Сны серебряного века Цикл Портрет

Любовь Сушко
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола
А.Блок

Он снова убирает твой портрет,
И пальцы пианиста лишь скользнули
По фото, оставляя странный след
На лике дорогом, и словно пули
И треснуло стекло от страсти той,
Живущей в этом теле вдохновенном,
Но он не крикнул яростно:-Постой.
Он знал,  что умирает вся Вселенная.

Средь Незнакомок и Прекрасных дам
В метели он старался затеряться.
И оставался дерзок и упрям,
Не возвращался, больше не сдавался.
А как же все, что было столько лет?
Как эта боль и радостно первозданны.
Он все решил, и он убрал портрет
Холодный день осенний вызвал жалость.

Кармен кружилась в горечи интриг,
По своему она была прекрасна,
Но тот портрет и тот волшебный лик
Он вспоминал,  но как –то безучастно
Он миру рассказал в потоке грез
О том, что изменило вдохновение,
И боль свою он в пустоту унес,
Но снова пел про чудные мгновенья


Бунин

Тоска такая, что не продохнуть,
Портрет и облик женщины случайны,
Куда-то в неизвестность вечный путь,
Там скрыто все, и торжество и тайны,

Собака заскулит, налей –ка ром,
И сочинить игривые сонеты,
Но снова где-то в городе чужом,
Вопросов нет, но есть уже ответы.

И только тех аллей печальный след
Останется в душе его  убитой,
А на столе изысканный портрет
Какой –то девы, вроде знаменитой,

Она была, она ли и с тобой,
И ничего лишь пустота немая.
На свете счастья нет, тоска и боль,
Ее мы словно данность принимаем

Останется незримая печаль,
Все спутав и иллюзии рождая,
И тех событий роковых печать,
Нас в прошлое с тобою возвращает

О, если бы вернуться в юность вновь,
Опять пройти по призрачной аллее,
Но ничего, мертва моя любовь.
В Париже я о ней лишь пожалею


Гумилев

Остался только крест и твой портрет
Все остальное брошено на карту,
Вот потому покоя больше нет,
Вот потому с тревогой и азартом.

По Африке палящей проходя,
Во сне я вижу Питер обреченный,
Теряясь где-то в шорохе дождя,
Я с кем-то говорю еще о чем-то

В палатку снова приходили львы,
Любуясь на твои черты земные,
Мне кажется, мы были все мертвы,
Но встрепенулись снова остальные

И только я заворожен тобой,
Еще смотрел на твой портрет во мраке,
Лев отступил, меня спасла любовь,
Я это отразил в последней драме,

Я знаю, в эту ночь ты не спала,
Молилась, обо мне ли? Не понятно,
И чей портрет убрав там со стола,
Вдруг прошептала ты :-Невероятно»

И вероятно в тот печальный час,
Мы спасены,  исчезли  львы в тревоге,
И ты была  богиней  среди   нас,
А крест исчез на призрачной дороге.






Бальмонт

Не дева, богиня сияет в оправе,
Я раб твой презренный, и я твой поэт.
Ведет меня к  пропасти, может быть к славе
Тропа, прямо к солнцу, и удержу нет,

Никто не пытался хвалить и злословить,
Никто не остался на бренном пути,
О дева иллюзий, судьба нам готовит
Лишь  горечь изгнания, но на пути

Мы встретим и горы и реки с тобою.
Прощать и прощаться настанет пора,
Но разве поэты сдавались без боя,
Рулетка – любимая наша игра,

И где-то в тумане, в обмане русака
Меня обнимает,  мне хочется спать,
И все-таки холодно, страстно и жарко
Тот призрак пытается в небо поднять,

Летим мы, а в озере странные блики,
И я узнаю ее в мире тревог,
Поэтов несчастных печальные лики,
Они  подмастерья, и я там лишь бог.


Брюсов
Портрет Саломеи с главой Иоанна
Достался в наследство поэту однажды
И кажется  вечная странная рана,
И хочется знать, что она нам расскажет
Молчит Саломея, , о,  огненный ангел,
А он ведь  и беса немного страшнее,
Она перед Иродом  жертвенный агнец,
И все ж, не забудьте, она Саломея,

И танец ее, доводивший до дрожи,
В порыве страданий я вижу яснее,
И речь эта, словно морозом по коже,
Но кружится в вихре страстей Саломея.
Все было, что было, а будет иное,
Портрет я убрать, не могу, не посмею.
И словно бы крылья болят за спиною,
Влечет меня в  бездну, иду я за нею.

Звонок, мне сказали, она застрелилась,
Но в это поверить я снова не смею..
Откуда и горечь, и вечная милость.
- Все дело в портрете, - твердит Саломея.
На свете на том или этом не знаю.
Она,  упиваясь страстями,  танцует,
И кто-то пророка опять убивает,
Желая  красавицу снова такую.

Но я ведь не Ирод, едва ли мне надо,
И все-таки там, у обрыва немея,
И я понимаю, что будет наградой,
Что станет прозрением ночь с Саломеей,