Долгожительница

Валерий Митрохин


Была у нас маслобойка. Напоминала она бочонок. В торец её входила ручка, а сверху на ней плотно лежала съёмная крышка. А внутри вращались на оське лопасти с дырками.
Бабушка наливала в «бочонок» сметану. Укрепляла крышку щеколдами. Крутила ручку. Лопасти пахтали сметану, которая постепенно превращалась в масло и сколотину.
Работка была не по моим силёнкам. До тех пор, пока не возникал этот распад внутри самолета, мотором которого служила всё та же бабушка.
Было это ещё тогда, когда  я мог с помощью бабушки залезть и оседлать этот агрегат. Бабушка крутила ручку, под крышкой вращались лопасти. И мы пели дуэтом песню про лётчика Чкалова. И я улетал на маслобойном самолете в небо своей мечты.
Выбрав ломти масла, бабушка закрывала крышку и позволяла мне крутить ручку, которая теперь вращалась много легче.
Я любил бабушку крепче всех на свете людей.
Она спрашивала меня об этом: «Как ты любишь свою бабушку?» И я отвечал: «Крепко-крепко!» И обнимал её, когда она снимала меня с «бочонка  и тоже спрашивал: «Тебе не тяжело?».
«Сейчас ни сколько. А вот когда ты станешь большим, а я старенькой, тогда не смогу тебя поднять…»
«Когда я стану большим я тебя тоже буду на руках носить…»
Усталые её глаза наполнялись грустным светом, и она только крепче прижимала меня к сердцу.
И хотя мне становилось очень бабушку жалко, я думал при этом, что даже ради неё, я не откажусь поскорее стать взрослым.
И вот пришла и ушла моя молодость. Бабушка состарилась до такой степени, что перестала ходить и видеть.
Глядя на неё – беспомощную и одинокую в своей долгой жизни, я как-то подумал. «Даже если такая возможность вдруг представилась, я бы не смог отдать любимому существу свои здоровье и силы». И мне стало невыносимо стыдно. Единственным, что меня хоть как-то утешало, было то, что хотя бы одно своё обещание я смог таки выполнить. Я носил её на руках в ванну и в праздничные застолья. Однажды она усадила меня рядышком и спросила: «Тебе не тяжело?»
Мне было не тяжело. И я ей так и ответил: «Ты мне, родная, не в тягость!»
Она помолчала. А потом продолжила: «Ты, наверное, думаешь, почему я так долго живу?»
Да я так думал иногда, но не в том смысле, который имела в виду она. Я пытался соизмерить мои и её возможности. Мол, коль бабушка долгожительница, то, возможно, внук унаследует и это её качество.
Она, будто слыша эту мою мысль, продолжала: «К Богу, внучек, очень длинная очередь грешного люду, я тоже в ней, но стою самая последняя! Ты уж потерпи, сколь придётся»
И я тогда в первый и последний раз и снова кощунственно подумал: «Как хорошо, что она в этот момент не видит моих глаз!»
11.09.21