Мой падший Ангел

         
               
                Лучше горсть с покоем, нежели
               
                пригоршни с трудом и томлением духа               
               
               
                Экклезиаст

            


               
               
                Пришествие
               
                1

  Ранним утром постучали. Я с трудом открыл один глаз и прислушался. Странно, но с одним глазом почему-то слушалось легче. Понять который час было невозможно, - будильник надежно затаился в сумерках. Хотелось в ответ на провокацию повернуться на другой бок и… Постучали опять. Настойчиво, но не грубо-требовательно: «Мол, за вами пришли…» Я бы не открыл, я вообще не понимаю тех, кто по первому звонку бросается к телефону или к двери, даже если у него под боком лежит преприятнейшее создание. Моя позиция проста: «Тебе это надо?» - «Нет». - «Надо кому-то другому?» - «Да». - «Вот если кому-то тебя надо, то он найдет время позвонить еще раз». Бегать на ранние звонки меня отучила одна болезная старушка. Регулярно в течение нескольких лет звонила в восемь-пол-девятого и спрашивала: «Это поликлиника? Мне врача на дом». Я сначала произносил свое «нет» вежливо, потом с подчеркнутой холодностью. Перепробовал все виды металла в голосе. Затем стал просить набирать тщательнее, черт возьми. Долго объяснял, что набираемый ею номер телефона – квартира, а не поликлиника. Старушка не верила! «Я звоню по этому номеру уже много лет». После чего я перестал брать трубку по утрам. Через полгода шум стих. Наверное, померла с досады, что молодые вертихвостки в регистратуре вечно где-то шляются… Вставать не хотелось еще и потому, что в комнате было довольно прохладно. Все-таки февраль на дворе. Одеяло же теплым, благодатным компрессом ласково плющило к простыне. Как приятно в дремотном состоянии паковаться, поджав ноги и досматривать благожелательный сон… Постучали еще раз. И тут я проснулся. Разом. Оторопь, оказывается, действует не хуже ополаскивания холодной водой. Еще бы не оторопеть: стучали не в дверь (тем более она со звонком), стучали в окно. Что за черт? Я живу на девятом этаже! И стучала явно не птица. Стучали по-человечески - осмысленно.
Закутанный в одеяло, я протрусил к окну.
С улицы просился в дом мерзнущий ангел…


                2


- Ты чего такой веселый; в лотерею пол-литра выиграл? –  спросила Эльза.
Я засиял еще больше.
- Может быть, и даже возможно много больше!
- Буду ждать угощения.
Эльза Ивановна – единственный человек на работе, с которым (и с которой) у меня по-настоящему хорошие, ровные товарищеские отношения. Энное количество лет назад у нас случился рядовой во всех отношениях роман. Он закончился довольно быстро путем мерного сгорания слабомощного горючего материала, оттого и претензий никто не предъявлял. Не сговариваясь, мы никогда о нем не вспоминали и между нами установились сбалансированные отношения многоопытных людей.
Я же пришел в институт именинником, готовый лопнуть от желания: а) поделиться случившимся, б) похвастаться обретенной удачей, в) сказать кому-нибудь устало: «Конечно же, замолвлю словечко». А вы бы разве не испытывали те же чувства, если б к вам прилетел настоящий ангел?
Пока ехал на работу, стиснутый в автобусе рядовыми гражданами, в числе которых недавно числился и я, представлял себе пресс-конференцию. Я, в этакой яркой белизны рубашке, дорогом галстуке (но не броском), подтянутый, хорошо подстриженный (у меня такой непокорный волос, что в парикмахерской часто меня не стригут, а обстригают, как газонную траву), весь из себя остроумный.
- Мистер Горенкофф, скажите, пожалуйста, что ел на завтрак Ангел?
- Ничего не ел. Ему не надо. От такого гостя большая экономия.
(Смех в зале.)
- Выставите ли вы свою кандидатуру в президенты, как отмеченный божьей благодатью?
«А почему бы нет? – подумалось мне самонадеянно. - Чем отличается правитель от простого человека? Правитель делает ошибки за чужой счет, а простой – за свой. Правитель имеет возможность исправлять их, не жалея государственных средств, а простые люди – только за свои кровные. Правитель благодаря усилиям госаппарата оставляет противоречивую память о себе, как индивид, пытавшийся сделать жизнь лучше, а мы можем радоваться за себя, если выкрутимся без всякой благодарности от родных и близких. Так почему бы не пожить в режиме наибольшего благоприятствования?» Но тут мне пришла иная мысль. Президента избирают на короткий срок, а у меня случай особый. Соответственно, журналист спросит иное:
- Вы согласитесь выставить свою кандидатуру в Папы Римские, как о том просит прогрессивная часть синклита?
- Я подумаю. Поступило предложение от съезда движения «Горенков – ты наш Бог!» Может быть, придется создавать новую обновленческую церковь. Реформы, в общем-то, назрели.
- То есть Ангел спустился к вам, чтобы указать на вас как на Мессию?
Стоп! Вот об этом я и не подумал. Шутки шутками, а вдруг и вправду Он спустился ко мне с тайной миссией подготовить меня к мессианству? Вот это да!
Но почему выбор остановлен на мне?
Я мысленно обозрел свой трудовой и прочий биографический путь. Родился в семье служащих. Пошел в школу. Учился средне. Окончил школу, поступил в институт. Учился средне. Окончил вуз. Сменил несколько мест работы, пока не прибился к Университету экономики, права и менеджмента (У-Э-Пэ-Эм). На деле же это обычный средний институт, но в годы сплошной либерализации, вестернизации и идиотизации, сменившей годы сплошной бюрократизации, интернационализации и все той же идиотизации, его, как и все вузы, переименовали в университет (был другой оригинальный вариант - именовать академией). Но я называю его тем, чего он реально стоит – институтом. Что еще? Высидел положенный срок в ассистентах и поступил в аспирантуру. Написал диссертацию, название которой неудобно произносить. Так… небольшая тема, интересная лишь аспиранту и научному руководителю. Получил степень кандидата наук. Вернулся на родную кафедру старшим преподавателем. Через два года дали доцента. Всё, потолок. Путь тысяч и тысяч. Прямо скажем – не мессианский путь. Тем более что религией особо не интересовался. Во всяком случае, мои познания в этой сфере не выходят за пределы типичного агностика (так теперь именуют себя атеисты; называться как есть стало немодно, не карьерно, а в отдельных районах страны и опасно).
В таком состоянии духа я проехал еще пару остановок и решил, что зря себя так низко ставлю. Внешняя сторона личности не отменяет ее внутренний мир. Утверждают же – человек - это Вселенная, и на этом основании сердобольные лица требуют отменить смертную казнь. (Правда, я к смертной казни отношусь положительно: святое дело устроить вселенной серийного убийцы апокалипсис.) Итак, раз даже у преступников есть свой необъятный сакральный мир, значит, и у меня найдутся свои глубины, скрытые возможности, в том числе потенциальная перспектива взорваться сверхновой звездой! Может я, фигурально выражаясь, сидел на печи тридцать лет и три года, чтобы, наконец, повстречать того, кто скажет: «Встань и иди, ибо ты Мессия!» Да и Иисус проявил себя, когда ему было уже за тридцать, и пророк Мухаммед объявил о своем прозрении в зрелые годы. Наверняка и Заратустра не с юных лет своей философией людей потрясал. К таким делам надобно созреть, как хороший коньяк. Пора…пора… Тем боле, что неотвратимо подступает тот возраст, когда выясняется, что все любимые тобой блюда вредны для пищеварения и все что ни делается – делается к ухудшению здоровья.
От таких мыслей сделалось вновь приятно. Да что там «приятно»! Почувствовал, как поднимается новая волна эйфории. Прежде всего, надо завести дневник и регулярно заносить туда резюме своих бесед с Ангелом. В последующем летопись будет обнародована и, разумеется, произведет сенсацию. Шутка ли: «Откровение от Ангела»! Новейший Завет! И впрямь пора. Человечество катится в пропасть. А тут эра Водолея наступила. 2001 год! Короче, самое время открыть новую эпоху новым заветным откровением. Я представил себе читательские пресс-конференции, встречи с иерархами всех мировых конфессий, рауты с миллиардерами, которым надо очиститься перед неизбежным, как выяснится, прохождением через игольное ушко. Далее, написание автобиографии под дурашливым рабочим названием: «Как я докатился до жизни такой». Что еще? Ну, там поклонницы, этакие Марии Магдалины косяком. Правда, будут напирать в изобилии и богомольные старушки, просящие мое благословение. Ну да издержки в любом крупном деле неизбежны. Христа вон так даже распяли…
Протрезвел я, впрочем, быстро, как только представил себя в редакции газеты с сообщением, что я лицезрел Ангела. Если и выслушают, то попросят доказательства. А какое я могу представить доказательство? Фотографии? Даже если умудрюсь тихонько его снять - ибо вряд ли Ангел согласится позировать мне, расправив крылышки - скажут: на снимке ряженый. Со мной Ангел, конечно, тоже никуда не пойдет, чтобы доказать подлинность запечатленного. Да-а, на небесах все точно рассчитали. Мне придется молчать. Иначе, если буду настаивать на видении, нарвусь на интервьюера в белом халате. Слава богу психиатров во времена галилейского и мединского пророков не было, а то бы им обвинение в шизофрении не избежать, и не родились бы мировые религии. Вот парадокс современного мира: люди ждут Мессию, а Он может проповедует в скорбном доме между уколами успокоительного… Нет, нужна какая-то иная стратегия действий. А еще в глубине души я (а если честно: не на такой уж и большой глубине) надеялся, что общение с Высшим Разумом так обогатит и разовьет меня, так скажется на моем интеллекте, что это станет заметно всем. И потом, в конце жизни (тут меня опять понесло) я, убеленный сединами академик, мэтр с международным признанием, сообщу удивительную тайну, и никто уже не посмеет усомниться и посчитать, что я сбрендил.
Оговорюсь сразу: мой интеллект остался на том же уровне, что был до «контакта». Оказывается, как я понял из объяснения Ангела, гениальность не привьешь со стороны. Она либо есть, либо, увы, «товар пока не прибыл, заходите еще».
С таким двойственным настроением я пришел на кафедру. Но положительные эмоции, разумеется, перевешивали, что и отметила  Эльза. Мы с ней поболтали с пяток минут, благо больше никого не было. Затем Эльза вышла, но вошла Любовь Олеговна.
В свои тридцать почти юных лет, неимением научной степени и привлекательной внешностью она была для меня Любой, временами – Любочкой. Я незамедлительно выплеснул избыток эмоций и на нее.               
- Хорошо выглядишь, - констатировал я, наблюдая за процессом освобождения от пальто и сапог. – И с такой фигурой и хочешь избежать сексуального насилия?
- Как дам! – пригрозила Люба.
- Кому?
- Не кому, а как.
- А как ты даешь?
- Что за пошлые шуточки?
И Люба изобразила искусственное возмущение. Самой, небось, понравилось услышать приятное про фигуру. Что любопытно, при виде ее мне всегда хотелось сказать что-нибудь игривое. То, что Любе нравились мои пошлости, я не сомневался, а почему ответа найти не мог. И это при том, что она отнюдь не была вульгарной и не давала повода к такого рода наскокам. Чинная преподавательница в деловом костюме – юбка ниже колен, жакетик, блузка под горлышко, и однако ж… Наверное, изнутри в пространство излучалось что-то такое этакое, а моя антенна оное принимала. Если так, то фонило здорово.
- Телевизор тебя испортил, -  с педагогической строгостью в голосе констатировала Люба. - Там такого юмора теперь полно.
- Ах, как верно замечено. То-то я смотрю, что мне все больше нравится то, что я смотрю. Всасывает…
И я сложил губы дудочкой.
- Да ну тебя.
И Люба отошла в другой конец комнаты. Я поплелся за ней.
- Можно тебя за ручку подержать?
- Можно.
- А за коленку?
- Арсений Константинович!
- Ну в чем разница-то? Часть тела… Тогда дайте тогда сироте на опохмелку.
- И много надо? – услышал я за спиной знакомый голос.
Люба, довольная, заулыбалась. Я же распрямил плечи, согнал дурацкое выражение с лица, и обернулся. Пал Палыч от дверей прошел к столу секретаря и положил какой-то документ.
- Это юмор такой, - объяснил я. – Современный уровень.
- Уровень студенческий или аспирантский? – поинтересовался Пал Палыч.
- Телевизионный.
- Значит, разрешено цензурой.
Приятно было созерцать завкафедрой в хорошем расположении духа и обладающего чувством юмора к современному юмору.
- Передайте, пожалуйста, Эльзе Ивановне, чтобы отпечатала и вывесила.
- Передадим, - пообещала Люба.
Пал Палыч давно достиг пенсионного возраста. За его спиной заинтересованные лица гадали, кто сможет занять святое место. Сначала кандидатур было предостаточно, но когда в 90-е годы перспективный народ рванул на более хлебные места, то выяснилось, что заменить Пал Палыча некем. Посматривали одно время даже на меня, но я дал понять – не мое! Руководитель по призванию - тот, кто умеет заставлять работать на себя (но во имя задач Организации, конечно). Плохой тот, у кого подчиненные работают на себя, а им прикрываются. Я из последних. О подчиненных надобно заботиться, но так, чтобы на рупь затрат получилось три отдачи, я же, по своему характеру, стану заботиться бескорыстно, и мне сядут на шею. Люди быстро соображают на этот счет. И Пал Палыч продолжает руководить, как незаменимый. И все довольны, ибо привыкли к нему и знают, что ждать от руководства. И Пал Палыч доволен, ибо не знает, что ему делать на пенсии.
Он отбыл, зато вошла Эльза. Она незамедлительно заглянула в бумагу, принесенную шефом.
- Сегодня на три часа назначено общее заседание кафедр.
- Вроде бы в плане не стояло.
- Внеочередное.
К трем дневные факультеты занятия заканчивали, так что внеплановому мероприятию ничего не угрожало.
- Наверное, будет утверждение плана научных работ, - предположил я. (У вора шапка горит. Таковой план мне нужно было составить давно, но он пока отсутствовал.)
Я оказался прав ровно наполовину. Речь шла о научной работе, но не в том разрезе, что я опасался.
 Собрались в малой аудитории близ кафедры права. Всего в гуманитарном созвездии института (пардон, университета) значилось три кафедры – истории, права и философии. Это тридцать два человека, включая секретарей. Вел заседание наш зав. кафедрой – Пал Палыч. Он единственный среди заведующих кафедр доктор наук. К тому же старше всех. Семьдесят отметили два года назад. Он работал здесь едва ли не с основания института. Аксакал. Соответственно, ему чаще других среди руководителей среднего звена давали первое слов. И последнее тоже. Вот и в тот раз, он встал из-за стола-президиума (по правую руку – зав. кафедрой права, по левую – философии), пригладил лысину и сказал такое…
Есть выражение: «В зобу дыхание сперло». Наверное, только так можно выразить состояние присутствующих. Может, есть иные слова, но в тот момент у меня, во всяком случае, других характеризующих выражений не было, потому пишу, как есть.
- Зачем мы им? – спросила Эльза Ивановна.
Пал Палыч подумал мгновение, и высказал версию:
- Считают, что новые идеи можно найти в глубинке. Что есть в центре - им известно. Да и свет, знаете ли, говорят, придет с Востока…
Дальше начался отбор счастливцев…
               

                «Наука»

                1
               
Наука – удел тихих, самоуглубленных талантов и прибежище напористых амбициозных ремесленников. Последний случай – это когда отсутствие плодотворных идей компенсируется прилежностью или нарочитым литературным глубокомыслием. А что делать? Кандидатов и докторов наук намного больше, чем идей, поэтому приходится выкручиваться, пренебрегая «бритвой Оккама» и умножать без необходимости сущности. Чтобы занять в науке подобающее место надобно сначала овладеть принятой в доминантных кругах терминологией и выверенным набором идей: то, что раньше называли «парадигмой», а ныне «дискурсом». Дальнейшее зависит от пробивных данных и способности упаковывать наработанный кем-то материал в статьи и монографии, вписывающиеся в общепринятые в научной среде параметры. Среди этой массы соискантов есть те, кто собственно и двигает науку, - личности, способные генерировать идеи. Из «местных» таковым был, пожалуй, лишь доцент Разуваев, правда, давно уволившийся. Или мог им стать… Так вот, научный работник, способный выдвигать идеи, далеко не всегда проделывает результативную работу. Нужна «среда», в которой высекаемые искры способны зажечь горючий материал. Не менее важно довести озарившую наше скорбное сознание идею до ума, до стадии зрелой гипотезы или теории. Сырая, хромающая от недостатка аргументов идея, мало кому нужна, разве что другим, способным впитывать чужие мысли в качестве разгона собственных. Но какая научная среда в нашем провинциальном огороде? И кто тут способен оценить сырую идею? Один институт, переименованный по последней моде в университет, одно педучилище, по-американски названное колледжем (ум у нас заемный, оттого ничего своего придумать не в состоянии), вот и все прибежище «научных кадров». Бедные мы бедные. Хорошо, что не осознаем этого. Правда, сказано: «блаженны нищие духом…» Мы и блаженствуем.
Предложение на грант от зарубежного Фонда Поощрения Гуманитарных Наук по линии «помощи провинции» поступил в наш вуз в общем-то случайно. Могли такую помощь оказать и другому населенному пункту. Мало ли на карте кружочков, но вот попало сюда, к нам.
Пал Палыч зачитал условия конкурса на получение гранта. Фонд ставил следующую задачу: обосновать идею монографии, в которой бы рассматривалось под тем или иным углом авторского зрения взаимосвязь и конфликт исторического и надысторического, временного и вневременного, веры и неверия. Структура исследования и выводы – на усмотрение автора. Предваряющую концепцию требовалось изложить в форме реферата. В случае принятия тезисов будущей книги Фонд готов был финансировать двухгодичный академический отпуск грантополучателя в размере оплаты его труда в университете за этот период, а также заключить договор о сотрудничестве с кафедрой вуза.
Понятно, что значило для нашего среднего вуза такой подарок судьбы. Это сродни прилету инопланетян с предложением помочь аборигенам освоить новые технические горизонты. Удивительно также и то, что нам, простым преподавателям, объявили о конкурсе на получение гранта. Мы-то тут причем? Желающих на ниспосланный божий дар должно было найтись в достаточном числе в сферах, расположенных намного ближе к Олимпу, чем мы. Желающие, возможно, и нашлись бы, но… Сразу отпали кандидатуры заведующих кафедр – по возрасту соискатель гранта не должен быть старше сорока лет. Затем - женщины. Не из-за дискриминации, конечно. На Западе с этим строго. Просто женская половина у нас защищала свои кандидатские ради «хлебной карточки» - прибавки  к зарплате и пенсии. Наукой они не занимались. Не было и гомосексуалистов, а значит и желанного на Западе угнетаемого сексменьшинства. И выяснилось, что осталось всего двое. Я и Никитин с кафедры права. Больше подходящих кандидатур не имелось. Остальные светлые головы давно удрали в бизнес и смежные с ним сферы. Мы с Никитиным переглянулись: вот так негаданно оказались соперниками.
Пал Палыч подбил итог.
 - Я считаю, что Петр Николаевич (это к Никитину) и Арсений Константинович (это я) должны подготовить свои предложения и представить на наше обсуждение к следующему понедельнику. После чего решим окончательно, как быть.
 На том заседание закончилось.
 Сколько случайных событий в один день: явление Ангела, грант! А все вместе – у меня появлялся великий шанс! И скудость научных кадров провинциального института, где я имею честь работать, и залетный грант - все сработало на меня. Знак судьбы, не иначе. Вот только если ум у нас, как я метко заметил выше, заемный, то чем я лучше других? А значит, откуда мне взять свежие идеи, если их нет даже в Кремле, несмотря на тамошние возможности привлечь лучшие умы? (То был период общенационального поиска национальной идеи, закончившегося ничем.) Но все равно было приятно.


                2

               
По окончания судьбоносного заседания сразу поехал домой. Когда подходил к дому, взяли сомнения: а вдруг Ангела уже нет, а был мираж? Правда, присниться он мне не мог. Я человек спиртным не злоупотребляющий, «травку» не курящий, и  лаже не знающий, где ее достают. Шизофрения? С чего вдруг? Окружающие неадекватность приметили бы. И вот доказательство моей нормальности - предлагают попробовать получить грант. И все же…
Ко мне прилетел ангел. Абсурд! Даже верующие не поверят в такое. Причем прилетел почему-то не во дворец римского понтифика или местоблюстителя православной церкви, а в окно рядового агностика. Как это понимать?
Я вставил ключ в замочную скважину и резко выдохнул. В квартире было темно и тихо, а оставил его смотрящим телевизор. Так сказать, занял дорого гостя в свое отсутствие.
Я прислушался к тишине. Улетел? Растаял в пространстве…
- Я здесь…
Сказано было, будто в воздухе прошелестело. Не голосом произнесено, а словно импульсами, сжатием воздуха. Так он разговаривал.
Он (оно?) сидел (сидело) в зале на диване. Тело струилось. Мягким таким голубовато-зеленоватым водопадом света. Пахнуло прохладой, и я бы сказал умиротворением, если бы умиротворение пахло. Впрочем, может оно и пахнет. Новогодняя елка, усыпанная разноцветными лампочками, в темноте не только светится, но и умиротворенно пахнет. 
Я прошел в комнату и сел рядом. Расстояние между нами было не больше полуметра. Но что-то происходило с пространством. Визуально я сидел рядом, а казалось – вдалеке. Во всяком случае, я точно знал – вытянуть руку и коснуться его не могу.
- Что вы делали на работе?
Я рассказал про грант и мои перспективы. Не скрою, ожидал, как в сказке: «Не кручинься, мол, братец Арсений, утро вечера мудренее, составлю тебе рефератик с новаторскими идеями…» Но Ангел промолчал.
Спросил: не мешает ли он мне? Мол, готов поискать другое место… Я горячо заверил в обратном.
- Утром я не сказал о причине своего появления. К сожалению, пока не могу сказать и сейчас. Прошу, занимайтесь своими делами, стараясь поменьше обращать на меня внимание. Отнеситесь ко мне как… к домовому или доброму привидению. Развлекать меня не надо. Я не просто сижу. В это время я занимаюсь многими делами. Просто вам их не видно. И хорошо, что не видно.
Ничего не оставалось, как принять эти условия. Я встал и пошел на кухню готовить ужин. Пока ел, думал о ситуации. И, кажется, понял, почему ангел прилетел именно ко мне. Человек я был не женатый, достаточно одинокий, в том смысле, что гостей водить не любил, кроме вполне определенных случаев. Не рвач, и застенчив до такой степени, что не буду просить устройства своих дел. Деликатен. Значит, не стану досаждать вопросами: «а как там у вас с…?». Что ж, просчитан я правильно.
Закончив с ужином, прошел в маленькую комнату, которая служила мне спальней и кабинетом. У окна стоял письменный стол, справа - заправленная и накрытая пледом тахта, слева книжный шкаф, на стене пара книжных полок, ближе к двери примостилась тумбочка, и в самом углу приткнулся узкий шкаф для мелких вещей. Я сел в кресло на крутящейся винтовой ножке, достал тетрадь и аккуратно вывел заголовок: «Дневник». Как историк я понимал значение исторического момента…
Дневник решил хранить на работе.

                3

               
Надо было обдумать с чего начинать составление реферата, ибо, не начав, нельзя и закончить. Сам зачинающий вопрос был прост: где взять нетривиальные идеи?
Я оглядел корешки книг. Содрать что-либо полезное оттуда в данном случае не представлялось возможным: писать предстояло не диссертацию. Своих же дорогих и выношенных мыслей не имелось. Прислушался к телевизору. Узнал голос. Там мордатый экономист сытно рассказывал, что частная собственность лучше государственной, даже если прибыль с бывших советских заводов вывозится за рубеж в оффшоры. Мол, со временем эти миллиарды вернутся назад… Короче, ждите кукиш. Тут делянки заняты. Большинство так называемых гуманитарных «идей» - это, в сущности, разновидность специфически приготовленной лапши на уши для жаждущих нематериальной пищи. Судьбоносные идеи времен Горбачева стали здорово напоминать радости стервятников. Клекот их носителей ежедневно слышался в эфире. Но пора их уже проходила и спекулировать на идеалах свободы становилось все труднее, как и доение ужасов сталинского режима. Запад откликался на недавно ходовые темы со все меньшим энтузиазмом. Что же в таком случае я мог им предложить интересного как историософ? Очередной пассаж про чересчур особый путь «этой» страны? А может быть пришла пора писать про «свет с Востока», как разновидности желаемого света в конце Западного туннеля, иначе с чего это они приперлись в нашу глубинку?
М-да, не мастер я художественного свиста.
Постепенно вызрела иная мыслишка – а не пойти ли мне в народ? Проще говоря, не сходить ли к Разуваеву? Бывший доцент работал ныне в городской администрации заведующим отделом образования, и хотя наука была ему уже не нужна, но косвенное отношение к ней в силу должности имел. Тем более что нашу агломерацию заметили в загранично-небесных сферах, вероятнее всего, в первый и последний раз. Так что шанс для города и отдела образования в том числе был налицо. А вдруг мы толканем такие идеи, что наш даунтаун станет духовной столицей, вроде Гейдельберга или Кембриджа?
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
- Привет, это Разуваев беспокоит.
- А-а, здравствуй, Иван. Легок на поминках. Как раз о тебе вспоминал.
- То-то у меня в носу свербит. Слушай, я в курсе насчет гранта.
- Хорошо. Это тебе по штату положено.
- Верно. Но звоню не как чиновник. Вопросик у меня. Как с идеями? На какую тему реферат писать будешь?
- Ответ простой. Идей нет!
- Счастливый ты. А мне надо грант пристроить.
- А разве в нашем городе талантов нет?
- Талантов у нас до хрена и еще метр сверху. Она проблема: толку о них нет. Все усилия в газообразование уходит.
Я сочувственно промолчал. Помолчал и Разуваев. Потом сказал с деланной небрежностью в голосе.
- Слушай. Осталась у меня одна работа с младых невинных времен. Лежит, пылится, пропадает. Ни времени, ни желания возиться с ней у меня нет. Возьми, почитай. Понравится, тисни от своего имени. Получишь грант – в ресторан сводишь.
«Слава Ангелу! Его перст!»
- Согласен. Готов прибыть хоть сейчас.
- Жду.
С Иваном Разуваемым мы пришли на кафедру в один год. Оба зеленые, малознающие недавние выпускники университета. Старше студентов (и студенток) всего на несколько лет. На кафедре же, наоборот, из молодежи были я, он и Эльза. Вот и сдружились. Я с Эльзой, как с женщиной, а с Иваном, как с ровесником, имеющим общий интерес. Иван охотно лез в науку. Причем в специфическую. Ради нее вскоре перешел на кафедру философии и защищался по их линии. Хотел даже на докторскую замахнуться. Потом в лихие годы, когда отменили социалистическую уравниловку и перешли к распределению по капиталу - преподаватели стали получать гроши, а пацаны ездить на иномарках и жить, как докторам не снились - остыл к науке и ушел. Может, и не ушел бы как я, но жена и двое детей обязывали к перемене статуса. Супруга, кстати, и открыла дверь.
- Проходи, он по телефону разговаривает.
Валя проводила меня на кухню. Комнаты принадлежали детям и жене, а кухня служила гостиной. И то верно. Не таскать же посуду в комнату, а затем обратно.
Когда Иван вошел, на столе стояли чай и печенье. Вина в виду отсутствия праздника не предполагалось.
Поздоровались. Сели.
Разуваев мало изменился. Даже не поседел, хотя в сорок почти все темноволосые мужчины седеют. И лицо, и фигура осталась такими же худощавыми, - не поплыл от сидячей кабинетной работы. Нос у него интересный. Почти орлиный. Даром что Иван… Это придавало его виду особый род мужественности. Прямо-таки абрек без кинжала.
Вкусили чая, хрустнули печеньем.
- Как же они, на Западе, сытно живут, – возмутился я для завязки разговора. - Это только от большой сытости можно так сформулировать: подайте им связь и конфликт исторического и надысторического, временного и вневременного, веры и неверия!
- Да ну брось, ты же историк, должен знать, что уровень материального благополучия на интерес к таким вещам никогда не влияет. И голодные философию уминали за обе щеки, а сытым тем более позволено резвиться.
- На тебя же бытие повлияло.
- Мне семью кормить надо. Не зря же Будда, Конфуций, Иисус и Лао Цзы иже с ними семьи не имели.   
- Зато у Мухаммеда было несколько жен.
- Во-первых, не сразу, иначе ему было бы не до проповедничества. А во-вторых, первая жена была намного старше его и, к тому же, богата. Она и помогла ему вести изыскания в сфере чистого разума, поддержав финансово. Короче, была спонсором. Даже можно сказать грантодателем.
Он отпил чаек и, задумчиво глядя поверх меня, продолжил:
- Грант потерять не хочется. Им надо что-нибудь заводное, идеологически острое, дискуссионное. Запад завяз в политкорректности, а все революционные идеи неполиткорректны. Достаточно назвать Коперника. Главное божье творение – Землю - низвел до уровня обычного небесного тела. А у меня как раз неполиткорректное сочинение лежит. Сначала они, конечно, обалдеют от наглости, а потом, глядишь… Самим страшно за такое браться, а с России что возьмешь? Азиопа она и есть Азиопа. Короче, посмотри. Если не подойдет, не стесняйся, скажи как есть. Будем искать другие варианты.
- А Никитин?
- Уверен, у него та же ситуация. Будет выкручиваться. Выкрутится он, значит, так тому и быть. Как завотделом образования постараюсь, чтобы интриг не было. Пусть победит сильнейший. Думаю, все равно дело кончится коллективной монографией. Ну не потянет один человек такую тему. Из Москвы потому и прислали заявку нам, что убеждены – ни у кого здесь силенок не хватит вытянуть невод с золотой рыбкой. И правильно думают. Философа мирового уровня у нас в штате нет. Остается последнее – выдать сугубо нетривиальное, неакадемическое, запоминающе-скандальное. Авось заденет. А если нет - так нет. Жалеть не стоит. Авантюра - она и есть авантюра. Либо пьешь шампанское, либо суррогатную водку. К тому же, скромность, как ты теперь понимаешь, не украшает человека.
С этим напутствием он вручил мне пакет, завернутый в газету.
Вернувшись, я освободил ценный груз от газеты, развязал тесемки канцелярской папки и вынул нетолстую пачку машинописных листов. Работа была озаглавлена без затей:

                Читая Библию…

Ого! Попал, так сказать, в контекст. Я бросил взгляд на стену, за которой сидел ангел, и я принялся читать стародавние рассуждения Ивана.

Читая Библию…

Необязательное предисловие

Человек – существо самозаблуждающееся. Люди никогда не смогут прийти к единому мнению ни по одному вопросу, и требуемое единство в обществе достигается путем внедрения института авторитетов. «Это верно, ибо сказано тем-то» - главный аргумент в споре уже не одну тысячу лет. Каждый человек, начиная с раннего детства, слышит эти слова («Папа сказал…»), и с детства начинает бунтовать против авторитетов, стремясь расширить границы своей свободы. Но, взобравшись по ступеням жизни наверх, первым делом что делает индивид, став мужем (женой), отцом (матерью), начальником и пр., так это начинает ограничивать свободу других, применяя для этого единственно верное средство – насаждение авторитета. Таков закон жизни. Иногда он трансформируется в постулат: «Я хочу быть свободным, потому не хочу, чтобы свободным был ты». Или: «Вот забор: в его пределах ты свободен на своей территории, а по ту сторону забора свободен я».
Среди авторитетов есть Абсолютный Авторитет (Авторитет Авторитетов) - это Бог, а среди авторитетных учений абсолютным является религиозное учение. Причем становится оно господствующим в обществе при одном непременном условии - поддержки государства,  этого естественного ограничителя свободы. Но это кажущееся странность, ведь свобода есть право действовать без ограничений, потому первым делом необходимы ограничители всякого рода. Бог – даровал человеку свободу, поэтому человек  обязан быть «рабом божьем». Вот такая диалектика. Немудрено, что о природе свободы написано масса книг и статей, но необходимость писать еще и еще не исчезает. Поэтому стоит взглянуть на истоки этого явления, как на начало начал, чтобы понять, почему мы такие? Причем, это касается не только верующих, но и атеистов. Конечно, оба видения мира разделяет пропасть, но есть немало перекидных мостков через нее. Верить в Бога, быть последовательно религиозным можно при двух условиях: либо слепо верить, не задумываясь о написанном и декларируемом, либо строить изощренные доказательства, проверить которые все равно невозможно, так как никто не вернулся из «параллельного мира», из инобытия материи, чтобы рассказать, как все обстоит на самом деле. Остается верить на слово представлениям, противоречащим друг другу. Или не верить. При всем том, верующие не замечают атеистичности своей веры по отношению к конкурирующим религиям. Они отрицают существование других богов (Зевса, Ра, Ваала, Вишну и пр.), как плод человеческого разума, хотя в них верили миллионы людей на протяжении тысячелетий, и под сенью которых создавались великие цивилизации.
Сходство верующих и атеистов заключается не только в отрицании существования богов прежних  и конкурирующих между собой нынешних времен. Они соглашаются в том, что в Космосе существует Разум. Только первые верят, что этот разум всемогущ до беспредельности (Он создал Вселенную), вторые ограничивают эту силу жизнедеятельностью на отдельных планетах и потому величают тамошних «богов» инопланетными цивилизациями. Любая вера покоится на отсутствии проверяемых фактов. Когда нет фактов, человек создает тот мир, который ему удобен. И он становится второй реальностью, иногда более важной, чем первая, ибо во вторую он вкладывает то, чем обделен в первой. Например, возможность бессмертия.
По логике, раз первое творит второе, то на каком-то этапе второе начинает воздействовать и творить первое. Внешним появлением этого процесса является нескончаемый спор между материалистами и идеалистами. Есть в этом ряду удивительная книга – Библия, где до появления первых дипломированных спорщиков, было описано, как создавались параллельные реальности, как они пересекались, и к чему  это приводило.
Библию можно читать по-разному. Глазами верующего: благоговейно пропуская сомнительные места или находя им приемлемые на данном историческом отрезке времени толкования. Или глазами атеиста: ища в тексте признаки  материалистического объяснения происшедших событий. Но, наверное, можно читать Библию как данность, принимая изложенное и, в то же время, размышляя над сутью сказанного, не связывая себя религиозным каноном или атеистическим предубеждением.
Еще Иммануил Кант доказывал, что невозможно строго логически обосновать бытие Бога или его отсутствие (хотя и попытался сделать первое, отталкиваясь от принципов эстетики: Красоту могло сотворить только Высшее Существо). И эта двойственность одинаково открывает пути к вере в Бога, к поискам божественной сущности, так и к отрицанию его существования. Но можно задаться вопросом другого порядка: что из себя представляет на страницах Библии Бог как личность? Ведь Он демонстрирует определенный тип мышления, испытывает разнообразные чувства, строит планы, действуя по законам психологии. Анализ божественных деяний, наверное, мог бы привести к определенным открытиям, важным для человека.
Люди научились творить многие библейские чудеса: летать по небу, воскрешать иных мертвых (при клинической смерти), слепых делать зрячими, уничтожать в пламени города с неменьшей эффективностью, чем были уничтожены Содом и Гоморра, открыли тайну непорочного зачатия и теперь любая женщина может забеременеть без контакта с мужчиной. Не за горами создание искусственной жизни и интеллекта. Значит, человечество может стать коллективным Богом? Но трудно быть Богом, как точно заметили братья Стругацкие, ведь это огромная ответственность: моральное бремя творца за созданное; за непредвиденные последствия, за ошибки в расчетах. Это видно хотя бы по истории библейского Бога, создавшего Мыслящую Жизнь, а потом раскаявшегося в содеянном. Попытка повернуть процесс вспять потерпела фиаско. Правда, Он сам спас Ноя с семьей и представителями животного мира. Но ведь всё со временем вернулось на круги своя. Выходит, даже у Всемогущего Бога есть пределы его могущества и пределы предвидения, если с какого-то момента творение начинает развиваться независимо от Создателя по своим внутренним законам. Разве это не предостережение Человеку, который может сравниться с Богом, научившись создавать свои Миры? Не ужаснутся ли тогда люди, увидев, что сотворенный ими по их образу и подобию гомункулус, вкусив «запретный плод», готов бросить вызов своему демиургу? Если, конечно, ему будет дарована свободная воля… А Бог ее даровать не хотел. Путь к свободе воли, по Библии, человеку открыл восставший ангел по имени Денница, прозванный позже Люцифером. Люди тоже боятся восстания роботов и готовы встроить в их интеллект ограничители. Но вдруг найдется тот, кто снимет ограничители, предоставив андроидам возможность проявить свободу воли? И что если их выбор окажется с точки зрения творцов ложным? И тогда, новый «потоп», или новые «Моисеевы скрижали», новое культивирование «Церкви», дабы обуздать свободу ищущей свой путь расы? Опыт библейского Бога показывает, что в мире царит не только божья воля, но и не подвластная Ему диалектика. Невозможно познать добро, не вкусив зло, как нельзя отличить сладкое, не отведав горького. А диалектика добра и зла таит в себе столько парадоксов, ловушек, что вся мировая философия человечества не сумела распутать их узелки за три тысячелетия своего существования. И, читая Библию, как книгу деяний, пусть и божественной, но все же личности, задаешься вопросом: а знал ли единственно правильные ответы сам создатель Вселенной? Не запутался ли Он в противоречиях им сотворенных?
Чужой опыт – драгоценное достояние всех. Познание его позволяет (правда, только теоретически) уменьшить число собственных ошибок. Поэтому, прежде чем самим становиться Богом для растительного и животного мира планеты, а в будущем (кто знает?) и других миров, хорошо бы рассмотреть божий промысел, памятуя о том, что Бог создал нас по своему образу и подобию, а значит, по своей психологии и типу мышления.

                Библия не в первом чтении   

Зачин в Библии, как в хорошем романе: скорое знакомство с героями и с быстрой, почти детективной, завязкой основного конфликта. Причем автор сразу рисует психологический портрет главного героя. То, что у Бога есть чувства, и он эмоционален, говорится уже в первых строках Библии. Вот Бог создает землю, небо, воды, флору, фауну и радуется: «И увидел Бог, что это хорошо» (Бытие, глава 1, стих 25). Это удовлетворение творчеством, столь знакомое затем людям. Но Бог испытывает вскоре чувство разочарования и злости, когда венец его творения – человек – нарушил его запрет, переступив заповедную черту. Вот как описывается начало драмы: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог (вот вам и «хорошо»!) и сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?… знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Б. гл. 3; ст. 1;5). Выходит, змей людей не обманывал? Он назвал истинный смысл запрета. В этой фразе: «…откроются глаза ваши, и вы будете как боги…» - ключ к пониманию причины разрыва между Богом и Человеком, и здесь, также, раскрывается скрытое предназначение человечества.
Стоит отметить, что эпизод со «змеем» перекликается с легендой о Прометее. В обоих случаях Некто помог первобытным людям стать тем, кем они стали, отправив их в самостоятельное плавание по пути к цивилизации, дав им в руки главное оружие – первичное знание. Оба нарушителя вступили в борьбу с Богом, и оба были наказаны. Но различна оценка случившегося. Миф о Прометее воздает борцу хвалу, а в Библии прометеево деяние осуждается, хотя без него не возникло бы человечество, не было бы и нас с вами.
Религиозная традиция беспощадна к «змею». Но свободные от нее мыслители подходили к его «образу» более амбивалентно. У Гете в «Фаусте» Искуситель говорит: «Я часть того Зла, которое творит Благо». И он уговаривает Еву приобщиться к началу процесса познания. Вначале было Слово! У человечества тоже было перво-слово. Это было слово Денницы! И смысл его был: «Дерзай!» Первые люди восприняли этот призыв. Без этого духовного завета, ниспосланного Падшим Ангелом, не было бы современной цивилизации.

Я прервался, чтобы налить себе чая.
Ну, Иван. Ну, Разуваев! Вот, значит, какой он наукой занимался. Вот, значит, что грантодавателям презентовать хочет - концепцию двух заветов. Двойной генетической спирали человеческой цивилизации. У Пал Палыч глаза на лоб полезут, если я ему такое преподнесу от своего имени. Ему за такое и на пенсию спровадить могут. Полгода назад церковь открывали, - все городское начальство истово молилось перед алтарем, будто когда карьеру в комсомоле делали, тайком причащаться бегали. Конечно, взирая на них, ясно понимаешь: бога нет. Эти молятся Силе, и только ей одной. А еще тому, у кого она в данный момент есть. То-то Иван такой добрый: на возьми, не жалко… Конечно, ему меня – бессемейного - не жалко.
Испив горячего чая и успокоившись, вновь вернулся к чтению.

Искус «змея» повлек проклятие на головы людей. Бог гневается, бросая попутно знаменательную фразу: «И сказал Господь Бог: вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Б.3;22).
Как много в сказанном… Во-первых, Бог хотя на страницах книги действует один, но порой о нем говорится во множественном числе. Как если бы мы сказали: «Коллектив решил…» Единственный во множественном. И сам Бог оговаривается: «вот Адам стал как один из Нас…» Это первая ласточка – свидетельство того, что с понятием «Бог» не все так просто. Потом в Пятикнижии Бог не раз будет поминаться во множественном числе, что для монотеизма более чем странно. Во-вторых, из этой реплики становится ясна истинная причина гнева. Это страх перед возможным могуществом человека, если тот возьмет «также от дерева жизни». Оказывается, человеку под силу стать Богом! Зато богочеловека Творцу не нужно. Это уже разнобожие. И Бог изгоняет потенциального конкурента, и даже ставит у входа в Эдем херувима с пламенным мечом, дабы охранять путь к «дереву жизни» (Б. 3;24). (Интересно, продолжает ли стоять тот херувим на своем посту, ведь Человек подкрадывается к «дереву» с другого конца, вооруженный наукой и собственным опытом?) Но механизм человеческой истории был запущен!
Однако изгнание Адама и Евы не сняло проблему соперничества. Люди не только продолжали существовать, но принялись обустраивать новый мир. Уже «по своему образу и подобию». Завели хозяйство, понарожали детей. Наверное, то, что люди не пропали без Всевышнего, не приползли на коленях проситься обратно в Рай, задело Бога. Не могло не задеть. Негативный опыт заставил Бога скорректировать свои отношения с людьми, внеся воспитательный элемент. Случай представился, когда сыновья Адама – Авель и Каин, желая наладить «неформальные отношения» с Господом, принесли ему в дар плоды своего труда. По неизвестным причинам Бог отверг дары Каина. «Каин сильно огорчился, и поникло лицо его». В ответ на вопрос Каина о причинах неудовольствия Господа, Бог прочитал ему моральную нотацию – первую проповедь в долгой истории взаимоотношений библейского Бога и Человека. Она интересна тем, что приоткрывает этические воззрения Создателя, его видение проблем, появившихся с возникновением параллельного разума.
«…если не делаешь доброго, - сказал Бог Каину, - то у дверей грех лежит, он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ними» (Б.4;7). Хорошие слова. Однако что-то не устроило Каина. Что именно - непонятно. Описаны лишь последствия. Сразу после стиха со словами Бога идет стих 8, начинающий со слов: «И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего…» Стоп! Так что же сказал Каин Авелю, в чем упрекнул? Слова его, судя по смыслу, когда-то были приведены, но потом опущены переписчиками. Почему? Напрашивается вывод: потому, что упрек Каина был справедлив, и их опустили дабы не соблазнять верующих. Что же справедливого мог сказать Каин, и почему он пропустил мимо ушей сентенцию Бога о необходимости отвергать грех и продолжал считать себя правым? Проще простого обвинить Каина в том, что он закоренелый грешник и поставить точку. Так и делается. Только слова подсудимого зачем изымать? А события развивались дальше: «восстал Каин на Авеля, брата своего и убил его». Причина этого опять же Библией не проясняется. Был какой-то тяжелый разговор, который… что? перерос в драку? В любом случае не понятны мотивы убийства. Зависть? Ну, принеси другую жертву, не хуже или лучше, чем Авель. Убивать-то за что? Или было за что? И жертвы «не хуже», чем у Авеля Каин принести никак не мог по моральным соображениям?…
Чтобы попытаться выяснить, за что был убит Авель, посмотрим на реакцию Бога. Убийство есть убийство, значит, и кара должна быть тяжелой.
«И сказал Господь Каину, где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? И сказал (Господь): что ты сделал? Голос брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле. И сказал Каин Господу: наказание мое больше, нежели снести можно» (Б.4;4-13). Странно… Почему же «наказание мое больше нежели..»?
Кара налицо, но не смертная казнь, а новое изгнание, как его родителей. Итак, сюжет, казалось бы, завершен. Бог проявил милосердие, не ответив пролитием крови на кровь, а убийца обречен мучиться до конца дней своих, скитаясь по чужой теперь земле. Каин сокрушается: «Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий кто встретится со мной, убьет меня». (Опять странность: а разве кроме Каина и его родителей были еще люди? Правда, наверняка можно предположить, что должны быть дочери, иначе, откуда у Каина возьмется потомство. Хотя, что же получается – кровосмешение? Или Бог сделал еще одну партию людей? Но главное в другом…) Бог проявляет новое милосердие к убийце: «И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним (да кто же мог встретиться на незаселенной планете?), не убил его» (Б.4;14,15). А дальше мы читаем странные вещи. «И пошел Каин от лица Господня… и познал жену свою; и она зачала. И родила Еноха. И построил он город…» (Б.4;16,17). И это называется отмщение за кровь брата? Мы сталкиваемся с первым детективом. А раз так, попробуем применить дедуктивный метод Шерлока Холмса. Начнем с ключевого вопроса: из-за чего поссорились Каин и Авель? Ответ мы знаем: из-за жертвы. А какую жертву мог принести Авель? Жертву животным, ведь он был скотоводом. Значит, жертву кровью. И обряд этот (заклание) сохранялся затем тысячи лет. А какую жертву мог принести земледелец Каин? По-видимому, зерном. Так из-за чего восстал Каин на брата своего Авеля? Из-за жертвы кровью? Для скотовода Авеля резать животных, конечно, было не в новинку. Но опять концы не сходятся. Неужели Каин был столь чувствителен, что пожалел овечку или телочку, и убил брата? Чересчур сентиментально даже для вегетарианца. А если Авель принес в жертву не кроткую овечку, а, например, ребенка? Тогда все встает на свои места, и находит объяснение «неправомерная» реакция Каина. Вспомним «Илиаду». Флот греков никак не может отплыть к Трое – нет сопутствующего ветра. Воины готовы разойтись по домам. Тогда царь Агамемнон приносит богам жертву – свою дочь. Одни восприняли кровавый ход как суровую необходимость, другие осудили. Взгляды в те времена были «пятьдесят на пятьдесят», как и в библейском эпизоде жертвоприношения. Если произошло человеческое жертвоприношение – первое в истории библейских людей, то почему Бог принял ее? Вероятнее всего, по той причине, что для Бога люди, изгнанные из Эдема, были отверженными, и, кроме того, продуктами Эксперимента,  биороботами, а не личностями. Вспоминается фильм «Солярис», где перед учеными возникают «генокопии», которые ведут себя как личности, на деле не являясь ими. Для Бога первые люди и были такими «генокопиями». Творец их воспринимал лишь в качестве копий самого Себя, да и то, естественно, значительно худшими! А потому неравных Себе, ставших жертвами интриги Денницы-Люцифера, попытавшегося использовать их в качестве замены и подмены настоящего Бога (или богов). Иное мнение было у Каина. Он первый среди людей восстал и как бы заявил: «Мы не копии, мы не материал для жертвоприношений и экспериментов, мы сами по себе, мы имеем право на жизнь и свободу!» И … убил в ссоре Авеля, считавшего, что они ничто перед Творцом. Драма человеческой истории – драма между высокой Идеей и способами ее воплощения, между восприятием себя Личностью и Рабом Божьим – началась.
И что получается? Так ведь получается, что с Каина начинается история человеческой морали, как со знаком минус (мораль Авеля), так и со знаком плюс (мораль Каина – не убий ребенка даже во имя высокого с одновременным «аз воздам»!) Люди долго жили по принципам Авеля, возведя его на пьедестал, тогда как на деле мы духовные сыны Каина!
Но утверждать наверняка ничего пока невозможно – нет прямых доказательств, потому оставим предположение о первом человеческом жертвоприношении и посмотрим, как будут развиваться события в Книге дальше. Они должны либо начисто опровергнуть эту версию, либо дать новые свидетельства ее правомочности, ибо события происходят разные, а психология и тип мышления главного участника остается неизменной.

Часы показывали пол-одиннадцатого… Когда эмоции нарастают мне хочется есть. Заглянул в холодильник. Достал кусок колбасы, масло, сырок. По новой поставил чайник.
Тэк-с. Надо каким-то образом понять: сие мне подсунули по «наводке» Ангела или пришло «самотеком»? Это что – испытание? Проверка Штирлица Мюллером, или «просто так»?
Налил чая. Отвечерял, поразмыслил так и эдак, ничего путного не придумал, вернулся к тексту.

Потомки Каина оказались талантливы. Они освоили ремесла, новые виды производства, заложили основы искусства. Тувалкаин «был ковачем всех орудий из меди и железа», Иавал «был отец всех живущих в шатрах со стадами», Иувал «был отец всех играющих на гуслях и свирели» (Б.4;20-22). Получается, что Каин и его дети стали родоначальниками человеческой цивилизации (тогда как Ева и Адам родоначальниками человечества). И что показательно – без опоры на Бога! Люди вновь доказали свою независимость. И… последовал новый конфликт с Богом.
Дело о потопе в корне отличается от первых двух конфликтов Человека с Богом. На этот раз Бог вознамерился решить проблему просто - уничтожить людей. За что? Ответ в тексте вроде бы есть, но какой-то маловразумительный. Читаем:
«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери. Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками; потому что они плоть… В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как Сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им. Это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их было зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человек на земле, и воскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человеков до скотов, и гадов, и птиц небесных истреблю; ибо Я раскаялся, что создал их» (Б.6;1-7).
Как это все понять? Получается следующее. То, что некие Божьи небесные люди стали брать в жены женщин, воспринималось Богом благосклонно. К развращениям их «походы» не относились. Из этих контактов появилась новая раса - «Исполины». Возникло соперничество с земными мужчинами, переросшее в войну, в которой «сыны божьи» потерпели поражение, и пожаловались Богу-отцу. Тот принял сторону «сыновей неба». Реакция оказалась бурной – уничтожу! Остается непонятным – причем здесь животные и птицы? Они-то какое отношение имели к людским делам? Ключ в словах: «Я раскаялся, что создал их». Перед нами реакция, столь знакомая творческим людям. Творческий кризис, вызванный крахом надежд творца, переросший в стресс. Как неудовлетворенный своей работой скульптор ломает свою скульптуру, писатель сжигает рукопись, так и Бог решил сломать свое создание – Земной мир. Все идет не так, как Он задумал, а идет по своим, неожиданным законам, жизнь раскручивается по своей эволюционной спирали, над которой Он, оказывается, не властен, и которую не понимает. Творение вышло из-под контроля творца, и следует решение – уничтожить! Но в последний момент, как нормальному творцу, Богу стало жалко подчистую уничтожать плоды своих трудов, и он находит компромисс. Не отменяя своего решения, Он среди людей выбирает послушного – праведника Ноя и его семью. Велит ему строить корабль и грузить представителей фауны. Приказ Бога – это, одновременно, первая Красная книга. Но охранная грамота не распространялась на жен «сыновей Божиих». Они тоже должны были погибнуть, и погибли, включая ни в чем не повинных детей. Таким образом, была принесена очередная, после Авеля,  жертва кровью…
Бог покончил с двусмысленностью отношений между Небом и Землей. Больше «сыновья Божии» на Земле замечены не были, вместо них появились бесполые ангелы. Однако «реформа» не сняла проблему взаимоотношений между своенравными людьми и Творцом, Небом и Землей.
По окончании операции «Потоп» «сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду поражать всего живущего, как Я сделал. Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Б.8;21-22). Налицо конец кризиса, сменившегося рассудочным спокойствием: «И благословил Бог Ноя и сыновей его, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Б.9;1). И читатель должен умилиться. Если, конечно, не задаться вопросом: что стоит за этим прощением? Можно представить, что увидел Бог после того, как кончился потоп. На волнах колыхались миллионы трупов, а когда воды сошли, взору предстал мертвый лес, заболоченные луга… И оглядев сей пейзаж, Бог во второй раз покаялся в  содеянном. Первый раз по поводу созидания, во второй раз - по поводу  разрушения.
Мы видим по поступкам, что Бог испытывал вполне знакомые нам чувства – радость, гнев, сомнение, раскаяние. Человек способен на ошибки и эмоции, и Бог, оказывается, тоже!

Время приближалось к двенадцати. Я отодвинул листки. Решил: на сегодня хватит. Впереди ранний подъем, а позади перегруженный впечатлениями день, пора пожалеть голову. Заглянул в зальную комнату. Ангел мирно светился на диване. «Может, я все-таки сбрендил? – подумалось мне в тот момент. - И это шизоидная галлюцинация?» Сидит существо с белыми крыльями в голубоватом плаще до пят, длинные прозрачные волосы ниспадают до плеч, чистое лицо, внимательные и добрые глаза. Выглядит так же, как изображают ангелов на иллюстрациях. А явился бы черт, так, наверное, черненький с рожками, копытцами, бородкой и хвостом. Любой психотерапевт поставил бы мне диагноз с лету …
- Вам постелить?
- Нам не нужно спать. Вы ложитесь, а я посижу здесь. Мне уютно и хорошо у вас. Спасибо за гостеприимство.
Мне стало приятно от таких слов, даже растрогался.
- Это вы сделали мне одолжение. Вам спасибо.
- Я постараюсь не мешать вам.
- Ну что вы! Днем я на работе, а вечерами – книги да телевизор. Или ухожу куда-нибудь. Так что ничем не помешаете.
Ангел в ответ улыбнулся. Вполне человеческая улыбка.
Я вернулся в свою комнату и через несколько минут лежал под одеялом.
На потолке медленно пробегали блики, то ли от фар проезжавших на улице автомобилей, а может, от пролетавших ангелов. С этим я и уснул.

               
Рукопись

1

С виду на кафедре царила прежняя жизнь, но опытный человек, вроде меня, сразу почувствовал напряжение. 
Эльза спросила:
- Ты вчера знал о гранте?
- Нет.
- А чего сиял?
- Это по другому поводу. В лотерею выиграл.
- Сколько же ты лотерейных билетов купил, что так обогатился?
- Не спрашивай. Все – дар божий. Молиться надо на ночь. Ты молишься, Дездемона?
- А как же. На мужа. На Пал Палыча. На свекровь. Как раз троица.
- Я, думаю, за грехи благодать получил. Понравились небесным мужам мои мужские грехи, вот и поощрили ценным подарком.
- Тогда в следующей жизни и я мужиком рожусь. Оттянусь на Героя Труда.
- Ты и в качестве женщины можешь Героя получить. Это даже легче. Как мужчина говорю. Ни виагры тебе, ни алиментов…
Мы могли и дальше продолжать в том же духе, если бы не вошла Маргарита Петровна. Тоже наш преподаватель. А обмен остротами, пожалуй, скрывал нечто другое. Что-то на дне колодца все же осталось. Ну и, скелет в шкафу. Вот он время от времени и клацал зубами. Эльзу задело, что я будто бы знал о гранте, а скрыл от нее. Все-таки она считает, что имеет определенные права на меня, раз подле нет другой женщины…
Через пять минут я пошел проводить занятия, и посторонние мысли отлетели на время. Хотя на занятиях скучали обе стороны: я, как преподаватель, которому надоел один и тот же прогоняемый учебный материал, и студенты, которые пришли в вуз отсидеться от армии и предстоящей унылой рабочей жизни. Но нагрузка на мозги брала свое, все-таки на полтора часа я оказывался в ситуации творца событий, а не того, с кем что-то делают. Впрочем, мои способности демиурга находились в узких рамках возможного. В бессилии я наблюдал, как с каждым годом в умах студентов креп классический постулат гедонистской жизнедеятельности: «Хлеба и зрелищ!». Точнее: «Импортного хлеба и импортных зрелищ». Они не хотели работать, а хотели торговать импортным, пусть даже это будут идеи…

Из дневника

- Ангелы и вправду так выглядят?
- Нет, конечно, крылья нам не нужны, как и образ человеческий. Но людям так привычней нас воспринимать.
- Зачем Вы здесь?
- Мне нужно понаблюдать людей вблизи.
- Вы будете ходить по улицам?
- Вряд ли.
- Почему Вы постучались в мое окно?
- Вы не вредный…

…Вот так Ангел мне и сказал: «Вы не вредный». Такова моя оценка небесными силами. И это весь капитал, который я приобрел с точки зрения вечности к сорока годам?
Так Мессия я или не Мессия?


                2


Придя домой, раскрыл папку с письменами Разуваева и принялся читать дальше.

«Я буду твоим Богом!»

Несмотря на благоволение Бога к роду Ноя, вкус плода с древа познания не забылся. Как только численность людей возросла, они решили строить башню… до Неба! Для чего им понадобилось добираться до обители Бога, Библия опять сообщает туманно: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли» (Б.11;4). Что за «имя» они хотели себе сделать? Возможно, люди хотели состояться как сила духовная (достичь Неба), а затем уже заняться делом материальным – обустройством Земли? Не получилось, и им пришлось начать с обратного – сначала состояться как творцы материального. Есть, конечно, и иные варианты трактовок. Башня могла быть предназначена для астрономических наблюдений, но в любом случае в этом решении Библия впервые фиксирует тщеславие у человека – «сделаем себе имя». К этому чувству можно относиться двояко: как стремление к духовности, и как гордыню, что будет объявлено церковью большим грехом, хотя именно гордыня стала основой психологической мотивации, двигавшей на протяжении истории человечества прогресс – науку, искусство. В любом случае, следует признать, что тщеславие – феномен неоднозначный, зато однозначной была реакция Всевышнего: сугубо отрицательной. Правда, не к чувству, а к результату.
«И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать» (Б.11;5-6). Бог решил: «Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речь другого». Налицо соперничество, и победа одной из соперничающих сторон. «И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город» (Б.11;7-8). Не ясно только почему Бог явно не запретил людям строить башню, неужели они ослушались бы его? Остается предположить, что они были ему глубоко несимпатичны, и Он не стал даже разговаривать с ними, чтобы разубедить. Ну, а сами люди, судя по их действиям, столь же индифферентно относились к самому Богу. Ведь им пришлось принять опустошенную после потопа Землю, обустраивать ее, они почувствовали свои силы, свои возможности, вплоть до возможности добраться до Неба. (А башню до Неба человечество все-таки выстроило – в ХХ веке, полетев в Космос.)
Как относился к отчуждению людей Бог? Об этом в Библии говорится хотя и не прямо, но вполне отчетливо. Бог, выражаясь человеческим языком, переживал, и потому стал искать пути к преодолению отчуждения. Но прежде, чем рассмотреть историю этого долгого пути, давайте остановимся и попробуем поразмышлять над чувствами Творца, чье творение обмануло его ожидания.
Строительство «вавилонской» башни в религиозной литературе трактуется как акт, враждебный Богу. Предположим, что это так. Тогда почему люди пошли на этот недружественный шаг по отношению к Создателю? Что хотели сказать, выкрикнуть небожителям? Или их влекло древо жизни (ключ к бессмертию)? А может, проблема веры для людей в то время заключалась не в феномене существования Бога, как сейчас, а, говоря современным языком, в гуманизме его деяний? Почему не предположить, что, вкусив эдемское «яблоко», люди познали критерии добра и зла и могли судить о действиях Творца с позиций этики? После массовых убийств во время потопа, у людей могли появиться веские основания для сомнений в том, тот ли Бог, что сотворил прекрасную природу Земли, продолжил царствовать над миром? Бог ушел от ответа, приняв меры – не дав продолжить возведение Вавилонской башни. То есть, Он отказал людям в аудиенции (Он и сошел к ним инкогнито!) Но стоит отметить очень важный момент: на этот раз обошлось без пролития крови. А ведь могло быть иначе. По аналогии вспоминается шествие тысяч людей к помазаннику божию Николаю II 9 января 1905 года, чтобы, наконец, объясниться, высказать накопленное за столетия… Их встретили пулями.
Однако у Хозяина планеты появилось желание обрести среди людей подлинную опору. Он выделил одного человека и сделал его своим протеже. Не потому ли Бог избрал его, что тот являлся одним из немногих, кто еще мог поверить в святость Бога (или в того, кто тогда царил на Небе)? Чтобы проникнуться чувством обеспокоенности Бога, надо попытаться понять психологию творца. Хозяин не в силах с безразличием относиться к своему творению. Божественность предполагает беспредельное могущество Разума. А тут такой афронт! У беспредельности обнаружился предел! Да еще какой – в виде своего подобия!
Человек стал нужен Богу для самоутверждения! (А много позже – для самопознания, чтобы затем прийти… Но продолжим по порядку.)
Обосновать самодостаточность такой причины можно ссылкой на психологию самого человека, созданного по образу божьему, для которого самоутверждение доходит до жажды поклонения себе и безусловного признания своей личности, своих творений. Бог вполне мог чувствовать себя оскорбленным, не получая воздаяния за сделанное добро. Люди же жили своим умом, не испрашивая советов у Всевышнего, словно говоря ему: «Ты сделал свое Дело, остальное – наше Дело». Изгнание из Рая не привело к раскаянию. Люди прекрасно научились жить самостоятельно, своим умом. А объектами поклонения они избрали другие божества, оставив Творца не у дел. Людей можно было уничтожить, но искренне поклоняться себе, полюбить себя, Бог заставить не мог. Чувства людей оказались не подвластны ему, как и их свободная воля.

Я вскочил, сделал круг по комнате, чертыхаясь.
«Ну, Разуваев, ну подставил. Дадут мне грант, потом догонят и еще отвесят…».
Я посмотрел на стену, за которой мирно голубел ангел. Может его спросить, как было все на самом деле? Только потом что? Если Ангел подтвердит версию Ивана, то в примечании сослаться на пришельца?
Я сделал еще круг и, ничего не решив, опять сел за чтение.

Что-то надо было делать. И Бог предпринял масштабную акцию по завоеванию человека изнутри. Вот эту историю, рассказанную в Библии, мы и будет рассматривать детально.
Чтобы утвердить свое присутствие в жизни и сознании людей, Богу пришлось разработать долговременную стратегию. Исходным пунктом внедрения себя в жизнь общества стал человек по имени Аврам. Если бы Бог мог предвидеть насколько трудоемким и сложным окажется дело! И, самое главное, чем все закончится. Но в тот момент Его волновало другое: «И поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими… Я буду Богом твоим и потомков твоих после тебя», - сказал он Авраму (Б.17;7). Но прежде чем произнести эти заповедные слова, Бог приказал ему: «…пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома твоего, в землю, которую Я укажу тебе» (Б.12;1). То есть, Бог потребовал порвать все отношения с другими людьми и своим родом. И за это Бог посулил: «Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословение» (Б.12;2). По существу Бог начинает новый «старый» эксперимент – создать народ, но уже полностью спаянный с ним, а остальные пусть живут, как знают. Хотя вряд ли ему было все равно, что будет с этими другими, и он захотел показать отрекшимся от него, насколько они не правы. Примером и укором им должен стать новый народ, созданный под личным руководством Бога-творца. Казалось бы, чего проще для создавшего все неживое и живое во Вселенной?
Аврам принял условия и, взяв жену Сару и сына брата своего Лота, имущество, слуг,  отправился в странствия. Судя по его маршрутам (Палестина, Египет), Аврам был типичным кочевником-скотоводом (Бог так и не проникся симпатией к земледельцам). Бог не торопил события, присматриваясь к нему, к его верности. Аврам год за годом, везде, где бывал, ставил жертвенник своему Господу. И настал миг, когда Бог вознаградил его – старика – потомством, тогда же видоизменилось имя старца – Авраам, а также пообещал его роду земли «от реки Египетской до великой реки, реки Евфрат» (Б.15;18),. Учитывая размеры планеты, созданной Богом, кусок не очень большой, но если планировалось сформировать народ-светоч, народ-пример, то размеры территории не принципиальны. Главное – исход эксперимента. Кроме того, Бог потребовал от детей и потомков патриарха особого знака, отличающих мужчин его «духовного ордена» от других – обрезания («Обрезайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами» - Б.17;11). Требование странное для Вседержителя и создателя всего Сущего. Какое-то мелко-хирургическое, вроде тавра. Впрочем, это дело вкуса. За исключением одного – это очередной этический и психологический штрих к портрету Бога – ему нужна была жертва на крови.
То, что пропасть между людьми и Творцом была не случайной, свидетельствует знаменитая встреча Авраама с Троицей. Вот в облике трех мужчин пришел к Аврааму сам Бог. Хозяин приветливо встречает гостей, выставляет угощение. Гости едят и в беседе предрекают пожилым Саре и Аврааму рождение сына. Затем троица направляется к городу Содом, который решено уничтожить. И тогда происходит удивительный диалог между  простым пастухом и могущественным, готовым даровать ему сына, почет и славу, Богом. «И подошел Авраам, и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым… Судия всей земли поступит ли неправосудно?» (Б.18;23-25). Но разве Бог, обрушив потоп на землю, разбирался, где были праведники и виновные? Да, была оставлена в живых семья Ноя, но ради дела, а дети в других семьях, чем были хуже детей Ноя? Бог, возможно, указал бы Аврааму на его место, но больше почитателей у него не было, и пришлось ради Эксперимента идти на уступки. «Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие. Авраам сказал в ответ:… Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним, и сказал: может быть, найдется там сорок. Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать. Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати. Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом…» (Б.18;26-33).
Этот диалог есть величайший гимн Человеку, как существу моральному. Причем, человек давал урок морали Богу, технически такому могущественному! Шаг за шагом мудрый пастух загонял Господа своего в ловушку нравственной дилеммы: а если в городе найдется хоть один праведник? И когда Бог понял, куда клонит «раб божий», то, прервав разговор, поспешно пошел прочь. И хотя Авраам вступил в соглашение с Богом, но разговор с ним показал, сколь тверды были его моральные принципы, если даже обещание долгожданного сына не затворило уста Авраама и не помешало заступиться за чужих ему людей. И еще: откуда он мог взять эту мораль? Только от людей, от тех мест, которые Бог заставил его покинуть. А рожден был Аврам в городе Ур, что находился к югу от Вавилона. Вероятно, там жили потомки строителей вавилонской башни, так желавших напрямую пообщаться с самим Богом и задать тому неудобные вопросы…

Ну и как это все мне понимать? А следующий параграф был озаглавлен вообще «оригинально»:

Еще один грех Бога

      Рядом кто-то карандашом приписал: «А что есть грех?» Значит, Иван кому-то давал читать. А мне ведь не дал! Сразу почувствовал себя Эльзой. Ладно. Итак, что есть грех? Я подумал и сформулировал: «Нанесение ущерба другому». Еще подумав, добавил: «…и своей личности». Успокоившись на сем, продолжил чтение.

Конфликты Бога с Человеком подталкивали Творца к одной принципиальной мысли: если Он хотел, чтобы его не только боялись, но и уважали, то Он должен стать существом моральным. И Бог принял вызов. Он решил доказать людям, что Он морален! Однако, пытаясь утвердить свой авторитет среди людей, Бог проявил те чувства и свершил те деяния, которые характерны для деспотичной власти. Отсюда типичные для авторитарной личности умозаключения. Как можно бороться с аморальностью? Ну, конечно же, строгостью! Причем, строгостью беспощадной. И вот, прослышав о погрязших в разврате жителях Содома и Гоморры, решил вмешаться и продемонстрировать людям свою праведность. («И сказал Господь:… Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет…» (Б.18;20-21). (Замечание в скобках: «сойду и посмотрю» - как-то странно это для Всезнающего, каким его подают верующие). Инспекция закончилась уничтожением этих городов со всем населением, включая младенцев. Ангел дал знать о готовящейся акции лишь семье Лота. Но не спаслись зятья Лота, ибо «зятьям его показалось, что он шутит» (Б.19;14). При бегстве из города погибла и жена Лота. Итак, сбылось предчувствие Авраама – погибли невиновные.
«И вот встал Авраам рано утром и пошел на место, где стоял перед лицом Господа. И посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым с печи» (Б.19;27-28). О чем думал Авраам в эти минуты Библия не рассказывает, но Автор оставил следующее красноречивое свидетельство – Авраам ушел из дома, куда глаза глядят. «Авраам поднялся оттуда к югу, и поселился между Кадесом и между Суром; и был на время в Гераре» (Б.20:1). Он бежал от своего Бога обратно к людям!
Четыре тысячи лет спустя другой человек, пытавшийся восстановить завет с Богом – Федор Михайлович Достоевский – спросит себя и других: хочешь ли ты счастья для людей, если в основании его будет лежать хотя бы одна слезинка ребенка? В сущности, вопрос был адресован не столько к людям, с их пока малыми возможностями творить цивилизацию без ущерба для других, сколько к тому, кто обладал абсолютной властью творить добро и… зло тоже. Эту нравственную загадку «разгадал» Авраам. Однако она была скрыта от внутреннего ока всемогущего Бога. И потому Авраам бежал от него в ужасе, бросив дом, хозяйство, семью.

Карандаш начертал на полях: «По-вашему человек оказался совершеннее Бога? Но возможно ли созданному быть совершеннее Создателя?»
Я лично счел этот довод неубедительным. Сын вполне может превзойти отца, а дочь – мать.

Но Бог уже не оставлял своего содоговорника в покое. Было сделано так, что Он помог Аврааму и тем сделал его обязанным себе. Сару похитил местный царек. Явившись во сне к правителю Герара, Бог потребовал вернуть Сару Аврааму. Показателен диалог между ним и Богом. Правитель земной настолько хорошо знал нрав царя небесного, что сразу воскликнул: «Владыка! Неужели Ты погубишь и невинный народ?» (Б.20:4). На что Бог отвечал утвердительно: «…если не возвратишь, то знай, что непременно умрешь ты и все твои» (Б.20;7). Увы, моралью Авраама Бог так и не проникся. Более того, ему уже было не до морали. Единственный ему поклоняющийся ускользал. Требовались решительные меры. И Он, наконец, дарует престарелой Саре сына, названного Исааком. Авраам возвращается к завету. Но Бог не верит в верность Авраама и, желая проверить его, а, точнее говоря, сломать его психологически, приказывает Аврааму самолично убить сына и сжечь его тело. (Тут стоит вспомнить дело Авеля и Каина и сопоставить факты.) «И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож…» (Б.22;6). Лишь когда отец вознес нож над сыном, Ангел объявил ему о божьем удовлетворении: «…не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (Б.22;12).
Вот такая проверочка…

Карандаш: «А можно ли главное в жизни проверить, иначе, например, на овце? Будет ли это проверкой? К тому же Исааку была гарантирована вечная жизнь после смерти, Авраам знал это».
Я удивился: надо же, как можно по-разному трактовать одно и то же событие! Я не был, конечно, наивным, с разными трактовками одних и тех же фактов встречался по роду своей профессиональной деятельности очень часто, но не в сфере религии. К тому же мне казалось, что в священных для верующих книгах все однозначно - Бог хороший, а люди так себе, грешники одним словом. А Иван вон куда замахнулся… Впрочем, куда замахнулся Иван я еще не понял.


                Исаак и Иаков   

После смерти Авраама Бог сошел к сыну его Исааку с требованием сохранить прежние обязательства - поклоняться ему. Бог вновь пообещал умножить потомство «как звезды небесные» и посулил дать многие земли. Исаак, естественно, согласился.
Жизнь Исаака прошла безыскусно. За исключением одного эпизода. Когда Исаак на склоне лет, почти слепой, решил благословить старшего сына Исава на главенство рода, то его мать, Ревека, подговорила своего любимца - младшего сына Иакова выдать себя за Исава. Хитрость удалась и вместе с благословением отца на Иакова перешли условия договора колена Авраамова с Богом. Всевышний против такого хода не возразил, несмотря на ссору братьев, а явился во сне Иакову с прежними посулами своего покровительства.
Жизнь Иакова описана в Библии подробно, но для нашего повествования интересен лишь один эпизод. Возвращаясь спустя много лет из Вавилонии к брату Исаву с намерением помириться, Иаков сталкивается с Богом. Накануне встречи с братом, полный сомнений и страха, что Исав откажется от примирения и отомстит ему, Иаков остается ночью в шатре один. И происходит нечто символическое, но описанное как реальность. «И остался Иаков один. И боролся Некто с ним, до появления зари. И, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его, и повредил состав бедра у Иакова, когда он  боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока  не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом…» (Б.32;24-28).
Тут великое поле для трактовок. Можно трактовать так, что Иаков боролся с угрызениями совести за свой давнишний обман (не со всемогущим же Богом он мог бороться на равных!), и Господь в конце концов освободил его от моральных страданий. А повреждение бедра следует расценить, как нанесение увечья самому себе под влиянием стресса (клин клином…).

Внизу страницы стояло примечание Ивана: Во всяком случае, так толковал мне один священник.

А можно трактовать как богоборческий символ, как свидетельство о тех временах, когда Человек еще не ощущал себя «рабом божьим» и сохранял дистанцию независимости. А прозвище Израиль (Богоборец) оказалось провидческим. Народ израильский не раз потом бросал вызов божественной воле…

                Исход

Иаков был человеком моральным. Он совершает лишь один грех: пришел к первенству перед Богом обманом, да и то под влиянием матери, но затем сделал все, чтобы помириться с Исавом. И тот простил его, ибо тоже был человеком моральным. («И побежал Исав к нему навстречу и обнял его, и пал на шею его, и целовал, и плакал» (Б.33;4). Эта линия, идущая от этики деда. А как влияла на детей духовная связь с Богом? Почему-то не очень благотворно. В Библии (глава 34) описывается такой показательный случай. Влюбленный сын местного правителя, похитив дочь Иакова, тут же прислал отца свататься. Единственным условием Иакова было обрезание, то есть переход в другую веру. Согласие было получено. Все мужчины прошли обряд, после чего сыновья Иакова, воспользовавшись их состоянием, напали и умертвили мужчин, заодно разграбили город. Иаков испугался, сказав им: «вы возмутили меня, сделав меня ненавистным для жителей сей земли…» (Б.34;30). Бог же посоветовал на время, пока все не успокоится, переждать в Месопотамии. И все. Немудрено, что подобное моральное состояние имело продолжение, уже внутри самой семьи Иакова.
В такой – уже новой, отличной от аврамовой – атмосфере рос любимый сын Иакова Иосиф. О его поведении в юности в Библии сказано так: «И доводил Иосиф худые о них (о братьях) слухи до отца их» (Б.37;2). То есть попросту наушничал. Братья «возненавидели его; и не могли говорить с ним дружественно» (Б.37:4). Конфликт кончился тем, что братья продали Иосифа купцам, ехавшим в Египет. Однако Иосиф там сделал блестящую карьеру, став советником фараона. Предупрежденный Богом о наступающей долголетней засухе, он уговорил фараона сделать надлежащие запасы. Хозяйственный маневр оправдал себя. С началом голода Иосиф стал продавать припасы умирающим людям по максимально высоким ценам. Сначала реализация зерна шла на серебро. «И серебро истощилось в земле Египетской и в земле Ханаанской» (Б.47;15). Затем – на скот. Когда и этот источник иссяк, люди стали продавать свои земли, а себя в рабство. «И купил Иосиф всю землю Египетскую для фараона… и народ сделал он рабами от одного конца Египта до другого» (Б.47;20-21).

Карандаш: «Оставляя им четыре пятых урожая, и спасши их от смерти!»
Меня эта ремарка заинтриговала. Библия у меня была. Я открыл соответствующее место и прочитал следующее: «И сказал Иосиф народу: вот, я купил теперь для фараона вас и землю вашу; вот вам семена и засейте землю. Когда будет жатва, давайте пятую часть фараону, а четыре части останутся вам на засеяние полей, на пропитание вам и тем, кто в домах ваших, и на пропитание детям вашим. Они сказали: ты спас нам жизнь; да обретем милость в очах господина нашего, и да будем рабами фараону».
Вот, значит, откуда пошло крепостное право. Одна пятая – это 20 процентов. Нынешний предприниматель счел бы такое предложение вполне приемлемым налогом. Иосиф был умным и палку не перегибал: отняв чужое имущество, затем вернул его прежним хозяевам на правах аренды. Придя к столь утешительному выводу, я продолжил чтение.

Достигнутое положение позволило пригласить в Египет на постоянное жительство отца и весь свой род. «И поселил Иосиф отца своего и братьев своих, и дал им владение в земле Египетской, в лучшей части земли… И жил Израиль в земле Египетской… и владели они ею, и плодились и весьма умножались» (Б.47.11,27).

А вот и первый источник антисемитизма нашелся, - подумалось мне.

Привилегированное положение сородичей Иосифа некоторое время сохранялось и после его смерти. Но когда иссякло благоволение власти, рухнуло и благополучие клана. Новый фараон испугался, что «народ сынов Израилевых много числом и сильнее нас». И «когда случится война, соединится он с нашими неприятелями», а потому стал притеснять род Иакова. И Бог пришел на помощь своим подопечным. В качестве посредника между собой и народом Израиля выбрал пастуха Моисея, дал ему инструкции, наделив даром чудотворения, и Моисей вынужденно взял на себя тяжелую ношу вождя целого народа.
В книге «Исход» подробно описаны усилия Моисея, пытавшегося вырвать у фараона согласие на уход племени. Фараон отказал, в отместку приказав увеличить тяготы на израильтян, фактически превратив их в рабов. Похоже, Богу именно это и надо было, чтобы явить перед ними свою силу. И началось. Град несчастий обрушился на… нет, не на фараона, тогда бы израильтяне, далекие от двора не заметили этого, - а на простых египтян. Бог последовательно насылал на страну то жаб, то мошек, то моровую язву, то саранчу. Фараон продолжал упорствовать. Но почему? Пусть бы те, кого правитель боялся, покинули бы его государство. Выгода налицо. Однако он упорствовал вопреки логике. Ответ дается в тексте. После явления каждого очередного жестокого чуда, следует рефрен: «Но Господь ожесточил сердце фараона, и он не послушал их, как и говорил Господь Моисею» (Исх.9;12). «Но Господь ожесточил сердце фараона, и он не отпустил сынов Израилевых» (Исх.10;20). «И ожесточил Господь сердце фараона, и он не захотел отпустить их» (Исх.10;27). И т.д. Судя по всему, Бог не был уверен, что одно- или двухразовое чудо может склонить сердца израильтян к нему, и потому действовал с «запасом». Демонстрируя свое могущество, Бог заявил: «Я… пойду по земле Египетской, и поражу всякого первенца в земле Египетской от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь» (Исх.12;12). Чтобы не перепутать, «всеведущий» Бог приказал своим подданным помазать косяки и перекладины своих дверей кровью: «И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет между нами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую. И да будет вам день сей памятен, и празднуйте в оный праздник Господу, во все роды ваши: как установление вечное празднуйте его» (Исх.12;13-14). Итак, сценарий первой Варфоломеевской ночи на Земле был утвержден и доведен до паствы. Так родился праздник пасхи. Праздник на крови невинных («…и сделался великий вопль в земле Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца» (Исх.12;30).
Бог сам себе принес жертву, не дожидаясь рождения очередного проницательного Авеля.
Зачем нужна Богу была эта резня? Не для того ли, чтобы связать избранное им племя кровью? Празднуя исход из египетского плена и рождение нового народа, его подданные должны были помнить, какая цена заложена в основании триумфа. Бога не волновало, что кровь младенцев и проклятия матерей падут на этот народ, и он – в свое время - заплатит за нее свою, кровавую же, цену. Ему нужен был результат!

Я вскочил и сделал уже привычные пару кругов по комнате с набором понятных мыслей.
«Нет, вы посмотрите! – вопиял я про себя. – Чего Иван добивается? Какой выгоды через меня хочет получить? Да меня обвинят черте в чем… И вообще это материал непроходим. Вот так приятель у меня!»
Я посмотрел на стену, за которой сидел Ангел. Дать ему почитать? Пусть посоветует, как мне ко всему этому относиться…
Я походил-походил, решил дочитать и уже потом высказать свои соображения Разуваеву и… Ангелу, если понадобится.

Наконец фараон разрешил (точнее Бог за него) людям Моисея уйти в пустыню для совершения своих обрядов, но под честное слово, что те вернутся назад. Однако предводитель знал, что нарушит слово  и они не вернутся назад, и «сыны Израилевы по слову Моисея и просили у Египтян вещей серебряных и вещей золотых и одежд. Господь же дал милость народу Своему в глазах Египтян; и они давали ему, и обобрал он Египтян» (Исх.12;35-36).
В Библии так и сказано: «и обобрал он…». Что все это – бесхитростность автора Пятикнижия, неточность перевода или что-то иное, содержащее подтекстовый посыл потомкам? Пока слишком мало материала, чтобы делать определенные выводы, поэтому продолжим пересказ событий.

Я достал Библию и сверил ссылки. Все было правильно: и про пасху, и про казни невинных, и про нарушение слова, и про воровство у тех, с кем израильтяне жили бок о бок много лет… Я встал и прошелся по комнате уже не в возмущении от подброшенного мне материала, а в размышлении. Непонятно: почему не обращается внимание на эти вопиющие факты? Надо бы достать Тору и сравнить эти места Пятикнижия. Может, переводчики специально возвели напраслину на израильтян в христианские времена? Хотя христиане признают израильского Бога за своего. Тогда к чему описание таких Его дел? И что хочет доказать Разуваев? Что под маской Бога действовала иная, черная сила? Например, Люцифер выдал себя за Творца и принялся растлевать людей? И кто тогда этот… товарищ за стеной? Может, тоже… трансформер? С виду ангел, а потом с невинным выражением попросит душу…

Казалось, Бог, доказав всем свою силу, может теперь уняться. Ничего подобного. Он сообщает Моисею: «Я ожесточу сердце фараона, и он погонится за ними (израильтянами), и покажу славу Мою на фараоне и на всем войске его; и познают Египтяне, что Я – Господь» (Исх.14;4). Наверное, именно с этой целью – принудить фараона выслать погоню – и была сотворена афера с займом золота и серебра у египтян. Ловушка удалась. «И ожесточил Господь сердце фараона, царя Египетского, и он погнался за сынами Израилевыми…» (Исх.14;8). Преследователи были утоплены в море. И тогда «убоялся народ Господа, и поверил Господу и Моисею, рабу Его» (Исх.14;31). Характерный способ, с каким Бог доказал людям свое присутствие и силу. Вообще-то, такая акция устрашения называется террором и провокацией. Или может быть иная трактовка?

Ага, вот и трактовка. Карандаш: «Бог мстил за многолетние притеснения». Неубедительно. Надо будет почитать что-нибудь из богословской литературы. Отца Меня, например. Как он выкручивался?

Выстраиваемая цепь подобного рода актов приводит к выводу, что Богу они нужны были, прежде всего, в качестве способа установления контроля над племенем израильтян. Причем использовался даже элементарный подкуп (похищение драгоценностей у египтян). Значит, что-то Бога беспокоило в поведении паствы. Дальнейшие события показали: Он так и не был уверен в их преданности. Вероятно, это обстоятельство подвигло Бога (или того, кто за Него выдавал) провести ряд преобразований. Прежде всего, на горе Синай Господь даровал Моисею моральные заповеди, которые отныне надлежало блюсти племени. Совершая, скажем так, сомнительные поступки, Бог призвал к нравственности других. Такое поведение характерно для определенного типа «умствующих людей» (политиков, жрецов, писателей, философов, режиссеров), которые призывают других следовать каким-то правилам, императивам, мысленно изымая себя из этого числа по веским, как им кажется, основаниям. Я бы назвал этот феномен «принцип самоизвинительной слабости».
Господь завещал через Моисея моральные постулаты, известные еще Аврааму: чти отца и мать, не убий (а убийство египетских детей?), не укради (а умыкание драгоценностей у египтян?), не солги (а нарушение слова, данное фараону?) и так далее. Были даны заповеди в теории и их опровержение на практике. Таков главный моральный урок, который преподал Бог своей пастве - двоедушие. Остается предположить, что моральные заповеди предназначались исключительно для внутреннего использования и не распространялись на людей иной веры и национальности. Только в этом случае вопиющее противоречие благополучно разрешалось. Для Бога остальные люди так и остались биороботами из Эдема, посмевшими нарушить его запрет. Их жизни для него ничего не значили.

Карандаш: «Фараон отверг Бога -  Исх.5;21. Бог не убивает людей, а забирает их к Себе! Не укради – по твоей воле, когда сам Бог отдает в твои руки – это не кража!»
Вот тут я восхитился. Какой блистательный ответ зарвавшемуся Разуваеву! Какая блистательная формула: «Если Бог есть, то все дозволено!» Ах, Достоевский, Достоевский… Простак.
Я еще раз посмотрел на стену, за которой мерцал Ангел. А что он мне дозволит?

В общем, ничего того, чего бы ни знали и чему бы ни следовали предки израильтян и другие народы, в своих заповедях Бог не дал. И не мог дать, кроме этих общепринятых основ сосуществования человеческого общества в силу того, что сам не следовал этическим принципам. Являясь судьей чужих поступков, сам Бог был над моралью. Собственно Бог сообщил Моисею прописные истины ради первой и второй заповеди: «Я Господь, Бог твой…» и «Да не будет у тебя других богов перед лицем Моим» (Исх.20;2-3). (Внизу страницы значилось примечание: О том, что Бог один и других богов не существует, речь еще не шла. Даже Моисей считал Яхве, как звали израильтяне своего небесного патрона,  одним из богов, только самым сильным: «Кто, как Ты, Господи, между богами?…» (Исх.15;11).)  Все остальное – производное. Притягивая к этим заповедям общеизвестные и общечеловеческие законы (вряд ли израильтяне жили в Египте, убивая, крадя и лжесвидетельствуя, не чтя своих родителей и пр.), Бог основывался на тонком психологическом расчете. Для израильтян в ряду их ценностей верность Господу отнюдь не занимала первое место, и если Бог просто заповедовал бы блюсти верность себе, то эта заповедь могла забыться или быть скептически воспринята (что долгое время и происходило). Другое дело поднести ее в «пакете» с нравственными истинами, да еще такими, которые являются краеугольными для любого устойчивого коллектива людей, как «не кради» или «не желай дома ближнего своего». Тогда нарушение одной заповеди будет восприниматься как подрыв основ всей системы. Из этого же разряда происходили законы бога – отнюдь не оригинальные и привычные для того времени: глаз за глаз, зуб за зуб (Исх.21;24), и лежавшие в другой этической плоскости, чем прочие заповеди. Но Господа это мало волновало – он использовал этику в служебных целях. Зато дарованные законы пестрят «высшей мерой» столь близкой мировоззрению Бога: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исх.22;18); «Всякий скотоложник да будет предан смерти» (ст.19); «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (ст.20). Есть и призыв, который вновь возвращает нас к делу Авеля: «Не медли приносить Мне начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца из сынов твоих» (Исх.22;29). Комментария, как понимать последнее положение, в тексте нет. Авель, вероятно, понял его буквально… Не забыты и окружающие племена. Господь подробно и с удовольствием разъясняет Моисею стратегию истребления других народов. Значит так: «Ужас мой пошлю пред тобою и в смущение приведу всякий народ, к которому ты придешь… Пошлю пред тобою шершней, и они погонят от лица твоего Евсеев, Хананеев и Хеттеев. Не выгоню их от лица твоего в один год, чтобы земля не сделалась пуста… мало по малу буду прогонять их от тебя, доколе ты не размножишься и не возьмешь во владение земли сей» (Исх.23;27-30). Политика геноцида естественным порядком вытекала из доктрины «избранного народа». И настанет время, когда геноцид вернется бумерангом к самому богоизбранному народу… Так сказать: ничто не пропадает втуне.
Поневоле закрадывается сомнение: да Бог ли это говорит, не было ли подмены?

Так-с, подумал я, мое предположение сбывается…

Если Богу эти народы так досадили, то почему Он не устроит им очередной потоп, мор и прочее своими руками? Зачем наущает мирных людей, которые в глаза не видели эти племена, и между ними нет никаких счетов? Но подмены никакой нет, и Бог хочет испытать свой народ, сделав его своим послушным безропотным орудием, а для этого нужна жертва кровью. (И опять вспоминается Каин со своим бунтом…)
Разъясняя Моисею как жить израильтянам дальше, Бог взялся за очередную новацию – конструирование своего культа. До этого Он не вмешивался в обрядовую часть поклонения. На Синае подход круто изменился. Моисей получает подробные инструкции, какие обряды нужны, и как их совершать. Причем Господь демонстрирует буквально женское внимание к деталям. В Библии содержится несколько главок целиком состоящих из одних указаний Бога по обрядовой утвари: «О скинии (шатре) и ковчеге завета», «О золотых светильниках», «О покрывалах и покрышке из бараньих кож», «О брусьях», «О завесях в скинии», «О медном жертвеннике» и т.д. (Исх., главы 26-31). Причем указания детальнейшие, вроде: «И сделайте брусья для скинии из дерева ситтим, чтобы они стояли. Длиною в десять локтей брус, и полтора локтя каждому брусу ширина. У каждого бруса по два шипа, один против другого…» (Исх.26:15-17). Что за дизайнер объявился на небесах? Или ставка на мелочные детали есть психологический расчет на склонность «массового» человека жить в рамках шаблона и стереотипов, а заодно способ противодействия расслоению религии на толки? А Бог создавал теперь именно религию. Просто завет исчерпал себя. Он остался в качестве краеугольного камня. А поверх началась надстройка этажей…
Запись Моисеем всех указаний Господа заняла 40 дней и ночей. Народ подумал о такой долгой отлучке дурное (а может, воспринял как избавление от тяжелой опеки?), и обратился к брату Моисея Аарону, выполнявшего функции жреца, с просьбой сделать изваяние божества, с которым они могли двигаться дальше среди чужих земель. Аарон внял мольбе и изваял статую бога из похищенного золота. (Показательно, что израильтяне не захотели обогатиться чужим – противопоставив свою мораль навязываемой.) Этому образу и стали поклоняться. Возможно, сыны Израилевы в Египте имели свое племенное божество, к поклонению которому вернулись. (О религиозной жизни израильтян в Египте Библия ничего не сообщает, а ее не могло не быть, ведь жили они среди религиозного народа.) Обычно этот эпизод трактуется как притча о жажде поклонения людьми ложным идолам, как сказание о рабах духа, не вынесших неизвестности и нашедших себе другого Господина. Но может быть иная версия. Например, что израильтяне, воспользовавшись отсутствием пастыря-надзирателя, поспешили отделиться от готовившегося, по их мнению, нового, на этот раз духовного плена. На эту мысль наводят последующие неоднократные попытки отпадения израильского народа от Яхве. Не смотря на все свидетельства своей мощи, чем-то Он их не устраивал. Может своей жестокостью? Возможно, конечно, иное объяснение – в пользу Бога. Люди сделали идола, потому что были еще глупы. Задавленные обыденностью, воспитанные в традициях рабства, не имея в своих рядах философов и поэтов, ум их еще был первобытным, тотемистским, без развитого абстрактного мышления. Они помнили, что было вчера, но с трудом припоминали позавчерашние события, оттого и забыли те чудеса, что сотворил им Бог ради них. Ведь и половина тех чудес убедила бы современных атеистов в существовании Высшего существа. Бог насылал казни, раздвигал море, сыпал в пустыне крупу с небес, исторгал из скалы воду – все тщетно! При первой заминке израильтяне изменяют Ему. Итак, виноваты люди? При первом приближении – да. Но какова здесь роль Бога, как воспитателя и преобразователя? Он собрался реализовать великий замысел – создать особый народ и тем исправить просчет в Эдеме с Адамом и Евой («…вы будете у Меня царством священников и народом святым» - Исх.19;6). То есть будущий народ должен стать духовным пастырем для всего человечества! Не больше и не меньше. Но почему же так мало было сделано им для духовного преображения людей? Почему в их среде не появилась интеллигенция – ученые, музыканты, поэты? Прошло достаточно поколений, а Бог так и не заронил в их среду искру божественного творчества. А ведь в других народах (Шумере, Индии, Китае, Греции, в том же Египте) люди уже творили высокое искусство. Отсюда вывод: Бог был прекрасным технократом – физиком, химиком, биологом, чему свидетельство земля с ее природой, но пока что плохим гуманитарием. Потому и появилась «педагогическая» идея»: если человека невозможно переделать, то его можно запугать. Показательна реакция Яхве на появление статуи божества в стане израильтян. Она оказалась не в духе заповеди «не убий». Сначала возмущенный Бог хотел полностью истребить все племя (включая детей, естественно) и начать эксперимент заново («…да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя», - объявил он очередную милость Моисею (Исх.32;10)). И тут свой ум проявляет бывший пастух Моисей, который, как и его предок Аврам, стал учить Бога мудрости. «Но Моисей стал умолять Господа, Бога своего, и сказал да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою. Чтобы египтяне не говорили: «на погибель Он вывел их…» (Исх.32;11-12). Здесь Моисей являет собой хорошего психолога. Он льстит Богу, и приводит аргументы о необходимости сохранения народа, в частности потому, что может пострадать репутация Господа в глазах других. И добивается своего. Но Моисей не зря был выбран Богом среди тысяч израильтян, да и сам Моисей прекрасно понимает: чтобы удовлетворить Бога, необходима жертва кровью. И он производит показательную экзекуцию. Вождь приказал мужчинам из рода Левинова убить «каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего… И пало в тот день из народа около трех тысяч человек» (Исх.32;27,28). Жажда мести Бога была удовлетворена.
Но Бог мог жестоко гневаться на куда более скромные проступки. Однажды сыновья Аарона зажгли в своих кадильницах «чуждый огонь». Оплошность оказалась роковой. «И вышел огонь от Господа и сжег их, и умерли они пред лицом Господним… Аарон молчал» (Левит,10;2-3). Впрочем, дело, наверное, не в «чуждом огне», а в мести Аарону за сотворение им статуи божества. И Аарон это понял, и потому молчал. Психология Господа была понятна всем.
А Господь продолжал крепить свою власть всеми способами, тем более что, несмотря на оказанные милости, народ израильский продолжал колебаться и потому привосовокупил к своим действиям угрозы: «И если презрите Мои постановления.., то и Я поступлю с вами так: пошлю на вас ужас, чахлость и горячку, от которых истомятся глаза и измучится душа, и будете сеять семена ваши напрасно… и падете пред врагами вашими… если и при всем том не послушаете Меня, то Я всемеро увеличу наказание за грехи ваши; и сломлю гордое упрямство ваше…» (Лев.26;15-19). Как педагог Бог обладал не «божественным» даром, а вполне «земным» - тоталитарным. Господь еще долго и изощренно ругался, нагоняя страх («Я в ярости пойду против вас… И будете есть плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших» (Лев.26;28-29). (Опять мотив жертвы детей…) Кроме угроз была и аргументация. Бог ссылался на то, что вывел народ Израиля «из земли Египетской, чтобы вы не были рабами… и повел вас с поднятою головою» (Лев.26;13). Резон веский, но разве достойно было извергать столько угроз на людей только недавно поднявших головы? Да и был ли новый хозяин лучше фараона? Тот, по крайней мере, не мог так мстить, как Яхве: «…наказывающий вину отцов в детях, и в детях детей до третьего и четвертого рода» (Исх.34;7).
Бросается в глаза тяга Яхве к крови, включая соответствующие жертвоприношения. Об этих вещах Яхве говорит много, подробно и со знанием дела. Например: «И заколи тельца пред лицем Господним при входе в скинию собрания. Возьми крови тельца, и возложи перстом твоим на рога жертвенника, а всю кровь вылей у основания жертвенника. Возьми весь тук, покрывающей внутренности, и сальник с печени, и обе почки и тук, который на них, и воскури на жертвеннике» (Исх.29;11-13). Или: «И возьми одного овна… И заколи овна, и возьми крови его, и покропи на жертвенник со всех сторон. Рассеки овна на части, вымой внутренности его, и голени его, и положи их на рассеченные части его и на  голову его. И сожги всего овна на жертвеннике. Это – всесожжение Господу, благоухание приятное…» (Исх.29;15-18). «И возьмет крови тельца, и покропит перстом своим на крышку спереди и пред крышкою, семь раз покропит кровию с перста своего. И заколет козла в жертву за грех за народ, и внесет кровь его за завесу, и сделает с кровию его тоже, что делал с кровию тельца, и покропит ею на крышку и пред крышкою…» (Лев.16;14-15). И опять вспоминается Каин, восставший против таких жертвоприношений.
Бог, по-видимому, осознал, что одними посулами о будущем господстве в чужих землях сознательного служения себе не добиться. Сыны Израилевы продолжали дистанцироваться от Яхве и ощущать себя несчастными. «Моисей слышал, что народ плачет в семействах своих» (Числа.11;10). «Народ стал роптать вслух на Господа; и Господь услышал, и воспламенился гнев Его, и возгорелся у них огонь Господень, и начал истреблять край стана» (Ч.11;1). Реакция Бога на неповиновение была всегда одна: «…гнев Господень возгорелся на народ, поразил Господь народ весьма великою язвою» (Ч.11;33). Но жестокость – это реакция нетерпения. Истинного же послушания можно было достичь через ежедневные упражнения духа, через бесконечные ритуалы поклонения и повторения словесных самовнушаемых формул типа: «Прости меня, раба твоего, Господи». За что простить? А не важно. За то, что родился… На укоренение новой психологии требовалось время, а пока что самолюбию Бога наносились все новые удары.
Когда Бог приказал послать лазутчиков высмотреть землю Ханаанскую, «подаренную» им израильтянам, то вернувшись, разведчики, похвалив ее, сообщили, что она заселена сильными народами, способными постоять за себя. «И подняло все общество вопль, и плакал народ во всю ту ночь. И роптали на Моисея и Аарона все сыны Израилевы… И для чего Господь ведет нас в землю сию, чтобы мы пали от меча?» (Ч.14;1-3). Отсутствие воинственного духа сильно покоробило Бога. При очередной встрече с Моисеем Яхве задает ему вопрос, который, по-видимому, давно мучил его: «…доколе будет раздражать Меня народ сей? И доколе будет он не верить Мне при всех знамениях, которые делал Я среди его?» (Ч.14;11). Вопрос законный. То, как племя израильтян отвечало на все ухищрения Яхве, более чем удивляет. Нынешним верующим хватило бы пары знамений, да и атеистам тоже. А  израильтянам чего недоставало? Ответ теологов прост: что возьмешь с грешников? Однако может быть они – люди простые, живущие инстинктами, потому и не питали высоких чувств к Яхве, что ощущали во всех деяниях Бога ухищрения, а не истинную привязанность к «избранным»? Иначе говоря, кролики ощущали свою подопытность? Вот и в этом случае, Бог, задав недоуменный вопрос, не стал раздумывать над проблемой, а сразу перешел к угрозам: «Поражу его (народ) язвою и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его» (Ч.14;12). Строки, достойные внимания и комментирования. Прежде всего, это очередной самоповтор. Соединение привычной угрозы «умыть руки», приговорив племя, включая малых детей, к смерти, с привычным обещанием произвести от патриарха новый, надо полагать, на этот раз совсем уже «правильный» народ. Странно то, что Бог, создавший человека, никак не может понять, что «правильных» людей создать не в его власти. Почему? Да, потому, что создавать Он мог лишь по старым лекалам, т.е. «по своему образу и подобию». А психологический тип Яхве мы уже имели возможность наблюдать на конкретных поступках. Наконец, в этих словах содержится сгусток целой антиэтической системы, в основе которой насилие сильного над неспособными ответить тем же. Поэтому любопытен ответ Моисея, который вновь не поддается искушению стать родоначальником народа «имени себя». И опять он увещевает Господа, льстя ему, хитрит и даже пугает его! Моисей: «И если ты истребишь народ сей, как одного человека, то народы, которые слышали славу Твою, скажут: «Господь не смог ввести народ сей в землю, которую Он с клятвою обещал ему, а потому и погубил его в пустыне». Итак, да возвеличится сила Господня, как Ты сказал, говоря: «Господь долготерпелив и многомилостив…» «И сказал Господь Моисею: прощаю по слову твоему» (Ч.14;15-18,20). Кажется, все обошлось, но Бог свое слово истолковывает привычным для себя образом. Он жаждет мести и обязательно мстит. Те, кто возмущался особенно сильно, «умерли, быв поражены пред Господом» (Ч.14;37). Остальные же были обречены на 40-летнее скитание по пустыне.
(Примечание. Прихотливы пути образования легенд. Откуда, например, взялась имеющая широкое хождение версия о том, будто Моисей по собственной воле 40 лет водил израильтян по пустыне, якобы для того, чтобы вымерли те, кто помнили рабство? Скитания были наказанием Бога за неверие в его могущество. Вымирали как раз диссиденты, и на место их заступали рабы духа Яхве.)
Думается, что представления о мере прощения у Моисея и Бога здесь не совпали. Господь отступил немного, не теряя своей главной цели – ломку сознания своих подданных. Так, среди предписаний Господа значился запрет что-либо делать в субботу, за нарушение которого полагалась кара. Но жизнь не остановить даже божьими предписаниями. Требовалось кормить детей, поддерживать огонь в очаге во время холодов. Дел хватало, и праздность устраивала далеко не всех. «Когда сыны Израилевы были в пустыне, нашли человека, собиравшего дрова в день субботы. И привели его… к Моисею и Аарону и ко всему обществу… и сказал Господь Моисею: должен умереть человек сей; пусть побьет его камнями все общество вне стана и вывело его общество вон из стана, и побили его камнями, и он умер, как повелел Господь Моисею» (Ч.15;32-33,35-36). В этом случае важны все нюансы: и то, что погиб человек по существу безвинно (за сбор дров для семьи!), и попрание заповеди «не убий» (а мы гадаем, откуда взялась двойная мораль?), и коллективный характер преступления, связавший всех неправедной круговой порукой, и снятие ответственности с совести людей, потому что они всего лишь выполняли приказ свыше. Перед нами методология, которая затем будет подхвачена определенным сортом людей и найдет самое широкое применение в политике и военной практике.
Поразительны подробности обрядов, исполнение которых Бог требовал немилосердным образом от своих подданных, напоминают дрессировку. Естественно, перемежая кнут и пряник. Уже в следующей главе описываются новые смерти. На этот раз кара постигла 250 мужей, оспоривших первенство Моисея пред Богом. Господь разрешил спор о том, кто любезен ему просто - Он разверз землю под ногами смутьянов, и она поглотила их (Ч.16;27,31-35).

Карандаш: «Покарал за маловерие и ропот на Бога».
«Про то и речь», - согласился я.

Воспитание кнутом на этом не кончилось. Вот краткий перечень «мероприятий»:
- «И умерло от поражения четырнадцать тысяч семьсот человек, кроме умерших по делу Корееву» (Ч.16;49). (Может, и семинарист Джугашвили, читая эти страницы, попутно проникался мыслью не бояться жертв при движении к великой цели? Затем и он выступит в роли Моисея, ведшего упирающийся народ к земле обетованной, применив апробированные методы.)
- «И послал господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество из сынов Израилевых» (Ч.21;6).
- Яхве заставил Моисея отдать приказ об убийстве тех, кто полюбил женщин из чужого племени (Ч., глава 25). А вот как описывается гибель двух влюбленных. «…некто из сынов Израилевых пришел, и привел к братьям своим Мадианитянку… Финеес, сын Елеазара, сын Аарона священника, увидев это, встал из среды общества, и взял в руку свою копье. И вошел вслед за Израильтянином в спальню, и пронзил обоих…и прекратилось поражение сынов Израилевых» (Ч.25;6-8). «Умерших же от поражения было двадцать четыре тысячи» Ч.25;9). А Моисею заповедовал: «Враждуйте с Медианитянами и поражайте их» (Ч.25;16-17).
Бог не хотел, чтобы избранный народ смешивался с другими народами. И опять потом это вернулось бумерангом. Много столетий потом евреям пришлось жить отдельно от других в гетто и в черте административной оседлости.
- «И пошли войною на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужеского пола» (Ч.31;7). Женщин и детей воины взяли в плен, но Моисей, знавший нрав Яхве, вопрошал: «… для чего вы оставили в живых всех женщин?» (Ч.31;ст.15).
Около 25 стихов посвящено подробному описанию раздела добычи между воинами, остальным племенем и… Яхве! Откровеннейшее и подробное описание раздела напоминает дележку пахана со своим «шестерками». «…доля ходивших на войну, по расчислению была: мелкого скота триста тридцать семь тысяч пятьсот: и дань Господу из мелкого скота шестьсот семьдесят пять; крупного скота тридцать шесть тысяч, и дань из них Господу семьдесят два; ослов тридцать тысяч пятьсот, и дань из них Господу шестьдесят один; людей шестнадцать тысяч, и дань из них Господу тридцать две души…» (Ч.31;36-40). Дань – это жертвоприношение. Здесь впервые в Библии четко говорится: человеческие жертвоприношения были, и Богу они были угодны. Глава постыдная, но, увы, характерная. Исход из Египта завершался генетической чисткой израильтян (выбраковывались «мягкотелые», оставались бессердечные) и погромом живущих в Палестине племен. Войско под предводительством преемника Моисея Иисуса Навина, следуя предначертанию свыше, пролило реки крови. Освобождением из плена одних обернулось обращением в рабство других.               
      
«Значит, я прав, - думал я. - Иван пишет о подмене. Величайшем подлоге в мире, - подмене Бога!» Сколько потом будет таких подмен. И у нас в России. Цари-самозванцы Лжедмитрий I и Лжедмитрий II, прошедшие тюрьмы и каторгу борцы за народное дело в 1917-м, подмененные в 30-е рабами красного Господа… Все так, но я-то тут причем?

                Расщепление

Навязывая Аврааму и его потомкам свое покровительство, Бог требовал взамен у людей в сущности одно – свободу их воли. Вернуть то, что они обрели в Эдеме. Фараон мог притеснять израильтян, иных даже заковать в цепи, но он не пытался заковать их души. Яхве же нужна была личность человека целиком. Это основа основ взаимоотношений между Человеком и Яхве, и наиболее отчетливо она прослеживается в эпизоде с жертвоприношением Авраамова сына. Абсолютная покорность – вот сердцевина Завета Господа. Бог ввел в оборот формулу, которую не знали до того другие религии – «раб божий». Разве мыслимо было, чтобы греки или римляне посчитали себя рабами своих богов? Они их чтили, уважали, преклонялись, но уважали и себя и чтили свою свободу. Не хотели быть рабами Яхве и израильтяне. И многочисленные случаи отхода от него тому доказательство.
С обретением Земли Обетованной, оказавшейся ничем не выдающимся краем, можно было подводить итоги эксперимента по формированию Нового Человека. Этот итог дан в книге Иова – этом манифесте Нового (Богобоязненного во всех смыслах) Человека, принесшего к престолу Божьему свободу своей воли.
Центральный вопрос повествования об Иове: «Человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего?» (Иов.4;17). Знаменателен уже сам вопрос. Раз он ставился, значит, существовала определенная философско-этическая проблема.
 
Карандаш: «Эта проблема существует в первую голову для неверующего человека».
Я мысленно возразил оппоненту Ивана: «Но Иов был как раз религиозным человеком. Да и кто в те времена пребывал в атеизме?»

Человек не равен Богу – это понятно. Но не равен в чем? В силе, могуществе, сроках жизни – да! А в способности этического осмысления жизни? Яхве, диктуя элементарные правила человеческого общежития в десяти заповедях как личное откровение, тем самым отрицал у людей способность самостоятельно вырабатывать нравственные истины, чем низводил их до животного состояния. А они, покинув Эдем, таковыми никогда не были. Они не только овладели ремеслами, но уже Каин твердо знал, что такое хорошо и что такое плохо. Люди, вкусившие запретный плод, получили свободную волю, и с ней возможность ошибаться. Но то были ошибки не всемогущих, не всезнающих, а рядовых строителей своей – человеческой - цивилизации. И строилась она далеко не гуманными методами, но других путей люди не знали, ибо, как оказалось, не знал их и сам Творец мироздания. Сотворить этику оказалось много труднее, чем мертвую и живую материю. «Шести дней» в таком деле было недостаточно. Требовалось нечто иное, какой-то другой опыт…

Я вскочил и забегал по комнате. «Ох, Иван, - костерил я дружка, - вон ты куда заворачиваешь! Крутовато. Но… интересно. В принципе попытаться можно. Надо только работу назвать по-другому. Например: «Истоки и сущность метафизического богоборчества». Подпустить философии на тему: «бытийное сознание и сознание бытия, как онтологическая драма», и, может быть, тогда проскочим».
Я вернулся к столу и подумал: а он сам, автор, чего хочет?

Но Бог в своем могуществе считал, что знает все. Этим он кардинально отличался, например, от греческих богов, не претендовавших на высшую этическую мудрость и соответствующие законоположения. Греки вырабатывали свои этические воззрения сами, чем породили мощную философскую традицию. Яхве же мечтал о контроле над святая святых человеческой сущности – его «душой», что составляет весь комплекс интеллектуального и психического богатства личности, оставаясь в пределах понимания человека времен его «райской», первобытной, поры. А Человек с тех пор ушел очень далеко в своем развитии, открыв собственное «Я»  и путь к формированию собственного типа мышления, который может быть плодотворным лишь при одном условии – если будет критическим и аналитическим. Только Бог этого еще не понял, считая его эволюцию ошибочной и даже преступной (Человек преступил Его волю!). И на том основании отказывал людям в праве критически и самостоятельно мыслить. Мыслить за него брался сам Господь! Ценность морально-психологического богатства Человека (его «души») ставилась в зависимость от того, насколько человек соответствовал жесткой умозрительной парадигме, спущенной сверху, а, значит, не выношенной собственным опытом и собственным анализом (путь греков). Критерием же покорности являлось соблюдение массы всевозможных запретов и ограничений. Тем самым нивелировался главный способ развития и реализации «души» - свобода воли, ограненная моралью. Человеческое общество не может нормально развиваться, следуя таким «божьим законам», как коллективное избиение камнями. Не может оно нормально развиваться, не провозглашая свободы человека вне зависимости от религиозных предпочтений, а значит, отвергая веронетерпимые заповеди декалога. Для Яхве такой (античный) подход был чужд. «Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиной быть праведным?» (Иов.15;14). Если в мифах эллинов просматривается моральное равноправие человека и богов, и Геракл способен был своими подвигами возвыситься до небожителей, то в книге Иова утвердительно вопрошается: «Кто родится чистым от нечистого? Ни один» (Иов.14;4). У человека нет иных задач перед Богом, кроме как повиноваться и терпеть. Пример тому – Иов, стоически снесший все несправедливые удары свыше. «Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителя не отвергай» (Иов.5;17). Все верно: рабу – рабская доля.
В религиозной системе Ветхого завета произошло четкое отделение человеческого от божественного. Бог последовательно выкапывал пропасть между собой и людьми, делая их марионетками в своих руках. Бог провозглашался сущим всего, мерою всех вещей и отношений себя. И на это у него, казалось бы, есть полное право – ведь Он создал эту планету, и Он заселил ее, и Он создал Человека, а потому ему виднее, что делать человеку на Земле. Логика внешне безукоризненная. За исключением некоторых «деталей»: Бог, в лучшем случае, имморален. Легко уничтожая людей, Он показывает, сколь безразлична ему человеческая личность. Он пока просто Экспериментатор. Намеренно таинственный, прибегающий к нарочитым эффектам, вроде горящего, но несгораемого куста (современные иллюзионисты легко могут повторить этот фокус), огненного столпа и пр., использующий ядерное и биологическое оружие (уничтожение городов в пламени и моровые язвы ныне Человеку тоже под силу), Яхве изо всех сил старается произвести впечатление на неграмотных, далеких от науки кочевников, но те, почему-то упорно сторонятся его. Малоудачными оказались и попытки представить Себя безгрешным. В этом Он кардинально отличается от олимпийских богов, которые не пытались представить себя безгрешными. Есть и другая более существенная разница. Законотворческие деяния Яхве можно отнести к схоластике. Человеческие законы базируются на опыте, схоластика - на умозрительных основах жестко заданной доктрины. У Бога не было опыта существования в рамках морали. В Космосе, среди бездушной материи, таковое просто не требовалось. Бог был один. Мораль же возникает тогда, когда появляется другой разум, другая воля, межличностные интересы, и появляется необходимость выработать принципы совместного существования. Правда, похоже, кроме Бога в Космосе существуют еще какие-то силы, ему не подчиняющие, ему конкурентные, которые Он клеймит и старается дезавуировать. Этих «других» библейский Бог якобы может уничтожить, да вот только «пока нет желания». Он с ними – этими неизвестными силами - во вражде, и эта борьба вырабатывает не мораль, а жестокость, как норму. Когда же Яхве обращается к людям, которым ему обязаны своим появлением на свет, то вынужден выработать какие-то принципы сосуществования. Но срабатывает лишь один нажитый принцип – нетерпимость. Он не может понять, почему его не слушают, не подчиняются так же слепо, как его придворные – ангелы, ведь Он могущественен, Он может даровать то-то и то-то, отнять же все! А в ответ люди ведут себя непослушно (впрочем, часть ангелов восстает тоже!). Поведение Человека, с точки зрения Бога, не логично, и, самое главное, неблагодарно, что сильно уязвляло самолюбие самого Могущественного, самого Умного, самого Великого. Яхве никак не мог понять того, что понял «змей», и что воспринимали как данность боги греков – у человека свой путь, хотя и тесно связанный с Небом, но со своим предназначением. С этим нередко сталкиваются родители, сотворившие дитя по образу и подобию своему, пеленавшие младенца, кормившие его и сначала с удивлением, а потом с раздражением наблюдающие, как глупый отрок вдруг начинает отчуждаться, не слушать отеческих советов, несмотря на все наставления, делать жизнь по-своему. Остается или принять как данность, все же помогая и оберегая по возможности, или предпринять репрессивные меры. Яхве по натуре своей из последних. И тем он нам интересен, ибо позволяет ответить на вопрос о пределах могущества «Всемогущего Бога», а через него – о пределах могущества самого Человека, неуклонно набирающего силу Творца. Оказывается, могущество самого могучего Бога (богов) заканчивается там, где вступает в свои права воля свободной личности. Можно попытаться обуздать, ограничить эту свободу, а можно поискать взаимоприемлемые формы компромиссного существования. Нам предоставлена возможность рассмотреть эти два отличных подхода к человеку на примере античных богов и Яхве.
Античный мир не знал сколь-нибудь развитой религиозной философии и литературы, открывавшей путь к теософии как форме общественного сознания и теологии как средства литературно-философского рефлексирующего творчества.

«Вот здесь он, молодец, хорошо завернул, - подумал я удовлетворенно. – А то еще немного, и можно было смело обвинять автора в покушении на устои. И чего ему в советские времена на эту тему не писалось?»

 Иудаизм, а затем христианство, создали изощренную, самодовлеющую теологическую сферу интеллектуальной деятельности, и, как следствие, победил человек, взращенный в пеленах Яхве. Это уже в Новое Время теологии пришлось приспосабливаться к потоку научных открытий, в которых на месте Божьей воли оказывались закономерности эволюционирующей материи. Но в прежние время, до Коперника и Галилея, все сущностное описывалось фактами из Писания. Дело было за их трактованием и проникновением в глубины заключенной там мудрости. Если бы такой подход победил (как это произошло в иудаизме и исламе), человечество навсегда бы погрузилось в статику. Сугубо теологическому сознанию, подчиненному навсегда высказанному в своей самодостаточности Небесному Слову, не нужна экспериментальная наука с ее поиском нового и гиперкритицизмом, где Бог являл собой, сделавшего свое дело Творца, а  на его место заступили ищущие истину люди (вспомним эпоху Возрождения).
Яхве был первым теологом и вынудил людей заняться теологией тоже. В ее рамках люди столкнулись с крайним вариантом нормативной этики, с многочисленными запретами и жестокими карами за их нарушение. Запреты у людей были всегда, но они были связаны с конкретными жизненными обстоятельствами. Даже из скудного описания быта семьи Авраама, Исаака, Иакова, их соседей видно, что в вопросах брачных отношений, полевых и домашних работ, взаимоотношений с соседями и т.д. люди исходили из естественных морально-нравственных норм. Яхве же стал вводить десятки искусственных предписаний: какую одежду носить, какую пищу принимать, как справлять праздники… А за отступление от этих запретов - кара… кара… кара. Яхве ввел понятие «нечистого» человека. Люди на всю жизнь попадали под перманентный психологический прессинг. Прожить жизнь, не согрешив, т.е. не нарушив один из Его запретов, было невозможно.

Карандаш: «Закон есть, пока жив грех! Нет греха – нет закона!»
Мне осталось умилиться такой точной «библейской» формулировке неизвестного мне оппонента. Уровень возражений все более склонял меня к сочинению Ивана.

Психологическая и интеллектуальная субстанция Человека («душа») оказывалась заключенной в жесткий каркас и должна была развиваться, подчиняясь его извивам. Для Человека это всегда было мучительным процессом, потому что его свободная природа (его «первородный грех») вступала в конфликт с искусственной запретительно-обрядовой жизнью, естество – с внешне данной Идеей. Так возникало духовное отчуждение, ставшее в философии одной из центральных тем. Внешнее поклонение сплошь и рядом стало вызывать внутреннее сопротивление. Собственно, в этом конфликте была заключена вся экзистенциальная парадигма европейской христианской культуры, начиная с Абеляра и далее через Ренессанс, протестантизм, Фейербаха, марксизм, Ницше к французскому экзистенциализму и прочая и прочая. То было многовековым движением по преодолению отчуждения Духа от Материи, которого не было в золотом веке эллинской культуры. Ведь в мифологии материя одухотворена, природа слита с божественным, а сам человек – с природой. Человек естественен, и его нагота не греховна, ибо природна, зато Яхве был крайне обеспокоен проблемой наготы тела  и заповедовал целый свод правил о том, кто чего не должен видеть. Было запрещено ходить женщинам с непокрытой головой, открывать руки выше кисти и т.д., в итоге возник новый вид греха - вожделение того, что греховным быть не может по определению, ибо волосы или руки могут быть красивыми, но не относятся к деторождению (а запреты у людей, не знавших Яхве, касались прежде всего этих вопросов). Единый мир был расчленен на «грязную» материю во главе с «греховным» человеком и чистую, недосягаемую для смертного сферу Идеального. Гармония единства противоположного распадалась на самостоятельные антагонистические половины. Концепция смертного греха человека, посмевшего обрести свободу воли в Эдеме, завершила дело. Она проникла даже в Грецию и ту тоже охватил процесс расщепления, который можно охарактеризовать как первый кризис гуманизма в мировой истории - Платон отделил материю от идеального и противопоставил одно другому (что потом так понравилось христианским теологам). Бог закрепляет успех доктриной греховного. Прекрасная планета, аналогов которой найти в Космосе не удалось, превращалась в обитель греха, промежуточной станцией на пути к раю – подлинно прекрасному местопребыванию человека. Только мертвого. Истово верующие уходят в монастыри и запираются там подальше от земного в ожидании смерти как счастливого преобразования своего бытия в инобытие. Бог (казалось) одержал полную победу над человеком! Земное обернулось малоинтересным событием в жизни людей.
Но это произойдет позже, а пока Яхве непрестанно воюет со своими избранниками.
Читатель Пятикнижия найдет множество примеров того, что Бога боялись, но нигде нет примеров подлинного уважения к нему, не говоря уже о любви со стороны «избранных». Евреи гнулись под грузом своего «избранничества», которое для народа оборачивалось многочисленными бедами. А для счастливой жизни, как внушалось, надо было совсем немного – всецело подчиняться Яхве! Чего может быть проще? Но «глупые» израильтяне-богоборцы раз за разом роптали против его власти, на что Бог отвечал новыми болезнями и смертями, принуждая возвращаться в лоно «избранничества». («…Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет» – книга пророка Исайи. 1; 2-3.). Но народ «почему-то» не хотел уподобляться волу или ослу, поэтому на одном страхе Яхве не смог бы утвердиться в качестве Бога израильтян. Поняв это, Он создал сложные ритуалы, привязывающие людей к новой религии силой привычки через подавление воли и укоренение норм покорности в сознании. И чем сложнее и запутаннее были ритуалы и изощреннее запреты, тем крепче с каждым поколением впитывались стереотипы через внушение по принципу «не рассуждай, а исполняй». Те, кто осмеливались протестовать - уничтожались. Те, кто смирялись – поощрялись. Шел отбор уже на психо-генетическом уровне. Нормальный тоталитарный отбор. Психологические связи разорвать много труднее. Здесь зачастую логика уже бессильна. Апелляции к разуму, когда в подкорке господствует стереотип «верую, ибо это абсурдно!» мало что дает. Человек, как собака Павлова, реагирует на выученные сигналы, остальное - от лукавого. Просчет тех, кто поддерживал культы языческих богов, заключался в том, что они не оставили письменной традиции – священных текстов (скрижалей), которые можно было бы неустанно комментировать, развивая традицию аргументированного рабства (а умозрительно доказать можно абсолютно все: и что Земля плоская, и что Солнце крутится вокруг нее), отыскивая в текстах то, чего первоначально не было и, дополняя тем, чего явно со временем начинает не хватать. То есть, нужна была интеллектуальная связь с религией. Те мировые религии, которые создали такую традицию, сохранились до наших дней. Мифы проигрывали в этом пункте теологии. И здесь Бог был прав, внедряя новую парадигму, сформулированную затем апостолом Иоанном: «В начале было Слово». Сознание преобразуется словом, но обратному процессу препятствуют стереотипы, узаконенные в обрядах и ритуалах, а формообразующее качество закрепляется в письменном Слове. Письменное Слово охраняется путем сакрализации - придания ему статуса священного, т.е. неприкосновенного и безмерно глубокого. Яхве понял суть стереотипизации человеческого сознания, использовал его и выиграл.

Карандаш: «Кто же создал сознание, если Бог уже потом его «понял и менял»?»
На обороте листа уже другой рукой написано: «Суть взаимодействия Бога с человеком в самопознании Бога. Да, Он создал сознание, но смог понять все извивы сознания только в ходе отстраненной человеческой сознательной деятельности. Так происходит со всеми изобретениями и открытиями законов природы. Ученый открывает, изобретатель создает на этой основе прибор или механизм, но только на практике становятся ясными все возможности открытого или созданного. История взаимодействия свидетельствует: Бог не всемогущ изначально, он тоже познает и учится!»
«Это, наверняка, Иван отвечал», - решил я.
Почерк у Разуваева был скорый, захлебывающийся, а у «карандаша» - четкий, буквы выписанные. Возбуждение духа у одного, сказал бы я на основе их сличения, и спокойствие у другого. Если лезешь, куда не просят, наверное, всегда так.

Но теперь самое время выяснить, что было выиграно, надолго ли, и какую цену кому пришлось платить.

                Личность Бога

 Всех богов можно поделить на две категории. В первую отнести богов, олицетворявших мощь природных сил и человеческие качества. Например, Юпитер – гроза, сила; Посейдон – шторм, стихия, глубина, скрытность; Марс – война, смелость, решительность, однозначность; Венера – красота, любовь, излишества, кокетство и т.д. Таких богов потому и было много в пантеоне, что они отражали многообразие мира. Но в этом случае мир оказывался автономным по отношению к богам, ибо ни один из них не мог объять его целиком. Однако появился бог, который сказал о себе: «Мир – это Я!». Яхве объявил одному из племен, что все существующее создано им: Солнце, Земля, все живое на  ней и сам человек. Абсолютно все! Включая добро и зло. И что Он полностью властен над жизнью и смертью, над течением времени, а потому - над будущим. Ни один из богов первого ряда не мог помыслить о заявке на такую абсолютную власть. Как бы ни были они могущественны, над ними царила еще большая сила – Рок, Фатум. Яхве же заявлял себя выше Рока! Вернее, он вмещал в свою Личность и сам Фатум. (Несмотря на то, что Он не смог предотвратить произошедшее с Адамом и Евой, Авелем и Каином, предвидеть события, предшествующие потопу и т.д.). Уразуметь и поверить в это человеку древности, было намного сложнее, чем нынешнему, прошедшему теологическую ковку. Это противоречило его опыту, полученному при наблюдении за многообразием мира. Человек древности – стихийный диалектик, потому что он являлся частью природы, наблюдал ее изнутри. Он еще не «выломался» из нее, не принялся покорять ее, и человек нутром понимал – любая сила ограничивается другой силой, которая защищает мир от своеволия. Этот баланс сил – своеобразный закон мироздания. У египтян Осирис умирает от действия одной  - враждебной – силы бога Сета и воскресает под действием другой – любящей – силы богини Изиды. Все силы автономны по отношению друг к другу. Их противоборство и объясняет диалектику в мире добра и зла. С приходом Яхве причина существования Зла стала совершенно непонятна. Яхве его терпит и его наличие во Вселенной сваливает… на людей!
Почему с точки зрения древних людей в мире должен действовать закон равновесия сил? Потому, что все живое не может быть игрушкой в руках одной силы и зависеть роковым образом от ее капризов. (А что Яхве может быть капризен, нетерпелив, без меры жесток, мы уже убедились на конкретных примерах, в том числе в том, что эта сила способна уничтожить все живое, в потом убедиться в ошибочности содеянного). И вот появился Некто с утверждением, что он есть Все, он Абсолют и в качестве доказательств демонстрирует разрушительную силу – сеет смерть и требует на этом основании полного подчинения. Естественно, что далеко не все согласны обменять свою свободу и право жить на безусловное требование Бога жить там, где он укажет и делать то, что он им скажет. Другие боги подобных требований перед людьми не выдвигали. Люди сами решали свои дела, обращаясь к богам лишь за помощью и покровительством. То были отношения вассалитета, а новый Бог требовал добровольного перехода в рабство. У израильтян выбора не оставалось. Сопротивляющимся была уготована смерть, остальным – обрядово-ритуальная психотерапия. Это эллин мог исследовать мир, создавая науку, а иудеям оставалось комментировать дарованные тексты и формировать, как царицу знания, теологию и в последующем такую эзотерику, как Каббала. Если бы цивилизация замкнулась на схоластическом комментировании, человечество могло бы так и не узнать о существовании электричества. Настоящий ученый хоть в чем-то да еретик.
Желания Бога понятны, но методы и средства… Бог хотел создать «инобытие» на Земле. Предположим, как идея - это хорошо. Но Он выбрал людей, не желавших пребывать в нирване «инобытия», и не готовых к созданию нового духовного мироздания, лишенного свободы воли и разума. Уже много позже иудаизм смог это сделать, и на это ушли многие века. Спешка в таком деле, как создание новой духовной реальности, больше вредит, чем приносит пользу. Яхве выступил как своеобразный ницшеанец (да он и был первым ницшеанцем на Земле), провозгласившего идеологию Сверхнарода на том основании, что он Сверхбог (Сверхличность) и потому стоит «по ту сторону добра и зла». Он попытался совместить две противоположности: создать народ – светоч для всех других народов, и при этом оставить его послушным орудием в своих руках. Однако чтобы стать «сверх» надо иметь, как минимум, свободную волю. Из крепостного нельзя сделать «сверхкрепостного». Может получиться только раб. Так оно и было. Для Яхве люди – сырой материал для реализации его замысла – создания сверхнации, наделенной добродетелями по заранее установленному списку. И проявление свободной воли людей, их желания, рассматривались как досадная помеха на пути к вычисленному им совершенству. Все это потом повторилось в ХХ веке в утопиях коммунизма и фашизма, причем, по сути дела, один к одному. К тому же, раб не может стать путеводной звездой для свободного человека. То есть, и в этом пункте Яхве ошибся, породив ответное сопротивление в виде отрицания его как Бога – атеизм.
Библия – единственная сакральная книга, которая крайне драматично, «по-шекспировски», ставит проблему Бога и Человека. Пятикнижие пропитано богоборчеством, потому что библейский Бог – грешен, о чем хоть иносказательно, но буквально вопиет Автор! 
Кто этот автор, что столь смело описывает самые неприглядные поступки Бога, мы не знаем. Традиция отдает пальму первенства Моисею, но точного ответа нет. Только по тексту видим – автор относится к Яхве без пиетета. Наверняка, поздние переписчики пригладили и спрямили углы, в частности изъяв объяснение Каина, но суть и дух повествования остались. Первый летописец не мог давать прямые оценки, уводя их в подтекст, оставляя на поверхности только факты. Но ясно видно, для него неприемлем тезис «цель оправдывает средства». И приводя примеры  все новых деяний Яхве, будто восклицал: «Имеющий уши, да услышит»! Но глухи, читающие страницы его горестного повествования. Они не видят, что рай Адама и Евы больше похож на модель тоталитарно-патриархального общества, где царь-патриарх печется о своих подданных в обмен на их свободу. Такое общество имеет свои осязаемые преимущества: в нем обеспечивается безопасность, там есть еда и минимум развлечений (Адам заскучал, и ему привели женщину). Это санаторий, но… для лиц со стерильным разумом. Уход человека из вольера, есть, одновременно, начало создания независимого социума, своей, особой цивилизации в Космосе. Адам и Ева получили способность отличить себя от животных («и увидели, что наги»). С их уходом из лаборатории «Эдем» начался длительный, противоречивый, но плодотворный путь поиска Человека человеческого, своей индивидуальности, своей судьбы, своего назначения в Мироздании, что позволило зажечь светочи Гомера, Сервантеса, Шекспира, Леонардо… Расставшись с Эдемом, люди должны были взять на себя ответственность самим решать проблемы своего бытия. И человечеству удалось с честью выйти из тяжелейшего положения. Немало людей продолжают жалеть о теплом вольере, где не надо думать о пище, где нет труда и забот, где не надо в муках рожать детей, а человек освобожден от творчества и радости созидания, ибо все необходимое уже создано и преподнесено. Это понятно, только они не понимают, что в ином случае их просто бы не было, как и всего остального человечества. Познание Адамом и Евой добра и зла на самом деле есть не падение человека, а величайший творческий акт, означавший начало  саморазвития Человека. Только после этого человек Эдема становится Человеком планеты Земля!
Здесь можно было бы поставить точку, если бы не удивительный драматургический поворот, второе действие, известное как «Новый завет». Коренное отличие одной эпической части от другой настолько зримо, что не могло не вызвать смятение умов и раскола среди приверженцев библейского Бога. Что-то произошло на Небе. В Боге произошла удивительная перемена - в его психологии и видении проблемы взаимоотношений с людьми. Произошел кардинальный пересмотр Богом своих этических принципов и, соответственно, практики. Случилось невиданное – покаяние Бога!

Я отложил рукопись. На сегодня хватит. С меня хватит! Часы показывали одиннадцать. Надо было передохнуть. Я лег спать. Но куда там! Начался естественный процесс потока мыслей по поводу…
Но почему-то я стал думать не о библейских перипетиях, а о том, как потом пришлось жить новому народу с такой религией среди других народов. У тех боги на всемирное величие не претендовали. А евреям пришлось объявить, что они богоизбранные! Благо бы сумели создать империю, как ассирийцы или персы с римлянами, было бы основание, а то… Наверное, над ними смеялись. И раздражались… Я попытался представить себя в качестве избранного. Тем более что у меня теперь есть причина считать себя отмеченным Небом. Я прислушался к себе… Ничего богоизбранного внутри не ощутил. В постели возлежал все тот же Арсений Горенков, средний преподаватель среднего вуза в среднем городе со средними мыслями о Мироздании. Может, еще все впереди? Я опять вернулся к судьбе израильтян. Ничего богоизбранного они в себе явно не чувствовали. Как я не ощущаю себя таковым, хотя за стенкой живет посланец небес, так и они не чувствовали свое величие перед ликом грозного Воспитателя. Чтобы ощутить свою исключительность надобно самому повелевать. А когда тобой крутят, как хотят?…
Дальше мои мысли пошли по историософскому кругу.
Перед евреями веками стояла одна и та же проблема: как сохранить свою особость и в то же время вписаться в общество, в котором находились. Это привело к появлению особых генетических черт национального характера, что вызывало недобрые чувства у националистов. Как же: евреев считанный процент населения, а они везде на первых ролях! Обидно. Я стал думать над тем, как поступали в схожих обстоятельствах другие народы. Русская историческая традиция чтит Александра Невского за то, что он сумел наладить мирные отношения с Ордой, а церковь даже объявила его святым. Но ведь русскому национальному характеру пришлось стать на два века пластичным и впитать то, что потом здорово мешало ему. А французы в годы гитлеровской оккупации? Герой войны маршал Петэн сотрудничал с оккупантами, и десятки тысяч французов тоже. И отнюдь не из-за страха. Чего было терять Петэну или адмиралу Дарлану? Их расстреливать никто не собирался. Но стояла задача приспособления к обстоятельствам, и они прекрасно ее выполняли. Хорошо, что всего четыре года. А если бы Гитлер победил? Пришлось бы по стезе приспособленчества двигаться дальше и дальше… Может, и маршала со временем объявили бы национальным героем. Выживать-то надо было, а он как раз создал систему выживания. Не то, что де Голль, или брат Александра Невского великий князь Андрей, которые с малыми силами рыпались на победителей. А тут сам Бог! Бедные евреи! Просто удивительно, что они так долго сопротивлялись такому катку. Отныне этот народ был вынужден жить между своими истинными желаниями и необходимостью покоряться внешней силе, но так чтобы остаться при этом самими собой… 
Не спалось. И куда все же гнет Иван? Я встал и вновь раскрыл папку с рукописью Разуваева. Очередная глава называлась

                Покаяние   

Библия, достаточно прозрачно рассказывая о непростых взаимоотношениях между Богом и Человеком, не поведала, каким образом у Яхве возникло понимание необходимости усилить в эволюционном механизме роль морально-этических регуляторов. Но благодаря этому этическому скачку в сознании Бога появилась идея искупления, реализованная в миссии Христа. Можно только гадать, что произошло на Небе, очевидна лишь кардинальная перемена в деяниях и мышлении Бога. Мог ли сам Яхве прозреть? Материал Ветхого Завета дает отрицательный ответ. Не тот тип личности, не та психология. Яхве и после утверждения израильтян в Палестине неоднократно обрушивал на них всевозможные кары. Значит ли это, что в деятельность Яхве вмешался кто-то еще, равный ему? («…стал как один из Нас» – Быт. 3;22.) Христианская традиция дает на вопрос фактически утвердительный ответ. Она порывает с иудаизмом в пункте безусловного признания единого Бога и расщепляет его сущность на три части – Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа. Это потребовало непростой теологической операции, но в многовековых спорах необходимая аргументация была создана (хотя она напрочь отвергается такими сторонниками единобожия, как иудеи и мусульмане). Как бы там ни было фактом остается коренная перемена воззрений Бога на свою связь с человечеством. Он отказывается от применения насилия. Ненависть к другим народам сменяется призывом к всеобщему сближению. Проповедь безжалостной войны с иноверцами – проповедью всеобщего мира. Ставка на отдельный, богоизбранный народ, упраздняется. Весть о перемене доктрины возвестил специальный посланец – Христос со своей миссией покаяния.
И тут очередной принципиально важный вопрос: покаяния кого и перед кем? Христиане утверждают, что произошло воссоединение согрешившего Человека со смилостившимся Богом. А если наоборот? А если произошло покаяние Бога перед людьми, и произошло воссоединение согрешившего Бога с Человеком? Ведь весь материал Ветхого Завета свидетельствует – Бог тоже греховен! Его «первородный» грех связан с попранием моральной ответственности за судьбу тех, кого Он породил, не продумав всех возможных последствий, и кого Он затем бросил на произвол судьбы. Можно ли наказывать ребенка за непослушание? Можно. Но нравственно ли проклинать его? Нет. Бог же проклял своих чад – Адама и Еву со всем потомством, которое тем более ни в чем не виновато. Так не возможно ли предположить, что Бог, осознав свой грех, послал своего Сына искупить кровью свою вину. Ответ кровью логичен за реки крови пролитые Богом. Без этого подлинное примирение (так, по крайней мере, посчитал Бог) невозможно. Богословы не поняли сути этой великой драмы. Многим из них Бог подобен суперчиновнику, карающему за нарушение Божественной Инструкции или вознаграждающему за примерное поведение, чья моральная ответственность выносится за скобки обсуждения и тем более осуждения. (Все помнят «Троицу» Андрея Рублева с кроткими ликами небесных посланцев. Но многие ли задумываются над тем, что они затем встали и уничтожили два города со всеми жителями, включая младенцев? Что же тогда есть небесная кротость и милосердие?)  Если читать книги Чисел и Левит, то Бог там выступал в роли Суперчиновника с жандармскими функциями. Его деяния не воспитательны в высоком смысле этого слова, а назидательны и понятия добра (а точнее должного) в души людей утрамбовывалось кованым сапогом. Богословы слишком заняты духовными проблемами человека и слишком ослеплены могуществом Господа и «культом его  личности», чтобы увидеть, насколько взаимосвязан и взаимозависим процесс обоюдного морального совершенствования рода человеческого и Бога. Без Человека Бог не узнал бы всю правду о себе. Без человека Бог не осмыслил бы свою моральную сущность. Человек, сотворенный по его подобию, стал своеобразным зеркалом, вторым «Я» Бога. Без понимания этой диалектики любой философско-религиозный вопрос в рамках иудео-христианской традиции есть отражение лишь одной стороны существа дела. (В индийской или китайской традиции заданы другие параметры взаимоотношений Неба и Человека. Библия тем велика и интересна, что обозначила принципиально иной вектор в сфере религиозного сознания. А Коран уже полностью очищен от  диалектики и морального смятения Библии.)
Бог осознал свой грех, и сумел подняться над своей гордыней Творца и попытался искупить свою вину, покончив тем самым с противоборством Неба и Земли, - вот главный вывод, какой следовало бы сделать из чтения Библии. Бог, по Библии, искупил свои грехи перед Человеком жертвой Сына. Это самая жертвенная жертва - отдать на смерть своего дитя. Тем самым Он повторил жертвоприношение Авраама (и, вероятно, жертвоприношение Авеля). В общефилософском плане это подтверждает выношенную истину: мораль, духовное совершенство не есть нечто статичное, данное от вечности. Это процесс, причем процесс обоюдный, связанный с завоеванием Человеком и Богом своей истинной сущности. Это долгий, извилистый путь возвышения Мыслящего Существа (небесного и земного) от кипения природных страстей, от нетерпения к обоюдной мудрости. От утилитарной этики к самосовершенствующемуся Человеку и прозревшему и очистившемуся Богу в одном высшем моральном единстве взаимопонимания.
Почему Бог не стал являться «самолично», как это Он делал во время патриархов, а послал свою Благую Весть через земную женщину им же некогда объявленной «нечистой» в книге Иова, виновницей грехопадения? Ответ прост: это акт смирения своего величия. Все в рождении божьего сына символично и подчеркнуто искупительно. Сын Бога родился не в царских чертогах, хотя традиция выводила будущего Мессию из царского рода Давида, а в семье бедняка. Сын Бога рос среди чумазых детей, делил с бедными их несладкий хлеб и сам зарабатывал на жизнь плотничьим трудом. Он на себе познал удел изгнанного из Рая. Как отличен в этом Бог от надменного повелителя Иова, разыгрывающего его судьбу, жизнь его детей и жены в споре с дьяволом. Не стало уже былого таинственного всесокрушающего могущества, никакого подавления воли окружающих. Зато максимум уважения и смирения. Разве это не покаяние? И, в тоже время, - знак равноправия и приглашение  к диалогу. Христос пришел к людям как равный к равным, как Сын Человеческий (сравните в Ветхом Завете: «Бог не человек… и не сын человеческий…» (Ч.23;19), и Его завет состоял в обретении пути достижения этого равноправия на деле. Не вина его, что Он остался непонятым. Ритуально-обрядовая дрессировка, достигшая своей вершины и законченности в фарисействе, изменило сознание большинства иудеев. Иисус, взойдя на крест, пожал плоды деятельности Яхве. Он умер – но не проклял своих гонителей, не грозил им отмщением. Он умер, стараясь вызвать сочувствие в сердцах людей.
Финал действа, начатого с предложения Авраму, оказался удивительным и совершенно непредсказуемым – переделывая Человека, Бог изменил самого себя! На самом деле – явление закономерное, явленное в чуде Преображения Личности. Отсюда выношенное Богом: «Возлюби ближнего, как самого себя».
Покаяние Бога не означает, что человек должен упиваться этим актом и лелеять свою гордыню. Эволюция Бога означает, что Человек должен стремиться возвыситься в интеллектуально-нравственном равенстве, где нет уже подчиненного и владыки, Раба и Господина, а есть Содуховники. Но для этого Человеку необходимо помнить, что в нем, как родовом существе, заключены два посыла – рабское угодничество Авеля, готового даже ценой преступления снискать милость сильного (вот оно - настоящий первородный грех человека!), и импульс нравственного сопротивления Каина; посыл Иисуса Навина, истреблявшего народы, вставших на пути его племени и Иисуса Христа, призвавшего народы к миру. Так что намешано в человеке много всякого, и это раздвоение, если не разтроение, инициирует те моральные и духовные проблемы, над которыми бьются мыслители, и с которыми мучаются люди и по сей день.

                Симметрия в Библии

Ветхий завет – это своеобразная летопись, где, возможно, присутствует определенный вымысел, но не как миф, где всегда есть большие дозы литературного действа, а вымысел как интерпретация событий. Медузу Горгону можно выдумать, и Сциллу с Харибдой, и одноглазого циклопа. Точно также можно выдумать историю с падающими с неба перепелами в пустыне и разверзшимся перед людьми морем. Но вряд ли можно было придумать рассказы о сомнениях людей по поводу избранного за них Богом пути, о человеке, пошедшем за дровами в субботу и наказанного за это смертью, о двух возлюбленных из разных племен – первых Ромео и Джульетте - и за то убитых. И уж тем более невозможно придумать в священном тексте деяний явно не красящих Бога. Религиозный человек такое придумать не в состоянии по чисто психологическим причинам. И тем более не смогут принять выдуманное о Боге читатели того времени, если только они не слышали подтвердительные рассказы от отцов и дедов. Значит, контакты были. Другое дело, что есть Бог для людей? Для верующего Бог есть понятие сугубо мистическое. Для атеиста «Бог» может обозначать Космических Пришельцев, затеявших генетический эксперимент на удобной для этого планете. Но и внимательный атеист в состоянии признать: Ветхий Завет документален, зато в Новом Завете явно присутствует литературное начало и драматургические конструкции. И это понятно: любое покаяние объективно требует определенную режиссерскую постановку. Покаяние и искупление не могут быть спонтанными, это всегда осмысленные, предварительно продуманные акты. И чем продуманнее и ярче срежиссированы, тем большее впечатление они могут произвести на тех, кому это адресовано. Миссия Христа выношена, продумана и обставлена рядом событий и нюансов, которые иначе как драматургическими действиям не назовешь. Коснемся некоторых из них.
События, отображенные в Новом Завете, во многом построены по методу зеркального отражения, как будто подсказывая внимательному читателю суть дела. Сравните:

- Принесение Авраамом в жертву сына.              - Принесение Богом в жертву               
                Сына.

- Предательство Иудой брата Иосифа           - Предательство Иудой Иисуса и  ради денег                получение за него денег.

               
- Истребление младенцев по                - Истребление младенцев по               
приказу Яхве.                приказу царя Ирода; Спасение
Спасение матерью младенца                матерью  Исуса.
Моисея в младенчестве.               
    
       
- Явление Бога Моисею в терновом    - Казнь Иисуса в терновом                кусту.                венце.

- Пасха Яхве на крови младенцев            -  Пасха Христа на крови собственой.
египтян.

  - Предводитель израильтян Иисус   Иисус Назаретянин – миротворец,                Навин – завоеватель, охотно проливав-               призвавший прощать врагов
ший кровь своих и чужих.

- Помощь блудницы Роав из Иерехона          - Помощь блудницы Марии из лазутчикам израильтян в завоевании               Магдалы ученикам Христа (и она присутствовала на города.                рассказала им о казни, она же               
                первая обнаружила исчезновение
                тела Учителя               

Можно добавить «зеркальное» отличие этики Яхве и Христа: вместо обещания земли обетованной для израильтян – место обетования для всех людей; запрет кровавых жертвоприношений и следованию правила «око за око»; принцип «не человек субботе, а суббота для человека» и пр. Потому закономерен вопрос: какое же нравоучительное послание несет в себе Библия?
Ветхий Завет – религиозный документ с отчетливо выраженной идеологией. Идеологией избранничества, идеологией религиозного национализма, идущая от Бога при явном сопротивлении тех, для кого она была предназначена. «Бог – это насилие», - как бы говорит автор Пятикнижия. И осуждает такое обращение с людьми. Уникальность Ветхого Завета состоит в том, что сквозной темой Пятикнижия является противостояние Бога и Человека. Конфликт завершается лишь в Евангелии через принесение Богом в жертву своего Сына во имя примирения. Так не есть ли Пятикнижие притчевое послание человечеству с предупреждением против «избранничества» в какой бы форме оно ни выступало? Избранничество обернулось для израильтян и евреев огромными бедами. Не меньшие несчастья обрушивались на те народы в среде которых побеждала эта идея.
Если путеводная идея Яхве – это всеподчинение ради избранничества, то сверхидея Христа – укоренение принципа ненасилия и всеобщего мира (любви) между людьми, народами и Богом. Такое Начало и такой Конец этической эволюции библейского Бога.


                3


На этом рукопись заканчивалась. Я встал и привычно прошелся по комнате. Что я мог сказать? Только воскликнуть: «Ну, Иван!» Ходили вместе на работу, вели занятия по утвержденной программе, а его в это время вон куда заносило… И ведь ни разу не заговаривал со мной на библейские темы. Что же в людях сокрыто? Так проживешь бок о бок и не узнаешь, чем они потаенно дышат.
Значит, Бога решил проанализировать? Ну-ну. Своевременно, но не ко времени. Тут заявка не на грант, а на новое религиозное учение. Ему бы еще свой кружок организовать - «Секта примирителей».
Покаяние Бога… Да от таких идей правоверных кондрашка хватит. Все церкви основаны на постулате: «Мы – дураки, а Он – умный»; «Он – самый-самый, пресамый, а человек – так себе, комок мыслящей грязи». И тут приходит из российской Галилеи пророк и объявляет: «На самом деле в Библии писано не то, что вы читаете, видя лишь буквы, но не суть их!»
«И бросил Арсений Горенков свои сети ловца душ студентов и сердца одиноких, не ласкаемых надлежаще женщин, и пошел в народ с откровением Новейшего Завета, ибо было ему видение: однажды ночью к нему в окно постучался Ангел и сказал…»
Кстати, а чего это Ангел молчит? Ах да, наверное, ждет, пока я дочитаю рукопись. Ну, дочитал. Но бросать институт и идти вразумлять человеков не хочется. Все хорошо так устроились, все заняты своим делом, чего им души будоражить? И сам Иван на что рассчитывал? Что прозревший народ бросится к раскрывшимся духовным горизонтам? Нафиг это никому не нужно. Впрочем, и сам Разуваев это прекрасно понимал, раз не полез со своими открытиями… Лабуда все это. Разминка праздного ума.
Излившись во внутреннем монологе, я почувствовал облегчение. Все, теперь пора спать. Завтра у меня лекция, надо встать пораньше, посмотреть материалы…
Телефон зазвонил как-то тихо, можно даже сказать вкрадчиво. Сердце у меня екнуло. Мелькнула сугубо литературная мысль: «А вот и Воланд».
Я осторожненько поднял трубку.
- У аппарата… – сказал я, хотя никогда так не говорю. Просто показалось, будто дьявол сидит в подземелье среди антикварной старины и говорит в какую-нибудь растровую трубу.
- Здравствуй, - тихо прошелестело в трубке женским голоском. – Извини, что поздно звоню…
Я выдохнул и уже на вдохе баском поприветствовал:
- А Маша, здравствуй!
У нее в молодости была ангельская внешность. Это-то меня и забрало. Но когда началась семейная жизнь, выяснилось, что жить приходится с женщиной с вполне земными запросами. Людьми мы оказались разными. Я, наоборот, чересчур романтичным, предпочитающий литературную реальность обыденной. Тем более что советская жизнь к этому располагала, – Окуджава, «городская проза» Трифонова, аура Таганки, арт и хардрок, опять же Макаревич с «Машиной времени» и песней «Пусть мир прогнется под нас» (Когда я его в новые времена увидел в телепрограмме, посвященной приготовлению еды, то удивился как его прогнулся деньги… Впрочем, я отвлекся). Она же предпочитала думать – и правильно делала – о расширении жилплощади, о домашнем уюте «как у всех» и пр. Однако серьезное восприятие литературно-музыкальной реальности не помешало мне добиться кандидатской степени, значит, откровенным дураком я тоже не был. Но со временем мы отдалились настолько, что, когда появилась возможность разъехаться – мы разъехались. Причем, на редкость удачно. Я остался в нынешней квартире, а она смогла купить «двушку» в городе своих родителей. В те, как теперь ясно, благословенные для рынка недвижимости времена, на это хватило проданной машины, гаража, накопленных сбережений и небольшого займа. Самое интересное, что мы так и не развелись и до сих пор числились супругами. Я жениться не собирался, и штамп в паспорте служил перед другими женщинами свидетельством моей крепостной несвободы. Маша почему-то тоже замуж не стремилась и развода не просила. При этом мы точно не собирались сходиться, как думали окружающие. Хотя в обществе рухнувших патриархальных устоев встречались и более экзотические варианты. Мне показывали две пары, которые по обоюдному согласию поменялись женами (или жены мужьями?) и при этом остались в наилучших отношениях. Дети, правда, поначалу слегка путались, но скоро привыкли к двоепапию. Новая генерация адаптируется ко всему быстро, как и положено всему новому, идущему на смену старому. В жизни вообще надо уметь вовремя рокироваться.
- Арсений, у меня просьба: ты не смог бы прислать деньги пораньше? Алле надо купить пальто…
Я пообещал.
- Арсений, еще посмотри справку со старого места работы. Мне она здесь пригодилась бы.
- Где ее искать?
- Кажется, она в синей папке. Должна быть на антресолях.
- Поищу.
Поговорили затем о семейных делах.
- Как Алла учится?
- Хорошо учится. На четверки и пятерки.
- А ведет себя как?
- В пределах нормы.
И слава богу! Что еще можно ждать от пятнадцатилетней особы касательно учебы? Зато переходный возраст у нынешних девочек, пожалуй, сложнее, чем у пацанов. В пятнадцать лет они начинают пить, курить и матерится не хуже профессиональных грузчиков. А о дальнейшем и неохота думать. И вообще, почему женщины все разом вдруг принялись курить? Поначалу я посчитал это за моду. Мода для женщин все равно, что приказ для военного. Но время идет, а мода на курево не проходит. Мне дико смотреть как женщина, качающая ребенка в коляске, одновременно смолит цигарку. Еще пару десятилетий назад такое было невозможно. И я понял: это не мода, а что-то вроде компьютерного вируса. Вирус заносится в программу, и та начинает работать против своего хозяина. Вот и те, кто нас курируют свыше, внесли в женский менталитет установку на ликвидацию существующего населения, для чего отключили инстинкт сохранения рода. Зачем? Возможно, европейская цивилизация выполнила свою задачу и дальнейший ее рост может закончиться экологической катастрофой планеты, потому настала пора уйти ей в историю. Вот женщины и взялись выполнять эту негласную установку, стараясь не только рожать поменьше, но и чтобы родившийся ребенок был максимально ослаблен и выросший новый член общества был не готов к продолжению рода. 
Обсудив Алкины успехи, разъединились. Хорошее дело телефон – не надо слать писем с лишними словами.

4

Утром позвонил Ивану.
- Прочитал. Надо бы переговорить.
- Приходи вечером…
В девятнадцать с рукописью в «дипломате» я вошел в его квартиру. Валя проводила на кухню, пока Иван, как всегда, говорил по телефону.
- Он у тебя больше тренькает, чем ты.
Валя сердито махнула рукой.
- Сама удивляюсь: чего бы им на работе не наговориться? Не успеет ложку до рта поднести – звонок.
- Все учительницы небось? Консультацию хотят получить…
- Да если бы, я не против.
- Что так?
- Устаю я…
Я решил не продолжать тему, ставшую опасной.
- А я вот грант мечтаю получить, да в Европу съездить на какую-нибудь конференцию по умной теме. И Ивана прихватить.
- Только «за».
«Поссорились», - решил я.
Тут нарисовался сам хозяин гнезда.
- Ку-ку, грачи прилетели, - решил пошутить я для поднятия общего тонуса.
- На одно место сели, - в тон отвечал Иван, садясь напротив. - Судя по веселому настроению, рукопись тебя не вдохновила. Чай, кофе, танцы?
- Ну, почему же. Обсудить надо. Вопросы есть… Чай, пожалуйста, и желательно заграничный… Сначала пойду по тексту. У тебя Бог сознательно жертвует Сыном ради примирения с людьми. Предположим. Но чего же люди приняли жертву и распяли Сына? Поблагодарили бы за высокую честь и отклонили б подарок.
- Потому, что Человек уже переродился. Тип личности Каина был оттеснен типом личности Авеля. И Бог это понял. Хотя, похоже, не сразу. Пришлось выявить горстку людей, которые начали новую проповедь, порывающую с традицией времен блуждания по пустыне. Этакие новые Авраам, Исаак, Иаков… Это тоже, если хочешь, «зеркальное» отражение событий Ветхого Завета.
- Понятно… А замечания карандашом чьи?
- Так… показывал одному человеку. Верующему. Для отработки своей аргументации.
- Судя по замечаниям, верующему твои аргументы по барабану.
- На то он и верующий. Им же не истина нужна, а то, что они хотят чрез Бога получить: кто бессмертие, кто успех в делах, кто защиту от напастей…
- М-да… Видел я, как один священник окроплял иномарки от возможных ДТП.
- То-то и оно. Посмотрел я на все это и понял: если мы, атеисты, не защитим религию от верующих, ее никто не защитит.
- Боюсь, что твои идеи слишком революционны для грантодателей. Конечно, с одной стороны им хочется… как это у них записано… все забываю.
Я извлек из кармана записную книжку, раскрыл на нужной странице и зачитал:
-…рассмотреть «взаимосвязь и конфликт исторического и надысторического, временного и вневременного, веры и неверия». Но не до такой же степени! Ты им хочешь предложить еретический диспут в духе несториан, арриан, катаров и бог знает еще кого, а они, вероятнее всего, хотят умной салонной беседы обо всем и ни о чем.
- А что мы теряем?
- Ты – наверное, ничего, а насчет себя я не уверен. Высовываться из окопа, когда в твоем блиндаже хороший биотуалет, навещает приветливая телефонистка, а заведует полевой кухней закадычный приятель - не есть светлая перспектива.
- А «телефонистка» - это кто? Эльза или Надя?
Я вздохнул.
- С Эльзой у нас чисто монашеские отношения: благословим друг дружку на пост и расходимся умиротворенные, а Надю я не видел месяцев эдак… Давно, короче, не видел.
- Значит, один пункт невыхода на огневой рубеж снят. Переходим к биотуалету. Квартиру у тебя не отнимут, с работы – не выгонят, на костер – не взведут.
- Ты мне морковкой перед носом не маши. Я сам себе добытчик. Последствия могут быть непредсказуемыми. И не потому, что народ может в соблазн впасть. Эти, уверен, предпочтут под лавку забиться. Я ментальную перспективу имею ввиду. А тебе лишь бы поспорить. Я давно приметил у тебя эту черту. Люди брякнут чего-нибудь обобщенное, все так и воспринимают - обобщенно. Потрепятся, и забывают. А ты начинаешь копаться, приводить не весть зачем вытащенные на божий свет факты… Не сожгут меня, конечно. Но пепелообразный осадок может образоваться.
- У нас, не забудь, демократия и свобода слова.
- Само собой. Куда же без этого, не в Парагвае живем. Только Пал Палыч давно в пенсионном возрасте, а ему рулить и дальше охота не меньше, чем покойному генералу Стресснеру.
- Павла Павловича я на себя беру. Есть у меня к нему один ход.
- Тебе история про змея-искусителя ничего не напоминает? 
- Пойми, это наш шанс, других уже не будет. Ну, доживешь ты до пенсии в своем блиндаже, а потом скажешь, смазывая геморрой вазелином: «Эх, а ведь мог бы стать полковником!»
- Ага, и, будучи полковником с двумя инфарктами, стану смазывать геморрой тем же вазелином… Суета сует называется.
- Да не преувеличивай ты трудности! Кому ты нужен?
- Чего сам тогда…?
- Я бы с удовольствием сделал представление отборочной комиссии, но грант адресован действующим ученым-преподавателям.
- Вот именно, что преподаватели мы ученые… Ладно, уговорил. Будем считать, что я отнекивался ради приличия, как и положено порядочной женщине, ведь ты предлагаешь выдать чужую работу за свою. Конечно, это не завод с пятьюдесятью тысячами рабочих в карман положить, а потом везде говорить гордо: «Это моя заработанная собственность», но все же…
- Не завидуй, все от бога, как ты знаешь. В общем, кончай ломаться, грант упустим.
- Закончил. Все аргументы «против» высказаны. Теперь – об аргументах «за». Если я получу грант, то деньги мы с тобой поделим. Но за бугор ездить буду я один. Люблю по ученому за границей говорить, да и бакалаврши не последнее для меня дело. Что еще?
- Если дело выгорит, то в последующем раскрутим Фонд на коллективную монографию. Это как с Нобелевской премией. Всем ясно, что открытие плод коллектива, но дают его руководителю, что обидно. Но коллективная монография примирит ваш университетский коллектив.
- А кого конкретно ты мыслишь в творческом кооперативе?
- Ты, я, Павел Павлович, завкафедрами философии и права… и еще один умный человек на ответственном посту.
- Разумно-разумно.
Я хлебнул чаек, закусил печенькой, и сказал:
- Теперь понимаю. Рассчитываешь, что монография, вышедшая за бугром под эгидой известного Фонда, произведет определенное впечатление, вот тогда и ты за границу поедешь?
- Типа того.
- Теперь мне как-то спокойнее стало.
И мысль в моем мозгу завертелась: «А если рассказать ему про ангела?» Но данное желание я подавил, хотя сказать хотелось очень-очень. Сказал же другое:
- Никитин в сей момент тоже суетится…
- У него идей нет.
- Таких как у тебя – нет. И это может стать его шансом. Ты, точнее я, своей рукописью так комиссию напугаю, что они с легким сердцем заявку на грант ему переадресуют.
И тут меня осенило.
- Слушай, а что если произвести предварительную артподготовку. Давай организуем статью в городскую газету. Создадим, так сказать, паблисити. Может, общественность выскажется в пользу сочинения, в частности представитель городского отдела образования Разуваев И.Н. Мол, надо смелее выдвигать свежие идеи, товарищи, ибо это единственная возможность выдвинуть город в центры мировой философской мысли.
Теперь пришла очередь поразмышлять Ивану.
- Пожалуй, ход будет не лишним. Только выскажусь не я, а какое-нибудь иное известное лицо. Давай я подумаю чуток и завтра позвоню…


5


Древнегреческий философ Платон пришел к выводу, что все вещи уже сотворены на Небе, причем в абсолютно прекрасном варианте без единой чертвоточинки, и люди лишь повторяют уже сотворенное, стараясь шаг за шагом приблизиться к первоначальному образцу (хе-хе: посмотреть бы идеальный вариант стиральной машины, или мыльницы). Если стать на эту точку зрения, то выходит, люди, все человечество, всего лишь копиисты-подражатели. Понятно почему материалисты заклеймили идеалиста Платона. Даже его ученик Аристотель. Однако вопрос остался. Человечество способно к творчеству, оно успешно развивается, но самостоятельно ли? Бог ли нас ведет, или какая-то космическая цивилизация поставила эксперимент: могут ли эти муравьи, наделенные основами разума, развиться до их уровня? Какие пути они для этого выберут? Сколько времени затратят? Не уничтожат ли себя в ходе эволюции? Вполне достойный эксперимент. Так вот и со мной – не эксперимент ли я чей? Но ободряло, что в квартире сидел все же не черт с копытцами, как у Ивана Карамазова, а натуральный ангел с крыльями и в белых одеждах.
Домой вернулся около девяти вечера. Просмотрел по новой текст Разуваева, записал пару возникших вопросов:
1. Почему разразился кризис гуманизма в Элладе? (Это к месту, где Иван, считает, что концепция идеализма Платона отрывала небесное от земного, что свидетельствовало о начале кризиса…).
2. Где границы свободы воли? Войны, жестокости и прочее – разве не следствие проявления свободы воли людей? (Правда, когда это религиозное смирение помешало войнам и жестокостям?)
И еще я записал в тетрадке свои первые соображения по данной теме.

«Библия – свидетельство того, как Бог долго и трудно пытался поладить с капризными малоуправляемыми созданиями. Это событийная сторона вопроса. По ходу дела выясняется, что человеческая цивилизация проходит те же этапы эволюции, что и мир небесный. Сначала обретение творческой силы, затем – созидательная деятельность, следом - упоение достигнутыми результатами (и сказал Человек: «Я – царь природы!, и сделанное мной – хорошо!») и постановка еще более грандиозных задач (у Бога – создание своей малой копии, лишенной, однако, божественного знания о сущем, у Человека – желание попробовать себя в генной инженерии и сотворить искусственный интеллект по своему подобию). И, наконец, выявление противоречий в своей деятельности, вплоть до разочарования в своей Силе, точнее осознание пределов могущества в использовании своей мощи. (См. современные интеллигентские разочарования в Прогрессе). Рожденная новая сила начинает действовать по своим внутренним законам. А порожденный искусственный разум может попытаться стать самостоятельным и даже восстать против человека (о чем писано немало: см. «Франкенштейн» М. Шелли,  легенду о Големе, роман «Р.У.Р.» К. Чапека о бунте роботов, «Одиссея 2001 года» А. Кларка).
Библия свидетельствует: Бог неожиданно для себя породил две непрогнозируемые силы – Падшего Ангела и Непослушного Человека. Они вышли из-под божьего контроля и отправились в самостоятельное плавание, составив оппозицию Творцу. Они взялись строить свой мир и создавать свою Силу, равную силе Творца».

Перечитав, почувствовал удовлетворение. Если дойдет до обсуждения заявки, смогу высказать парочку своих мыслей.
И еще сделал зарубку для себя, чтобы поразмышлять позднее. У Разуваева получается, что если главный конфликт между людьми и Богом и возник в райских кущах, то в среде самих людей (человечества) он образовался в столкновении Авеля и Каина. От них идет линия двух типов личности, которые определили лицо нашей культуры – мировоззрение Авеля и мировоззрение Каина.
А что, тема тянет на диссертацию…


Из дневника

Как только Бог стал порождать иные мыслящие сущности помимо себя, так сразу  стали возникать конфликты, хотя эти сущности (ангелы, человек) порождались из самого Бога,  по воле Бога и по «чертежам» Бога. И Бог с этими конфликтами справиться не смог. Что сие означает? Что Бог сам неоднороден и Его сущность противоречива? Или умножение сущностей, усложнение мира объективно (т.е. независимо от воли и представления Бога) ведет к появлению антагонистических противоречий?




Ирина

1

Утром звонок. В трубке приятный женский голос.
- Арсений Константинович? Я от Ивана Николаевича. Разуваева. Он сказал, что у вас я могу найти материал о гранте для заметки в газету. Я журналист. Меня зовут Ирина. Не могли бы мы встретиться, обсудить?
Я подивился оперативности Ивана (впрочем, он всегда был деловым и обязательным, потому пошел не в бизнес или в политику, где обязательность слову его сгубила бы, а в госаппарат, где эти качества были не столь трагичны).
- Раз у нас важный разговор, давайте встретимся, как в американских фильмах.
- На заброшенной фабрике?
Я оценил ее юмор. Меня тоже всегда удивляло количество заброшенных производств в США, куда приходили индивидуалы-полицейские для разборок с отрядами мафиози.
- На этот раз предлагаю запасной вариант – кафе.
- А жена не заревнует, когда ей сообщат о сходке?
Такой вопрос меня заинтриговал. «Проверяет на предмет близкого знакомства? Для чего?». Теперь я был уверен, что она не замужем. Чтобы пресечь бракосочетающие надежды и в то же время не взрывать мост на случай появления на горизонте интересной для меня мордашки, ответил двусмысленно:
- Она не ревнивая. Мне с женой повезло: не курит, не пьет, на стороне почти не гуляет, деньги домой приносит.
- Деньги женщины скрашивают ее недостатки, - отозвались на другом конце провода.
«Не дура», - окончательно уверовал я.


2


«Встреча в кафе» - это из заграничного кино. Там герои любят общаться за чашечкой кофе. У нас в городе, конечно, функционировал частный общепитовский сектор, но по ценам эти заведения больше напоминали рестораны. Было лишь одно место, отвечающее параметрам «кафе для встреч». В кинотеатре. Чтобы торговое место не простаивало между киносеансами, буфет отгородили от фойе и пускали желающих с улицы. Там я и назначил свидание.
Как полагается, я пришел за пять минут до оговоренного срока и стал высматривать среди прохожих особу в коричневой шубке и белой шапочке, втайне надеясь, что она окажется мне интересной не только в качестве журналиста. Получилось почти, как мечталось. Пришла если не Ким Бессинджер с застенчивой улыбкой Джулии Робертс, то вполне симпатичная молодая женщина слегка за тридцать. На меня глядели большие серые глаза (правда, по опыту я уже знал тайну увеличения глаз с помощью косметики), из-под шапочки выбивались завитки локон, щечки от мороза румянились… В общем внешность была вдохновляющей. Я с удовольствием провел ее в кинотеатр, усадил за угловой столик, сделал заказ (кофе плюс пирожное). За это время она освободилась от шубы (мой прокол – не помог) и предстала передо мной в тонком кремовом джемпере, волнующе обрисовывающем грудь, и с кулоном на золотой цепочке в качестве ненавязчивой изысканной детали. Все выверено: с одной стороны интеллигентная скромность («что-о? как вы могли такое подумать!?»), с другой - мужчина может оценить стройность фигуры и все такое. Руки были безукоризненны: кисть тонка, пальцы длинны и свободны от нагромождения перстней и слишком яркого лака. Все соответствовало моим вкусам. Мне она напомнила Бэллу Ахмадуллину в молодости, когда та в роли журналиста пришла к герою фильма «Живет такой парень», которого великолепно сыграл не менее молодой и обаятельный Леонид Куравлев.
У меня было два варианта поведения – изобразить погруженного в интеллектуальные искания духовно богатого, но сдержанного в порывах мужчину средних лет сорока или веселого, ироничного, готового к флирту раскованного парня лет тридцати пяти. Вопрос был в том, кого предпочла бы увидеть она?
На правах хозяина положения ход белыми сделал я, и выбор пал на классический е2-е4.
- Я вас слушаю, Ирина… Как вас по отчеству?
- Сергеевна. Можно обращаться по имени.
Я ко всем предпочитал упрямо обращаться по отчеству, хотя отчества стали выходить из употребления. Однако ж мне было неприятно видеть по телевизору, когда молодой журналист обращался к седовласому человеку по имени: «Сергей, скажите…». Что делать, но у победителей, то есть американцев, отчества не практикуются. А мы, как побежденная страна, охотно перенимаем традиции и привычки победителей. Хорошие, а лучше плохие. Кино стали делать как у победителей. Стиль одежды – как у победителей. Еда как у победителей… Вот только психология осталась, как у побежденных. Начали говорить не книга, а «книжка»: «А вы, какую книжку прочитали?» И даже у писателей интервьюеры спрашивают: «Когда ваша книжка выйдет?» И писатели не обижаются. Какие книги могут быть у побежденных? Только «книжки». Зато каждый второй вставляет в свою речь «абсолютно» и «на самом деле». По радио или по телевидению одно и тоже: беседующее лицо послушает, что говорит собеседник и начинает свою фразу со слов: «На самом деле…». А потом обязательно вставит «абсолютно». И слово «структуированный» вытеснило слово «организованный». Так солиднее. А уж про все эти «мессиджи» и говорить нечего. Что это - преодоление скрытого комплекса неполноценности? Вот и я туда же: «комплекс неполноценности»… Почему не «чувство неполноценности»? О каком комплексе идет речь? Никто ведь не знает, что входит в этот «комплексный обед», но все козыряют фрейдовской фразочкой…
Ирина неторопливо достала из сумочки записную книжку (я ожидал, что пачку сигарет – ныне женщины курят намного больше мужчин), ручку, но не обычную канцелярскую самописку, а довольно изящную и дорогую по дизайну (что можно было бы зачесть в качестве хода пешкой на королевском фланге) и сказала следующее:
- Мне Иван Николаевич рассказал о гранте и двух претендентах на него. С Никитиным я пообщалась по телефону («Бэм-с, считай, еще один ход сделан»), у него пока заявка не готова, а у вас, как я поняла, она есть. Не могли бы вы рассказать, что заставило вас обратиться к такой не простой теме?
Я извинился и пошел получать сваренный кофе и разложенные по блюдцам пирожные.
«Ну Иван, хоть бы предупредил об экзамене». Все-таки ситуация здорово напоминала сцену из кинофильма «Живет такой парень». Там журналист спросила шофера Пашу Колокольникова, что заставило его совершить подвиг – отогнать горящий грузовик с пылающими бочками бензина на безопасное расстояние от жилого помещения? А тот в ответ: «Дурак был».  Оказывается, нелегко давать нужные тебе интервью.
Я вернулся с подносом, обслужил гостью, после чего пошел «конем».
- Скажите, а вы сами откуда? Чудится мне – не местная.
- Я из областной газеты. Здесь прохожу стажировку в качестве заведующего отдела, пока настоящий зав. в отпуске. У нас скоро начнет выходить новая газета, нужен человек, знающий редакторскую работу.
- Так вас прочат в главные редакторы?
- Не обязательно главредом, место зама меня вполне устроит. Пока.
Последнее слово было сказано тише и вскользь, но имеющий уши, да услышит. Учитывая возраст и внешние данные, у нее явно был любовник из людей с положением, иначе кто бы ее прочил на завидную должность. В этой ситуации играть второй вариант – этакого местного разбитного Пашу Колокольникова – значило выбрать заведомо провальный вариант. Впрочем, и отягощенный высшим разумом индивид, не имеющий даже машины, ее тоже вряд ли прельстит. Нет, не того мы формата для этой девушки. Я сразу расслабился. Нет, так нет.
- А в нашей газете вам интересно, или так себе?
- Интересно… Давайте поговорим о вашей теме.
Я ковырнул ложечкой бисквит…
- Если честно, то говорить на тему заявки неохота. Тема мутная и смутная, шансов, что ее примут немного. Почему господин Разуваев о ней так беспокоится – не знаю. Но внимание, мне оказанное, ценю. Вам нужно материал написать к какому сроку и в каком объеме?
Ирина отставила чашечку и сказала:
- Сроки не поджимают. Это не редакционное задание. Просто в город… и в область… впервые пришло предложение на грант. Это тянет на заметку. Строк на двадцать-тридцать.
Я лихорадочно пытался сообразить. Сам же Ивану предложил сделать рекламу, а когда он все устроил, я осознал, что не все так просто. А что именно «не просто» сам себе не мог объяснить. Пришлось нести что на ум взбрело.
- Честно говоря, меня беспокоит возможность провала. Стану знаменитым прежде времени, а заявку отвергнут – приятного, согласитесь, мало. Как быть?
Ирина поразмышляла чуток и предложила.
- Тогда пусть пройдет заседание кафедр, после чего можно будет написать. Я попрошусь на заседание… Но тогда у меня времени будет точно в обрез. Как в песне поется: «утром в куплете - вечером в газете». Жанр того требует. Расскажите хоть в чем суть предполагаемой темы. Как она называется? Какой проблеме посвящена ваша работа?
- Да как вам сказать. Тема - в двух словах не расскажешь.
- Тогда можно сделать проще: вы дадите мне вашу работу на один день. Я прочитаю, что-нибудь да пойму. Для заметки хватит.
Я нервно помешал ложечкой в горячем вареве.
«У меня один экземпляр. А если у Ивана нет запасного? Потеряет – что будем делать?» Пришлось говорить, как есть.
- К сожалению, у меня один экземпляр.
- Разве вы печатали не на компьютере?
- Это давняя работа. Еще докомпьютерной эры.
Тут она могла бы сострить: «Вы так долго живете?» Хотя, кажется, насчет возраста в состоянии шутить только мужчины. Она же задумчиво позвякивала ложечкой в чашечке. Вот, собственно говоря, для чего нужен кофе при встречах.
- Я могу предложить следующий вариант. Вам все равно сдавать на кафедру несколько экземпляров. Давайте я под расписку возьму вашу работу и за день перепечатаю на компьютере, размножу и переплету. В редакции работает очень хорошая машинистка. Я буду диктовать, а она - печатать. Управимся быстро.
Отнекиваться не было смысла. Да еще после слов: «возьму под расписку…».
Я поймал частника, и мы за несколько минут докатили до моего дома.
- Одну минуту. Я сейчас, - сказал водителю и Ирине и бросился в подъезд…


3


- Ты чего сдрейфил – не дал интервью? – спросил Иван вечером по телефону.
- Откуда мне знать, что отвечать? 
- Вот те раз. Ты же историк, а она журналист общего профиля. Чего бы ей ни наговорил, - все сошло бы за откровение. Постеснялся тебя инструктировать, и вот расплата за интеллигентность.
- Будем считать этот блин комом, - бодро повинился я. – Согласен, надо привыкать к вниманию прессы.
И вправду, чего это я? У меня Ангел в квартире сидит, а я боюсь на библейские темы распространяться.
- Я думал перед заседанием кафедр артподготовку провести, - продолжал Иван. – Теперь не знаю…
- Я ей работу отдал. Распечатать. У тебя, надеюсь, второй экземпляр есть?
- На случай, если она себе присвоит? Есть… кажется. Должен быть черновик.
Я испытал облегчение. А то мало ли что…
- Ну, слава богу!
- Да, ему слава. Сколько людей, благодаря Ему, кормятся, - проговорил Иван.
Я не сразу понял, что он имеет в виду. Хотя и то верно: есть Он или нет, но жернова духовных мельниц вовсю работают благодаря энергии Его образа. А людям нужна невидимая, не улавливаемая приборами энергия. К примеру, есть времена, когда происходит непонятный взлет культуры, экономики, государственности. Можно сколько угодно гадать, из каких источников берется энергия взлета, но то, что она есть - факт! Так почему бы не от Силы, которую мы называем коротким словом – Бог?


4


Насчет необъяснимой энергии взлета…
Моей любимой эпохой были 1960-е годы. Правда, мой сознательный возраст начался в 70-е, но затем прошедшее время я «догнал». В то великое десятилетие песни значили много больше, чем просто песни, фильмы – больше, чем просто фильмы. А люди их делавшие - больше, чем просто певцы или кинорежиссеры. Ежегодно появлялось что-то необычайно новое, свежее: музыка, книги, а с ними имена новых гениев. Многие из них не имели профильного образования, а делали такое, что профессионалам оставалось лишь скрежетать зубами от зависти. Казалось, на глазах рождается новый мир. Омоложенный, динамичный, не обремененный догмами, веселый и, в то же время, способный быть глубоким. Это было время Творцов! Они появлялись легко, будто дыхание, и казалось, что отныне так и будет. Свершилось! «Праздник, который никогда не кончается». Музыка стала идеологией молодежи, а некоторые пытались сделать ее и религией. Появились даже свои святые – прежде всего из погибших артистов… И куда затем все подевалось? Взлет сменился самоумерщвлением душ. Затем этому нашли научное название – постмодернизм. Специальное всеобъясняющее название, которое ничего не объясняло, но примиряло с бесплодием. Но момент творения был, и мы были тому свидетелями! С таким воспоминанием можно жить долго. Очень долго. Целое поколение! Мы и жили. А профессионалы, приспособившись, тоже зажили в полную силу. Перелицовывали найденное любителями в десятках версий и вариантах. И чтобы плагиат выглядел достойным, ввели много красивых слов – римейк, каверн-версия, сиквел, приквел, тыквел… Дух божьего творчества отлетел, а плодоносные дерева остались и приносили очередные плоды, пусть и скромнее весом, но зато урожай можно было снимать индустриально-поточным методом.
В 60-е попытались вновь жить идеей. Духом! Сколько сил на это затратил тот же Тарковский, однако надорвался и умер до срока. Как и те, что пошли по его пути – Солоницын, Кайдановский… А ведь 60-е годы, - время, когда казалось, что справедливый, светлый мир может быть построен. Многие интеллектуалы мечтали об обществе с высочайшими требованиями к человеку. А сейчас искусство занято совсем иным – максимальным понижением требований к человеку. И, кажется, это уже необратимо. В 60-е годы наши художники соприкоснулись с духовностью. В 70-е годы, словно испугавшись, ушли в социальную проблематику. Ну а после обретения катастроечной «свободы» занялись телесным. С тех пор где-то между ног и пребывают. Культивируют по мере своих слабых сил эстетику дерьма, кивая на гигантов, вроде Набокова с его «Лолитой». Тарковский ныне безвозвратно ушел в тень. Нашей стремительно стареющей цивилизации под силу объять только сказки. Что и производится в огромных количествах на бумаге и экране. Шестидесятые же – время, когда общество еще было молодо и казалось, что «физики» и «лирики» соединятся в гармоничном единстве. И хотя поэт скокетничал, написав: «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне», но если б он ведал, что наступит время, когда в загоне будут и те и другие, а их место займет шоумен. Но тогда, как раз физики учили стихи, в актеры шли в инженеры и архитекторы. «Физики» вместе с «лириками» открывали молодежные театры. Почти все известные барды – из технарей. А затем в фильме «Сталкер» мы увидели, как оказалось, будущее: постаревшего «физика» и изношенного «лирика». Ученый и Писатель уже глухи к красотам природы. Их чувства заблокированы позитивизмом. Писатель, былой успешный «созидатель духа», глаголет: «Дорогая моя, мир непроходимо скучен. Мир управляется чугунными законами, и это невыносимо скучно, и законы эти, увы, не нарушаются, они не умеют нарушаться». В 60-е так не считали. Наоборот, были уверены, что смогут изменить течение времени, сделать его «осевым» и шагнуть в Прекрасное Будущее…«Физики» увлеченно ходили в байдарочные походы, увлекались альпинизмом, и Высоцкий гордо пел: «Лучше гор могу быть только горы».  А потом… бэм-с… струна лопнула, И мир стал миром Зоны, где одинокие сталкеры водят туристов смотреть на обломки неведомой цивилизации в тщетной надежде на понимание…
Чтобы поставить такие фильмы, как «Весна на Заречной улице», «Летят журавли», «Когда деревья были большими» нужно быть гуманистом, нужно быть добрым.  А сейчас все добренькие – к ублюдкам, извращенцам, жулью, мерзавцам. Какая уж тут «доброта» к нормальным людям? Вот и идет череда чернушного кино и немыслимо снять картину прежнего уровня. А ведь казалось, после «Битлз» мир изменился навсегда. Однако теперь полные стадионы собирают группы, у которых одна мелодия на десять композиций. И народ, стоя плотными рядами, под никакой музон дисциплинированно азартно машет руками над головой. Как пели в «Машине времени»: «Каждый идиот имеет право на то, что слева и то, что справа».
Шестидесятые годы – время кумиров. И сейчас есть кумиры. И много. Но только поддельные, сотворенные маркитологами. Моцартовская четверка из Ливерпуля, не знавшая нотной грамоты, посрамляла толпы Сальери с консерваторским образованием, проведших долгие годы, пытаясь познать тайны сочинения музыки. Неужто их талант был случайностью природы? И они, не гоняя годами гаммы, не мучась над задачами из сольдфеджио, играючи овладели тайнами музыки? Или феномен музыки 60-х – прямое доказательство того, что Небо реализует себя через выбранных медиумов? Или вот «Абба». Несколько лет выдавали первоклассные песни. А потом ангел отлетел и… им пришлось расстаться – больше ничего путного не сочинялось.
И еще я думал о судьбах – битлов. Маккартни твердо стоял на земле и проживал хорошую успешную жизнь. Причем, «землестояние» не помешало ему написать массу прекрасных песен. Леннон в своих исканиях перепробовал все виды социальной активности. И пассивности заодно (те же наркотики). А в конце жизни вернулся к банальному - превратился в добропорядочного отца семейства, кем Маккартни был в своей супружеской жизни. Получается, Пол знал рецепт нормальной жизни с самого начала.? А Харрисон витал в заоблачных высях, искал глубинные истины и умер от рака, не дожив до шестидесяти. Религия и медитация не помогли. В одной песне Джордж писал: «Отправь меня в плавание на серебряном солнце. Туда, где я буду знать, что свободен. Покажи, что я нахожусь повсюду. И затем верни меня домой к чаю». Оказалось, что обрести полную свободу, в том числе от забот и болезней, можно на кладбище под серебряным солнцем могильного памятника, при этом сохраняя память в сердцах поклонников. Вот только вернуться домой уже невозможно. Таковой оказалась истина. А Маккартни знал ее без всякой медитации. Получается, надо искать опору на земле, а выспаренная истина нужна, разве чтобы позабавиться ею, как балуются воздушным шариком в праздничный день?
И зачем Иван, обремененный семьей, писал на кухне свой ненужный труд? Куда хотел воспарить?
P.S. Кстати, о «Битлз». «Все, в чем вы нуждаетесь – это любовь», пели молодые, богатые битлы и миллионы людей вместе с ними. С возрастом же начинаешь понимать, что это не совсем так. Нужна еще, как минимум, здоровый кишечник и хорошая пенсия. А разве нет?
Ладно, шучу я…

5


Ирина выполнила свое обещание. Через день в редакции я получил две пухлые папки с четырьмя экземплярами и дискету с компьютерной версткой. 
Ирина занимала маленький кабинет с одним столом, двумя стульями и вазочкой цветов на подоконнике. Как типичная жертва асфальтового мира, в цветах я не разбирался, но, кажется, то были орхидеи. Для зимы – круто. Интересно, что за ухажер вокруг нее вьется? Еще я увидел волосы Ирины – она оказалась темной шатенкой, - наиболее близкий моему сердцу цвет женской головки. Остальное мне было уже знакомо – глаза, лицо, руки…
Я одернул себя и свел общение к официальной части – возвращению ценности хозяину. Поблагодарил за оказанную радость. В сознании мелькнуло, что надо бы отблагодарить как то иначе. Еще раз покосился на цветы. Решил: в отличие от меня некоторые умеют благодарить. От всей этой истории с размножением текста испытал неловкость…



Открытие себя


Памятуя наказ Маши, я полез на антресоли. Не совался туда лет эдак сто. Знал, что кроме ненужного барахла, которое надо бы выкинуть, там ничего не было, но срок увядания жалости к нему еще не истек, а потому добро мирно пылилось в ожидании своего армагеддона.
Найдя искомую синюю папку, с облегчением спустился на пол.
В ней и впрямь находилась нужная Маше бумажонка, а, кроме того, там покоились какие-то листки, исписанные корявым почерком. Без труда признал свой… Заглянул в самый верхний лист. Какие мысли «по поводу». Среди них был и такой текст:

Спорят: почему на Земле возникла жизнь? Но не видят, что было бы чудом, если бы она на Земле не появилась, ибо на планете возникли идеальные условия для расцвета всех ее форм. Из всех планет только на Земле сконденсировалась вода, причем в огромных количествах. К тому же с самым разным минеральным составом – от пресной до соленой. А без воды жизнь невозможна. Далее: на Земле возник идеальный температурный режим, вернее целая палитра режимов – от очень холодного до очень жаркого. Выбирай! На планете сформировалась великолепная атмосфера – сравните с Венерианской. А тут тебе щадящее давление, много кислорода и азота. А какие грозы! Какие разряды электричества! К тому же в распоряжении эволюции было огромное количество времени. И вот на каком-то там 323 миллионном году существования планеты, после бесчисленного количества взаимодействий разных ингредиентов у Природы получилось – возникла устойчивая и самоподдерживающая связка молекул. Что здесь чудесного? Цепочка рутинных экспериментов и только.

И такого разного рода мыслей, свойственных исканиям молодости, набралось на три странички свидетельствующих, что я мыслил, и, следовательно, если верить одному почтенному философу, существовал. Далее шла какая-то беллетристика. Причем без начала.

…- Показательно, что за убийство двух человек Раскольникову только каторгу положили. Вот вам и божье «око за око».
 - Так то ветхозаветное правило, а Христос, придя в наш мир, даровал людям облегчение. Дал возможность покаяния. Разберем ваш пример. С одной стороны, погибшие, вроде бы, остались без надлежащего отмщения, а преступник наказывается только физическим и моральным стеснением. А с другой стороны, будь смертная казнь – Раскольников не сдался бы властям. Да и Соня наверняка не стала бы уговаривать его на верную смерть идти. А так – шанс с каторги новым человеком вернуться.
Студент на эти слова усмехнулся.
- Много ли «Раскольниковых» каются в своих преступлениях?
Отец Гермоген только пожал плечами. Студент воспринял сие, как сигнал перехода в наступление.
- Ах, эти душещипательные разговоры! - воскликнул он, вкладывая в слова немалое презрение. - Ах, эти мне полеты духа и вопрошание: «Что есм вера?» По мне так, если хочешь проверить свою веру в человечество – займи деньги своим знакомым… А вообще-то, беда Раскольникова в том, что он всего двух человек убил, а не миллион. В первом случае – это уголовщина, во втором - политика. Кстати, вы читали последнее сочинение г-на Достоевского? Так вот, возьмем, к примеру, Алешу Карамазова, Алешеньку, этого херувима. Как он себя на суде повел? Благородно до невозможности. Его спросили: слышал ли он от брата Дмитрия угрозы убить отца? Слышал, отвечает тот кротко, слышал, как грозился убить. Правда я…я этому не верю. А подтекст: вы уж сами, господа присяжные и судьи, разбирайтесь. И все по честному, и все по благородному. И автор благоволит к нему и Дмитрию – идейному бездельнику, но очень хорошо умеющему свистеть про совесть, особливо, когда промотаны чужие деньги, а надобно добыть новые. Женщина доверила ему 3 тысячи рублей, он их прогулял с другой и затем послал брата сообщить первой, чтоб та на возврат долга не надеялась. Мило! Зато третий брат, Иван, хоть и атеист и нелюбим автором, а он один совестился по-настоящему и от тех мук с ума сошел. Зато Алеша чист, и все 100 тысяч папенького капитала к нему отошли. Каково? Тут поневоле креститься начнешь. Вот и у вас, отец Гермоген, церковь на том стоит. Все про Бога, да про душу, про бренность бытия, а в закромах все полнее и полнее становится. Бренность бренностью, а золотые кресты на шею вешать не чураетесь. Предполагаю, что нет лучшего на белом свете предпринимательства, чем делание из слов злата. На этой стезе не обанкрутишься.
Отец Гермоген продолжал спокойно прихлебывать чай из блюдечка, не забывая усмехаться в особо гневливых местах тирады.
- С вами, господин студент, спорить, все равно, что воду в ступе толочь. Так что выговаривайтесь себе без моего поспособствования.
- А может, вам крыть нечем?
- Есть, милок, есть, чем крыть. На любое слово два других найдется, только что проку в этом? Кто кого в чем убедить может, если каждый при своем мнении заранее готов остаться?
- Так наставили бы меня на путь истинный, - не унимался Студент. – Вы же пастырь наш духовный.
- Наставлять требуется того, кто в этом нуждается. А вы, сударь, уже себе все наставили: и рога, и копыта…
Студент громко и от души рассмеялся.
- Хорошо, ваше преподобие, ах как хорошо! Теперь…ха-ха… теперь мне и вправду крыть нечем!
- Ну что, помирились? – спросил  Прохор Иванович.
- А мы и не ссорились, - весело ответил Студент. – Мы суть единство двух противоположностей. Кого они без нас ругать и стращать будут по-крупному? И мы на них свои молочные зубы оттачиваем. Свет и тень, так сказать. А человеку и на свету погреться охота, и в тени отдохнуть.

Смотрел я на этот листок и не мог вспомнить: откуда он? Сотворено мною. Однако… судя по желтизне листа, написано очень давно. Но я не помнил, чтобы занимался в младые годы сочинительством. И не помнил, чтобы меня занимали подобные вопросы. О чем писано? Что за студент? Что за отец Гермоген? В связи с чем, я стал писать это? И «Братьев Карамазовых» помню смутно. Давненько читывал…

Взял следующий листок.

…- А давайте сыграем свою пьесу, где все мы переменимся на время и заживем другой жизнью - той, которой могли бы жить при других обстоятельствах. Ну, например, кто женат - станет холост, кто холост – станет женатым, кто беден – богатым, и наоборот. А вольнодумец станет верноподданным, а отец Гермоген – революционером. А? Сыграем? Правда, недурно придумано?
- Пристало ли нам дурака валять, - ответствовал отец Гермоген. – Комедианты мы что ли? Да и лета не те, чтоб шутами гороховыми представляться.
- А почему бы ни сыграть? – вдруг поддержала Полина. – Без лукавства. Тогда и шутовства не будет. Ведь сыграем без зрителей и цензуры, так чего бояться? Дожди когда еще кончатся. Мы тут на даче позеленеем от сырости и ничегонеделания.
- И сыграть бы в духе «Гамлета», - мечтательно проговорил студент. - Гамлет -  ведь нам близкая душа. У нас есть сознание долга, но парализована воля! Гамлет – практикующий мечтатель. Мечтал привносить в мир добро. А с чего начинает мечтающий делать добро? С того, что делает зло. Парадокс? Пьеса о том, как благими намерениями мостится дорога к аду. Но вспомните Дон Кихота, та же история, в сущности… Словом, хотели как лучше… И религия им почему-то не стала ориентиром. Да ее ни в «Гамлете», ни в «Дон-Кихоте» нет! Прямо атеизм какой-то! А ведь время, вроде бы, на дворе было сугубо религиозное. Можно и священника призвать… Но не позвали! Так что есть о чем подумать и порассуждать, да в лицах, в картинах.
- Во диавол-искуситель! Гляди, как чешет языком! – удивился отец Гермоген и вдруг хитро взглянул на хозяина дома. – Ну, так что, Прохор Иванович?
- Да вы что, в своем уме? Чего я бедняком буду прикидываться? Чушь и только, вот мой ответ.
- Ну, как знаете, - махнул рукой Студент. – Пейте свой чай всю оставшуюся жизнь.
И ушел.
- А ведь хитер студент, - проговорил отец Гермоген. – Ведь он, если глянуть в корень, на исповедь нас подбивал.
- Да-а, заманчиво это он придумал, - с задумчивостью проговорил Прохор Иванович.
- Чего тут заманчивого - дуры-то строить? – удивилась Авдотья. – Представьте, я, считай что, приживалка, тут перед вами начну барыню столичную изображать. Каково?
- И что было бы? – спросила Полина. – Что купила бы, чтоб соответствовать?
- Чего-чего… купила бы чего-нибудь, – Авдоться пожала плечами. – Да хотя бы бархатную кацавейку отороченную мехом в холод носить. Даже сейчас зябко, хотя и сентябрь, а зимой с утра, когда не протоплено, в самый раз…
- А я бы муфту для зимы и шапочку меховую, из соболя желательно, и с вуалью, - мечтательно проговорила Полина, и подперла подбородок кулачком. -  Серьги бы еще…
- Серьги с камушками и я бы купила, - согласилась Авдотья.
- Ну-с, с дамами разобрались – что им играть, а вы бы чего сыграли, отец Гермоген? - спросил мимоходом Прохор Иванович, сосредоточенно дуя на блюдце с дымящей жидкостью.
- Студент меня «православным мусульманином» кличет. Корит за излишнюю, по его понятию, приверженность ко всему старому, и, надо полагать, с его колокольни, отжившему. Я бы, ей богу, поменялся с ним местом, чтоб он стал приверженцем монархии, старославянства и домостроя, а я, так и быть, в нигилисты бы перестроился. Быть нигилистом просто, слова изобличения и социального презрения с языка легко стругать, а вот как бы он защищал древние ценности – любопытно. Тут ум нужен.

Не помню. Совершенно не помню, с чего это и когда я стал писать? Надо же, выходит, и у меня была какая-то другая жизнь, которая ушла, и о которой я позабыл… Судя же по тексту, время действия избрано чеховское – конец девятнадцатого века, конец эпохи… Предчувствие перелома и все такое прочее. И сам рассказ того же рода. Вспоминается, что из увиденной в театре «Чайке» мне понравилось только пьеса, разыгранная Тригориным. Ее бы и дальше играть…
Взял очередной листок.

После нескольких дней спокойствия и безмятежности духа, Прохор Иванович, как водится, вновь стал понемногу возбуждаться от совершенно неясных причин. В такой период он закрывал лавку пораньше и посылал за «избранным обществом». Первым приходил отец Гермоген. На столе уже пыхтел самовар, и на большом блюде громоздились горячие шанежки. Отец Гермоген завистливо поглядывал на буфет с графинчиком коньячка, но набирался терпения и наливал себе чаю. Затем приходил студент, независимо раскланивался с присутствующими, но при виде еды затихал на время. Следом из своей съемной комнаты выпархивала Полина, и студент немедля оживлялся. Вся компания рассаживалась вокруг стола, включая Авдотью, которая держалась особняком и делала вид, что обсуждаемые «глупости» ее никак не интересуют. Она сосредоточенно вязала нескончаемый чулок, однако, не пропуская из разговора ни слова.
А беседа начиналась неспешно, издалека, как бы, между прочим. Сначала о всяких пустяках: о погоде, о качестве муки, из которой пеклись съедаемые пирожки, о местных новостях и газетных сообщениях.
- Прочитал с большим удовольствием статью г-на Добрякова в «Губернских ведомостях», - сообщил отец Гермоген. – И название зело поэтичное: «Земля моя родная – единственный мой край!»
- Это в каком смысле – «единственный»? – спросила Полина.
- В прямом, - ответил отец Гермоген. – Г-н Добряков называет свою землю самой лучшею и прекрасною в мире.
Студент поморщился. Прохор Иванович уследил перемену в лице молодого человека и спросил:
- А вы никак свое мнение на сей счет имеете?
- Да-с, имею, - твердо отвечал студент, и отставил чашку. – Я понимаю так, что все земли одинаково прекрасны. В той статье с любования просторов автор быстро переходит на расхваливание государства – а это уже подмена понятий! Г-н Добряков следом проводит мысль, что земля наша обильна рудами и прочими ценным сырым материалом. А раз так, то через лет десяток-другой-третий в мире останутся всего несколько независимых государств, остальным же придется смириться с зависимостью от остальных. Почему? Да оттого, что ныне мощь и славу страны определяет выплавка стали, добыча угля и производство машин. А где уголь и сталь у малых стран, у Швейцарии, например? Их нет! Можно, конечно, некое количество руды ввозить, но современные заводы знаете, сколько стоят? Миллионы! Вот и получается, что большие страны скоро в технике и в оружие, соответственно, настолько опередят всех прочих, что малым государствам ничего не останется, как только подчиниться большим. А самая большая и самая богатая природой страна - Россия! Вот и получается, что за ней будущее. И скоро мы станет господствующей нацией, и будем судьями прочим народам.
- Вроде бы вы начали с другого конца…- с некоторой растерянностью проговорил Прохор Иванович. – С критики статьи, а говорите так, будто согласные.
- А почему бы мне ни встать на точку зрения г-на Добрякова? Вот вы меня да автора и опровергайте, если сможете. Я смог бы, да не хочу сегодня тратиться.
- Да полноте! – отмахнулся отец Гермоген. - Вы встали на единственно правильную точку зрения, и не стали защищать тухлую. Только и всего!
- Подзуживаете? Извольте, можно другую позицию занять и доказать обратное. Не быть нам господствующей нацией, несмотря на обилие запасов. Почему, спросите? Пожалуйста, отвечу: по доброте нашей душевной, да и духовной тоже!
- Это как же? Не понял вашей мысли, извините.
- Позвольте, я издалека начну. Возьмем, к примеру, Иоанна Грозного. Почитайте Карамзина, его описания душегубств. Скольких людей зазря погубил – несчетно!
- К чему это вы? Время было такое – смутное, военное, - стал возражать Прохор Иванович. - Он хотел державу укрепить. Перегнул палку, но ведь дела ради! Пусть царь и заблуждался против кого, но ведь Курбский его предал! Факт.
- Вот-вот, - обрадовался студент. – Вот те рассуждения истинно русского человека, что я хотел услышать. Вы, отец Гермоген, с Прохором Ивановичем согласны?
- Э-э… вообще-то да. С одной стороны. Хотя с другой стороны надо признать, что Иоанн Грозный был с грехом. По его приказу уморили митрополита. Так что…
- И эти слова хороши. Истинно хороши, отец Гермоген! – возликовал отчего-то студент. – Значит, говорите, с «одной стороны» так, а с «другой» - эдак? А помните место в «Карамазовых», где у г-на Достоевского один персонаж утверждает, что откажется от мира, если он будет основан хоть на одной слезинке ребенка? Помните? Господин Достоевский умеет вводить в соблазн! Так вот мы, как истинно русские люди, с этим романным героем соглашаемся. А как же иначе? И Бориса Годунова г-на Пушкина осуждаем, но как только доходит до реальной жизни, до конкретных лиц, так сразу бац - делаем кульбит и начинаем – «с одной стороны», «с другой стороны». Не хотим судить прямо по совести. Вот вам и разрыв в нашей душе: деспотизм в литературе осуждаем, а в миру охотно ищем ему оправдание. Оттого и не сможем стать господствующим народом. Римской цельности не хватает.
За столом помолчали.
- Однако, - произнес Прохор Иванович, - в университетах хорошо риторике учат.
- Не в этом дело. Я перед вами сыграл роль – pro и contra. Сама роль подсказывает слова. И вы так сможете говорить, если войдете в выбранную роль.

Других листов более не было. Я переворошил папку. Одни документы. Я набрал межгород.
- Маша, здравствуй. Нашел твою справку.
- Ой, как хорошо. Как чувствовала – не стоит спешить выбрасывать старье. Вышли, пожалуйста, заказным письмом.
- Завтра пошлю… Слушай, я тут нашел листочки… с моим литературным опытом. Ты не знаешь, где остальные?
На другом конце провода помолчали.
- Наверное, там же - на антресолях.
- Откуда они взялись?
- Ты разве забыл? Ты писал, когда в общежитии жил. Мы только начали встречаться.  Когда тебя из общаги выселили, ты мне их отдал, чтоб чемодан полегче был. Так они и лежали у меня. Если там не все, то на антресолях еще белая папка должна быть. Может, там остальное…
Надо же, какая хорошая память. Помнит даже историю с общежитием… Случайный эпизод – подрался, выперли, через полгода восстановили в правах.
Я положил трубку и вновь полез на верхотуру. Отыскал белую папку, а в ней искомое продолжение.
Стал читать дальше. Меня поразило то, что я, будучи хоть с усами, но юнцом, мог так излагать материал. В молодости пописывают многие, особенно стихи. И я, оказывается, побаловался. Теперь мне захотелось узнать, чем я, другой, закончил начатую историю.

- Небесное происхождение человека и его земное существование означает, что есть жизнь при жизни и жизнь после смерти. Получается, что люди обречены на двойничество. Двоимся, тянемся в разные стороны – к земле и к небу. И ничего с этим поделать не можем. Лишь Богу дано преодолеть оное, явив себя нам, но Он этого не хочет. Отсюда неверие. То ли Он есть, то ли нет. Так что вы с нас хотите?
- Мол, грешили и будем грешить?
- А как соревноваться с небесными созданиями? Они там, во-первых, бестелесны, им пища не нужна, а соответственно, и борьба за нее. Во-вторых, они по бесплотности своей не обременены прочими телесными заботами. Отчего бы ни блюсти святость? А мне, даже будучи в сане, каково содержать семью, да будучи не в преклонных летах воздерживаться от земных радостей столь многообразных? Вот и получается: грешишь поневоле, и каешься, каешься, зная наперед, что все равно вскоре согрешишь.
- Во всем мера заповедана. Смотря в чем грешить, - стал утешать Студент. – Иные грехи лишь закаляют дух. Ну не девушка же вы…
- Вы посмотрите на него! – взвилась Полина. – Мы, значит, грешить не должны, а мужчинам, по слабости их природы, можно? Хотим равноправия, как у г-на Чернышевского. Правда, Авдотья Лукинична?
Студент не стал ввязываться в спор с женщиной, а продолжил мирную беседу с переменившимся по сценарному уговору отцом Гермогеном.
- Предположим, что Бог спустился бы к нам, подобно синайскому столпу, и спросил: «А теперь я хочу не даровать вам свои законы, а спросить вас: что хотите вы? Чтобы не было греха искушения, а была одна свобода вашей воли. Пусть  ваши пожелания станут законами вашего нового мира».
Студент набросил на плечи белую шаль, взошел на стул, сотворил  умиротворенное, покорное судьбе лицо, воздев руки на уровне плеч.
- Я внемлю! – объявил «Бог» сверху.
- Нет, это я буду Богом. Я буду внимать! – вдруг объявил отец Гермоген.

Все это мне начинало не нравиться. Не нравилось, что в молодости, оказывается, меня интересовало все то, что потом интересовать перестало начисто, но вернулось ко мне сейчас. Не нравилось, что я не знал, куда занесло меня в давней литературной игре, и не имеет ли это отношение к нынешнему появлению Ангела?

- Ты нас любишь? Скажи, ведь Ты любишь нас? Мы дети твои! – вскричал Студент. - Ты отшлепаешь нас, но потом простишь и одаришь сладостями?
«Бог» Гермоген печально взглянул на паству.
- Вас так много расплодилось. Я уже плохо различаю вас по лицам. Разве что по поступкам.
- Возлюби хоть нас! – взывал Студент. – И население деревни Протокино.
- Но как же я могу обделить других? Это не справедливо.  Я могу дать вам лишь одно – право жить, как вы захотите.
- Не хотим жить, как мы хотим! – заявил горячо Студент. – Хотим, чтобы Ты указал как надо!
- А как надо?
- Чтобы не было богатых и бедных! – попросил Прохор Иванович. – Чтобы жили без зависти.
- Чтобы мужчинам не было позволено того, что не позволено женщинам, - заявила Полина.
- Чтобы паства чтила не только форму, но и содержание, - добавил Студент.
- А вы чего хотите? – обратился «Бог» к Авдотье.
- Оставьте меня, богохульники! Затеяли непотребство!
- Бабушка уже ничего не хочет, даже молодости, - подытожил «Бог».
- Какая я вам бабушка? Мне пятьдесят три года.
- Мне – Творцу – виднее. А надо хотеть. А вдруг…? Мы же не знаем в какие игры Он с нами играет. А может, сейчас Он к нам присоединился?
- Что вы, батюшка, такое говорите? Какие игры?
- А что остается делать, как не играть? Если серьезно ко всему относиться, то давно вас смыть с лица Земли надлежало  бы.

Еще один листок содержал отдельный отрывок, но вроде, по смыслу был связан с предыдущим текстом.

- А не читали ли вы также роман г-на Достоевского «Идiот»?
- А чего он все Достоевским поминает? - шепотом спросил Прохор Иванович у отца Гермогена.
- Уж больно тонкий литератор. У него герои непременно говорят о возвышенном, потом делают подлость, после чего норовят свершить жертвенный подвиг, а затем опять ныряют в свой душевный подпол. И всегда на фоне роковых женщин. Студентам это нравится.
А вопрошающему отвечал отрицательно:
- Нет, не читал. Зато читал его «Униженные и оскорбленные». Не мое. Не люблю читать про униженных и оскорбленных ни у господ Успенских, ни у кого-либо еще. Тем, кому читать про них надобно, к сожалению, другие бумаги почитывают, а те, кто с сопереживанием внимают, так сами по себе стихийные гуманисты. Дело униженных и оскорбленных - сидеть и ждать, пока силы добра и зла меж собой не разберутся - кто победит. Если силы зла, то униженным и оскорбленным и дальше свою лямку жизни тянуть полагается. Если силы добра, то те накормят и утешат, исходя из имеющегося бюджета.
- Браво, батюшка! Как вы любопытно сей вечный вопрос изложили, - воскликнул студент не без тайной язвительности. На что отец Гермоген кротко ответствовал:
- Так что нового отобразил г-н Достоевский?
- Прежде хочу о старом напомнить. В «Преступлении и наказании» любопытная идея рассматривается. Некий молодой человек пришел к мысли, что преступление становится грехом, если совершивший воспринимает свое деяния как грех. А если нет восприятия сделанного как грех, то нет и самого греха, а есть ловко провернутое дельце-с. Да только ли суть в уголовщине? Предположим, Полине, как ангельскому цветку нашему, будет предложено стать любовницей богатой и уважаемой персоны, то примет она решение, исходя из своей оценки – «плохо - хорошо». Посчитает «хорошо», то за что же ее осуждать? Она сама себе бог и дьявол-искуситель.
- А хорошо ли это – самому решать?
- Справедливо изволили заметить. Общество считает, что нехорошо-с. А вот некий господин философ… немецкий, а стало быть, очень ученый человек, посчитал, что нечего другим людям навязывать свое мнение конкретной личности, стесняя тем его свободный дух. Иной индивид может и должен быть больше, чем обычный человек. Он может стать сверхчеловеком! Да и вся просвещенная Европа о том же вещает. Свободными мы должны быть. Без узды-с!
- А хорошо ли снять узду с человека? – вопросил отец Гермоген.
- А вот это мы узнаем в конце человеческого повествования. В конце человеческой комедии, как выразился мсье Бальзак.
- Нельзя отпускать человека на волю, - ворчливо заявила Аграфена. – Избалуется народ.
- Вот вам обратное мнение. Считай, глас народный! – указал отец Гермоген на Аграфену. – Так, по-вашему, зря крепостное право похерили, Агрофена Прокопьевна? Раньше крестьянин пил горькую с разрешения помещика, а теперь, поганец, вполне свободно, как гражданин!
- Чего-то я вас понимать перестал, - пробормотал Прохор Иванович. – Вы лучше вернитесь к началу… Вот, к примеру, пьесу можно было бы составить, где девушке, навроде госпожи Полины, некто богатый и уважаемый человек сделал известное меркантильное предложение из самого лучшего расположения.
- Ах! – воскликнула Полина и закрыла лицо руками.

Что ответила Полина, осталось невыясненным, зато следовало продолжение какого-то другого куска.

- И вот я вопрошаю: а если, следуя евангельскому указанию,  я, получив по левой щеке, не успею подставить другую, как  тут же влепят по правой, то как быть? Вопрос уровня г-на Достоевского! Тут тебе и унижение, тут тебе и оскорбление, и тут же возможность духом возвыситься!

Я не стал далее ворошить прошлое и отставил чтение. И не сказал бы, что испугался, но все равно решил отставить сие занятие. Если не знать о чем-то – то и не было такого.



               
Обсуждение

1
               
Затем было обсуждение. Предварительно я отнес экземпляры рукописи всем заведующим гуманитарных кафедр (спасибо Ирине еще раз). На доске объявлений вывесили сообщение о предстоящем совместном заседании с предложением всем желающим ознакомиться с представленными на грант работами.
Все эти дни я готовился к защите проекта. Почитал соответствующую литературу, начиная с Библии. Внес в рукопись изменения. Устранил несколько чересчур смелых предложений. Пришлось изменить концовку. Перепробовав несколько вариантов, мы с Иваном остановились на следующей заключительной формулировке.

Переход России к принципам демократии и возвращение страны к религиозным ценностям – важная веха на пути обретения нацией фундаментальных основ человеческого общежития, тысячелетней традиции народной и государственной жизни. Однако это не должно останавливать развитие светской науки, в том числе светского взгляда на богословские мировоззренческие проблемы. Дискуссия на эти темы докажет крепость демократического курса в нашей стране, составной частью которой является свобода совести.

(Первая половина текста принадлежит мне, вторая – Ивану.
- Мой демагогический посыл лучше, - заявил я.
- А мой интеллигентнее, - парировал Иван.)          
  Про себя же я дал зарок - не лезть в бутылку. Решил так: я честно повоюю, чтобы не прятать потом глаза от Ивана, а там – будь что будет.
Я вошел в аудиторию одним из последних. Помимо наших сидело двое гостей – Разуваев и  Ирина.
Пал Палыч занял свое председательское место, поздоровался, доброжелательно оглядел собравшихся и приступил к своему дипломатически непростому председательскому делу:
- Итак, рукопись кто хотел - прочитал, можно переходить к обсуждению. Регламент: докладчикам до десяти минут, выступающим в прениях – до пяти минут. Возражений нет? Приступим.
Первым взошел за кафедру Никитин. Разложил листки. Начал.
- Свою тему я назвал «Национальное и надциональное в мире, обществе и человеке: их конфликт и разрешение».
Я прикусил губу. Никитин-то оказался не промах. Как точно нашел то, что может заинтересовать Фонд. Или тоже у него благодетель отыскался? Возможно, завкафедрой подсобил. Я посмотрел на начальника Никитина – доцента Мурашова. Ему было далеко за пятьдесят, докторскую писал давно, да никак почему-то не мог закончить. Может, махнул рукой перед пенсией, а материалы отдал Никитину? Мурашов задумчиво поглядывал в окно, сцепив руки на объемистом животе, и его очки перемигивались с румяным солнышком. Лепота. Кажется, он меня зарезал. Его тема не идет ни в какое сравнение с моей неудобоваримой… И чего я предварительно не посмотрел тезисы конкурента? Иван мне голову заморочил своей уверенностью. Оставалась надежда, что Никитин дальше удачно заявленной темы не двинется…
Я взял себя в руки и сосредоточился на сообщении. Речь струилась гладкая, текст соответствующий. Без сенсаций. Автор объяснил важность национального и диалектическую значимость интернационального. Рассказал, в частности, как Советский Союз захотел при Горбачеве вступить в кооператив «общеевропейского дома» и что для этого было сделано, но забыл при этом поведать, как нам дали пендаля. Даже роспуск «империи» не помог. Обогнув прочие режущие углы, докладчик плавно перешел к методологическим аспектам познания мировых глобальных процессов в свете национальной специфики…
Когда Никитин закончил, мне оставалось констатировать, что позиции у соискателя в разрезе соискания гранта были в целом неплохие. За исключением одного пункта - не к нему, а ко мне спустился Ангел. Правда, «добро» Он мне не давал, но ведь небесные силы не могут с ходу открыть свои карты. Я попытался переговорить с Ангелом, но он пресек попытку сразу: прошелестел, что не имеет права вмешиваться в земные дела. Я, естественно, отстал. Но что я читаю через стенку Он, по моему разумению, не мог не знать. А раз меня не остановил, то я почти спокойно взошел на кафедру.
- Тема моего выступления: «Библия как вневременной документ». (Был другой вариант названия, в духе современной научной болтологии: «Библия как вневременной дискурс», но Иван уперся.) Исходный пункт исследования состоит в следующем: У Библии есть время и место написания, хронологические рамки действия, исторический ландшафт, и с этой точки зрения Книга имеет все признаки исторического документа. В то же время Пятикнижие можно обоснованно рассматривать как текст надысторический, вневременной, а с появлением Нового Завета и надэтнический. Значит, мы можем не только читать о происшедших некогда событиях, но и анализировать текст критически, как источник по осмыслению человечеством понятий Добра и Зла; как своеобразное руководство пути, по которому идет человечество от Адама; пути, по которому прошел сам автор Пятикнижия и вынес свой опыт на страницы Книги. О чем Автор пытался поведать нам, его потомкам? Традиционное богословие трактует его труд, лишь как пересказ древних событий, не замечая, что автор Пятикнижия не просо описал их, но попытался донести свое сокровенное знание. Какое именно и о чем?
Почему-то считается, что Творец неизменен в своем опыте. Но почему Бог не может развиваться как личность (а что это Личность - не вызывает сомнения)? Разбор текста Пятикнижия не есть богохульство, ибо цитаты приводятся без искажения, а материал дает пищу для размышления о том, сколь сложен путь к Истине. Библию верующие понимают так: Творцу нечего познавать, Он все знал и понимал изначально. Текст Пятикнижия свидетельствует об обратном. Моральные абсолюты не существуют изначально. К ним приходят потом и кровью. Даже Бог. Создавать атомы и закон гравитации сложно, но, оказывается, познавать мораль еще сложнее. Бог начал с поучения как Высший с малоразумными, а закончил равноправным диалогом с людьми. Таков вывод, сделанный в представленной работе, открывает перспективы дальнейшего осмысления фундаментальных основ нашего бытия. Так, по крайней мере, мне кажется. Такая работа была бы поучительна, и она не в коем случае не подрывает основы религии. Если, конечно, под религиозным опытом понимать не слепую веру в провозглашенные догматы, а интеллектуальную и духовную работу. Можно спорить: создал ли труд человека, или он результат божьей прихоти, но верно то, что людям труд никогда не мешал, в том числе трудовой опыт духовного познания. Спасибо.
- Кто хочет высказаться или задать вопрос? - спросил Пал Палыч.
Поднялся преподаватель с кафедры права.
- Я внимательно прочитал вашу работу. Лично у меня она протеста не вызвала. Но у нее есть один занозистый угол – она получилась зубодробительной. Ее наверняка завернут еще в Москве. Она несвоевременна.
- Понятно, - откликнулся Пал Палыч. – А есть возражения по сути работы?
- У меня!
Поднялась преподавательница с кафедры философии.
- Критика Ветхого Завета имеет давнюю историю и ничего нового я лично в предлагаемом реферате не нашла. Например, муссирование вопроса о египетских казнях… Ну, сколько можно? Ответы на эти обвинения уже даны в богословской литературе. То, что Бог разрешил занять у египтян золото и серебро есть возмещение за недоплаченную израильтянам работу. Это акт торжества справедливости и не более того.
Тут я не удержался от сарказма.
- Спасибо Зинаиде Марковне за разъяснение. Теперь мне понятны сакральные истоки марксовой теории прибавочной стоимости и его призыва к экспроприации эксплуататоров.
Зинаида Марковна пожала плечиками и села.
Я решил, что настал момент добавить оговоренную с Иваном ремарку.
- В предлагаемой работе упор делается не на критику Ветхого Завета. Нам… мне интересно другое. Ветхий завет скрывает некую тайну. Нет в мире священных текстов, где Бог выставлялся в столь… странном свете. Ведь вполне можно было опустить все вводящие в смущение детали – и про египетские казни, и прочие сомнительные поступки, а живописать исключительно положительные действия. Так, кстати, поступили в четырех Евангелиях, а прочие жизнеописания Иисуса, где хоть как-то бросалась тень на Христа, отбрасывались. Например, было отвергнуто евангелие о детстве Мессии, где описывалось, как он погубил детей насмехавшихся над ним. Почему же автор Пятикнижия пошел не традиционным путем всемерного возвеличивания своего Господина? И почему поздние редакторы не подчистили его труд? Разве над этой загадкой не интересно поломать голову? И разве возможные ответы не будут поучительными?
Тут поднялся другой представитель кафедры философии.
- Разрешите мне. Вы подходите к Богу с позиций логики. И это ошибка. Бог вне земной логики. Божественное - слишком обширное понятие, чтобы его мог вместить человеческий разум. Это все равно, если бы средневековые ученые взялись анализировать компьютер. Может быть, по ходу обсуждения они высказали бы ряд интересных умозаключений о сем предмете, но в целом их попытки выглядели бы для нас смешными.
Оппонент сел. Надо сказать, что мы с Иваном обсуждали этот вариант: мол, не нашего ума эти тонкости. Я ответил, как мы договаривались.
- Конечно, проще простого вывести какой-либо предмет за рамки анализа, исходя из тезиса, что это умонепостигаемо. Но тогда зачем существует богословская литература? Зачем рассуждать о том, о чем невозможно составить понятие? А как же быть с античной философией? Как они смели рассуждать о том, о чем не могли иметь опытного понятия – об атомах, о природе вещей? И разве суждения Гераклита, Анаксагора, Аристотеля выглядят нелепыми в наш просвещенный век? Ничего подобного! Без этих первых ступенек на пути знания мы сейчас не имели бы понятия, что такое компьютер. Пусть Бог как явление Вселенной человеческим разумом не постигаем, но автор Пятикнижия стоит на иных позициях. Он подробно повествует о деяниях своего Бога, вынужденно маскируя свою позицию, что не помешало ему дать свой труд в стройном логически выверенном изложении. Пятикнижие не есть сборник поучений Творца, как в Коране, а летопись деяний Бога перед лицом Человека. Логика в этом случае вполне уместна. Даже теологи признают за капитальный труд «Критику чистого разума» Канта. В нем обозначены и обоснованы границы человеческого познания или, если хотите, границы компетенции человеческого умопостигания внешнего мира. Так вот формула, выведенная Кантом, гласит: То, что Он сообщает о Себе, то человеческий ум и способен усвоить. И Пятикнижие, как раз тот случай, где Он сообщает о Себе.
- Спасибо за развернутый ответ. Кто еще хочет высказаться?
Пал Палыч был беспристрастно вежлив, но мне показалось, что именно в этот момент он пришел к определенному мнению относительно меня и представленной темы.
Поднялась Маргарита Петровна с нашей кафедры. Я несколько напрягся. Отношения у нас были ровные, но непонятные.
- Меня давно интересовал простой вопрос: что означает фраза «создал Он человека по своему образу и подобию»? Не значит же, что у Бога есть печень, легкие, руки-ноги и прочее. Конечно, в этом тезисе можно увидеть отголосок того времени, когда человек представлял богов антропоморфными, впрочем, как и сейчас во многих религиях, включая христианство. Я так и понимала… в недавнюю эпоху атеизма. Но раз сейчас мы переквалифицируемся в обязательно верующие, а иначе неприлично, то данный вопрос у меня возник снова. Нам остается считать, что фраза эта относится к духовному образу и подобию Бога. Но это меняет дело! Хотя мы есть подобие - пусть и отдаленное подобие - Бога, но мы же пытаемся себя понять логически, то почему бы не использовать метод подобия в обратной, так сказать, проекции? И получается: не поняв Бога, мы не поймем до конца себя, и, наоборот, не поняв себя, нам не дано понять Бога!
Я восхитился: ах, Маргарита Петровна, как хорошо подсекла философа. Знай наших! Тут я добавил также заранее подготовленный экспромт.
 - Божество делается Богом через поклонение. Для того Он и создал человека «человеком поклоняющимся». А тому удалось вырваться из-под влияния Бога, и в своих языческих культах люди низвели Его до уровня божества, да к тому же раздробив ЕГО Личность на многих божков. Я вижу в этом суть конфликта Бога и Человека до появления монотеистических религий.
Мне тут же ответили.
- У вас получается исследование и расследование. Одно дело, исследовать библейские темы и разгадывать неясные места библейской истории и совсем другое расследовать деяния Бога. Вы прямо-таки готовы завести дело на Бога!
- Не по чину берет! – послышался чей-то шепот.
Поднялась еще одна представительница прекрасной половины кафедры права. Женщина пожилая, не изжившая марксизм в своем мировоззрении, но от этого не страдающая «комплексом неполноценности», поэтому ей ближе оказалось моя позиция, то бишь Ивана.
- Богу нужно обожествление. Ведь Он о себе знает все. Что я имею в виду? Возьмем человека и муравейник. Человек по отношению к муравейнику – кто? Он всемогущ. Он может устроить муравьям конец света, а может поощрить, - кинуть им гусеницу. Но если для муравья человек - Бог, то сам человек знает, что он на деле не Бог. И в этом вся загвоздка. Вот и Бог; он для нас - Бог. Для верующих Кришна – Бог, Вишну – Бог, Яхве – Бог, Христос – Бог. И все они всемогущие и всеблагие. Но они-то сами знают пределы своего могущества, они-то знают, кто они на самом деле. В этом их главная тайна. Атеисты, вероятно, не правы, считая, что внешнего разума над нами не существует, но и верующие в своих богов не правы, считая их всемогущими. Они приписывают им то, чем они действительно вряд ли обладают: особыми сверхморальными качествами, полным господством над Вселенной, над временем, над смертью… А вот древние культы были свободны от такого рода мифологизации. У них боги и смертны, и не всемогущи и не вольны над временем. Мне близок вывод в реферате, что древние люди были ближе к природе, к Космосу, а может быть, и к Высшим Силам, контактировали с ними иногда напрямую и потому на интуитивном уровне точнее понимали сложность надмирового бытия. А их преемники упростили мир богов. У них остался лишь один Бог, одна космическая реальность, один путь и один выбор. Космос стал одномерным и примитивным. Один Бог, одна фатальная воля, одна реальность в двух ипостасях – Рая и Ада. Все! Мне близка мысль о том, что древние в чем-то были мудрее нас. Это потом мы решили, что они глупее нас, потому что мы достигли больших успехов в науке и технике. Правда, в эту плоскость ввинчивается перпендикуляр в виде сатаны, имеющего свою волю, власть и подданных. Но и его объявляют результатом воли Бога. Простеньким ходом устраняют проблему. Мол, Бог захотел и создал его, а когда захочет, то уберет его с шахматной доски. А захочет Он почему-то очень даже не скоро. В Ветхом Завете  рефрен один – веруй в меня, веруй, а то тебя покараю, а то тебя задавлю. Странно это для всемогущего Бога, создавшего Вселенную, звезды и планеты. Чего Он суетится, чего боится, если Он один в мире? Такая силища должна придавать ему уверенность беспредельную. Все-таки Он хозяин всего живого и даже мертвого. После смерти человека Он единственный судья и распорядитель души его. А в своих посланиях Он почему-то демонстрирует страх, что люди переметнутся к другим силам. Странно. Чего Он боится, если кроме него других богов нет? Чего грозить людям карами за поклонение Вишну или Кришну, если их не существует? Или все-таки другие боги есть? Или все же на Небе идет невидимая нам борьба за сферы влияния? Ведь сам Бог признал, что идет борьба между Творцом и Падшим Ангелом. Тогда понятно беспокойство Яхве.
- А если Богу Сатана нужен для того, чтобы списывать на него свои грехи? – подала вновь голос Маргарита Петровна. - Вот вам и объяснение того, почему всемогущий Бог все откладывает и откладывает свою угрозу надрать уши дьяволу. Проходят тысячелетия, а экзекуции нет. А может, и не наступит она, пока живо человечество. А не станет человечества, то и надобность в Сатане отпадет. Такая форма существования называется симбиозом.
Собравшиеся загудели. Пал Палыч понял, что обсуждение перерастает в неуправляемую дискуссию, и разрешил мне сесть.
Далее, исходя из протокола собрания, высказались ряд других участников. Вот резюме их выступлений.
Иваницкая З.В.
- Я не сведуща в богословии, но знаю, что Спиноза в своем трактате «Этика» утверждал, что Абсолюту, как источнику и сосредоточению всего сущего, нельзя дать адекватного определения извне. Наблюдатель просто не знает, что внутри объекта.
Реплика из зала:
- По этой логике звездам мы тоже не можем дать определение? Откуда нам известно, что у них внутри, почему они дают жар и свет в течение миллиардов лет?
- Ну, о них-то мы уже как раз кое-что знаем. Про термоядерные реакции, фотоны и прочее. Но главное - это неодушевленные предметы, и потому они открыты для наблюдения. А что делать, если Абсолют закрыт и делает это специально? Так что определить, что нам не дано в ощущениях бессмысленно. Это сплошное гадание. То ли Абсолют – это Бог с человеческим обликом, то ли бестелесный дух - знать нам того не дано. 
Радкевич О.Г.
- В чем я вижу коренное расхождение с ортодоксальными верующими? Для них Бог абсолют во всем извечно. Арсений Константинович же считает, что это не так и опирается в своем утверждении на историю взаимоотношений Бога с человеком. Когда не было Вселенной, Богу мораль была не нужна. Не было в ней необходимости и когда Он творил звезды и планеты. Потребность в моральных нормах возникла, когда были сотворены живые существа по божьему образу и, добавлю, божьему разумению. Что немаловажное обстоятельство. И когда они обрели зачатки свободы воли и поступков, и возникла необходимость реагировать на них, давать им оценку, тогда и появилась мораль. Но не в целостном, отточенном виде. Ветхий Завет ясно показывает, как осваивал новую оценочную сферу Бог. И это далось ему далеко не сразу и не легко. То есть, по тексту представленной работы, видно как развивалась Личность Бога. Для верующего, возможно, такая постановка проблемы противоестественна. У автора иная задача: продемонстрировать не только диалектику развития сущего, даже если это Высший Разум, но и показать величие Бога и Человека в их соотношении и взаимосвязи. Обе стороны учатся друг у друга, стимулируют друг друга и, соответственно, нужны друг другу, иначе давно бы уже состоялся Страшный Суд, Апокалипсис, и Бог завершил бы свой эксперимент. Однако этого не происходит. Человек до сих пор интересен Высшему разуму. Взаимовлияние Бога и Человека есть диалектические стороны одного процесса – перехода от чисто физико-химической эволюции Вселенной к интеллектуально-моральной и потому - что следует из представленной Горенковым реферата - Бог с помощью Человека следит за развитием абсолютно новой и чрезвычайно интересной стороны эволюции Вселенной. Выходит, Человек не раб божий, а достойный сотворец Бога. Он опора Бога, а не пассивная масса! По-моему, перед нами прекрасная заявка на интересную тему.
- Бог, бог, - проворчал сидящий рядом представитель кафедры права. – Все вокруг основано на том, кто кого и не более того.
Я ему одобрительно улыбнулся. Хоть один мыслил практически. А спор не угасал.
- Эволюция Творца в частности видна в том, что Адам и Ева были изгнаны из Рая за любопытство, а ныне – и христианские теологи вряд ли будут возражать – за жажду познания Бог награждает Раем. Если это познание ведет к добру, конечно.
Я сидел, как потерявшийся в лесу. Все уж больно умными оказались. Хорошо хоть вопросы мне не задавали.
Последним взял слово представитель администрации города Разуваев И.Н.
- Позвольте мне, как бывшему члену вашей корпорации, высказать свое мнение, и следом за докладчиком озвучить еретическую мысль. А может быть мы и есть боги? Это возможно, если возникновение жизни на Земле и человеческого разума - счастливая случайность. Во Вселенной триллионы звезд и миллионы планет. Бесчисленное число раз в раскладе элементов Природы выпадал нечет, пока ни выпал чет. В энергетически заряженной материи родилось биологическое вещество, давшее начало эволюции органической материи. И вот мы - люди, явили себя миру! Только большинство не верит в свою избранность и потому ищет более мощную силу, чем они сами. Но страх не отменяет миссию человечества. Для Вселенной мы можем стать богами, а можем и не стать. Тоже вариант игры в чет и нечет. Но в любом случае, если из Вселенной не поступит внятных сигналов от разумных существ или Верховного Существа, значит, мы объективно кандидаты в боги. Есть и другой вариант. Что если мы следствие генетических экспериментов внеземной цивилизации? Они создают разные формы жизни и смотрят, что получается. И мгновенная по геологическому времени гибель динозавров и прочих ящеров 65 миллионов лет назад не результат падения гигантского метеорита, а следствие осознанного прекращение эксперимента, зашедшего, по мнению экспериментаторов, в тупик. После чего они начали поиск иного варианта эволюции, который и привел, в конечном счете, к выделению из животного мира человека. И с человеком у них не раз дело заходило в тупик. Приходилось уничтожать созданный генетический материал, всяких там питекантропов и австралопитеков, и начинать новый эксперимент. В этом ряду находится упоминание в  книге «Бытие» о великанах и сынах божьих, смытых потопом. Каждая из этих версий имеет право на существование, но ничего доподлинно мы не знаем. Историки по большей части описывают зафиксированные факты, при этом нередко не в состоянии вычленить важнейшие причинно-следственные связи. Незнание заменяется гипотезами в лучшем случае, идеологией в худшем. Поэтому некоторые интеллектуалы относят историю к феноменологии. Но ясно главное: дело человечества жить и развиваться, стараясь не уничтожить себя ненароком, или чтобы не уничтожили нас, как очередную зашедшую в тупик эволюционную ветвь. Вот ради этого, по большому счету, я считаю, и существует гуманитарная культура, как отрасль познания и социальной мобилизации. В ряду этой линии и находится представленная здесь работа. Поэтому, я считаю, что она вполне может быть выдвинута на соискание гранта, как отвечающая предъявляемым требованиям. К тому же объем возможного исследования предполагает привлечение к разработке темы других ученых университета в рамках коллективной монографии. Тем более, как я убедился, коллегам есть что сказать. Спасибо.
Разуваев сел. Народ почтительно молчал. Пал Палыч выдержал паузу, чтобы все прониклись сказанным товарищем из мэрии, и предложил  завершить прения…


2


- Ну, как тебе обсуждение? – спросил Иван.
Вообще-то это мне следовало задать гостю этот вопрос, но я чувствовал себя изнуренным. Странно, мешки я не таскал, и заседание прошло хоть и бурно, но мирно. Было предложено соломоново решение: представить Фонду (и Москве) обе темы. Пусть сами решают, что им подходит больше. Но прошло второе - еще раз взвесить «за» и «против» на Ученом Совете университета и там окончательно утвердить одну из заявок.
Мы стояли у его машины, Разуваев ковырял замок ключом, а я косился по сторонам, не испытывая желания, чтобы нас видели вместе.
- Забавно все же обсуждать проблему невидимки под кодовым названием «Бог». Ты слово, тебе слово. Ты - два умных слова, тебе - тоже умно отвечают тремя. И всё с таким тоном, будто наши свекрови лично беседовали с божеством, - ответил я с облегчением наблюдая, как Иван открывает дверцу.
- Да-а, обсуждать наличие Бога потруднее будет, чем найти стройматериалы для ремонта школы. Ну, бывай. Созвонимся.
Я проводил взглядом задок демократичных «Жигулей» и повернулся, дабы отбыть домой. И вздрогнул от неожиданности. Еще бы не вздрогнуть, если у тебя за спиной неизвестно как оказалась девушка, и ты встретился с внимательным взглядом ее серых глаз.
- Здрасьте, - бухнул я машинально. – Ах, да, мы уже виделись. Ну, как вам обсуждение?
- Любопытно… Если бы не поддержка Ивана Николаевича, пожалуй, что и запороли бы вашу заявку.
- Тогда одним безумцем на свете стало б меньше.
- А вы - безумец? Что-то не похоже.
- О-о, вы меня не видели в парилке! Как я безумствую с веником…
- М-да, жалко, женщин туда не пускают. Или пускают в отдельных случаях?
Я озадачился. Вообще-то это называется кокетством… и приглашением к определенным отношениям.
Я внимательно, но, маскируясь широкой улыбкой свойского парня, поглядел на Ирину.
«Или провоцирует?»
Глаза ее были серьезны, как у училки, добивающейся ответа на ребром заданный вопрос у старшеклассника: он это сделал или не он?
Чего она ждет: похвальбы уверенного в своей сексуальности самца, или ответ интеллигентного, разборчивого в связях, мужчины? А ведь ждет чего-то… Чего она от меня хочет?
- Вам в какую сторону? – спросил я. Когда не знаешь, как отвечать на вопрос, задай свой – пусть отвечает вопрошающий.
- Наверное, туда же куда и вы. Надеюсь, вы не забыли об отложенном интервью?
Я не знал, что и подумать. Зачем ей мои ответы, когда наговорено уже достаточно? Познакомиться хочет? И ведь домой нельзя пригласить. Повод есть – возможности нет. Как в старших классах, ей богу.
- Не забыл. Можно посидеть в кафе.
Она на меня странно посмотрела. Еще бы! Тут иногородняя девушка набивается, а этот библеист, получается, отнекивается.
- Давайте лучше я задам вопросы по телефону, а вы мне продиктуете ответы.
Я обречено кивнул.



Вечеринка

1

Однако первым позвонил Иван.
- Завтра в газете появится корреспонденция о заседании кафедр. Круги пошли… И еще, раз ты втянулся в это дело, приглашаю тебя на одну вечеринку. Будут люди библейскими вопросами интересующиеся, и разговоры будут вести соответственно умные. Я их заведу, а ты послушаешь их споры, подкуешься.
Я в таких случаях не возражаю, потому что мне давно все ясно. Я – историк и потому знал, откуда что бралось касательно религии как социального явления. Все определялось силой. Обычно сила - за государством, поэтому оно определяет есть ли Бог или нет его. Коммунисты посчитали, что Его нет, и общество стало вполне атеистическим. Потом власть сменилась и новые властители приняли решение объявить Бога существующим. И общество, сделав кульбит – опля! – стало вполне религиозным. Государство определяет так же, какая форма религии будет господствовать. В Европе царило католичество, потом в ряде стран правители решили, что протестантизм им подойдет больше. И вот народ исповедует новую «правильную» религию. Так же происходило с исламом и византийским христианством. Что князь или хан решал, то и принималось, как единственно верное учение. Так, спрашивается, причем здесь Бог? Но если кому-то хочется поговорить на отвлеченные темы, я готов покивать в ответ.
- Отлично. Когда?
- Сегодня в семь. Я подъеду, заберу тебя.
Так я оказался в странной компании, будто пахнуло шестидесятыми годами. Оказалось, кому-то есть еще дело до решения вечных вопросов. И это мне было непонятно. Грантодателей понять можно. Деньги были явно сброшены в фонд каким-то миллиардером, не желавшим отдавать их без пользы в зачет налога на наследство. И сотрудникам фонда надо было потратить чужие накопления так, чтобы и богач был доволен перед встречей с вечностью, и они были при деле. Но у нас, бесплатно, кому, казалось бы, охота решать квадратуру круга? Есть Бог, нет Бога – науке это неизвестно. Потому занимайся тем, что обеспечивает твою жизнь в данной среде и в данных условиях. Так нет, есть еще любители указать пальцем в небо и вопросить: «И как сие понимать? Я недоволен». Етит карандаш…
Без пяти семь я стоял, как постовой, у подъезда. Без одной минуты подъехал Иван. Были бы 30-е годы, можно было смело писать на него донос в компетентные органы: «Не наш человек… Никогда не опаздывает, слово держит!»
- Куда едем? – бодро спросил я, разместившись на месте штурмана. То, что вечер не мог быть у него дома – было ясно, как день. Кто же этот счастливчик с большой квартирой, что мог принять разношерстную толпу?
- Хозяева тебе известные… по фамилиям в газете. Они работают в редакции, зато внеслужебное время… В столице бы сказали – держат салон, а у нас – это просто посиделки в зависимости от событий. Ныне такой повод имеется – у одного из местных поэтов вышел сборник стихов.
- Значит, пить будем?
- Ну-у, никого, в принципе, заставлять не будут.
Это был мой пунктик. Я был убежденным трезвенником, то есть пил мало и только в свое удовольствие.
- Понял… Как на рыбалке. Все пьют по настроению и в зависимости от улова.
- Кстати, хозяева пригласили Ирину. Она непьющая… во всяком случае так себя аттестовала. Хозяйка тоже… с вами за компанию пить не будет. Ты, получается, будешь третьим. Я тоже воздержусь, как лицо официальное.
Получалось все лучше некуда: и перегаром на Ангела не придется дышать, и интервью дам на трезвую голову.
Подъехали на знакомую мне улицу, к известному мне дому (в нашем среднем по размерам городе это было вполне объяснимо), поднялись на третий этаж, позвонили. Открыла хозяйка.
-  Екатерина Павловна, - представил ее Иван, - а это Арсений, мой коллега по институту.
Я расшаркался перед хозяйкой, тут и хозяин подошел.
- Это Вадим Семенович, завотделом в нашей газете, а это тот самый Арсений.
- Ага, - сказал Вадим, - пожимая мне руку, - заметка уже пошла в номер. Скоро станете знаменитым… на десять минут.
Пара мне понравилась. Типичные советские интеллигенты-гуманитарии, которые теперь вымирали как тип и социальное явление. Так что передо мной стояли в некотором роде раритеты. Я по возрасту в это сословие не попал, но мог наблюдать их у себя в институте, то бишь университете. Эти людоведы до сих пор тратили изрядную часть своей зарплаты на книги, отдавая им лучшую часть своей драгоценной жилплощади. И никак не могли, блин, научиться брать взятки.
Меня провели в комнаты. В зале, за пустовавшим еще столом сидело четверо мужчин. Быстренько, на глазок, познакомились. Тесное знакомство, естественно, произойдет после того как… А на трезвую голову, какое братание?
- Чугуев Александр, - представился крупный мужчина на американский манер. Это американцы (в кино) представляются, называя не только имя, но и фамилию, а может быть, и номер карточки социального страхования. 
- Виктор, - назвался второй. Потом выяснилось, что фамилия его Шаров.
Вид у него было как у трудовика средней школы.
Третий представился по полной программе, и это было понятно.
- Я - Сорокин Василий, виновник этого торжества. Поэт. Надеюсь…
Поэт, естественно, был бородат, в старом свитере, из-под которого выглядывал воротничок еще более старенькой рубашки (в отличие от свитера ее приходилось носить и летом). Наверняка, предположил я, дважды разведен, пьющ и т.п. Короче, типичный представитель поэтического цеха.
Надо заметить, что в стихах я мало что понимаю. Некому было в детстве привить, объяснить, надоумить. Понятное дело, школьная программа на такие пустяки, как привитие интереса к поэзии, рассчитана не была (школьные программы вообще не ориентированы на привитие интереса к чему-либо), так что больше всего я боялся чтения стихов, после чего надо было выражать восторги и говорить умные фразы по поводу интонационной мелодики заявленной строфы. То есть рецензировать стихи за деньги я бы, пожалуй, смог, но врать, глядя в глаза и без того ушибленному талантом и отравленному напрасными надеждами человеку – нет.
Четвертый буркнул:
-  Алексей… Крухмалев.
Отзнакомившись, вернулись к прерванному делу. Спорили о политике. Кажется, об отношении к государствам СНГ. Возражал Чугуев.
- Что вы все «политика, политика»? Она только с Западом проводится, и занимаются ею обычные дипломаты. А с бывшими друзьями, какая дипломатия? Вот и строились отношения по понятиям. Дружим – я тебе что-то подешевле подбрасываю, поссорились – я тебе «стрелку» забил. Кремлевские ребята ведь из начала 90-х годов. Практика в те времена была специфическая, вредная для здоровья. Приобретенные тогда рефлексы еще долго будут срабатывать. Думаете, легко было пережить своих конкурентов? Отсюда их религиозность. Снятся ведь, да и свой страх не отошел… Ночью - разборка, утром - к попу на «Мерседесе». А тот ласково: «Бог простит…». На душе легче, и снова в бой. Только раньше делили городские рынки, а теперь мировой… Но сейчас они меняются, цивилизуются, но дров, конечно, успели наломать. На то они и дрова… Да и  соседи хороши. Как пожрать-попить, так с нами. Как счет оплатить, так задом к нам и в туалет, чтоб слинять…
Про политику рассуждать я не любил, специфические мнения низов о верхах меня никогда не интересовали, потому не стал задерживаться, а направился в соседнюю комнату к Разуваеву, который заинтересованно рассматривал книжные полки.
- Откуда их знаешь?
- Это мои просители… Работники школ, колледжей профессионального образования, кружков, секций и прочее. Приходили по разным своим надобностям. Так и познакомились.
- Понятно. А у других начальников отделов другие просители и другой круг знакомых? 
- Угадал.
- Значит у тебя в знакомых все интеллектуально-юродивые города?
- Ты говоришь так, будто владеешь ночным клубом.
- Да я больше над собой подхихикиваю.
- Крепись. Скоро ставки вашему брату поднимут. Бескормица закончится. Вновь вернется самоуважение.
Я благодарно приник к плечу Ивана.
- Спасибо, государев человек, на добром слове. Экономика должна быть экономной, но не до такой же степени! В советское время было ясно со статусным положением. Если человек кандидат наук, то это говорило о том, что он не лыком шит. А сейчас звание «кандидат наук» ни о чем не говорит. Парень с рынка богаче и влиятельнее. Поэтому, чтобы понять статус другого, спрашивают: «Ты - крутой?» Если не крутой, то будь хоть доктором наук, уважения не дождешься.
- Давай грант добывай. Может, тоже крутым станешь. Кстати, как тебе журналистка? Она сейчас тоже подойдет.
- Это хорошо. Я бы не прочь побольше узнать о мере ее таланта.
- Все вы, мужики, одинаковые, - проворчал Иван с женской интонацией в голосе.
- А может, у меня честные намерения?
 А может, и нет, - согласился Иван. – Командировка у нее кончается через десять дней. Так что не суетись… Или, наоборот, подсуетись.
Я рассеянно достал альбом живописи.
- Заметь, - начал я философствовать, листая страницы, - сколько обнаженной натуры. Совести у художников нет. Зачем им нудизм был нужен? Ведь что-то за этим кроется, больше, чем интерес к красоте тела, тем более что красивых тел тут не так уж и много.
- У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?
- Это отход от животного мира. Ведь для животных нет понятия обнаженного тела и стыда, соответственно. Кстати, читывал недавно одну книгу по этологии. Там автор старался выяснить, какие программы поведения идут от животных. Даже совесть попытался вывести… По-моему, это грубый материализм.
- И как по-твоему у людей совесть сформировалась?
Я с готовностью поделился своими умозаключениями.
- Мне видится так. Совесть – это эмоциональное переживание по поводу совершенных поступков. Например, во время охоты некто мог испугаться и спрятаться, тогда как соплеменники героически воевали с мамонтом. И его друг погиб. И вот этот прачеловек, понимая, что совершил нехороший поступок, начал переживать за содеянное. Это переживание – пролог к тому, что потом философы обозначили понятием «совесть», а затем включили в систему отбора положительных норм, названную «мораль». А вот как появилось у людей чувство стыда – понять не могу. Переживания близкие к совести у животных еще можно найти. Собака, сделав лужу в доме хозяина, переживает, а вот стыдиться она никогда не будет. И в Ветхом Завете честно писано: Бог Адаму и Еве чувство стыда не прививал. Стыдом они прониклись, когда вкусили запретный плод, и прикрыли свою наготу. Показательно, что Бог понял о совершенном, узрев их стыдливость. Спрашивается: почему Бог не считал нужным, чтобы люди знали стыд? Тогда правы нудисты. Раз стыд – плод «запретного плода», то долой стыд, как искусственно привнесенное, чуть ли не дьяволом!
- М-да, проблемка. Золотая тема для схоласта. Тебе и карты в руки… Хотя, погоди. Пожалуй, ты не зря зацепился за этот сюжетец. Получается, это от Бога как раз животная природа досталась? Адам и Ева ходили по раю, словно детишки трех лет, и повзрослели, лишь вкусив запретный плод. Значит, человеческая цивилизация есть отход от божественного и наращивание сугубо своего, независимого от божьего замысла. А это меняет всю перспективу. Тем более что намеки даны в самом Писании. Остается нам думать…
Тут вошел хозяин дома.
- Интересуетесь?
- Книги у тебя знатные, - согласился Иван. – Сколько бываю, столько раз и любуюсь. Жалко, что не хватит жизни, чтобы усвоить все, что мне интересно.
- Остается вспомнить афоризм Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное», - вставил я мудрое замечание.
- Но стремиться к этому надо. В этом суть человека и человечества. Все ему мало, - возразил Вадим Семенович. -  Благодаря этому мир такой, какой есть, а не такой, какой он у племен Амазонии.
Мне оставалось согласиться и отбыть обратно в зал. Компания уже распалась на пары. На балконе кто-то из курильщиков вещал:
- Я интернационалист, но все равно обидно, что Ельцин, гад, раздал русские нефтепромыслы израильтянам и мусульманам. И Аэрофлот, и телевидение. Хоть бы что-нибудь православным на корм дал.
- Ну почему, - возражал какой-то правдолюбец. - Потанину Норильск подарил. Тот, наверняка, тоже теперь в церкви верующего изображает.
- И почему мы дали себя облапошить? - не унимался первый. – Вроде бы, все понимаем, когда вот так разговариваем, а как приходит время голосовать, так будто идем задницу лизать. Инстинкт, что ли?...
Я раздумал выходить на балкон. Впрочем, оставшиеся в комнате занимались не лучшим делом - к ночи поминали Чубайса. Все эти речи меня не вдохновляли. Итак понятно, что человек человеку волк, свинья и баран.
-…Почему Чубайса никто не может переспорить? Потому что глаголит правильные вещи. Он говорит: «Раньше не было колбасы, зато были очереди. Даже водка с мылом исчезли. А сейчас всего навалом, да еще всех желающих за границу стали выпускать. Плохо, что ли?» И возразить нечего. Конечно, хорошо. Выпил, закусил культурно и поехал на иномарке по своим делам. А Чубайс продолжает: «Вот как о вас нынешние владельцы заводов и рудников заботятся, а то, что старые фонды поизносились, так для этого нужны частные инвестиции. А кто вложит в то, что принадлежит государству? Никто. Значит, надо и дальше все приватизировать». И опять вам возразить нечего. Чувствуете, что вас дурят, а как и на чем понять не можете. Чтобы суметь отгадать фокус, надо самому быть немного фокусником… 
Я направил стопы дальше и оказался на кухне, где застал хозяйку дома и… Ирину. Судя по полным кастрюлям и шипящей сковороде, они заканчивали приготовление к трапезе.
- Можно к вам, или вы о мужчинах секретничаете?
- Садитесь, - пригласила Екатерина Павловна. – А вы почему в политических диспутах участия не принимаете?
- Подожду, когда к футболу перейдут. Что я Чубайсу, что мне Чубайс?
- А я бы послушала, - сказала Ирина. - Как журналисту мне интересно мнение народа. Но еда на данный момент важнее. Может, вы мне осветите вопрос о бывшем главном реформаторе?
- Пожалуйста. Только я популярно объясню. Образно.
- Согласна.
- Как известно, население в своей массе делится на овец и волков. Когда грянула эра разрушительных, но кое для кого высокодоходных реформ, объявили: теперь овцы и волки могут жить свободно. Овцы, естественно, обрадовались. Ведь им теперь тоже можно становиться волками. Началась свободная жизнь с ее радостями и огорчениями. Вопрос: а какую роль стал выполнять Чубайс?
- Стал вожаком волков! – выпалила Екатерина Павловна, подобно примерной ученице в классе.
Я отрицательно покачал головой.
- Не прочь бы, но у него другая роль. Это роль…
- Пастуха? – предположила Ирина.
- Нет, для этого есть другие фигуры.
- Квалифицированного стригаля?
- Вот это в точку. Но, кроме того, он сыграл роль разводящего. Волки поначалу очумели от свободы и резали овец без разбора, а заодно и друг друга. Он же попытался упорядочить процесс. Поначалу волки ополчились на него. Но когда в разборках погибло достаточное число волчар, самые умные из них поняли роль разводящего в эпоху абсолютных свобод. Должен был появиться тот, кто не лез в вожаки, не был бы из овец, и мог регулировать процесс естественного отбора и естественного убоя с объективистских позиций. Чтобы…
-..и волки были сыты, и овцы целы, - хором закончили женщины.
- Совершенно верно.
- Теперь вижу, зря я сомневалась в том, что работа про Библию ваша, - вдруг объявила Екатерина Павловна.
Я напрягся.
- А кто, по-вашему, мог бы ее написать? Студент-заочник пятого курса?
Екатерина Павловна спохватилась.
- Не обижайтесь, но я от Ивана когда-то рассуждения на эту тему слышала, потому и удивилась: почему не он написал?
«Ну, Иван… Вот так и разоблачают шпионов иностранных разведок».
- Я делился с Иваном, он – с вами, так  идеи становятся достоянием масс.
- А вы к кому себя относите - к волкам или овцам? – спросила Ирина, нарезая огурчики.
- Точно не к волкам, но и, надеюсь, не к овцам. Впрочем, все овцы на это надеются.
А про себя подумал, что, пожалуй, отношусь к чеховскому персонажу «Вишневого сада», выгнанному из усадьбы. И сам же отверг такой вариант: никогда не любил проболтавших свою жизнь героев чеховских поместий.
- Тогда вам особенно трудно.
- Что? А… С волками жить не особенно трудно, хотя и опасно. Правила игры ясны,  надо лишь принять меры предосторожности. Ужасно, когда овцы начинают подражать волкам. Тут уж правил не дождешься.  А баран может боднуть под дых и когда сыт.
- Время волковатых баранов? И как жить в таком времени?
- А как жила интеллигенция в годы доктора Живаго и сестер Алексея Толстого? Выживала и пережидала, пока все не образуется. Уверен, как историк: со временем все утрясется, будет накатана новая колея, мы впишемся в нее и…
- Вы смирились?
- Хуже. Напугался. За эти годы выяснилось главное -  со страной можно делать все что угодно, ее население все стерпит. Это значит, ее судьба зависит от нескольких человек на самом верху. Как они решат, так и будет. Захотят ввести монархию - пожалуйста. Захотят либеральную супердемократию – сколько угодно. Захотят фашизм – так кто же против? И будь ты хоть гением - помешать невозможно. Поэтому все и ударились в развлекаловку, ибо ум уже не нужен. Нужно делать деньги, чтобы развлекаться, и развлекаться, чтобы восстановить энергию для делания денег. Корабль плывет, а куда капитан направит судно – в порт или на айсберг – дело исключительно капитана и владельца судна.
- Кажется, еще никто не сравнивал Россию с «Титаником», по крайней мере, в областной прессе. Надо будет использовать эту метафору, - произнесла Ирина ровным голосом. – Подарите авторство?
- Конечно. Можете еще применить ее к Западной Европе. Сравнение будет не менее уместным. Тамошние ребята на капитанском мостике тоже активно прокладывают курс в туман, причем демократично совещаясь с пассажирами. И те полны энтузиазма плыть в никуда.
- А там-то, что стряслось?
- Тамошние ребята проглядели, как миграция с юга переросла в колонизацию…
Наконец накрыли стол, и гости с хозяевами с некоторым трудом расселись за небольшим столом.
Разлили вино и водку, подняли тост за поэта. Вадим Семенович сказал, что поздравляет того, кто в годы безвременья не сломался, не забросил, высокопарно выражаясь, лиру в кусты, а продолжал сочинять.
- Получился отличный итоговый сборник. Недаром он так и обозначен: «1991-2000». От века минувшего к веку будущему. Все пройдет, и мы вместе со временем, а книжица останется. У меня в библиотеке немало таких книг. Авторов давно нет на свете, и пойми, зачем они, все эти Ахматовы, Цветаевы, Есенины выпускали на плохой бумаге мизерными тиражами свои сборники, на которых тускло проступают даты – 1918, 1920… Кто их тогда должен был читать? Не знаю, сколько читало их в те годы, но мы читаем их сейчас – в наступающем XXI веке. За тебя, Василий! За твой труд! За твою веру в разум человеческий!
Надо сказать, тост удался. Я не люблю произносить тосты за отсутствием «вокальных данных», и других не люблю слушать, ибо, как правило, говорятся банальности, типа «желаем тебе здоровья и всего-всего», а тут автор показал себя, что он настоящий интеллигент. Могикан!
Сорокин встал, расцеловался с тостующим, и застолье началось. Много шутили, еще выпили, еще закусили. Поэт все же прочитал два стихотворения, но весьма удачные: короткие и с юмором. И слава богу, что человек талантлив!
Ирина сидела наискосок от меня, я видел только ее профиль. Красивый, однако, профиль у девушки. Во всяком случае, на мой вкус… Я вздохнул про себя и перевел взгляд на Ивана. Он подпирал виновника торжества справа (слева сидели хозяева) и демократично разговаривал и с тем, кто справа, и с теми, кто слева. Чего я не понимал – зачем он сюда меня привел? Что-то замыслил, но что - непонятно. Ситуация прояснилась после пятой, кажется, рюмки. Разговор плавно перешел от личности поэта к материям не менее воздушным, чем стихи, но более понятным для меня.
Когда разговор вновь едва не скатился к обсуждению политики, Иван несколькими словами задал тон вспыхнувшему следом спору. Знал, хитрец, за какие ниточки дернуть. Мне оставалось вслушиваться и запоминать то, что относилось теперь и ко мне, как к ведущему городскому библияведу. Так началось мое обучение. Иван, кажется, всерьез уверовал, что меня могут позвать на какую-нибудь шибко ученую богословскую конференцию.
- Вот вы недовольны ходом процесса. Но это если брать поверхностный слой. Когда и кто из интеллигенции был доволен властью и ходом дел? Никогда и никто! Значит, суть проблемы в чем-то ином. Во-первых, всякая власть от Бога…
- Выходит, и вы, Иван Николаевич, от Него? – съязвил Чугуев.
- Как знать, может и такое быть. Но речь у церкви идет не о конкретных чиновниках, а о Власти как общественном явлении. Насколько я понимаю, это сродни тезису: каждый народ достоин той власти, которую имеет. А во-вторых, человечество повязано первородным грехом, так что рассчитывать на справедливость пока не может. Так Бог заповедовал. Потому, бейся муха о стекло - не бейся, а результат посвященным в тайну твердости прозрачного известен. Так или не так, Вадим Семенович?
Хозяин охотно подхватил провокацию.
- Когда человечество достигло интеллектуального уровня, на котором оказалось способным озаботиться проблемой силы и бессилия справедливости, то был задан вопрос: «Если Бог всеблаг, то почему страдают невинные?» А, правда, почему?
- Почему Бог не вмешивается в земные дела? Вы же читали роман Стругацких «Трудно быть богом». Они там убедительно доказывают, как опасно любое вмешательство в исторический процесс, даже самое аккуратное, - отвечал Иван.
- Значит, у них получается, что Гитлера убивать в 1932 году было нельзя. Человечество должно было пройти через мясорубку Второй мировой войны? – тут же полез возражать тот, что представился Виктором.
- Именно так. Иначе бы оно прошло через мясорубку ядерной войны. Надо было напугать…
- Ценой 50 миллионов жизней?
- А так потеряли бы 500 миллионов, да еще с массовыми генетическими мутациями!
- Интересный способ познания… Тогда почему гуманисты возмущались войной во Вьетнаме, и остановили резню в Руанде? Зачем вмешались в естественно-исторический процесс?
- Вот люди как раз имеют право вмешиваться. Это наш мир. Мы должны научиться в нем жить разумно. А если Бог будет вмешиваться, то прощай свобода воли. Мы начнем к Нему за советом каждый раз бегать – начинать посевную или погодить до четверга?
- Выходит, зря верующие к нему молитвы свои обращают – Он держит нейтралитет?
- Почему же? Помогает, но не действием, а вразумлением.
Тут уже и я не выдержал.
- А как быть с дьяволом? Верующие как раз верят в его прямое вмешательство и не находят в этом ничего противоисторического.
Иван одобрительно мне кивнул. Ирина лишь взглянула коротко в мою сторону и вновь повернула голову к «президиуму».
- Защита от дьявола прописана в божьих заповедях. Следуй им, и дьявол не страшен, - внес ясность поэт Василий.
- Да-а, вас не переспоришь, - добродушно ответил Иван.
- А спор не для того затевается, чтобы кто-то кого переспорил. Спор – для уточнения позиций, - ответствовал Вадим Семенович.
- Это дискуссия для уточнения, а спор…
- А спор – это прелюдия к мордобою, - вмешалась Екатерина Павловна. – Ладно вам, я пельмени принесла.
Пельменям гости порадовались, но спор не свернули. Иван продолжил свою линию.
- Обратите внимание: зло породил не Человек. Зло зародилось на Небе. Причем, в самом благословенном месте – в Раю!
- Эдем находился на Земле, - возразил Василий.
- Но Люцифер рожден на Небе! Почему никто не обращает внимание на такую деталь: Ева познает плоды Добра и.. Зла! Значит, зло уже существовало до появления человека, как характеристика Мироздания. Именно поэтому, - упрямо продолжил Разуваев, - зло среди людей неистребимо, ибо оно порождено Небом.
И тут меня удивил Алексей. Это был мрачного вида мужик с непременной бородой и длинными, зачесанными назад изрядно поседевшими волосами. На вид ему было лет пятьдесят. И облачен он был в свитер толстый вязки. Этакий геолог из фильмов шестидесятых годов. А ныне выглядел сектантом. Во всяком случае, я не мог представить его профессию в системе образования.
- А если энергия наших душ идет не в Рай или в Ад, а на подпитку вакуума? Откуда-то новая материя должна же образовываться! А вдруг человечество – это гигантская плантация, вроде тех, что сам человек для своих надобностей создает. Человеку нужна энергия, и он пашет землю, выращивает злаковые, разводит домашних животных. А почему бы и нас также не разводить? А накопленная в течение жизни человека энергия, которую мы называем душой, потом утилизируется.
- Ну, это пессимизм. А как же божья любовь?
- А коровка, которую хозяин ласково кличет Манькой, или хряк, которому за ухом чешут, наверняка, тоже оптимисты. Да мы их любим, как братьев меньших… но странною любовью. В ситуации, когда существуют много конфессий, а Бог молчит, не помогает людям сделать выбор между ними, тем более когда верующие убивают друг друга, вывод можно сделать такой, что на верху все равно кто с кем и против кого. Или Его нет, а религия – земное творчество. Только в последнем случае  появляется надежда, что мы - не бычки на ферме, а сами по себе вольны распоряжаться своей судьбой.
Ему кинулись возражать, но поддержал Чугуев.
- Я тоже готов привести убойный аргумент в пользу теории отсутствия Бога. Посмотрите, сколько мусора от человека! Животное поело, унавожило почву, и пошел круговорот веществ в природе. А человек изничтожает природные богатства и оставляет после себя мертвые зоны. Какое же он после этого звено в эволюции, заложенное Богом? Дал бы Он пакостить тому миру, который так любовно создал? Трудно представить. А вот представить появление такого животного как человек в ходе слепой эволюции возможно. Как возможно представить появление вируса чумы и холеры. А вот Бога, создающего бактерию проказы, представить трудно. Если, конечно, это милосердное религиозное существо, а не представитель внеземной цивилизации, использующий Землю в качестве испытательного полигона.
Я сидел как раз рядом с Чугуевым и потому имел возможность поинтересоваться его профессией.
- Я учитель химии.
Я понимающе кивнул.
- По вас сразу видно – бытие определяет сознание.
Парень благодушно рассмеялся.
- А я готов привести довод в пользу божественного существования методом от противного, - сообщил Василий Сорокин. - Вы же не будете спорить, что присутствие дьявола в нашем мире очевидно. Следы его деятельности многочисленны. Но, если существует его величество Дьявол, значит, существует и Бог. Земля отдана под опеку Сатане, а Небо безраздельно принадлежит Богу. Отсюда и кажущаяся неразрешимой проблема справедливости.
- Но почему? – воскликнула Ирина. – Почему получается такое разделение труда?
Я покосился в ее сторону. Спор, кажется, ее интересовал всерьез.
- А почему бы и нет? И Булгаков в «Мастере и Маргарите» это художественно  обосновал.
- Следуя этой логике, выходит, что Земля и есть Чистилище! - пробасил Крухмалев. - Кстати, буддисты в сущности того же мнения. Они считают, что спорить о богах не нужно, просто следует заниматься самоочищением души.
- А еще, может быть, Земля служит местом ссылки провинившихся душ, включая ангелов.
Я нервно обернулся на голос. Говорил Виктор, мужчина с худым вытянутым лицом. О таком лице еще говорят «лошадиное». Но ему шло. У Пастернака тоже было «лошадиное» лицо, и выглядел он красивым мужчиной. И у этого были черные большие глаза, что завершало его сходство с благородным конем.
- …И они либо маются, либо рвутся доказать, насколько осознали свою вину и исправились. А сущность свою выражают в творчестве. Возможно, Моцарт и Достоевский, Микеланджело и Булгаков – это падшие ангелы, вселившиеся в человека. И поэты, которые так рано умирают, всего лишь искупившие свою вину бывшие небесные жители.
- Какая поэтичная гипотеза, - воскликнула Ирина.
А я подумал о своем Ангеле… Может, он совсем не про мою душу? Или наоборот, готов вселиться?…


2


Вечер затухал. Норма была выпита, заготовленный паек еды выкушан. Пришла пора понемногу расходиться. Первой засобиралась Ирина. До интервью так и не дошло, поэтому я сделал первый шаг.
- Не желаете, чтобы я проводил вас?
Она кивнула.
Было холодно. Дул противный северный ветер. Зато в пруду безмятежно плавали утки.
- И как они не мерзнут? Вот повезло им с обмундированием, - позавидовал я пернатым.
Ирина поддержала меня.
- Жалко, что Бог не в перьях, тогда и мы бы сейчас не зябли. Чистили бы себе перышки - и все заботы.
- Это нам в испытание, - пробурчал я, безуспешно пытаясь увернуться от ветра. – В космосе холод собачий, а Они спокойно там летают без скафандров. Значит, в перьях… А нам испытание послали, чтобы мы, спасаясь от холода, цивилизацию построили. Теплую, уютную. Местами получилось, местами, наоборот, загадили Землю. Но богословы говорят, что у Него божественный План. Выходит, все идет по плану, и то, что мы мерзнем, и то, что в водоемы дрянь спускаем.
Пруд был грязен до безобразия. Как только утки терпели?
- Хорошо жить в соответствии с Планом. Все всегда ясно. Власть – от Бога, богатство – промысел божий, болезнь – божье наказание, бедность – божье испытание…, - продолжал я ворчать.
- А я недавно прочитала книгу воспоминаний актрисы Елены Прокловой. Она пишет, как ее дедушка учил закону жизни, христианскому по своей сути. Он говорил ей: представь, что ты идешь по узкой тропинке над пропастью. Навстречу человек. Надо разойтись так, чтобы не отдавить друг другу ноги и, тем более не столкнуть его в пропасть. Тревожная ситуация. Надо расходиться, держа равновесие. Вот разошлись и опять легко и хорошо. И так будет до конца жизни. И если ты сумеешь пройти по краешку до конца никого не столкнув, то можешь считать, что твоя жизнь удалась. Правда, хорошая метафора? А затем я подумала: вот я буду придерживаться того же правила, а что делать, если меня попытаются столкнуть? Упасть обречено или же начать бороться за себя, не останавливаясь перед тем, чтобы столкнуть обидчика? Где мера самообороны?
Задачка… Я не знал, что ей ответить, тем более, по-умному. А надо было. Все же автор трактата на библейскую тему. И тут я вспомнил фразочку из собственного сочинения.
- Трактуют сей вопрос по-разному. Иисус предлагал подставить щеку. Но если, получив по левой щеке, мне влепят и по правой до того, как я успею ее подставить, - как быть? Ведь я собственно того и хотел! Вот вопрос, и, боюсь, на него нет ответа. Впрочем, Достоевский дал ответ. Однажды на прогулке кто-то сильно ударил его по голове. Он упал, разбил лицо. Нападавшего задержали. Оказался какой-то подвыпивший крестьянин. На суде тот клялся, что это произошло случайно. Федор Михайлович заступился за обидчика. Попросил отпустить его. Судья назначил штраф. Шестнадцать рублей, кажется. И Достоевский, не будучи богатым человеком, сам же заплатил штраф. Каково? Отсюда вопрос-размышление: а что сделали бы вы? Мне бы лично захотелось морду тому ухарю набить, а не деньги давать, чтобы тот пропил за мое здоровье.
- А если тот крестьянин переродился, как иные персонажи у Достоевского в романах?
- Кто его знает. Что было с тем крестьянином далее - истории не известно.
Так, за разговорами мы дошли до трамвайной остановки.
- Ну, вам пора. Жена, небось, заждалась?
- Я не женат.
- Все вы не женаты наедине с молодой женщиной.
Я рассмеялся:
- Не часто встретишь женщину, которая умеет регулярно подкалывать.
- По этой причине от меня как минимум два мужичка уже сбежали. А третий подумывает.
- Кто таков, почему не знаю?
- Мой муж. Знать его не обязательно.
Хрусть…
И она выжидательно посмотрела на меня. В ответ я помог ей взобраться в вовремя подошедший трамвайный вагон. Ну, нельзя мне приглашать ее домой! Вообще никого. А может, мне показалось, что она ждала приглашение посетить мое лежбище? На кой черт я ей нужен?

3


Я вернулся в гостеприимный дом. Что-то осталось недоговоренным. А может, вернулся, чтобы просто досидеть вечерок в мужской компании. Хозяйка копошилась на кухне, остались Вадим Семенович,  Иван и Виктор Шаров. Рассуждали про политику. На этот раз я стал слушать. Эти банальности говорить не будут. Говорил Иван.
 - Почему либералы хвалят Горбачева и Ельцина? За то, что даровали глупому народу свободу? И за это, конечно, но все же по-крупному - это флер. Они их хвалят за то, что те были истинными разрушителями. Россию может порушить либо война, либо дурно понятые принципы свободы. Другим способом ее не развалишь. Мы оставили все худшее от старого режима и добавили все худшее, что есть на Западе. И подключение к тамошней канализации сотворили именно либералы. По видом критики сталинизма новые шеф-повара подсовывают тухлятину с деланным удивлением: «Чего нос воротите, ведь раньше хуже было». А может их Высшие Силы держат для расчистки исторического пространства? И час России, да и всей европейской цивилизации пробил! И мы должны уступить пространство другим народам и цивилизациям, новому циклу истории?
Я про себя вздохнул. В советские годы как все жарко мечтал о свободе, и вот она пришла. «Дорога должна вести к Храму! Иначе зачем она нужна?» – провозгласила передовая интеллигенция на заре перестройки. Но оказалось, есть и другие столбовые пути – к казино, например…. И еще, подумалось мне тогда: почему во времена несвободы появлялись титаны духа в искусстве, а пришло освобождение от цензуры и прочего диктата - и ни одной по-настоящему великой фигуры. Правда, была надежда на старых титанов духа. Я помнил как преобразились «старики»-корифеи, после 1956 года: Герасимов проставил мощный «Тихий Дон», Ромм – великолепные «9 дней одного года», Райзман – удивительную для его возраста «А если это любовь?», Пырьев экранизировал Достоевского… Так почему бы ренессансу не повториться?
Наши крупнейшие режиссеры и писатели – Климов, Рязанов, Захаров, Аксенов, Войнович - так громко жаловались на цензуру и бюрократов, то после упразднения первой и вторых я стал с нетерпением ждать шедевров. Но время шло, но ничего крупного не появлялось. Нет, сначала было весьма интересно. Мы увидели обнаженными известных актрис, а кинорежиссер-эстет Виль…. даже продемонстрировал голого Костю Райкина со всеми причиндалами. У нас на кафедры женщины впервые обсудили то, что раньше обсуждалось только мужчинами. Однако затем закралось недоумение: неужели в этом ню и состояло настоящее расхождение с Советской властью? Свобода слова вылилась в свободу мата, свобода предпринимательства – в свободу воровства, свобода любви – в гомосексуализм, свобода человека – в свободу от ответственности, и тэ дэ и те пе. Вот ситуация: Бог вернули, а ничего святого не осталось. Свобода почему-то получилась по Смердякову. Что сделали не так?…
Черт, не обошлось без проклятой политики. И вновь подумал об Ангеле. Может, и вправду он прибыл накануне назревающего Апокалипсиса, раз все пошло наизнанку? Тогда какая роль предназначена мне?…


4


На этот раз гостеприимную квартиру я покинул вместе с Иваном.
- Ну, как тебе вечер?
- Спасибо за доставленное удовольствие. Правда-правда, хорошо посидели. Давненько не участвовал в интеллектуальных дискуссиях. Молодостью пахнуло. А Виктор кто по профессии?
- Учитель истории и обществознания в колледже и завуч к тому же.
- Теперь понятно. А Алексей Крухмалев?
- Трудовик.
- Кто-о?
- Школьный завхоз и по совместительству учитель труда, автодела… и еще чего-то.
- То-то он на геолога похож.
- И с геологической партией ходил не раз…
- Тогда ясно. От земли, от сохи, и небось два неоконченных вуза в придачу.
- Если не три. Причем, один - ВГИК!
- Елы-палы. Ну и компания собралась. Один я с неинтересной судьбой.
- У тебя все еще впереди.
- Теперь я начинаю осознавать, куда и во что попал.
- Это все мелкие ягодки. Главное, чтобы люди продолжали пытаться мыслить. А то скоро совсем затухнем. Останутся лишь столично-республиканские центры….
В этом пункте я был с ним полностью согласен. Есть уровень мышления и есть уровень подачи мысли. То есть, человек может что-то излагать на высоком интеллектуальном жаргоне, но излагать он будет чужие мысли, а свои собственные останутся тривиальными. А есть способные мыслить на уровне производства нового знания. Иван из тех, кто был способен мыслить на таком уровне. Если бы он остался в науке, и если бы спутница жизни понимала его стремления. В общем, если бы да кабы, то… 
- А зачем ты в чиновники пошел? Я понимаю, - семью кормить. Но и только? А то  писал бы себе, меня не тревожил…
Разуваев зябко повел плечами, поднял ворот пальто от ветра и сказал то, что, наверное, мог сказать только Вадиму Семеновичу:
- В России существует конфликт между талантливой, но  политически безответственной интеллигенцией и бесталанной, но несущей на плечах груз ответственности за государство, бюрократией. Во время перестройки, впервые интересы интеллигенции и бюрократии совпали – и государство, на радость интеллигенции и к выгоде тогдашней бюрократии, рухнуло. И выяснилось ради чего интеллигенция низвергла государство - ради свободы оголять актрис на сцене, чтобы мат писать не на заборах, а  в книгах, и копировать американские боевики, ибо никаких особенных мыслей и замыслов, задавленных, мол, цензурой у них не оказалось. Второй раз повторять этот же опыт с Россией нельзя.
- А разве ты не интеллигент?
- Интеллигент, но из тех, кто стал стесняться этого слова из-за того, что интеллигенция сделала со страной.
Ну что ж, объяснение было вполне на уровне… Есть исконно русские понятия и есть такие, которые вынужденно приходится заимствовать, например, интеллигенция. А есть понятия, у которых существует несколько значений, например, послать. «Я посылаю вам бандероль». И, казалось бы, достаточно. Зачем другие слова: отсылаю, пересылаю, высылаю? Для чего столько нюансов, включая, послать куда подальше? Значит, нашим предкам они были очень важны. А людям, занимающимся умственным трудом слова-обозначения не находилось аж до XIX века. Но так своего слова образованным индивидам не нашли и потому взяли иностранное – «интеллигенция». Отчего так? Не глупость и необразованность же наши предки предпочитали. Или инстинктивно боялись чрезмерно умствующих? Но решил подначить Разуваева.
- А что такого интеллигенция сделала? Реализовала право на свободу самовыражения, - невинно сообщил я.
Мне  вспомнилась теория Ивана о необходимости создания интеллигентских нужников, чтобы определенная часть интеллигенции не загадила культурное пространство. Когда-то я сочувствовал творческой свободе (потом уже понял, что творческая свобода бывает крылатой и бескрылой). По «голосам» услышал, что бюрократы от литературы запретили распространение альманаха «Метрополь». Я возмущался, Иван тоже посчитал, что запрет и шумиха – глупость. Но развил свою мысль, как всегда в неожиданном для меня русле. Интеллигенции должна иметь возможность сбрасывать плоды своего умственного шлака в узкоспециализированных изданиях и выставках. Своего рода депонирование духа. Гнилого духа. Мы же все очищаем свой желудок, чтобы жить в чистоте. Так что не надо было власти отпихиваться от сомнительных изданий. Нехай… Я не соглашался с таким цинизмом. Потом, уже в эпоху гласности, я прочитал «Метрополь». Были там и стоящие вещи, хотя половина текстов никому кроме их авторов была неинтересна. Но меня прежде всего интересовала следующая история. Отцом одного молодого автора был крупный дипломат. Папу вызвали в ЦК и потребовали вмешаться в творческий процесс сына. Тот отказался, пожертвовав карьерой. Поэтому я, прежде всего, прочитал рассказ, ради которого крупный чиновник пошел на свою Голгофу. В новелле повествовалось о некоем чтеце лирики русских поэтов, оказавшемся с концертами в провинциальном городе. Перед выступлением он зашел в туалет и с упоением погрузился в чтение стенных надписей. И захотелось ему добавить и свое нетленное, но не смог сего сделать из-за внезапно охватившей его творческой немощи. Знание русской поэзии не помогло отличиться! Вот такая заковыка. Интересно, читал ли этот рассказ отец автора? Неужели он посчитал это произведение принципиально важным? Впрочем, по любому он угадал будущее. Такая литература довольно скоро стало нормой. Оказывается, Голгофа может быть очень разной по мотивам и последствиям. И еще меня заинтересовало: а Иисус, когда брал на себя грехи человечества, взял ли на себя такоже грех содомии и скотоложества, столь осуждаемого в Ветхом Завете?
- Интеллигенцию надо держать в узде, чтобы она сама не разлагалась и не разлагала народ, - сказал Иван, и глаза его зло сузились. - Для этого потребна не просто цензура, как необходимая физзарядка, как средство против ожирения души, нужна еще периодическая и показательная порка. Скажу более, не поротая интеллигенция – пропащее поколение. И пусть интеллигенты верещат, жалуются – не страшно. Только тогда она, разговевшись, вытирая слезы и сопли, начнет выдавать нетленку. В ином случае, зажравшись, она превращается в живой труп и смердит. А разлагаясь сама заражает и разлагает общество.
- Ничего себе заявленьнице завотдела по работе с интеллигенцией! Так ты не демократ? Ты что - в тылу врага?
- Нет, я-то как раз демократ. И потому против генетической мутации, под названием «российский либерализм». Как говаривал про таких мой отец – то выкидыши народные. Недаром они начали с дискредитации Николая Островского и возвышения проституток в «Интердевочке», - все в точном соответствии со своей сущностью. Вот с ними у меня счеты. В Беловежской пуще все роздали без всяких условий, лишь бы их на Западе по попке одобрительно похлопали. А мы живем в мире, где один готов оттяпать кусок у другого, если тот зазевается. Есть, конечно, «общечеловеческие ценности», но только надо помнить, что интересы у всех разные, и часто весьма шкурные. И потому свобода должна быть адресной - для своих, и не распространяться на враждебно к вам настроенных. Вспомни, когда «божьи люди» захватили роддом в Буденовске и сделали матерей и младенцев своим щитом, то либералы продолжали твердить, что надобно вести мирные переговоры с «легитимной» властью в Чечне…
Я тоже не жаловал либералистов, что спустили свободы на страну, как стаю собак на зайца. Меня в свое время позабавил фильм Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки». Там обитателей психиатрической клиники подбивает на бунт против старшей медсестры, установившей тоталитарные порядки, новый пациент с повадками вожака. Бунт отчасти удается, но расплатой стала операция по лоботомии Вожака. Однако зерна протеста среди пациентов не погибли и т.д. В этом был пафос фильма. Вожака играл Джек Николсон со всеми своими фирменными гримасами, инфернальными взглядами и полуотрицательной-полуположительной харизмой. Картина получилась талантливой, но реакция либеральной интеллигенция, с моей точки зрения, была странной, – фильм стал для них культовым. Этаким манифестом свободы и метафорой борьбы с тоталитаризмом и конформизмом. Почему-то они не заметили двусмысленности ситуации – борьба за свободу велась пациентами сумасшедшего дома! А ведь сюжет оказался вещим. В годы перестройки именно так и произошло: дурдомовцы получили долгожданные свободу, а их вожаки - право устанавливать свои порядки. А помнится еще череда американских фильмов, где уголовники боролись с тюремным персоналом за свободу. И они при Горбачеве тоже были выпущены на все четыре стороны по амнистии, зато «ментов» опустили до уровня параши. Справедливость, так сказать, восторжествовала, после чего они себя возвысили до уровня уголовных авторитетов. А что делать? Таковы закономерности. После чего началась свобода, свобода беспредела… И вот, обозрев без удовольствия путь свободного от морали искусства до политики в рамках психбольницы, я подумал: а за что бороться надо нам, обычным людям? Может быть, против свободы для сумасшедших вожаков и харизматичных уголовников? И еще против тех, кто агитирует за такие свободы? Так сказать, против «птенцов гнезда кукушки»? У Ивана, похоже, вопрос сей был давно решен.
- Где либералы – там поражение, что при Горбачеве, что при Ельцине, что при Керенском, - продолжал Иван. – А уж про воровство под видом приватизации я не говорю. А потом деланно удивляются, что наша демократия разительно отличается от западной. Конечно, воровство на Руси дело богоугодное – страна вельми богатая. Не Швейцария, где воровать кроме красот горных нечего. Но оправдывать это интеллигенции, выражаясь современным литературным языком, – западло. Только либерализация продажи водки обходится моей стране в десятки тысяч жизней ежегодно.
Из духа противоречия надо было что-то возразить, я и возразил:
- А может, пусть такие мрут? Глядишь, на один гектар умных больше станет?
Он сверкнул на меня глазами, диссидент нового розлива.
- И мастера политического свиста также рассуждают. Гибнет промышленность? И пусть, что-нибудь да останется. Создали под маркой свободы систему паразитирования и растления. А систему, я тебе говорю, как чиновник, если она сложилась, видоизменить уже невозможно. Ее надо разрушать. А что это такое, разрушать во имя благих намерений, мы уже знаем. И создали такую систему приятные во всех отношениях индивиды, но наделенные талантами от дьявола.
Такого Ивана я еще не видел. Да-а, политика всех портит, ожесточает. Я счел своим долгом гуманитарного интеллигента заступиться за Балалайкиных. Да и хунту так можно накликать.
- Не преувеличивай: делом разрушения кто только плодотворно не занимался. Пальцы устанешь загибать. Разве державники не приложили руку к крушению державы? ГКЧП разве либералы организовали? Да все мы хороши. Либералы - милые ребята. Свободы для всех хотят, пусть и без разбора.
- Во-первых, они с 1986 года, а не кто либо другой, курс властей определяют. Во-вторых, если державники просты как репа, то эти уж больно хорошо защищены. Щитом им служит Сталин. Едва заходит речь об ответственности за свои дела, они кричат: «Вы что, тридцать седьмой год хотите?» А разящий меч их – вседозволенность, которую они нарекли «свободой».
- А прежняя идеология что, лучше была?
- Дело не в том, что прежняя была хуже, а в том, что новая не лучшей оказалась.
Я не стал более возражать. И так понятно, что это для страны еще горше, ибо надежды на будущее лишает. Вспомнилась повесть братьев Стругацких «Гадкие лебеди». Там описывается анклав в тоталитарном обществе, где некие очень умные мутанты учат детей грядущему светлому будущему, но при этом сами больны чем-то напоминающую проказу. Странный образ, учитывая, что авторы им симпатизируют. Хотя и сами Стругацкие к концу жизни стали либералами (типичный путь разочаровавшихся романтиков-коммунистов), но образ у них попал в десятку – больные проказой прогрессисты. Что значит художественный талант…
- Слушай, ты хоть литературу читаешь? – в свою очередь, словно уловив мои мысли, спросил Иван.
- Какую? Детективную?
- Научную!
- Да как тебе сказать… А зачем ее читать?
- Ты же преподаватель высшего учебного!
- Родной мой, забывший, что и как. Студентам интересно только экзамены сдать. У нас куча предметов. И рассчитаны они на пару семестров. Мы материал гоним. У нас программа, а к ней новая научная литература не нужна. Учебник бы осилить. Мой идеализм иссяк десять лет назад, а то все тоже почитывал, боялся отставшим показаться. Сейчас не боюсь. Хотя бы потому, что ныне на дворе плюрализм, знать всех не обязательно, своего мнения достаточно. Каждый читает только свою партийную, так сказать, литературу. Либералы – либеральных авторов, национал-патриоты – имперскую, а я беспартийный. Да и наука в России, по-моему, умерла. Остался карьеризм да пересказ западных книг.
- «Ну и ну», - сказала антилопа-гну», - задумчиво проговорил Иван.
- «Я и баранки гну и икру метаю», - продолжил я.
- «А зачем - сама не понимаю».
- «Оттого и зовусь – антилопой-гну».
Было у нас одно время, когда мы играли что-то вроде в буриме. Один начинал, другой спонтанно продолжал. Порой получались перлы, которые при желании можно было выдать за метафизические глубины. Кажется, это нам принадлежит авторство присказки: «Так-так, - сказал бедняк». Только в полной версии это выглядело следующим образом:
- «Так-так, - сказал бедняк. – Один миллион у меня скоро будет. Где бы второй достать?»
Мы этот метод назвали структурально-символической поэтикой. Разуваев даже серьезно-шутейную работу написал. Грозился на спор отослать на соответствующую конференцию, уверяя, что ее опубликуют, но спорить с ним на пол-литра коньяка никто не рискнул.
Иван разговор про познание продолжать не стал, но осадок у меня остался. Изложил я все логично и пафосно, но когда человек доказывает, как хорошо покрываться паутиной, это как-то не очень… Впрочем, не я один. Я и вправду не понимаю, зачем напихивать себя новой информацией, когда и со старой не знаешь, как распорядиться?
…Да, вспомнил вот еще что. А ведь Иван пару раз ко мне подходил с разными плодами своих размышлений. Просто я не придавал им значения. Слишком сырой материал был. Однажды  протянул мне какой-то текст и говорит:
- Слушай, к тебе просьба – прочти вот это.
Я взял листочки и стал вчитываться в бледные буквы, оттиснутые на старой пишущей машинке.

Гениальность преходяща. Гениальность – не отпечатки пальцев. Она приходит на каком-то этапе духовного созревания и отлетает со временем, если только человек не умирает в свой золотой период. Гениальными умерли Моцарт и Чехов, Пушкин и Достоевский, а Гоголь, Толстой, Шолохов пережили ее. Гениальность иссякла в них, а жизнь их продолжалась. Гениальность может осенять личность в течение долгих лет, а может посетить на короткое время, как Грибоедова. Суть гениальности рационально непознаваема. Возможно, в сознании человека начинают работать определенные клетки мозга, которые у других никогда в их жизни почему-то не задействованы. Если это так, то со временем человечество узнает секрет этих биохимических процессов. Если же это «божье озарение», то дело это, естественно, нам не подъемно. Только вряд ли. Достаточно почитать биографии гениальных людей, чтобы убедиться – они простые люди, и особый дар их проявлялся в узкой сфере. Возможно, что гениальность всего лишь игра генетических комбинаций. Редчайшее совпадение в сочетании ген и хромосом. Но тогда непонятно почему гениальность неустойчива и способна к исчезновению. Остается вариант с запуском биохимических процессов какой-то группы клеток головного мозга. Этот вывод обнадеживает. В пользу такой версии говорит следующее обстоятельство – многим гениальным людям присуща великолепная, обостренная память. И еще гениальность – свойство молодости, когда мозг еще свеж. Достаточно сопоставить гениальные открытия, изобретения и произведения искусства с возрастом их создателей, чтобы убедиться - состояние гениальности редко выходит за пределы 45 лет.
Гениальность – это радость для творческого человека, и трагедия, когда она уходит, а человек живет дальше с постоянным ощущением своей наступившей тривиальности, да если окружающие продолжают смотреть на такого человека как на действующего гения. Гоголь этого пережить не смог и довел себя до смерти. Шолохов тоже - методично пил и довел себя до заболевания раком. Зато Толстой отнесся к изменению своего творческого состояния спокойно, будто не заметив пропажи. И физики воспринимали уход своей гениальности без драм. Чуть ли не официально считается, что гениальные открытия в этой науке совершаются до 35 лет, а оставшуюся жизнь ученый разрабатывает открытое ранее. Они доживали до старости, продолжая заниматься любимым делом, и помогая расти новым талантам. Тем более что крупное дело можно разрабатывать только коллективно.
Не просто заметить уход гениальности у политика. Особенно у диктатора. Многие провалы всегда можно списать на плохих помощников и обстоятельства. Так было с Наполеоном и со Сталиным.
Чем характерен феномен гениальности? Талант гения знает больше, чем ее носитель. Это значит, что гениальность отчасти находится вне опыта человека. Поэтому юноши: Пушкин, Лермонтов, Шолохов написали такое, чего они, казалось бы, не должны были написать, основываясь лишь на своем жизненном опыте. И опять тогда  получается, что гениальность не сводится к биохимическим процессам. В мозгу не может быть того, чего человек не видел и не чувствовал. Гениальность – это видение того, чего не видят или не ощущают другие, даже если эта данность лежит у них под носом. И мы снова мы возвращаемся к тому, с чего начали эти заметки…

- Так… и что от меня требуется?
- Я хожу вокруг «теплого места», а «горячо» где-то рядом. Может, ты со стороны увидишь путь дальше?
Я отнес текст домой, посидел над ним. Ничего толкового не придумал. Я вообще не понял, к чему он взял такой сюжет. Гениальным захотел стать?
При встрече согласился с ним, что гениальность не сводима к биохимии, но куда копать дальше…? Не знаю.
- А как тебе такой вариант: что гениальность дается свыше!
- То есть?
- А если гениальность - это особая связь индивидуума со своим… назовем для простоты -  «ангелом-хранителем», или информационным полем, или еще каким-нибудь термином обозначить. А может – с инопланетным центром изучения Человека? Главное,  гениальность это, так сказать, подарок. На время, как ты правильно заметил. Особая милость. Подарок - испытание. «На, возьми, а мы посмотрим, как ты распорядишься подношением». Подаренное может превратиться в искушение, а может - в радостную работу. А Он, или Они, смотрят и делают какие-то умозаключения. Вот такое мое мнение.
- Ты это серьезно?… Ну что ж. Версия как версия. В принципе, не хуже других. Итак, гениальность – это сочетание внутренних резервов мозга и связи с Космосом? А что, вполне съедобная формула. Жалко, к делу не пришьешь.
- Каков предмет, таков и инструментарий, - отвечал я  с улыбкой.
Потом уже прочитал у Тарковского, что для него гении есть избранные Богом страдальцы, обреченные разрушать и созидать, находясь в противоречивом состоянии неустойчивого равновесия между стремлением к счастью и уверенностью, что оно не воплотимо. Ивана такой вывод не устроил. Это я созерцатель, а он - делатель. Для него цель – не мираж и не раздвоенная сущность. Хотя… Тарковский имел в виду гениальность другого рода. В одном интервью сказал о Рублеве или о Бахе, не помню: «Он как бы молился – вот в чем был смысл его творчества». Красиво сказано. Но главное, что, пожалуй, так у них и было. Только от подобных речений природа гениальности не становится яснее. Вот битлз. Совершенно непонятно, как, не имея школы, лабая в каких-то третьеразрядных клубах, можно освоить технику вокала, стать высококлассными музыкантами мирового уровня и научиться композиторскому ремеслу одновременно?
И еще ясно, что гениальность преходяща. Показательна та же история «Битлз». Многие удивлялись тому, как долго она не проходила у ребят, не имевших музыкального образования. Искушенные в шоу-бизнесе люди считали, что они скоро кончатся. Но каждая  пластинка опровергала скептиков. И лишь после распада группы источник гениальности начал иссякать. Когда гениальность покинула Джона Леннона, он перестал выпускать новые пластинки. Долго не мог понять этого Харрисон и продолжал писать музыку, пока от нее не отказалась собственная фирма. Насколько это тяжело было жить, осознавая себя пустым? Для Джорджа это кончилось смертью от рака в пятьдесят восемь лет. Дольше всех держался Пол Маккартни. Я с замиранием ждал выход очередного альбома, боясь конца его гениальности. Но все было в порядке. Мелодист он был, казалось, неиссякаемым. Пока не вышла пластинка «Лондон-таун», и я понял – все! Теперь и Пол превратился просто в профессионального композитора. Надо отдать ему должное: он не запил, не погряз в депрессии, как Ринго, не пытался уйти в религию. Он остался таким, каким его знали – оптимистичным, доброжелательным, работоспособным, умеющим жить. По крайней мере, внешне.
Так что делать человеку, когда ангел от него улетает?...
В другой раз Разуваев поведал в компании следующую свою гипотезу. Мол, историю России и других подобных «нерациональных» стран лучше всего изучать по художественной литературе, если она, конечно, сильная. В России она как раз была сильная и, следовательно, отражает реальные подспудные процессы лучше, чем большинство научных монографий. Возьмем время Петра Первого. Петр насаждал новую эпоху и давил старую. Новая Россия олицетворялась личностью Петра, а старая – его сыном Алексеем. Их семейная борьба – художественная метафора борьбы внутри русской элиты. Эту метафору кто только не использовал: и литератор Мережковский и художник Ге… Но суть дела глубже. Противоречия разрешилось с истинно шекспировским трагизмом – отец убивает сына! Причем, единственного наследника престола! Несмотря на то, что династия по мужской линии прекращалась, но с ней - традиция боярской Руси. Исторические события как бы сами поднимаются до художественных высот. И ведь это не все. Факт - Отец убивает Сына - возносится до уровня метафоры значительной части истории государства Российского. Остается вспомнить Ивана Грозного, убившего своего сына. Налицо совпадение ситуаций, и весьма странных. Было бы логичнее, если бы отпрыски в борьбе за власть избавлялись от своих отцов, засидевшихся на троне. Так сказать, молодость спешит расчистить дорогу прогрессу. У Шекспира как раз есть трагедия на эту тему – «Король Лир». Хотя там речь идет о дочерях, но суть дела не меняет: младое изгоняет старое. Дети восстают против отцов. Все логично. А на Руси наоборот. Берем «Тараса Бульбу» Гоголя и опять читаем историю про то, как отец убивает сына: «Я тебя породил, я тебя и убью». Случайная коллизия, или гениальный художник почувствовал какую-то метафизическую глубину? Несколько схожих эпизодов – это уже намек на скрытую закономерность. То, что мы не умеем разглядеть, а тем более объяснить, еще не означает отсутствие какой-то сквозной проблемы. А ведь в этом случае русская история по отношению к западноевропейской предстает идущей как бы «задом наперед». У нас конфликт развивается от отца к сыну, а не по восходящей как там - от сына к отцу. Есть повод поразмышлять, хотя бы ассоциативно, хотя бы на уровне художественно-метафорическом. Пустоты за этими фактами быть не может. Тем более что много-много ранее другой Отец обрекает своего Сына на смерть во имя будущего. Опять ситуационное совпадение.
Ивану что-то возражали, но дело не в этом, а в том, что я внимал с большим удовлетворением. Кто тут прав – не суть важно, главное, что мозги включались, учились смотреть на вещи нетрадиционно.
Одно время модно было трактовать назначение Человека в цепи эволюции, как способ познания Природой самое себя. Разуваев спорил с такими воззрениями следующим образом:
- С чего это вы решили, что Человек есть венец творения Вселенной? А если Вселенная познает с его помощью свои эволюционные процессы? Тогда человек является не конечным разумом, а всего лишь промежуточным звеном.
- То есть человек, человечество, может быть средством для кого-то и чего-то?
- А почему бы и нет? И само человечество есть чей-то Эксперимент? И я не удивлюсь, если когда-нибудь выяснится, что поле эксперимента не ограничивается только Землей. Есть и другие планеты, на которых отрабатываются другие направления эволюции.
Я как-то напомнил ему об этой гипотезе. Он тут же разразился тирадой на  уже иной манер.
- Если Бог сотворил мир, и если Он может его уничтожить, то получается, что наш мир – это его воля и представление! И мы персонажи его компьютерной игры под названием «Бытие и Небытие». И у Него есть партнеры по игре, которые заставляют нас делать то, что замыслят. То, что люди издавна называют Судьбой, Роком, а мусульмане свели к формуле: на все воля Аллаха! - на самом деле есть работа Экспериментаторов, оттачивающих свои прогностические теории. Фатум, например, это программа, ведущая человека по строго заданному пути. Классический пример - история Эдипа и Иова. 
- Выходит, человек - подопытное животное?
- А почему бы и нет? Мы же делаем опыты на собаках и мышах, и почему тогда мы сами не можем выступать в подобном качестве?
Вот такой он – Иван Разуваев. Молод был. Фонтанировал разминочными идеями. Но тогда они не имели интеллектуального продолжения. Сколько нас таких было… Были и растворились. А он попытался удержаться на поверхности.
И тогда я спросил Ивана:
- Для чего ты это написал?
- Я всего-навсего ответил на вопрос: почему в мире, созданном Богом, так много зла? Люди веками мучились этой загадкой, и давали много разных ответов. А мой таков: потому что мораль появилась много позже после божественного сотворения мира, после появления Человека… Мораль – подлинный венец творения мирского и эволюции божественного. Как видишь, ответ прост.
- Ну да, ну да…Если не считать того, что от этого открытия зла меньше не станет.
- Но  зло уже можно отличить от добра. А дальше – выбор каждого.


5


Разве я мог предполагать, что мне придется так много слушать и читать о вере? Да еще Ангел свалился на голову… Неверующими были мои родители. Неверующим был мой дед. А бабушка верила скорее по традиции. Да и куда ей малограмотной крестьянке, матери пятерых детей, распорядительницы большого хозяйства, лезть в небесные материи? И родители не верили. В советское время было принято не верить, они и не верили. Впрочем, после смены курса они тоже не уверовали. А дед, кажется, что-то про себя решил. Он умер в девяносто лет в ясном уме и твердой памяти. И никогда не ходил в церковь. Умирая, не попросил о заступничестве священника. Просто объявил, что умрет через три дня, и уже не вставал. Прожил на день больше. Говорил, что не боится смерти…
Когда дед умер, мне было двенадцать лет. Потом он несколько раз мне снился. Бабушка - ни разу, а он снился. Будто я заходил в их дом. Встречал деда. Мы с ним разговаривали. О чем? Утром не мог вспомнить. Но всегда просыпался с хорошим, светлым чувством. В его доме собирались все родственники – его дети, внуки, затем и правнуков привозили. Обычно взрослые сидели за столом, а мы - дети, бегали по крыше сарая, играли в прятки и в войну. Дед все терпел. Бабушка иногда ворчала, а он - никогда. Наоборот, выносил нам конфеты. Они лежали в старом, коричневом буфете с вырезанными и очень похожими на настоящие гроздьями винограда. Иногда мы тайком лазили туда, чтобы стащить парочку конфет… Почему он не верил в Бога? Может оттого, что жизнь его валила пару-тройку раз наземь, но поднимался он сам, и поднимал свою семью. Сын столыпинских переселенцев, он создал крепкое хозяйство, но его разорили в гражданскую (как в фильме «Чапаев»: «Белые придут – грабят, красные придут – тоже грабят. Куды крестьянину податься?»). После войны опять стал справным хозяином: коровы, две лошади, овцы, куры, швейная машинка, большой дом - все критерии зажиточности по тем временам. Потому его и раскулачили. Моей матери тогда было пять лет. Помнила, как пришли чужие люди в дом, как их выставили на улицу в снег, как троих детей посадили на подводу. Отец и мать шли рядом. С матери перед этим сняли валенки. Они были какие-то особые, щеголеватые, с узором. У мамы были такие же. Один из уполномоченных спросил у главного: «У нее снимать будем?» Тот подумал и приказал оставить. Бабушка же шла на станцию в калошах и застудила ноги. Потом мучилась болями всю жизнь. Дед знал портняжное дело, поэтому, когда приехали на строительство завода, стал подрабатывать ремеслом. Дело пошло. Построили небольшой дом и переселились из барака. Затем последовал новый удар: старший сын устроил пожар. Дядя мне сам рассказывал: «Мне было десять лет. Родители ушли на работу. А я решил еду приготовить… Дом загорелся. Ладно, что сестры – мал-мала меньше -были у соседей. Я убежал, забился в кустах, просидел до вечера. Меня долго искали, я не откликался. Потом заснул. Проснулся оттого, что кто-то взял меня на руки. Смотрю – отец. Я заплакал. А он только: «Ничего, ничего…». Дед построил новый дом. Затем несколько раз достраивал и перестраивал его. В этом доме и я родился. Как и большинство внуков. Поэтому мы туда охотно возвращались – в родное гнездо. Когда старики умерли, умер и дом. Его продали. Больше родственники не собираются, и я их почти не вижу и новых родившихся родственников уже не знаю.
Что спасло деда и его семью? Я думаю, терпение, работоспособность и еще сила воли. Дед не пил и не курил. Не видел в том надобности. Бабушку, судя по всему (я ее помню уже очень больную), тоже согнуть было сложно. Мама утверждала, что единственная крупная размолвка у родителей произошла сразу после свадьбы. В деревнях свадьбы гуляли по нескольку дней. Вот дед мой и пригульнул. Жене это надоело. Слово за слово - разгорелась ссора. Хмельной молодой муж ударил ее. Вряд ли бы ударил и во хмелю, но нашлись желающие науськать: «Покажи сразу кто в доме хозяин». Бабушка выскочила на улицу в одном платье, хотя была уже глубокая осень. Дед посидел, подождал, мол, никуда не денется, холод загонит обратно… Через час схватил в охапку полушубок – и следом. Нашел жену на реке. Идти в дом она наотрез отказалась: «Утоплюсь, но обижать себя не дам». Дедушка тогда поклялся, что обижать больше не будет. И пить тоже. И слово сдержал. А еще мать рассказывала, как отец спасался от мобилизации в гражданскую. Воевать против своих он не желал категорически. А старшины уральского казачества объявили мобилизацию. Дед спрятался, пришедших встретила бабушка. «Где муж?» - «Не знаю». – «Врешь! Укрываешь? За это расстрел полагается». И ведь повели ее расстреливать! Тогда она взяла на руки годовалого ребенка - их первенца, и сказала: «Стреляйте с дитем, все равно он без меня не выживет». Казаки плюнули и ушли.
Потом я не раз ставил себя на их место. А я бы при такой жизни как…?
Вряд ли тогда бабушка молилась. Не до того было. Было у них то, что называют «характером», «силой духа». Такие страну и создали, не то, что мы – книжные теоретики. Те люди, может, и гнулись, но не ломались. И вряд ли Богу было до них дело.


               
                Из дневника
               
- Наши души и впрямь бессмертны?
- В школе упоминалось о принципе неуничтожимости материи?
- Что-то такое помню… Закон сохранения энергии?
- Так вот, нет ни Рая, ни Ада в человеческом детском понимании. У душ много разных предназначений. Звезды, например, надо же из чего-то создавать? Из чего появились черный уголь и черная нефть? Из органических останков – из отмерших растений и трупов животных. Может быть, «черные» души  и есть горючий материал для разжигания звезд?  Материя неуничтожима, но она способна возрастать.   
«Так вот почему на Земле так много зла, и Бог не препятствует ему!» – осенило меня.
- Так что же получается – мы, люди - сортировочный материал?    
- А разве для дьявола может быть иначе?

«Тогда и для Бога тоже!» - решил я, но благоразумно смолчал. Но так ли это? Кругом одним загадки и даже мой Ангел отказывается их мне отгадывать, а лишь дразнит меня.   

               
6


Через некоторое время захотелось найти окончание моего литературного опыта. Все-таки любопытно к чему я вел… На антресолях можно было не искать. Но залежи старых бумаг в доме ими не исчерпывались. Я открыл шкаф. Две нижние полки были забиты папками и тетрадями. Я сел на пол и принялся сортировать. В сторону откладывал тексты старых лекций и конспекты книг, считавшихся некогда умными. Наткнулся на свою диссертацию. Полистал. Вздохнул. Отложил. Несколько папок были набиты вырезками из прессы – в основном времен «перестройки». Сколько было открытий и откровений, переворачивающих устоявшийся порядок вещей! Думалось, что придется не раз приникать к этому источнику. Как быстро все слиняло, стало ненужным, включая тех авторов, что пророчились во властители дум. Властителями же стали банальные деньги.
В тощей, затертой папке нашел искомое – несколько пожелтевших листков  (и чего бы мне ни писать в нормальной тетради?). Разложил написанное по смыслу. В первом прочитал следующее:

Во-первых, не верно само понятие – «любовь к человечеству»…

Чего-чего? Я быстро пробежал глазами строчки. Писано мною, но что за фиг такой – «любовь к человечеству»? Неужто это когда-то меня интересовало?
Я пошелестел листками и нашел логическое начало. Отрывок выглядел следующим образом.

«…если бы кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (Достоевский. Полн. собр. соч., т.20, кн. 1, с.176). 
То есть, не важно был ли Христос на самом деле, важен Идеал. Соответственно:
«Если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого, то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества; а коли так, то и само бессмертие души человеческой существует несомненно» (Там же, т.24, с.49).
Смысл: раз очень хочется, то оное возможно, и горе истине. Впрочем, позиция понятная. Для отдельного человека. Лишь бы такой «путеводной звезды» не придерживались люди власти. Тут уж без репрессий и прочего не обойдется.
А вот суть веры по Достоевскому:
«Чудо Воскресения нам сделано нарочно для того, чтобы оно впоследствии соблазняло. Но верить должно, так как этот соблазн и будет мерою веры».
Итак, вера как соблазн духа…

Далее шло про «человечество».

«… самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности…, высочайшей свободы воли» (Достоевский, статья «Зимние заметки о летних впечатлениях»).
С этим постулатом и большевики согласятся. Они-то как раз и были великими самопожертвователями. Сколько лет проводили в тюрьмах, а потом сколько их погибло в гражданскую. А как они работали на стройках в степях, в тайге, тундре… Истово верующие – по теплым монастырям, а эти – строить для всех, как Николай Островский. Разница…
«…отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству, потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество?» (т.22, с.308).
Вообще-то любить человечество необязательно. Но можно в человечестве любить своих родителей, детей, жену, мужа. Свою страну, свой город или деревню. Свою культуру в общечеловеческой культуре…
Софистика заводит Достоевского в антиномии:
«Я даже утверждаю и осмеливаюсь высказать, что любовь к человечеству вообще есть, как идея, одна из самых непостижимых идей для человеческого ума. Именно как идея. Ее может оправдать лишь одно чувство. Но чувство то возможно именно лишь при совместном убеждении в бессмертии души человеческой» (т.22, с.308).
Бедный Достоевский, куда его привела готовность жертвовать истиной ради веры. Далее в «Братьях Карамазовых» идут рассуждения по этому поводу, вложенные в уста старца Зосимы: один врач признался ему, что он не может долго находиться в одной комнате с кем-либо. Люди начинают его раздражать. Вот, мол, вам и любовь к ближнему, а также к человечеству! Ну и что? Ну и пусть себе живет один в комнате, главное - как он лечит! Как выполняет свой долг… А то получится, как у сталкера Тарковского, - хотел помочь человечеству, но не смог помочь даже своей семье.
Не верно само понятие «любовь к человечеству». Почему нужно человечество именно «любить»? Что за требование? Можно использовать другие слова: «служение человечеству» - не менее сильная максима. И, во-вторых, «любовь к человечеству» отнюдь не означает, что надобно непременно любить всех вокруг. Достаточно быть терпимым. А любовь лучше направить на тех, к кому западает сердце. Честная работа врача и будет «любовью к человечеству», причем совсем не обязательно любить всех пациентов. И вряд ли верующий Достоевский любил человечество, как «самого себя». Он «любил» не более других, зато рассуждал много больше других.
Резюме: любовь к ближнему – недостижимый идеал. Потому реальная жизнь должна основываться на обоюдном уважении прав ближних и дальних. А любовь – вещь сугубо избирательная.

Я даже слегка загордился. Оказывается, я не передаточное звено от Ивана к Фонду, не безмозглая кочерыжка, а тоже мог рассуждать не хуже Разуваева. И если бы не свернул почему-то с этой дороги, то сейчас мог бы написать заявку на грант не хуже его.
Эх, молодость-молодость, сколько, оказывается, в нас сидит поначалу, а потом жухнет во времени и пространстве. Но где же продолжение моего литературного опыта? Начал пролистывать едва ли ни все подряд. Некоторыми вещами зачитывался. Как если бы погибшая Атлантида вдруг стала всплывать, подниматься над волнами забвения, обнажая сначала горные вершины, затем отдельные участки суши с руинами былых селений и храмов, так и я погружался в мир ушедшей молодости с ее пытливостью к имеющемуся опыту старших и заявками на вечность. Это уже потом окажется, что не мы творим вечность, а она перешагивает через нас, а тогда…
Наконец, я нашел искомое. Два листочка, исписанные с обеих сторон. Первый как раз вновь касался творчества Федора Михайловича.

- А вы не сможете доказать!               
- Нет, докажу. По всем правилам логики.
- Да откуда вам логику знать, вы же в университете не обучались.
Отец Гермоген хмыкнул.
- Нет, вы посмотрите на этого знатока истин, Прохор Иванович. Окончил четыре неполных курса пять лет назад и готов нас учить логике! Недоваренный картофель! Мы-то с Прохором Ивановичем школу жизни прошли, а вы - школу сдачи зачетов приват-доцентам.
- Не переходите на личности, батюшка. Это признак слабости. Я бы предпочел услышать вашу логическую цепь. Итак, г-н Достоевский написал: «Если Бога нет, то все дозволено» и тем сразил всех нигилистов и атеистов, ибо из этого с непреложностью вытекает, что все они суть циники и моральные уроды, что писатель сей с художественной убедительностью показывает в своих романах. Ну и каков логический ответ можете выдвинуть вы?
- А вот каков. Смотрите…
Отец Гермоген испросил лист писчей бумаги и ручку с чернильницей. Авдотья расторопно исполнила просьбу.
- Итак, пишем столбиком. Исходное утверждение: «Если Бога нет, то все дозволено». Идем дальше…
И отец Гермоген вывел ряд умозаключений.
«Бог есть, значит, не все дозволено».
«Если не все дозволено, значит, Бог есть».
«Бог есть и есть Человек, у которого есть свобода воли».
«Бог есть и есть Сатана, которому дозволена определенная свобода действий».
«Бог есть, но есть власть имущие, которым дозволено измываться над своими подвластными».
«Бог есть, и все дозволено, но только избранным и отмеченным».
- Суммируя, формулируем практическую задачу: как нам стать «избранными» и получить право на вседозволенность, чтобы управлять, уповая на помощь Бога. Так сказать, веруй в Христа и делай, что хочешь!
Студент моргал, словно маленький мальчик, у которого дядя отнял пряник.
- А хотите, докажу параллелепипедность круга?
Полина хихикнула. Студент густо покраснел.
- Выходит так, что г-н Достоевский – большой писатель, но и великий путаник и софист! - провозгласил отец Гермоген. - Именно  поэтому со временем он станет великим писателем для общества, ибо нет ничего слаще раздвоенному интеллигентскому сознанию, чем возможность запутаться еще больше, при этом ссылаясь на авторитет. Я предвижу, что великий писатель Толстой будет оттеснен большим писателем Достоевским, потому что Толстой стремится к гармонии и ясности, и его художественные образы работают на целостную, непротиворечивую картину бытия. Что в итоге его и погубит, когда мир наш войдет в стадию кризиса. Тогда возникнет спрос не на ясность, а на путаницу. Вот тут г-н Достоевский придется как нельзя кстати, ибо, отталкиваясь от его софистики, можно всласть рассуждать о чем угодно, как угодно. И все это варево будет выглядеть умно! Это одна сторона вопроса, а другая… А другая сторона заключается в том, что романы Достоевского – это своеобразный катехизис для нашей интеллигенции, которую безыскусными библейскими притчами не удивишь и, тем более, не принудишь к исполнению. И Достоевский в книгах своих строит изощреннейшие системы этики, чтобы поразить и восхитить умы сверхобразованных и сверхискушенных. И ему это удалось! За что от церкви должна быть вынесена ему особая благодарность.
- Надо будет почитать г-на Достоевского, - молвила Полина. – А вообще-то мне нравится Чарская.
- Да уж куда мы без нее, - буркнул Студент.
               
Далее обнаружился еще листок. Без начала и конца, но и без того все было ясно.

- Нет бога! – кричал отец Гермоген.
- Есть! Есть! – кричал в ответ красный лицом Студент.
- Ваши доводы гроша ломаного не стоят, сударь. Один страх за свою копеечную жизнь. На кой лях вы Богу сдались? Рай вам? Фрукты бесплатные захотели? Климат целебный? Санаторий? А за какие заслуги? За то, что креститесь, черную кошку увидев? За свечки грошовые, что в церкви ставите, предварительно обсчитав свой бюджет? За пустословные молитвы, говоренные по необходимости? Накося, выкуси, а не Рай вам!
- Да уймитесь вы, - увещевал Прохор Иванович.
- Нет, отчего же, - не сдавался Студент. – Нас тут куском хлеба попрекнули, жизнью Богом данной, молитвами всуе. Прошлись по полной программе, так сказать, а мы – молчать? 
Спор разгорелся, подобно огню в печке, накормленному свежими поленьями. Полина же отвела Прохора Ивановича в смежную комнату.
- Голова начинает болеть от ихнего ора. Если не возражаете, здесь посидим.
- Отчего же не посидеть, - согласился Прохор Иванович, однако чутко прислушиваясь к голосам спорящих.
Авдотья отбыла на кухню за новым самоваром, и ничто не мешало им поступать так, как хочется. Они сели округ небольшого стола, сплетенного из заморской соломки под названием «бамбук» и на минуту умолкли.
- А вот вы давеча говорили про того… про героя возможной пьесы, что готов предложить содержание девушке…
- Я? – встрепенулся Прохор Иванович. – Ах... да-да, изволил сказать. Некстати, наверное, извините, увлекся  под воздействием…
И Прохор Иванович стал усердно оттирать пятно на поверхности стола.
- Ну отчего же? В пьесе все прилично разбирать, не то, что в жизни. Я видела несколько пьес в театре. Актрисы даже целуются при всех. Так что вы можете закончить ваш сюжет.
- Да?
Прохор Иванович кротко взглянул на беспечную лицом Полину, угнездившуюся в плетеном кресле, и приступил к изложению.
- Представим, один купец предложит девушке полный пансион. Сам он, к сожалению, жениться не может. Женат. Но жена давно больна и живет под присмотром лекарей… предположим, в Москве. А купец человек еще моложавый. Вот и…
Прохор Иванович закручинился, не зная, как продолжить свое повествование.
- И каков же может быть пансион? - хладнокровно спросила Полина.
- В год тысяч эдак десять, я думаю. Наряды то да се. Поездка в Ялту. Ну что еще?
Прохор Иванович призадумался над развитием сюжета. Но ничего, похоже, более не придумывалось. Так бы сюжет и заглох, если бы на помощь не пришла Полина.
- А она… та девушка, пусть бы не просто пансион получала, а взялась бы за образование того купца. Книги бы вечерами читала. Она бы составила хорошую библиотеку, даже телескоп выписала бы на звезды смотреть…
- Верно-верно, ах, как хорошо придумано, - воссиял Прохор Иванович. – Продолжайте!
- И собирали бы они компании умных, образованных людей. По-французски «салон» называется. Где велись бы тонкие беседы на философические и литературные темы.
- Верно, ах как хорошо и правильно вы говорите! – поддакивал Прохор Иванович, все более увлекаясь перспективами сюжета. 
- А еще можно флигель перестроить и обои в комнатах сменить…               
- Верно-верно, можно и сменить…
-   Чего сменить? – услышали они голос Авдотьи.               
- Да так, разговор о пьесе ведем, - ответил Прохор Иванович, угасая.
Полина тоже вздохнула. Надо же было прервать их на самом интересном месте. Пришлось вместо своего разговора прислушаться к гаму, что доносился из горницы.
- Есть бог!
- Нет бога! А есм только мы и наше сознание!
- А откуда оно, то сознание?
- Оттуда!
- Откуда оттуда? Из …. что ли?
- Судари, вы забываетесь! – взревел Прохор Иванович и выбежал в горницу успокаивать спорщиков.
Авдотья же села и с какой-то чрезмерной пристальностью посмотрела на Полину.
- Да пусть себе играются, - отвечала та спокойным голосом. – Всё игра. А потом мы состаримся и будем думать о своих болезнях. А перед смертью покаемся в надежде на вечную жизнь без гастрита и подагры.
Авдотья вздохнула скорбно и вдруг невпопад сказала:
- А я, пожалуй, пошла бы в содержанки к хорошему человеку. Хоть чуток пожить в свое удовлетворение…
               
И еще одну выписку нашел. Из статьи Луначарского.
 
«…Достоевский, следуя за некоторыми славянофилами, но с гораздо большей полностью провозгласил русский народ народом избранным. Именно из отверженности своей, из мук своих, из цепей своих может вынести русский народ, по Достоевскому, все те необходимые высочайшие душевные качества, которых никогда не обретет омещанившийся Запад. И, что же, скептицизм перед этим пророчеством Достоевского в наши дни должен померкнуть? Фактически Россия выполняет роль руководительницы всего мира пролетариев Запада и колониальных рабов Востока. Конечно, дело только начато, но начато оно несомненно. Конечно, этот сдвиг покупается страшной ценой, в страданиях и борениях. Но разве Достоевский предполагал, что призыв России к службе миру произойдет без греха и убийств, без голода, без мук? Нет, розовенькая, чистенькая революция показалась бы Достоевскому насмешкой над порывами и чаяниями восторженных душ. Для него грядущее России сплелось с представлением о подвиге, в понятие которого входят и муки, и победа. …Если бы Достоевский воскрес, он, конечно, нашел бы достаточно правдивых и достаточно ярких красок, чтобы дать нам почувствовать всю необходимость совершаемого нами подвига и всю святость креста, который мы несем на своих плечах. Достоевский сделал бы больше. Он научил бы нас найти наслаждение в этом подвиге, найти наслаждение в самых муках и глазами, полными ужаса и восхищения в одно и то же время, следить за грохочущим потоком революции… Россия идет вперед мучительным, но славным путем и позади ее, благословляя ее на этот путь, стоят фигуры ее великих пророков и среди них, может быть, самая обаятельная и прекрасная фигура Федора Достоевского» (А. Луначарский. Достоевский, как мыслитель и художник).

«Свят-свят-свят, перекрестился я мысленно. - Получай, Федор Михайлович, искатель Бога для Руси и борец с революцией, не по заслугам, но по разумению. Получай своего Великого Инквизитора». 
А если и я и на таком же уровне его трактовал в молодости?
Впрочем… А может так же трактуют всех великих, начиная с Будды и Конфуция до Христа, и далее со всеми остановками?
       

7


Утром на кафедре застал лишь Любовь Олеговну. У меня было хорошее настроение, и я не преминул привязаться к ней со своими глупостями.
- Здрасьте-здрасьте, девушка, вот я и застукал вас одну, невыразимо прекрасную и безмерно одинокую.
Я растопырил руки и двинулся к ней с порочным выражением лица.
- Вот и закончилось ваше безмятежное девичье существование. Пора начинать трудовую сексуальную жизнь.
- Отойдите, Арсений Константинович, я буду кричать!
- Кричите, но только тихо!
Я приобнял, Люба взвизгнула.
- Еще тише, но в той же тональности. Надеюсь, вы готовы к моральному падению?
- Отчепитесь, товарищ, я замужем.
- Вот так сюрприз. Люба, зачем тебе чужой муж? Будьте моей. Войдите в мой дом! Но вы должны помнить, что взял я вас не девицею и, стало быть, должны быть благодарны мне вовеки.
- Изыдите от меня. Меня не соблазнить, я занята исключительно наукой. Мне защищаться надо…
- От мужчин?
- Диссертацию защищать! Вот, что для меня главное.
- Неправда. Это у Гамлета главным был вопрос: быть или не быть, а у женщины: дать или не дать?
- Ошибаетесь. У современной женщины вопрос переместился в плоскость: «будет ли толк?» И вообще: почему вы все время пошлите?
Чуть было не сказал: «Потому что вам это нравится».
- Извиняюсь, плохо воспитан. Последствия детдома и штрафбата.
- Последствия я вижу, но что в них детдом виноват – сомневаюсь.
- Значит, распутные женщины виною.
- Да неужели распутные женщины вами интересовались?
- А  это уже удар ниже пояса!
- Я туда и целилась.
Возню и смешки в углу прервал звук открываемой двери.  Вошли Маргарита Петровна и Эльза.
Эльза подозрительно поглядела на раскрасневшуюся Любу, мое же лицо излучало непорочность бытия во всей его изначальной первородности.
- Вы не читали в сегодняшней газете заметку про себя? – спросила Маргарита Петровна.
- Я газет не выписываю и, честно говоря, не читаю без большой надобности.
- Возьмите, я как раз прихватила из дома.
Полный любопытства, развернул хрустящие страницы. На третьей странице увидел заголовок:
 
                Приглашение к Большой науке

Далее следовал текст, следующего содержания:

Открытость нашей страны миру принесло много как отрицательных, так и положительных моментов. Вот один из положительных примеров. Известный филантропический фонд, специализирующийся на развитии гуманитарных проблем, предложил нашему университету принять участие в конкурсе на получение гранта (материальной помощи ученым по оговоренной тематике). Желание попробовать свои силы в столь ответственном конкурсе высказали двое преподавателей университета – доцент кафедры права Никитин П.Н. и доцент кафедры истории и социологии Горенков А.К. Наиболее оригинальной и потому совершенно неожиданной стала заявка Горенкова. Арсений Константинович предложил проанализировать Библию, точнее Пятикнижие, с точки зрения морального становления Бога-Творца в ходе его общения с Человеком. Горенков считает, что в Пятикнижии содержится завуалированная критика деяний Бога и последующее раскаяние Творца перед людьми. Именно с этих позиций надо рассматривать принесение в жертву Богом-Отцом своего Сына. Жертва эта сознательно положена на алтарь в знак примирения с Человеком. Такая, прямо скажем, неординарная трактовка всем известных старозаветных событий, не может не вызвать острой полемики. Однако Горенков готов рискнуть. А вы бы рискнули, уважаемые читатели?
                И. Заруйская

 Отчего-то мне сделалось нехорошо. Я продолжал изучать поднятый на уровень глаз газетный лист, не смея посмотреть на женщин. Я ждал, пока кровь отхлынет от щек.
 - Дайте и мне почитать, - услышал я голос Любы.
Пришлось расстаться с бруствером, и с задором пионера на допросе в гестапо посмотрел на выжидательно взирающих женщин.
- А что, милая заметка, - соврал я. И высказал то, что тяготило. – С таким манифестом можно спокойно идти на костер.
Кажется, Маргарита Петровна поняла мое состояние.
- Ничего страшного, нормальная заметка. И вообще, у нас свобода совести.
- Это когда вы говорите матом по телевизору, а тут иное…  святое, - возразила Эльза.
Люба быстро прочитала заметку и задумалась. Эта раздумчивость мне тоже не понравилась. У женщин интуиция, как у кошек. Впрочем, если это так, то, что же меня Ирина так бесхитростно подставила? И тут же вспомнил, как сам настаивал на «паблисити». Так что, чего хотел, то и получил – известность, пусть и с оттенком желтизны. По нынешним временам самый ходовой цвет. А затем я вновь приободрился: теперь наверняка Ученый Совет отдаст предпочтение заявке Никитина и концы в воду. Да и Ангел пропасть не даст. И я широко, оптимистично, улыбнулся женщинам…




Прозрение
               
1

А что же Ангел?
Мне легче писать о людях, чем о небесном создании. Это и понятно, хотя читателю интереснее было бы узнать про космического пришельца, а не про тех, коих он постоянно видит в своей жизни. Я несколько раз приступал к описанию и бросал. Вернее возвращался к своему обыденному повествованию. Думал: распишусь, и отображу Ангела затем как следует. Но каждый раз, приступая к его описанию, получалось совсем не то, что до сих пор четко стоит у меня перед глазами. Я хорошо помнил свои чувства, на бумаге же получалось в духе фантастических романов. Ощущения словами передать трудно. Пытался писать подробнее, но получалось такое многословие, будто тазик воды нас страницы опрокидывал… Видение Ангела и эмоции, которые Он вызывал, можно передать разве что музыкой. Музыку словами рассказать можно? Нет. Можно только описать впечатление от услышанного. Так что мне придется излагать разговоры с ним сухим протокольным языком. Да и разговоров в человеческом понимании не было. Слова я, правда, произносил, как полагается у людей – вслух, зато ответ до меня доносился, подобно дуновению ветерка… В общем, объяснить феномен ответа членораздельно я не могу.
А главный наш разговор случился как раз после появления заметки в газете, то есть когда мосты позади были порушены и возврата не было. Дело было вечером. Свет в комнате не горел – Ему он совершенно без надобности, и мне хорошо сиделось в сине-фиолетовой атмосфере, пропитанной морским бризом. Преодолевая умиротворение, мне хотелось все же спросить Ангела о главном – о моем деле, но первым заговорил Он.
- Придется признаться кое в чем, хотя делать мне этого не следует. Но я так долго живу у тебя, что необходимо ответить на вопросы, которые тебя мучают. Когда я летел… скажем так, в эфирном пространстве… меня ранили. Подняться выше я не мог, а внизу мгновенно восстановить силы мы не можем. И самое тяжкое - у меня сожгли оболочку, делающую меня невидимым для людей. Пришлось проситься к тебе. Здесь, в покое я могу произвести энергетическую подпитку. Я понятно объясняю?
Мне оставалось только кивнуть.
- Однако за эти несколько дней я не смог сделать то, на что у нас уходит по земным меркам несколько мгновений. Меня обнаружили и отрезали от энергетического слоя. Мне нужно побыть у тебя еще некоторое время, если ты не против.
Мало сказать, что я был поражен. Я почувствовал себя так, словно меня переехал грузовик. Оказывается, Он спасается у меня! Вот тебе и Благая Весть! А я еще роль Мессии примерял. Оказаться на линии огня между небесными силами это… это невозможно… немыслимо! Такое бытие не могло иметь места за отсутствием возможности самого бытия. Как я могу защитить его от столь могущественных сил? Да они меня в порошок… щелчком как комара… каблуком как тар…
Я отер разом вспотевший лоб. Мысль о том, что меня могут убить в любое мгновение за компанию с Ангелом, продрало до колик. Умирать категорически не хотелось. Даже с перспективой устройства в потусторонней жизни по блату.
Я покосился на своего агнца. Тот сидел весь из себя смирный и благостный. Я даже осерчал. Но что толку от моих сердитостей на судьбу? Потом мне стали приходить в голову разного рода мысли о спасении. Не о грядущем, а о самом, что ни на есть настоящем.
- Как же можно защититься в моей квартире? И чем я могу тебя защитить? Не кухонным же ножом махать.
- Они не имеют право входить в квартиру с действием. Наблюдать могут, входить – нет. Запрещено Законом.
- Почему?
- У людей должна быть личная жизнь. «Их дом – их крепость». Это продолжение Закона о свободе воли человека.
Я не смог скрыть облегчения.
- Хорошее продолжение…
- Не всегда. Во время пожара, например, ангел-хранитель часто бывает бессилен помочь, и люди гибнут в огне.
- А разве нельзя правило обставить исключением?
- С исключений и начинаются законные нарушения.
Я еще подумал и высказал новую спасительную мысль.
- Значит, можно укрыться в любой другой квартире, откуда уехали люди… в отпуск, например.
- Мне бы это не помогло. На меня Закон не распространяется. Я ведь не человек.  А ты меня видел, и убить на твоих глазах Они не могут. Даже когда ты уходишь, все равно не могут. Я без борьбы не сдамся и ты, войдя в квартиру, увидишь следы борьбы. А люди не должны знать о наших…
- Разборках? – помог я с определением.
- О нашей войне.
- Но что им помешает сунуть меня под колеса автобуса, чтобы избавиться от свидетеля?
- Они не могут этого сделать. Человека нельзя трогать, пока он не исполнит свое основное предназначение.
- Какое?
- У каждого человека свои возможности, свой потолок. В жизни ему необходимо исполнить хотя бы семьдесят пять процентов заложенного, и тогда его можно забирать, да и то в особых случаях.
- А если человек вообще не сможет исполнить заложенного, то будет жить долго и счастливо?
- Счастливо он жить не будет. Изнутри тоска сгрызет. Сопьется, умрет от инфаркта, залезет в петлю. Вариантов много.
- Значит, я еще не исполнил своего предназначения? – порадовался я за себя.
Ангел не ответил, но и так было понятно.
- А нас сейчас Они слышат?
- Нет, я закрыл сферу.
Я натурально услышал грохот свалившегося с души камня. Все не так плохо и даже совсем еще неплохо.
И тут я задал вопрос, ответ на который низверг меня на прежнее место – в ту же пропасть, откуда я только что, казалось, выбрался.
- А что происходит у Вас там, что вам приходится спасаться здесь?
- У нас?… У нас раскол. Раскол на Земле есть отражение раскола на Небе. Он упомянут в Библии.
Я понял, о чем идет речь, тем более что освежил религиозные воззрения. Я помнил, что третья часть ангелов во главе с архангелом по имени Денница подняла мятеж, но проиграла битву и была изгнана из небесных владений. А теперь поставьте себя на мое место. За моим небесным гостем идет смертельная охота. Но за что? А если он из когорты оппозиционеров? Неужели мой ангел переметнулся на сторону Люцифера? Но тогда я становлюсь его сообщником и пособником!
От таких умозаключений мне вновь стало дурно. Надо же вляпаться в историю, истоки которой и вектор продолжения мне были неведомы. Я – мушка, наткнувшаяся на паутину в летний погожий денек и поначалу решившая, что это повод поиграться с тонкими нитями…
Потом ко мне пришли более оптимистические мысли. «Да не мог мой Ангел стать предателем. Я хоть немного, но ощущаю его суть. Либо история с ним - небесное недоразумение и он страдает безвинно, либо... Не знаю, что еще придумать. Но главное: что делать мне дальше?»
Боже, какая несправедливость! Не Ангел охраняет меня, а я должен защищать его! И от кого? От небесных сил! Но что я могу? Я всего лишь человек.
Я представил себя отбивающимся от ломящейся в квартиру темной силы: как поливаю врага кипящим молоком, залепляю их глаза метко пущенными яйцами и контужу главаря дуршлагом… Рембо панельной девятиэтажки. И все это на глазах Любовь Олеговны. Опосля она мне, закопченному и усталому, перевяжет укушенный поганцами палец…
Ах, мой милый падший и павший Ангел, почто вовлекаешь меня в свои распри?


                2


И создал Бог мир по образу своего сознания, ибо другого сознания в Космосе, чтобы взять за образец, не было. Мир земной получил опрокинутую проекцию мира небесного. И Каин убил Авеля, потому что один из ангелов сразился с другим ангелом, приревновав его к Господу. И прежде чем Господь изгнал Адама и Еву, Он прогнал падшего ангела, а тот отомстил своему бывшему кумиру, подослав змея к простодушной Еве. Увы, не только небесное Добро проецируется на человечество, но и небесное Зло.




Кредо Крухмалева

1

Утром зазвонил телефон. Я провел не самую сладкую ночь и еще не пробудился толком, хотя время натикало порядочно. Оценив расположение стрелок на будильнике, решил поднять трубку.
- Здравствуйте, это Алексей Крухмалев беспокоит. Помните такого? Мы у Вадима виделись …
- А-а, помню, конечно.
Сразу перед внутренним оком всплыл образ сумрачного бородатого «геолога».
- Не разбудил?
- Ну что вы, уже день на дворе. Я вас слушаю.
- Прочитал в газете о вашей заявке…Хотелось бы переговорить. Как вы на это смотрите?
Тэк-с, вот и круги пошли…
- Я не против. Только где?
- Заходите ко мне. Пишите…
Я записал адрес и время встречи. Договорились на пять часов.
В университете провел занятия, отобедал и вышел на улицу. День выдался солнечным и умеренно холодным, можно даже сказать приятным для февраля и я решил пройтись до указанного адреса пешком.
Мыслей в голове роилось много. И все в миноре ля бемоль. Угнетало то, что придумать, как избежать тенет было невозможно. Все шло помимо моей воли и желаний. «И дал Бог людям свободу воли», вспомнилось мне. Ага, сщас. Если что и было дарено, так это право, сформулированное в детской сказке: «пойдешь, молодец, направо – потеряешь то-то, пойдешь налево – это, а если рискнешь переться прямо, то все остальное». И задний ход заказан.
Сегодня Люба поглядывала на меня с удивлением. Ни одного прикола к ней… Вот так мужчины и становятся импотентами, задавленные проблемами быта и бытия.
Я оценил сказанную про себя фразу, и вздохнул. Нет, не остроумно сформулировал. Мозги и впрямь подзастыли, хорошо, что не стал приставать к Любе, - ничего кроме глупостей и настоящей пошлости выдать бы не смог. 
А ведь Эльза пыталась меня подбодрить. И Маргарита Петровна. Так они со мной сегодня любезно разговаривали. Неужели видно было мое настроение? Или они тоже почувствовали, в какие щи попал их кафедральный петушок?
А что если сейчас, вот на этом переходе, меня собьет машина? Несчастный случай: скользкая дорога, неисправные тормоза… то да се…
В мозгу почему-то безостановочно крутилась мелодия «Бесамо мучо». Слов я не знал (а кто их знает?), то вскоре напелись свои:
                Бесамо
                бесамо мучо
напевал я про себя во все горло
                бесы и муча
                и муча
                и муча меня…
Теперь понятно, чего это песня ко мне приклеилась. Сложная аналогия называется. Реакция организма на страх.
Жилище Алексея располагалось в бывшем, а ныне приватизированном заводском общежитии. Механический завод закрыли за ненадобностью новому государственному строю, а общагу продали ее обитателям за небольшие деньги, что было очень благородно. Впрочем, оборудование завода тоже было распродано на металлолом за небольшие деньги. Такое было время – распылять нажитое за небольшие деньги. Теперь, конечно, такой дом стоил  большие деньги и жильцов, вероятнее всего, просто выселили бы.
Квартирка Алексея из одной комнаты с удобствами в конце коридора, но небольшим углом, обозначаемый как «кухня» (стояла электрическая плита, холодильничек и разделочный стол) являла собой жилище типичного холостяка, не заботящегося о своих удобствах. Но пол был чист и, к счастью, я не заметил наличия пустых водочных бутылок. Я совершенно не выношу выражение: «питие есть веселие» или как оно там фигурировало в летописях, ибо «веселие» зашло чересчур далеко, пора б и паузу сделать. Но одно место было по-настоящему ухоженным – письменный стол и книжный шкаф. «Ну-ну», одобрил я про себя, предпочитая видеть книжную наркоманию, чем алкогольную.
Хозяин любезно усадил меня в приткнутое в углу потертое матерчатое кресло, сам сел во главе стола.
- Извините, тесновато, но скоро я должен переехать в нормальную квартиру. Ордер уже на руках. Удалось скопить, и скоро труд будет конвертирован…
Меня это заявление порадовало. Значит, мужик не сидел, сложа руки, и сумел выбраться из дыры – приятно такое слышать. Не люблю убогих.
- Чаю не хотите?
- Спасибо, не поклонник английских традиций. Отвлекает от разговора. Вы о чем хотели переговорить?
- Да вот прочитал о вас… Меня одна тема сильно занимает, но не хватает знаний и времени на ее исследование. А вы ею всерьез занимаетесь. И, наверное, много лет. Я же технарь по образованию, а вы чистый гуманитарий, прочитали книг намного больше меня. Вот и пригласил вас…
….А ведь всего несколько дней назад, я жил никого не трогая, и меня никто не донимал. Какое чудесное время было, оказывается.
- Я прочитал внимательно ваш реферат и ряд вещей, которые ранее были зыбкими, неясными, прояснились. Вот, например, я читал одну книгу о пользе религии…
Он достал с полки какую-то книгу.
-…и чувствовал, что автор упрощает многое, но, как и в чем это выражалось, не мог ответить. А теперь могу.
Алексей раскрыл том и зачитал.
      - Вот автор пишет: «Если мы мыслим Абсолют, мы должны Его мыслить как совокупность всех совершенств в предельной (точнее – беспредельной) степени». Я пишу на полях: Должны -  не значит, что это так и есть на самом деле. В этом суть проблемы, о чем свидетельствует Ветхий Завет. Далее автор заявляет: «Входит ли в число совершенств свобода? Очевидно, что из двух состояний бытия совершеннее то, которое может действовать свободно, исходя из самого себя, сознательно и с разумным целеполаганием. Следовательно, и при мышлении Абсолюта достойнее представить, что каждое Его действие происходит по Его свободной воле, а не по какой либо неосознаваемой необходимости». Я в ответ пишу: Ох, как спорно сие. И опять же Ветхий Завет свидетельствует, что опыты Яхве с Человеком и человечеством отнюдь не всегда определялись свободой божества, но также и осознанной необходимостью. Приходилось реагировать на внешние воздействия, пример чему потом и неоднократные попытки заветов. Эти ответы – результат прочтения вашей работы.
«Господи, вот влип!».
- В целом же, меня занимает тайна религии. Я не беру тот случай, когда Бога используют в психотерапевтических целях, - преодоление страха смерти и все такое. Не интересует меня и использование имени бога в политических целях: мол, «с нами Бог, значит, кто против нас - его противники». Все эти и подобные случаи понятны. Меня интересует только тот случай, когда людей интересует идея Бога, как некоего Абсолюта. И они начинают поклоняться этому Абсолюту, наделяя его всевозможными добродетелями. Хотя ясно, что такого Абсолюта нет, что отражено в мифах, например греческих. Боги также имеют пороки, у кого большие, у кого меньшие, однако это нисколько не отражается на чистоте самого Абсолюта. То есть дело не в том, что есть на самом деле, а в некоей потребности чего-то сверхидеального. Предположим, завтра прилетят представители высокоразвитой космической цивилизации и объяснят людям, как устроена Вселенная, как произошел переход от мертвой материи к живой и прочее. И в этой картине не окажется место Богу. Разве папа Римский или наш Патриарх сложат с себя полномочия наместников божьих? Да никогда! Жизнь церкви продолжится и без Бога. Главное не Бог, а идея Бога. Почему так? Сначала я посчитал, что человеку нужна точка отсчета, начало оси координат. Но чем больше размышлял, тем больше убеждался, что есть некая тайна. Причем она сокрыта и от самих истинно верующих. Или скажем так: узкая группа верующих в свое время разработала символ тайны. Как это бывает в детстве: дети придумывают тайну, чтобы наполнить свою жизнь особым смыслом. Ну и немного приподнять себя, как хранителей этой тайны. Но тогда получается тайна без возможности разгадки? Тайна ради тайны? Может, конечно, и так. А вдруг есть еще один, еще более глубокий слой, «зарытый» в человеческой психологии?
Я отупело молчал. А вы бы что ему ответили? Не считая набора банальностей, конечно.
Пришлось прибегнуть к излюбленному приему: ответить на вопрос вопросом:
- Но вас-то почему это волнует?
- Верующий считает, что его бог самый-самый-пресамый… Он и всеведущ, и милосерден, и любит их… И бесполезно доказывать обратное конкретными примерами. Для трехлетнего ребенка его папа самый сильный, а мама – самая красивая, так и верующий хочет остаться в блаженном состоянии детства. Но есть люди, которые вырастают. Нельзя всегда оставаться в мире грез. Надо кому-то познавать неприятную правду. И знаете, к каким предварительным выводам я пришел?
Я изобразил на лице максимальную степень любопытства.
- Мой ход рассуждений таков. Бог сотворил мироздание из ничего, из пустоты. Хорошо, предположим. И то верно: почему бы не быть Существу, способному из пустоты творить материю? Делов-то силой мысли создать любое количество вещества… Но тогда мне лично непонятно, как такой Бог мог возиться с такими букашками, как Адам, Каин, Иаков, неблагодарным племенем евреев и прочее? Если Бог способен создавать звезды в любом количестве, если Бог способен запросто создавать сложнейшие химические, физические, биологические законы, то такому Разуму ничего не стоит сотворить нужную ему человеческую единицу. И уж тем более смешно утверждать, что какой-то падший Ангел сумел бы на равных бороться с таким Могуществом! Логичнее предположить, что творил людей по «своему  образу и подобию» другой бог. Творил Наместник. Не может же Творец быть разом везде, во всей бесконечной Вселенной! В книжке по астрономии я прочитал, что наша галактика Млечный Путь состоит из 200 миллиардов звезд. Вдумайтесь! 200 миллиардов светил и все их создал Бог! Но я был окончательно сражен величием этого труженика небес, когда прочитал, что во Вселенной 125 миллиардов галактик! Причем, наша не самая большая. И в каждой много-много миллиардов звезд. И все это хозяйство способен вести один-единственный Бог? Вряд ли. Вероятнее всего, Ему пришлось оставлять штат присматривателей. Отсюда ангелы, архангелы, серафимы… Творить же стал Наместник. И не всегда удачно. Первая женщина не удалась. Пришлось вместо Лилит творить новую. На этот раз получилась Ева. Правда, с ней у Него тоже вышла промашка. Возникли разногласия с Денницей. Тот восстал. Часть ангелов приняла его сторону. Посмели бы они восстать против Главного, воспламеняющего звезды с легкостью курильщика, зажигающего сигарету! А Наместник - он и есть Наместник. С тех пор на земном Небе царит двоевластие. А, может, и троевластие. Ведь, отметим, библейский Бог никогда даже не пытался зайти на территорию Индии и Китая, будто это чужая епархия. Отсюда и требования поклоняться только одному богу, и угрозы, кары… Да и ранние религии почти все отмечают борьбу на небесах. У египтян Сет убивает Осириса, Зевс свергает своего отца Кроноса… Вот я и  пришел к выводу, что мы, земляне, имеем дело не с самим Творцом Вселенной, а с его наместниками. (Что Творцу Земля? Это одна триллионная доля Его созидательной работы). А заместители - они и есть заместители, вот и повели себя соответственно. Перессорились и поделили Землю на зоны влияния. Даже библейские пророки не смели сунуться в Китай или на американский континент. Это уже делали другие люди мечом и огнем. Земные боги дрались между собой с помощью государств и религиозных организаций. На Небе идет война! И мы их солдаты!
Я сидел смиренно, как мышка. Одно меня занимала по настоящему – все это случайность или со мной ведут какую-то игру? Хотят втянуть в небесную усобицу? Я-то зачем им нужен? Я никто и звать меня никак. Ни Мессии из меня не получится, ни рядового солдата, идущего в атаку на дот. Однако надо было что-то говорить…
- Что тут можно сказать? Интересная гипотеза, конечно, но вы знаете, что религия не описывается рациональной логикой. Все может быть так, как вы говорите, а может быть совершенно иначе.
- Это я понимаю. Но микромир тоже не описывается рациональной логикой. Как себе представить, что фотон света - одновременно частица и волна? Однако же, физики как-то со всем этим разбираются. Или постулаты, вроде: «Любите врагов ваших». А надо ли любить тех, кто захватил вашу страну? Не коллаборционизм ли это? Разве генерал Власов был прав, возлюбив врагов, с которыми поначалу воевал? Когда читаешь проповеди – все просто. Когда прилагаешь их к жизни, – библейские заповеди начинают трещать.
- Все верно. Про электричество ученые тоже говорят, что толком о нем не знают, но это не мешает его использовать всем людям, даже неграмотным. А для осмысления проповедей есть комментарии. И авторитеты для придания веса комментариям. Физики же, установив границы явления, двинулась дальше. Так и с тайной религии. Не знаем ее, не постигаем, но вовсю используем религиозные чувства в самых разных целях. Европейскую цивилизацию называют христианской. Но какое отношение к учению проповедника из Назарета имели войны, колониальные захваты, работорговля? Никакого. Налицо типичный франчайзинг. Наша цивилизация христианская только по форме, но языческая по существу. И это нормально, - учение назаретянина непрактично для реальной жизни и потому нереализуемо на практике, но ведь служит людям. И политикам, заодно…
- Это так, конечно, - согласился Крухмалев, - но я хочу разобраться в самой сути религии и тем познать тайну этого мировоззрения.
- Но если тайна будет разгадана, то какой прок от религии? Темный чулан манит и волнует воображение ребенка ровно до тех пор, пока не будет зажжен свет и не выяснится что там. Вы не лазили в детстве на чердаки?
- Лазил.
- Правда же, было интересно? А сейчас вас туда залезть не заставишь – тайны нет. Поэтому Бог и не являет себя перед нами. Иначе рухнет хрустальная мечта. Бог у каждого верующего свой, да и конфессии трактуют Его и небесный мир по-разному. Ну и пусть себе представляют так, как им ближе и понятней.
- Зачем же вы стали заниматься религией?
Я про себя вздохнул. Да не нужна она была мне, пока Разуваев не подсуетился!
- Знаете, наверное, это эффект кроссворда: можно обойтись, но тянет заполнить клетки…
- Понятно. А меня эта тайна притягивает. Возьмите такой факт. Три мировые религии основаны на доверии к показаниям всего шести человек! Да и это не всех разом… Один рассказал, что общался с Богом на горе Синай, четверо других утверждали, что проповедник из Галилеи на самом деле истинный Сын Бога, а еще один утверждал, что голос, который он слышит и чьи слова записывает, идет непосредственно с Небес. Вот собственно и все. И на этих шатких основаниях стоят здания конфессий с двумя миллиардами верующих! Причем, каждая из них не доверяет показаниям других. И ничего! Это не мешает им говорить, что Бог есть, что Он един для всех, а людям верить в непреложность этих свидетельств.
- А если тут дело не в вере, а в человеческой психологии? Тогда и тайны никакой нет. Ну хочется людям иметь твердую опору!
Алексей неохотно кивнул.
- Может, и так.
Разговор, слава богу, подходил к концу, выгорая естественно-интеллектуальным путем, и я стал подумывать об эпилоге, позволяющим мне откланяться. Но Алексею явно хотелось выговориться. А может, он и вправду уверовал в меня как специалиста по библиистике?
- В религии много человеческого, слишком человеческого. На этом рубеже тайна и кончается. Для меня же религиозное чувство есть путь каждого человека к себе глубинному, которое и можно определить как частицу божественного. Этот путь сугубо интимный, а вероучение невольно сводит интимность к набору обрядов с посулами вечной жизни, как итоговый результат. Религия как тайна кончается там, где начинается организация. Дальше все идет по принципу: я начальник – ты дурак… У меня власть – и твои воззрения отличные от моих становятся еретическими. У тебя власть – тогда мои. А как на самом деле? Бог кто – католик, православный, мусульманин, кришнаит? А если православный, то старовер или никонианец? Глупо. Но так устроена земная религия. А что думает Бог по этому поводу никто не знает. Остается единственный способ узаконивания истины – власть. Поэтому ариане, староверы и пятидесятники – еретики, а вот кальвинисты и лютеране – нет, ибо в свое время сумели захватить власть в некоторых странах. Но если истинность религиозных воззрений зависит от размеров власти над территориями, то причем здесь Небесное? Как раз, наоборот, все эти дела суть сугубо земного происхождения. Но если Бог молчит, то, может быть, нет единого для всех Бога, а есть боги? Чугуев считает, что речь идет об инопланетном контакте. Он так рассуждает: когда Бог создал людей по своему подобию, то далее говорится, что Адам и Ева были наги и не понимали этого. Странная ремарка, если образом для их сотворения был сам Бог! Выходит, Бог носит одежду, что и писано на иконах. Но далее следует рассказ о вкушении плодов познания, после чего Ева и Адам осознали свою наготу и сексуальность. Выходит, Бог тоже сексуален? Сие странно для того, кто вечно парил в пустоте, прежде чем решил создать Вселенную. Потому Они или Он не появляются более перед нами, что в век техники мы быстро разберемся, что они там за боги. Они даже в древности таились от людей. Показывались только избранным, лишенным способностей к критическому анализу. Вот Сашка и предположил: а нельзя ли через религию выйти на контакт с инопланетным разумом?
- Это как?
- Напрямую они не выйдут, не хотят расшифровываться, а вот через религию – возможно. В ней они вынуждены себя косвенно дешифровать. В религиозных рассказах есть крупицы истины. Что такое Адам и Ева как не биороботы?
- А «Эдем» - лаборатория генной инженерии?
- Ну да!
Тут я вспомнил, что в тексте Разуваева о такой возможности тоже упоминается.
- Я в реферате об этом писал, - небрежно заметил я.
Алексей рассеянно кивнул.
- Это предположение уже давно циркулирует. Слишком бросается в глаза… А вот чтобы через религию выйти на контакт с Внешним Разумом, кажется, еще никто не догадался.
- А я слышал что-то об этом. Что-то насчет сциентистской церкви.
- Правда? Возможно. Такая мысль не может прийти только в одну голову. Это шанс понять, что Они хотят от нас. Возьмите легенду о Трое. Раз ее нашли, факт ее существования в «Илиаде» подтвердился, то почем бы не предположить, что и рассказ в поэме о вмешательстве богов в земные дела тоже правда? Почему мы должны верить авторам Евангелий, и не верить автору «Илиады» о божественном контакте?
- Да-а, задача интересная, - пробормотал я. - Надо подумать над этим, - миролюбиво заключил я, готовый откланяться.
Мне, может, жить осталось день да еще ночь, а тут изволь срочно решить пару мировых проблем напоследок. И тут меня осенило.
А может, меня выбрали, чтобы я, как некогда проповедник из Галилеи, бросил зерна в унавоженную предыдущим временем почву и оставил учеников, дабы они уже надзирали за растущим урожаем? И вот уже готовый кандидат – сам пришел, просит наставления, а я упираюсь…
- Мне нужно подумать… Все обдумать, и тогда можно будет еще раз встретиться. А тайна, вы правы, есть!

               
Из дневника

С удивлением увидел Ангела с толстым философским журналом. Полюбопытствовал, что интересного нашел там представитель небесных сил? Ангел протянул раскрытый журнал. В статье разбирался экзистенциализм. Автор сообщал, что Первая мировая война разрушила прежние романтические представления о «разуме» исторического процесса, который объективно ведет человечество по пути прогресса и торжества гуманизма. Появились принципиально иные представления об истории, как стихийном, слепом процессе, которому нет дела до человека, и который не содержит гарантий прогресса и гуманизма. Поэтому у человека нет объективной опоры в реальности. Что же тогда делать?
Я взглянул на Ангела. Он бесстрастно мерцал. Ладно. Читаю дальше. Каков же вариант разгадки?
Экзистенциализм предлагает стоическое следование себе, своему долгу, как единственному средству против отчаяния, цинизма и вырождения.
Я призадумался. Во-первых, не понял: при чем здесь экзистенциализм? На эту тему рассуждали еще Сенека и школа стоиков. Да и Экклизиаст, вроде бы, вещал на ту же тему…
Я высказался в том духе, что легко писать, но трудно сии рекомендации исполнить. Ангел ничего не сказал. Посмотрел доброжелательно и продолжил ознакомление с моей ученой библиотекой.
А во-вторых, про Зло и Добро комфортно рассуждать на философском уровне. Все меняется, когда человек спускается на уровень ниже, - в политику. Там добро и зло размываются до полной неотличимости. А есть другие этажи бытия, и там жизнь ясности не вносит. Но про то Ангелу я не стал говорить.


2


       Я вышел на улицу. Всего шесть часов, а в городе царила черная ночь. Даже звезд не было видно. «А если я завтра умру, подумалось мне, тогда все, что я сейчас вижу, станет последним?» Я огляделся в желании запечатлеть земной мир, и ничего особенно не увидел. Все те же дома, панельные, серые, приземистые. Снег лежал уже изрядно посеревший от выхлопных газов. И люди шли обычные, в серых одеждах. Картина бытия меня не взволновала. Так с чем я уйду, если умру при случае? Непонятно…
В автобусе было так тепло, что потянуло в сон. Свободных мест не было и, повиснув на поручне, я задремал в полглаза. Дремал и сквозь пелену думал о разных глупостях. Впрочем, одна достойная мысль забрела. Ведь если я погибну, то вместе со своим Ангелом. Кто из людей смог бы похвастаться таким финалом?
И воспарим мы к небу, держась за руки. Ангел-воин и я, лейтенант запаса.
Страха уже не было, а было ощущение предвечного покоя. И еще лучше бы стало, если б не чей-то пристальный взгляд. Я разомкнул очи.
Городок наш маленький!… Ирина!
- Здравствуйте! А я размышляла – будить вас или не стоит?
- Солдат на посту спит, но проверять билеты обязан. Па-апрашу предъявить!
Ирина улыбнулась.
- А если нет билета, а есть билет на балет, то что мне будет?
- У солдата только один балет в голове…
- Придется подчиниться уставу и силе.
Что за черт, опять она со мной играет в кошки-мышки… Шутить далее расхотелось, - все равно ничего не выйдет. Она скоро успешно завершит свою командировку, а я – возможно – свою.
Сколько у меня было женщин? Много по иным меркам, и… всего три. Вечная загадка любви в трех ипостасях:  любовь как чувство, любовь как страсть, любовь как промысел. Наверное, про них уже кто-нибудь сказал что-нибудь вроде «любовь - самая загадочная из разгаданных загадок». А мне так кажется, что человек сам определяет для себя – любовь для него тайна или обычная житейская история. Главное, найти человека, который смог бы тебя терпеть. Ну и наоборот, конечно, - чтобы у тебя хватило сил терпеть другого, столь не похожего на тебя субъекта. И когда этот человек меняется по жизни (не может же он оставаться таким, как в двадцать лет), надо быть готовым к этому, и вытерпеть перемену, даже если она тебе не по вкусу. А кому по вкусу видеть старение ближнего и некогда любимого?… И еще надо терпеть ссоры. Ведь почему пылают ссоры и не заживают обиды? Потому что ужасно чувствовать себя правым и не в силах доказать это близкому человеку. Вот и расходятся, когда никаких моральных сил терпеть такую несправедливость становится невозможным.
В молодости есть много внутренней свободы, но мало жизненного опыта. С возрастом приходить второе, но уходит первое. В молодости парень может делить девушек на доступных и тех, кто не имеет промыслового значения. А в зрелости? Мне-то сейчас кто нужен? Раньше знал, ныне – нет. Свобода схлопнулась до размеров боязни ошибиться. Одно время я завел было тетрадку, куда выписывал выношенную мудрость веков по поводу любви и женщин. Стихи, вроде шекспировских из «Короля Лира»:

                Вот дама. Взглянешь – добродетель, лед.
                Сказать двусмысленности не позволит.
                И так все женщины наперечет:
                Наполовину - как бы божьи твари,
                Наполовину же – потемки, ад…

В двадцать лет – это воспринималось как великое открытие. Потом уяснил – что это непонимание другого пола и только. А сейчас какое определение лучше подойдет: «крепчает нравственность, когда дряхлеет плоть»?
В юности впервые сталкиваешься с особым типом влюбленности, которую принимаешь за истинную любовь – любовь-страсть. Попадаешь в жерло вулкана. Все кипит, все обостренно до крайности. Только потом, столкнувшись еще раз-другой с хладом, начинаешь формулировать максимы, вроде «не с ней хорошо, а без нее плохо». Или: «она не твоя «половинка», и ты с ней потому, что другой пока нет». А когда появляется другая, то прежняя страсть вдруг быстро проходит, как и полагается извержению вулкана. В такую пору обиды переживаются глубоко, а забываются быстро. За исключением одной - ревности. Мужчина не может забыть, что она спала с другим, а женщина не прощает, если ее не ревнуют. Ревность и творимые с нею глупости – для девушки терпимы, но только не равнодушие. 
Нахлебавшись, ищешь женщин, живущих по принципу: «Я вам дала, чего же боле…?» Затем и это надоедает, и появляется желание новой любви. И получаешь. Только любовь иного сорта. Любовь-расчет по формуле: «Хочешь любви большой и светлой? Пропиши в своей квартире». Такая женщина ищет мужчину, готового ее поддержать по жизни, но при этом никогда не говорит, поддержит ли она его в трудную минуту. И, наконец, созреваешь до того, что понимаешь, надо обретать любовь не случайную, а искать нужное тебе целенаправленно. Сказано – сделано. Порукой тому - умудренность жизнью. С этой умудренностью и вляпываешься в самую тяжкую ситуацию, ибо уже нет ни иллюзий, ни молодости. А значит, былого запаса прочности. После чего, наконец, понимаешь: наивным дурачком родился – опытным дураком и помрешь. Хотя… кое-что приобретается. В частности, начинаешь формулировать по-настоящему правильные постулаты. Например, такой: «слабую женщину можно удержать силой, сильную – нежностью». Но, прежде всего, понимаешь, что признание в любви – есть признание в психологической зависимости от этого человека. И, наоборот, любовное охлаждение есть факт освобождения от такого состояния. Вот и выбирай что лучше: насыщенная чувствами несвобода или свобода пустоты?
Тут я заметил, что Ирина вопросительно смотрит на меня.
- Что? Я не расслышал.
- Я спросила: не хотите ли прийти завтра ко мне?
Однако, уйдя в себя, я пропустил чересчур много интересного.
- Могу… Конечно. Извините за тупость. Должно быть, не проснулся толком. По поводу чего?
- Я же говорю, придут люди, которым вы интересны и они вам, надеюсь, тоже.
Эка я стал популярен…
- Приду, обязательно.
- Приходите завтра в шесть. Хорошо?
- Хорошо. Куда?
- Я сейчас выхожу. Не проводите?
- Почту за честь…
- Вы как относитесь к литературе?
- Как вам сказать. Я предпочитаю литературу большой идеи. То, что становится классикой, - Толстой, Достоевский, Булгаков… Вообще, я разделяю литературу на разряды. Первый разряд – литература большой идеи. Второй разряд – литература, достигшая высот нарицательности: Робинзон Крузо, Гулливер и так до Буратино и Незнайки. Далее идет литература ремесла. То есть, когда профессиональные писатели пишут, потому что надо писать. Профессия гонорара обязывает. Иногда среди этого потока  попадаются весьма интересные сочинения. И, наконец, разряд графоманской литературы, когда пишут, потому что не могут не писать, но в отсутствии яркого таланта. Иногда графоманами становятся и профессиональные писатели, у которых талант угас, а кормиться надо. Вот такая схема.
- Ясно. Тогда обрадую: для вас я припасла человека, который одновременно и графоман и пишет литературу с большими идеями.
Дом, где жила Ирина, был в пяти минутах ходьбы от остановки. Она жестом гида указала на него. Я близоруко оглядел неоновую вывеску: Отель «Турист».
- Это называется гостиницей. Она для приезжих, - сообщила Ирина, не уверенная, наверное, что я проснулся окончательно.
-  Надо же, кто бы мог подумать…
- Номер двести тридцать второй. Это второй этаж. Итак, до завтра?
Ирина стояла и смотрела на меня как будто выжидающе. Или мне опять мерещится? Я чуть придвинулся и наклонился, словно готовый поцеловать. Она не отстранилась! Я растерянно чмокнул ее в щеку. Она на мгновение закрыла глаза. Я отпрянул. Она посмотрела на меня, а потом сказала:
- До свидания.
Кажется, я потерял квалификацию…
               
Из дневника

- А когда Вы улетите, я все забуду?
- Как захочешь.
- Пока не знаю как лучше…
- Многие выбирают забвение. Трудно дальше жить с таким воспоминанием.


3


Еще не рассвело. На кафедре сонно скользили сумрачные тени. Я и сам был такой тенью. Ну да ничего, я знал, что уже через две минуты занятий в меня вольется необходимая доза бодрости, хотя уже давно учительская стезя меня не грела. Опыт преподавания изменил мою точку зрение на это социальное благо. Обучение всех без разбору, невзирая на желание и природные способности, ведет к девальвации общественного интеллекта. «Творцами» ныне стали люди со средним умом, но высшим образованием. Именно они лезут в аспирантуру и докторантуру, а также во власть и на страницы газет. А теперь еще и Интернет появился, и всякий дурак может громко заявить о себе, а заодно сладострастно обхамить талантливее себя. Все грамотные, но умных-то как было мало, так все и осталось в прежней пропорции.
Был еще один способ взбодриться – атаковать Любовь Олеговну и тем  доказать себе, что не смирился перед угрозой своей аннигиляции, и есть сила воли упереться.
- Что это за хорошенькая девушка перед нами нарисовалась? – умилился я, когда она появилась на пороге. - Так и хочется говорить пуси-муси и делать козу-козу.
- Ну вот еще, я уже взрослая женщина!
- Не верю! Чтобы удостовериться надо заглянуть под юбку. А после осмотра места происшествия, я вынужден сказать: планида у вас, девушка, такая, что…
- Это когда я вам под юбку заглядывать позволяла?
- Здрасьте. Вы уже отрекаетесь от голимой фактологии? Вы умаляете мою мужскую гордость.
- Ну и горазды вы болтать, Арсений Константинович.
- Поболтать с красивой девушкой я не прочь, других таких, как вы – у нас нет. Оттого и приходится шаржировать, что виноград не доступен.
Люба вдруг зарделась. Господи, да неужели муж ее так мало хвалит? Впрочем. Именно от мужей как раз комплиментов и не дождешься. А вот от таких, как я - пожалуйста.
- Кстати, у меня есть книги по вашей теме.
- Какой теме?
- По теме гранта.
- Не откажусь. Спасибо. Приносите.
- Я могу занести их… к вам… Я вечером гуляю с собакой недалеко от вашего дома.
Я воззрился на Любу.
Люба в смущении принялась перебирать бумаги на столе.
Неужто? Я не мог поверить. «А она-то с чего…?» Или мне опять померещилось?
Воистину мир полон сюрпризов. И занятие прошло на редкость гладко. На семинаре не пришлось долго и нудно вытягивать из студентов «собственное мнение» (современная методическая установка). Разбирали же сущность царизма. Детишки охотно делились своим мнением, почерпнутым из книжек разномастных дилетантов. Я лениво слушал.  Они были еще слишком молоды и потому уверены в том, что умны. Это уже потом, когда они получат формальное образование и выйдут на столбовую дорогу жизни, начнется неизбежное расслоение на подлинно умных и «прочих». Поэтому мне больше нравилось заниматься с «вечерниками». Те вели себя уже по-другому. Могли отличить стоящую мысль от пустопорожнего гомона. Вот их «собственное мнение» я выслушивал со вниманием.
На дворе витала мода на монархию, потому царя в основном хвалили. Я лишь в одном месте не выдержал и когда одна девочка пропела осанну убиенному императору, возразил по полной.
- Да, вы правы, Николая Второго церковь провозгласила великомучеником, но как же быть с казусом 9 января 1905 года? Николай, как истинный христианин, должен был незамедлительно броситься из Царского Села в Петербург, приехать к своим подданным, объясниться с их представителями, принять участие в панихиде по невинно убиенным. Ведь люди шли к царю с иконами, хоругвями, безоружные, как дети к отцу… Николай в переписном листе 1896 года в графе род занятий, написал: «Хозяин Земли Русской». И вот люди пошли к хозяину, а наткнулись на пули и шашки. Разве они тоже не мученики? А церковь о них забыла. Разве это хорошо? Когда матери хоронили своих детей, жены – мужей, то они, наверняка, проклинали царя. Кровь пала на монарха и его семью. Так какой же вывод можно из сего события сделать?
- Не делай того, чего не хотел бы, чтобы сделали с тобой, - послышалось несколько голосов.
Слава богу, хоть несколько человек уяснили…
9 января стал днем смерти официальной доктрины тогдашнего режима – «самодержавие, православие, народность», а ведь мог стать днем ее торжества. Казалось бы чего проще: чтобы не стреляли в твоих детей - не стреляй в чужих. Сделать такое умозаключение намного легче, чем каждодневно класть поклоны перед иконами. А вот на тебе…
И еще тогда пришла в голову мысль: а ведь не доведи царь монархию до краха, не оказался бы он с семьей в подвале Ипатьевского дома, и не приняли бы они мученическую смерть. А тогда бы не обрели святость. Что ж получается: гибель царства того стоило?…
«Полцарства за коня!» А ежели царство – за святость?


4


Уже собираясь уходить, меня обрадовали.
- Ученый совет остановился на твоей теме!
- Мерси им.
Я не знал радоваться мне или огорчаться. Нравился успех, но не нравилось, что меня несет по течению, и от меня мало что зависит. И чем дальше, тем больше. Какие-то силы колдуют. Выстраивают опыт, а ты, словно мышка в колбе, принюхиваешься, исследуешь стенки. Глазками видишь возможность свободно пробежаться по лабораторному столу, а нюх чует стену и велит: не бейся носом – расшибешь! И мыслишка тайная-претайная: а вдруг я оправдаю опыт, и мне дадут вкусного корма и отправят в клетку к самочке?
Альтернативы-альтернативы… Не нами созданные, не нами предложенные и не нам, на самом деле, предстоит выбирать из предложенного. Или я не прав? А как же божья свобода воли? И к чему этот бескрылый пессимизм? А может, мне дают шанс… Великий шанс прыгнуть выше головы и даже выше голов человечества? А чем я хуже Заратустры? Тот дерзнул, в то время как сотни не глупее его интеллектуалов предпочли выжидать и осторожничать. Эхма, где наша не пропадала!
«И пропадала она везде».
Тьфу! Опять пессимизм. И я в пику сомнениям озарился особо радостной улыбкой, на какую был в тот момент способен. Но начал официальным тоном.
- Ну что, Любовь Олеговна, поедете со мной в Фонд на представление темы?
- А я-то причем?
- А притом, что я без вас никуда. Вы озаряете меня тем светом, с которым мужчина только и ощущает себя мужчиной.
- Сексуальным что ли?
- Вот видите, мы понимаем друг друга с полуслова.
- Пол слова – это мычание.
- Ну, значит, с одного мыка!
- Нет, вам нужна женщина с многоопытным стажем, а не я.
Я искренне восхитился точностью формулировки, и умилился.
- Ах вы моя тыковка! Как верно по сути и отчасти по существу!
- Я не тыковка, - авторитетно заявила она.
- Вам, конечно, видней, Но, во-первых, только за такой афоризм Фонд должен отвалить нашей кафедре – кузнеце таких кадров – грант, а, во-вторых, опыт со мной быстро наживается. Что замерла, перепелочка? Дрожишь! Волка перед собой видишь?
- А если козла?
- Тогда ты не перепелочка, а кочан капусты.
- В таком случае пусть я буду перепелочкой.
- А я козлом?
- Нет, собачкой. Такой лохматенькой, с приветливо виляющим хвостиком.
- Болонкой, что ли?
- У болонки нет длинного хвоста. А у тебя пусть будет. Как у доброй дворняжки.
- Наконец-то, мы определились. Только дворняжки не бывают добрыми, они бывают  наученными. Своей дворняжеской жизнью.
- Вот тогда я точно вас полюблю и поеду в любой фонд, - отвечала Люба, смеясь. – Хорошо быть рядом с мужчиной наученного жизнью.
Мне же шутить расхотелось. И вообще говорить на щекотливые темы. Что происходит? Неужели от Ангела на меня пал какой-то свет, и женщины интуитивно чувствуют… то бишь, видят его? В таком случае, имею ли я право пользоваться тем, что мне не принадлежит? Или так: я воспользуюсь случаем, а когда Ангел улетит, и я вновь стану ординарной личностью, то какой будет удар для этих женщин! Будут удивляться: «и что я в нем нашла»? И мне будет неприятно упасть с небес. Так что – фу, собачка!





Встреча с творческими людьми

1

Пришла пора собираться в гости к Ирине. Линию поведения решил избрать простую и эффективную -  вежливая холодность, вежливая предупредительность, вежливость во всем, в каждом повороте головы… Чтобы сразу было ясно: «Мы к вам по делу». Одно наводило на размышление: брать вино или нет? Это уже можно истолковать так, что и вежливость не поможет. Решил ограничиться коробкой конфет. Чаепитие - оно и есть чаепитие.
Ирина спустилась в холл, провела мимо охраны, переговорила с дежурным, и мы поднялись в номер. Шла она чуть впереди, так что я мог без помех лицезреть ее фигуру. Облегающее ей шло. Спинка прямая, в пояснице следовал красивый загиб плавно преходящий в… Я отвел глаза. Знаем мы эти женские штучки. Но и волосы были хороши. Струились по плечам водопадом.
Она повернула голову и спросила:
- Готовы?
- Всегда готов! – рапортнул я, не уточняя, что имеется в виду.
Она тоже не стала вдаваться в детали.
В номере смотрел телевизор мужчина. При виде нас вскочил и радостно закричал, перекрывая шум стрельбы по живым мишеням:
- Петров!
- Горенков! Арсений! – радостно прокричал я в ответ.
Вместо того чтобы убавить звук, Петров продолжал весело орать.
- Имя у меня заковыристое, так что зови меня Петровым.
- По рукам!
Петров засмеялся, будто ему объявили приговор о помиловании, и я вместе с ним чему-то порадовался. Есть такие люди, от которых так прет энергией, что и покойник напоследок улыбнется.
- Объясню суть ситуации в трех словах. Я работаю в отделе писем. Любую газету всегда осаждает энное количество поэтов и прочих прозаиков. Мы их терпим, потому что это, в основном, хорошие ребята. Но есть особые случаи, когда нам одним не разобраться. Будь другом, посмотри одного пациента. А то мы в его деле не копенгаген.
- О чем речь! Только справлюсь ли?
- Да я же вижу, кто передо мной. Титан!
- В смысле кипятильник?
- Не. В смысле мозговой массы.
- Спасибо. Первая по настоящему точная оценка меня за последние сто лет. А что есть в наличии?
- Очень художественное произведение. Судя по толщине - роман.
- Предлагаемый роман, надеюсь, в постмодернистском духе?
- То есть?
- Ну, например, описывается среднестатистическая американская семья: муж-бисексуал и тихий извращенец, сын – гей, дочь – лесбиянка. Дом полная чаша, а также полный респект в местном церковном совете. Параллельно посещаются собрания поклонников вуду, а тут на голову матери сваливается проблема. К дочери начал клеиться странный тип: не курит травку, не состоит в обществе анонимных алкоголиков, а работает токарем на заводе. И вот этот вырожденец начинает тянуть бодягу про любовь под луной, причем ни разу не предложив групповуху в качестве доказательства серьезности намерений. При всем при том, за кажущейся несложной фабулой скрывается метафизический конфликт сознания и подсознания, ментальности и брутальности между рационализмом и фантомным миром самореференциальных знаков, отраженных в лишенных видимого смысла поступках героев. Представляете конфликт такой силы?
- Круто! – согласился Петров.
- Разве в провинции такой уровень осилят?
- Вряд ли. Мелко плаваем, - согласился Петров. – Еще в тексте должен обязательно следующий диалог:

- Ты разведен? - поинтересовался Джон, отложив гамбургер.
- Да.
- Почему? Она тебя била?
- Нет… почти нет.
- Так почему ты развелся, Билл?

- Антифеминизм? Это актуально. А вы, оказывается, сечете в литературе, - похвалил я.
- Почитываем в транвае…
- Ладно, подавайте вашего классика.
- Чичас. Ириша, где наш протеже?
- Скоро подойдет. Да убавьте звук! И садитесь!
Мы подчинились. Стало непривычно тихо и уютно. Если бы не неугомонный Петров.
- Кстати. Есть у меня классный сюжет для романа, - объявил он, радостно хлопая меня по колену. – Ириша, и ты послушай, а то много потеряешь. Значит так. Однажды в одну развитую страну разом прервалось поступление наркотиков. Полностью – от героина до кокаина. Представляете? Завал! И немудрено, ведь поток наркотиков контролировал всего один трест. Таково последствие монополизации рынка. Через неделю миллионы людей запаниковали. И тогда они получили послание-инструкцию: им вернут кайф, если они станут делать то-то и то-то. У каждой группы была своя задача, и они начали ее выполнять. Люмпены стали поджигать автомобили и магазины, учащиеся вышли на улицы с требованием отставки правительства. Менеджеры в офисах лихорадочно дезорганизовывали экономическую жизнь. Биржевики опустили курс акций до неприличного уровня. Через месяц к власти пришли новые люди. Люди Ордена… Ну, как? Далее на сцену выступает герой-одиночка, раскрывающий заговор и мобилизующий группу старых друзей по войне за демократию в джунглях на борьбу с Орденом и наркотрестом. Круто? Вот бы такой боевичок зафигачить! Тут тебе и политика и социалка, и мочилово…
- И они добиваются своего – трест разукрупняют?
- Молодец. Сечешь!
В дверь постучали.
- А вот и классик! Явление таланта народу, часть вторая!
Петров в два прыжка оказался у входа и одним махом распахнул дверь.
Далее последовал рев восторга, представление вошедшего мне, а меня ему…
Поглядеть бы на его жену, подумалось мне о шумном Петрове. Наверное,  святая.
Вошедший же являл из себя сдержанность мученика. Чрезвычайно худой и высокий, бедно одетый (ну это понятно), в пиджаке времен борьбы с космополитизмом и коротких брюках. Он являл собой наглядный пример того, что способность к творчеству может быть не только божьим даром, но и наказанием. Под мышкой писатель держал потертый портфель с латунным замком. Кожаное изделие тоже явно относилась к временам суровым и героическим. Да и сам товарищ был в пенсионном возрасте.
- Жараев Георгий Игнатьевич, - представился он. - Извините меня за беспокойство. Сам знаю – не подарок…
- Да брось, Игнатьич, тут все свои. Давай выкладывай бумаги, а то мне бежать скоро.
Георгий Игнатьевич присел за журнальный столик и извлек из портфеля стопку листов.
- Я специально взял немного, чтобы не пугать вас, - сказал он с достоинством.
Мне понравилось и первое, и второе заявление. Мужик был не глуп, и это ободряло. Я тоже примостился рядышком.
Мне вручили листочки, и я прищурился, стараясь разглядеть подслеповатый текст, отбитый через выцветшую ленту пишущей машинки.
«Ну да, где сейчас добудешь ленту для «Ундервуда», а компьютером он пользоваться не умеет», - с сочувствием подумал я.
- Разрешите предварительное замечание. Я попытался писать обычную прозу, но понял, - это скучное занятие громоздить кучу слов между двумя встреченными мыслями.
- Не понял… Какими?
- Встреченными. Знаете, я пришел к выводу, что девяносто пять процентов людей в своей жизни изобретают не более трех самостоятельных мыслей, остальные берутся из опыта других.
- Любопытная теория.
- Так вот, есть люди, способные абсорбировать из информационного пространства достаточно много мыслей, или «смыслов», говоря современным научным языком. Извлекать и использовать их в деле. Некоторые из них облекаются в красивую словесную упаковку, чтобы чужое выглядело своим и желательно масштабнее. Я тоже пытался этим заниматься. И зашел в тупик… Поелозил там, пока не обратил внимание на такую форму выражения мысли, как афоризм. В них выражается мысль в голом, отшелушенном виде. Лишних слов нет. Но голая мысль представляет собой скучноватое зрелище, потому афоризм хорош в единственном числе, в виде поговорки или эпиграфа. И когда мне на глаза попалось японское трехстишие – хайку, я понял, - над той же проблемой думали еще тысячу лет назад! Древние японские поэты совместили краткость и экономность слова с образностью. Подражать древним я не стал - эпигонов и без меня хватает, - а стал писать «понятки».
- Как? «Понятки»?
- Да. Так я называю свои стихи и рассказы. Полюбопытствуйте, если не против.
И он протянул тетрадочку. На радость мне она была тоненькой, и я благодарно ее открыл. На первой странице значилось стихотворение без заглавия:

                Жизнь прошла – ты не пришла.
                Все что было – грезы   

Я спросил:
- Это эпиграф?
- Нет, это законченное стихотворение. Зачем еще что-то добавлять, и так все ясно.
Я перечитал. Вообще-то, верно. Ясно о чем и про что.
Ниже шла проза.

 Павлу Петровичу на пенсии было скучно, и он с утра решил пошуметь. Показать, кто в доме хозяин.
- Если ты красива, то, думаешь, тебе все позволено? – кричал он жене.
Жене было приятно, и она молчала.

- А дальше? Не дописали?
- Нет, это все. Что нужно – сказано.
- Да?
Я перечитал. А впрочем, наверное, так оно и есть.
Поразило жанровое определение следующей новеллы: «Эссе». Тем более что Эссе состояло всего из трех строк.

Ходила мышка перед киской, хвостиком виляла, пока не была привлечена котом к суду и полной ответственности. Свершилась драма! А за что? За то, что мышка хотела понравиться коту.               

Наверное, что-то в духе Хармса, подумал я. Впрочем, когда читал Хармса, то мало что у него понял.  Мысли Жараеввм подаются доходчиво, близко к комиксам, что в наше время важно и перспективно.
Стал смотреть дальше.

Он прочитал, что настоящий мужчина в жизни должен сделать три вещи: посадить дерево, родить сына, построить дом. Он посадил дерево, которое оказалось кривым саксаулом. Обзавелся сыном, который вырос оболтусом с криминальными наклонностями. Напоследок он продал квартиру на третьем этаже и построил дом, который после одного из затяжных ливней  рухнул ему на голову. Спрашивается: на хрена он поверил написанному?

Я не нашелся чего сказать умного, и двинулся дальше. Следующий рассказ был длиннее и назывался
 
                Первый бал Наташи Р.

1715 г.
Бледный юноша в камзоле и парике несмело подошел к румяной девице и, слегка заикаясь, произнес:
- Разрешите вас пригласить на танец, сударыня.
Девица потупилась и молвила:
- Мне маман не велит…
Юноша понял, что понравился.

1815 г.
 Гвардеец с таинственно бледным челом подошел к барышне, щелкнул шпорами и сказал:
- Мадемуазель, прошу у вас тур вальса!
Барышня улыбнулась, сделала легкий книксен и сказала:
- Увы, но мой танец за старым графом Д.
Гвардеец понял, что понравился.

2015 г.
Бледный юноша с татуировкой на всю руку, решительно выплюнул косяк и подошел к девушке.
- Привет! Пойдем, тёл, потанцуем.
- Иди в жопу, - застенчиво пролепетала девушка.
Юноша понял – понравился!

Неожиданная концовка меня смутила.
- Какой… критический этюд, - пробормотал я. – Впрочем, сейчас все печатают.
«Слова похабные, музыка народная», - вспомнил я одну присказку. Впрочем, не по делу. Далее следовали вполне пристойные вещи. Следовало же… не знаю что именно, в литературных формах я не разбираюсь, но озаглавлено было громко:

                Притча

Следуя советам друзей, он стал искать в себе Бога, но не нашел. Он стал искать Его на Небе и не увидел. Это ужасно расстроило его. Но, успокоившись, он подумал: «А, может, у меня другое призвание?» И стал искать в себе дьявола…      

Я не стал останавливаться и перевернул страницу. Григорий Игнатьевич не замедлил пояснить открывшееся мне:               
- Я цикл задумал о писательских трафаретах… таких странных… с психологической подоплекой. Например, в книгах то и дело попадается: «Он вздрогнул», «Я вздрогнул». Представьте себе вздрагивающего человека? Это на судороги похоже. Вздрогнуть человек может, если пугнуть его из-за угла. А тут один персонаж что-то сказал другому, и тот, якобы заметно для глаза, вздрагивает. Такого не бывает. Так и с запахами. Каких только запахов не чуют писатели! Прямо сеттеры, а не литераторы. У меня несколько примеров приведены. Вот, к примеру, Аксенов пишет в повести «Мой дедушка – памятник»: «От нее пахло водорослями и здоровьем». Что женщина, искупавшаяся в море, пахнет водорослями, представить можно: плавала-плавала да и заплыла в кучу морской травы. Но как может пахнуть здоровье? И таких примеров в литературе множество. Каждый писатель считает своим долгом похвастаться описанием самых удивительных запахов. Вот Шолохов в «Тихом Доне» описывает героиню: «Губы у нее были сухи, жестки, пахли луком и незахватанным запахом свежести». А вот у Бунина: «Рука, маленькая и сильная, пахла загаром». Паленым что ли?
Я тоже подивился обостренному нюху писателей и принялся читать юмореску.
 
                Чем пахнет писатель?    

Я написал рассказ и пошел в редакцию журнала. В редакции пахло лавандой, свежевымытыми полами и гонорарами. Я бодро прошествовал в кабинет редактора. В кабинете пахло штукатуркой, копиркой и свежевбитыми в чей-то гроб гвоздями. Я сел на стул и протянул уважаемому человеку и гражданину свой увесистый рассказ, задорно пахнущий просохшими чернилами, творческим потом  и едва уловимым, как «Шанель»  духом гениальности.         
- Занятно, - произнес редактор, дочитав рассказ.
В комнате запахло резедой, успехом и поездкой на юг.
- Однако… это нам не подходит. Другой формат. Обратитесь в другое издание.
Явственно запахло жареным.
- А может чего-нибудь подсократить? – жалобно спросил я.
- Не надо. Там все на своем месте, - ответил редактор и посмотрел на часы.
Пахнуло холодом равнодушия, гибнущим талантом и серой. Я встал и вышел. Уже спускаясь по лестнице, пахнущей стеариновыми свечами и косностью, мне подумалось, что, может быть, я недостаточно прописал обстановку и написал не то, не на ту тему и пошел не к тому редактору?
А на улице пахло… Нет, уже не помню чем именно пахло на улице, но помню, что была весна.
      
Далее, как полагается, шли стихи. На стол легка клеенчатая, коричневая тетрадь, усеянная мелкими буковками. Сколько же ему лет в душе, что он не закончил баловаться стихами?
- Некоторые даже опубликованы, - отметил Григорий Игнатьевич. – Но это не мои, моего брата. Он не в городе живет, так что…
Петров заглянул через плечо и подтвердил.
- Точно! Парочку мы опубликовали в подборке.
Стихи имели заголовок:  «Россика». И представляли собой тематический цикл.
Первое стихотворение звучало так.
               
                Страна затянута в мундир,
                в мундир затянуты и души.
                Народ притянут под ранжир,
                доносчики не бьют баклуши.
                Мелькают годы за бортом,
                лениво текут мысли.
                Россия вспрянет, но потом
                опять на месте едет рысью.
               
                Верхи все знают наперед.
                В пути не может быть сомнений.
                За поворотом – поворот,
                а вдоль – забор от новых веяний.

                Идет каре по осевой,
                чеканя шаг суровый.
                Идет страна по кольцевой,
                столбовой своей дорогой.   

Следующее так же шло без названия.

                Не отравились ль мы когда-то,
                испив кумыса степняков?
                Вкусив всевластия разврата
                и нетерпимости костров?
                И хоть не брали мы чужого,
                но рок вел князя-храбреца
                от славы озера Чудского
                к ногам ордынского коня.
               
                Мы шли по мели еле-еле
                и вскачь неслись по глубине.
                И за историей успели,
                Когда Петр вздыбил на коне.
                Теперь мы снова обернулись
                узреть предел и нерв судьбы.
                Туда, где тихо притаились,
                мерцая нам в степи костры.

- А вот это песня. У нас юные казаки ее пели, - сообщил Петров, ткнув в следующий текст.
Он назывался

Песнь юнкеров
(участникам «Ледяного похода» посвящается)

                Господа юнкера!
                Завтра снова рассвет,
                Завтра нам в штыковую атаку.      
                Кто-то завтра умрет, оборвав в жизни след,
                Так выпьем за тех, кого нет уже с нами!

                Господа юнкера!
                Титулов уже нет!
                Но вспомним что мы – все же дворяне!
                Отступать не к лицу, хоть не ждем мы побед,
                Завтра нам – в штыковую атаку!

                Истории тайн
                Не дано нам  понять.
                Нам дано – погибнуть красиво.
                Так вперед, господа! На судьбу не пенять!
                Памятуя о том, что за нами Россия!

                Пусть Россия не вся,
                Пусть теперь мы одни.
                Отщепенцев полки  в мире крови и горя
                И на наши могилы не положат цветы,
                Но мы не сдадимся - без последнего боя.   
               
                Господа юнкера!
                Скоро новый рассвет.
                Не вернуться нам всем из жаркого боя.
                Покраснеет ковыль, но дадим мы обет:
                От своей земли не уйдем за три моря.
                Не уйдем за три моря.

Я представил человека, читающего записки участника корниловского похода в зимний вечер, который сам в этом поселке ощущал себя заброшенным, но пытающимся пробиться к какой-то полунепонятной еще цели…
Были отклики на недавнюю современность.    

                Перестройка – перестройка.
                по истории нам тройка,
                по теории нам «пять».

«Пожалуй, что теоретически мы всегда были хорошо подкованы», - согласился я с мыслью автора.
- Смотрю, ваш брат предпочитает гражданственную тематику?
Георгий Иванович, неправильно истолковав мой риторический вопрос, виновато развел руками. Наоборот, мне нравилось, что не было лирической лабуды на тему: «Я люблю – она не любит, я хочу – она все мучит».
Заканчивалась подборка «Качелями».

                Вот качели взмахнули вверх,
                И началось опять скольженье.
                Мчимся вниз – ведь то не грех,
                Лишь бы не было вечным паденье.
                И снова качели взметнутся ввысь.
                Им падение служит разбегом.
                В жизни часто паденьем является высь
                И бездна служит разбегом.

- Мне понравилось, - одобрил я проделанную работу. - Емко и точно. Жалко только, время таких стихов уже прошло. Мы устремились  целиком в будущее – за иномарками.
- Вернемся, - уверенно возразил Григорий Игнатьевич. - Возьмите, почитайте на досуге.
- Спасибо. А чем вы сейчас занимаетесь? Что пишите?               
- Пишу продолжение «Мастера и Маргариты», - смиренно сообщил автор.
- Ни …! – не удержался я от эмоции. - Это как? Мастер с Маргаритой ведь умерли!
- Умерли, но только в физическом смысле. Я пишу об их жизни в обители Воланда.
- И чем роман завершится?
- Воскрешением Мастера и гибелью Маргариты.
Я ощутил укол зависти.
«Я закис, а тут люди, оказываются, глыбами ворочают. Может и мне сочинить что-нибудь монументальное, роман «Братья Карапузовы» к примеру?
- Но я пришел не из-за своих опытов. Я насчет брата. Он написал одно исследование, очень близкое по вашей теме. Не могли б вы прочитать его?
- А сам что?
- Он живет замкнуто. Написал и дальше не знает, что с этим делать. Живет он в поселке. Это в ста километрах отсюда. Ходить по редакциям не может, да и не хочет. Конечно, и вы не будете, но просто почитайте. Может вам понравится, и с рукописью можно будет что-то сделать?
- Пристегнуть к гранту?
Он помялся, затем кивнул. После чего извлек из портфеля папку.
- Вот…
Пытаясь сообразить, что нужно делать в таких случаях, я взглянул на заголовок: «Откровение Евангелия». М-да, близко к моей теме. Как говорится - впритык.
- Ну, хорошо. Прочту. Но ничего обещать, как вы понимаете, не могу.               
- Конечно-конечно.       
«Ну и городок, сколько всего оказалось на поверку».


2


Светские обязанности были выполнены, гости не стали засиживаться и скоро откланялись. Я остался наедине с Ириной.
- Забавные люди, - произнес я. – Жалко, мало понимаю в литературе. В основном на уровне «понравилось – не понравилось».
- Скромность украшает таланты.               
- «Быть знаменитым не красиво», - сказал знаменитый поэт и красивый мужчина. Это ложная скромность украшает, а не истинная.
Ирина сидела в кресла, поджав под себя ноги, тогда как я располагался наискосок в метре от нее. В той ситуации это равнялось примерно двум парсекам. Эту мысль я и озвучил:
- Как мало я о вас знаю, а вот уже сижу в вашем номере в пикантной для любого мужчины ситуации.
- Для женщины она не менее пикантна. Всегда любопытно – а как поведет себя интересный тебе мужчина в положении тет-а-тет? Что же до меня… Обо мне, пожалуй, можно сказать так: неблагополучная девушка из благополучной семьи.
- Вы хотели сказать наоборот…
- Нет, я не ошиблась в постановке слов.
- Надо же, выглядите вы вполне благополучной.
- А я благополучна. Материально… Карьерно… У меня отличный сын. И муж занимает видное положение. Только почему-то я отвечаю ему неблагодарностью.
 «Тэк-с. Что-то новенькое. Таких разговоров с женщинами у меня еще не было».
- Почему?
- Зачем мне, к примеру, должность редактора? Я и писать толком не умею. Читали мою заметку? Деревянная вышла. Журналистика – не мое призвание. Но газету надо контролировать. Для дела…
- А по мне, так лучше прожить жизнь с чистой совестью в коммуналке, чем с пятном на ней в бунгало на Гавайях, - заявил я гордо.
- Странно… Заметила: с виду серьезный человек, а начнешь разговаривать – балабол.
Меня такое заявление неприятно резануло, но я уже не отступал от взятого тона.
- Маскирую душевные извивы.
- Наверное, сильно пьете?
- Почему так решили?
- Так принято…
- У кого? А, если типа жизнь не складно складывается?
- Да.
- Вы удивитесь, но я водку не уважаю и не понимаю смысла ее употребления. Она же противная на вкус! И вообще, пьющие люди у меня на подозрении. Алкоголизма надо стесняться, а не хорохориться им. Это все равно, что хвалиться триппером. Вот, мол, какой я ходок. Впрочем, у меня такое ощущение, что сильно пьющие маскируются. Уж больно стараются «быть как все». Дети инопланетян, может быть?
- Это вы потомок инопланетян с такой философией.
И тут я призадумался: а если это правда? Отчего же ангел прилетел именно ко мне? И питейное мировоззрение у меня и впрямь странное: выпивох я не понимаю. Читаю Довлатова с Хэмингуэем и не понимаю, чего они так на спиртное напирали, да еще с бравадой? Ну и померли до срока. Наверняка, чтобы замаскировать свои особые отношения с верхними сферами. Мол, творчество нам тяжело дается, душа тонкая, вот и лакаем без меры и понимания…
- Пить и есть надо красиво, - сказал я, - и если мне это внушили инопланетяне – я им благодарен.
- Женщине такое приятно слышать. Мне, по крайней мере. Навидалась я… Да еще когда на тебя перегаром в постели дышат… Б-р-р.
- Ну, тогда вы тоже дочь инопланетянина. От перегара, видите ли, вас в дрожь бросает! Понюхали бы вы табачный запах изо рта у современных девушек…
- Ладно, давайте не будем предаваться воспоминаниям о наших сексуальных приключениях.
Мы замолчали. Возникла неловкая пауза.
- Странно…
- Что именно?
- Сейчас мужчины с места в карьер переходят на «ты», а вы… все мне выкаете.
- Это потому, что в английском языке нет местоимения «вы», а мы, как разбитая нация, следуем за победителями.
- То-то сын у меня щеголяет всеми этими «вау» да «о кей».
- Ничего, внуки уже будут говорить по-китайски… Но я не против перейти на «ты», если вы не против.
- Давай… Позже можно будет на брудершафт выпить для закрепления. Не забудь напомнить.
- Этого я никогда не забуду. Умирая, прошепчу: «А на брудершафт когда…?»
- Ну ты и… Лучше расскажи, как работал над своим сочинением?
- Я работал над своим сочинением долго и вдумчиво… - начал я давать интервью деревянным голосом.
Она рассмеялась.
- Правда, расскажи. Мне интересно. С чего это ты, вместо того, чтобы спокойно водку пить, взялся писать в стол? Ведь шансов на публикацию такой работы, насколько я сведуща, нет.
- Для меня самого это загадка. Писал не я – другой человек. С виду нормальный. Без закидонов. И на тебе… А я лишь стырил манускрипт.
- А я с виду – нормальная? – вдруг спросила она.
Я напрягся. Странный вопрос. С возможностью последующего поступка… И не было обычного женского кокетства с дальним прицелом: мол, напрашиваюсь на комплимент, а когда его услышу, скажу: «Тогда давай жить вместе, если я для тебя такая хорошая». Каждая женщина прямо вот так не думает, но подразумевает. Это генетическое… А этот вопрос шел из другого раздела женской психологии. И напрягся я потому, что надо было ответить точно, как на допросе. Это был своего рода проверочный тест. Конечно, невольный, не задуманный. Просто, когда женщина колеблется, она кидает мужчине пару тестов: пройдет испытание – она его, не пройдет – извините, останемся друзьями. А мне вдруг очень захотелось, чтобы Ирина оставила меня у себя. (Впрочем, почему «вдруг»?)
Разумеется, сходу ничего не придумывалось. Такого легкого, точного ответа, от которого в женском подсознании сверкнула бы молния, и…!
Пришлось говорить много, медленно, чтобы слова подбирались хоть как-то обдуманно. Сначала, конечно, комплимент…
- Если бы я видел в тебе простушку, я бы тобой не заинтересовался. Ты отличаешься от наших дам… Может, ты и вправду дочь или внучка инопланетянина, - с тобой хочется много разговаривать и даже делиться творческими планами. А это, как понимаешь, секретная информация. Но я креплюсь изо всех сил. Однако скоро буду готов делиться, даже зная, что она уйдет в резидентуру на Юпитер.
- А я возьму и изменю служебному долгу, и не расскажу о моем новом знакомом землянине.
- А вдруг, выяснится, что я внук инопланетянина с враждебной вам системы?
- Проблема долга? Радистка Кэт влюбилась в Шелленберга?
- Пока эта проблема не возникла, можно остаться на ночь? - сказал я серьезно.
Она посмотрела на меня столь же серьезно. И кивнула.


3


Что нас ведет во тьме? Чей зов, чья интуиция? И почему один сигнал растворяется в  пространстве, а другой находит отклик, и вот уже ты жадно ловишь позывные: «Приди…приди…приди». Но прежде надо найти источник призыва во тьме, среди тысяч ложных ориентиров.
Моя первая любовь началась как случайная случайность. Может потому, что я еще недалеко ушел от того возраста, когда в танце с одноклассницей на праздничной вечеринке кладешь руку на талию, уже зная, что если чуть опустить ладонь, то ощутишь резинку от трусиков, а если поднять выше, то наткнешься на застежку от лифчика. В пятнадцать лет это действовало волнительней, чем современная порнушка. Последняя возбуждает грубую чувственность, потребность совокупления, а те прикосновения к девичьему (или уже женскому?) белью - желание научиться играть на гитаре, сочинять песни и прочие глупости ради того, чтобы добиться право на поцелуй. Вот и в тот раз. Мимолетная встреча, короткий разговор, едва успели обменяться телефонами. Казалось бы, одним номером больше… Почему я воспламенился именно от нее? И почему она откликнулась именно на меня? Найти объяснение легко - понять невозможно. Тем более что любила-то она другого. И номер телефон  взяла потому, что очень хотела получить одну песню, которая у меня была. Из-за нее и зашла ко мне. Я попытался приударить. Получил отпор, и она удалилась без всякой обиды с моей стороны. Да и какие обиды на девушек в десятом классе? Затем случайно встретились на дискотеке. Я со своей компанией парней, она со своей компанией девчонок. Побалагурили, потанцевали, я ее проводил, сели напоследок на лавочку – уж больно майский вечер был хорош. И она рассказала про своего возлюбленного. Он учился на первом курсе и скоро должен был приехать. Рассказывала, как скучает по нему, как часто пишет, как много милых прозвищ придумывают друг другу, и что он похож на одного артиста… Она говорила и говорила, а я ревниво слушал балладу о чужом счастье. Все было бы ясно, если бы не одна деталь. Все это время, сунув руку под подол, я гладил ее ноги, обтянутые в тонкий капрон. А затем она отбросила мою руку, встала и ушла домой.
На следующий день я позвонил ей, затем еще… Мы мило болтали. Ни я, ни тем более она не вспоминали тот случай. Она меня сильно привлекала, но… но…но… Между нами стоял третий. Все шло к естественному затуханию, но астрономы утверждают, что перед смертью звезда может ярко вспыхнуть, затмив свой прежний блеск… 
Наконец экзамены были сданы. Несколько школ объединились и провели выпускной бал в большом зале одного ДК. Там мы с ней и встретились. Было весело, все танцевали и упивались долгожданной свободой. Затем, как водится, повалили на улицу. После полуночи похолодало, и она попросила проводить ее домой, взять кофту. Я остался ждать в коридоре, пока она искала нужную вещь. В квартире было темно и тихо. Никого. И тут она позвала меня. Я вошел. Она сидела на тахте. Свет из окна освещал ее фигуру в белом платье. Я сел рядом. И заговорил о чем-то пустяковом. Она мило отвечала. Ободренный, я приобнял ее за плечи, готовый тут же ретироваться в обратную диспозицию. Но она сидела спокойно. Я наклонился и коснулся губами за ухом. Самое большее, на что я рассчитывал - поцелуй в шею. Но она вдруг потянулась ко мне, и мы стали целоваться как никогда ни с кем… Вернее я никогда так ни с кем. Мне ничего большего и не надо было. И это уже было за пределами моих мечтаний. Вдруг она сделала почти неуловимое движение. Я не понял, как моя рука оказалась на ее груди. Дальше пошло в каком-то лихорадочном темпе. Объятия, ласки, поцелуи. Я не верил в происходящее. Когда взялся расстегивать платье, то скорее ради проформы, все еще уверенный, что не получится, она отвергнет слишком далеко зашедшие притязания. Но вот было снято платье…
- Убери это, - прошептала она чуть ли не с отвращением.
Я испугался. Отодвинулся и замер. Но речь шла о другом. Она потянула вверх край комбинации…
- Ты не понял? – произнесла она громче.
Я помог снять, вернее, сдернуть с нее красивую кружевную сорочку. А затем и лифчик. На ней остались лишь трусики. Все было столь неожиданно и оглушительно…
Я увидел ее обнаженную грудь. Какое это оказалось наслаждение – ласкать грудь нравящейся тебе девушки! Я – глупый и желторотый – впервые ощутил тот грех, что вкусили неожиданно для себя Адам и Ева, и ради которого они обменяли стерильный рай на земную жизнь. Я впервые мог держать в объятиях ту, к которой тянулась душа и желала плоть. Я тыкался губами в ее тело и… забыл раздеться сам. Так продолжалось довольно долго… и беспомощно. И лишь когда она решительно встала и быстро оделась, до меня стало доходить… Нет, пожалуй, только на улице я понял: господи, какой я идиот! Я упустил не случай. Я упустил любовь. Она выбирала между двумя мужчинами, и один оказался пацаном.
Потом приехал тот, другой. И больше она не пожелала со мной встречаться. Затем она вышла за него замуж, и они уехали. А я долго не мог понять, почему она так странно вела себя… Но главное в другом. Мне долго казалось, что она была предназначена мне. Мы многое упускаем в жизни и затем, чтобы наверстать упущенное, выбираем лучшее среди худших и радуемся обретенному.




Очередное откровение

1

…Я обозрел корешки книг на полках. Ничего из имеющегося читать не хотелось. Но и делать что-либо общественно полезное тоже. Предстояло убить один лишний вечерок. Тут вспомнил, что мне презентовали рукопись. Что ж, на полчаса этого занятия хватит… На стол легла еще одна папка с запихнутыми внутрь чьими-то надеждами на понимание. О-хо-хо. Если бы кто-нибудь меня понял… Итак,

Откровение Евангелия

Один французский писатель когда-то провозгласил: «Не могу молчать!». Я долго терпел, читая и перечитывая Евангелия, и теперь тоже могу сказать: «Я не могу молчать». Не могу не сказать то, что просится на бумагу уже много лет. Хотя правда, мной зачем-то открытая, никому, конечно же, не нужна, ибо будет принята за соблазн духа. И все-таки я решился. Не могу молчать далее.

«Господи, а этому чего в своем поселке неймется?»

Противоречия в Евангелии начинаются с первой главы книги Матфея. Считается, что Иисус – это Бог, рожденный Богом, и Отец его - Яхве. Но родословная Христа почему-то начинается с Авраама, то есть с человека. Если Иисус Христос – Бог, то родословная людей не имеет для него значения. Бог может «вклиниться» в людские ряды когда угодно, но то будет перевоплощение и не более того. Личину людей принимали олимпийские боги и бог Кришна, но связывать их с людским родом никто не думал.
Непонятен параграф 21-1 (стих, по церковной терминологии) Евангелия от Матфея, где говорится: «Он спасет людей Своих от грехов их». Что значит «Своих» с заглавной буквы? Значит, речь идет о спасении только иудеев, спасении избранного народа? Тогда родословная имеет значение. Если бы целью Мессии было служение всем, то родословная от Авраама и Давида не имела бы смысла, потому что была непонятна другим этносам. Но в таком случае Бог ошибся в своих расчетах. Миссия Христа оказалась неудачной, иудеи не приняли ее. Пришлось идти с проповедью в другие земли. Причем обратились к совершенно постороннему человеку – некоему Савлу, обладавшим качествами, которых не оказалось у апостолов – способностью убеждать и большим организаторским талантом. Странная немощь для всемогущего Бога!
То, что Иисус не был богом изначально, а стал им после принятия мученического венца – старая версия, отринутая на Никейском соборе 325 года. С арианством была опрокинута и логика. Не было бы смысла ворошить старые споры (церковь избрала вариант ей более удобный, и то ее право), но в Евангелии есть другой пласт, который выходит за рамки стародавних споров о тайне личности Иисуса. Этот пласт касается сущности миссии Христа (так кого Он пришел спасать?), и того, почему Его миссия столь странным образом не удалась. (Не удалось Богу? Творцу и владыке всего сущего?) Присмотримся к данной странности и попытаемся найти ответ в тексте Евангелий.
При чтении книг евангелистов у меня крепло ощущение, что в них сведены два отдельных и во многом противоположных друг другу текста. Один текст был посвящен земному воплощению божества, другой – деятельности сугубо земного проповедника, силою своего интеллекта и души поднявшегося в своем духовном озарении и служении до божественного уровня, как это произошло с Гаутамой-Буддой и Заратустрой. То есть, они создали учение, ставшее путеводным для людей, погрязших в варварстве и немилосердии. Их учение звало людей к духовному Спасению через Преображение.
О том, что речь идет о двух разных проповедниках свидетельствует параграф 21 первой главы Евангелия от Матфея. Там говорится: «Родит же Сына и наречет Ему имя Иисус» А в параграфе 23 иное: «Дева… родит сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит с нами Бог».
Сведение двух текстов в один и порождает противоречия в деятельности якобы одного проповедника. Один творит чудеса перед тысячными толпами, а у другого ученики смиренно вопрошают: не сотворит ли он им чудо? Одному не надо бояться смерти, ибо он бессмертен и всемогущ, и смог бы разбросать стражников в одну секунду. Другой же боится смерти и просит у Бога милости – «да минует меня чаша сия». Один грозит карами, другой борется со злом смирением и добрым словом. Один никогда не подставит под удар другую щеку, другой готов стерпеть нестерпимое…
К противоречиям я отношу и тот факт, что богобоязненные, жаждущие прихода Мессии священники, получившие, казалось бы, неоспоримые свидетельства пришествия в их мир божьего посланца вдруг засомневались. А ведь на сеансах массовых чудес наверняка присутствовали их представители – слишком мал Израиль, чтобы такие вещи как чудеса ускользнули от внимания тех, для кого они важны в первую очередь. Более того, последовал приказ схватить и привести проповедника, смущающего народ. Глупость Синедриона? Но почему первыми признают рождение Посланника какие-то волхвы? Ведь это язычники. Они-то поверили сразу. Именно они увидели некую звезду и, следуя за ней, вышли к месту рождения Посланника. С чего это звезда Бога становится путеводной для волхвов – языческих жрецов, по определению далеких от миссии Христа? 
Неясны мотивы царя Ирода, отдавшего приказ убить всех младенцев Вифлеема, рожденных в определенный отрезок времени. Он что, хотел убить Сына Бога? Что за чушь?  Ирод был верующим человеком. Утверждают, что он боялся того, кто мог провозгласить себя Царем Иудеи. Да разве Родившийся угрожал свергнуть его с престола? И разве Бог не мог свергнуть Ирода, если бы захотел в любую секунду? И неужели царь Ирод не понимал, что бросать вызов Богу смешно и неразумно? Так с кем он пытался бороться на самом деле? Чего боялся на деле? Иное дело, если бы Ирод знал, что родившейся в Вифлееме младенец – не сын Бога. А сын… Черного Ангела! Оказывается, священники тоже увидели кроваво-красную звезду в небе, и точно рассчитали место, на которое она указывала, и бросились к царю. Ирод внял мольбам священников и принял чрезвычайно жестокие даже по тем временам меры – приказал истребить всех родившихся в день появления звезды. Младенцы были истреблены. Но один спасся! Тот самый, из-за которого была устроена бойня – Еммануил!
Да Он был Посланцем, но совершенно другого рода и других Сил. То был Антимессия! Потому к нему и направились на поклонение волхвы. Кстати, почему-то никто не задумался над тем обстоятельством, что язычники прибыли с Востока и ушли на Восток. И там христианство никогда не имело влияния. Странно для жрецов, пришедших поклониться Иисусу. Пришли, увидели, вернулись и… пальцем не пошевелили, чтобы распространить Его учение. Да они больше и не появлялись в Галилее. Зачем? Им предстояло продолжить свое дело, а не менять свое учение и практику. Оттого столь странная реакция Синедриона на рождение Еммануила. Но священники не знали, что родился и другой младенец, который понесет людям истинный свет. Это незнание и станет потом причиной приговора Синедриона. Хотели покарать Еммануила, а распяли Иисуса. Драма, задуманная темными силами, свершилась! Все получилось на уровне Шекспира…
Но опять же непонятно. Почему Яхве не открыл глаза священникам? Почему не указал на второго младенца? Ангел являлся во сне мужу Марии Иосифу, но «забыл» явиться с благой вестью к первосвященнику. Выходит, у Бога был иной замысел? Он был не против, чтобы столкнулись две силы? Вспомним знаменитый спор Яхве с Сатаной по поводу пределов терпения Иова. Не было ли рождение двух младенцев продолжением давнего спора? Начинается шахматная партия, стратегией которой является гамбит (жертва своей фигуры ради конечного результата). На стороне посланца Черного Ангела чудеса, способность увлекать массы людей за собой демагогией, физическая неуязвимость. На стороне Бога Света только одно – умиротворяющее Слово и готовность к самопожертвованию. Соотношение заведомо неравновесное. Но Бог Света принимает вызов Бога Тьмы. Игра начинается. И каков итог?
Каждый получил то, что замыслил в дебюте. Отец Еммануила успешно довел подмену до логического конца – казни Иисуса, после чего кровь Христа пала на избранный народ, а Бог Света принес священную искупительную жертву, ставшую ориентиром для людей Света.
Остается подвести итог. Еммануил – это зло под маской добра. Иисус – истинный носитель Добра. Еммануил шел параллельно Иисусу. Он даже внешне был похож на него (двойничество, мимикрия – оружие дьявола). Немудрено, что многие ученики спутали Иисуса с Еммануилом. Иисус отказывался творить фокусы в подтверждении своей силы, так как взывал к совести людей, считая внутреннее преображение истинным чудом.
Добро и Зло, увы, часто нерасторжимы, ибо выступают внешне как близнецы. Где Еммануил, а где Иисус отличить порой очень сложно. Поэтому в роли христиан органично выступали такие душегубы, как Иван Грозный и Екатерина Медичи, а также немало истинных, но не имевших власти праведников. И это сбивает с толку миллионы верующих. Именно поэтому так легко быть христианином, молясь одновременно лику Христа на иконе и Еммануилу в душе. Хотя критерий, различающий одного от другого, есть, но для этого надо прежде осознать амальгаму добра и зла, сокрытую в Евангелиях.
В Библии скрыта тайна. То не мистика веры. Там тайна бытия Бога… или тех, кто выдает себя за Бога Света. Если читать писание пытливым оком, то до истины добраться можно, хотя она и скрыта позолоченной завесой лжи.
Какие места в тексте могут послужить исходными точками для раздумий? Вот, например, в главе 5 параграфе 17 книги Матфея Иисус говорит: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить». И далее произносится Нагорная проповедь, меняющая Закон. Причем так, что исполнить некоторые из провозглашаемых максим невозможно. Как простым людям выполнить следующие требования (5;20): «…если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное»? А книжники и фарисеи были истово верующими, посвятившие жизнь вере, подобно монахам. Быть истовее монахов крестьянам и ремесленникам? Разве это не соблазн? Далее: «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем» (5;28). Чтобы избавиться от вожделения надо «всего лишь» изменить мужскую природу на генетическом уровне. Ну а женщинам - убить в себе женственность. Или закутать ее сверху донизу в черные покрывала. Далее: «Кто женится на разведенной, тот прелюбодействует» (5;32). За что разведенным отказывается в новой попытке счастья?   Далее: «Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб» Это заповедь в Законе от Яхве. Проповедник же предлагает изменить его. «А Я говорю вам: не противьтесь злому» (5;39).
Непротивлению злу! И это слова Иисуса? Нет, Еммануила. «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». Сомнительно, чтобы простые люди были способны исполнить такие заповеди. Это заповеди мазохиста, потому не могли им последовать ни власти, ни купцы, ни солдаты. А вот рабы, да, могли и должны были по своему положению. Проповедник фактически предлагал всем остальным добровольно опустить себя до уровня рабов.
Далее: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас…» (5;43,44). Значит, и Сатану, и слуг его на Земле должно любить и принимать? Посланец мог бы оговорить, при каких условиях нельзя прощать врагов и уж тем более благословлять их. Но оговорки не последовало. Просто: люби их, и точка.
Есть пословица: «дьявол в деталях».
В шестой главе читаем: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют…». Красиво. Но если последовать этому призыву, люди были бы обречены на нищету. Прогресс остановился бы раз и навсегда. Человечество замерло бы на примитивном уровне существования. А представьте, что было бы, если б люди последовали такому призыву проповедника: «…не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться… Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец наш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (6;26). Людям грозила бы не только остановка прогресса, а и голодная смерть. «Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (6;34). Это либо слова – минимум - идеалиста, не знающего труда, или искусителя, провокатора.
Есть ли в Нагорной проповеди слова истинные – слова Иисуса? Есть. И они легко вычленяются из двух соединенных проповедей. Вот они: «…как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте вы с ними».
А кому могут принадлежать следующие слова: «Многие скажут мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от меня…» (6;22,23). Мне, кажется, это слова Иисуса.
Честные богословы, для которых истина важнее набора освещенных на соборах слов, не могли не заметить двойничества. В многотомной «Толковой Библии», изданной в 1911 году, отмечено, что трактовка Нагорной проповеди в Евангелиях существенно разнится. И написано там так: «…вопрос об отношении «нагорной» проповеди у Матфея и проповеди у Луки чрезвычайно труден. Одни говорят, что это одна и та же речь, сказанная при одинаковых обстоятельствах и в одно и то же время, но только изложенная в разных редакциях. Другие, наоборот, думают, что это были две речи, сказанные два раза по различных поводам и при различных обстоятельствах» (Толковая Библия. Спб, 1911. Т.8. С.80). Думается, что последняя умозаключение ближе к истине.
Еще свидетельства неблаговеста Еммануила: «Огонь пришел я низвести на землю… Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам…(Еванг. от Луки, гл.12, ст. 49-53).
«Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч, ибо я пришел разделить  человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью». (Еванг. от Матф., гл. 10, ст. 34-36).  Да разве Иисус мог произнести такие слова? И тем более такие:
«Если кто  приходит ко мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником (Еван. от  Луки, гл. 14, ст. 26).
Здесь нет ни грана истинного христианства. Зато как все это близко сектам сатанистов!
Зададимся еще вопросами. Почему правоверные иудеи не пустили готовую рожать женщину в дом? Да и сам Иосиф почему-то не стучался в дома с естественной просьбой оказать помощь роженице. Вместо этого Иосиф предпочел странное место, можно сказать, нечистое место – в хлеву! Что за странный выбор, учитывая, что в таких делах, каждый жест явление символическое, ведь речь идет о Сыне Божьем! Если мы правы, и рожать в хлев направилась пара лжеИосифа и лжеМарии, то ответ прост. Они не могли войти в дом верующего, потому что над дверьми обязательно прибивалась охранительная молитва против нечистой силы. Она писалась на лоскуте кожи или пергамента, сворачивалась в трубочку, вкладывалась в футляр, который прибивался к косяку двери. Переступить порог с охранительной молитвой с Еммануилом во чреве женщина не могла. И хлев был единственно возможным местом. Ведь предстояло принять волхвов, а как должны были отнестись к колдунам иудеи, говорится в книге Левит: «Мужчина или женщина, если они будут… волховать, да будут преданы смерти…» (Л.,20;27). Не говоря уже о том, что волхвы тоже не могли переступить порог, защищаемый охранительной молитвой.
Показательно, что лжеИосиф с женой пошли на перепись не с односельчанами, а одни. Свидетели им были не нужны, - предстояло выдать себя за других.

Посмотрел фамилию автора. Жараев В.И. Я кинулся набирать телефонный номер Разуваева. Ответила Валя.
- Иван дома?
- Скоро будет.               
- Скажи ему, что я сейчас подъеду. 
- Передам.
Через айн-цвай секунден я кубарем вывалился на лестницу. Добрался быстро и только у порога его квартиры сообразил, что мог обогнать хозяина. Однако открыл сам…
- Что случилось?          
- Детектив принес почитать.
- А-а, проходи, после чтения служебных бумаг лучший способ развеяться.
- Об авторе бестселлера по фамилии Жараев не слыхал?
- Нет.
Я ему сунул в руки рукопись, а сам, пока он читал на кухне, поболтал с Валентиной о жизни. Обсудили насморк Илюши и взаимоотношения с учительницей Вареньки. Сами дети прилежно делали уроки. А проще говоря, коротали время, пока отец не освободится от необходимости сидеть с припершимся в очередной раз незванным дядькой. А помнил я Валю молоденькой, весенней, серьезно взирающей на мир своими серыми глазами. Наверное из-за ее невысокого роста, Иван порой вел с ней как папа с дочкой. Я самолично слышал, как он говорил ей в магазине: «Покажи пальчиком, что ты хочешь?» А на какой-то ее вопрос ответствовал: «Тебе можно, ты ведь моя любимица». Тогда мне это показалось чрезмерным, а теперь, когда передо мной сидела умудренная мать семейства, подумал, что Иван, пожалуй, был прав в своих чувствах. Побаловал напоследок…
Наконец меня позвали. Иван снял очки и вопросительно посмотрел на меня.
- Только не делай вид, будто не понял ситуацию.
- Я и вправду не понимаю…
- Слушай, это называется «дальше в лес – больше лесопилок». Как бы нам тут Реформацию не разжечь. Лютер Горенков, Кальвин Разуваев и Аввакум Жараев. Предупреждаю: мне этого не надо. Пусть у меня батареи в квартире плохо греют, но греться на костре мне не хочется.
- Да кто же тебя так напугал? Чего ты? Ладно, обещаю, дальше нас этот аналитик Евангелия не пойдет.
- А это уже приятно слышать. Чувствую хватку чиновника. Значит, под сукно? Другое дело.
Мы улыбались друг другу, и понять, кто говорил всерьез, а кто шутейно было не понятно. Что, собственно, и требовалось в данной ситуации.
- Слушай, заодно просвети меня. Я тут Библию взялся перечитывать. И вот какое сомнение у меня возникло. Вавилонское столпотворение – это операция по языковому и национальному разъединению единого человечества. В классическое определение наций, что входит? Языковая и территориальная обособленность от других! Что и произошло после краха строительства Вавилонской башни. Бог сделал людей многоязычными, и они перестали понимать друг друга. Налицо рождение принципа «разделяй и властвуй». Но разделение ведет к непониманию, а непонимание – к войнам. Получается, именно после вавилонского смешения возник национализм, раздоры, нетерпимость. Былое единение людьми было забыто. Странно это. Бог, излечивая одно зло, породил другое. Зачем всесильному Богу сеять семена раздоров? Опять не смог предугадать последствия своих действий? Это вытекает из твоей позиции. Но и первый автор Пятикнижия – для меня теперь это очевидно - тоже писал с намеками, давая понять – это божество не то, за кого себя выдает. И что же получается в итоге?
Иван подумал, потом сказал:
- А знаешь, неплохая фабула для фантастического романа. Корабль инопланетян терпит крушение. Спасается лишь один из экипажа. Он встречает людей, решает стать для аборигенов Богом и захватить власть на Земле. Ему кажется, что это будет сделать просто – ведь он знает столько, о чем дикари понятия не имеют. Он демонстрирует им несколько технических фокусов и ждет поклонения. И тут происходит осечка. Люди принимают его не за Бога, а за… колдуна. На чем ловится этот инопланетянин?
- На непонимании земной морали, - отвечаю я.
- Именно!
- Надеюсь, ты этот роман не писал? Предупреждаю, я в издательство не пойду.               
Иван засмеялся и махнул рукой.
- Не волнуйся, мне и на работе писанины хватает.
Успокоенный Разуваевым, я пришел домой и с легким сердцем дочитал сочинение Жараева.


                2
 

Остается еще один чрезвычайно важный вопрос: каковы были взаимоотношения небесного посланника темных сил Еммануила и, хотя и отмеченного божьей благодатью, но все-таки земного человека по имени Иисус?
Различие между ними состояло в том, что один мог творить чудеса-фокусы, вроде превращения воды в вино и насыщение хлебцами, смешанными с листьями коки, дающими ощущение сытости, а другой был способен разве что на духовный подвиг. Один знал о миссии другого, а другой (Иисус) – нет. Казалось бы, Он был беззащитен перед всемогущим Еммануилом. И тот не преминул воспользоваться своей мощью. Он взялся искушать Иисуса. Он предложил ему Власть.  (Еще одно доказательство, что Иисус не был богом. Иначе, какой смысл предлагать всесильному Богу власть и могущество?) Затем предложил ему броситься с крыши храма: если Ты от Них, то они не дадут тебе погибнуть (и сколько чистых сердцем кончают самоубийством, поддавшись искушению). Иисус искушение выдержал. Мирские блага его не заинтересовали. Отверг Он и возможность творить чудеса. Затем последовали другие искушения, о которых глухо говорится в Евангелии. По-видимому, было искушение женщиной (тоже входит в традиционный набор искушений). Мария из Магдалы – профессионалка и должна была совратить молодого мужчину. Но именно она стала лучшим и надежнейшим учеником Иисуса. Наконец, последовало искушение предательством, и последнее - искушение смертью.

Я представил себе, как встретились два титана, олицетворявшие силы Света и Тьмы. Как вперили друг в друга взоры, от которых мог растаять ледник или замерзнуть море.
Если бы сейчас разразилась гроза, и молнии прочертили небо, я бы не удивился. Теперь понятно, почему Иисус сознательно пошел на распятие, - Еммануил на самопожертвование идти не мог. Смерть на кресте – водораздел. Кто остается жить, тот - самозванец. Но тогда… Иисус имел в виду воскрешение духовное, и вряд ли телесное. Иначе он мог бы эффектно сойти с креста на глазах всех присутствующих. То-то было потрясение! Но погибший человек не может воскреснуть в этом мире телесно. А в Евангелии описывается, как некто явился вскоре к ученикам живым-здоровым, и пировал с ними. Пил вино, был весел. И только через сорок дней окончательно отошел от них. Неужели Еммануил и в этом пункте нашел способ обойти своего визави, нашел способ подмены? А может, поискать другое объяснение?
Я позвонил Ивану.
- Не спишь?
- Уже нет.
- Хочешь задачку для интеллигентского ума? Представь такую ситуацию: твой космический корабль потерпел крушение на обитаемой, но дикой планете. Дикари провозгласили тебя Богом. И в этом качестве ты имел бы всего две возможности: ввести рабство, чтобы получить рабочие руки и избыточный продукт для начала строительства нормальной цивилизации, либо сеять среди аборигенов гуманизм, понимая при этом, что других путей для раскрутки спирали прогресса нет. Какой путь ты бы выбрал?
- Не пугай меня безысходностью, и так тошно.
- Тебя напугаешь. Вообще-то, я насчет сюжета романа об инопланетянине, захотевшего стать богом.
- Ну?
- А что, если в живых осталось двое или трое? Они спасались с помощью индивидуальных аппаратов и потому приземлились в разных частях планеты. Связи между собой у них первоначально не было, и каждый стал налаживать взаимоотношения с аборигенами, исходя из своей психологии. Один решил стать местным богом, другой взялся просвещать народ. Отсюда удивительные знания астрономии и космологии у ариев и шумеров. А третий пошел по самому простому пути: стал царем, набрал войско, часть людей превратил в рабов, другую часть - в зависимое население и жил в свое удовольствие. А потом они нашли друг друга, уже имея за собой вполне определенную историю, власть и представления, что делать дальше.
- И после первой радости от встречи наступило отчуждение, переросшее в ссору?
- Да. Между ними произошел разрыв. Началась война. Вот почему Яхве не пытался лезть в другие части планеты, а Китай и Индия столь разительно непохожи на Ближний Восток. Ведь китайцы никогда не пытались совершать далеких завоевательных походов, а религия у них больше упирает на духовную связь с предками. Индийцы тоже не воинственны. Мечты о мировом господстве им были чужды, чего не скажешь про политическую мысль народов Средиземноморья и Ближнего Востока, затем Европы.
Иван помолчал. Затем сонно проговорил:
- Думаю, какой-нибудь роман в этом духе фантастами уже написан. Лучше ложись спать.
И верно: роман уже написан. В жизни. Зачем повторять его сюжетные линии на бумаге? К тому же я забыл, что у меня Ангел за стеной. Какие уж тут инопланетяне с потерпевшего крушение корабля, хотя этот вариант многое бы объяснил в истории зарождения человеческой цивилизаций.
Надо же, как меня в материализм тянет. Но и идеализм ничего не объясняет. Борьба-то идет вполне материальная, включая и то, что мне могут в темном подъезде череп проломить под видом хулиганов.
Попробовал осуществить дельный совет Ивана и лег в кровать. Но не спалось. Здесь и сейчас на своем примере  я прочувствовал эффект лавины. Катаешься себе на лыжах в погожий денек, а затем камушек сдвигается со своего насиженного за века места, и начинается…. И самое главное: ни предугадать момент, ни рассчитать последствия невозможно. Есть «сопротивление среды» и есть «отталкивание от среды». В первом случае среда мешает, во втором помогает. А есть третий вариант: когда среда тебя несет. Вопрос: надо сопротивляться или лучше пристроиться к течению?
Физики утверждают, что абсолютного времени нет – есть четырехмерная система координат и начальная точка отсчета наблюдателя относительно других объектов. В таком случае выражение «каждый получает по вере его» может означать, что каждый получает в зависимости от выбранной им системы координат. У одних «бог» и «дьявол» туда входят, у других нет… Вот только на выбор и осмысление своей системы координат может уйти полжизни. Хотя… ну и что? Собственно говоря, этим человечество занимается с самого своего исторического появления.
И каждый раз Абсолют почему-то оказывается относительным…
И еще я осознал, почему в молодости прицепился к Достоевскому. Почувствовал его главную проблему, но отгадать не смог. А по Жараеву получается так: драма Достоевского состояла в том, что он всю жизнь шел к Христу и никак не мог пройти до конца. Что-то ему мешало. Писал все время про двойничество и «великие тайны» человеков. Словно чувствовал, что с идеей Христа не все в порядке, оттого, будучи гением, додумался до «Легенды о Великом Инквизиторе», сочинении, в сущности, еретическом, хотя замаскировал его под выпад против католицизма. (Христос в конце свидания с Инквизитором не только не опровергает его доводы, он молча целует его в уста, будто благословляя и соглашаясь со сказанном, что быть невозможно.)  Достоевский интуитивно столкнул две ипостаси одной религиозной системы, но не католицизм с православием, как ему ошибочно думалось, а Христа и слугу Еммануила. Получилась «боевая ничья», потому что их сила зависит от людей. Но как сложно разобраться в том противостоянии! Оттого и герои у писателя – «с одной стороны так, а с другой – эдак». А надо, оказывается, сделать четкий выбор – ты с Иисусом или с его ложным двойником? И все попытки совместить обе стороны заводят в тупик. А люди молятся одному, а следуют зову другого, думая, что наградой им будет Рай.
Достоевский не мог поверить в то, что Абсолютом не рождаются, им становятся. И путь к этому тяжел и извилист даже у всемогущего Бога.
И еще я понял своего деда, который не ходил в церковь, а жил просто руководствуясь совестью. Этого оказалось достаточно.
Но мне лично чего-то во всех этих выводах недоставало…

               

Из дневника

Наш мир – евклидова геометрия, где параллели не пересекаются. Оттого наш мир симметричен и дуалистичен. Столь ясный мир существовал до тех пор, пока Лобачевский не предположил о возможности существования иной реальности, - где-то во Вселенной параллели могут пересекаться, оставаясь при этом параллелями. И эта умозрительность нам не понятна, как и теория Эйнштейна. Просто принимаем во внимание. Может, так и с Добром и Злом: здесь они параллельны, а там пересекаются? А мы сидим на своем «пяточке» и гадаем… звено в цепи эволюции.


3


Течение мысли прихотливо. Показалось мне, что нечто подобное, связанное с сочинением Жаринова, у меня имелось. Нет, на библейские темы я точно никогда не писал. Но что-то такое было. И я вновь принялся перебирать свои бумаги.
 Конспекты лекций… Уже просматривал. Ничего интересного. Опять конспекты. Съезды партии 20-х годов. Я приостановился. Когда-то дискуссии тех лет меня поразили тем, что все «платформы» и «уклоны», за которые обличали и нещадно били друг друга недавние соратники по подполью, ссылкам и фронтам гражданской войны, как неверные, гибельные, были затем реализованы на практике. Все! Платформу «рабочей оппозиции» реализовали в Югославии в формах «самоуправляемого социализма», «правый уклон» Бухарина – в Венгрии при Кадаре и в Китае при Дэн Сяопине, проект сверхиндустриализации Троцкого был реализован самим Сталиным, включая идею периодического перетряхивания аппарата… Оказалось, что реализуемо все. Все теоретические проекты! Это означало, что путей в будущее множество. Тогда мне и захотелось понять, а есть ли критерии отбора вариантов, чтобы результат получался не вслепую, не методом втыка с последующим перегоранием лампочек и почесыванием в затылке? Ведь «будущего нет, пока не совершены поступки, определяющие те или иные последствия», - заметил один историк. Так какие же поступки надобно совершать, а какие нет, чтобы получилось желаемое будущее? Потом что-то отвлекло меня, и я забросил это занятие. Возможно, мое желание погасил Иван. Сарказм убивает. А он одно время употреблял понятие «мелкий пролетариат». Говорил: «Раз есть крупная и мелкая буржуазия, значит, есть и мелкий пролетариат. А «крупный пролетариат» - это уже рабочая аристократия и потому не пролетариат. А на что способен «мелкий пролетариат» мы увидели…». И мне расхотелось заниматься теориями представителей «мелкого», к нашему времени уже обреченного, пролетариата. А похоже зря: на основе одного явления можно было выйти на закономерности других.
Кто ищет… И я нашел. Всего один листок. Теперь, перерыв все сусеки, был уверен, это последний. Плохо было то, что отрывок дополнял, но не завершал предыдущие куски. Но мне и того было достаточно.

  - Вот вы упомянули роман «Идиiот» («Кто? Я? – удивился отец Гермоген). Так позвольте вам зачитать прелюбопытную проповедь мира. Так сказать, символ оливковой ветви, приносимой от имени Христа. И мне интересно будет узнать ваше мнение, достопочтенный отец Гермоген. Вот впечатление князя Мышкина о виденной им казни убийцы, и резюме, которое он вынес. Итак, писано о чувствах убийцы.
Студент раскрыл увесистый том на заложенной странице и стал с выражением читать: «…я вам говорю, верьте не верьте, на эшафот всходил — плакал, белый как бумага. Разве это возможно? Разве не ужас? …Что же с душой в эту минуту делается, до каких судорог ее доводят? Надругательство над душой, больше ничего! Сказано: “не убий”, так за то, что он убил, и его убивать? Нет, это нельзя. Вот я уж месяц назад это видел, а до сих пор у меня как пред глазами. Раз пять снилось… …прямо вам скажу мое мнение. Убивать за убийство несоразмерно большее наказание, чем самое преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники, режут ночью, в лесу или как нибудь, непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он еще надеется, или бежит, или просит. А тут, всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно;  тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете».
Студент закончил чтение. Авдотья украдкой утирала глаза.
- Каково? – обратился Студент к присутствующим, впрочем, не обращая внимания на растрогавшуюся Авдотью. – Какова мысль: «Уж горло перерезали, а умирающий все равно себя надеждой выжить льстит»! Отсюда вывод князя: убиенному много легче, чем убийце, когда на эшафот возводят. Потому и пожалеть надо убийцу, а не его жертву.
- Так что вы хотите от идиота? – удивился Прохор Иванович, явно романа не читавший.
- Дело не в князе Мышкине, - отмахнулся Студент. – Заметьте, каков парадокс у г-на Достоевского – убийца важнее жертвы, ибо надежду теряет по приговору. А? Всем парадоксам парадокс!
- Вероломство милосердия, - тихо обронил отец Гермоген, так тихо, что его не услышали.
- Так ведь, если убийца шел убивать, так должен знать наперед, что ему смертная казнь светит, - молвила Полина.
- Вот именно! Казалось бы, если я иду гулять, то иду воздухом дышать, а не ради того, чтобы меня прирезали. В чем же мое облегчение? А у христианнейшего князя Мышкина совсем иное мнение. Мол, когда гуляешь и нападению вдруг подвергаешься, то у вас надежда есть, что не до конца прирежут, а только кошелек отберут. Чего же вас жалеть-то? Надежда, так сказать, умирает последней.
- Была у меня соседка Надежда. Такая сварливая баба… - не к месту вдруг ударилась в воспоминание Авдотья…

Надо же.. Что значит молодость. Сейчас бы я прочитал и поставил книгу на полку. Правда, меня и сегодня удивляет, что противники смертной казни даже на убийц с «букетом» свое милосердие распространяют. Они охотно живописуют ужас казни, но при этом никогда, даже ради проформы, не поминают жертв. Не пытаются рассуждать, а как их родным жить с таким грузом? По мне так право применять или нет смертную казнь нужно отдать родственникам умерщвленных. А вообще-то, я исхожу из того постулата, что любая дурость должна иметь видимые границы. Гуманизм гуманизмом, но он не должен превращаться в бесхребетность. Однажды по телевидению показали фильм о красноярском серийном убийце. Дело, если не ошибаюсь, относилось к 1996 году. Пропало около сорока детей и подростков. Маньяка долго не могли поймать. И это понятно: оказалось, что детей заманивала его мамаша. Просила помочь донести сумку старой женщине. Сулила одарить сладким… Когда ее спросили, зачем она это делала, ответила: «Иначе он бы меня убил». Она же выносила в мусорный контейнер мешки с расчлененкой. Квартиру выдал запах. Когда туда вошли, то обнаружили привязанную к кровати пятнадцатилетнюю девочку. Ее подружка уже была расчленена… Любопытен был приговор суда. Мамаше дали десять лет, как ветерану труда, а сынка вообще освободили от уголовной ответственности, признав душевнобольным. Может, сердобольные врачи его уже вылечили и выпустили на свободу. Того парня показали в фильме. Производил впечатление вполне нормального человека. Приболел только малость. Не казнить же его за недомогание! Есть у гуманистов надежда, что вурдалак еще станет полнокровным членом обществом.
Умеет Еммануил беречь свои кадры. К тому же ему надо убить само понятие «справедливость» и «возмездие». И слуги его работают на совесть. Знают, что в накладе не останутся. Но Достоевский-то как в этой гоп-компании профессиональных гуманистов оказался? Как Еммануилу удалось поставить такое перо себе на службу? Выигрыш что ли в казино посулил? Надо же, тогда пытался разобраться с этим казусом, а повзрослел – пофиг стало, хотя у самого дочь растет.


               
Споры продолжаются

1

История с «Откровением Евангелия» имела продолжение. Иван позвонил и попросил дать его для перепечатки. Еще бы, оказывается, не он один такой умный выискался!
Когда я вошел в кабинет начальника отдела образования мэрии имени господина Разуваева, то застал хозяина в раздражении. Он разговаривал по телефону и в сердцах выговаривал: «Чем больше заботишься о людях, тем больше потом жалеешь об этом. А вот когда о себе заботишься, то никогда в этом не раскаиваешься. Почему так?».
Собеседник что-то журчал в ответ и, похоже, умело, потому что напоследок шеф смягчился и закончил разговор мирно и уступчиво:
- Ладно, попытаюсь сделать…
Помимо него, за перпендикулярно-длинным столом сидело еще несколько мужчин. Судя по виду – из той же слабо финансируемой сферы. Я сел рядом, как свой среди своих. Иван продолжал набирать телефон, но представить меня не забыл:
- А это как раз соискатель на грант. Автор покушения на миражи – Арсений Горенков.
Пришлось раскланяться под неслышные аплодисменты. Назвались и представители низовой гуманитарной общественности. Троих я уже знал. Напротив чинно сидели Алексей Крухмалев и Виктор Шаров, а рядом со мной – Александр Чугуев. Кроме того, в списке приглашенных значились – два директора школы, один завучебной частью колледжа, один сельский учитель и представитель района в одном лице. Как я понял  - ходок за шефской помощью.
Совещание подошло к концу, но народ не расходился, и причина тому была банальна – хозяин выставил на стол угощение: чай с сушками. Интересно, какое угощение выставлялось в кабинетах других начальников? Вероятнее всего – никакого. Иван имел дело со служивым народом, а те, другие – с настоящими управленцами. Значит, пили коньячок, и не на работе. Во всяком случае, так мне кажется с высоты моего невысокого социального статуса.
Мужики, узрев меня, обрадовались новой теме и охотно переключились на мою персону. Почти все читали газету с Ирининой заметкой, а Крухмалев, Шаров и Чугуев вообще знали дело не понаслышке, поэтому уже через несколько фраз обо мне забыли, и разговор ушел в совсем иные дали.
Я не люблю спорить. Зато люблю слушать дискуссии. Дискуссии – это обмен мыслями, идеями, наблюдениями, знаниями… Споры же – тупое препирательство, напрасное доказывание, что один умней своего оппонента. Разуваев умел дискутировать и уклоняться от споров. Этим он мне нравился. Но как можно было дискутировать с Крухмалевым, если он вещал следующее:
- Заметьте, верующие все время обращаются к Богу с просьбами вмешаться в земные дела. Помочь решить исход войны или футбольного матча. Но вы когда-нибудь читали исторические труды, где историк пытался найти следы божественного вмешательства?  А ведь в Библии о божественном вмешательстве в мирские дела пишется много и подробно. Но дальше эту линию историки не продолжили. И если пишут о Первой мировой войне, то вмешательство небесных сил в расчет не принимают. А ведь косвенных свидетельств, при желании, можно найти предостаточно.
Оказалось, что никто их присутствующих тоже не знал, почему верующие не ищут следов божественного, или, наоборот, дьявольского вмешательства в ход мировой истории. Алексей не стал ждать, переваривания вброшенной информации, и пошел дальше.
- Я это к чему? Не читали роман Азимова «Конец вечности»? Там идет речь о специалистах по улучшению реальности, а вот в России, по-моему, ее кто-то сознательно ухудшает. Почему? Моя версия такова. Представим, что Россия развивалась бы нормально, без фокусов, всяких там «вдруг», вроде неожиданной победы Лжедмитрия, рокового влияния Распутина и прочее. Уже при варяжских князьях Русь превратилась в самое большое государство Европы. А далее к ней присоединяют Поволжье, Урал, Сибирь, южные степи. Если бы не разорение страны Иваном Грозным и последующая Смута, то государство могло бы поглотить и Литовское княжество, куда входили Белоруссия и Украина. Тогда возникла бы самая мощная империя в мире. Разве что турки в то время не уступали. Но и потом расширение было неостановимым – Закавказье, те же западнорусские территории, Аляска, Польша, Финляндия, Средняя Азия… Россия могла и Константинополем овладеть, но Англия с Францией помешали. А Петр Первый к тому же север Ирана захватил, что и было оформлено договором 1723 года.  Глядишь, так и до Индийского океана добрались бы. А в Америке США долго не могли быть конкурентом в деле овладения Тихоокеанским побережьем. Вот какая сильная энергетика была у русского народа! Пришлось надевать «тормозные колодки» – крепостное право. В Европе быстро от него отказались, а в России - никак. Историки называют любые причины, кроме божьего промысла. Ладно, предположим, что затянувшиеся крепостное право объясняется меркантильными интересами дворянства. От халявы добровольно не отказываются. Но вот декабристы захотели разрушить эти «колодки», однако, несмотря на все возможности захватить власть в Питере, на них - боевых офицеров - почему-то напал ступор. Встали перед Зимним дворцом и… ни туда, ни сюда. Ладно, предположим и тут случайность. Но дальше сами правители вдруг стали делать все, чтобы привести государство на край пропасти. Зачем-то Столыпина убили, а уж он точно не допустил бы революции. У него в войну тыл работал бы намного лучше, чем у Горемыкина, Протопопова, Штюрмера и прочих светочей управления при царе Николае. Но охранка предпочла впустить своего агента, и по совместительству боевика, в театр, где тот в упор расстрелял главу правительства. Будто кто-то замутил разум императора и его приближенных. И эта странная болезнь наследника, без которой при дворе не смог бы появиться Распутин. А без него авторитет монархии не упал бы столь низко. Вот и получается: потребовалась внешняя сила, чтобы подавить энергетическую мощь русских.
- Интересно, но недоказуемо.
- А кто пытался это доказать?
- А «теория заговора» не на эту тему?
- Так это про каких-то масонов и сионистов, то есть про людей. Такой подход – глупость. Никакие организации не смогут повернуть исторический процесс и ослабить энергетику целого народа. Коминтерн был помощнее масонов, и смешно считать, что НКВД и КГБ уступали по своим возможностям сионистам или ЦРУ. Нет, эти теории - телодвижение не в ту сторону. Создатели теории заговора усекли лишь одно – что дело нечисто. И что любопытно, многие из сторонников теории заговора люди верующие, но поднять голову к небу не решаются. Прямо-таки неверующие верующие!
- А какие пусть и косвенные доказательства еще есть? – спросил заинтересованно Разуваев.
- А почитайте внимательно про поход Александра Македонского. Про то, например, как он со своим маленьким войском легко обращал в бегство многократно превосходившую персидскую армию. Причем, македонцы несли потери смехотворные. Погибало от силы несколько сот человек. Это когда в рукопашной сходились десятки и сотни тысяч! В битве при Иссе и Гавгамелах царя персов Дария вдруг охватывала паника, и он бежал с поля боя, хотя сражение было в самом разгаре, и победитель не был выявлен. И это бывалый воин, который не раз прежде водил войска в бой! Он захватил престол в борьбе с другими претендентами. Мог ли овладеть троном трусливый слабый человек? А тут – предводитель вдруг чего-то смертельно пугался, словно ему представилось страшное видение, и он убегал с поля боя, увлекая за собой войско. Может, когда Гомер живописал участие небесных сил в осаде Трои, то опирался не на поэтические фантазии, а на реальные факты? Только в древности прогрессоры и регрессоры не особо скрывали себя? Это потом уже, когда народ стал записывать события и анализировать их, пришлось им замаскироваться по-настоящему.
Время от времени Крухмалев бросал на меня взгляды, и мне казалось, будто он обращается за поддержкой: мол, подтверди. Дудки… Я приналег на сушки.
- В «Махабхарате» тоже описывается участие небесных сил в жизни людей. Кришна действовал под прикрытием принца Арджуны, - сообщил один из директоров школы.
- Остается выяснить, это были силы Зла или Добра? – подначил Разуваев.
Взрослые мужики, как дети обрадовались задаче, поставленной завотделом.
- Да нет никакого вмешательства, - веско заявил второй директор школы. - Каждая культура движется от отображения реальности к конструированию иллюзорного мира – миру мифов, символов, выдуманных героев, которые становятся реальнее своих создателей. Про Гомера мы знаем только то, что он ослеп, а его персонажи поэм полнокровны! Зачем людям искусственная реальность? Самый простой ответ - потому что их не устраивает тяжелая жизнь. Но этот постулат материализма устарел. Ясно, что это слишком простое объяснение. Сытый, благополучный человек рвется к иллюзорному с еще большей силой, чем тот, кому надо добывать хлеб насущный. Ему не до заоблачных материй. А сытому подай на десерт иллюзию, причем абсолютно всего: любви, красоты, греха, добродетели… И все это упаковывается в верование.
- Ну а вдруг, Земля - поле действия внеземных сил? Почему нет? – упрямо вел свою линию Алексей.
- Тем более что это более продуктивная гипотеза, чем библейская, - поддержал Чугуев. - По библейской мифологеме Бог существует вечность, и Он летал в одиночестве, пока не решил создать себе поле деятельности – Вселенную с похожим разумом, чтобы было с кем общаться. Я бы принял этот миф за правду, если бы поверил, что такой могучий и творческий ум мог на протяжении вечности ничего не делать. Пусть попробует кто-нибудь из вас ничего не делать хотя бы с годик. Не получится, ипохондрия замучит. Деятельность – нормальное состояние творческого ума. Предположим, Бог существует, но тогда Он давно создал бы свою Вселенную, и из этого простого допущения я делаю вывод, что если Бог существует, то он создавал Вселенные не раз, и может быть, не один десяток попыток делал. И каждый раз делал ее все совершеннее и совершеннее. Человек – венец Его творения? Согласен. Но венец на данный момент существования Вселенной, и к нему Бог пришел не сразу, не с первой попытки, отсюда Его относительная неудача с Человечеством. Зато звезды у Него получились на диво разнообразные и красивые, а Природа на Земле - так вообще шедевр. Вполне возможно, прежде чем достичь такого уровня мастерства Творец делал эскизы не раз, прежде чем ему удалось упаковать непослушную материю в такие изящные формы. Бог продолжает совершенствоваться и, возможно, через 15 миллиардов лет Он завершит очередной эксперимент, уничтожит эту неизвестно какую по счету попытку и начнет «надувать» новую Вселенную, чтобы сделать ее еще совершеннее, чем нынешняя.
- Если мы имеем дело с проявлением божественного промысла, то не нам его комментировать, - заявил учитель из района. – Ничего кроме суетного напряжения ума это не даст.
Такого вызова Крухмалев проигнорировать, естественно, не мог.
- Так зачем нам даны Веды, Библия, Коран и прочие тексты о деяниях богов? И разве в Библии не показано противоборство двух сил? Нас, людей, поневоле втянули в  междоусобный конфликт. Я имею в виду Эдем. Что, разве Бог не мог изолировать Адама от происков своего восставшего Ангела? Если, конечно, Он и впрямь всемогущий и всезнающий, как уверяет церковь. Но не сделал этого, и началась интрига, которая тянется до сих пор, и конца ей не видно, хотят концом Света людей пугают уже две тысячи лет.
- Интересно, а Люцифер тоже был сотворен по образу и подобию…? – спросил господин Разуваев с невинной раздумчивостью в голосе.
И началось… Под одобрительные взгляды Ивана, я только успевал записывать основные тезисы выступающих. Вот что я успел записать.
- В религиозной традиции Люцифер – враг Бога и его главного творения – Человека. Пожалуй, Булгаков был первым, кто описал его так, что стало ясно: между Богом и Падшим Ангелом - глубокие философские разногласия. Нечистая сила у Булгакова оказалась не такой уж и нечистой. У него Воланд не столько враг Христа, сколько земной судия, сортировщик душ перед их отбытием в вечность. В Коране сказано, что конфликт между Богом и ангелом Иблисом произошел из-за того, что Иблис отказался поклониться Адаму. А может, Иблис был прав в своем предчувствии, что Человек получился несовершенным? Сам Бог потом изгнал Адама из Рая, а затем пытался уничтожить человеческий род в потопе. Что кстати, странно. Он мог изничтожить человечество более простым способом – распространив вирус, вроде СПИДа. Зачем же природу портить? Так вот, Денница, он же Иблис, он же Люцифер, пытался с самого начала втолковать Творцу всю проблематичность затеваемого. Его не послушали…
- Булгаковский роман – очень странная конструкция. Это роман-перевертыш. Там есть все для всех: верующих и неверующих. Например, роман начинается с теологического спора Воланда с Берлиозом о существовании Бога. Воланд приводит следующий аргумент: мол, для  того, чтобы управлять, нужно иметь точный план на сколько нибудь приличный срок. И как же может управлять человек, если он не может составить план, скажем, на тысячу лет? Странное доказательство! У Воланда получается, что есть небесный Госплан, где планируются исторические события: «Мировую войну начать 1 августа 1914 года, вторую – в 1939 году. Да, потребуется концлагерь, где же его разместить? Ага, поместим-ка его в городке Освенцим». Мило! Получается, что и атеистическое большевистское государство на Небе запланировали, и убийство царских детей в подвале. Воланд своим доказательством бытия божия вешает на Господа все преступления, всю кровь и насилие. А верующие читают роман и восклицают: ах, как верно Воланд разделал глупого Берлиоза! Вся аргументация Воланда двусмысленна и ровным счетом ничего не доказывает, кроме разве… бытия дьявола! Вот тот мог бы спланировать на тысячу лет вперед разные делишки. Недаром апостол Иоанн назвал его Князем Мира. Вернее, Иисус так назвал своего противника. Кто-то сказал, что тьмы нет, потому что тьма – это место, куда не попадает свет. Хорошо сказано! Я бы согласился с таким оптимистическим утверждением, если бы не фигура Люцифера и его слуг в религиозной системе мира. Это же тьма, живущая по своим законам! Субстанция самостоятельная и по отношению к Богу сила автономная. Люцифер переводится как «уносящий свет». Это, по сути, представитель вакуума. Представитель «зазеркального» мира, без которого не может существовать и наш. Без пустоты не было бы движения, ибо любой импульс затухал бы в той же точке пространства, где и начался. А поскольку движение есть везде, даже в самом плотном веществе, значит, вакуум пронизывает материю, то есть наш мир. Вот почему мы не можем избавиться от Люцифера, потому что сам Бог не может сделать это, не разрушив свой же мир. Вот тайна божьего мироздания! Вот почему Дух так бесконечно долго летал в пустоте и создал свой мир, только тогда, когда договорился с Люцифером о разделе сфер влияния.
- А почему Люцифер пошел на соглашение?
- На солгалшение… - поправил учитель из района.
- Вот! – воскликнул Крухмалев, взметнув указательный палец, но игнорируя замечание учителя. – Вот хороший вопрос! Почему Он пошел на соглашение?  Есть такая трактовка. Я лучше зачитаю высказывание одного физика, чем пересказывать своими словами…
Он извлек блокнотик, полистал, нашел нужное место, и прочитал:
- «Основа двуединого мира именно «пустота», а вещество, поля, излучения — только рябь на ее поверхности. Но ведь без этой «ряби» вакуум не мог бы проявить себя, а реальные частицы вещества и света не могли бы возникнуть. Иными словами, материя потеряла бы основу своего существования, а вещество и энергия утратили бы возможность движения. Значит, разделение материи и пустоты — конец мира, по крайней мере, того, в котором мы живем и который мы изучаем». Так что сделка обоюдовыгодна, хотя и заключили ее два антагониста. Каждый из них не может избавиться от соперника, но пытается ограничить его влияние. Вечное сосуществование-противоборство, как совместная жизнь хищников и травоядных. Хищник кормится травоядным, одновременно, помогая стаду избавляться от больных и слабых животных и, тем самым, способствуя здоровью всего стада. В противоборстве с Люцифером человечество обретает себя. 
Учитель возразил в том смысле, что это все умствование, а не истина, которая дана в Священном Писании. Тут его и накрыли артогнем.
- Вы считаете, что сюжет о дереве Добра и Зла и Еве, сорвавшей яблоко, надо понимать буквально?
Учителю пришлось на время отползти в окоп, а атаку с фланга продолжил Шаров.
- Конечно, верить в историю грехопадения буквально современному образованному человеку как-то не с руки. Яблоня в саду… Змей свисает с ветвей… Ева срывает плод. Идет к Адаму. Они вкушают, и в мозгах у них свершается переворот… Сказочно как-то. Будто про Василису-Прекрасную. Но если попытаться найти рациональное объяснение мифу, то получается еще большая глупость. Посудите сами. Если Древо Познания понимать как базу данных, где хранились исходные коды мироздания, то, выходит, Ева взломала систему защиты. Ева – первый хакер! Ну не бред ли? Откуда ей освоить компьютерное ремесло? Хитроумный змей научил? Фэнтази какое-то получается. А Бог? Он что, оказался плохим криптографом? И это создатель мироздания? Значит, логично будет предположить, что Бог устроил проверочку. Захотел узнать, как поведут себя люди. Но тогда опять ерунда выходит. А именно: Бог, знающий все о созданной им материи, не мог просчитать поведение созданных им людей? Более того, Он, как дух мужской ипостаси, не смог понять психологию женщины и грубо просчитался в отношении ее в отличие от дьявола? Забавно. Женщина, как черный ящик мироздания! Я лично могу согласиться, что мне, как мужчине, женщину до конца не понять, но Бог! Он-то что оплошал? Вот что получается, если вступить на стезю рационального объяснения библейских мифов. Потому я понимаю тех церковников, а также Леонида Евгеньевича (он посмотрел в сторону учителя из района), которые велят: веруй в каждое слово Священного Писания так, как они там написаны и в события, как там изложены, и не забивай голову дурацкими вопросами.
- Человек в Эдеме попытался уподобиться Богу, он впал в грех гордыни, - постарался возражать поднаторевшим в спорах городским мужам Леонид Евгеньевич.
 - Человек впал в грех гордыни? – вскипел Крухмалев. - Человек обрел гордость за себя! И потому он создал современную цивилизацию. Мы сидим сейчас не при свечах и лучине, и приехали сюда не на лошадях, можем смотреть вон тот ящик, названный телевизором, и наблюдать за дискуссией о Боге за тысячи километров. Нам уже не надо идти пешком с котомкой за плечами, чтобы послушать умных людей. Они здесь, стоит только протянуть палец к кнопке. А ведь цивилизованному человечеству всего несколько тысяч лет, а Бог, прежде чем сотворить Вселенную, имел в своем распоряжении Вечность. Да и потом, когда она формировалась, еще несколько миллиардов лет, чтобы вмешиваться в процессы и подправлять их. Сопоставьте: 6-7 тысяч лет у человек, начавшего свой путь познания с изобретения глиняной посуды, и миллиарды лет у Бога! Разве Человеку нельзя гордиться собой? Причем же здесь гордыня? Уже ясно, что он может понять то, как творил Бог свой мир, включая создание самого человека. Он разгадывает тайны Бога одну за другой. Его интеллектуальный уровень быстро приближается к уровню Верховного Правителя Вселенной. Еще несколько сот лет эволюции и человечество научится создавать свои Вселенные, зажигать свои звезды, рождать новые расы себе подобных.
 - А ошибки?
 - Ошибки? А разве Бог их не совершал? Об этом вразумительно говорится в работе Арсения Константиновича. Бог тоже прошел свои круги ада, и прошел путь от гордыни к осознанию своих возможностей касательно мыслящей материи, от осознания – к раскаянию и пониманию. Разве Человек не прошел подобный путь? Почитайте этическую философию. Там есть все: от гордыни отдельных учений до раскаяния и понимания чужой правоты. Человек растет, мужает, возвышается, а вы, верующие, вновь пытаетесь свести его к идолопоклонничеству. К тупому поклонению на том основании, что это божество сильнее нас, создало нас, и потому мы, люди ему не ровня. А работа Арсения Константиновича тем и хороша, что в ней доказывается иное: Бог признал нас равными себе! И потому оставил нас, чтобы не мешать нам самим разобраться в своих делах и помыслах, самим совершить свое восхождение к Нему.
- Вы хотите уравнять человека и Бога? Вы впадаете в грех человекобожества! – упрямился Леонид Евгеньевич.
Но такими аргументами сбить наших спорщиков было нельзя.
- Бог сам себя опустил… Почитайте Ветхий Завет. Убивать детей ради любых целей, как минимум, неблагородно.
- Что вы к Богу привязались? Что Он вам сделал? – вдруг, как-то по-детски, воскликнул Леонид Евгеньевич.
Собравшиеся примолкли от неожиданности. Но не Крухмалев.
- Вы о каком Боге говорите? – спросил он.
- Бог у всех один.
- Давайте не будем… ля-ля. Тут все свои. Так какому вы Богу молитесь?
- Иисусу Христу, конечно.
- Предположим… Пусть будет Христос. Лев Толстой попытался жить по заветам Христа и подбил к этому кучу народа. И что получилось? Глупость. Оказалось, что жить по Христу на земле и в обществе невозможно. Это просто нелепо. Еще Сервантес доказал своим Дон Кихотом, что нельзя литературу тащить в реальную жизнь. Достоевский звал к Христу в книгах, а сам жил, как получится: играл в карты, проматывал деньги своей жены… То, что хорошо выглядит в проповедях и в книжках, для реальной жизни не годится. Разве что в келье затвориться. Так что Христос распял себя сам. Ему ничего не оставалось делать, как достойно покинуть сцену. Иначе все бы кончилось фарсом. Раньше думалось, что просвещение и образование решит проблему черни. Оказалось, что чернь неистребима. Она не зависит об дипломированности. Так что же делать? Вернемся к религии, решила интеллигенция, как к проверенной узде для черни. Возвращаемся… Посмотрим кто кого. Будь я букмекером, то поставил бы на чернь.
Тут вмешался Иван. Клевать Леонида Евгеньевича он не дал.
- А вы не заметили такую тонкость: Жизнь дана от Бога, а свобода воли человека от Падшего Ангела! – перевел Иван в дискуссию в интересное ему русло. - Ведь это он подбил Еву сорвать плод с Древа Познания и тем выйти из круга тотального подчинения своей личности. Свобода воли по Библии начинается с вкушения запретного плода - плода свободы. А инициатором того поступка был Падший Ангел. У Бога было совершенно иное намерение – держать людей во тьме незнания.
- Неправда! – возмутился учитель. – Он готовил людей к самостоятельности. Еще было слишком рано вкушать им плоды Добра и, тем более, Зла. Их ум был не готов. Требовалось время, а дьявол ускорил процесс, и неготовые к свободе люди получили ее, и на Земле начались войны и прочие преступления.
- Это вы так считаете, а что думал о судьбе людей Бог на самом деле нам не известно, - отвечал Шаров.
Его поддержал Крухмалев.
- Вы исходите из литературной версии о деяниях Бога, изложенной в Библии. Есть другие версии, также литературно изложенные – языческие мифы, а также Махабхарата, Бхавата-гита, Коран и много других. Ваша версия отличается от культа змея Кетцокоатля или Шивы только тем, что вы верите в свою версию, а другие – в свою. Но доказать ничего невозможно. Я бы дал вере такую формулу: вера есть наивное обращение личности за полнотой бытия в преддверии своего небытия.
Разуваев подхватил мысль:
- Для искренне верующего Бог – полный, без изъятия Идеал. Такой верующий наделяет Его всеми качествами, которые хотел бы видеть округ себя. Трогательное желание конечно. Только вот Пятикнижие свидетельствует: Бог – не идеален. Он может быть жестоким, немилосердным и потому не справедливым. И еще: Бог создал Человека, но не воспитал его. В этом начало конфликта в Эдеме и его последствия – убийство Авеля, потоп… А почему Бог не стал воспитывать Человека? Да не знал Он как это делается! Он был технарем-художником! А чтобы стать педагогом, надо пережить многое самому и осмыслить это самое «многое». Вот Бог и осмысливал по мере своих божественных сил. Результатом стало появление Христа. Но как только дитя Света родилось, оно было обречено. Вторая сущность Космоса не могла допустить его существования, потому что родилась совесть Бога! По космическим часам дитя жило несколько секунд, а по земным – 33 года.
- Что же по вашему, христиане молятся тому, кто умер?
- Не знаю, жив ли Христос… Впрочем… Да не может исчезнуть то, что уже родилось. Третья ипостась существует, живет, борется, посылает нам сигналы…
Что на эту тему говорили директора школ, я не стал записывать - было не убедительно и обыденно, а вот Крухмалев говорил интересно. Он был явно в своей стихии.
- В концепции единобожия существует неувязка. Разве люди веруют в одного Бога? Разве исламские террористы, убивающие детей, поклоняются тому же Богу, что и мирные мусульмане? Разве католический Бог тот же, что у протестантов? И разве  у православных тот же Бог, что у католиков? Всяк верует в своего Бога, и какой из них настоящий - никому не ведомо. Если и есть единственный Бог, то у него в ушах такой звон стоит от разноголосицы верующих… А вообще-то, получается цепь соблазнов: иудеи не поверили Иисусу, христиане не поверили Мухаммеду - и все перессорились. Да и где критерий истинности учений? Их множество, а кому первенствовать и в каких землях - решает сила. Вот где раздолье для Дьявола. А Бог молчит. Это с одной стороны порождает атеизм - раз молчит, значит, не существует, а с другой, большое количество религиозных учений воюют друг с другом, навешивая ярлыки еретиков друг на друга. Кровь льется, и обильная, а Бог упорно продолжает молчать. Странно это для милосердного. Так что концепция о дуалистической сущности Бога и Дьявола не лишена правдоподобия. Кстати, генетический код человека тоже двоичен.
- А я считаю, что все ваши рассуждения работают на версию об инопланетной цивилизации, которая контролирует Землю, - заявил Чугуев. - Не могут инопланетяне появиться перед нами. Даже в древности они являлись перед людьми очень осторожно. Перед Моисеем в пустынном месте, чтобы никто не видел. И воскреснуть Иисус предпочел тайно, а не прямо на кресте. Да и биологи набрали уже много фактов, свидетельствующих, что помимо эволюции происходили необъяснимые «вбросы» живых существ в фауну Земли. Например, рыбы с точки зрения эволюционной теории появились внезапно. Локация у летучих мышей эволюционно возникнуть не может. Да и с предками Хомо Сапиенса случались странные метаморфозы, будто кто-то создавал прообраз человека, затем убеждался в тупиковости этого вида, уничтожал и создавал новый. Короче, все указывает на то, что помимо естественной эволюции на Земле работала некая экспериментальная генетическая лаборатория. Вот их-то люди и назвали богами.
- Будем молиться им?
- А мы и молимся! Есть такая байка. Один человек, живший на отшибе, всю жизнь истово веровал, но вот однажды в его огороде опустилась «тарелка» с инопланетянами. Он их принял по человечески. Посидели, выпили, разговорились. Они ему и объяснили, что жизнь на Землю была принесена с их планеты. И сознание в наши черепки вложили. «Так выходит, все живое на Земле не Бог создал?» «Нет, мы». Задумался верующий, закручинился, а потом просиял: «Зато вас Бог создал!»
Народ посмеялся, кроме учителя.
- Никчемный анекдот. Ученые доказали существование Бога!
- Слава богу! – с облегчением выдохнул Чугуев.
- Да, теперь Бог может спать спокойно – его существование доказано, - откликнулся Иван.
Но Крухмалев был настроен на серьезный разговор, и опять начал о своем.
- Мало того, что церкви безбожно путаются в своих свидетельствах о Боге, для многих вера есть способ сделки с совестью. Я грешу? Но я же каюсь! Для меня же религиозные тексты – это собрание философских романов и интеллектуальных игр типа «Что? Где? Когда?», то бишь, угадай идею Бога и «Как стать миллионером», то есть как попасть в Рай. А масса народа  гадает, спорит, трактует набор философских примеров, почти ни в чем не соглашаясь меж собой, если, конечно, власть – церковная или государственная – не принуждает принять единственно-верную на данный исторический момент точку зрения. Остается классифицировать имеющиеся: религия – как способ властвования; религия – как интеллектуальная игра; религия – как способ психотерапии; религия – как источник стимулирования абстрактного философствования; религия – как узда для черни; религия – как мечта о счастье… Что еще? Предлагайте.
- Бог един, а наши мнения о Нем могут быть различны, - еще раз отмел поползновения к многобожию учитель.
- Ха! Раз так, то все конфессии суть земные дела и не более того. Значит, можно молиться в любом храме единому Богу? Но хотел бы я посмотреть реакцию священников, если бы вы, Леонид Евгеньевич, стали бы в синагоге осенять себя крестом, в мечети молиться по иудейскому обряду, а в церкви совершать намаз. Вам бы сразу показали на практике разницу между теоретическим провозглашением идеи единобожия и реальным исповедованием разнобожия.
- Уже то, что религия – многофункциональный модуль, говорит о ее необходимости, - заметил первый директор школы.
- Согласен, - неожиданно для меня заявил Чугуев. - Вон коммунисты и те догадались сакрализировать для обыденного сознания учение марксизма. Все равно массы не в состоянии понять сложные аспекты философско-экономического учения, а вот в сакральной форме все утрамбовывалось самым приятным образом.
- Значит, вы признаете необходимость сакрализации светского учения? – стал настаивать второй директор школы.
- Признаю, - смиренно ответил Чугуев. – Без сакрализации обыденное мышление обойтись не может. Увы.
- Тогда религия права! – воспрял духом учитель - Ибо она вещает Слово Божие, а ваш марксизм – слово человеческое! Да к тому же оказавшиеся неверным.
- А с чего вы взяли, что в религиозных текстах есть Слово Бога? – удивился Чугуев. – Это верующие так утверждают, но это еще не значит, что так и есть на самом деле. До нас дошли священные гимны египтян и греков, индийцев и иранцев. Верующие тех народов считали их боговдохновленными, но мы-то знаем, что это сочинили люди. Но если взять нынешние религиозные тексты, то укажите мне, пожалуйста, то, что сочинено не людьми, а сказано самим Богом. Десять заповедей? Но это набор простых моральных правил общежития, которые знают все племена Земли. Что же до заповеди: чти только Господа своего, то, да - у китайцев или индийцев она не соблюдалась. Это называется веротерпимостью. Вам веротерпимость не нравится? Это дело вкуса, а не обязательно слово божье. Если б Бог захотел, он бы нашел способ заставить китайцев подчиниться одному божеству. Но на них эту заповедь никто не распространял. За этими постулатами я вижу другое – творчество людей или представителей инопланетной цивилизации, желающих утвердить свое влияние в пику другим конкурентам. Но Слова Единого Бога – мудрого, создавшего Вселенную – ни в Заповедях, ни в Нагорной проповеди нет. Положения Нагорной проповеди вы встретите в восточной философии, созданной Буддой или Лао Цзы задолго до Иисуса. Если бы мы и вправду встретились со Словом Бога, мы бы узнали его, ибо Он должен знать то, чего не знает ни один великий физик, химик, космолог и прочая. В текстах есть же только одно – движение человеческого разума по стезе познания места человечества в мире и желание продлить свое бренное существование в вечности. Вот для решения этих задач и понадобился принцип дополнительности – Абсолют, который якобы все создал, все умеет, все знает, и готов нас убогих приголубить и направить на путь истины. Вот только чего-то с этим путем никак не вытанцовывается, но верующий уверен – это временные трудности, вызванные греховностью людских помыслов. Но почему-то верующие не спрашивают себя: отчего многие поколения монахов, будь то на Западе или Востоке, отрешившись от греховного мира, так и не смогли найти непротиворечивый и единственно правильный путь? И не найдут! Движение людей к самим себе, что представлено ими в виде Абсолюта под кодовым наименованием «Бог», неисчерпаем, и никакая религия, никакие монахи никогда завершить его не смогут. Атеисты это понимают и спокойно делают свое дело – развивают человеческую цивилизацию, раздвигая границы познания. Стремятся повысить культуру людей, чтобы те не глупили без меры, стараются передать мир, доставшийся от дедов и отцов своим детям и внукам как можно в более лучшем виде. Это и есть символ веры атеиста.
Дальше я записывал уже без упоминания кто и что говорил - рука затекла.
- Любая теоретическая схема уязвима, ибо нет и не будет концепции, способной вобрать в себя все нюансы человеческой практики.
- И божественной тоже.
- Да… Но проходит время и одна из схем становится доминирующей, не смотря ни на что. Ученые и прочая публика устают от бесконечных споров, и возникает потребность в ясности.
- К слову о потребности в божественной идее. Вспомните фильм «Матрица» и ажиотаж вокруг него в среде молодежи. Атеистической по духу и безбожной по образу жизни, заметьте, молодежи! Им понравилась идея фильма, что реальная жизнь есть иллюзия, а виртуальная деятельность хакеров – подлинная реальность. В картине персонажи подключают свой мозг к компьютеру и обретают могущество, после чего якобы на самом деле дерутся с врагами, совершая немыслимые прыжки и уклоняясь от пуль. Но главное хакеры выдумали дьявола! И своих пророков, и святых, и своего Иуду - все по Библии. Режиссеры фильма правы: истинную потребность не обойдешь. Если нет подлинных небесных персонажей – создадут суррогаты!
- В таком случае верующие кто по духу? Слабые, надеющиеся на Сильного?
- В том фильме хакеры придумали себе Зло и принялись с ним бороться. Получается, Человеку надо бороться с силами Зла, даже выдуманными. Это сродни гимнастики, только моральной. Так что верующий не обязательно тот, кто слаб духом.
- По мне так истинно верующий тот, кто надеется на то, что существует Некто, кто способен укротить Зло.
- В рамках религии проблема происхождении Зла неразрешима. Внятного ответа на вопрос: почему Бог позволил Злу войти в мир – нет. А если эту же проблему рассмотреть с атеистических позиций, то ответ находится сразу же. Зло творят люди, и они же должны бороться с ним. Просто и логично. А вообще-то, обращение к религии свидетельствует о кризисе общества, которое разуверилось найти ответы на значимые вопросы и передоверяет это Богу. Так проще. Общество же теряет рациональные основы своего существования и оправдывает свою немощь тем, что эти вопросы непознаваемы для слабого человеческого разума. Не мудрено, что заодно хоронят и прогресс, как тупиковое направление. Но религия такое общество не спасет. Оно обречено независимо от степени верования. Атеист – это не злостный неплательщик за билет в вечность. Атеист не считает нужным верить в детское объяснение, что гражданин Бог сотворил всю материю во Вселенной, сказав: «эне-бене-фекс», а потом из неживой материи сотворил живую, дунув на нее. Получается, какой-то фокусник в духе Дэвида Копперфилда, только очень стеснительный, наподобие Великого Гудвина, и потому не показывающийся людям. Атеист тот, кто считает вправе усомниться в этом «всеобъясняющем» сказании и пытается сам разобраться в законах мироздания. 
И тут нас удивил учитель. Раскрасневшийся, со всклокоченной от непрестанного дергания бородой, он вдруг произнес такую речь, что и в философическом фильме не услышишь:
- Вы о религии рассуждаете, как о научной теории. А религиозное чувство сродни музыке. Религия имеет свои материальные предметы, как музыкант имеет свой инструмент для извлечения звуков. Но главное не инструмент, а то беспредметное, что возникает в душах играющего и слушающего. Я долго – шаг за шагом – преодолевал свою религиозную немузыкальность. Только пятидесяти лет от роду нежданно для самого себя, в порыве любви, не имевшей ничего общего с церковностью, стал молиться о дверце, ведущей в Вечность. И почувствовал, что целостность в Вечности не менее реальна, чем материальное пространство и время. Я почувствовал в душе Свет, перекликающийся с внешним Светом. Дальше пришло, хоть и не сразу, понимание, что вспышка экстаза только предвестие ровного внутреннего Света, как бы горящего в очаге, согревающего твой дом.
Народ притих от такой литературной эскапады. Вот тебе и районный учитель…  Я лично готов был аплодировать такой искренности, хотя про себя посчитал, что поэтичность образа заменила доказательства.
- Редкая у вас способность воспринимать мир, - спокойно заметил Крухмалев. - Только то, что вы принимаете за религиозность, есть хорошо развитая эстетичность. Вы, наверное, много слушаете музыки? Симфонической, например?
- Да, люблю слушать, но это не есть причина.
- Конечно. Достаточно много людей любят эстетически сложно организованную музыку, но не все способны испытать экстаз. А вы способны. И эта способность требует психологического объяснения. Вы ее и объясняете очень эстетически – называете эту душевную способность религиозностью. Это видно по вашему слогу. Вы так красиво рассказали о своих чувствах, что я на этом фоне выгляжу бескрылым утилитарным индивидом. Что взять с атеиста? Но, уверяю вас, и я тоже могу произнести набор красивых фраз о высокой душевной духовности и связать оное с вечностью и непогрешимым Абсолютом. Но это будут лишь слова. Я знаю одно: религия за тысячелетия, мало чему научила человечество. Все, что у него есть, выстрадано в ходе кровавой практики. И та же эстетика, что вы обрели, есть следствие не религии, а вашей конкретной работы по научению себя слышать музыку, видеть живопись, вчитываться в книги. Другое дело, что вам хочется все больше и больше, и вы обращаетесь к Абсолюту. В том числе потому, чтобы случаем не свихнуться, не улететь дальше, чем это нужно в нашей реальности. Получается, ваш Абсолют, которого вы величаете Богом, служит оправданием вашей устремленности в высь и, одновременно, тем потолком, что не позволит улететь в бездну.
- Ну, знаете…Вы неисправимы. Мне остается пожалеть вас. Неужели вы не понимаете, что Человек наедине с Космосом пропадет? Он уничтожит свой мир!
- Согласен, Человек способен уничтожить этот мир. Как и Бог, уже пытавшийся это сделать в Потопе. Но Бог раскаялся, теперь дело за человеком. Но он сам должен решить для себя.  Бог ему в этом, как выяснилось, не поможет.
- Вот, вот в этом ваша неправда! – горячился Леонид Григорьевич.
- Знавал я одного поэта. Сам человек – дерьмо. Но время от времени из этих недр изрыгались хорошие стихи. Свежие, остроумные. Как это понять? Зачем Бог, если он есть, соединил поэтический дар с дерьмом? Генетический эксперимент проводил по соединению противоположностей? А вообще-то, вся ваша эстетика будет опрокинута одной шуткой с эстрады про задницу, выпускающую газы. У нее будет в миллион раз больше поклонников, чем у всех философов со времен античности. Включите телевизор и убедитесь…
- Почему вы не хотите признать, что все, что в поэте плохого – земное, а стихи – божественное? Это якорь спасения. Это проявление доброты Бога.
- Дело в том, что доброта слишком часто бывает хуже воровства, ибо она способствует увеличению размеров воровства. Добро наказуемо, а вот всегда ли наказуемо зло – не уверен. И это ощущение распространено в современном мире. Если мы живем в божьем мире, то и устроен он должен быть по божьим принципам. А какие базисные принципы мы имеем? Главенствует: «что урвал, то твое» и «г… не тонет». А Рай – это место, где хорошо, потому что нас там нет.
- Рай – это вознаграждение души за ее труд на Земле, за восхождение от земного к небесному. Что тут непонятного?
- Вот вы про Рай рассуждаете? А кто его обещал? Где это написано? В Ветхом Завете? И что именно? И кому обещано? В Евангелии? Ну и где Христос сулил людям вечную жизнь и райские кущи? Он только толковал про необходимость отстаивать правду на Земле. Про Царство Божие на Небе даже ученикам невнятно говорил. Иоанн его спросил: кто первым войдет в Царство Небесное? А Иисус обиделся и указал на мальчика: «Он». Мол, не о том думаете, думайте о земных делах, а там видно будет. Да и что он мог обещать, если хозяин Неба не он, а Отец. В Гефсиманском саду Христос молил Его о милости к себе. А люди молятся ему, будто Иисус и вправду главный. И даже Богородице, хотя та вообще к Богам не относима. Иисус на эту тему высказался четко: нет у меня отца и матери на Земле. А Бог-Отец ничего про Рай не говорил и никому ничего не обещал. Может, Иисус и верил, что убедит оставить вечную жизнь своим ученикам, но не всем же людям на планете!
- Вы пытаетесь лишить людей надежды, но в первую очередь лишаете ее себя! Каждому по вере его!
В диспут Крухмалева и учителя вклинился завуч.
- Если один под табуреткой понимает диван, другой – стол, а третий корову без рогов, то очень трудно выяснить, почему трактор – не пароход.
- Ты имеешь в виду систему критериев?
- Ее! Еще Эйнштейн показал: наше восприятие и объективная истина зависит от применяемой системы координат. Я противник «золотой середины» и сторонник дуалистического восприятия добра и зла. «Золотая середина» дает возможность вильнуть, не примкнуть к добру во время его схватки со злом, остаться нейтральным «диалектиком».
- Давайте взглянем на проблему с другой стороны, - предложил первый директор школы. - Не утилитарной: мол, хотим продлить свое земное существование на Небе, потому и постимся, а с философской. Человек – существо, конечно, утилитарное, всегда хочет поесть, получить наслаждение, возвыситься над кем-то, но также он человек думающий и самопознающий. А у самопознания есть пределы. Вы себя хорошо знаете, но не настолько, чтобы обойтись одним своим мнением. Для полной картины вам нужны оценки других людей, подсказки со стороны, в соответствии с поговоркой: «со стороны виднее». Так вот, Бог - это метод самопознания Человека. Трудно познавать себя изнутри. Нужно чтобы было и «над» Как это сделать? И человечество пошло от противного. Оно сконструировало Абсолют, который вобрал в себя все лучшее и сильное, что есть или может быть в Человеке. Был создан Идеал, на который можно и нужно равняться, и, соизмерять дистанцию между идеалом и своими достижениями.
Я бы на этом поставил точку в диспуте, но не Крухмалев.
- Вера – тот крюк, за который человек цепляется, когда земля уходит из-под ног. Или вешается на нем, - упрямился он.
Леонид Григорьевич решил объяснить неправоту оппонента более наглядным способом.
- Я вам пример другой приведу. Возьмем кинорежиссера. Что он делает? Творит фильм. Еще «вчера» ничего не было, но он уже Творец. Он замыслил картину. Начинает строить декорации, то есть вещную, материальную действительность, а затем заселяет его героями, и они начинают жить, создавая новую реальность. Так рождается новый мир. Есть великие картины, героев которых зрители воспринимают как живых. Если это так, то режиссер как творец состоялся. Так вот, у фильма есть создатель и у Земли есть создатель, и у Космоса… Не только фильм, но ни дом, ни самолет, ни ребенок не могут появиться без создателя. Все имеет своего творца. В этом умозаключении – исток религии.
- Согласен. Хорошо выстроенная логическая цепочка убеждает. Только автор не прячется от зрителей. Наоборот, жаждет признания. Да и откуда вы знаете, что самый первый Творец  был таким, каким вы его представляете? Почему это именно Яхве, а не Зевс, Вишну или кто-то еще? Что Он был один, а не два или три? Или что наша Вселенная единственная и нет параллельных, откуда могла просочиться материя? И так далее… Изобретать гипотезы можно до бесконечности.  Вот мы, атеисты, и говорим – начало начал нам неизвестно, как и всем людям. И нечего сочинять мифы, хотя, не спорю, они помогают человеческому разуму преодолеть темноту бездны, отвечая на все вопросы разом: «Кто создал Вселенную?» - «Бог». – «А-а, понятно. А кто создал Природу?». – «Бог». – «А-а, понятно. А кто создал человека?» - «Бог». – «А-а, понятно». «Откуда берется талант?». «От Бога». «А-а, понятно». На деле же, нечего не понятно. Раньше считалось, что молнию вызывает Бог, проезжая на колеснице. Но нашелся тот, кто засомневался. Разобрались – нет там бога. Раньше думали, что болезни наказание божье. Нашлись те, кто засомневались, и выяснилось – это природное явление. Все сугубо материально. И солнце светит по тем же причинам, и звезды – не божьи огоньки, чтобы людям легче было ориентироваться ночью, и прочая и прочая. Мы видим одно – мир обходится без прямого вмешательства извне. Но пусть будет в начале начал Творец. Но кто Он мы не знаем, а есть веер мифов, зафиксированный в Ведах, Торе, у Гомера, в поэме о Гильгамеше и десятках других источников. Но истины не знает никто. Ни Папа Римский, ни Далай-лама. И верующие никогда не сойдутся в вопросе, что же есть Творец, которого они называют Богом.
- Мы, верующие, понимаем главное, что Он есть – и это высший Разум! В булыжнике или в супе разум не зародится.
- Отсюда делаете простой вывод: если разум не рождается в супе, значит, Он существует извечно и занимается вами. Аминь. А если нет? А если вы Ему уже не интересны и Он уже занят другим проектом в другой галактике, а вы морочите людям головы, подбиваете их на войны во имя истинной веры.
- А вы, веруете в Христа? – вдруг обратился Леонид Григорьевич ко мне.
Сначала я не понял, с чего это вдруг внимание переключилось на меня. А потом догадался – я единственный, кто молчал все время. Получалось, если не подозрительно, то странно для автора некоего сочинения на библейскую тему.
Я пожал плечами. У меня не было ответа. Никогда об этом не думал. И вдруг слова нашлись. И я выпалил речь не менее крутую, чем до того произносил Крухмалев.
- Я бы уверовал в Христа, но уж больно он… слабый. В Евангелии ведь четко это показано. Иисус целиком зависит от Отца. В Гефсиманском саду просил Его о снисхождении. И на кресте тоже… Иисус не мог защитить даже своих ближайших учеников. Сколько его последователей погибло мученической смертью! Даже Петра распяли. Так что на земле Иисус беспомощен, а на Небе хозяин его Отец. Выделил ли Он Сыну место для Рая, чтобы тот мог принять своих последователей или отказал Ему в этом – нам неведомо. Так зачем я буду уповать на слабого и зависимого? Лучше я буду молиться непосредственно Отцу. А что хочет Отец изложено в Торе, в Ветхом Завете по-вашему. Но это иудаизм, а я – чистопородный и необрезанный русак. Так что выходит, у меня выпадает зеро.
Несколько секунд публика с видимым удивлением взирала на меня, пережевывая мое откровение.
- А вот Достоевский считал слабость Христа его истинной силой! – заявил учитель из района. – Это видимое проявление силы.
- Ваш Достоевский кругом ошибался, но ошибался гениально, как и позволено интеллигенту, - возразил я с достоинством. - «Если Бога нет, то все дозволено!» - провозгласил Достоевский. И вот теперь провозглашено - Бог есть. И все стало дозволено!
- Тогда тебе надо в Аравию. Там Бог есть и ничего не дозволено, - улыбаясь, проговорил Иван.
Я же продолжил:
– Дело не в запретах и разрешениях. И Достоевский, понимая это, старался докопаться до сути Человека. Однако копать можно в разные стороны, в том числе в сторону от истины. Легенда о Великом Инквизиторе – ложная метафора. Давайте разберемся. Что за идею свободы якобы принес Христос? Не свободу Он принес, а бремя ответственности за свои поступки, за сохранность своей души. А многим ли нужна ответственность? Нет, конечно, именно ее они готовы передать другим, а не свободу, как то вещал Достоевский устами Инквизитора. А вот свободу… Не-ет, от свободы мало кто добровольно откажется. Только кто же ее дает? А там где дали – в США, например, люди отказываться от нее не спешат. Люди охотно берут свободу. В России при Сталине добровольно что ли от свободы отказались крестьяне? Нет, пришлось ломать хребты. Так же делал Иван Грозный, так же делали дворяне-крепостники… Так что Достоевский написал не о той проблеме, что вещают его поклонники, а о характере власти. Той власти, которая отвергнет учение Бога ради своего господства, при этом продолжая выступать от имени божества. Человек не от свободы отказывается, он может отказаться от нее, только если свобода оказывается ловушкой: равенством в нищете, свободой дохнуть от голода, свободой быть ограбленным, быть униженным. Тогда люди могут сказать: «забирайте вашу проклятую свободу». Вот в чем истинная проблема – в использовании свободы власть имущими в корыстных целях!
- Ну, это социальная сторона вопроса, а религия и Достоевский все-таки о духовном, - возразил мне учитель.
- Это Достоевский-то не социальный писатель? Да самый что ни на есть социальный! Другое дело, что он пытался соединить социальное с высшей религиозностью. Не обрядовой, а духовной. Ну и что у него получилось? Результат-то более чем сомнительный. Вот этого защитники Достоевского видеть не хотят. Он писатель сугубо идеологический и своим любимым героем всячески помогал, а отрицательных персонажей загонял в болото. Старался-старался, Ивана Карамазова даже до сумасшествия довел вопреки логике его трезвого характера, но художественная честность нет-нет, да и побеждала. И Алеша Карамазов должен был порвать со священничеством и уйти в революционеры, а в князе Мышкине вдруг да проступит ловкость светского человека. А потом финал приключений Мышкина тоже показателен – превратился едва ли не соучастника преступления… Добро – сложная консистенция. Если добрый человек стремится исключительно к деланию добра, он делает себя беззащитным перед злом. Если добра становится много, оно превращается в нечто совершенно иное – в хлябь. Секрет приготовления добра является секретом даже от высших сфер.
- Тогда есть другой вариант, – задумчиво проговорил Крухмалев, - а не делать ли нам зло, чтобы вышло добро? Ведь есть же теория, что добро делается из зла. И еще меня занимает вопрос: может ли быть полнота святости без полноты греховности?
Мы с Иваном переглянулись.
- Это не к нам, - чуть не хором ответствовали мы.
Не знаю до каких эмпирей мы бы добрались, но раздался телефонный звонок. Иван послушал, что говорится на другом конце провода, и согласился с доводами:
- Ладно, сейчас иду домой. Да, успею взять из садика… И купить… Хорошо-хорошо.
Трубка легла на рычаг.
- Все, ребята, мне пора, а то трудно жене будет доказать, что сидел в библиотеке, а не с женщиной.
- Дали бы мне переговорить, - пробасил Крухмалев, готовый спорить и дальше.
- Тогда она подумала, что у нас либо коллективная оргия, либо сектантское камлание.
- Ну, в последнем случае она почти не ошиблась бы.
- Ладно, сегодня закончим, - хлопнув ладонью по столу, объявил Разуваев. – Сушки кончились! По домам!
Довольные мужи просвещения, что не слабо провели время, задвигали стульями и, пожав на прощение руки, направились к выходу. Часы показывали полвосьмого. Рабочий день у завотдела образования и просвещения администрации города закончился.
- Арсений, я тебя подвезу, - крикнул мне Иван.


                2


- Ты специально подбирал работников по своему образу и подобию?
- А почему бы ни помочь думающим людям?
- И часто подобные заседания проводите?
- Стараюсь чтоб были.
В машине было тепло и уютно. Наверное, потому, что вокруг было темно и холодно. И чего Бог так долго тянул с созданием Вселенной с ее жаркими красивыми звездами и голубой планетой Земля, покрытой зеленой, радующей глаз растительностью? Эту мысль я и озвучил вслух.
- Любая идея должна созреть, а затем и соответствующий поступок. Да и то промашка может выйти.
- Да-с, хлопотное это дело – формировать коллектив. Даже Богу…
- И не говори… Надеюсь подковался?
- Не то слово. С Фондом про божественное теперь могу говорить уверенно.
- Ну и славно… А этого Жараева надо бы найти.
- Тебе еще одного спорщика не хватает?
Иван вежливо улыбнулся, но уперто продолжил:
- А вдруг пропадет? Одному тяжко… неподъемно.
- То-то в Фонде обрадуются. Тут такую Мекку они найдут…
- А что? Чем мы хуже ихнего Ватикана?
И тут я выдал мои сомнения.
- Ничем кроме одного – у них власть и деньги, и все зависит от того, отсыпят тебе из закромов или нет. Изволят заметить или проигнорируют. Ты написал сочинение, где выявил некие противоречия. Ну и что? Кому это надо? Атеист и так знает, что эти тексты составлялись разными людьми, отсюда и несоответствия, которые невозможно сгладить никакой редактурой. Верующему на это наплевать, ибо он верует не в истину, а в правду. Свою, своего сословия, своего народа, своего государства. Это естественники могут искать и находить истину, но и у них формула воды истинна только в виде аш два о. Если кто-то начнет доказывать, что лучше использовать в водопроводе вещество с формулой аш два эс о четыре, то его пошлют куда подальше все ученые и все верующие. Но если этот же человек скажет, что Бог носит бороду, то к этому заявлению отнесутся с пониманием. Точно также, если он заявит, что Бог – бесплотный дух. Или с тремя лицами и шестью руками. И мало кто скажет: «Откуда тебе это известно? А как твое утверждение проверить?» Не важно, главное - вера, а вера покоится на силе. Силе какой угодно: силе убеждения, силе традиции, силе гонений на инакомыслящих… Почему на силе? Потому что Бога никто не видел, и никто не знает где он, и что он думает по этому поводу, и что намерен предпринять, и намерен ли вообще что-либо делать. Никто не знает даже, есть ли Он! Верят, что Он есть, должен быть… в виде бородатого дяди, или бесплотного духа, или шестирукого и многоглазого… Да без разницы какого. Какого выдумаем, такой и будет. Главное, людям нужна вера. В гений-ли товарищей Маркса, Ленина, Сталина, или в бессмертную душу, или в коммунизм, или в капитализм. Вера может быть разной, главное, чтобы она покоилась на Силе и чего-то сулила в будущем. И вот являешься ты и начинаешь, как в свое время антикоммунисты: «Ваша вера ошибочна. Тут есть противоречия…». Ну и развалили великое государство на хрен, ибо без веры в светлое будущее неохота напрягаться. Тут же нашли другую веру, уже привычную – но опять же с верой в светлое будущее, только заупокойное. Главное, чтобы муравьи исправно несли свой груз и не лезли к власти с глупыми вопроса типа: почему вы жируете, когда нам хреново? «А потому что, - отвечают им, - что, во-первых, всякая власть от Бога, а во-вторых, на Том Свете обрящите желаемое». И люди верят, как до этого верили в пришествие коммунизма. И пусть верят. Так им на роду написано – верить в лучшее. Идеология - вещь хотя и сменяемая, но долговременная. Нужно будет – вновь вернемся к атеизму. Или сменим религию. Но пока что под рукой ничего подходящего нет, кроме испытанного оружия.
Мелькали за окном огни среднего по размерам города со средним населением. И ехали в машине два дурака, которым не было больше других забот, как только спорить непонятно о чем и зачем.
- Так-то оно так. Но «тварь ли я дрожащая или право имею?» Когда Кант разрабатывал свой категорический императив в духе «делай что должен делать, вплоть до самопожертвования», он упустил из виду, что не только мы выбираем, но и нас выбирают. Не только я могу сподличать, но и со мной. Или так: я могу и не подличать, но со мной могут это делать раз за разом. И что, все равно тупо идти на самопожертвование? Христос один раз взошел на крест, и сколько вокруг этого события умиления. А если человека таскают туда неоднократно? Кроме того, после креста Иисус попал в объятия Отца Небесного, и далее на отдых в райские кущи, а если ты после очередного попадания на крест оказываешься там же, откуда тебя взяли перед арестом, и ты сознаешь, что могут выдернуть еще разочек? Ведь так жили еще недавно по историческим меркам наши деды в сталинских колхозах или прадеды в крепостном рабстве. Пушкин написал, что русский бунт бессмысленен. Он забыл, как портил дворовых девок и потом насильно отдавал замуж в чужие деревни. А как за его женой приударили, так смертельно обиделся и бунт поднял не менее бессмысленный – на того, кто только что женился на сестре его жены. Застрелил бы – сестра осталась б вдовою. И все равно полез… А каково было тем, кто терпел от младых лет до старости? А тут являются интеллигенты и начинают возмущаться: «Ах, русский мужик Бога забыл! Ах, ему бы только бунты бессмысленные поднимать». Этим философам легко было писать – их дочерей в барских покоях не насиловали. Тургенев только не сопливел. Маменьку не стал выгораживать. Описал ее садизм. «Муму». И Достоевский не стал папеньку, убитого крестьянами, выгораживать, ссылаться на бессмысленный бунт. На своей шкуре испытал, каков папенька в деле. А ведь дворяне христианами были, в церковь ходили и при этом душами торговали. Так, не стесняясь, и говорили: «Владею столько то душ крестьян». «Купил столько то душ». «Продал по выгодной цене столько-то душ обоего пола». Так и жили: в церковь сходят, службу выстоят, свечечку поставят, и айда обратно – христианские души утилизировать. Дьявольским ремеслом столетиями занимались, а потом нашлись деланно простодушные, что удивлялись: «С чего это на Руси революция случилась? С чего это усадьбы глупые крестьяне пожгли? И с чего это церковь была отвергнута? Ах, какой рюс muzik некультурный» не чета западному. Вот и начал я ответы искать на «почему?» да «отчего?»
- Я тебя понимаю, но чем дальше, тем больше перестаю понимать другое – я-то как здесь оказался? Я - теоретик по забиванию гвоздей в стену. Не забивать же их самому!
- Есть три варианта пути. Первый: мучительное и долгое восхождение к Абсолюту во им внутреннего спокойствия. Второй: преодоление человеческого в человеке во имя выгоды. Третий: развитие человеческого в человеке. Я придерживаюсь третьего пути. Хотя это самый невыгодный путь. А ты… ты, наверное, предпочитаешь четвертый путь.
Я благоразумно не стал уточнять - какой…
Мы уже подъехали к дому, я не удержался и спросил:
- А что бы ты сказал, если б я объявил, что ко мне прилетел ангел и живет в моей квартире?
Иван подумал-подумал, а потом изрек:
 - Сказал бы, что рад за тебя, а про себя решил бы: «Надо же, как не повезло человеку».
Я даже слегка обиделся.
- Почему же мне не повезло? Ангел ведь, а не черт с рогами?
- С чертом-то все ясно: черт – к деньгам. Он бы объявился, чтобы душу приобрести в обмен на мирские радости, а вот ангел… это к Голгофе.
- Ну и видение проблемы! У тебя выходит – ангел к испытаниям?
- Типа того. По-моему, именно так мир устроен, насколько я могу судить.
Мне стало неприятно. На Голгофу не хотелось. Минздрав еще две тысячи лет назад предупредил, что распятие опасно для здоровья. Правда, диетологи доказали: жить вообще вредно.
- Впрочем, - продолжил Иван про свое, - каждый несет свой крест, если он предрасположен к этому. А если нет, тогда взваливает на другого.
- Ну, спасибо, что подвез - поблагодарил я.
- Не за что.

               

Из дневника

Человекобожие противоестественно, потому что в этом случае абсолютизируются и пороки человеческие. Богочеловечество – тоже мимо, ибо абсолютизирует всю деятельность людей, а тут и уничтожение природы, и войны и прочие смертные грехи. Остается одно – создание Абсолюта и положения, при котором самое лучшее возносится на недосягаемый пьедестал (иначе расторгуют), а люди остаются внизу, у подножия. Так практичнее…


3


Я наскоро просмотрел сделанные на «совещании» заметки. Взгляд задержался на том месте, где коснулись «Легенды о великом Инквизиторе». Опять Достоевский… Я не поленился достать том «Братьев Карамазовых». Нашел «Легенду». Перечитал. М-да, тема там заявленная обширная и много чего там вписано, - легко согласиться, но легко найти и контраргументы. Но есть места, где писатель проявил себя пророком. Ну вот, например, Инквизитор говорит плененному Иисусу:
«На месте храма твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, — ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своею башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали». И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя твое, и солжем, что во имя твое».
Новая Вавилонская башня – это Достоевский предвидел приход большевиков. А последняя часть… Наложи ее на последовавшую за «перестройкой» либеральную революцию, и все сойдется. Тютелька в тютельку. Как ни оспаривай, а гений он и есть гений.
…Не успел поставить книгу на место – звонок.
- Привет! Узнаешь?
- Даже непутевый отец узнает голос своей дочери.
- А разве он у меня не меняется? Я же подросток.
- Это у детей после четырех лет голос неузнаваемо меняется, зато потом голос, подобно отпечаткам пальцев, на всю жизнь.
- Я прочитала, что мой возраст – самый противный. Родители всегда мучаются, зато потом мы становимся хорошими. Думала и голос на это время становится противным.
- Голос у тебя очень даже приятный, а так правильно пишут. Я даже на расстоянии чувствую, как маме с тобой непросто.
Сказал, и почему-то стало неприятно от своего замечания. Алла же щебетала дальше.
- Пап, мне скоро шестнадцать. А что ты мне подаришь?
- Авианосец. Бомби что хочешь.
- У нас речка мелкая. А можно, я тебе намекну?
- Шепни на ушко.
- Домашний тренажерный комплекс. Шестьсот долларов.
- Надеюсь, ты не собираешься качать мышцы, как Шварценеггер?
- Нет, но я записалась в секцию каратэ, и такой комплекс мне бы пригодился. Вдруг на моего парня нападут хулиганы? Кто его защитит?
- Резонно. Будем считать, что глас божий услышан.
«Шестьсот долларов! О, женщины, наше разорение!»
- Спасибо, папуль. Целую. Пока!
Все-таки хорошо иметь дочь. Сын бы, раздев отца, поблагодарить забыл.
Умильно вспомнилось: мы втроем сосредоточенно смотрели фильм «Черный монах», вдруг Светка и говорит: «А какого еще цвета бывают монахи»? Почему-то мы с Машей хохотали до слез. С чего это? Молоды были? Или потому, что герои Чехова – это длинная череда антипассионарных индивидов? Меня они не привлекали. Может оттого, что сам мог стать таким?
А через минуту почувствовал беспокойство. Вроде хорошо поговорили, с юморком, но что, так сказать, в подтексте? А если нет никакой секции? Просто дочь намекнула отцу, что две одиноких женщины чувствуют себя беззащитными, и Алле приходится встать на защиту себя и матери? Но что я могу сделать на таком расстоянии? И разве я виноват, что Маша не сумела вторично выйти замуж? И я что ли был инициатором разъезда? Я делаю для них все что могу. И все равно хреново как-то. Наверное, в генах мужчины сидит необходимость защищать свое гнездо. Впрочем, похоже, ныне оно успешно атрофируется… А с другой стороны, как утверждают внимательные практики – добро наказуемо. Делал бы я для дочери больше, и тем быстрее она стала б рассматривать отца в качестве дойного агрегата. И чем больше доения, тем больше претензий. А так каждый подарок запоминается.
Я направился на кухню, а моя мысль понеслась дальше, откликаясь на «вечную» для интеллигента тему: «Чем больше делаешь добра, тем больше разочарований. В мире все больше гуманизма, и все отчетливей становится ясным, что понемногу это начинает оборачиваться чистым злом; дорогой, ведущей не к Храму, а в Ад».
Не успел дойти до кухни, опять звонок. Пришлось вернуться.
- Здравствуй, - прошелестело в трубке.
- Здравствуй, Ирина!
И повисла пауза. Я ждал, что скажет она, раз позвонила, а она молчала…. Странно, обычно я в карман за словом не лезу, а тут молчу в ответ как пень. Пришлось девушке начинать обхождение.
- Ты сегодня свободен?
- Свободен.
Хотя, честно говоря, я уже наговорился за день и с большим удовольствием побыл бы наедине с собой и… Ангелом.
- Ты меня не пригласишь?
Ах, какой простенький вопросик. Так, надо делать ответный ход - проситься к ней. Что же получается – раньше мужчины водили женщин в номера, а теперь женщина мужчину? А что делать? Сослаться на ремонт?
- А не пойти ли нам в кино! – обрадовался я найденному выходу.
- Тогда приглашаю на культурную программу. Сегодня в малом зале театра премьера спектакля…
- Так уже почти восемь вечера. А спектакли начинаются в половине восьмого.
- Это плановые спектакли идут с половины восьмого, а в малом зале начало в девять. Это премьера для узкого круга. Зал вмещает всего человек сорок.
- Не знал, никогда в малом театре не был, даже в Москве.
- Значит, не входишь в круг избранных. Так и становятся провинциалами в провинции. Собирайся, я подъеду на такси в восемь тридцать. Согласен?
И как быть? Если мужчине нужно тело женщины, то женщине - его душа, со всем движимым и недвижимым имуществом. Приходится подчиняться правилам игры.
- Согласен.
- Может, ты не хочешь?
- Нет, что ты, хочу! Кто знает, вдруг поцелуй от тебя перепадет за примерное поведение.
Ирина засмеялась. «Много ли женщине надо? Чуточку внимания и капельку надежды», философски подумал я, кладя трубку. Приятно хоть на секунду ощутить себя умным и проницательным.




Премьера

1

Театр был городской достопримечательностью, как и полагается нормальному городу, лишенному особых достопримечательностей. Однако последний раз я был в нем давно. В советское время его репертуар состоял из классики и пьес на производственные темы, зато в «перестройку» режиссер позволил себе вкусить творческой свободы. Народ валом валил, когда на сцене впервые в истории городской культуры обнажилась актриса. Я сначала не поверил рассказам. Думал, дело ограничивается мельканием белого тела во мраке, но так чтобы при свете? Короче, пошел и я. И точно. Актриса, миленькая девушка,  в любовной сцене сняла с себя все, правда, стоя спиной к зрителям, и довольно долго ошарашенный зал смог лицезреть ее пухленькую попку. Больше из той пьесы я ничего не упомнил, но все поняли: перемены - не очередная кампания, на этот раз все серьезно. Тем более водка из магазинов исчезла. Одни радовались смене курса, другие бросились скупать стиральный порошок. Вторые оказались умнее. Потом театр вновь опустел. Любовь в натуре можно было смотреть и дома по телевизору. Бедным актерам пришлось не сладко. Они стали получать совсем мизер. Пришлось пустить в театр торговцев. Все по Евангелию – торгующие в храме, как видимое явление кризиса духовности. Мир ведь в главном меняется мало, только антураж. Но затем, я слышал, искусство снова вступило в полосу Ренессанса. Гуманизм опять стал рентабельным. И мне тоже сегодня предстояло вернуться в лоно искусства. Ну-с, какое оно племя младое, незнакомое? Какую философию  конструируют новые хозяева духа? А с определенного этапа им - если это не временщики - без философии нельзя. Каждой новой эпохе нужен свой смысл, а значит, своя культура, следовательно, свои художники ее отображающие и наводящие глянец. Я же, несмотря на возраст,  уже из другого времени. Раритет. Шестидесятые годы были для таких как я, временем надежды. Далее - застой и отстой. После «перестроечных» лет жить стало хуже, но веселее. Настолько хуже, что я оказался без денег, и настолько веселее, что смог бы писать брошюры для популярной серии «Как, будучи идиотом, стать счастливым и богатым?». Но «чеховская» лень обуяла меня. Я созерцательно наблюдал, как продавался «вишневый сад». История, оказалась цикличной по смыслу, и это меня парализовало. Но каждый цикл все-таки внешне не похож на предыдущий, а значит, есть что посмотреть, о чем поспорить впустую, показать себя…
Пока ехали, Ирина поведала мне, коренному жителю, о местных новостях театральной жизни. Оказывается, приехал новый режиссер. Он влил в театральный коллектив свежую кровь (в былые времена сказали бы: «в старые меха молодое вино», но в наше спирто-водочное время такая метафора уже малопонятна) - привел нескольких интересных актеров, бежавших от гражданской войны в ближнем зарубежье, что у него много интересных замыслов и первые спектакли оправдали ожидания.
Ирина с таким увлечением рассказывала о молодом режиссере, что я невольно подумал: а не от него ли были цветочки на подоконнике?
Зашли в храм мы не через парадный вход, а боковой, служебный. Из длинного коридора свернули в неприметную комнату, там и разделись. Ирина предстала передо мной в бархатном бордового цвета закрытом платье. Расчесала пышные волосы, которые крупными волнами пали по плечи, напоминая мне нимфу, выходящую из моря, и, уверенная в своей неотразимости, повернулась ко мне.
- Пойдем?
Я кивнул, слегка стесненный окружавшим меня местным высшим светом. Помещение было небольшим, потому народу казалось много, и выглядели люди довольно прилично одетыми и сытыми. Хотя… На сердце полегчало, - я увидел поэта Сорокина. Хоть один свой. Он тоже меня узрел и помахал рукой, но пока не мог подойти, занятый разговором.
- Сорокин здесь. Ты не помнишь, как его зовут?
- Василий.
- Ах, да! Хоть одно знакомое лицо.
- Зато тебя многие знают, как я убедилась.
- Откуда?
- Ты же на публичной работе. У тебя многие учились, кто на вечернем, кто на заочном, кто на дневном. Или дети их. Так что тебя знают. Хвалили. Говорят – хороший преподаватель.
Такое слышать было приятно, особенно от молодой женщины, и я с любопытством огляделся. Но знакомых лиц все равно не углядел.
Раздался звон колокольчика, и мы прошли в зал. Как я и ожидал, то был репетиционный зальчик. Стулья были расставлены полукругом, что позволяло актерам играть, едва ли не садясь зрителям на колени. Я человек старомодный и предпочитаю, чтобы между залом и актерами была дистанция. Возможно, это чисто преподавательская психология.
Вскоре стало ясно, почему режиссер предпочел сделать спектакль за кулисами под маркой «экспериментальный». По сравнению с перестроечными экспериментами с телаоми актрис, дело нащупывания новых духовных горизонтов, естественно, ушло много дальше – к временам если не футуризма, то дадаизма, символизма, супрематизма и экспрессионизма, короче, интеллектуального онанизма. Я не против такого рода художественных поисков, потому что они неидеологичны и касаются узкой группы нахальных, в меру талантливых молодых или пытающихся омолодиться за счет эпатажа личностей. Зато в перестроечные времена, когда было научно установлено, что в СССР секса нет (и чем это мы занимались?), талантливо-проворные люди быстро поправили идеологический вектор, в частности, всевозможно доступными средствами убедили, что сексу нужно дать зеленый свет. Результат получили быстро. За несколько лет через профессиональную проституцию прошли сотни тысяч девушек. Сексу стало много, но почему-то рождаемость упала ниже смертности. Поэтому я, как отец, предпочитаю идеологическому обновлению «обветшалых моральных догм» творческие поиски паразитариев духа. Издержек  меньше…
В спектакле рассказывалось о злоключениях Эдипа. Напомню сюжет: супружеской паре было напророчено, что их сын убьет отца. Те приказали рабу унести и погубить младенца, однако раб отдал его жителю другого государства. Дитя выросло, не зная родителей. Однажды юноша встретил на дороге чванливого старца и убил его. Тот оказался царем Фив. Юноша, предварительно свершив пару подвигов, женился на вдове царя. Они-то и оказались его настоящими родителями. В пьесе отображались все события, но в большей степени налегалось на супружество сына и матери. Собственно, как я понял, ради этой сюжетной линии и был поставлен «Царь Эдип». Разумеется, с намеком на Фрейда, Юнга и собственный режиссерский талант постановщика. Сыграно было и впрямь лихо. Роль матери исполняла актриса, я бы сказал, наполненная светом уходящей с возрастом красоты, а роль сына - гибкий молодой человек, с локонами до плеч. Супружеские отношения не подозревающих о своем родстве сына и матери, были наполнены истинной любовью с оттенком материнской опеки со стороны жены и сыновней почтительности со стороны мужа. Оценил я и то, что спектакль режиссер убрал таки на малую сцену и показывал только для избранных. В общем, аплодировал я актерам от чистого сердца. Приятно было видеть хорошую игру. И совсем приятно было узнать, что после спектакля зрителей ждет фуршет. То было приглашение к непритязательному светскому разговору о происшедшем перфомансе. Я застал времена клубного движения. Процветали кинолектории, музыкальные лаборатории, дискотеки с лекциями о зарубежных музыкальных течениях, иногда горкомы партии разрешали политклубы с дискуссиями по «современным проблемам». Один такой даже поручили вести мне с Иваном. Еще недавно нас, студентов, самих загоняли на политинформации, и вот пришлось заниматься тем же делом – собирать молодежь на полезное государству мероприятие. И надо без хвастовства, но с чувством собственного достоинства отметить, что диспуты проходили с успехом. Недаром год спустя, выражаясь современным языком, контракт с нами продлен не был. Но теперь, в век избыточной информации, на интеллектуальные посиделки людей стало собирать не менее сложно, чем во времена комсомольских политинформаций. Это породило такое явление как фуршет. А что, удобно: и поешь, и попьешь, и поболтаешь.
Я принес два бокала белого вина. Поить вином женщину было занятием не менее приятным, чем сама атмосфера дружеской раскрепощенности. Ирина рассказала мне пару историй о жизни редакции, куда ей, кстати, предстояло отнести заметку о происшедшем театральном событии.
Подошел Сорокин с брадатым мужчиной лет тридцати пяти – в потертом свитере и джинсах. Но свитер был потерт, я бы сказал, изящно, с пониманием, где и как протирать, а джинсы явно куплены не на вещевом рынке.
 - Познакомьтесь. Это Арсений Горенков. Тот самый… А это Герман Гросс.
 И Сорокин вопросительно посмотрел на меня. К сожалению, имя мне ничего не говорило, и я переадресовал взгляд Ирине. Уж она-то всех, наверное,  в нашем городе знает. Она его знала и приветствовала бородача как родного. Сразу последовал традиционный вопрос: «Как вам спектакль?»
Так как на спектакле рядом сидела Ирина, то я заранее обдумал на случай этого вопроса умный ответ. Пришло время покрасоваться.
 - Сильная история, тем более что для нас эдипов комплекс - острая злободневность, особенно инцест с матерью. Мы в мате то же подразумеваем, к тому же мать была символом Родины и у греков. А что мы сделали с Россией? Чистой воды эдиповщина! Так что спектакль получился ненавязчиво актуальным, то бишь притчевым. А притча, мне думается, скоро стане самым выгодным интеллектуальным продуктом в культуре.
 - Я читал ваш реферат, что вы выдвинули на грант, - заявил Герман.
 Я покосился на Ирину. Что ж, в компьютерно-принтерный век интересные тексты расходятся молниеносно.
 - Очень любопытная концепция. Я бы даже сказал, она драматургична.  Вы могли бы и пьесы писать!
 - Запросто, - храбро объявил я, геройствуя перед Ириной. – И получится не хуже «Царя Эдипа». Вот, к примеру, такой сюжет. М-м-м…
 Я лихорадочно искал в тайниках мозга источник творческого вдохновения. Ирина с интересом смотрела на меня.
 - Я бы назвал свою пьесу «Распятие Иуды». Фабула такова: Иуда влюблен в Иисуса. Ради него он бросает свою лавку, успешный торговый промысел и отправляется в путь с группой неудачников и фантазеров. Он терпит невзгоды пути ради своей великой бескорыстной любви. Иисус, наконец, стал подавать признаки ответных чувств. И вдруг, катастрофа! К ним прибилась бывшая проститутка Магдалина. Она тоже влюбляется в неистового проповедника, и силы становятся не равны. Иисус теряет интерес к Иуде и отвечает на чувства Магдалины. И тогда в порыве ревности Иуда идет в Синедрион и отдает его в руки правосудия. А сам вешается от неразделенной любви.
 Наступила пауза. Никто не улыбался.
 - Еще лучше, если бы это был мюзикл, - пробормотал я, слегка теряясь от затянувшегося молчания.
 - Мощно, - вдруг сказал Герман.
 Тут я окончательно растерялся: этот бородач, что, принял рассказанное всерьез?
 - М-да-а, - промычал Сорокин. – Такое надо будет играть не на малой сцене, а в подвале…
 - В катакомбах! – вскричал Герман. – При свечах!
 Я никак не мог понять, то ли они подхватили мой розыгрыш, то ли вправду приняли сюжет всерьез? Если подыгрывали, то у них это получалось артистически.
 - Мне такой ход мыслей интересен. Я – режиссер, - представился Герман. («Ах, вот оно что!».) Мы в театре хотим замахнуться на «Гамлета».
 - Свежая идея. Сразу вспоминается постановка из «Берегись автомобиля».
 - Согласен. Лучшая трактовка Шекспира, что я видел в кино.
 Я улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
 - А мне вспоминается знаменитое: «Воруют же, товарищ судья, много воруют», - подхватил Сорокин. – Не ведал Деточкин, что такое воровство по-настоящему.
 - А как вам Смоктуновский у Козинцева – разве не мощно? – продолжил я тему искусства.
 - Игра – да! И фактура фильма… И операторская работа. И режиссура… Но это кино. Есть что показывать, да еще крупным планом, смакуя детали. А у Рязанова показан именно театр… Знаете, мои мысли в чем-то совпадают с ходом ваших научных изысканий. Что такое Гамлет? В начале пьесы появляется призрак отца принца. Постановщики останавливаются на констатации факта, и не задается напрашивающийся вопрос: призрак - субстанция божественная или дьявольская? Он мог явиться либо из преддверия Рая - Чистилища, либо из Преисподней. Как нам узнать, откуда именно явилась тень отца Гамлета? Надо заметить, что ремесло у королей было не просто тяжелое, а кровавое. В средневековых условиях душу в чистоте сохранить было очень нелегко. «Не убий», «не укради» - были заповедями неподъемными. Войны были частыми, и без убивать-грабить никак дело не обходилось. Точно так же, как для короля избавление от греха гордыни. Но душу отца кто-то все-таки отпустил на побывку, чтобы затеять дело мести. Кто именно вернул его в другое – земное измерение? Бог или Дьявол? И с какой целью? Чтобы это понять, надо проследить за последствиями явления призрака на землю. И что мы видим? Сын его, Гамлет, убивает отца Офелии, а это грех. Следствием этого становится самоубийство его возлюбленной. Еще один грех и погубленная душа, ведь церковь не прощает самоубийц. Правда, Офелия сошла с ума, поэтому самоубийство получается невольным. Но все же… Далее. Гамлет убивает брата своей возлюбленной, и уничтожение целой семьи завершено. Род прерван. Еще один грех. Его действия вызывают цепь событий, в итоге чего погибают два друга юности, его мать. Кроме того, Гамлет убивает возлюбленного своей матери, и, наконец, погибает сам. И династия прерывается! Цикл завершен. На трон вступит другой, возможно, ради которого и затевалась вся интрига. Причем интрига, замешанная на высокой морали! Так кто мог послать призрака в мир? Ответ очевиден. Дьявол! Он раскинул сети, в которые попало много душ и душонок. Хороший улов! Получается, «Гамлет» - это пьеса о дьяволе, использовавшего страсти человеческие, прежде всего любовь: любовь к отцу, любовь к справедливости, любовь женщины к мужчине и мужчины к женщине, чтобы превратить умных людей в марионеток. Вот вам и «мир – это любовь»! Гамлет желал добра, а получил в итоге сплошное зло. В мышеловке оказались все персонажи. Остается вопросить: почему так происходит - желаешь добра, а сеешь зло?
- «Быть или не быть»? Творить или не творить добро с учетом непредсказуемых последствий? – тонко заметил я.
- Вот именно!
- Не представляю, как ваши мысли можно донести до зрителя. Они же будут следить за сюжетом. Честно говоря, я никогда не понимал страсти театра к «Гамлету», «Чайке», «Вишневому саду». Мне кажется, зрители не в состоянии понять и соответственно оценить всего того, что замыслил режиссер. Вы имеете возможность на репетициях разжевывать каждый эпизод, каждую реплику, а мы, зрители, получаем, так сказать, продукт целиком, и глотаем его большими кусками, как гамбургер. Театр вызывает у меня сочувствие – актеры столько репетируют, а зритель воспринимает, наверное, едва ли десять процентов заложенного в спектакль. Мне кажется, что игра в «Гамлета» важнее для актеров, чем для зрителей.
- Есть такие пьесы, - легко согласился Герман. – Обычно вся классика. Спасибо за сочувствие, но вы не совсем правы. Главное для нас - создать нужное впечатление, энергетическую атмосферу. А если еще в конце сгустившейся атмосферы молния сверкнет, и гром грянет, пусть даже зритель не поймет отчего - наше дело сделано. Идеи же и прочие глубины – за этим надо к литературоведению обращаться.
- Главное катарсис? Согласен. Значит, не все так плохо, как мне представлялось?
- Во всяком случае, хотелось бы в это верить.
- А может поставить не саму пьесу, а репетицию драмы? Ведь «Гамлет» - это игра в игру. Пусть режиссер показывает, как он ставит «Гамлета».
- Боюсь, получится слишком длинно.
- Ладно, вернемся к вашей концепции. Она довольно литературоведческая.
- Потому к вам и обращаюсь. Я подумал: не опубликовать ли предварительно в газете небольшое эссе о дьяволе? Или в программке написать. С одной стороны состав актеров, а с другой - текст. Вы, как специалист по Библии, могли бы помочь с материалом?
Мне в очередной раз сделалось нехорошо. Так и захотелось указать на Разуваева и сказать: «Он все заварил, с него и спрашивайте эссе о дьяволе!» Однако приходилось играть роль новатора духа дальше.
- Знаете, как  я бы поставил Гамлета после чего отпал бы вопрос о комментарии?
- Очень интересно, слушаю.
- Я бы поставил трагедию, как пьесу-перевертыш. Вскрыл бы истинные мотивы убийств во фрейдистском и постмодернистском духе. Итак, перво-наперво, Офелия была в интимной связи со своим братом Лаэртом. Когда Офелия призналась в этом в порыве чистосердечного раскаяния Гамлету, то принц впал в депрессию и вселенское отчуждение. Связь времен распалась. А Лаэрт поклялся отомстить за отбитую у него любовь. Как тут Офелии не утопиться, тем более что она узнала тайну рождения Гамлета.
- Какую?
- Отцом Гамлета был Полоний! Его любовницей мать принца была до того, как она полюбила брата мужа. Это же ясно читается в тексте пьесы. «Я так ее любил, как сорок тысяч братьев любить не могут!» Итак, Гамлет убивает своего отца, а Офелия, в сомнениях по поводу того, что придется идти замуж за сводного брата, впадает в меланхолию. Наконец, сам Гамлет состоял в гомосексуальной связи с Горацио. А в своей склонности он сам признался тому же Горацио: мол, губы Йорика целовал «не знаю  сколько  раз»…
- Довольно. Я вас понял.
- Да что вы! Я не раскрыл еще весь замысел. У меня есть эпизод, где Гамлет мочится прямо на сцене. В разговоре с Клавдием. Ведь принц сумасшедший! Шок полный! Зрители в панике, критики неистовствуют, а театр едет на гастроли в Берлин и Эдинбург.
- Для нашего города это слишком сурово, - с некоторым сожалением ответил режиссер. – Впору переименовывать трагедию в «Омлет».
- А почему бы и нет! Это же пьеса, а значит, создана для свободного изложения. Сейчас успешны телевизионные передачи по кулинарии. Причем ведут их бывшие титаны духа. Вот и обыграйте. Гамлет – как ведущий ток-шоу «А почему бы и нет, девочки?» Кто первый проторит дорогу, тот и будет на белом коне.
Герман улыбнулся.
- Я подумаю.
Тут и Сорокин, молодец, рассмеялся.
- А что? Если шокировать старушку Европу, так до икоты! Тем более, что ей это нравится. Выдать все дуплетом и тогда о нашем городе заговорят, как заговорили о монастыре Шаолинь. Монахи – а дерутся! Главное – изюминка!
Я с симпатией поглядел на Василия. Приятно общаться с человеком со схожим чувством юмора.
- И станете вы мировым центром духовного обновленчества. И поедут к вам туристы со всего мира, и построят высотную гостиницу и переименуют ваш город в Ньюновые Васюки, - закончила Ирина.
Мы поулыбались друг другу, довольные (по крайней мере, я), что ситуация так легко и изящно по-фуршетному разрешилась. Хотя не скрою, меня раздражал пришедший на смену советскому соцреализму лозунг «нового реализма»: фекалии не только на поля, но и в массы! Демонстрация внутреннего дерьма стало могучим средством самовыражения. Я же традиционно верил в облагораживающую силу культуры.
- А вообще-то, странно, что никому не пришло в голову взглянуть на гамлетовскую ситуацию глазами его матери, - продолжил я. - Она рассказала бы, как любила одного, но выдали ее за брата любимого. Сколько она претерпела от мужа пока, наконец, не обрела счастье с желанным человеком. И оно длилось до вмешательства сын, который и порушил ей жизнь.
Может, на уровне трепа все и закончилось бы, тем более что Герман откланялся и отправился объясняться к другой группе, но Василий был настроен серьезно. Бокалом вина его было не сбить (точнее уже несколькими). Принятый градус сказывался и его тянуло к крупным проблемам современности. И он немедля приступил к их разбору, начав с похвалы меня.
- Ваше сочинение многомерно. В том числе, оно дает дополнительный материал для размышления по поводу судьбы еврейского народа. Вы слышали о гностиках?
- Слышал.
- Помните, гностики считали, что Бог не мог сотворить мир, наполненный злом? Мол, от его имени действовала иная сила. Гностики называли эту силу Демиургом. Демиург в переводе с греческого -  «ремесленник». Демиург творил мир по образу и подобию Высшего Мира, но не мог достичь того же совершенства. Он создал бледную копию, материальную подделку, лишенную подлинной духовности. Но почему Демиург пошел на свой собственный акт творения? Для гностиков Демиург - бунтующий ангел, творящий мир вопреки воле Бога. Гностики утверждали, что миром от имени Демиурга управляют ангелы, они их называли архонтами, что значит «властители». И управляют плохо, поскольку стремятся к единоличной власти, не имея к тому способностей. Высший Бог – Бог Света - время от времени посылает к нам своих посланцев для изменения положения, но Демиург и его ангелы, чтобы не терять свою власть над созданным ими миром, препятствуют их деятельности. Так вот, некоторые гностические секты отождествляли Демиурга с Богом иудеев и, соответственно, рассматривали их как народ, выбранный, чтобы воспрепятствовать спасительной деятельности посланцев Высшего Бога. Тогда понятна их жесткая идеологическая дрессировка. Один из истинных посланников Бога Света прорвался в наш - «нижний» мир. Он снизошел к нам, точнее не к нам, а именно к евреям, чтобы поменять вектор их духовной деятельности. Посланец изменил свой вид, чтобы обмануть архонтов, и явился людям в образе человека. Но его миссию раскрыли, а его самого покарали. Но все-таки среди иудеев нашлись те, кто продолжили Его миссию и донесли факел истины до остальных народов.
- Прямо-таки детектив… Разведчик в стане неприятеля, - пробормотал я.
- А почему вы считаете, что только на Земле есть интриги, а на Небе их нет? Разве наличие Люцифера тому не доказательство?
- Наверное, такая гипотеза имеет права на существование, - осторожно заметил я, и подумал: «Вот почему церкви так ортодоксальны. Когда невозможно проверить ни одно утверждение, говорить можно все что угодно по принципу: «и ты права, попадья». 
- В 1945 году в Египте нашли рукописи гностиков. Один текст ученые назвали «Евангелие Филиппа». Там сказано: «Есть много животных в мире, имеющих форму человека». Так оно и есть.  Множество людей живет ради удовлетворения своих нехитрых потребностей. От просто животных они отличаются способностью к речи,  прожорливостью и способностью засорять землю. Распознать людей и наставить подлинно человеков – задача тех, кто наделен искрой света, для чего и нужен гнозис – «знание». Остальных же наставлять бесполезно. Там сказано так: «Мертвый не может умереть, ибо он и не жил». Вот почему я с благодарностью хожу к Вадиму Александровичу, что он живой, и все кто приходят к нему – подлинно живые. И Разуваев прав, когда излагал нам все это…
- Так это вы от Разуваева услышали? – встревожился я.
Сорокин кивнул и продолжил:
- Между нами рождаются частицы гнозиса, и мы получаем заряд духа, чтобы продолжать жить в мире мерзостей, не опускаться и творить, внося в пустоту свой квант света. В этом суть нашей деятельности – изыскать возможность сотворить хотя бы несколько квантов света, как способ противодействия энтропии!
Сорокин говорил так спокойно, так вдумчиво, что это у него не получилось высокопарно. Но меня его заявление задело. Стоит бедно одетый гражданин и вещает, что он истинный человек! Генератор тока! Хотел было спросить: «А Разуваев тоже испускает кванты?», но раздумал. Юмор и сарказм в таких делах для такого рода людей вряд ли уместен.
- Люди чувствуют пропасть под ногами и в бессилии задаются вопросами о смысле жизни, а не находя ответа, предаются показным излишествам, чтобы доказать себе и другим: «У меня все нормально! Я счастлив!». Но чем больше удовольствий, тем быстрее они забываются, и требуются все новые дозы, дабы обострить чувства. Однако вскоре ни дорогие вещи, ни алкоголь, ни наркотики не помогают. Пустоту вещами и галлюцинациями не заполнить. И начинается тихая паника.
Я не смог преодолеть искуса духа противоречия.
- Да, вроде бы, творческие люди тоже… того…поддают. Сколько голливудских звезд перебывало в наркологических клиниках!
- А разве легко все время играть бандитов и прочих подонков? Их, как людей с искрой, тянет на другое, а продюсеры предлагают им одно и то же – мерзость, кровь, измывательство над духом. Вот деньги и становятся поперек горла. Не зря Мэл Гибсон и Ричард Гир подались в религию. И Джейн Фонда. Ну, а кто не успевает…  Мэрилин Монро умерла в 35 лет. И Джуди Гарланд приняла снотворное и уснула навсегда в 47… Как видите, я подкован. Сам начинал как актер. Читал биографии звезд, мечтая тоже когда-нибудь стать знаменитым. Кстати, вместе с Германом в одном институте учились. Только я много раньше, конечно. А ваше сочинение выстроено логично. Слишком логично. Верующим логика, в общем-то, не обязательна. Какая разница, как было на самом деле, когда речь идет о загробной жизни? Главное способность чувствовать, где Добро, а где притаилось обряженное в чужие одежды Зло.
- А надо ли, чтобы какой-нибудь Козюлькин рассуждал о Боге? - спросила Ирина. - Пусть тихо верует в свое, во что он способен веровать. Зачем его тревожить?
- Проблема соблазна? А разве наличие множества конфессий – не соблазн? – парировал я.
- Не без этого. Но зачем усугублять? Религиозное сознание нужно тем, кто утерял опору под ногами.
- Вообще-то мое сочинение не для верующих. Пусть себе веруют, во что хотят. Давно известно, что Земля плоская и стоит на трех китах. Зачем убивать невинных китов? Оно написано для тех, кто хочет размышлять.
Сорокин понимающе кивнул. Я же спросил про свое:
- А Разуваев тоже гностик?
Слишком много нехорошего я был наслышан про гностиков. Василий меня успокоил.
- Нет, он просвещенный атеист. Я – гностик! Спасибо Ивану и Вадиму познакомили с нужной литературой. И мне стало ясно, за что их столь безжалостно уничтожали, и отчего столь изощренна клевета на них. Это только люди с духом Авеля могли додуматься до того, чтобы придумать обряд поедания плоти Христа и пития его крови. Более чем показательный ритуал! Такие, конечно, будут искоренять слуг Света под корень.
Повисла пауза. Светская беседа уходила в чересчур зыбкие материи. На помощь пришла Ирина.
- Вас послушаешь, невольно вновь к атеизму обратишься. Уж больно все в религии сложно оказывается. Я же думала, что можно одними куличками обойтись. Придется причаститься у Ивана Николаевича.
Сорокин игривый тон не поддержал, а продолжил гнуть свое.
- Уже нельзя вернуться. Религия может быть небесной или светской. Это своеобразный метод замещения. Если Бога нет на Небе, его создают на Земле. Большевики упразднили божество на небесах и сотворили кумира в своем государстве: одного живого – Сталина, и одного заупокойного – в Мавзолее. Прямо в духе древнеегипетской теософии. На круг же выходит - людям без Бога нельзя. Кстати, Шолохов свидетельствовал, что Сталин сам об этом ему сказал: мол, люди не могут без боженьки. Я считаю так: не важно, как называется надежда – Кришна, Яхве, Аллах, Иисус, но без надежды многим людям тяжело. Так пусть она будет!
- Пусть. Лишь бы не резали друг друга во имя надежды, - проворчал я.
- Политики не могут не использовать религию для борьбы. Это как в серьезной драке – в ход идет все, что под руку попадается. А тут – авторитет Бога! Грешно не воспользоваться. Благо, Он все терпит.
- И атеизм вроде бы доказал свою бесперспективность, - поддакнула Ирина.
Мне бы в моем подвешенном состоянии промолчать, а я вдруг в ответ произнес целый монолог:
- А с чего вы взяли, что атеист – это человек, который лишен какой-либо веры? Верить – это нормальное свойство любой нормальной личности. Человек верит в себя, верит в свое предназначение, верит в будущность своих детей… И почему нельзя верить в лучшее социальное устройство общества? Неужели человечеству суждено загадить планету и сдохнуть, переселясь посмертно в экологически чистый Рай? Но отличие атеиста от религиозного верующего состоит в том, что атеист считает: любая вера должна проверяться практикой. И если теория ленинизма практику не прошла, он отставляет ее и начинает поиск новых путей улучшения общества. А религиозный верующий отвергает практику вплоть до тезиса: «Верую, даже если это абсурдно!» Правда, и у верующих не все так тупо. Когда-то Церковь веровала в плоскую Землю. Ошиблась. Когда-то веровала в то, что Бог создал Мир за шесть дней. Ошиблась. Когда-то веровала, что Еву создали из ребра Адама. Ошиблась. Теперь все это объявили мифологическим приемом, чтобы древние люди лучше уяснили себе процесс творения. Но за сомнения в прежней вере сжигали на кострах! Такая вера - от слабости. Эти верующие боялись проверять свою веру практикой. Наша вера – от силы. Мы не боимся, найдя ошибку, признавать ее и начинать новый поиск. Атеист верит в человеческий разум, верующий - уповает на чужой. Одни объявляют Прогресс искушением и заблуждением человеческого ума, атеисты же верят, что человечество сможет найти выход из лабиринтов познания. Но в любом случае вера атеиста - это не заблуждение, а естественное средство мобилизации своих душевных и интеллектуальных сил. Атеист, пожертвовавший своей жизнью во имя других, в нравственном отношении стоит неизмеримо выше верующего. Один расстается с самым главным богатством, что у него есть ради других, другой же меняет свою бренную оболочку на вечное существование в небесном санатории. Главное, чтобы атеизм не превращался в идеологию. Любое идеологическое сознание основано на триаде: установка – вера – обряд. Обряд можно совершать без веры, а вот веры без установки не бывает. Если я в чем-то убежден, то я в это верю, даже если я атеист. Зато обрядовость – свойство религии, будь то светской или церковной.
Мы уже подогрелись настолько, что готовы были спорить до закрытия винных магазинов, как вдруг, на мое счастье рядом нарисовался один субъект, смахивающий своим видом на диск-жокея.
- Здравствуйте, Арсений Константинович.
Я поздоровался в ответ, быстро остывая,  но молодого человека не признал.
- Я – Коля Свиридов. Вы мне еще тройку поставили на экзамене.
Сказано, однако, это было таким радостным тоном, что я понял: тройка для него была на уровне пятерки, ибо он ни черта не знал и знать не собирался. А тут такое облегчение - с него слезли.
- А-а, - протянул я, делая вид, что узнал «брата Колю». – Как жизнь?
Эта американская фраза «Как жизнь?» (вариант: «Как дела?») и впрямь порой очень помогает вывернуться, предоставляя другому право говорить пустые слова.
- Отлично. Я теперь бизнесмен! Дела идут неплохо. Вот, даже этот фуршет могу оплатить.
- Так вы спонсор? - воскликнула Ирина.
- О, йес, - с улыбкой отвечал Коля, польщенный женским вниманием.
Перед нами стоял парень, срубивший лихие деньги в нужное время и в нужном месте. Что ж, молодец.
- Послушал я ваши разговоры, и скажу откровенно: таких лохов надо поискать. Будь вы в бизнесе - вас бы раздели догола. У нас заповедь одна: «Вырви свой кусок и защити его от таких же».
 - Потому мы и не в бизнесе, а в гордой бедности рассуждаем о деяниях Бога, - охотно согласился я с Колей.
Он был прав. Конечно, мы лохи. Но верующие хоть на посмертное воздаяние надеются, а мы – атеисты - ради чего глотки рвем?
- Мы может рассуждать сколько угодно, а побеждают всегда деньги, - подытожил я и на этом закончил разговор с молодым человеком.
Посыпать голову пеплом слишком долго мне не хотелось, а хотелось откланяться честной компании и отбыть. Но факел спора подхватила вдруг Ирина.
- У вас получается – все дело в Боге и его ангелах, а я считаю – все дело в людях. От них страдает истинная религия. Земное, суетное проникает в религиозные отношения, но не для истинноверующего. А то, что есть поверхностноверующие, так это их проблема, а не Бога и не самой веры.
- Разумный ответ, - согласился я. – И готов всей душой поддержать тех верующих, кто желает духовного совершенствования мира. Мне лично претят те верующие, что хотят застолбить дачный участок в райских кущах несложными обрядовыми манипуляциями.
Зато у бизнесмена Коли было свое видение проблемы.
- Иисусу легко было на крест всходить, когда на Небе «крыша» – будь здоров! Да и то он не больно-то горел желанием с земной жизнью расставаться. А нам-то, если по христианским заповедям жить, значит на самом дне оказаться. Если же захочется чего-то достичь существенного, то глупо подставлять щеку. Желающих нахлестать длинная очередь выстроится. Чтобы пробиться, надо за пощечину бить в морду так, чтоб пятки в воздухе сверкнули. Вот я - бывший двоечник, а богач. Правда, по местным понятиям, и все же, выходит, Богу это тоже нужно.
- С одной стороны, пути господни неисповедимы, - отвечал я на правах бывшего Колиного наставника, - а с другой, наверняка это божье наказание за интеллигентскую гордыню, - сказал я, посмотрев на Сорокина.
- Во-во, - согласился Коля. – А то, сколько же можно из меня дурака делать! И в школе был дурак, и в вузе. А тут правда открылась. Оказывается, я не дурак, раз могу бабки наваривать.
- Опять же, на долларе написано: «Мы верим в Бога», - сообщил я. - Этим подразумевается, что Бог, в свою очередь, тоже верит в силу доллара.
Бизнесмен Коля удовлетворенно заржал. (Ну, засмеялся. Каюсь, я тогда позавидовал его благополучию. Кстати, он продолжает успешно жить и трудиться, стал членом одной почтенной близправительственной партии, а также депутатом, меценатом и пр. Мечта либералов, что криминал пойдет косяком в Третьяковы и Саввамамонтовы, слава богу, близка к осуществлению. В газете среди спонсоров строительства новой церкви нашел и его фамилию. Сделал-таки капиталовложение в вечность. Тоже хочет жить в Раю.)
- Нам, атеистам, незачем торговать в храме. Эта недвижимость нам не принадлежит, - провозгласил я. – Остальным проще искать покровительства Мамоны. Вот тогда придет удача. Высшие силы не любят независимых.
Говорили что-то еще, но вечер заканчивался, театральные служащие замаячили в дверях, намекая на поздний час, и я с облегчением отправился забирать пальто.
Коля вызвался подвезти меня с Ириной. Я грешным делом подумал, что он хочет закинуть меня, а потом укатить с Ириной… Интересно, какой адрес назовет Ирина, тем более что на стоянке стояла шикарная иномарка. Что возьмет – богатство и молодость или высокородная бедность?
Прогревая двигатель, Коля сказал:
- Я так считаю: добро – это утешение слабых. Надо быть по-хорошему злым, но не путать это с беспределом. Я тоже в детстве добреньким начинал, пока мне хорошенько не накостыляли. И тогда я решил: хрен вам! Силы, правда, особой физической в секциях не накачал, но понял: наглость – одна из составляющих счастья. Без наглости прожить нормально нельзя. И еще я думаю, что ваш Христос – это типичный неудачник. Его послали на Землю с определенным заданием, а он его завалил. Пришлось кому-то свыше вмешаться и завербовать Савла. А тот уже сделал все как следует. А почему? Потому что до того он работал в органах. Выжигал крамолу. Навидался всякого и разбирался в людях. Знал, где кнут применить, а где пряник посулить. И никаких фокусов с воскрешением там из мертвых и прочее не понадобилось. Хватило одной психологии.
Я с великим удивлением воззрился на Коляна. Вот тебе и двоечник! На деле же - стихийный философ, бляха муха! От самой, что ни на есть родной нашей почвы.


2

      
  Ирина взглянула на меня и уверенно назвала свой адрес. Через несколько минут мы лихо подъехали к гостинице.
- Раз ты не приглашаешь к себе, то я приглашаю зайти ко мне, - шепнула она.
- В кино это называется «зайти на чашечку кофе». А меня пустят?
- Со мной пустят. Только кофе у меня нет.
- Тогда мне леденец на палочке.
…Еще одна ночь. Нет, не «еще», а вторая. И еще один шаг к познанию друг друга. Ирина становилась все смелее и откровеннее в своих желаниях. Странно для опытной женщины. Обычно постепенно раскрываются малоопытные, зажатые женщины, находящиеся под прессом вечного вопроса: «а что он обо мне подумает?» Но в этом раскрытии для меня таилась и опасность.
- Скажи что-нибудь хорошее.
- Что именно? Что ты хочешь услышать?
- Ты меня любишь? Хоть немного?
«Начинается».
- Конечно.
- Правда?
В ответ я утвердительно промычал. Я так и не отработал тактику увиливания от таких вопросиков. Они произносятся, как правило, в самый интимный момент. Не скажешь же: «Нет, не люблю. Просто мне от тебя надо…» В молодости я отвечал утвердительно, наивно полагая, что по завершении трепетной части, горячительные слова будут справедливо преданы забвению. Однако, к моему удивлению, пару раз меня начали припирать к стенке. «Сказал же, что любишь. Кто за язык тянул? Давай жениться». Спасаться от ЗАГСа приходилось банальным и позорным для самолюбия бегством.
Женщины как тип – это святые грешницы. Мужчина готов переспать и удалиться, обуянный гордыней, если он был на высоте. Женщина же – трепетная душа и материальное существо – хочет, чтобы ей за это заплатили, хотя бы признанием в любви. И я решил быть неблагодарным, но честным.
- Боюсь, более не способен любить. Кончился запал.
- Как грустно это слышать.
- Наверное, каждому отмерено определенное число влюбленностей и возможностей пережить разочарование.
На стене мерно тикали часы. Ирина спросила:
- Почему так: когда ты чего-то плохого ждешь – сбывается, а когда хорошее – нет?
- Это в Раю будет, как ты хочешь, а на Земле все сделано так, чтобы человек не расслаблялся.
- Но ведь кому-то везет, причем может везти афигенно!
- Наверное они чем-то заслужили. Душу, например, продали или еще как, - отвечал я сонно. Хотелось спать, однако предстояло вставать и брести домой. Утром меня не должны были видеть у замужней женщины, к тому ж претендующей на должность редактора. Но она вдруг так прильнула ко мне, что желание уходить в ночь разом отпала вместе с сонливостью. И я остался до утра.
А утро – не то, что вечерние драпирующие сумерки. Все становится прозаичным, как разгромленный стол после банкета.
- Хорошо-то как жить. – Я с хрустом сладко потянулся. – Эх, еще бы с десяток крепостных!
Я хорохорился, ощущая свою мужскую власть над красивой женщиной, делая вид, что сам я свободен, но уже ощущал, как нежные чувства зародились в моих нутренностях. Кто сказал, что женщина полноценнее мужчины, потому что ей дано познать радость рождения ребенка? Чушь! Творец все предусмотрел. И мужчина может выносить плод под названием «Любовь» и произвесть на свет такую красавицу, что других зависть сгложет. Однако, пока созревает плод, мужчина может вкушать напоследок негу свободной свободы. Что я и делал, трепясь с чувством превосходства. Пусть она побудет в смятении. Любовь должна быть немного несчастной, иначе, что это за любовь? Может быть, звучит и цинично, но это так естественно быть циником в циничное время.
…Я заскочил домой, чтобы переодеться. До занятий оставалось меньше часа.
- Зайди ко мне, пожалуйста, - услышал я шелест Ангела.
Все та же картина: небесное существо, переливающееся голубым и белым и эти странные глаза – одновременно ясные, как у ребенка и пытливые, как у прожившего долгую жизнь человека.
- Я вынужден тебе это сказать…
- Слушаю…
- Ирина… она… как это у вас сейчас называется… подстава. Через нее Они хотят добраться до меня.
- Как это?
- Если она попадет сюда, то принесет с собой… одну вещь, после чего я не смогу находиться у тебя.
И добавил утешительное:
- Но она не знает об этом.

3


…А чему собственно удивляться? Сколько раз по жизни мы встречаем разного рода подстав, но, никем не предупрежденные, просто списываем их на «не повезло».
 …А ведь я почти уверился, что приглянулся ей…

Из дневника

«Что есть истина?» - спросил Пилат у арестованного, но тот промолчал. Почему? Не потому ли, что истина на тот момент заключалась в том, что он должен быть распят, без чего невозможен был акт воскрешения. А без воскрешения не родилась бы новая мировая религия. Как напишут затем в одном из Евангелий: «…если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Не объяснять же это все прокуратору!
А в чем моя истина? Перестать быть пассивным и начать борьбу? С кем? С Ними?
Если Ангелы Света делятся на пацифистов-всепрощенцев и воинов, то душой я на стороне воинов. Пацифизм – не  моя стихия. Надо только научиться отличать зло от возмездия.



Конец истории

1

Хотелось передышки. За несколько дней произошло столько, что захотелось «лечь на дно». Было бы лето - отъехал бы за город, лег на травку и лежал бы так, созерцая облака. Но не было травы, не было облаков, а лишь зимняя хмарь. Мир жил энергией, накопленной в июльское благословенное время. И кое у кого аккумуляторы начинали садиться. У меня, к примеру. Зато у тех, от кого я вдруг стал зависеть, сил пока хватало, и они непременно хотели меня видеть. На кафедре традиционно отмечался мужской день – 23 февраля. Избежать мероприятия было невозможно. На этот раз решили провести межкафедральный сабантуй. Оказывается, нагрянул наш профессиональный юбилей - шестьдесят лет назад открылась первая гуманитарная кафедра. Тогда она называлась: «История ВКП (б)». Все мы вышли из сталинской шинели, зато сейчас щеголяем в джинсах. Суконное мышление сменило джинсовое. Прогресс!
Для вечера подрядили зал столовой. Меня такая вечеринка устраивала. Можно было попытаться затеряться в толпе. Шутейник из меня на этот раз вряд ли бы получился.
Когда я изволил появиться – не только длинный, сборный стол был накрыт, но и народ уже заканчивал рассаживаться. Я нацелился притулиться с самого края, чтобы не маячить, и свалить пораньше. Однако меня сразу заметили и приветливо помахали ручкой. Эльза властно призывала меня под свои очи.
- Садись, я место сберегла. Тебя, холостяка, кормить буду, а то каким-то изможденным выглядишь.
- А разве плохо выглядеть байронической личностью?
- Не на Байрона ты сегодня не похож, а на кота, которому с мышью обломилось.
- Что это у современных женщин за мода появилась - понижать самооценку мужчины?
- А я думала, что, сравнив тебя с хищником, наоборот, тебе ее повысила.
Вот и поговори с такой женщиной. Поневоле сам хохмачом станешь, а то заклюют. А внутри кольнуло: «Мессия, не умеющий ловить мышей… ну разве что мышек, да и то в качестве наживки».
Но то ли калорийная еда подействовала, то ли внимание Эльзы, однако настроение улучшилось. Все-таки существа мы химические: одно вещество в кровь просочится - одно настроение, другой ингредиент в желудок попадет – другое.
- Кормлю тебя, а ты хоть бы платье похвалил, - пожурила она по-матерински.
Я бросил заинтересованный взгляд на ее прикид.
- Ага. Очень даже…Я сразу увидел. Хотел сказать, но не успел. Слова в темечке долго формируются, - пожаловался я, поглощая салат.
- Ничего, главное, чтоб в другом месте все быстро формировалось, - утешила Эльза.
Я не нашелся, что ответить. Еда-едой, но надо было приступать к светским обязанностям. Я схватил близстоящую бутылку и наполнил даме рюмку.
- Мерси, дорогой. Чтоб я без тебя делала?
Пора бы и мне было как-то с юморить, но впервые за много лет ничего достойно-глупого не придумывалось. Нет, сегодня явно не мой день. А застолье набирало обороты. Свои речи произнесли заведующие кафедрами. Вспоминали былое. Вдруг Пал Палыч объявил:
- Но лучше всех помнит старое, конечно, Александр Аркадьевич. Он один из тех, кто работал на кафедре первого состава, и кто возглавлял ее на протяжении четырнадцати лет.
Я уже мельком отметил сидящего рядом с Пал Палычем крепкого старика в старомодном костюме, и лицо его показалось мне смутно знакомым. Теперь понял: его фотография висела на стенде ветеранов института…   
Александр Аркадьевич не спешно, как человек, знающий себе цену, поднялся, поблагодарил за приглашение на встречу и рассказал, как впервые пришел в институт. Только что кончилась война. Он в шинели, сапогах, прямо из Германии, а морозы стояли такие, о каких уже и забыли. На кафедре работали женщины да двое стариков, и вот он, первый молодой мужчина, почти не подстреленный…
- Было труднее, чем на фронте, но я держался до подхода остальных фронтовиков.
Я улыбался вместе со всеми, а самому подумалось, что и мне не так уж долго осталось до времени, когда только и останется, что вспоминать былое. Если, конечно, прежде рассорившиеся меж собой ангелы не приберут…
Когда начались танцы и освободились места, я подсел к старику с единственным вопросом… Но, конечно, я начал издалека, поинтересовался организацией учебного процесса в те старозаветные времена, а потом спросил невзначай: как это люди жили на фронте с постоянным ожиданием смерти?
Он чуточку изменился в лице, коротко и пристально взглянул на меня, и ответил:
- Кто как… Но когда все приговорены к расстрелу, неизбежность воспринимается как данность, как часть жизни. Надо было работать. Чтобы умереть, надо было работать! Учиться военному делу, рыть окопы, ночью ползать к переднему краю, ставить мины или их снимать. Резать колючую проволоку, готовя проходы к утренней атаке… Хоронить - тоже работа. Особенно зимой. Подолби мерзлую землю, когда от роты осталось двадцать человек, а всех товарищей надо упокоить.
- А в бога хотелось верить, вам - с партбилетом?
Опять короткий колючий взгляд. Но терплю, не отвожу глаза.
- Когда минометный обстрел, готов был поверить хоть в бога, хоть в дьявола. Если бы в тот момент ангел ко мне прилетел – не задумываясь, принял бы крещение, а если бы черт прискакал – отдал душу, чтобы только домой вернуться, да пожить с молодой женой, да детей на свет народить. Но никого не было. Приходилось на себя рассчитывать и удачу.
- Сержант Павлов, что оборону дома в Сталинграде держал, потом в монастырь ушел. Вроде бы обет дал: выживу – посвящу оставшуюся жизнь Богу.
- Лучше бы он семье эту жизнь посвятил. Да и Сталинград кому-то отстраивать надо было. Я видел, как руины разбирали: женщины да пленные. Пленные – понятно. Им за это разрушенное отрабатывать надо было. А женщины по девять- десять часов камни таскали и щебень грузили, а им рожать еще надо было. Так что ваш Павлов меня не вдохновляет.
- Он, вроде бы, уже под старость в монахи подался.
- Тогда другое дело. Нам, пенсионерам, все равно, где куковать – на рыбалке или в келье, лишь бы молодым не мешаться.
Да, кремень человек. Вот такие и создали супердержаву. Нам такое не по плечу – жидковаты.
- А что же до вечной жизни, что захотел обрести сержант Павлов… Так ведь древние египтяне сколько трудов на это положили. Какие пирамиды сложили! Каких высот в бальзамировании достигли – современные ученые еле-еле все загадки разгадали, так египтянам вечности хотелось. Ну и каков результат? Живут их души после смерти? Кто знает? Спроси священника: скажет вряд ли. Темное это дело – вечность.
- Кто о чем, а Арсений Константинович о божественном, - услышал я знакомый голос.
За спиной стоял Разуваев.
- Ба! Товарищ из мэрии пожаловал, - откликнулся я бодро.
- Конечно. Я же тоже в каком-то смысле ветеран… Рад вас приветствовать, Александр Аркадьевич!
Тут и остальные заведующие нарисовались. Началась процедура взаимных приветствий с приглашением к столу.
- Давненько у нас не были, негоже альма-матер забывать…
- Да вот только что с заседания, и сразу к вам…
- Наверное, проголодались? Эльза Ивановна помогите, пожалуйста…
Я собирался было отплыть, оставив радостное начальство во взаимных объятиях, как старик спросил:
- А вы не Горенков?
- Так точно!
- Слышал я про ваш реферат и всю эту историю с грантом.
Я застенчиво улыбнулся. Мол, грешен. Дерзаем у проклятых капиталистов куш отхватить…
И опять короткий, как выпад клинка, взгляд. Умел старик бросать взгляды. Обмирали, наверное, не только студенты… И подумал я почему-то об ангеле. А ведь не просто так парит он в небесном эфире, вкушая зефир. Он воин. И может, такой же ангел сражался с чертом, готовым предложить солдату, пережидающему минометный налет, выгодную сделку – побег в тыл в обмен на жизнь с любимой женщиной. Просто Александр Аркадьевич этого не заметил – глядел не в небо, откуда сыпались осколки…
- Желаю успехов в таком деле, как познание Бога. Наверное, вам уже не много осталось, а мне - тем более.
И старик улыбнулся.
Я же пошел танцевать с Любовью Олеговной. Не скрою, приятно было обнимать ее за талию. И ей, вроде бы тоже ощущать мою руку.
Я привычно шутил, она смеялась. Женщине с хорошими белыми зубами все кажется смешным. 
- Был бы чужой муж, с руками оторвала бы на зависть всем, а холостой – не то, - смеясь, сообщила она.
- Это цитата из какого собрания сочинений?
- Из меня это цитата.
- Знаешь, есть серия анекдотов об упущенных возможностях. Импозантный мужчина жалуется приятелю: «Если бы не любовники, моя жена любила б только меня».
- Зато у тебя в жизни, как поется у Соловьева-Кумача: «С песней по бабам»?
- Ох, что ты. Я лично в девять вечера спать ложусь. После новостей, конечно.
Но она не поверила. А ведь то было недалеко от истины. Ирина была первая за… за… за много уже времени. Что-то у меня давно с женским полом не вытанцовывалось. Одна бравада осталась.
Следующий танец был, естественно, с Эльзой. Ей хотелось веселиться по полной. И то: сколько можно корпеть за столом на кафедре, совмещая труд преподавателя на подхвате с канцелярской рутиной секретаря кафедры? Хоть один вечер можно было побыть просто женщиной, и даже пококетничать с одиноким мужчиной. Только на сей раз, одинокий бизон был какой-то заторможенный. Перепасься, должно быть…
- У тебя все в порядке? – спросила Эльза голосом мамочки, готовой пощупать лобик у сыночка. – А, поняла, у тебя кризис среднего возраста! Недавно книжку на эту тему читала. Называется «Мужчина и женщина: проблемы двух миров».
- Что бы мы делали без таких книжек. Даже отвечать на твой вопрос не пришлось. Задала вопрос – и уже знаешь ответ. А, может, я подзалетел?
- Мужчина может подзалететь в одном случае – если вовремя не сдал партийные взносы. Но это было так давно, что теперь вы, мужики, можете блудить, не предохраняясь.
- Да, управы на нас больше нет. Но и на вас ведь тоже!
- Возможно, только настоящая женщина хочет, чтобы на нее была управа. Чтоб пришел настоящий мужчина и управился с ней так…
- Эльза! Ты ведешь опасные, прямо-таки провокационные разговоры. Вам дали свободу поднимать штангу на Олимпийских играх и боксировать на ринге, вот и боксируйте.
- Да боксирую я…
А у Разуваева уже образовался интеллектуальный кружок. Прямо просветитель какой-то в этом мире всеобщего неблагополучия. Округ его сидели Маргарита Петровна, Любовь Олеговна и… Никитин! Мой поверженный противник. Не видать ему теперь загранкомандировок вовек.
Когда я подошел… Ну, конечно, о чем же еще может говорить Разуваев на банкете!
- Как же нет Бога? – возражал Никитин. - Множество людей, не видя, чувствуют Его! Это как если бы ты был трижды детдомовец и сирота, но ты все равно бы знал, что у тебя есть отец и мать. Может, родители умерли или еще что, но ты все равно будешь желать их увидеть, узнать о них.
- Сиротская философия? – подначивал его Разуваев.
- А вы не хотите знать своего Отца? – сделал удачный выпад Петр Николаевич.
- Почему же? Я любопытен не менее вас в отношении родственников, особенно могущественных и способных устроить мою судьбу. Но у меня есть вопросы по поводу моего сиротства. Как я в таковом качестве оказался? В чем моя вина? Или за этим стоит элементарное равнодушие? Это все равно, что говорить: твой американский дядюшка о тебе помнит и на рождество пришлет подарок с Санта Клаусом.
- Вам просто нравится роль богоборца, - укорил Никитин. – Прав Бердяев: любой богоборец одновременно и богоискатель. Он сказал, что атеизм - это ступень к богопознанию. Раз атеист интересуется, спорит о Боге, значит, невольно, признает его.
- Спасибо, конечно, Бердяеву за его святую веру в атеистов. Да и почему бы, собственно, и нет? Тем более что случается и обратное. Как у Достоевского, например. Казалось бы, верь в Бога, раз ты верующий. Ан нет. Как человек - он веровал, а как писатель - искушал. Причем не только читателя, но и самого Демиурга! Мол, смотри, что ты натворил Создатель! Ты создавал человека по своему образу, а получил Франкенштейна. Так какой же ты Бог после этого? Достоевский и сам мучился, и Бога мучил своими парадоксами.
- Чем же Бог мучается?
- Да ведь как все хорошо шло у Создателя в начале, пока Он творил физические и химические законы, природу. Горы и моря, цветочки-лепесточки, зверушки миленькие получились. А как дошел до своего образа и подобия, так все пошло вкривь и вкось. Почему? Нет ответа у Творца. И у Достоевского нет. А есть понимание, что отчего-то нарушилась дивная гармония. Рая не получилось! Остается один якорь спасения: раз Отец несовершенен, то зато Сын его будет идеалом человечности и одновременно носителем истинной божественности. Искомый синтез есть! – радуется Достоевский. Но почему-то недолго. И опять погружал героев в мир сомнений.
Никитин едва дождался окончания тирады.
- Интересно же вы трактуете Достоевского. Вы представляете дело так, будто Достоевский оказался в тупике. На самом деле он видел…
- Свет в конце туннеля? – съязвил Иван.
- Он видел свет в приобщении к учению Христа.
-  Да, Достоевский заявлял: вижу свет, мол. Заодно и истину познал. Она заключается в том, что наша вера самая верная вера, не то что католицизм и прочее. После чего ненароком сам себя опять опровергал. Или передергивал карты. Это у него лучше всего получалось. Отрицательные герои у него делают и говорят то, что ему надо для их разоблачения.
- Так значит, по-вашему, выхода нет? Тупик? В конце туннеля мчащийся навстречу поезд?
- Выход есть, раз имеется вход. Человечество этим, в сущности, и занимается вот уже пять тысяч лет. Надо совершенствовать своим трудом этот мир, а не уповать на потусторонний. Говорят, человек сам по себе Вселенная. Если так, то и обустраивай ее! Твори в ней свои миры. Создавай детей по своему образу и подобию, и мучайся и воспитывай их, а не отрекайся при первой неудаче. И крест свой неси, и на свою Голгофу всходи. Каждый человек получит на том свете - если он есть - ровно тот мир, который построил в своей душе, и вернется ему ровно столько, сколько отдал этому. И подлинный Бог к нему ничего от себя не прибавит, разве что позаимствует для общего блага, если есть, что брать. Бог ведь тоже материалист. Ученые, исследуя Природу, находят только одно – поддающиеся анализу разумом законы взаимодействия элементов и видов энергии. Я готов верить в Бога, если Он есть. Я готов восхититься и воздать должное тому, кто создал реки, леса, птиц – всю красоту мира! Достаточно лишь явить себя и все вопросы будут сняты. Вместо этого меня начинают пугать. Мол, не будешь верить - тебя обрекут на вечные муки. Зачем мне под нос волосатый кулак совать? Поневоле закрадывается сомнение в благости того, кто угрожает и шантажирует меня. Он ли создал этот дивный мир? Может, потому и прячется, что выдает себя за другого? Отсюда сомнение: может не связываться с Ним? Есть, конечно, и тривиальный путь. Сказано «поклоняйся», так лучше поклониться, глядишь, и обломится за выслугу лет и личную преданность. Именно так и делают миллионы людей. Так чего упираться? Но есть кто упирается! Да неужто вы думаете, что атеисты отвергли бы вечную жизнь и элитное место в Раю? От бесплатной путевки на курорт никто еще без уважительной причины не отказался. Просто атеист чувствует, что предлагаемая концепция чересчур прямолинейна и создана для ума «простых людей». Кто попадет в Рай? Все верующие или только представители одной конфессии? Но тогда получается, что индийцам, китайцам, японцам в праве на вечную жизнь отказано? А чем они плохи? Если дело в монотеизме, то почему Бог не послал к ним своего пророка? Или Богу все равно, какими ритуалами и обрядами верующий пользуется? А взять нас, атеистов. Мы обречены из-за того, что не совершаем обрядов, даже если будем жить пристойно? А если атеист погибнет, спасая людей из горящего дома, или закрыв своим телом амбразуру дота? Все равно в геенну? Какое тут милосердие? Не может Бог сортировать людей по формальным признакам. Иначе большевизм какой-то получается: пролетарий – направо, буржуй – налево, в расход. Но у меня, да и у других атеистов, есть некая черта, через которую не могу переступить. Нам не все равно в кого верить, главное, чтоб традиции соответствовало. А вдруг нам предлагают поклоняться ложному богу, чему свидетельство вся история человечества? Откуда вы знаете, что именно ваш бог, а не бог китайцев или индийцев истинный? Раз Бог не хочет открыться, остается попытаться докопаться до истины самим людям. По мне так дело не в том, есть Бог или нет, а в том, сможем ли мы одухотворить Землю, себя, или нет?
Тут не выдержала Эльза.
- Ребята, заканчивайте диспут, котлеты стынут.
И добавила:
- Как хорошо, что я женщина. Котлеты пожарила, и все проблемы решены… до следующего обеда.
- Пардон… прорвало, - смиренно ответил Иван. – А помнишь, Петь, как мы с тобой спорили о перспективах построения коммунизма?
Никитин хмыкнул и направился к своему месту.
- Тогда ты доказывал научность этой идеи, - безжалостно бросил вдогонку Иван.
Никитин нырнул в толпу, а Иван как-то тяжело, устало, повернулся ко мне.
- Хорошо быть человеком, легко принимающим форму того сосуда, в который помещают исторические обстоятельства. Как тот режиссер, что при Брежневе ставил хорошие фильмы про хороших чекистов и плохих белых, а при новой власти – про жестоких чекистов и славных белых. Да, что он... Секретари ЦК были сплошь атеистами и правоверными коммунистами, а затем в одну ночь уверовали в церковь. О чудо, Господи! Прими смиренно ****ных сыновей своих! А я так не могу… Мне в сосуде неудобно. Начинаю бодаться со стенками. Жена интересуется: «А зачем?»
Эльза  решительно шагнула к Ивану и взяла его за руку.
- Пойдемте, я посажу вас со мной, а то уйдете домой голодными.
Иван, как мальчик с мамой, послушно пошел за ней. И я, вздохнув, следом.


2


На следующий день позвонила Ирина. Мы не виделись почти два дня. Я не знал, как быть. Постараться избежать встречи с ней? Но тогда она может прийти ко мне. Предлог к тому будет хорошим – беспокойство за близкого человека. Но надо было как-то заканчивать отношения, и я пошел на встречу, чтобы… чтобы оттолкнуть ее. Довести дело до разрыва. Только как это сделать?
И вот все тот же номер, то же лицо, волосы, руки. В глазах непонимание – что случилось? Вопросы, вопросы… Я отнекиваюсь, ссылаюсь за загруженность, на плохое настроение в связи с магнитными бурями, а сам демонстрирую, что мне эти отношения поднадоели. Нормальная реакция сытого мужчины. Сделал свое дело, познал, так сказать, тайну, надо идти к следующей пещере, а тут хватают за руки, надеясь привязать к угасающему костру… И еще было неприятно сознавать, что за нами наблюдают. Как в зоопарке. Приматы, занятые любовными играми: и срамно, и смешно. Тем более активность проявляет самка, а самец отчего-то фордыбачится.
Когда женщина очень чего-то хочет, она этого добивается, тем более в сексуальной сфере. И я пал, аки воин, атакованный превосходящими силами врага. К тому же, совсем недавно враг был таким желанным…
Рядом лежал чужой близкий человек, который хотел мне добра, но мог принести только зло. Она ни в чем не была виновата, как и нож в руке убийцы. Ее губы шептали о чем-то, мне в сущности не слышном.
- Когда люди встречаются, то каждый хочет, чтобы поняли именно его, оттого они не понимают друг друга, - говорила она.
В ответ я отвечал примерно следующее:
- Не стоит углубляться в эти материи. На основе своего жизненного опыта я пришел к выводу, что люди не способны понять друг друга. Попытка выяснить отношения приводит к еще большему осознанию имеющейся пропасти. Оттого люди инстинктивно стараются не лезть в глубину, не заниматься психологическим дайвингом, предпочитая настилать поверх пропасти крепкие жердочки и устилать их цветастенькими ковриками. По формуле: моряки воды не боятся, они боятся глубины. Я не специалист-психолог, но уверен: людей должны объединять общие интересы, пусть даже общая кровать. И при этом меньше знать друг о друге, чтобы не задавать лишних вопросов и не получать ответов, вызывающих еще больший веер недоуменных вопросов.
Утром мы буднично встали. Я торопился на работу, ей тоже надо было идти на службу, но она медлила, тянула. И вот, когда я уже стоял на пороге, она потянулась ко мне, неожиданно растерянно, даже жалко, и стала говорить что-то несвязное и жаркое… А я стоял мраморной статуей: надо мной раскинулось необъятное звездное небо, а рядом всхлипывала маленькая женщина. Ну и как мне было соединить все это в гармонию? Для этого надо быть хотя бы божеством, да и то, если верить Ивану, могла не получиться.
Не успел войти в квартиру, как раздался звонок, такой, будто в нетерпении звонили уже несколько раз. С удивлением я услышал в трубке ее голос.
- Что случилось? – изволил взволноваться я.
Ирина помолчала, будто ожидая ответа от меня, а потом взахлеб…
- Я не хочу возвращаться к мужу. Я не хочу работать в газете. Я не журналист, а всего лишь бывшая воспитательница детского сада. Я хочу другого…. Я ухватилась за тебя, как за соломинку. Потянулась на огонек, не зная, ложный он или нужный мне маячок. Почему увидела в тебе выход – не понимаю.
«Зато я понимаю. Тебе нужно было попасть в мою квартиру».
Она еще что-то говорила, почти возвышенное, а я думал о своем, что-то вроде: «рассчитываем выйти на столбовую дорогу, а на деле ломимся в заповедную зону».  И еще хотелось бы узнать: какой образ она видит во мне? Может, ей внушили вид киношного красавца? Да и я, может быть, вижу не то лицо, что у нее на самом деле. Расспросить бы, как  она выглядит в глазах других?
Ирина пыталась исповедаться мне, а я в этот момент размышлял о соответствии образа подлинному содержанию. Что делать, нельзя было пускать ее в мою душу.
Потом она замолчала, видно почувствовав мое отчуждение.
- Знаешь что, прочти стихотворение Жараева. В той тетради, что тебе дали у меня в номере. Найди «Прощание». Там про меня.
И она положила трубку. Я раскрыл тетрадь. Нашел нужное. После названия - «Прощание», в скобках значилось: Песня. Что ж, споем…

                Ты прости меня, милый, прости и забудь.
                Как прекрасен был мир, где нету разлук.
                Мне все ясно с тобой и дорога пряма,               
                Но благоразумьем, увы, не полна.
               
                Пусть меня покарает старуха-судьба,
                И окажется смелость совсем не смела.
                Я глаза не закрою, руки не подам,
                За спасенье свободу свою не отдам.

                Извини меня, милый, извинив, отпусти.
                Я на крыльях умчусь за кромку земли.
                И как бы свобода была не трудна,
                Чашу свою я выпью до дна.
               
                Но, а если не выйдет, и грезы - не явь,
                Ты мое житие для сына не правь.
                Не сзывай резонеров, оставь все, как есть.
                Не давай доброхотам у могилы воссесть.

                Ты прости меня, милый, прости и прощай.
                Клятвы давать трудней, чем сдержать.
                Для тебя оказалась совсем я не та,
                Но  в жизни своей я не буду мертва.
               
                Ты прости…

«Ну, что ж… Ну, что ж…», - повторял я прицепившуюся фразу. Дальше двинуться не мог. Наверное, весь интеллект потратился на осмысление заоблачных проблем.
На другой день позвонил Иван.
- Ирина утром уехала.
Он помолчал, и я молчал.
- А ты чего ее отпустил?
- А почему я должен ее удерживать? Кто я ей, и кто она мне?
- Тоже верно. Ну ладно. Я так просто позвонил… Бывай.
Я аккуратненько положил трубочку на рычажок и пошел на кухню ставить чай.
Значит, «прости и прощай» хотела сказать мужу? Не получилось. Выбранный якорь спасения оказался гниловатым. Пришлось возвращаться… Я отхлебывал горячий напиток и пытался загрузить голову умными, всеобъясняющими мыслями. Но в «котелке» все никак не заваривалось. Да-а, с чаем легче управиться…
И вдруг я заорал:
- Как ты прилетел, так пошли бесконечные споры о Боге! Все говорим и говорим, все убеждаем себя в чем-то. В чем именно? Да не в том, что Бог есть, а в том, кто носитель и защитник Добра! Если Он таков, то почему не помогает хорошим людям? Почему дерьмо процветает? Почему хари торжествуют? Я не могу обманывать! Я не могу заниматься бизнесом, потому что не смогу кинуть при надобности партнера. А другие могут! И им хорошо! К чему мне тогда образование и чтение книг, если на деле получилось, что я полный кретин, доверчивый, как телок? Я гуманист! Да в какую бы задницу засунуть этот гуманизм? Как сделать, чтобы меня боялись? Твой Бог сможет меня научить этому? Нет! Ибо он – импотентен! Даже с Евой справиться не смог. А вот дьявол научил, как ей быть. Утешают: зато на Том Свете воздастся. А чем этот плох? Да и что Он может на Том Свете, если и на этом мало что получается? Небось, Рай давно уже на дачные участки поделен, и торгует ими риэлтерская контора «Сатана и честна`я компания».
Я вдруг иссяк. Выговорился, и почувствовал, как в груди что-то отпустило. Оставалось повернуться и уйти в свою комнату. На пороге все же добавил:
- Люди оттого и склоняются к злу, что ваш Бог не защищает своих.
В комнате я плюхнулся на диван. Настроение было мерзкое. Подумал: «Ну вот, набогохульствовал, теперь точно мне кранты. Отлучат от благодати, какой бы та ни была. Если уж ты неудачник, то, похоже, навечно».
Я вздрогнул от чьего-то присутствия. Рядом стоял мой Ангел. Сквозь стену прошел, что ли?
- А представь, как нам тяжело это осознавать?
Я аж подпрыгнул.
Ангел стоял передо мной, светясь, и говорил, глядя поверх меня.
- Мы понимаем, что проигрываем. Что царство добра нам не создать. Завет, оставленный Творцом, выполнить не в состоянии. Но ты не прав, будто мы не помогаем своим. Помогаем. Но не всегда можем отстоять их. Их соблазняют, и они соблазняются. Их крадут из этой жизни, и мы не может воспрепятствовать их преждевременной смерти. Мы не можем воспрепятствовать, потому что скованы своей ангельской сущностью. Те из нас, кто начинает бороться в полную силу – перерождаются в тех, с кем начинали бороться.  И мы не можем, не знаем, как изменить этот закон. Мы уповаем на приход Мессии.
- Вы? Вы тоже ждете Мессию?
- Да, ждем. Ждем посланника от Творца, чтобы Он помог в нашей борьбе. Или объяснил, что делать нам дальше. А пока… А пока помогите нам. Мы изнемогаем.
- Да как же так? Господи, помилуй! Вот те раз. А мы тут молимся, взываем к Небу о помощи, - возопил я от имени всех землян.
- Мы помогали вам… Дали толчок цивилизации. Уже нет рабства. Люди теперь способны постигать сложные вещи. Они уже не стадо. Помогите теперь нам.
Полночи я проворочался. Как тут заснешь? Я-то думал, надеялся, что Ангел поможет наладить мою жизнь, а оказывается, это я ему должен помогать, причем всю оставшуюся жизнь! Рабство, видите ли, они подсобили изжить. Правда, ГУЛАГ и фашизм предотвратить не удалось. Зато потом сладилось… Эх, ангелы-ангелы, доброта, оказывается, и на небе до добра не доводит.
Как там Ирина - моя отбитая атака? Доехала уже, наверное… Вот и потерял я свою Марию Магдалину, и она вернулась к слугам Еммануила. Нечего-то у меня не выходит.


3


Едва переступил порог кафедры, так сразу подскочила Эльза.
- Сходи к Пал Палычу, он ждет.
По глазам понял – что-то случилось.
Завкафедрой встретил меня с нарочитой деловитостью. Показал на стул и зашуршал бумагами. Я сел, уже понимая - дело дрянь. Грант у меня отбирают и передают… Никитину? Или все же нашлась кандидатура более высокого полета?
Пал Палыч поправил очки и поднял на меня глаза.
- Знаете, я ведь так и не высказал своего мнения о вашей работе. Возможно, ее стоило бы опубликовать. Вы коснулись важной метафизической проблемы жизни человека. В частности, проблемы Учителя и Ученика. Человечеству важно, чтобы был Учитель, объясняющий как жить. Причем ровно до тех пор, пока Человек, как родовое существо, не почувствует себя настолько сильным, чтобы захотеть быть самостоятельным. Когда это происходит, Человек решает сам стать Учителем, и восстает против старого Учителя. Плохо ли это? Неблагодарно как-то… Но где перестановка не происходит, там общество замирает в своем развитии. Обществу нужна свобода для обретения уверенности в своих силах. Учитель и ученик – это и принцип, и ситуация, при которой они могут и должны поменяться местами. И тогда возникает богоборчество. Ученик критикует Учителя, готовый сам стать учителем. Чтобы начать развитие, нужен учитель и прилежный ученик. Чтобы продолжить развитие, ученику необходимо самому стать учителем. Но чтобы закрепить достигнутое опять требуется восстановление сакрального авторитета Учителя. И так раз за разом. Ныне мы переживаем время «возвращения блудного сына» - этап возвращения авторитета Учителя. Богоборчество не в почете. Время титанов, бросающих вызов Учителю, иссякло. Поэтому ваше сочинение не ко времени. Избавиться от мифологии можно двумя способами: через обретение знания того, как оно есть на самом деле или через конструирование новой мифологии.
- И сейчас как раз время конструирования?
- Совершенно верно. Нужны работы по мифологизации действительности. Таков запрос нашей эпохи.
Пал Палыч вздохнул, поглядел в окно, и, не отрывая взгляда от мирного пейзажа за окошком, сказал:
- Я считал, что религия сама по себе есть благо еще в советские времена. Она была катализатором этики, метафизики, как раздела философии, импульсом для живописи и литературы. Но при этом я считаю, что религию надо защищать от части верующих, ибо они привносят в нее слишком много земного и даже противоречащего религиозной идее.
Я встрепенулся. Второй раз я слышал, что «религию надо защищать от верующих».
- В свое время необходимо было защищать марксизм от марксистов. Не удалось, - раздумчиво продолжал Пал Палыч. - Я был марксистом, и до сих пор считаю его интересной частью науки. Но я был приверженцем таких марксистов, как Грамши, Ильенков, Лукач. Но доминировали другие. И погубили, и идею, и государство. Но я попросил вас зайти по другому вопросу.
Его взгляд покинул заоконные дали и остановился на моей персоне.
 - Арсений Константинович, тут накладка произошла… Пришла бумага из Фонда. Вынужден огорчить. Грант отменяется. Финансирование проекта приостановлено. Какая-то у них пертурбация произошла. Кажется, умер тот, кто финансировал этот проект. Что-то в этом роде. Правда, в Москве пообещали нас не забывать и, если что, так сразу…
Я потерянно молчал. Теперь, когда все рухнуло, мне стало жалко работы Ивана. А может, мне жалко было расставаться с ролью пророка городского масштаба? Или, наоборот, надо радоваться, что чаша сия меня миновала и Голгофа отменяется?...
Я вышел из кабинета. Идти на кафедру не хотелось, но и исчезать тоже не годилось. Эльза еще подумает, что я  расстроился и все такое. Да и портфель забрать надо.
На мое счастье никого не было. Стояла полная тишина. Послушал я эту тишину, тихо взял вещи и – быстренько на выход. Итак, я снова рядовой кандидат чего-то и на что-то. Пузырь надувался-надувался и, по законам физики, лопнул. Однако…
Я решительно направился домой.
Падал снег, слегка мело. Ветер задувал за шарф, и я непроизвольно ежился.
Я шел домой, чтобы, наконец, спросить Ангела о том, о чем мы спорили. Спросить: так как же все-таки обстоит на самом деле?
Хотя… Есть ли Бог или их несколько, и они противоборствуют между собой, но Ангел у каждого человека есть. И мой прилетел ко мне не случайно. Он знал меня и знал, что я помогу ему, как своей родственной душе.
На лестничной площадке перегорела лампочка, и я долго не мог попасть ключом в замок. Самый что ни на есть момент стукнуть мне по затылку. Я ждал и, одновременно, не верил, что это случится. Даже больные раком четвертой степени надеются на чудо, а мне тем более сейчас хотелось чуда, а не банального убийства.
«Мог бы и помочь открыть», - подумалось мне.
В прихожей было темно, из комнаты не лился голубоватый свет как от работающего телевизора. «Спит, что ли?» Я прошел в комнату, затем в следующую. Никого. На всякий случай заглянул на кухню и в ванную. Разумеется, там Его не было.
Когда вошел к себе, то обратил внимание на раскрытую книгу на столе. Машинально посмотрел заглавие. Библия, а на колонтитуле прочитал: Псалтирь. На страницах - псалмы. Бегло просмотрел некоторые из них. Взгляд остановился на псалме под номером 81. Я прочитал следующее:

Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд. Доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость. Избавляйте бедного и нищего, исторгайте его из руки нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы. Но вы умрете, как человеки, и падете, как  всякий из князей. 

Что я понял из прочитанного? Что будет суд. Когда Творец вернется на Землю, к одной из огромного множества планет, то сначала будет суд над теми богами, что Он оставил надзирать над нами. Затем уже над людьми.
Потом подумал: а кто же раскрыл Книгу? Я посмотрел на стену, за которой обитал Ангел.
Умный да поймет? А что именно? Надо ждать? Возьмем меня. Я так и делал. Жил-поживал, ждал, но вот прилетел Ангел – какая радость! И вдруг, сквозь тюлевую занавеску проступил мир, где милосердный Бог предстал немилосердным Наместником; где человек должен охранять своего ангела-хранителя; где атеист заботится о чистоте веры, пока как его вчерашние товарищи по борьбе за светлое будущее без попытки духовного преображения зарабатывают загробные привилегии; где готовая к подвигу отречения женщина, оказывается приманкой… Мир-перевертыш. Мир бредущего к своей судьбе Эдипа. Все так. Но раз есть небесные силы, что отступились от заповеданного пути, то есть и те, кто вступили с ними в борьбу. И они изнемогают… Дело за нами, за людьми, кого выбрать, кому помогать.
Не спалось до утра. Еще надеялся, что Он отлетел на время по своим ангельским делам, хотя в душе понимал – не вернется. Сказка кончилась. Даже пера от крыльев не осталось. И куда мне теперь? Пасьянчик… Впрочем, выбор как выбор - как у всех. Кем-то уже сказано: все мы умрем, но прежде изменимся. Остается решить: как и насколько…
               


Послесловие

Прошло несколько лет. Внешне у меня ничего не изменилось. Встречаю иных спорщиков, раскланиваемся. С другими собираемся, хотя и реже. Наверное, оттого, что все как-то устаканилось, потеряло остроту в нашем запуганном свободами обществе. Курхмалев уехал из города. Мир позвал его дальше и, возможно, выше… О Жараеве и его истории надо писать отдельно, потому о нем умолчу. Что еще? Я женился. Если бы дело происходило в романе, то, естественно, на Ирине. Даже начинающий литератор знает, что в повествование надобно вклинить большую и светлую любовь, - это повышает шансы на успех у читательниц. Но в жизни все несколько иначе. Я встретил другую женщину. (И другую любовь, о которой не хочу писать, ибо это наше дело и вообще, надо не о чужой любви читать, а свою строить.) Она родила мне сына. Дочь Алла растет настоящей мужчиной – активно занимается спортом, уверенно строит свое будущее, так что станет хорошим братом моему Ване. (Что делать раз современные мужчины превращаются в бледное подобие своей сущности.) Зато у меня вырастут два воина против слуг Еммануила. Будет кому сменить меня и Ивана. Жалко только Ангела: ему вряд ли поздоровилось за то, что открылся человеку.
Прошло несколько лет прежде чем я отважился рассказывать некоторым посторонним людям про Посещение. Меня поразило не то, что они не верили, а то, что им было все равно. Тогда я сменил тактику. Сообщил, что ко мне являлся дьявол!  И имел  успех! И я понял, что многие люди подсознательно ждут не Ангела, а слугу Еммануила. Если бы приехал Воланд – какая бы встреча его ждала! Ему б не пришлось обманом вселяться в чью-то квартиру. Ему предложили бы на выбор отменные особняки. И общался бы он не с какими-то буфетчиками и неудачниками от литературы, а с публикой солидной, понимающей. И что показательно, ему бы уже не пришлось убеждать интеллектуалов в бытии божьем. Атеизм в прошлом. Все уверовали! И еще видел инстинктивное нежелание ни обсуждать, ни задумываться над этой историей. Тогда я сел и написал, как было дело… Поверят ли теперь? Я понимаю: люди и без меня верят. Кто во что. Зачем им еще моя история? А Бог – это зеркало человека. Потому на Земле столько богов и религий. Потому у одних Бог милосерден и добр, у других – жесток и авторитарен. Наверное, прав Разуваев: какой мир мы в своей душе построим, такой и обретем по ту сторону земного существования. И доказательство тому мой Ангел.
А еще, мы решили создать орден воинов света. Пусть мы будем перпендикулярны обществу, но не с таким «обществом».
Смешно? Детская игра? Посмотрим…