Памяти тайнозрителя преподобного Александра Свирского, совершаемой 12 сентября.
*
Тайнозритель — в христианстве человек, непосредственно видевший Бога.
Наиболее известен Иоанн Богослов, видевший Бога на острове Патмос и получивший от него откровение;[1]
Православный святой Александр Свирский.
По длинному проспекту, как всегда ранним утром, неслись машины, крутясь и вертясь на перекрестках, перебегая с полосы на полосу, чтобы втиснуться в любой просвет и как можно больше светофоров проехать на зеленый свет. Но перед выездом на мост образовалась пробка. Водители, безбожно подрезая друг друга, втирались со своим авто, лишь только образовывалась хоть какая-то возможность продвинуться вперед. Ощущение, что все проспали будильник и теперь готовы лезть на рожон, рискуя попасть в аварию, но попытаться все же успеть на работу вовремя.
Родион тоже, кажется, не успевал на службу, но спокойно ехал по своей полосе, пропуская вперед самых нетерпеливых. А их, как всегда, великое множество, особенно разъезжающих на дорогих тачках, с высока своего положения и с высоты крутых лакированных бортов смотрящих пренебрежительно на скромный Шевролет-Спарк, и за машину-то его не считая. Эта далеко не новая смешная машинка особенно раздражает всех в пробке, растянувшейся по всему мосту через реку. И вот – только чуть продвинется впереди Спарка одно стоящее авто, как тут же на его место грубо втискивается с другой полосы наглым рылом следующее средство передвижения, при этом чуть ли не отталкивая боком своим малолитражку Родиона.
Он спокоен и вежлив с остальными участниками движения. А ведь и ему тоже надо успеть вовремя на службу, опоздать нельзя, тем более, что сегодня она особенная, эта служба! Родион нажал на педаль газа, сквозь запотевшие очки увидев, что впереди стоящая машина начала движение, но тут же пришлось затормозить, так как снова помешали – черный джип, давно маячивший слева от него, притерся вплотную к дверце Спарка, а наглый водитель бесцеремонным жестом давал понять: мол, пропусти! Но Родион, пробормотав про себя: «Ну куда ж ты лезешь, родненький ты мой!» - сделал вид, что не заметил этого и поехал все же вперед. Снова встали намертво. Из джипа что-то крикнули, явно нецензурное, но тут ожил телефон, Родион прикрыл окошко и взял трубку, так как звонило «очень высокое начальство»:
- …Родион… отец Александр задержится… - слышимость отвратительная, половины слов не разобрать из-за помех. - Да нет, ничего особо…сердце прихватило, давление…придется тебе самому сегодня...не возражай, справишься. Ведь уже пять месяцев вместе служите, все знаешь…уже можно…даю тебе свое благословение! Родион слушал, стараясь тихонько продолжать движение и не обращать внимания на агрессивного водителя, сыплющего проклятия. Положив трубку, приоткрыл все же окно, миролюбиво глядя на парня и пряча в рыжеватой бороде улыбку. А тот еще больше взъярился:
- Че лыбишься? Слышь, быстро пропустил меня, корыто свое придержи! – Парень этот в черных очках, лицо его перекошено от злобы.
Эко его распирает, даже жалко стало парня. Пропустить? Но за ним двинутся и другие, а ведь сегодня день такой, особенный вдвойне!
- Прости, брат, но мне тоже очень надо поспешить - служба! – Родион проехал еще немного вперед, оказавшись уже на середине моста.
Мост зависает в туманной дымке над водой, словно в невесомости. Река сонно нежится меж берегами посреди тончайшей серебристой взвеси, наполненной восстающим на востоке светом. «Всякое дыхание да славит Бога своего… всякое дыхание…». Все в природе, как и всегда, наполнено миром и благодатью. В отличие от мира людей. Родион, чтобы впитать и сохранить в себе эту благодать, чувствуя в душе легкое волнение, закрывает окно плотнее и начинает заново читать Утреннее правило, с которого начинается каждое его утро, хотя черная тень, неотступно следуя рядом, не дает сосредоточиться вполне. Но надо ведь еще настроиться на предстоящее служение! Дойдя до слов:
- Царю Небесный, УтЕшителю, Душе Истины, иже везде сый и вся исполняяй, сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны и спаси, Блаже, души наша… - Родион почувствовал, как по боку машины вроде бы что-то шоркнуло, а джип так и напирает черной мордой своей, норовя оттеснить Спарк с дороги, да и вообще - скинуть бы его в реку, и все дела! Парень, кипя от злости, поднял на лоб очки очки, протянул руку и подолбил Родиону в окошко:
- Ну все, батя, ты попал! Проблем хочешь? Так я устрою! Ты крыло мне помял! – Тут он узрел на груди у своего оппонента большой серебряный крест и расхохотался: - О, да ты поп, что ли? Во прикол! Я думаю, че он тормозной такой, а он боженьке своему молится! Че, раб Божий, на свиданку к нему торопишься? Ну так он же терпеливый у вас, подождет еслив че! Ладно, че с тебя возьмешь, слышь, поп - пропусти лучше по-хорошему, друган у меня откинулся, восемь лет нары тер, забрать надо его поскорей!
Машины продвинулись еще немного вперед.
-«Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…- читает негромко Роман, - Се бо истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси, окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши, и паки снега убелюся».
-Че ты там бормочешь в бороденку свою? Сдай назад, тебе говорю! Хошешь денег дам? На вот, бери, пока я добрый. Не хочешь, мало что ли? Еще добавлю. На свечки! Нет, ну правда, бери а? Молебен за нас отслужи, панихиду там какую-нибудь. – Парень ловко просунул пачку денег в окно Спарка, и она упала к ногам водителя.
-Панихида служится по усопшим. Спаси тебя Господь. Говори имена, за кого молиться о здравии. – Отец Родион достал Помянник и начал записывать.
-Ну, за Кощея помолись, за Костяна то есть, новую жизнь начинает все ж-таки, невинноосужденный наш раб Божий Константин. За меня, раба небожия Горыныча…то есть за Горислава, - дал же папаня имечко, спасибо ему! За него словечко тоже замолви - Петра Иваныча, фамилию не надо, надеюсь? Да я и не скажу, нечего засвечивать лишний раз. За мамку мою покойную Валентину. Да! За Василиску еще. О, однакось начинает рассасываться пробочка, все, батя, попер я, пустишь теперь, надеюсь.
-Поезжай с Богом,Господь с тобою, - мелко крестит его батюшка, и тоже двигается вслед за джипом вперед, объезжая место аварии, перегороженное столкнувшимися машинами к выезду с моста и вон из города.
На трассе прибавил газу, Спарк понесся свободно и радостно, на одной волне с хозяином своим, спеша поскорее доставить его на место. Ведь сегодня предстоит молодому батюшке нечто необычное: в первый раз отец Родион должен будет служить Литургию не диаконом, а священником! Он шел к этому служению долго – целых девять лет, а можно даже сказать – всю свою недолгую пока еще жизнь. Много всего пришлось пережить за это время. Все преодолеть: и срывы, падения ниц, приводящие даже в грех отчаяния, и подьемы, воспарение к Свету тому, что открылся однажды и повел к Себе.
Когда это случилось? Да именно в тот момент, когда казалось, что света и вовсе нет.
Стоп! Нога Родиона непроизвольно вдруг даванула на педаль тормоза и Шевролет резко замедлил движение. Сзади раздался вой, мимо с ревом пролетела красная Мазда Демио, из окна высунулась рука водителя с поднятым средним пальцем. Отец Родион и его машинально осенил крестным знамением. «Прости нас грешных, Господи». Отошел в сторону, к берегу реки.
Эти имена…что-то в них есть. Съехав на обочину, раскрыл Помянник: так и есть! Константин (Кощей), Горислав, Василиса! Господи, да что ж это, да почему именно сегодня! Прошлое, давно схороненное и вроде бы забытое навсегда, вдруг восстает ожившим призраком именно тогда, когда этого меньше всего ждешь. А может быть именно так и надо, чтобы вот прямо сейчас необходимо воскресить его – для того, чтобы избавиться уже навсегда?
Недаром показалось ему знакомым лицо этого парня, когда он снял темные очки. А еще…да, эта странная женщина – там, в Храме. Она появилась на вечерне в позапрошлую пятницу. Диакон, Отец Родион, сразу заметил новую прихожанку, когда вышел на солею и, как всегда громко и торжественно воззвал своим мягким басом:
-Востаните! Господи благослови.
Из-за Царских врат донесся высокий слабый уже голос старенького иерея, отца Александра:
-Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельней Троице всегда, ныне и присно и во веки веков.
Вступает хор: Аминь. Служба началась. За алтарем отец Родион слушал голос своей милой м а т у ш к и по имени Любовь, речитативом начавшей на клиросе чтение Псалтири: «Благослови душе моя Господа. Господи Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и в велелепоту облеклся еси. Одеяйся светом, яко ризою, простираяй небо яко кожу. Покрывай водами превыспренняя Своя, ходяй на крилу ветреню». В Храме как всегда было всего лишь несколько старушек из соседнего Дома престарелых, да у самых дверей стояла эта молодая женщина в красном длинном платье, закутанная в такой же шарф, а возле нее – инвалидное креслице с сидящим на нем ребенком лет пяти.
- «Творяй ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный. Основаяй землю на тверди ея, не преклонится в век века. Бездна, яко риза, одеяние ея; на горах станут воды. От запрещения Твоего побегнут, от гласа грома Твоего убоятся…» - звонко, но негромко, благоговейно звучат древние слова Давида царя, пророка, слетают они с уст его голосом матушки, возвещая Слово приходящим в Храм для совместной молитвы. Снова вступает хор: «Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых. Яко весть Господь путь праведных и путь нечестивых погибнет».
Увлекшись служением, отец Родион не заметил, когда исчезла эта женщина с ребенком. А в следующую пятницу она снова появилась. Родион служил, чувствуя на себе ее неотступный взгляд из-под красного платка, надвинутого на лоб, а нижнюю часть лица скрывала маска. Что-то знакомое, узнаваемое виделось ему в фигуре, во взгляде, в движениях молодой женщины, хотя стояла она почти неподвижно, не крестилась и не клала поклоны. Особенно – во взгляде… Так – в упор, пристально, но как бы сквозь тебя – смотрело когда-то только одно существо на земле. Василина. Василиска…
Васса. Так звали ее особы наиболее приближенные. Да и все вокруг в общем тоже. Она была в центре: класса, любого сообщества, семьи и – его жизни. Все обожали, побаивались ее и ее братца-близнеца, - деток местного не очень большого, но авторитета Горы, по фамилии Горюнов.
Радик ее просто боготворил, был без ума от нее. Казалось, от нее исходило какое-то сияние, она появлялась в поле его близорукого зрения в коконе этого сияния, в сторону которого он боялся даже взглянуть. Так продолжалось долго, бесконечно, и хотелось ему, чтобы тянулось вечно это его пребывание в лучах неземной красоты своего предмета поклонения, но последний год учебы подходил к концу. Становилось ясно, что скоро все закончится. И Радик решился: подсунул незаметно в парту Вассы валентинку с собственными стихами: о том, как она божественно красива, как прелестны ее глаза, волосы и все остальное, и что такое рыже-очкастое существо, как он, не смеет и надеяться, но…Она сразу вычислила его: ведь рыже-очкастым в классе был только он. И – случилось невероятное, просто чудо! Богиня снизошла и приблизила его к себе.
- Раз я – богиня, значит, ты – мой верный раб! И имя новое даю тебе – Рабик. Ты должен отныне всюду следовать за мной и преданно служить лишь только мне, клянись! Жизнью своей клянись.
И он поклялся. И – да, повсюду следовал за ней, за ее братцем и их другом Костяном, служа «верой и правдой» этой троице, далеко не святой. Бары, ночные клубы, сигареты, травка. Каким-то чудом он закончил школу, но так, что институт ему уже не светил. Зато Васса укатила вместе с братом и Костяном своим в Москву, и пропала. Пропал и он, хотя и остался. Родителям не под силу было дать ему платное образование. Радион не мог найти себе места. Жизнь казалась глубокой ямой, откуда нет исхода.
Отец Родион очнулся. Туман почти рассеялся, и стали видны купола его Храма на вершине горы. Восемь лет назад на этом самом месте стоял рыжий пацан с разбитыми очками на носу, и пробовал ногой шаткий камень на краю обрыва, готовый сорваться вниз. Но вдруг его глаз ухватил осколочек света, блеснувший где-то далеко – вон там, на сопке, виднеется крест над макушками сосен. Камень полетел в бездну, а он пошел на этот свет. Пришел к строящемуся храму. Здесь-то ему и предстояло начать свой новый путь. Поселившись в бытовке вместе с остальными трудниками, таскал камни, бревна, цемент, копал землю. Заходил в храм, заглядывал в глаза святым. Слушал, читал. Пел даже в хоре – оказалось, что у него есть слух и приятный голос. Постигал тайны: молитв, Слова, Таинств, постов и бдений. Служил, вынося свечу на солею, читал даже Евангелие и Апостол, выходя во время службы в золотом одеянии, и молящиеся смотрели на него, как на Ангела, - почти так же благоговейно, как он когда-то на свое золотоволосое существо по имени Васса. Бывало, срывался, уходил в город, после недельного запоя возвращался, но это случалось все реже, и потом совсем оставило. Он не знал, как, но все, чем он занимался при Храме, работало и вымывало из души все, все, что смущало ее покой раньше и вело к погибели.
Через три года отец Александр благословил его на поступление в Семинарию. И все пять лет Родион старательно и радостно постигал все, что открывалось на новом поприще. Вместо прежних страхов: не найти, потерять любовь, пасть ниже плинтуса во грехах, появился новый – страх Божий, страх раба Божия, боящегося только одного: отпасть и потерять Его любовь и благодать жизни в Нем – в Отце, сотворившем небо новое и землю для него, недостойного. На последнем курсе встал вопрос: куда проложить ему путь. В черное ли монашество пойти, или в белое духовенство? Женский пол в его подслеповатых глазах казался чем-то смутно-непонятным, загадочным. Кто же это – женщина? То ли праматерь Ева, созданная Богом как неотъемлемая часть мужчины, но со своей волей, влекущей к соблазну, греху? То ли это все же – существо, подобное Деве Марии, смиренно предавшей себя воле Божией, из которой произошел Богочеловек? Загадка, которую надо постигать всю жизнь, женившись на одной-единственной женщине. А он и сам еще не слишком хорошо утвердился в духе, чтобы брать на себя ответственность за малый храм – семью. Все больше склонялся Родион к тому, чтобы предать себя полностью служению Богу в черном духовенстве, но… Очень уж нравилась ему одна девушка, Любовь звали ее, училась она духовному пению и писанию икон. Когда слышал ее нежный голос на клиросе, или встречал где-нибудь на территории Семинарии, видел тоненькую фигурку в легкой юбке до пят, светлую головку в платочке, свежее личико с лучистыми глазами – словно какое-то облачко снисходило на них и сближало, и уединяло. Все чаще как бы случайно сталкивались они, вели долгие беседы, во всем соглашаясь друг с другом. И – вскоре были благословлены на оглашение, затем на брак, венчание. А по окончании учебы – на служение в Храме Александра Свирского в его родном городе, куда он и привез свою «матушку» Любушку, где и зажили они, служа вместе при храме. Молодая диаконисса стала всецело преданной, любящей и заботливой женой, а для него она – единственная, на всю жизнь данная Богом супруга. Роман познал, что значит быть мужчиной, главой семьи. И надеялся вскоре соделаться отцом многочисленного семейства со чадами душ этак восьми. У молодой супруги под юбочкой обнаружились полненькие ножки (что совсем чуть-чуть разочаровало его), высокая талия, полная грудь с покатыми плечами и – довольно-таки широкие бедра, что говорит о том, что она должна быть плодовита. А дети – настоящее Божие благословение для семьи и для мира всего!
Две недели назад матушку благословили на новое послушание: она должна была поехать в дальний строящийся монастырь на писание икон. Он остался один, а тут еще это непонятное искушение прошлым, возникшее на пути, грозящее разрушить весь мир… Родион набрал ее номер, но в трубке были одни бесконечно длинные гудки. «Ну же, ответь мне, Любушка моя, единственная моя, мне так нужна твоя поддержка сейчас! И отец Александр, мой духовник, заболел». Он повернулся и пошел было к своей машине.
- Единственная? Ты уверен? – Явственно услышал он голос за спиной, остановился. – Не оборачивайся!
- Кто здесь? – В клубах тумана от реки увиделись три размытые фигуры. Одна из них промолвила:
- Мы? Ты сам знаешь, кто. Мы посланы богами твоими для того, чтобы передать их волю. И ты знаешь, что не готов быть священником. Пока не совершил главнейшей ошибки в жизни своей, остановись! Выбери самый лучший, верный путь, спроси себя: чего ты на самом деле хочешь? Служение? Семья? Мир? Это все иллюзия, за которой ничего нет!
- Как нет и мира в душе у тебя. – Сказал второй. - Покоя нет. И не будет: ведь ты не будешь принадлежать себе, а только служению! Готов ли полностью отказаться ради этого от своего «Я» навсегда? Отказаться от той, единственной, которая готова вернуться к тебе и подарить неземное счастье!
- Тот путь, который ты избрал, ведет только в тупик. Там, в храме, ждет тебя она и дитя. Радион, ты должен пойти и просто взять ее, и уйти с нею, это единственно верный путь для тебя! Счастье, наслаждения – разве это не то единственное, для чего создан человек? – Убеждает третий.
Родион уже готов был в чем-то согласиться с ними. Разум его как будто отключился, все виделось размытым, нереальным.
- Подумай: какая честь для тебя! Ведь редко кому бывает такое явление, как сейчас тебе, ты избранный, и мы хотим тебе блага и счастья. Ты сам хочешь этого? Отвечай!
«Не говори ничего, не вступай с ними в беседу», - вдруг послышался другой голос, кого-то невидимого, но явственно существующего. И тут же Родион вспомнил последнюю свою исповедь, которую принимал у него неделю назад, перед очередной службой, отец Александр. Диакон признался, что смущают покой его по ночам сны странные, видения греховные, какие-то люди, женщины непотребного вида. «Во сне душа наиболее беззащитна, силы зла пользуются этим: духи злобы поднебесной видят помыслы наши, глубоко коренящиеся в ней, страхи и соблазны разные, чтобы ухватиться, вытащить их на свет, сделать прилогом, а потом и страстью, которой человек не может сопротивляться. Вот говоришь – покоя, мира нет в душе у тебя, такой беспутный, что в бессознательном состоянии могут овладеть тобой бесы. Но ведь главное – то, что въяве ты стремишься идти по пути сознательно! А значит, в состоянии противостоять им, бесам этим: и бес-путному, и бес-сознательному, и бес-покойному. И всем другим тоже. Помни, что «сей род изгоняется постом и молитвой». Диавол – дух древний, древнее человека, и хитрый, знает, чем совратить человека. Бывало, даже святым являлся в образе ангельском, так что и они не могли не впасть в прелесть. Даже в образе божеском могут предстать! Но по-настоящему Бог во Святей Троице явил Себя только два раза в истории: Аврааму и Александру Свирскому – покровителю нашего престола. Помни об этом, и никогда не вступай в беседу с теми, кто будет являться пусть даже под видом ангелов божиих...»
Как только в памяти Родиона прозвучали эти слова, три тени мигом растаяли и улетучились, как только он оборатился к ним и осенил их крестным знамением. И тут же позвонил ему батюшка Александр – настоящий провидец! Расспросил, как он и что, благословил на службу, сказал, что ему уже лучше и постарается он вскоре быть в храме, чтобы участвовать в Таинствах Исповеди и Причастия прихожан, ведь в день памяти святого Александра, обретения его мощей будет много паломников, желающих помолиться на совместной Литургии и литии в честь памяти преподобного.
- Еще что хочу сказать тебе: наверное, ты видел новую прихожанку с ребенком-инвалидом у нас? Так вот: подходила она ко мне на беседу - тайну исповеди не нарушу значит, поведав то, в чем она призналась. Восемь лет назад она очень обижала одного хорошего парня, который любил ее как будто по-настоящему. А она уехала в Москву, где стала любовницей человека, которого не любила, но ради его денег.
- Василиса ее имя?
- Да. Бросил он ее, беременную. Тогда Василиса решила отомстить. Объявив, что тот изнасиловал ее. Его посадили. Избавиться от ребенка пыталась, но уже поздно было, появился мальчик, совсем больной, почти парализованный. Она привезла его в свой город, но родители отказались принять, ребенок оказался в приюте. Сейчас он в доме престарелых и инвалидов возле нашего храма. Она приехала, чтобы повидать его перед тем, как уехать за границу. Отец ребенка должен на днях освободиться, она боится его мести. Еще призналась женщина, что тот молодой человек, которого она бросила, стал теперь священником, увидев его, она поняла, как много потеряла в его лице и воспылала к нему пристрастием. Догадался я, что это – ты. Беседовал с ней всю эту неделю, она приходила вместе с мальчиком, гуляла с ним по целым дням возле храма, молиться даже начала. Подолгу мы разговаривали обо всем. В общем, теперь Василина многое поняла, передумала даже уезжать и хочет забрать ребенка, но многое еще смущает душу ее…Считаю своим долгом предупредить тебя обо всем, будь внимателен и осторожен. Даст Бог, все и наладится, по воле Его.
Приехав в храм, Родион увидел Василину: она стояла с ребенком на руках возле низкой колоколенки. Мальчик потянулся, ухватившись за веревочку, дернул за нее и раздался слабый звон самого маленького колокольчика. Потом он проделал то же самое с колоколом побольше, еще больше, прислушиваясь ко все более усиливающимся звукам. На оживающем личике его появился восторг, он засмеялся, мать поцеловала его…
- Простите, батюшка, - смущенно сказала она подошедшему отцу Родиону.
- Ничего, Бог простит, пусть позвонит, звуки эти изгоняют все болезни, страсти. Время до начала службы еще есть. Слава Богу, успел.