На следующий день на работу поехал с коньяком в сумочке (выходной день, но я решил отработать прогул).
Пил понемногу в течение дня коньяк и любовался красотками, работавшими во ВРЕМЕНАХ ГОДА. На складе сидеть было тошно.
Во мне, казалось, что-то ПРОРОСЛО; обычное моё Я, скучное, как запыленное стекло сортира, треснуло, инфернальная тьма хлынула из трещин, взбудораженная душа встрепенулась зловещей, хищной птицей.
Мне было похуй, что скажут Даша с Зифой, Алёна.
Они заметили моё НЕОБЫЧНОЕ СОСТОЯНИЕ.
- Саш... что с тобой? - настороженно спросила Алёна.
- Ничего.
- Устал?
- Ничего страшного.
- Ладно, соберёшь по накладной товар в Красногорск, можешь ехать домой, отдохнуть.
С накладной всё равно пришлось долго возиться и ушёл я с работы в обычное время, в 19.00.
В тот же вечер из Москвы пришлось переехать в подмосковный город, к сестре, - потребовали освободить квартиру.
Перевёз меня таксист-армянин. Хороший человек. Мужчина лет 45, красивый, умный, женат на русской, имеется дочь.
Я понравился ему, он сказал мне, что я - "сильная натура".
Я сам себе нравился в те дни.
Я сошёл с ума. Я знал, что я сошёл с ума. Видел себя со стороны и управлял собой со стороны. Это трудно объяснить, но это так.
Я покинул пределы своего ограниченного Я.
Я понял, что моё внешнее Я совсем не истинное Я.
День мой начинался с употребления смертельной дозы алкоголя.
Я пил алкоголь через каждые четыре часа. Пил перед Чертановским управлением полиции - специально приехал постоять у здания, где испытал недавно мучительные часы клаустрофобии, унижения и кошмарного одиночества, - пил из горлышка бутылки с наслаждением хищника, утоляющего жажду; мимо проезжали полицейские машины, никто не останавливался, никто не подходил. Из меня били волны агрессии, я представлял опасность. Я обрёл звериный слух и обоняние. Я видел людей как бы со стороны (как и самого себя).
Я шёл по московским улицам, и люди отшагивали от меня, сторонились, уступая мне, отводили глаза от моего взгляда.
Я мог легко познакомиться с любой девушкой на улице, любую красотку мог затащить в какой-нибудь укромный угол и выебать.
Я видел их реакцию, они интуитивно желали меня, желали, чтобы я их выебал.
Мной двигало нечто сверхчеловеческое, их возбуждало это ДЕМОНИЧЕСКОЕ, СЛИШКОМ ДЕМОНИЧЕСКОЕ.
Я купался в наслаждении силой и властью.
В толпе я видел жест каждого участника движения, я мог предупредить любой жест.
Я никого и ничего не боялся - хулиганы расступались передо мной, "поджимали хвост".
На работу я перестал ходить.
Потому, что к рассвету я превращался в обычного АЛЕКСАНДРА ТИХОМИРОВА, я трясся от алкогольной ломки с каждым утром всё сильнее и сильнее. Но стоило мне выпить бутылку водки, НЕКТО ЧЕТВЁРТЫЙ заявлял о правах на меня, на МОЁ ИМЯ.
Ни в первом образе, ни тем более во втором, я не мог ехать на работу.
Дни и ночи, однако, я проводил в Москве, под утро возвращаясь в подмосковный городишко, где временно обосновался.
Я не всегда помнил на рассвете, что я делал ночью.