему другу, Игнату Герундию. Тот сидел, царственно скрестив руки на груди, на его лицо была натянута маска светского презрения к жизни вообще, и особенно к жизни тех, кто, в отличие от него, не сподобился добиться значимых результатов на олимпиадах высокого уровня по математике и физике.
- Витя! Ты мешаешь всему классу, - сказала Диана Михайловна строго.
- Извините, - Балетов, как всегда, был абсолютно корректен, хотя Диана Михайловна прекрасно понимала, что за этой напускной вежливостью скрывается насмешка и над ней, и над большинством одноклассников.
- Извините, - повторил Витя, - можно спросить?
- Спрашивай, - Диана Михайловна внутренне напряглась, ожидая подвоха.
- Мы сегодня пишем сочинение на тему «Мораль и нравственность в творчестве Достоевского». А вы сами любите читать Достоевского или говорите о нем только на уроках, так сказать, по долгу службы?
Диана Михайловна гордо вскинула подбородок и холодно произнесла:
- Балетов, я действительно люблю читать Достоевского.
- То есть вы хотите сказать, что вам нравится этот чудовищный, ломаный язык, эти искусственные, изломанные характеры…
- Балетов, прекрати! Ты несешь ахинею! Ты просто не дорос до Достоевского, - голос учителя дрожал от праведного гнева и от осознания того, что Балетов прав, и она сама никогда не любила и не понимала Достоевского.
- Верно. Мы не доросли. Но зачем нас тогда мучить этой несуразностью? Может быть, лучше дать нам почитать что-нибудь попроще?
- А где гарантия, что «попроще» ты поймешь? Кстати, «попроще» слово-то простонародное, разговорное.
- Так ведь мы люди простые, потому и говорим так. Но вот я случайно подслушал телевизор – мама обожает, когда вяжет, слушать лекции Бы о Досте, так вот он сказал…
- Что за Бы, что за Дост? Где ты нахватался этой пошлости? – возмутилась учительница.
- У него, у Бы, и нахватался. Например, он всегда Маяковского называет Маяк, - Балетов с видом оскорбленной невинности пожал плечами.
- Знаешь дорогой, - почти прошипела Диана Михайловна, - что позволено Быку, то не позволено ослу.
Класс дружно зашелся смехом, и учительница с видом генералиссимуса, принимающего капитуляцию поверженного врага, провозгласила:
- Заканчивай работу, Балетов.
- А я уже закончил. Тетрадь на столе. Там все написано согласно директивам Минпроса, как положено. Можете не волноваться, - буркнул обиженно Балетов и сел на место.
Уроки закончились в час, детей из садика забирать в пять. Четыре часа свободного времени. Она не любила быть дома. Ничего, кроме скучных домашних обязанностей, там ее не ждало. Но сегодня и обязанностей никаких: квартира убрана, обед приготовлен. Можно, конечно, почитать Достоевского или, как и положено жене, терпеливо ждать возвращения Клима с работы, а потом смотреть, как ходит у него кадык, когда он ест и слушать, как он глотает. Ну почему он издает все эти звуки? Вроде и ест с закрытым ртом… Потом он отвалится довольный от стола – ему всегда нравилось, как она готовит – и начнет бесконечный рассказ, кто чего кому сказал на службе. Не мужик, а баба какая-то! Но самое неприятное случится потом, ночью, когда они лягут спать…
Клим засыпал первым, почти сразу, а к ней сон не шел. Она с тревогой прислушивалась к звукам из детской, потому что как только становилось понятно, что дети заснули, Клим, почти не просыпаясь, поворачивался к ней для исполнения супружеского долга. Делал свое дело он исправно, монотонно и равномерно. Диане это всегда напоминало осенний дождь. А ей хотелось чего-то большего: игр, ласк, того, что она в самом начале совместной жизни принимала за любовь. Но постепенно запретные ранее радости превратились в рутину. Однажды она решила проявить инициативу. Купила в магазине эротическое белье и, когда дети остались на ночь у ее родителей, попробовала побаловать Клима стриптизом. Она специально готовилась к этому действу, несколько раз репетируя его, когда была одна, перед зеркалом. Ей казалось, что получается очень сексуально. И вот она наконец-то решилась устроить Климу представление. Сначала он смотрел на нее удивленно, потом глаза его и вовсе округлились. «Как приятно, что ему нравится», - подумала Диана. И в тот же миг Клим вскочил с постели и опрометью бросился из спальни. Набросив халат, она выбежала за ним.
Клим стоял у окна на кухне и нервно курил. Ей даже показалось, что на его глазах появились слезы.
- Что с тобой? – с тревогой спросила она и погладила его по голове.
- Отстань! – огрызнулся Клим и отдернул голову.
- Да что с тобой? – повторила Диана. И тогда он повернулся к ней:
- Значит, тебе меня не хватает, да? Решила меня простимулировать, да? Что, какой есть, я тебя не устраиваю? Ты мне еще виагру в борщ подсыпь!
После той ночи Диана поняла, что Клим безнадежно ограниченный человек, что все у него: и секс, и еда, и разговоры, и развлечения – все от и до, все в рамках, все в пределах приличий. Значит, если она ничего не предпримет, то и ее жизнь будет теперь тоже проходить в рамках.
Через месяц после этих событий в ее жизни появился Феофаныч.
Но Феофаныч – уже прошлое. С ним она рассталась. Произошло это совсем недавно, месяц тому. Диана не ждала от него любви, но все же хотелось тепла и хотя бы видимости нежности. Но с некоторого времени, Диана заметила, что Феофаныч относится к ней не по-доброму. Да, он берет ее умело, и уж никак не скажешь, что однообразно. Но… с презрением, что ли. Впрочем, так, наверное, было всегда, но вначале она принимала его повелительную грубость как игру, своеобразную забаву. Когда же она поняла, что это вовсе не игра, а жизненное кредо ее любовника, что он ко всем женщинам относится именно так - с презрением, что презрение его – физиологического свойства, что женщина для него нечистое животное по двум причинам: во-первых, у женщин случаются месячные, а во-вторых, они впускают в себя чужую плоть, да еще и принимают в себя чужие выделения, когда она это поняла, то он сам превратился в ее глазах в дикое и грязное животное. Сообщение о том, что они расстаются, Феофаныч воспринял спокойно: пожал плечами, ухмыльнулся и сказал: «Как тебе угодно». Даже не попытался не то что удержать, а даже поцеловать на прощание. «А может быть, его презрение к женщине происходит от того, что иначе он возбудится не способен?» - подумалось ей. Это соображение, неожиданно пришедшее на ум, даже развеселило ее. Она улыбнулась, и было совсем непонятно, чего в этой усмешке было больше – горечи или злорадства.
Диана Михайловна вышла из школы и неспешно пошла по аллее, которая вела к центру города. Было безветренно. Снежинки, кружась, плавно опускались с небес на землю, где превращались в комья грязи. Сегодня почему-то было особенно тоскливо. Может быть, из-за первого снега, может быть, из-за Балетова, которого она терпеть не могла. «А если плюнуть на гордость и зайти к Феофанычу?» - мелькнула шальная мысль. «В конце концов, в мужской грубости тоже есть своя сладость».
Пытаясь отогнать желание, Диана Михайловна вспомнила, как на прошлой неделе в школу приезжал какой-то чин с завода, который по районной разнарядке курировал их школу. Чин был не то чтобы симпатичный, но обращающий на себя внимание: подтянутый, со вкусом и богато, хотя и без вычурности, одетый, с улыбкой хищника. Он представился Олегом Степановичем и вручил ей, как, впрочем, и остальным присутствующим визитку.
- Если что, обращайтесь, - сказал он тоже всем, но смотрел при этом на нее. Не могла она и не заметить, что, когда прозвенел звонок, и она выходила из кабинета, взгляд Олега Степановича просканировал ее фигуру.
Она зашла в кафе, заказала чай. Достала из сумочки мобильник, потом визитку и задумчиво посмотрела на причудливые завитки и богатое теснение, которые украшали маленькую картонную карточку. Она открыла телефон и задумчиво посмотрела на клавиатуру. Странное чувство овладело ею: она точно знала, что сейчас позвонит, позвонит Феофанычу или Олегу Степановичу, наплюет на гордость и позвонит… Но кому из них, она не знала. Ей вдруг стало ужасно жаль себя, даже слеза выкатилась из глаза. Но именно в этот момент телефон, не дожидаясь ее решения, зазвонил, громко и требовательно. От неожиданности Диана вздрогнула и со страхом и удивлением посмотрела на трубку. Когда прозвучал третий звонок, Диана – «Будь, что будет!» - решительно нажала на кнопку ответа.
- Да, - сказала она в трубку
Трубка хохотнула мягким баритоном:
- Да – это хорошее начало разговора. Олег Степанович беспокоит. Диана Михайловна, извините, что отвлекаю, вы уже продумали, что вам нужно для кабинета? Может быть, встретимся, чтобы обсудить все подробно?
- Да, конечно, - ответила Диана. Во рту все пересохло, потому собственный голос показался ей неестественным.
- Вы сейчас свободны?
- Да, свободна, - ответ прозвучал несколько двусмысленно. Чтобы смягчить неловкость, Диана поспешила уточнить:
- Но только до пяти, - и тут же поняла, что фраза прозвучала уж и вовсе неприлично.
- Тогда через полчаса в кафе «У фонтана». Жду.
На этот раз баритон звучал строго и не предполагал возможность возражений. В трубке, в такт ее сердцебиению, звучали короткие гудки.
Она рассчиталась за так и недопитый чай и вышла на улицу. Тротуар запорошило. Она оглянулась. На свежевыпавшем снегу отчетливо были видны следы каблучков. «Мои следы», - подумалось ей, и почему-то показалась она себе оленем, оставившем следы по первой пороше в большом, дремучем городе-лесе.
Тротуары были белы. А вот на дороге, по которой сновали машины, снег тут же превращался в грязь.