ГЛАВА 6.
КУРСК И ЕГО РУКОВОДИТЕЛИ
В СТАНДАРТАХ ЦЧО
Летом 1928 года центральными советскими органами было принято решение о создании Центрально-Черноземной области (ЦЧО), в состав которой вошли территории Воронежской, Курской, Орловской и Тамбовской губерний. Одновременно с этим был совершен переход от губернского, уездного и волостного административного деления к окружному и районному.
Карта ЦЧО с указанием границ округов.
ЦЧО первоначально была разделена на 11 округов (16 июля) и 178 районов (30 июля). Ее площадь составляла 191941 квадратных км, население – около 11 824 800 человек. Областным центром стал город Воронеж, а первым секретарем обкома ВКП(б) – Иосиф Михайлович Варейкис (1894–1938). Председателем облисполкома был избран Евгений Иванович Рябинин (1892–1938).
На территории бывшей Курской губернии, лишившейся в 1926 году по политическим мотивам Путивльского уезда, было образовано 3 округа – Курский, Льговский и Белгородский. Город Курск из губернского центра понизил свой статус до окружного центра. Однако в нем действовали горком партии и горсовет с горисполкомом.
Кто возглавлял Курский горком партии, трудно сказать, но на XVI партсъезде от Курского округа участвовали С.З. Куравский, А.Г. Ремейко, В.В. Фурсов и С.М. Честохвалов.
Горсовет же в период с 1928 по 1934 год после Ю.П. Щавинского в Курске, как установил Ю.А. Бугров, поочередно возглавляли Михаил Жаденов – с 1 октября 1929 по 14 сентября 1930, Сергей Калганов – с октября по 24 декабря 1930, Абрам Рафаилович Малкес – с 20 февраля 1932 по 29 марта 1933, Анатолий Петрович Козлов – с марта по июнь 1933, К.С. Иванов – с 9 июня по 19 октября 1933 и Петр Дмитриевич Каширин (07.04.1892– 04.02.1938) – с октября 1933 по август 1934 года (по другим данным – до февраля-марта 1935).
Как видим, чехарда руководителей горисполкома было весьма высокой. При этом часто те же самые лица были заместителями друг у друга. Например, А.П. Козлов был заместителем сначала у Малкеса, а затем и у Иванова.
Сам же горсовет, согласно исследованиям Ю.А. Бугрова, представлял собой «количественно довольно значительное собрание», например, в 1931 году в нем было 242 депутата (199 мужчин и 43 женщины). Не маловажен факт партийного и социального состава. Так. в данном составе горсовета были 165 членов ВКП(б), 4 члена ВЛКСМ, 73 беспартийных, в том числе рабочих – 134, служащих – 75, домохозяек – 14, военнослужащих – 7, учащихся – 6, безработных – 2, пенсионеров – 2, кустарей и крестьян по 1 человеку.
Старейшими по возрасту среди депутатов горсовета являлись И.Г. Трубицкий (1858 г.р.), М.И. Спасский (11862 г.р.) и некоторые другие; самыми молодыми оказались А.И. Брюханова (1911 г.р.), А.И. Воронцова (1911 г.р.) и З.А. Глебова (1911 г.р.).
В состав горсовета входили директор кожзавода А.Р. Малкес, управляющий кинопрокатом В.Г. Замбелли, известный в городе врач М.А. Язвин.
О личности Жаденова, Калганова, Малкеса, Иванова биографических данных найти не удалось. О Козлове, в соответствии с исследованиями Ю.А. Бугрова, известно то, что после работы в Курском горсовете он находился на партийной работе в Уразовском и Михайловском районах ЦЧО. Во время Великой Отечественной войны в составе подпольного обкома ВКП(б) организовывал партизанское движение в Курской области. После освобождения области от немецко-фашистских оккупантов работал первым секретарем партии в Суджанском и Льговском районах. Избирался депутатом ВС СССР (1946-1951). Умер в 1968 году.
П.Д. Каширин родился в Оренбургской губернии в семье станичного атамана. В 193 году окончил Оренбургское казачье военное училище. Участник Первой мировой и Гражданской войн. Затем находился на советской работе в Челябинске, троицке, Оренбурге, Самаре. После Курска с 1935 по 1937 год вновь работал в Оренбурге. Был депутатом I Всесоюзного съезда Советов (1922) и XV Всесоюзной партийной конференции. Арестован в июне 1937, расстрелян 4 февраля 1938 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Реа-билитирован в 1957 году [1].
Время работы вышеперечисленных руководителей Курского горсовета пришлось на эпоху первых пятилеток и индустриализацию, на время сплошной коллективизации сельского хозяйства и раскулачивания, на период богоборчества и начала сноса церквей. Деятельность этих руководителей выпала, наслоилась на время, когда сочеталось несочетаемое: созидательный энтузиазм масс, их духовный рост и боль от репрессий над крестьянством, не желавшим быть в колхозах.
В советское время о данном этапе в истории Курского края с гордостью констатировалось, что «к концу первой пятилетки выпуск продукции крупной промышленности вырос на 73 процента вместо 66,3, как намечалось планом, крестьянство края было объединено в колхозы, а кулачество как класс ликвидировано». Только ведь дело в том, что часто кулаками назывались вчерашние красноармейцы, героически сражавшиеся с иностранными военными интервентами и белогвардейцами, а после демобилизации (или еще до службы в Красной Армии) получившие на законных основания земельные наделы и своим трудом добившиеся достатка. (Построили новый дом, обзавелись парой лошадей и парой коров, выращива-ли другую домашнюю скотину и птицы, причем без наемного труда, только силами собственной семь.)
Согласно исследованиям, только в первые месяцы 1930 года в ЦЧО было раскулачено свыше 8 тыс. крестьянских хозяйств, а под репрессивный «каток» властей попали около 42827 тыс. человек. Из них мужчин было 12288, женщин – 13482 и детей – 17067. В Курском округе ЦЧО из 8949 раскулаченных хозяйств 2842 являлись середняцкими, 439 – семьями красноармейцев, 1172 – рабочих, учителей, красных партизан, то есть идейных борцов за Советскую власть. И вот такая плата!.. В Льговском округе из 4487 раскулаченных семей больше половины оказались середняцкими и красноармейскими. Беспредел местных властей и комбедов был жуткий. Например, в Моховском районе Льговского округа было описано имущество (только вдумайтесь!) 75% населения. Бред и ужас…
Спасаясь от произвола местных властей, сельские жители курских районов всеми правдами и неправдами старались покинуть родные очаги и обрести более спокойное пристанище в других местах, раскручивая новые витки миграции. Среди бежавших от этого беспредела были родители будущих писателей А.М. Горбачева и Л.Г. Наливайко из Конышевского района, выехавшие в Донбасс.
Относительно миграционных процессов в Центральном Черноземье можно сказать следующее: даже по неполным данным лишь организованный набор рабочих во всех отраслях народного хозяйства СССР составил в 1929 году – 138 тысяч, в 1931 – 550 тысяч, в 1932 году – 338,5 тысяч человек. Набранные рабочие (а точнее, чернорабочие, так как никаких специальностей поначалу не имели) были направлены в Донбасс, на Урал, Подмосковный угольный бассейн и другие угольные районы страны.
Помимо централизованного набора рабочих, происходила и нецентрализованная вербовка. В эти промышленные районы завербовались в 1931 году – 220 тыс., в 1932 году – 178, 5 тыс. человек.
Относительно вербовки рабочих в угольную промышленность Советского Союза, отчетные данные говорят, что только с 25 сентября по 5 октября 1932 года из ЦЧО отправлено рабочих угольной промышленности: Сталинуголь – 154, Севкавуголь – 89, Донбассантрацит – 175, Артемуголь – 43, Лугануголь – 94, Мосуголь – 32, Карневуголь – 5, Уралуголь – 42, Дальуголь – 39. Таким образом, всего было отправлено 2878 человек.
Миграционные процессы продолжались и в другие годы. Например, с 1 по 15 декабря 1935 года Главуглем Наркомтяжпрома СССР для пополнения рабочих кадров Донецкого, Кузнецкого и других угольных бассейнов из Воронежской и Курской областей было набрано 16651 человек. При этом 56,3% этого набора составляли сельские жители – колхозники.
Однако вернемся к Курску. А здесь в 1932 году было уже 18 предприятий цензовой промышленности, на которых работало 2477 человек. К тому же 24 января 1934 года была введена в эксплуатацию первая очередь Курской ЦЭС, что дало новый рост численности рабочих.
В течение двух лет (1931–1932) полностью был реконструирован кожевенный завод имени Серегина. Увеличился в размерах и увеличил выпуск продукции Курский ремонтно-механический завод имени Калинина, на котором с 1929 года ударно работали родители самого известного ныне курского писателя Е.И. Носова (1925–2002). (Кстати, Е.И. Носов в некоторых своих произведения, как, например, «Мост» и Красное, желтое, зеленое…», показал труд своих родителей на данном заводе, их отдых и прочие моменты бытия тех времен.)
Значимо (в том числе и в связи с соцсоревнованием) поднялась производительность труда на многих курских предприятиях. Например, на курской обувной фабрике: в 1928 году здесь в сутки выпускалось 100-150 пар обуви, то в 1929 – уже 300 пар, а к 1933 – более тысячи.
В Курске ежегодно росло население. Если в 1931 году здесь значилось по переписи 9280 человек, то уже в 1933 – 102500. Рос количественно и рабочий класс. На курских предприятиях, согласно исследованиям профессора Б.Н. Королева было 1371 ударных бригад и 405 ударных производственных коллективах, в которых работало около 7200 человек. А Курский горком ВКП(б) только в 1932 году принял в ряды партии 547 ударников труда. Ныне эти данные не представляют актуальности, но в те времена это значило многое.
На этом фоне представляет интерес рост численности рабочего класса в ЦЧО. Согласно данным статистики, только в течение 1929-1931 годов общее количество рабочих выросло с 39341 до 78622 человек, в том числе по группе «А» – с 13431 до 35331 и в группе «Б» – с 25910 до 43291 человек. При этом в топливной отрасли численность рабочих увеличилась на 173 %, в металлургической – на 363 %, в электротехнической – на 223 %, в железорудной – на 145 %, в химической – на 1399 %. Рост численности рабочих наблюдается и во всех других отраслях промышленности ЦЧО.
Рост предприятий тяжелой индустрии ЦЧО повлек за собой качественное изменение рабочих не только по отраслям производства, но и по профессиям. С 23% до 44,9% возрос удельный вес рабочих в тяжелых отраслях промышленности с начала пятилетки к ее завершению. Среднегодовая численность работающих в тяжелой промышленности ЦЧО возросла с 51 тысячи человек в 1929 году до 116,7 тысяч в 1933.
Встает вопрос: откуда же брались рабочие кадры, из каких источников? Естественно, часть этих кадров давали города ЦЧО. Но и немалую долю дали сельские жители, мигрировавшие из сел в ближние и дальние города ЦЧО (и не только ЦЧО). Согласно статистическим данным, в период с 1929 по 1932 годы из сельских районов ЦЧО в города перетекло около 200 тыс. крестьян. При этом данная социальная группа, как правило, переходила в другую социальную категорию – рабочий класс. Сокращение сельского населения наблюдалось и в 1933 и 1934 годах. И эта тенденция стала необратимой.
Другим источником роста количества рабочего класса ЦЧО стали фабрично-заводские училища (ФЗУ), в которых готовили младший технический персонал. К концу 1932 года в ЦЧО различными формами технической учебы было охвачено около 100 000 человек. При этом ФЗУ делились на три типа. В первом типе школ фабрично-заводского ученичества готовили контролеров, браковщиков, помощников мастеров. Во втором типе школ ФЗУ – слесарей, токарей, фрезеровщиков, то есть наиболее технически квалифицированную часть рабочих. В школах третьего типа – рабочих массовых профессий. Если в 1930 году на промышленных предприятиях ЦЧО работало только 7% рабочих, окончивших школы ФЗУ, то уже в 1932 году их насчитывалось 30%.
Советская молодежь 30-х годов XX века на праздничной демонстрации. Рисунок из Интернета.
На этом фоне интересны статистические данные об удельном весе крестьянских детей в ФЗУ. В 1930 году они составляли только 15,1 % от всего количества обучающихся, а в 1933 – уже 40,4 %.
К концу первой пятилетки в Курске было покончено с безработицей. Увеличилась заработная плата, был нормирован рабочий день (на некоторых предприятий он составлял всего 7 рабочих часов). Правда, профессор Б.Н. Королев пишет, что «рабочие жили не богато, без особого уюта. Месячный заработок в среднем составлял 150-170 рублей (у ИТР – в 2-3 раза выше), а булка пшеничного хлеба после отмены карточной системы стоила 2 рубля 80 копеек, кг говядины – 7 рублей 60 копеек., сахара – 3 рубля 80 копеек, сливочного масла – 17 рублей 50 копеек. (Интересно, что бы сказал профессор о нашем времени, когда у большинства зарплаты едва превышают МРОТ (12 тысяч рублей), а цены на продукты растут почти ежедневно?) Впрочем, это не помешало жителям Курска за годы первой пятилетки построить 20 тысяч квадратных метров жилья и перевыполнять рабочие планы на десятки процентов.
В январе 1930 года в стране был введен закон об обяза-тельном начальном обучении, и уже к началу 1932 года в Курском крае было 80 % грамотных, а к концу тридцатых годов, на удивление всего мира, и в крае и в стране удалось почти полностью покончить с безграмотностью [2].
Конечно, все это можно отнести к замечательным моментам городского бытия, только благостную картину портило то, что с 1930 года, когда была отменена окружная система, Курск вообще стал районным центром. И такой поворот дела, естественно, смущал курян.
Больнее всего это отразилось на процессах развития культуры, особенно литературы. Дело в том, что после самороспуска в 1923 году Курского союза поэтов, в конце 1926 года в Курске начала оформляться Курское отделение Российской ассоциации пролетарских писателей (иногда это отделение для краткости называли Курской ассоциацией пролетарских писателей (КАПП). В это литературное отделение вошли Максим Подобедов, Михаил Булавин, Борис Пасько, Петр Эркау, Л. Ярковский, М. Козловский и другие курские поэты и прозаики. Моральную поддержку им оказывала редакция газеты «Курская правда», где некоторые члены КВПП работали журналистами. В 1928 году они встречались в А.М. Горьким, приезжавшим проведать изобретателя-самоучку А.Г. Уфимцева. Налаживалось издание коллективных сборников и авторских книжек членов этого объединения. В 1927 году члены КАПП вместе с представителями Курского объединения крестьянских писателей (КОКП) издали сборник «В гору», на страницах которого были произведения Подобедова, Булавина, Козловского, Метько и других курян. В 1929 году увидел свет сборник «Четвертая полоса», в котором опубликовались поэты Л. Баконин, Ф. Козликов, И. Мухин, Б. Тузлуков и прозаики С. Будников, М. Булавин. Кроме того, в 1926 году члены КОКП выпустили сборник «Зерна» с произведениями М. Кочевого, Н. Распопова, А. Костенко и других авторов. Казалось, литературный процесс пошел в гору. Но тут Курск по мановению волшебной палочки в Кремле стал районным центром и литературная жизнь в нем начала затихать, так как многие, в том числе М. Булавин и М. Подобедов, двинулись в Воронеж, где стали известными писателями. В Москву уехал Б. Тузлуков.
Правда, в Курске и других уездных городах края остались Л.Г. Чемисов, В.Е. Иванилов, М.М. Горбовцев, М.И. Козловский, но объединения распались, и оставшимся приходилось довольствоваться публикацией своих произведений на странице «Курской правды».
Но главной бедой 1932 и 1933 годов были ни понижение статуса города Курска до районного, хотя в черту города была включена Ямская слобода, ни отток из него в Москву и Воронеж перспективных литераторов и даже ни миграция определенной части сельского населения, не желавшего вступать в колхозы, в районы Донбасса, а голод 1932-1933 годов, охвативший значительные регионы страны. Не миновал он и Курский край.
Как отмечалось ранее, первый массовый голод в Советской России имел место в 1921-1922 годах, больше всего затронувший Поволжье. После этого из-за последствий Гражданской войны и экономической разрухи имелись локальные проблемы с продовольствием в некоторых регионах страны и до начала 30-х годов, но глобального голода они, к счастью, не вызывали.
А вот второй массовый голод 1932-1933 годов в СССР нанес людям и стране огромный вред. По разным оценкам современных ученых, занимавшихся этой проблемой, в те годы от голода и сопутствующих ему болезней погибло от 2,5 до 7 миллионов человек. В советское время эту проблему старались не замечать и не затрагивать. Не касались ее и курские историки, писавшие о развитии края в 30-е годы. Например, ни в одной из солидных книг о городе Курске и Курской области об этом не говорилось. Поэтому данных о людских потерях Курского края от голода не сыскать.
Ныне на просторах Интернета можно найти десятки мнений ученых о причинах, масштабах и последствиях этого голода (С. Максудов, В. Кондрашин, Н. Назаренко, С. Нефедов, Б. Миронов), но суть остается одна – голод имел место и имели место людские потери. И доля вины руководства страны и регионов в этом немалая, ибо власть всегда в ответе как за достижения, так и за промахи. А во главе каждой власти – центральной, региональной или районной – есть конкретные лица, с которых и спрос, если не людей, то истории.
Примечания:
1. БКЭ. Т. 1. Кн. 1. – Курск, 2004. – С. 130; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. – С. 99-100; Интернет.
2. Центральное Черноземье за годы Советской власти. – Воронеж, 1967. – С. 28-36, 51-53; Френкель И.И. Трудящиеся Курска в годы революции и социалистического строительства // Курск. Очерки истории города. – Воро-неж, 1968. – С. 202-207; Очерки истории курской организации КПСС – Во-ронеж, 1980. – С. 172-173; Королев Б.Н. Эпоха «русского чуда»: героизм и боль народа // Курский край: история и современность – Курск, 1995. – С. 131-133; Ильина З.Д. Церковь и власть // Из истории монастырей и храмов Курского края. – Курск, 1998. – С. 106-116; Бугров Ю.А., Пахомова А.Н. Власть и дело. – Курск-Москва, 2012. – С. 100; Пахомов Н.Д., Пахомова А.Н. Конышевская земля через призму истории Отечества и Курского края. В 5 книгах. Кн. 4. – Курск, 2015. – С. 101, 116-120; Интернет.