А. Езерска Голодные сердца Вода и мыло дёшевы

Дан Берг
Как пройти на мой персональный сайт, чтобы БЕСПЛАТНО  ЧИТАТЬ  И  СКАЧИВАТЬ все мои книги?
Вот адрес: https://www.danberg.net/


                А. Езерска Голодные сердца

                Перевод: Дан Берг

                Вода и мыло дёшевы


Я закончила учительский факультет колледжа. Декан миссис Уайтсайд задержала мой диплом, и когда я явилась к ней за разъяснением, она сказала, что мой неподобающий внешний вид не позволяет ей рекомендовать меня на должность преподавательницы.

Миссис Уайтсайд не поскупилась на подробности – волосы причесаны далеко не идеально, ногти и руки не ухожены, вороничок пришит криво, платье нуждается в стирке. Она закончила сентенцией: “Аккуратным и чистым может быть каждый, ибо вода и мыло – дешевы!”

Четыре года я училась под началом миссис Уайтсайд. Я трепетала перед ней. Я сжималась в комок, когда она проходила мимо, краснела и бледнела от страха получить грозное замечание. Если она вызывала меня к себе, я шла с боязнью, вроде той, что испытывает страдающий от зубной боли, когда попадает в кабинет дантиста, а тот начинает манипулировать у него под носом блестящими стальными инструментами пыток. Ее глаза буравили мои нечищенные туфли, знавшую лучшие времена одежду, черноту под ногтями. Она никогда не смотрела мне в глаза. Думаю, она не допускала мысли, что у людей вроде меня, с пятном на платье и мозолями на руках, может быть душа.

Разумеется, миссис Уайтсайд отдала мне диплом – по закону она не могла поступить иначе. Возможно, желая мне добра, она хотела напомнить о вещах, которые, по ее мнению, да и как вышло на поверку, были важными в жизни. Но скопившиеся обиды мешали мне преклонить ухо.

Я страдала за себя и за всех неумытых на земле. Безукоризненно опрятная миссис Уайтсайд олицетворяла для меня тиранию жестокого чисто вымытого мира. Она и иже с нею решали быть или не быть мне учительницей. Только непроницательные люди судят по внешнему виду, и невдомек им, что наружное – лишь шелуха внутреннего.

***

Я училась в колледже днем. А с пяти до восьми утра и с шести до одиннадцати вечера работала в прачечной. Хоть я и была молода, но не хватало сил холить себя, как это делали благополучные студентки. Чистота их мира создавалась моими неухоженными руками. 

Когда они садились завтракать, я успевала уже поработать три часа. После занятий они шли развлекаться и дышать свежим воздухом, а я торопилась к зловонным котлам, чтобы гнуть спину еще пять часов. Они обедали за столом, а я глотала куски на ходу. В одиннадцать они возвращались с концертов, а я в изнеможении валилась на кровать. Стоя за гладильной доской, я иной раз думала, нет ли в аккуратно сложенной кипе стираного белья белоснежных блузок миссис Уайтсайд?

Смолоду мое сердце волновали высокие порывы, хоть и туманные порой. А работа руками – не для души, для желудка она. Дух во мне кипел бунтарский. Не диво, что я потянулась к стихам моего земляка Розенфельда. И еще совпало – неутомимый Морис тоже изрядно успел потрудиться в нью-йоркской прачечной! Говорят, поэты сочиняют не головой, а сердцем, однако ж, его искусство навело меня на практическую мысль: иди учиться в колледж, и так найдешь и себя и свою стезю!

Девушка, соседка по дому, работница на сигарной фабрике, объяснила мне, что дорога в колледж проходит через подготовительную школу. Она ее закончила. Значит, и я так же сделаю! Когда тебе шестнадцать – чем труднее цель, тем сильнее магнит ее! Я зыдыхалась в мертвечине настоящего и рвалась к иному будущему. Шесть лет подготовительной школы были годами дневной работы в прачечной, вечернего бдения за партой и круглосуточных светлых надежд.

И вот, я студентка колледжа. С юным пылом я вступила в сей изысканных правил вестибюль нового для меня мира. Увы, я расшибла лоб о стену холодного отчуждения. Сытое, чистое и хорошо одетое общество настороженно отнеслось к залетной птице. Я ловила украдкой бросаемые в мою сторону красноречивые взгляды: “Ты не наша. Приживешься? Изменишься?”

Дух мой поколебался. Я экономила каждый цент для платы за учебу. Я была одета хуже всех. Чувства ущербности и бедности, боль непричастности жалили мое сердце.

Я не слишком любила выспренные лекции и сушь пресных книг. Но, правду сказать, учение приходилось мне по сердцу – так я спасалась от тупой рутины однообразного труда. И продолжала верить, что в конце концов дойду до далекого, но достижимого горизонта.

Иногда мне вспоминался эпизод, случившийся в мой первый американский год. Я пришла в Сентрал Парк. Я радостно порхала как птичка, выпущенная из клетки на свободу. Я улеглась на склоне холма, вдыхала аромат зелени, глядела восторженно вверх. Надо мной по голубому небу плыли белые барашки облаков, а рядом стрекотали насекомые, и на сердце у меня стало хорошо-хорошо. Вдруг я услышала низкий строгий голос полицейского: “Мисс, вы не читали надпись на табличке? Нельзя лежать на траве!” Птичку вернули в клетку. Миссис Уайтсайд казалась мне тем огромным полицейским с дубинкой, который изгнал меня из рая.

***

Я имела диплом об окончании колледжа, но мне крайне трудно было найти работу учительницы. Те сопричастники чистого общества, от которых зависела моя карьера, слишком пристально глядели на мой отнюдь не изысканный наряд и на красные от горячей воды неухоженные руки. Они судили обо мне, как миссис Уайтсайд.

Нужда заставляла меня принимать самые невыгодные условия – работать на замену отсутствующих учителей. Зарплата выходила настолько низкая, что едва хватало на еду, а о новой одежде думать не приходилось. Вместе с тем мой неприглядный внешний вид был препятствием для получения хорошей должности, и я никак не могла вырваться из порочного круга. Впрочем, наниматели извлекали пользу из моих затруднений – за малую плату получали безотказного поденщика.

Обидеть легко, не то что вытерпеть обиду. Она грызла меня изнутри, негодование кипело в душе. Я хотела, чтобы весь мир узнал, что нет ни справедливости, ни равенства возможностей, ни демократии. Пятно на платье закроет двери карьеры и обречет на прозябание. Я боролась с желанием явиться снова в свой колледж в день какого-нибудь торжественного обеда, которые так любила устраивать миссис Уайтсайд, сорвать с благополучных леди и джентльменов их чистые костюмы, топтать их одежду на полу и кричать во всеуслышание: “Вода и мыло дешевы, вы слышите? Скорее несите в стирку ваши наряды!” 

Я любила мечтать, я тянулась к высотам духа, я бредила американской свободой. От российских погромов и бездушия империи я сбежала в Новый Свет – ради света новой жизни. Я не нашла свою Америку ни в потогонном труде, ни в благополучном мире чистого общества. Мечта моя разбилась, но в глубине души жила вера, что ненайденное мною все же существует.

Мне казалось, если разорву я цепи одиночества и найду человека, готового слушать и понимать, вернется ко мне дыхание, и я вновь полечу искать золотую страну. Но где этот друг? Среди бывших товарок по прачечной? Они никогда не понимали моей души и злы на меня – ведь я не похожа на них. И в точности это же самое скажу об обитателях закрытого чистого мира.

***

Мне запомнилась преподавательница химии миссис Несс. Не столько предмет, сколько она сама притягивала меня. Ее отношение ко мне было не таким, как у других лекторов и профессоров колледжа. Казалась, она не против выслушать мои проблемы, а то и помочь. Порой мне хотелось сказать ей: “Миссис Несс, будьте мне другом, я так одинока!” Но я робела, а она опасалась показаться докучницей. Хотя мы говорили только о химических опытах и формулах, я воображала себе, что она понимает мою душу.

Примерно через десять лет после окончания колледжа я случайно встретила на улице миссис Несс. Я шла, предаваясь обычным невеселым размышлениям о плачевном своем положении – до сих пор я должна выпрашивать работу и не имею надежного места. Миссис Несс первая узнала меня, остановила, стала расспрашивать о моем житье-бытье. В беспросветности своей я уж думала, что кроме бездомных кошек и собак у меня не будет родственных душ. И вот чудо! Женщина из непроницаемого благополучного мира сердечно говорит со мной, как с равной, и не заносится, и сочувствует!

Миссис Несс пригласила меня к себе для делового разговора. За десять лет она выросла, стала профессором. Я не чувствовала скованности в ее кабинете. Как не похожа она была на миссис Уайтсайд! Я рассказала ей историю своей жизни, поведала о мечтах и разочарованиях. Меня слушали и понимали. “Внутри всякого города есть другой город...” – улыбаясь и пристально глядя на меня, сказала моя покровительница.

Конечно, миссис Несс помогла мне найти выход из лабиринта нищеты. Естественным образом остыло мое сословное бунтарство. Я была счастлива: обретя друга, я нашла свою Америку! 


 Часть рассказов сборника опубликована здесь:
http://www.newlit.ru/~masterstvo_perevoda/6175.html