Ленин говорит: -... А не можете вы, дорогой товарищ Бендерин,
сослужить мне одну маленькую! службу? Дымит у меня камин.
И надо его исправить, чтоб не дымил. Можете ли вы это сделать?
М. М. Зощенко «Ленин и печник»
Было мне в ту пору 23 года. Жил я с женой и дочкой, и родителями жены в одной двадцатиметровой комнате в центре Ленинграда.
И как на семейном совете сказала тёща: «Чтобы хотя бы летом не толкаться жопами в одной комнате, надо нам приобрести за небольшие деньги, какой-нибудь садоводческий участок."
Не буду расписывать подробно, как мы искали такой участок, но нашли в ближнем пригороде Ленинграда. Как и что было с этим связано – пропускаю.
Сразу решили строить домик своими (моими) руками. Как и что было с этим связано – пропускаю.
Пришло время ставить плиту в доме. Как?
Пригласили мужика, назвавшегося печником. Тот, сделав мудрое лицо, сообщил, что кирпич нужен специальный, огнеупорный, 250 штук. И щит нужно строить из пяти колен, чтобы теплее было. И запросил за работу ужасно большую сумму. Решил я замастырить плиту сам. Обзавёлся книгами по печному делу. Приобрёл печной инструмент. Проблему с огнеупорным кирпичом (шамотным, если по-научному), как-то решил, достав уже бывший в употреблении кирпич. Но браться самому за такой сложный этап в моей жизни было страшновато. Сосед сказал по секрету, что новый сторож садоводства, Гращенков, хорошо кладёт печи, но он последнее время всем отказывает. Нужно исхитриться и подействовать через его жену. Она в доме у них генерал. Но чтобы я учёл, Гращенков вор, каких ещё свет не видывал. И чтобы я дефицитный кирпич свой спрятал и пересчитал.
И вот, разрабатываем мы с моей женой и тёщей военную операцию.
Первое - зову старика Гращенко к себе на участок, вроде бы для совета. Говорю, что вот, мол, как он думает, хорошо ли я спрятал кирпичи для плиты? И прибавляю, что никто, кроме него и не знает об этом месте. Задумался сторож, видно понял мою уловку. Оценил. Ничего не сказав, лишь хохотнул тихо, повернулся и пошёл прочь.
Теперь бы самое время перед тем, как продолжить рассказ, описать вам этого человека.
Роста он был среднего, не худой, а скорей поджарый. Плечи прямые, чуть подавшиеся вперёд, но при этом сутулым он не казался. Руки его были непомерной длины. Ощущение такое, что они вытянулись так от тяжёлого физического труда. А может быть так оно и есть, ведь он всю жизнь проработал шахтёром. И вообще, ощущение было такое, что все его части тела существуют отдельно друг от друга. Отдельно не по размеру длинные руки. Отдельно большие кисти рук. Отдельно от туловища существовали ноги, голова, да и само туловище от всего остального. Если он поворачивался, то прежде поворачивалась в нужную сторону голова, затем плечи, потом тело до пояса, потом уже ноги делали первый шаг. Лицо у него было ни доброе, ни злое, скорей безразличное. Какая прическа определить было невозможно, поскольку в любую погоду Гращенков был в одной и той же, выгоревшей от солнца и от времени, кепке. Голос сторожа был сипловат. Да, собственно, особо его голос никто и не слышал. Говорил он лишь тогда, когда спрашивали, да и то, отвечал односложно. Забавно было, что о себе он всегда упоминал в третьем лице.
Жена же его, Агрипина Никитична, была женщиной дородной, открытой к разговору. Но у неё были больные ноги, и она почти всё время проводила в своём домике у окошка, ловя любого прохожего, чтобы «зацепиться с ним языком».
Второй этап нашего плана...
Жена моя пошла в гости к Агрипине Никитичне с баночкой сваренного накануне сливового варенья, за советом, так ли она приготовила его. Пожилые люди очень любят советовать.
Баба Агрипина с удовольствием рассказала, как и что нужно сделать, чтобы варенье получилось таким же вкусным, как у неё самой. В разговоре моя жена спросила, а не мог бы Василий Павлович поставить нам плиту? Мы хорошо заплатим.
Агрипина Никитична рассмеялась в голос и, приподняв клеёнку на столе, сказала:
- Доченька, милая, да ты взгляни сюда, ну зачем нам ещё деньги? (Весь стол под клеёнкой был засыпан десятирублёвыми купюрами.) Нет, милая, денег-то ты уж нам не сули. Детей–то у нас нет, к чему нам деньги. Дорого внимание и уважение. Так ведь мой Василий Павлович печник-то от Бога. Его, когда мы ещё в Воркуте жили, даже пригласили Ленина, стоящего в центре города с протянутой рукой, ремонтировать. Памятник конечно. Так я пришлю к вам Василия моего, пусть посмотрит, да поговорит с твоим, и коли он заметит, что муж твой работящ, да скор на руку, так может и возьмётся. Только вот закавыка, трубу-то он уже класть не может. Высоты стал бояться. А уж про водку там и деньги, про это забудь, доченька. Василий–то мой за хорошего человека и душу отдаст. Да где они нонче, эти хорошие-то?
Придя к нам, Гращенко, без всякого здравствуйте, спросил:
- Куда глину-то дел старую, которую с кирпичей счищал?
- В корыто.
Лицом Василий изобразил лёгкое удовлетворение.
Подошёл к кирпичам.
Старик прикидывал на ладони каждый кирпич, оглядывал его со всех сторон и откладывал слева или справа от себя. Куча справа была на много больше левой.
Я, глядя на эти кирпичи, спросил:
- В чём разница между ними?
- Поймёшь позже. Ну, послезавтра ОН придёт, и начнём лОжить.
А кирпича-то не хватит штук 100. В плите кирпич, как принято, ОН на плашку класть будем, а в щите-то, на ребро кирпич пойдёт. Тогда не хватит только 50. Да и три колена довольно будет. Вам же нужно, чтобы быстро тепло давала. Дом-то низковат, труба короткая, не вытянет дым с пяти коленов.
- Как же так? А мне печник сказали, что...
Я посмотрел на лицо Василия и умолк.
- 100 штук ещё нужно.
- Где же взять-то?
- Мужик придёт, просить будет кирпич шамотный продать.
- Как же я продам, если говорите, что мне не хватит?
Василий, с укоризной посмотрел на меня, чтобы я не перебивал его.
- Не продавай, а скажи, что можешь поменять. Отдашь 100 штук огнеупорного. Тридцать слева и семьдесят справа. Взамен возьмёшь 250 простого кирпича. Простой на трубу пойдёт. Да пусть мужик сам и привезёт
Я уже открыл рот, чтобы возразить, но прочёл на лице Василия конкретное слово «заткнись». И заткнулся.
- А коли мужик не придёт?
- Придёт. К послезавтрему зальёшь счищенную с кирпичей глину водой. Да и новую глину в другом тазу замочишь. Песок просеешь. Так песок плох. Мелкий для глины будет, а крупный под цемент пойдёт.
Повернулся и ушёл прочь.
К вечеру приехал мужик менять кирпичи. Всё случилось так, как и сказал Гращенков.
В назначенный день, ровно в 8 часов утра мы приступили к созданию плиты со щитом.
- А ну, подай мне вон тот кирпич из малой кучи. Мне вдоль половинка нужна, над дверцей. Теперь понял, почему лёгкий кирпич отбирал. Колется лучше, не перекалён, не стоял в топке раньше.
Он поднёс кирпич близко к лицу, осмотрел, постучал специальным молотком-киркой, послушал стук. Отложил, взял другой, послушал, отложил. Лишь четвёртый кирпич ему глянулся. Положил он его на ребро, на ногу над коленом, и стал острым краем молотка простукивать вдоль рёбер кирпича. Потом поднял кирпич с ноги и тюкнул молотком в какое-то место в кирпиче, и тот, «чпок», развалился на ровные половинки вдоль тела своего кирпичного, словно кусок сахара.
Василий, довольный своей работой, подал мне одну половинку и велел, чтобы я её положил в его чемодан, в котором он принёс инструменты для работы.
Я, не спрашивая, повиновался.
- Вот, а эту половинку, ОН, аккурат, над дверцей в топку приладит.
Как и что было с этим связано – пропускаю.
В общем, в первый день уже плита и щит стояли. На второй день вывели трубу, которую, под приглядом деда Василия, клал уже я сам. Да и кирпичи рубить тоже довольно сносно научился. Сделали пробную топку. Труба тянула дым как зверь.
При прощании, Гращенков скупо похвалил меня:
- С тобой, парень, сподручно работать. Пойдёшь со мной завтра плиту тому мужику класть, что кирпичом с тобой менялся. За хорошие деньги тебе – и, не дождавшись ответа, добавил твёрдо - завтра в восемь зайду за тобой.
Следующие два дня я клал плиту у мужика сам. Гращенков лишь направлял меня. Нужно было расколоть один кирпич вдоль, я уже настроился к кирпичу, но Василий остановил меня:
- Погодь, паря, подай-ка ту половинку из моего чемоданчика...
Как и что было с этим связано – пропускаю.
Прошло время, наступила зима. Просит моя тёща, чтобы я сложил плиту со щитом у её подруги, в другом посёлке. Деньги в доме нужны, вот и взялся я, смелая моя головушка, за эту работу с одним своим приятелем. Кирпичи новые и всё, что нужно для плиты, хозяйка приобрела, не было только глины. Где ж её зимой из-под снега накопаешь. Но приятель мой был пронырливый и углядел он около какой-то котельной, под навесом, кучу синей глины. Он набрал несколько вёдер и привёз с собой. Попробовал я на ладошке. Мягкая, нежная, как густая сметана. Ну и стал я плиту класть. Кирпичи новые, глина мягкая, дело быстро сладилось. Плита со щитом вышла просто красавица.
Как и что было с этим связано – пропускаю.
Только работали-то мы вечерами, в полутьме, да и особо не разглядывал я ту глину, когда же прорезали в потолке и крыше отверстия для будущей трубы, яркий лунный свет попал на кирпич, на который я только что положил горсть глины...
И тут меня прошибает холодный пот. Наша глина-то была и не глина вовсе. Это был мокрый перемолотый асбест...
Толкнул я в сердцах моё сооружение, а оно заколыхалось словно студень подтаявший...
Напугался я страшно, ведь стыд то какой, да и вся работа насмарку. Что делать? Поехали мы к Гращенкову за советом. Говорю ему:
- Я, не заметил того, что вместо глины, кирпичи в плите на мокрый асбест клал. Так она, коль качнуть, так словно живая.
- Встанет когда-нибудь. Как один кирпич крепкая будет. Не разобьёшь. Асбестовая пыль вредна, поэтому крошку асбестовую и хранят мокрой.
- А как же её разобрать, если нужда к тому возникнет?
- Так динамитом её. Динамитом – сказал Гращенков, повернулся да и пошёл прочь...