По-пытка некоторого отвлечения 3

Валерий Иванович Лебедев
или Обычная нить обычной жизни

1.
Что руки, что глаза, торопят в никуда...
Из окна — видны окна. Из окон — не видно ничего.
А куда они могут торопить, руки и глаза. К перевороту. Говоря более торжественно. К революции. На то и революция, чтобы жить в ней, ею, быть собой через нее. Понятно, речь не о глазах отдельного участника, но о тех, которые видят куда дальше, а самое главное, куда раньше. На то и вождь, = революционер, оказавшийся в центре, чуть точнее, ставший центром. Удержать центр. Удержать себя в центре. Должно быть, самая обычная ситуация. Отделить глаза от рук. Глаза вождя. Руки ведомых. Тех рук миллионы. А глаза — одни. Что же это за глаза, в которых готовы утонуть миллионы. Или? Что за миллионы, которым нужны всего одни глаза. Возможно, это точнее. Иногда и слышать не надо. Достаточно видеть. Вот вам мои глаза. Вот тебе наши руки. Центр есть. Сплотиться. Большие желают стать еще больше. Какими бы большими мы ни были, всегда можно стать еще больше. Кто же откажется. Или кто отважится. Ведь мир ждет, а что еще он может, этот мир. И масса, ставшая потоком, рванется. Куда? Из центр — на окраины. Почему-то всегда. Есть центр. Есть окраина.
Что потом?
Заброшенное здание, окна разбиты или забиты, там никого, никто не смотрит, никто ничего не видит, но разве это значит, что из тех окон ничего не видно. Никогда не был в том здании, к счастью. А если бы кто сказал, никогда не покидал того здания, к счастью, это не то здание, которое нельзя покинуть. Что есть такое, что можно не покидать никогда, деревня, город, район, область, страна. Для этого? Во что-то надо верить. Скажем, верить в то, что говоришь.
То здание. Было. Высилось. Рухнуло. Это не мешает, чему?
Сколько нужно лет, чтобы наступило это потом? А что между первым и вторым, возможно, трепетные руки. Глаза уже были, они по-прежнему горят. Далее как всегда руки. И опять этих рук миллионы. Как через все эти руки передать одну-единственную книжку. Написана просто, доступно, читай непосредственный участник. Представляет собой некий сборник документов, чьих? Высших лиц, тех самых глаз, которые снова смотрят вдаль, и видят там что-то грандиозное. Каждая рука желает взять этот бесценный документ, держать, листать, читать. Верно, читать желали многие, да многие еще не могли этого. Ну, хотя бы листать. Как было раньше, эти руки пожимал, кто? Тот, кто творит историю. Теперь. Эти руки держали, что могут держать эти трепетные руки? Величайший план, обещающий изобилие и счастье, кавычки опущу. История шагает вперед, не совсем так, локомотив истории мчит. И опять. Завтрашний день стучится, понятно, какое там окно, в дверь.
Никогда не поздно начать все с начала, в очередной раз.

Переворот. Кто-то решается. Чтобы одним актом уничтожить веру, удавалось ли такое, когда-нибудь, где-нибудь, кому-нибудь.
Светлая сторона революции, кто-то ее видит, крест высоких идеалов.
Как вдруг. Крутой и резкий переход, уже не революция? Как всякий переход, от — к? На сей раз. От строительства нового мира — к мирному строительству в новой державе. Удавалось. Не раз. На сей раз. Мало было видеть. Нужно было слушать. Совершенно новые слова. Увидеть их, как это бывало ранее, невозможно. Почему? Слова были неожиданные. С чего бы? Каждый город. Каждый район. Везде. Голод. Холод. Темнота. И тут. Да будет свет, понятно, свет электрический. Верно, неожиданные слова. Но как только их услышали. Все почувствовали, стоит подчеркнуть, не просто желание, необходимость учиться, кавычки опущу.
Неожиданность, способ мобилизовать волю и дух.
Воля, преодолевать. Дух, воплощать, создавать, в пределе, творить.
Правда, духу пришлось признать, что мир остался прежним. Тот самый, о котором говорили, издыхает. И с этим миром придется не только жить, как-то уживаться. А значит, как-то поджиматься. Есть мир, в котором предстоит жить. Мир оказался гораздо больше. Той революции, которая решила его сломать. Ну, не сломать. Изменить к лучшему.
Поход. Массы отправились за знаниями. Как водится. Построились в колонны. И колонны двинулись на штурм твердынь науки.  Понятно, во главе вождь, с ним его партия, иначе власть. Надо признать, просторный был мир, если в нем нашлось место, для кого? Для людей, решивших вернуться к началам цивилизации. Ведь им? Предстояло пройти, повторить путь, который прошли развитые страны. Не догнать? А если сжать, что можно сжать, наверно, время. Опять тот же взгляд, время начинает ускоряться.
Стимул, можно подняться, на самый верх лестницы.

2.
Если есть мысли, вытрави их... 
Продолжение светлой стороны революции. Как ребенок, в известном состоянии, способен только на самые простые движения. Так увлеченный революцией способен видеть ее пламя только согревающим, оживляющим, дающим новую жизнь. Возможно, сначала новое мировоззрение, потом новую жизнь. Участник не принадлежит себе, скажи ему, будет долго смеяться. Скоро весь мир будет принадлежать ему, а тут какие-то пустые разговоры об осторожности, сдержанности, гуманности.
А как же откат, никого не миновала участь сия.
Самостоятельный духовный рост. Нужны основы, где они? Да, вот же, имена из прошлого века, в основном. Обрести основы. После чего расти самому, своими усилиями, своим путем, чтобы прийти? К заранее данным выводам, заданным очень давно, лет так 40 — 50 назад.
Ибо плоть есть трава, хорошо не роса, к чему я, наверно, пора отвлечься.

Апрель, которому предшествовал февраль, апрель стал началом, чему? Возвращению.
Возвращение, есть такое движение, может длиться долго, с чего бы? Тому предшествует долгая история. Нельзя ли ускорить эту историческую инерцию, кавычки опущу, преодолеть. Иногда случается разворот, захватывает многих. Не помочь ли им, вошедшим в разворот, всегда находится кто-то, желает помочь, находятся желающие и здесь, почему бы не встать во главе, просят же. Возвращая людей, куда их можно вернуть, к началу, а куда еще можно вернуть развернувшихся, разве что к блистательному началу. Что же представляет собой это начало, не вспомнить ли нашу собственную историю, ношу?.. печально знаменитый 17-й, это? Начало мирового переворота, на меньшее не согласны. Некий бросок, прорыв к тому самому началу, на деле, возвращение старой жизни вместо обретения новой жизни. Люди обделенные возвращают себе свою жизнь, как новую, вместо обделенной она видится им благо-обретенной, наделенной, чем? А чем сами наделят, кто откажется.
А не вернуться ли нам, куда, в темное прошлое?
В темное. В тесное. В протестное. Одним словом, слишком известное. Только вперед, бросаемся, широко открыв восхищенные глаза. И возвращение в прошлое начинается, вполне успешно. Одна тонкость, как далеко сможем мы вернуться, и здесь мы впереди планеты всей, кавычки опущу. Смогли вернуться к самым началам цивилизации, будем равны равные. Коль так, что же такое время? Бремя. Стремя. Наверно, движение, которому можно противопоставить свое движение, выделить себя из своего времени, ввести во время иное. В будущее, кому-то удается. Большей частью, в прошлое, отступать — не привыкать.
Так что там было, в 17-ом, с чего выложилось, состоялось все прочее?
Все обязаны работать, кто не работает, понятно. Труд принадлежит не работнику, государству, теперь оно работодатель. Отделить людей от их труда. С чего начинается история, не совсем так, цивилизация. Для этого сами люди, хотя бы некоторая часть, не должны принадлежать самим себя. Так оно и случилось. Теперь они, малые, принадлежат все тому же безмерному государству. Все стали собственностью государства, доведение до крайности старой инверсии о превращении частного — в общественное, чуть иначе давней идеи о ничтожности одного отдельного человека, перед кем? Даже термин изобрели, государственно-зависимые работники, кто изобрел, понятно. На другой стороне, государственно-владеющие, чем? Государством. По сути, ничего нового, та же «крепость», хотя и на научный лад, точнее на материалистический лад в его диалектическом варианте. Сюда следовало бы добавить атеизм и рационализм, но отвлекаться еще рано. Теперь. Только один вопрос.

Кто же тогда работает, в той партийно-государственной крепостной машине.
Каждый видит то, что хочет видеть, точнее, хочет увидеть, а если миллионы хотят увидеть одно и то же, возможно ли им увидеть желаемое. И что же могут увидеть эти миллионы, возможно, свое место, где? На вершине пирамиды, конечно. Как избавиться от пирамиды, судя по нашему времени, не стоит ставить пред собой подобную цель. Увлечься сооружением Пирамиды, все силы, можно, побочное явление, кто-то должен встать на колени. Жить? Так и жить, на коленях. Понятно, однажды пожелает подняться. Пирамиду сделать можно. Но можно ли соорудить небо? Понятно, в оригинале звучит иначе, можно ли купить небо, но чтобы купить что-то,  это что-то должно быть, небо есть? Одно на всех. Каждому отдельное небо, свое небо, выложи некоторую сумму, и получи. Почему бы не сделать государство таким необъятным Небом, ничего объяснять не надо. Кто владеет Небом, вернее, всем под этим небом, тот и делает всякую работу великим заданием. Новые крепостные, инструмент, не более, в твердых руках владеющих.

Необязательное дополнение
Так что же было в том 17-ом,
контр-революция, всего лишь. Ей предшествовало, известно, первое выступление, оно считается, кем? Кем-то, чем? первой революцией, на деле, что-то похожее на мятеж, во всяком случае, декабрьское выступление иначе как мятеж не назовешь. Все началось с самого начала, с непосредственного соединения рабочих рук и орудий производства, проклятые деньги не нужны, кто соединяет, принадлежащие ему руки с орудиями, тот и работает, ведь он соединяет с орудиями труда свои руки, именно для того, чтобы они работали, а иначе зачем их соединять. Под ними, я о владеющих, некие людишки, кто они?
Всего лишь носители чужих рук.
И вечная мечта, скорее две, носители мечты смотрят друг на друга, и в головах неотрывно вертится, вернуть бы себе руки, избавиться бы от рук.