ВО ВТОРОЙ КЛАСС
Год 2006-й
Мне исполнилось семь, и я пошла во второй класс школы. Как и в прошлом году, когда я шла первый раз в первый класс, надела фиолетовую футболку с названием моей школы «;;’’;; ;;;;» - «Бейт асефер Явне[1]», шорты, а поверх них длинную чёрную юбку. За плечами у меня был розовенький рюкзак с рисунком Мики Мауса. А в рюкзаке…
Ах, чего там только не было! Там были книги-тетради, в которых можно писать и выполнять домашние задания, а ещё была такая коробочка с застёжкой-молнией. Называлась она очень смешно - кальмар. Я же видела по телевизору кальмаров. А ещё мы в кафе ели кальмаров. И там они вообще были вроде колечек. Никакого сходства с этой коробочкой, ну, ни малейшего. Папа называл этого кальмара пеналом. В нём лежали штучка с ручкой для затачивания карандашей, карандаши с резинкой наверху, несколько тушей разного цвета
В отделении для еды лежит коробочка с двумя бутербродами, один с омлетом, а второй с шоколадной пастой, и салфетками. А ещё банан и яблоко. В боковом отделении маленький термос с прохладной водой. У этого термоса смешной носик-непроливайка. Мне нравится из него пить.
Провожали меня всей семьёй. Папа сел за руль нашей Мазды 3, рядом с ним мама Нава с большущим животом, внутри которого, как мне объяснили, был мой маленький братик или сестричка, а сзади Лиора[2], моя старшая сестра, и я.
Лиора старше меня на десять лет, и мои подружки не верили, что она моя сестра. Думали она моя тётя. Вообще-то я гордилась красотой своей сестры. Она худощавая, и при этом с довольно большой, крепкой грудью, жгучая брюнетка с чёрными восточными глазами. С длиннющими, как говорят «от ушей», стройными ногами. У неё такой овал лица, будто его вычерчивал какой-то профессиональный геометр. А когда она улыбается, на смуглокожем лице появляются задорные ямочки.
Мы поехали. Я открыла окно и когда видела моих одноклассников или соседей в других машинах или шагающих пешком, с кем-то за руку, высовывала голову, махала рукой и кричала. Папа даже рассердился и потребовал, чтобы я не высовывала из окна голову и руки.
Возле школы было полно машин и все места для парковки были заняты. Но машины, привезшие старшеклассников, почти сразу уезжали, и папа всё же умудрился припарковаться.
Мы вошли во двор школы. Он был празднично украшен. Вдоль левого крыла длинного двухэтажного здания, стояли столы с разнообразным печеньем, круасанами, кусочками тортиков, фруктами, а ещё с разнообразными напитками и соками. Перед сценой, украшенной флажками и воздушными шариками стояли ряды пластиковых белых стульев. Там расселись родители первоклассников.
Со сцены выступает заместитель мэра города, а потом директор школы. После окончания их речи учителя быстро разбирают своих учеников и уводят их в классы. Кроме первоклассников, которые жмутся к своим родным. Для них будет концерт и всякие смешные сценки. В концерте я буду одной из трёх ведущих, а ещё буду танцевать. Потому меня не уводят в класс, а оставляют с мадрихом[3] за сценой.
Выступление закончилось и я возвращаюсь в свой класс. Сегодня всего два урока и потому вскоре нас выпускают. За воротами ждут родители, бабушки и дедушки. Иногда старшие сёстры или братья. Без встречающих из ворот никого младше четвёртого класса не выпускают.
А вот и папа. Я кричу охраннику, что за мной пришли и он выпускает меня из ворот. Бегу к папе и обнимаю его так, словно тысячу лет его не видела. Мы едем домой, и я лечу по лестнице наверх, где все с нетерпением ждут меня.
ПАПА ВЕРНУЛСЯ ОДИН
Я тогда не знала, что осталось несколько счастливых дней, и три осенних праздника — Рош аШана[4], Йом Кипур[5] и Суккот.[6]
Сразу после Суккота у мамы начались роды и папа отвёз её в медицинский центр Гилель Яфе, в роддом. Я под присмотром Лиоры осталась дома. Мы сидели и спорили, кто у нас будет: братик или сестричка. Лиора хотела братика, а я сестричку. Представляла, как буду возить её в колясочке, наряжать, завязывать бантики. Как буду разговаривать с ней, целовать… Мальчика я бы не целовала.
Папа вернулся утром следующего дня без ребёнка и без мамы. А ещё весь в слезах.
— Девочки, наша мама умерла. У неё был выбор — спасать свою жизнь или жизнь ребёнка. Она выбрала ребёнка.
Он не выдержал, отвернулся к стене и вжался в неё лицом. Потом стучал кулаками по стене и кричал:
— Как она могла? Это несправедливо! Оставила сиротами меня и вас, и малышку, вашу сестричку. Как я смогу вас поднять?
Потом были похороны. До меня не доходило, что вот в этом мешке, лежащем на каталке, моя мама. Не доходило понятие смерть, я просто не могла в неё поверить. Я тихонько плакала, но не из-за смерти мамы. Просто чувствовала несправедливость, обиду, не знаю на кого. На врачей? На сестру? На справедливого Бога, о котором нам все уши в школе прожужжали.
По-настоящему я разревелась, когда на папе разрезали лезвием воротник рубашки. Рубашки, которую подарила ему мама.
На похороны приехала папина двоюродная сестра, тётя Александра, её дочь Галит[7], и двоюродный брат Галит, которого звали Гиль[8]. Галит и Гиль всё время держались за руки, как влюблённые. Галит - очень красивая девушка, с ярко-рыжими волнистыми волосами, года на три старше Лиоры. Они были очень дружны с моей сестрой, и потому Галит смогла как-то успокоить Лиору.
Я почти не знала до этого тётю Сашу. Но оказалось, что она очень добрая и сердечная женщина. Папа был в трансе, а тётя Саша взяла на себя все заботы о нас.
Через, кажется, три дня мы поехали забирать сестричку. Папе вручили свёрток с чем-то смешно кряхтящим. Он стоял посреди холла в роддоме и не знал что делать дальше. Может он, как и я, ждал, что вот сейчас снова разъедутся двери и из них выйдет наша улыбающаяся мама и скажет: «Ну что вы застыли? Разве вы не хотите посмотреть на малышку?»
К папе подошла тётя Саша, взяла у него сестричку и сказала с улыбкой:
— Ну что вы застыли? Разве вы не хотите посмотреть на малышку?
Она наклонилась ко мне и откинула с личика ребёнка покрывало. Там было красное, сморщенное личико, с тёмными бровками, тёмными ресничками, и тёмными, почти чёрными волосиками на головке. Почему-то сестричка напомнила мне мангуста из семейки, которая жила где-то в кустах в углу нашей детской площадки. И я воскликнула:
— Ой, точно Рики-Тики-Тави!
Лиора глянула на меня и сказала:
— Рики. Ривка. Значит быть ей Ривкой, если папа не возражает.
Папа не возражал. Ведь они с мамой не хотели до последнего знать пол ребёнка, и не стали придумывать ему имя, чтобы не сглазить. — Не помогло.
ТЁТЯ САША
Галит и Галь уехали домой, а тётя Саша осталась. Папа настаивал, чтобы она тоже ехала домой, но она сказала ему:
— Дурак ты, Сима, и не лечишься! А ты подумал, как тебе Ривку выкармливать? Своей мужской сиськой? Думаешь, что у тебя Анечка и Лиора выросли из грудничков, так ты опытный кормящий папа? Да что ты знал, кроме своей работы журналиста? Это Нава поднимала детей, меняла им памперсы, кормила, купала, не спала, таскала по больницам, когда болели. И ни на один день не оставляла работу. Нет, я не возражаю, что ты и сам можешь поменять памперсы, подмыть, искупать, дать бутылочку, поносить на руках, укачивать. Ты много помогал Наве, но женские руки заменить не сможешь. Готовить, стирать, убирать. Или всё на старшую дочь свалишь и испортишь ей жизнь? Да и работать тебе нужно, чтобы семью содержать. Так что твои возражения не принимаются.
И мы стали жить впятером. Ещё очень старая котейка Джесси, которая была в три раза старше меня, и старенькая собака Патрик.
Утром папа отвозил меня на машине в школу, а после уроков встречала тётя Саша. Она шла пешком, потом, как она говорила: «тынялась» по жаре, рядом со школьным забором.
Папа носился по своим журналистским заданиям, до ночи сидел за компьютером.
Лиора училась в двенадцатом классе и встречалась с мальчиком Стасом. Ничего так мальчик. Целый дядя. Мне он нравился, высокий, широкоплечий, очень добродушный.
Однажды, после того, как сестра не пришла ночевать домой, я слышала, как папа сказал Лиоре:
— Ой, девка, смотри залетишь. Принесёшь в подоле, что делать будешь? Плакали тогда все твои мечты о медицине, об университете.
К папе подключилась тётя Саша:
— Правильно говоришь, Сима. Я бы на твоём месте заперла её в доме в наказание.
Лиора с тётей Сашей не ладила. Хотя та всё старалась подсунуть сестре лучшие кусочки еды, купить ей красивую одежду, частенько защищала перед папой. Но Лиора на это отвечала ей:
— Что вы лезете, куда вас не просят! Вы что мне, мама?
Это было очень несправедливо. Я даже видела, как тётя Саша горько плакала после таких слов, сидя на кухне и вытирая слёзы посудным полотенцем.
Сначала я дичилась тётю Сашу, но постепенно оттаяла. Лучшим нашим временем было, когда она встречала меня из школы и мы шли на большую детскую площадку. Там тётя Саша садилась в теньке на скамейку, а я носилась с детьми по площадке, визжала, съезжая по высоченным изогнутым пластиковым трубам горки, скакала на качающихся петушках и лошадках, лазила по перекладинам. Но самым лучшим было когда я упрашивала тётю Сашу покатать меня на качелях. Та, чтобы поддразнить меня, отнекивалась:
— Нютка! Какое качать, ты же сама прекрасно умеешь раскачиваться!
Но я ныла, ныла, и, наконец, она вставала:
— Ладно, только не ной. Ты своим нытьём и мёртвого поднимешь.
Я усаживалась на доску, вцеплялась руками в цепи. Тётя становилась сзади меня, и я начинала летать. Да так, что ноги поднимались выше головы. Это было счастье. Или, как говорила Лиора, — кайф.
Иногда, при обращении к тёте Саше из меня вдруг вырывалось слово «мама». Но каждый раз я вновь возвращалась к «тётя Саша». В конце концов мы нашли компромисс, и я стала называть её просто Саша.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: http://proza.ru/2021/09/12/732
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Бейт асефер Явне — школа Явне
2. Лиора - мой свет
3. Мадрих — наставник, воспитатель, вожатый
4. Рош аШана — Еврейский Новый Год
5. Йом Киппур — День Искупления или Судный день
6. Суккот — Праздник Кущей
7. Галит — волна
8. Гиль — радость