Три сестры Тимофея Кулябина

Николай Ника Квижинадзе
Если долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть на тебя. Тревогу, а подчас и страх испытываешь на спектакле Тимофея Кулябина «Три сестры» (Театр “Красный факел”, Новосибирск). Не про наше ли несуразное житье-бытье поставлено, не про нашу ли боль, наши тщетные надежды? Читаешь чеховские откровения как свои на электронном табло: “Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны... Город наш существует уже двести лет, в нём сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного учёного, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят <…> и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и жёны обманывают мужей, а мужья лгут, делают вид, что ничего не видят, ничего не слышат, и неотразимо пошлое влияние гнетёт детей, и искра Божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери...” Мысль о тотальной человеческой разобщенности в «этом безумном, безумном, безумном мире» обострена донельзя сильным и простым приемом - режиссер взял и лишил актеров голоса, заставив перейти на язык жестов. Получилась история о жизни людей, которые, общаясь, не слышат друг друга, не могут, да и не хотят понять. И кажется, что субтитры состоят не из диалогов, а из сплошных монологов. И только общая идея - «в Москву!» - держит на плаву это хрупкое суденышко безвольных и по-своему несчастных чеховских персонажей, поддерживает в них веру, надежду и любовь. Но возможно ли принять этот необычный метод актерской игры? Не лезет ли в глаза назойливой мухой «бегущая строка»? Не теряется ли сам Чехов за всеми этими «заморочками»? Вначале внимание рассеивается. Взгляд хаотично скользит по сценической площадке, не успевая уследить за событиями, происходящими одновременно в разных ее уголках, как в «Догвилле» у Триера. Спектакль явно распадается на части – жест воспринимается отдельно, текст отдельно, звуки и шумы отдельно. Мало того, актеры то и дело бесцеремонно поворачиваются к зрителю спиной, мешая разглядеть их реакцию на происходящее. Но вдруг является чудо - как по мановению волшебной палочки все собирается в одно единое целое, в котором нет ничего лишнего, ничего случайного. Предельно обостряются органы чувств и начинаешь с головой погружаться в спектакль, источающий тысячу разнообразных эмоций, как бы входишь с ним в резонанс. И появляется Чехов – его отчаяние, его злой сарказм, его добродушная усмешка, его одиночество... Появляется понимание титанического труда создателей этого блестящего театрального действа.
Трепещет, бьется беззвучно на сцене, как птица в силках, жалкий комок провинциалов в поисках истины, счастья, «ускользающей красоты» и ничего не находит. Эта атмосфера тоски и безысходности особенно ощущается в третьем акте, когда проваливается в темноту декорация и под дикое «мычание» пьяницы мелькают в свете карманных фонариков встревоженные лица отчаянно жестикулирующих героев, пытающихся «докричаться» друг до друга. В конце спектакля окончательно утратившие иллюзии сестры переживают момент истины – к ним вроде бы возвращается слух. Это как у Тарковского в прологе «Зеркала», когда заика, преодолев внутренний зажим, начинает говорить свободно, уже не заикаясь, - «я могу говорить!», помните? Глухота отступает и на смену ей приходит прозрение: нет никакой «Москвы», а есть инерция ничтожной, бесполезной и бессмысленной жизни, которую важно преодолеть. Только хватит ли на это внутренних сил? И найдутся ли рядом единомышленники? Чебутыкина, к примеру, мало волнует, что там впереди. Ему все равно.
А нам с вами?
Театр “Красный факел” / “Red torch” theatre

#никаквижинадзе
#nickakvizhinadze
#тимофейкулябин
#красныйфакел