Посланцем судьбы и королевской воли была избрана мадам де Коэткен. Кольбер настойчиво попросил ее немедленно найти мадемуазель де Керуаль и передать ей, что Его Величество повелевает демуазель присутствовать сегодня вечером на концерте в салоне королевы, а затем и на игре. Приглашение к карточным столам от Его Французского Величества было милостью, которой многие добивались, да не все получали.
Потрясенная мадам де Коэткен, подобно боевому быстроходному паруснику, рассекая группы придворных, на всех парусах отбыла на поиски экс-фрейлины. Она, конечно, поговорила со своей сестрой мадам герцогиней де Субиз, но та лишь пожала плечами и как то неуверенно сказала, что постарается что -нибудь сделать для бедняжки " при случае". Но года этот случай представится, Б-г весть. Мадам де Коэткен краем глаза заметила, что вовремя этого разговора неподалеку от них о чем то беседовали Министры Кольбер и Ле Телье. Неужели они слышали их с сестрой диалог? И они невольно напомнили Кольберу о забытой экс- фрейлине? В общем, даму снедало любопытство. Она пришла в пустующий фрейлинский флигель, где жилой была теперь только одна комната. Подгоняемая интересом, стремительная мадам , быстро для проформы постучав, изо всех сил дернула прикрытую дверь и та со скрипом отворилась. Из глубины комнаты из-за ширмы, некогда служившей прикрытием для первых свиданий Его Величества и Луизы де Ла Вальер, раздался возглас испуга. Конечно, люк в полу под кроватью был давно и надежно заделан, но ширму по просьбе мадемуазель де Керуаль оставили. Девушка была застенчива. После смерти Мадам Генриетты, ее экс-фрейлина, никогда не пользовавшаяся расположением Месье, сочла за лучшее, пока не определится ее судьба, перебраться из Сен-Клу в Фонтенбло и Мадам де Ноай, выбитая из колеи стремительностью и трагичностью событий, дала свое соизволение на переселение Луизы -Рене в ее бывшую комнату в освобожденном фрейлинском флигеле в Фонтенбло , до дальнейших распоряжений на ее счет.
Оставшись одна во всем флигеле, Луиза - Рене соорудила за ширмой небольшой налой с Распятием перед которым она теперь усердно молилась.