В память о моем преподавателе Барасби Хачимовиче Бгажнокове.
Сентябрь 1984 года. Нам, третьекурсникам факультета романо-германской филологии, впервые поставили предмет “Общая психология”.
В расписании значится только фамилия лектора, без инициалов: Бгажноков.
В большой аудитории около семидесяти человек. Это общая лекция для всего курса. Вместе со звонком входит спешной походкой преподаватель. Худощавый, с папкой в руках. Здоровается на ходу и, не представившись, сразу начинает лекцию. В аудитории стоит непростительный шум. Лектор ни на тон не повышает голос, не призывает к тишине, говорит, глядя куда-то вдаль, время от времени обводя слушателей взглядом. Не старается быть понятым и даже услышанным, но своей отстраненностью от суеты и сосредоточенностью на собственном ходе мыслей привлекает мое внимание с первых же минут.
После лекции я как староста группы несу журнал на подпись:
— Я записала только Вашу фамилию. А как Вас зовут?
Мой вопрос застает преподавателя врасплох. А его ответ приводит в изумление меня:
— Ой, забыл!
Звучит так, будто он забыл свое имя. На следующем занятии решаю сесть в первом ряду, чтобы не пропустить ни одного слова этого уникального преподавателя.
Тогда я не знала, что передо мной великий ученый, который страстно увлечен своим делом, живет в измерении грандиозных идей.
“Рассеянность нельзя считать недостатком. На самом деле это очень большая внимательность к какой-то одной конкретной задаче”, — объяснял Барасби Хачимович позже на лекции. Мне казалось, что он говорит о себе.
В то время я интересовалась психолингвистикой и, выбирая тему курсовой работы, обратилась к Барасби Бгажнокову с просьбой быть моим научным руководителем. Он согласился, но убедил меня расширить круг своих интересов и изучать психологию общения, а в дальнейшем перейти на этнографию общения.
В научной работе я сравнивала эквиваленты фразеологических оборотов в разных языках. Когда мой наставник в качестве оценки первой версии текста написал напутствие: “Аминь!” — я прыгала от радости. Но тут заметила, что одно из немецких выражений перечеркнуто аккуратным крестиком. Я не могла понять, почему такой, на мой взгляд, точный пример не понравился преподавателю, и решила, что он меня не понял. А Барасби Хачимович посмотрел мне в глаза и ответил спокойным голосом: “Это звучит неэстетично. Найдешь другой пример”. Это замечание послужило мне уроком на всю жизнь. С тех пор я проверяю слова не только на правильность, но и на эстетичность.
Сам Бгажноков был мастером эффективной коммуникации. Он воссоздал в своих книгах образ адыгского рыцаря, которым гордится каждый адыг. Его стройная система правил адыгского этикета может служить руководством для всех поколений адыгов и стала основой для дальнейших научных исследований.
Как-то Барасби Хачимович показал мне свое рабочее место в домашней библиотеке. На столе лежали стопками книги. “Так я работаю, — сказал он, — изучаю книги разных авторов, учусь у них. Но делаю свое, не повторяя других. Ты должна учиться писать так же”. Он был уверен, что я могу писать книги и передал эту уверенность мне. Великодушие было характерной чертой Бгажнокова. Увидеть в другом личность и вдохновить его на саморазвитие способен только человек с великой душой!
На одной из лекций в конце учебного года Барасби Хачимович задал вопрос: “Как вы думаете, что важнее: душа или тело?” “Тело, — ответили несколько студентов, — ведь надо есть, спать, а то будет не до души!” Наш мудрый учитель мгновение молчал, потом улыбнулся и сказал: “Всегда ставьте на первое место душу и никогда не ошибетесь!” Казалось бы, эту истину я слышала и раньше, но она мне запомнилась как изречение Бгажнокова.
Барасби Хачимович напоминал мне парящего орла, который сумел подняться над суетой, увидеть с высоты главные ценности жизни и показать их нам. Да и фамилия ученого наводит на это сравнение: в переводе с кабардинского “Бгажноков” означает “сын могучего орла”.