Заколдованное место, Кино-поэма в новой редакции

Шамота Сергей Васильевич
                ЗАКОЛДОВАННОЕ МЕСТО
   Отцу, матери, жене, дочери, сыну, и всем, кто помог мне выжить посвящаю.
        МЕТАФОРА И АЛЛЕГОРИЯ,

ИМЕННО ЗДЕСЬ, на позиции, совсем близко от немцев, Бутрин задумался над тем, что он ждал, и – не мог сделать выводов, и бездействие его, и ожидание его становились убийственными. Время шло, – а торчавший над лесом шест-вешка с голубями, метавшимися над ней, – были пока единственным источником информации, которая – постоянно менялась на высоте, и, которую надо было постоянно познавать и изучать, чтобы зацепиться хоть за что-нибудь. По заданию, он ждал - белых голубей. Голуби прилетели, но было их не четыре, а – три, и – не белые, как оговаривалось, а – сизые. Они прилетели со стороны немцев, и – долго, и хаотически, кружили над, высоко, над деревьями торчащей вешкой, с завязанной на ней серой тряпкой, а потом неожиданно … улетели на полдня... Когда они снова появились, то – никак не хотели улетать от вешки, беспорядочно кружа над ней и делая кульбиты. Они – не держались – вместе, и напоминали собой воздушный ожесточённый бой. Потом, облепили вешку, в попытке зацепиться за тряпку, затем только, чтобы снова сорваться в хаотические кульбиты...
Бутрин долго следил за ними в бинокль и никак не мог понять, что же происходит. Немцы, казалось, не обращали на голубей никакого внимания, Бутрин переводил бинокль с вешки на – высоту, где наскоро были возведены какие-то постройки в расположении немцев и – никакого движения среди них Бутрин не заметил, хотя точно знал что тайное наблюдение за голубями велось – обоюдное. Что всё это значит, мучительно размышлял Бутрин. Он ещё раз внимательно и долго оглядел в бинокль расположение немцев на занятой ими высоте, и негромко сказал:
– Степанов и Левченко, часа через три, четыре, – вернётесь в расположение, если  заметите что-либо чрезвычайное, либо -
 движение со стороны немцев. Если не заметите, Левченко придется остаться одному, а Степанов - на доклад. Да – не спать никому, Ждите и наблюдайте! И,чтоб мимо носа – ни один любой комар не пролетел! Ясно? Любой!
– Так точно. – почти одновременно ответили оба, – тон их был более чем спокоен. Бутрин удовлетворённо кивнул:
– Середенко за мной!, – и, оба, быстро скрылись в наступившей уже мгле, тихо прошумев в ближних кустарниках.
Надвигалась ночь.
Они спокойны, думал Бутрин продираясь вместе с Середенко сквозь ночь в неопределённости неожиданной мглы, обступившей его с ним.. Порой, казалось непонятно: то ли глухота ночи, то ли – деревья, рытвина, или овраг, или неожиданный крик ночной птицы словно толкали в лицо, мешали идти, сковывали туманом жуткой неизвестности, путали и напрочь прогоняли мысли. Пугали. Непроглядная темень глухого леса сгустилась окончательно.
– Саша, сколько мы прошли?– спросил Бутрин Середенко негромко.
– Черт его знает…– Ответил Середенко глухо, и кашлянул.– Кажись, поляна скоро… – Он чувствовал беспокойство. – Но я не понимаю… Не совсем понимаю где мы… Ведь, и ручья ещё не прошли… Может мы кругана дали? А? Хоть глаза коли, на ощупь идём как… Как бы на болото не наехать, как в прошлый раз, товарищ майор.
Бутрин достал компас, чиркнул спичкой. Внимательно всмотревшись, повертел его в руках, потряс, и – снова, согнувшись, стал всматриваться в него.
– Ничего не понимаю! – сказал Бутрин.
– А я понимаю! – уверенно и многозначительно произнёс Середенко. – Нечего нам с ним делать! Снова к болоту выйдем! А – не к болоту, так на поле минное, засаду, куда угодно!, только не к себе! Лучом они ведут нас! Точно – лучом! Сейчас мы к ним в гости пожалуем, на ужин; у них там, как раз, по русски, знаете что? Будерброд, – если вы его, этот компас, к чёрту не выкинете! А – цецки с пецками ихние нам достанутся! На свои бутерброды положат и – нас – сожрать заставят!
– Ты что имеешь ввиду, Середенко? – нахмурился, выпрямившись Бутрин.
 – А – я человек позитивный, товарищ майор! – широко улыбнулся Середенко. – Только я – в – себя больше верить стал, как понял что в – компас – не верю!, товарищ майор!
 – А ты, случаем, Середенко – не голоден? С верой-то своей – недолго и отведать этих-то самых… О которых ты говоришь. Цецок-пецок. Ты, лейтенант, смотри, чтобы веру свою – как раз на них сверху не положить вместо масла. Чтоб в горле не застряли. Цецки-пецки – твои… И мои – заодно…
 – Зачем вы так, товарищ майор? – обиженно сказал Середенко. – Я ведь не это имел в виду.
 – Не хочу я им на стол накрывать, Середенко. Наоборот хочу, – всю жратву их поганую, что они состряпать сумели и успели – собрать, – в горла их поганые им же и затолкать, да так. – чтобы они подавиться смогли, нелюди. Едри их в душу мать! Только вот задачка, лейтенант, что – ничем, кроме пули свинцовой – они давиться никак не хотят! Не хотят подыхать, нелюди, гниды такие, хоть в лепёшку расшибись! А от своей жратвы, они. паразиты, крысы живучие!, ё. их в душу мать, дъяволов! Ещё – ярее становятся! Но, ведь придумали они что-то! Голубей видел? Что с ними!? И раз война у нас с ними, война добра со злом, не на жизнь а на смерть, то хочу я эти цецки-пецки свои, и не потерять, и – так, приправить, чтобы передохли они все до последнего, только от духа их! А, значит, если по большому счёту, лейтенант, хочу я цецки-пецки – из словаря их фашистского выдрать, и в – свой, русский, толковый записать, да – ещё синонимом чтоб, бутерброда, сделать, чтоб – не путаться и не заплутать… Чтоб – не пулями их, дъяволов, высматривая, где они там… косить по одному, – а – чтоб – сразу все их головы – взорвать! Их же желчью поганой! Молодой ты, Саша, – вдруг мягко сказал Бутрин. – А – Вера твоя – верёвкой стать может за которую тебя как раз и поведут… Куда захотят. Думаешь, если без компаса из болота вылез, да до дороги дополз утоптанной… Тут придумать надо что-то! Они с лучших людей наших – кожу снимают, и – души их топчут, да это полбеды…, – для них, тварей поганых – тоже пуля русская есть, а что они в наши русские головы залезли, змеи мерзкие, так знают они, что умирают души наши от этого… А вот – ОТ ЧЕГО! – их гавняные!... мозги сохнут??! Вот в чём вопрос! Узнаем, – так и сами спасёмся и их закопаем в их поганые ямы! Да – золотые памятники ещё им поставим, потому что – ямы эти – на НАШЕЙ земле будут! И – памятники эти – нам! А они – в гордыне своей, что – им, мол, они, – задыхаться во веки веков будут в ямах своих! И – никогда не вылезут из них душу русскую поганить! И – топтать…
– Вот топтать-то как раз и – вылезут, чтоб памятники улучшать себе…
 – А! Вот для того и – Вера твоя пригодится, лейтенант! В себя вера… И. Бога! А – пока работы ещё много, лейтенант… А ты только из болота на дорогу-то и вылез… А – уже – вера в тебе!… Мерь её, лейтенант… Мерь!
– До примятой… , товарищ майор, травы на ней…
– Теперь – правильно мыслишь! И – раз до примятой травы,– то – не верь в себя Середенко. Верь в них! И всё возьмёшь – у них! Сомневаться надо, понял? Ты же – разведчик! И – наблюдай! Чтобы – снова и – снова сомневаться! Только так и доползём, дай Бог чтоб до тропинки, хотя бы, пока. Нам надо знать – почему они, здесь, как мыши молчат, а вокруг них– грохот стоит! Чем они здесь занимаются! Почему их – не только – выбить из высотки не могут, но и, – но и даже – услышать их никто не слышал! А – защищает их, все, что шевелится их поганое, как кащей бессмертный сердце своё! Вот в чём дело, лейтенант… Атаки все на них были всегда обречены изначально!
– Просто пресекают атаки на них все, товарищ майор… Обманка это… Отвлекают! Пушечное мясо они! Просто – консерва! Они их сами – первые – сожрут! Их сюда потому закопали… в высотку эту, чтобы они силы наши отвлекали! Ведь, наступление на Киев… же… ведь… Они же с плавней Днепра начать могут… Отсюда. Они же здесь силысобирают! Силы же они собирают, товарищ майор! Силы подтягивают…
– Что с тобой, Середенко? Что с тобой? Какие плавни? Ты о чём? Сюда? Зачем? Какое «пушечное мясо»? Какие силы? Здесь – другое, лейтенант. Вы, – что?! Забыли, зачем вы здесь?! Другое здесь! Мы здесь – только для – этого: ДРУГОГО!
– Дурно мне, товарищ майор! Поплыло всё, вдруг, куда-то! Мысли… И – страх какой-то… непонятный… мнительный... Вдруг появился… Они ничего не боятся… Сильный страх! Какой сильный страх!!! Я такого не знал… Товарищ майор… Бутрин! Сергей Васильевич! Бутрин! Что-то… то надо делать… Тоесть то… Что я говорю!..
– Силы они – отнимают, а не собирают! Уходить нам надо отсюда скорее! Скорее, Саша! Ты идти можешь? Ты – говорить можешь? Думать?.. Что с тобой, лейтенант? Ты в себе?
 – Да… Да. В этом смысле – да! Но, – и – не знаю!.. Только – в мыслях – страх, товарищ майор… На него все намекает!.. и… ничего не понимаю… То есть, – ничего больше, как только… себе не принадлежу, то-есть, – Середенко выглядел странно, – не в себе я! И – в – себе, одновременно… Вроде, душа моя воюет, товарищ майор, с – их душой! Не рассуждает. Как лучше – ТЕЛУ в атаку пойти, а – сама – в атаке… Понимаете, товарищ майор?!… Я – сказать вам спешу, потому что – хуже мне! Хуже… И – страх, Сергей Васильевич, сильный! Вроде кто указкой указывает: тополь, куст, птица, тень, звуки: мол, не будет ничего после нас; и – нас – не будет! Только – не то это,– ещё хуже… Ужаснее! Смерть это, Бутрин! Ранняя смерть… О ней – всё напоминает! Вроде бы – душа моя – одна, а на неё… а – все… а всё её… против всех она! А все эти – как фашисты, ворвались в дом и насилуют… жену, дочь, сына, меня… Терзают… а – впереди – один конец: смерть! Я – её – ясно вижу! И – нет кроме неё – ничего! Но – есть – больше… Товарищ майор! Вы – запомните всё! Страх… Я – не знаю, что со мной будет! Запомните! – Бутрин снова зажёг спичку и вгляделся в лицо Середенко. Глаза лейтенанта блуждали, будто искали что-то, и был в них – животный ужас, а во всей фигуре его Бутрин увидел растерянность и – порыв, будто Середенко подался куда-то убежать, уйти.
Бутрин внезапно почувствовал то же самое: животный страх и желание – бежать. И – ещё, – будто поселился в его голове сам Дъявол. Его с большим трудом привели в чувство три мысли: первая; – это – война, вторая; – как там оставленный пункт наблюдения, недалеко у вешки, с завязанной на ней серой тряпкой, и – третья; – надо бежать в расположение, к своим: рассказать, ЧТО? ЗДЕСЬ происходит!
И – силился Бутрин место это заколдованное запомнить, где остановились они с Середенко! Но – мысли прыгали: а что, если и у вешки с голубями – то же самое? Если и там – то же самое?! Смогут ли они – уйти?!
Животное чувство страха толкало его и к ним. и от них, одновременно, и рассудок толкал его – вперёд, а не назад, к вешке, но и сомнение было и всё смешалось в нём в жутком хаосе…Мотивация подсказывала: срочно – в расположение! пробираться к своим! Пробираться – любой ценой, и там собрать и мысли и силы. Бутрин вспомнил свой приказ, данный меньше часа назад, и – это его сильно успокоило: они придут; появилась мотивация и для них, оставшихся, внезапно осознанная Бутриным, и смысл остался, и – остался холодный ещё ужас, и страшное напряжение, и, как ему показалось, – мнительность: а всё, что его окружало, кроме уже осознанного, позитивного, – гнало мысли в гниющую темницу страха и гадливости, порождая – нечто новое, не менее мерзкое… Казалось, что всё самое чужое: мерзкое, поганое, низкое и мёртвое в сути своей, расчётливо расположилось в нём, раскладывая свой пасьянс…
Это было так внезапно и неожиданно, что Бутрин растерялся. Ему захотелось и – поделиться с Середенко, и – поддержать его не тем что СТАЛО с ними, поделиться вслух, как это сделал лейтенант, сначала напугавший, а – затем поддержавший его – этим же, но – поддержать. И поэтому Бутрин стал говорить вслух:
– Ничего… У нас – свой пасьянс, ничего… Ничего! – упрямо твердил он, не находя в себе большего, собрав волю и весь свой оптимизм и ответственность, и – серьёзно и негромко продолжал: – А вот какой пасьянс… я вам сейчас… вот какой.. счас… – и внезапно и с облегчённым открытием пропел:
– Моя любовь – не струйка дыма
Что тает вдруг в сияньи дня!
Но Вы прошли, с улыбкой, мимо,
И – вдруг заметили – меня!
Что-то открылось в Бутрине, какой-то – уже спасительный и – перспективный – свет, и он понял что может и должен, и обязан – продолжать! Это получалось – легко:
- Вы не сказали «До свиданья»,
Вы не сказали ДО свиданья!
Вы мне сказали: «Влюблена!»
И – наше – первое – свиданье –
Не – горечь – первого вина… –
Бутрину становилось легче и легче. Краем глаза он видел, как исчезла непонятная, злая, бессмысленная гримаса, искажённая борьбой с ужасом и блуждающими глазами, Середенко, и по какому-то шестому чувству, по наитию они быстро и безошибочно одновременно шли, почти бежали, петляя, по направлению к своим; одно лишь не покидало Бутрина, одна потребность, ставшая избавлением: это – петь. И не просто – петь, – сочинять, противопоставить «гниению» «своему», – СВОЁ: СВОЮ СУТЬ, НЕСОВМЕСТИМУЮ С – ГНИЕНИЕМ!!!; глобально-мерзостному, отрицающему понятия человеческого состояния; – истинное, своё, человеческое, родное, то, за что – зацепиться можно, как за соломинку, и, потянуть за неё, чтобы – СПАСТИСЬ!
Он интуитивно и сразу, мгновенно избрал этот путь и одновременно понял, силу нового немецкого оружия, и что у немцев есть оно – точно, и оружие это – фашистская мерзостная суть, да ещё – собранная ими, с миру по нитке, всемирная мерзость от насилия, мрака лжи, и вселенского зла, сконцентрированного здесь, на высотке, глухо занятой фашистами, определяющими здесь нечто глобальное для себя. И – во всей войне этой Добра со Злом! И – глобальное это было в луче этом, стук мерзостного сердца которого они только что услышали в себе. ЧЕЙ ОН БУДЕТ!? ЧЬИМ ОРУЖИЕМ!!! И понял Бутрин силу его и возможности его в руках у зла, – и его охватили ужас и – собственное – бессилие. Как быть? Но – понял он: или – они, или – мы. Идёт ВОЙНА!!! И еще понял, что не один он, и что есть у него задание, по которому он здесь, и есть Середенко, которого поддерживать надо, и Левченко, и – Степанов, и Таня. И  ЧТО САМОЕ ГЛАВНОЕ – СУПРУГА ЕГО И ИХ ДЕТИ, и ещё, – что есть у него – ЛЮТАЯ, СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА С ФАШИСТАМИ. И – ещё песня есть, за которую он зацепился. Помогли ещё слова лейтенанта, сказанные почти только что: – А я – человек позитивный, товарищ майор, и только – в себя – больше верить стал, как понял что – в компас – не верю!
– Теперь – не верю в расставанье,
Ведь, я по-прежнему – люблю!
Вы – не сказали «До свиданья!».
Но, как про это расскажу…
Скажите, почему… Свиданье затянулось,
Я, – перед ним, – робею и – молчу!
Скажите же…
- Хватит… Товарищ майор… – отчужденно попросил Середенко, – я, кажется, прихожу в себя, а нам… надо запомнить! Надо… Помните? Чтобы знать, – надо сомневаться. А – сомневаться будем, – и узнаем, и – запомним… И – выводы сделаем. Так будет лучше. Мы уже почти пришли… Или – нет? Товарищ майор? Ни – днём не пробежишь, ни – ночью! Лес этот, – совсем однородный какой-то. Хоть бы роща какая дубовая, или – березняк…
– Саша, кажется, тебе снова хуже. Помолчи. Всё здесь есть, всё, что хочешь. Ты что?! Не видишь, что ли?!

…Когда Бутрин с Середенко ушли, в ста метрах от того места, где они стояли, зашевелилась и медленно поднялась замаскированная кустом крышка люка, и из него вылезли два немецких офицера:
– Рольганг!, – сказал один другому по-немецки, – Кажется мы их упустили, и я не понимаю, почему. Они оба были уже наши.
– Это твоя осечка, Вилли, и очень досадная. В первый раз они подошли так близко. Мы могли их взять без лишней возни. Никто бы ничего не понял.
–  И пикнуть бы не успели. – согласился немец, которого звали Рольганг. Он наклонился и осветил фонариком дно Люка. Оттуда вылезли ещё трое.
 – Может быть, попробовать догнать их? – спросил Рольганг.
 –  Нельзя. Они могут нашуметь. – ответил Вилли. – Они не должны думать, что нам о них известно. Нам – не нужны трупы. Не – ходячие, ни – живые, и – не буквально сейчас. Это – АБСОЛЮТНО, РОЛЬГАНГ! Буквально будет – потом. Буквально будет потом.
 –  Хорошо, Вилли, в следующий раз они от нас не уйдут. Их рейды к нам говорят о том, что им по-прежнему ничего не известно и, рано или поздно им ПРИЙДЁТСЯ поговорить с нами. Но – главное, – у них там есть женщина. Думаю, что это то, что нам нужно, если она – среди них. Тот материал, что мы отработали, – ничего нового не дал. Просто животный страх. А – его можно снимать и с казнимых. Нам нужна смута, Вилли. ОНА нужна нам! Я уже насмотрелся на их пресловутый героизм… И. – больше русской души на её фоне. Если мы добьёмся ЭТОЙ общей связки, мы сможем брать у них информацию прямо из-под пера и парализовать их взаимосвязи. – Остальные, вылезшие из люка, трое, возились около и – вокруг него, тщательно проверяя маскировку аппаратуры.
Таких потайных люков было на высоте уже много. Этот же находился рядом с расположением русских.

Когда Бутрин с Середенко добежали к своим, их уже ждали.
Полковник Зимин нетерпеливо курил, когда они сквозь чащу окружавшего их леса, пошатываясь и поддерживая друг – друга, вышли к хорошо замаскированной землянке, в которой находились ещё медсестра Таня, – молодая, высокого роста, красивая русоволосая девушка, немного печальная, умеющая улыбаться так, как только это умеют делать те, кто – любит это делать, чтобы поднять кому-то настроение, за этим угадывалось необыкновенное чувство юмора и – УЧАСТИЕ в собеседнике одновременно, и поэтому, казалось, – её потенциал – неисчерпаем, а – женская загадка, – бездонна и чарующа одновременно. Это делало беззащитным перед ней – любого мужчину, и поэтому, своей улыбкой – она могла и – поставить недостойного – на своё место. Есть такие женщины, которых можно, или – изнасиловать, ничего не получив, кроме чувства покаяния, или – тайного желания – насиловать уже всех подряд после этого. Или – она отдаёт – тебе всё сама, и – этого ВСЕГО… на сто жизней не хватит… С такими женщинами легко ДРУЖИТЬ НА ВОЙНЕ. И – спасать их – любой ценой.
Ещё в землянке сидели – снайпер Вехин, средних лет лысоватый мужичок, с хитринкой в глазах и – порывистыми движениями их, одновременно, что придавало всему виду его – неопределённость уже – вне зависимости от того, что он делает или говорит. Рядом с ним сидел минёр Кравчук, молодой, с юмором хохол из Киева, как он себя частенько называл, и обязательно прибавляя каждый раз что-то новенькое, вроде: – Да я-ж – хохол з Киеву, що з мене взять; – тут он делал мхатовскую паузу, и прибавлял: – Киеву. – и при этом делал вопросительный взгляд и оглядывал окружающих. Был он человеком с чувством долга и юмора одновременно, основательным, осмотрительным, неторопливым, и – остроумным на язык. И, вместе с тем умел не только держать он эту паузу, но и, – язык за зубами, что говорило о том, что он быстро менял свои решения, или – вовсе не принимал никаких, если их не предвиделось; доминантой его поведения всегда была – мотивация.
Кроме полковника Зимина, майора Бутрина, и лейтенанта Середэнко, – все были рядовыми. Всего – восемь человек.
Пришедший лейтенант Середэнко, еле держался на ногах от усталости, но – крепился. К тому же, он стал почти на глазах, терять речь. Это – не было – заикание, но слова он стал произносить медленно и – в растяжку, не выговаривая, или – путая некоторые буквы в них, и – иногда – долго подбирал их значение, если приходилось – входить в РАССУЖДЕНИЕ. Тело, руки и ноги – ещё слушались его, но, разговаривая, рот он открывал медленно, тяжело двигая языком. Он попросил водички. Таня быстро принесла ему её, и уложила, накрыв тёплой шинелью. Бутрин чувствовал себя – легче, наверное потому что был моложе Середэнко, почти на пятнадцать лет, и – отличался от него позитивным способом мышления.
Предстояло скорое обсуждение последних событий.
   Полковник Зимин, немолодой, сохранивший себя, моложавость, человек решительный и – немногословный, когда это было необходимо, чтобы выслушать собеседника, жестом пригласил всех за сколоченный стол, и – Бутрин, с Вехиным и минёром Кравчуком уселись за него. Подошла, хлопотавшая возле Середэнко, Таня, скромно присела с краю. Полковник Зимин – ходил по землянке:
– Как вы себя чувствуете, Бутрин?
– Я – могу говорить, товарищ полковник.
– Вы уверены в этом?
– Да. Я чувствую себя – скверно, но доложить обо всём, что только что произошло, могу.
– Докладывайте. Я ожидал что-нибудь в этом роде, но мне нужно знать всё, до мельчайших подробностей, потому что от словосочетания – «в этом роде» – давно пора избавляться. Не мне вам это объяснять. Говорите.
– На месте наблюдения – ничего нового не произошло. Всё те же – сизые голуби, которые почему-то всегда прилетают со стороны немцев, и – всегда – со стороны – их – основного, интересующего нас расположения на высотке – и – никогда со стороны деревни, занятой ими, и – по вектору направления, обращённому к – нам, летят они всегда из леса, что – за их расположением; мы пока не можем делать лишних движений, и – осмотреться – там. Голуби, вроде-бы всё те же, одинаковые, да чёрт их разберёшь! Прилетают бодрые, да у вешки – как сам чёрт их крутит. Набесятся так, что – едва живые. А – потом – в разные стороны разлетаются, кто-куда. А – появляются – снова из леса за – высоткой. И – снова, – опять – двадцать пять. И всё – у вешки, у вешки держатся, как-будто – тянет она их чем-то…
– Чего же им около неё не держаться, домашние же они…
– Э-э!, – нет! Домашние сядут неподалёку, да поклюют, да – снова – вверх, как, вроде, – радует она их, сил придаёт, пьянит даже, или – будоражит, или – успокаивает; тогда, налетавшись, обратно они к земле тянутся, да – поближе к – вешке-то! И так без конца они могут. А – эти – от неё, вроде как – устают: вид – подрипанный, всклокоченные, и летят – как сороки от неё. Полётом своим сорок напоминают. Не в себе, какие-то. А – прилетают – снова бодрые. Может,– это – наши голуби, а не – немецкие? Может, – у наших, – вешка там, за немцами? За – высоткой?
– Нет. Голубь, туда, где ему – плохо, – не прилетит, если – вешка другая есть, да у ней им – лучше. Они бы – там остались. И – не – связь это с нашими, и не – знак нам от них, что – белые теперь – не в счёт. То, что у фрицев – вешка под контролем негативным для голубей – ясно, как божий день. И – нет – другой, нашей вешки…
– Почему? – задумался Бутрин. – Может они их – пьянят чем-то… Недаром, они как – дурные отсюда разлетаются. Один – упал даже… И, смешно так, – вперевалочку, – топ, топ, топ, – да, к – фрицам угодил… Они им – в футбол играли…
– Знаешь, Бутрин… – задумался и Зимин. – Фашисты здесь не для того, чтобы – голубей спаивать, да – опохмелять за лесочком у «нашей» вешки теплотой родимого порога. Они здесь – чтобы – убивать, насиловать, грабить… И – никакие это не наши голуби, что у – вешки крутятся. Это – немецкие голуби. И – пока они здесь крутится будут, – ничего нового, – а, тем более – хорошего для нас – не произойдёт, если это – сизари. Мы знаем – точно, что – белые голуби ведут себя по-другому, в случае – воздействия на них электромагнитных излучений; это – было нам известно – изначально. Вешки держатся – и те, – и – другие. И – если воздействие это – смертельно опасно, – то – не улетят они, потому что, во-первых – они в ЗОНЕ воздействия: отлетит на десять шагов влево, на – пятнадцать – вправо, – то же самое… Везде – то же самое! Туда-сюда крутнутся, – везде – страх, тревога… Не поймут они, что – ЗОНА где-то кончается, в страхе своём когда – мечутся, а – вешка: самое родное, – вот оно… Вот и – держатся они её, пока не иссякнут… Сил у неё набираются… А – разлетаются от неё, когда – страх панический, ужас смерти наступает уже! У – одного – наступит, да – полетит он от неё, смерти этой, куда глаза глядят. И – другим невольно пример подаёт лететь из гиблого места… И – все – снялись и – улетели. А немцы – новых из леса запускают! Фон – есть! Вешка – есть! И – летят они – снова к ней, чтобы – помереть там. Обманка это для нас, майор… Чтобы – думали мы, будто голуби ВЫДЕРЖИВАЮТ воздействие на них.
– Но, они, ведь, сигнал – уменьшить могут…
– Мощность, или – сила излучения – имеет меньшее значение, чем ТО, что оно из себя представляет… Когда ты – УЖЕ – немножко, например, боишься, – тебя, бывает, – труднее напугать – внезапно, ибо, – ты – УЖЕ – готов мобилизоваться, и – переходишь в – другое состояние: по – отражению причин его, вместо того, чтобы – испугаться – сильнее, хотя – может быть и – именно – такое: всё зависит от человека. Но, если они – вешки держатся, – лютый страх у них… А это значит, – приборы их на полную катушку работают. Иначе бы голуби – решились бы – преодолеть ЗОНУ излучения. Если бы сигнал был – малым, – они недолго бы – крутились у вешки, а – стали бы преодолевать её, искать решения. Это – на человека сигналы по-разному влияют, а – голубь более примитивен, и, если человек – даже от самого – малого, или, – иного, в том числе и в смысле – спектра сигналов, – запаниковать может, или – в пляс пуститься, или – запеть, или – чёрт его знает что – ещё, то – голубь – птица – конкретная: когда страшно,– боится, когда жрать охота, – не постится, – жрёт. И так – во всём…
– Зачем же они их нам под нос подсунули, товарищ полковник?
– Вы что, Бутрин, не в себе? Они же о нас – ничего не знают.
– А – кому же они – голубей меняют? Себе? Зачем?
– Затем, что приборы свои сверяют по ним!
– Педантичные… Порядок любят. Но – почему не у себя – в закромах?
– Сам же сказал – педантичные. А это значит и – точные, тоже. В – неволе, или – в плену, – не проверишь то, что – проверяется на полях сражений.
- Натюрлих… – сказала – Таня и улыбнулась своей обаятельной улыбкой…
– Вот-вот… – устало сказал Зимин. – Так что нам НАДО достать – именно – белого голубя, чтобы обходить их поганую яму, которую они устроили, – имея в виду именно её, «улыбки», значение. – Вы, кажется, – Бутрин уже знаете, чем она пахнет? Как там Середэнко? Таня, пойдите, узнайте, – как он себя…
Когда Таня вышла, Зимин сказал:
– Майор Бутрин! Сергей Васильевич! Здесь может иметь значение – всё, для человека: и – сила воздействия и – сам сигнал, в смысле своего спектра, что может вызвать у – разных людей – разное: и смешение чувств и – тревогу, и – чёрт его знает что – ещё. И – лишь – голуби реагируют на сигнал адекватно. Это должны знать – все! – Зимин обвёл взглядом стол, за которым велось обсуждение. Снайпер Вехин сказал:
– Так, может, подобраться к ним поближе, да и – перещёлкать…
– Як наши же орижки, яки будуть щёлкать воны же… – минёр Кравчук сделал паузу, – десь пид Киёвом, видкуда я – родом. – Кравчук уже без паузы, осуждающе посмотрел на Вехина.
Бутрин ответил:
– Их оружие – вот-вот заработает. Наше место – здесь. Кравчук – прав! К тому же, их укрепления – нам – неизвестны, силы наши – малы, а – приказ выполнить – надо буквально.
Ходящий вокруг стола, Зимин сел за стол, и сказал:
–  Сергей Васильевич, как ты себя чувствуешь? Тебя – не угнетает этот разговор? Ты – можешь рассказать о том, что же с вами произошло? Чтобы это было понятно абсолютно?..
– Да, товарищ полковник. Кажется, наш разговор всё больше и больше – приводит меня в чувство, хотя, – состояние – ненависти, кажется, – сменяет то, что я – чувствовал там, в лесу. Я думаю, это то, чем они владеют, не знаю, правда, в – КАКОЙ мере, ибо, то, что я пережил, – не поддаётся – никакому объяснению. Любые чувства, – а их – было – несколько, излучённых на меня, или… – лучше сказать, – В МЕНЯ, – вызывают – смешение чувств, и – реакций – всего организма, и – был позыв – вести себя – неадекватно обстановке…
– Например?.. Как вы это – не вообразите, и не  – опишете, а – отразите – точно? Это очень важно. Если они начнут излучать на наши войска то, что почувствовали вы… Вы представляете, как они себя поведут?..
– Вести себя можно по-разному, товарищ полковник. Всё от человека зависит, КАК он себя поведёт… Но то, что – будет он… как бы это сказать… одержим, и – в результате этого смешения чувств… одержим… Вы – знаете, что такое – одержим, в ЭТОМ случае? Не идеей, где есть – всё, все – мотивации, чувства, мысли и – решения, чтобы её – осуществить, будь то – построить дом, или – завод, – посадить – дерево, написать  – цикл стихов, где  – чувства – громоздятся, тают лёгкой дымкой, зовут… и – где есть – жизнь… Или – ещё что… А – одержимость от ИХ воздействия – смешением чувств, – это МНИТЕЛЬНОСТЬ: МАНИАКАЛЬНАЯ мотивация – одного, чаще всего чувства, чаще всего, – поганого: если – ревность к любимой жене – то её мотивация в тебе, усиленная стократ, – это, невинного вида собачонка, катающаяся по песку, которая, если – под – ними ты… под лучом их,– вопиёт… как… примета, что ли… знак какой-то, что – в ЭТОТ момент – жена твоя, обнажённая, страстная, желая кого-то… – с кем- то – уже …… , но – не желая его, и – его же – не любя, «любя», одновременно… И – ревность вызывает это – ТАКУЮ, что готов ты… Ну, вообщем, как у Александра Сергеевича Пушкина: «Убъю, преграды все – разрушу!»… Вот такой коленкор, товарищ полковник… Неадекватность мотивации – раз… Мотивация неадекватности – два… Отсюда – неадекватность восприятия, а – отсюда, – неадекватность поведения…
– И вы что? Бутрин, преграды руша, – убили бы женщину? Смогли бы?.. После их… этого, такого воздействия и – увиденного?
– Я , товарищ полковник, жену свою – больше трёх лет не видел уже, а спасает она меня – каждую секундочку мою непутёвую… Люблю я её… И – уважаю… И – дети у нас, двое: дочь и – сынишка. База у меня – крепкая в этом. Крепость, что ли… Но, думаю, – искушение у – иного – будет, как пить дать! А – чувства эти – поганые для меня! Чуждые! Те, – что – затолкали они в меня! Никак не забуду их, и, наверное, – трудно мне теперь – работать будет здесь…
– Идёт ВОЙНА, майор Бутрин! Ты – хочешь?! ЭТОГО?! ДЛЯ – ДЕТЕЙ СВОИХ?! ЖЕНЫ?! МЕНЯ?! ТАНИ?!
– Спасибо, товарищ полковник… Нужные слова сказали мне сейчас. Даже сами – не знаете,– какие НУЖНЫЕ! Спасибо! А то – снова плохо мне стало… Накатило опять… Ё… их, Дъяволов, душу-мать!
– Мне от тебя – не «спасибо» нужно, Серёжа. А – чтобы ты в строй снова стал. А – откуда ты так всё понял, Серёжа? Долго держалось?.. Или – много всего?..
– Там много не надо, товарищ полковник. Даже слегка... Во всяком случае, – что – я – почувствовал, то скажу, что – родимое пятно всё это… Как и – их Фашизм! Скажу ещё, что от истины об этом, нивелирующей сомнение и мнительность, – от слов – хороших, правильных – легче сразу становится, восстанавливаешься – быстро, и – от правды – сразу полегче становится… И от стихов... Но – если они – опять свой луч на меня наведут, – не выдержу я, боюсь: силы они забирают за раз… Мгновенно! Те, что – с детства копятся, годами… Всю жизнь! Раковая опухоль – они! Будь они – прокляты! Только – стихами и спасся… Учесть надо это нам всем…
– А вы – умеете их сочинять, Бутрин? – спросил Зимин. – Или, хотя бы – знаете… Помните что-нибудь? Из – классиков? Я так понял, что – там правда, от которой вам легче стало…
– Здесь, товарищ полковник, – не всё подходит, и – не всегда – подходит… ЧУВСТВОВАТЬ их, паразитов-чертей, надо!..
– Да… Нужное слово – к НУЖНОМУ месту ПРИГОДИТСЯ. Пусть это будет – поговоркой для нас всех. Я думаю, кому и – сгодится. А тебе – сейчас, Серёжа. Пойди, поговори с Середэнко. Да – проверим себя сейчас. Может – ключик в – этом имеется. Тогда и – замочек их – откроем…
Хотя, – информация – плавает, и – сколько у них таких замочков, – неизвестно. А, может и – ключников – не напасёшься…
Главное же теперь, что кое-что мы УЖЕ знаем… Вот почему – белые голуби от наших и близко сюда – не прилетали… А, поскольку, они с этим своим дерьмом – пожаловать к нам могут, – то нам – белый голубь – как воздух необходим. Он их – за версту учует… Посадим его здесь в клетку, и, если они на нас выйдут, он нам – знать даст об этом. Да и – пост у их поганого места, на высотке, пореже посещать прийдётся. Мы здесь через него – и узнаем всё, и – стихов ему насочиняем… Потренеруемся на нём, как – себя спасать можно будет. Хотя и – глуп он, ёж ему навстречу!…
Ха-ха-ха-ха! - хохот охватил землянку.
Но, вдруг, – все стихли. Быстро вошла Таня и – быстро сказала:
– Сашеньке – хуже… Он – не может глотать. И у него – движения какие-то вялые… Руки и ноги отказывают: я пыталась его поднять, – ноги – подгибаются, руки висят, как – плети. Он – на боку всё лежит. Говорить теперь – совсем не может… Я – хотела – раньше к вам прийти рассказать, но – всё слышала… Я – понимаю, – вам обсудить всё надо было по горячим следам…
Он слабеет – с – каждой минутой. И – взгляд у него просящий какой-то… Я – чувствую, – он – тебя хочет видеть!, Серёжа! Сделай что-нибудь! Я с тобой. – и они вышли.
– Середэнко – заикается, и – теряет речь от них… – сказал Вехин. – А мы – сделаем так, что они , нелюди эти, – от – нашей души, – не – только – заикаться, – СРАТЬ кровью своих поганых мозгов – будут А – стихов и – душ – у нас – хватит! Действительно, раковая опухоль… Господи! Спаси и сохрани, и – благослови нас в – святой войне!

Бутрин и Таня сидели перед Середэнко. Середэнко, через силу, с – напряжением говорил:
– Мишку… Я помню его… И его подарок… На память дал сын. Он – маленький тогда был, сынок мой… Шесть годков…Когда я – уходил, – заплакал горько… Сынок увидел, –, слёзы мне платком вытирал, потом – говорит… – Середэнко сдавленно заплакал, и лицо его напомнило – незаслуженно обиженного ребёнка, – на, папа, – моего мишку на память. Когда тебе будет грустно, посмотри на него, и – тебе станет легче. – Показалось Бутрину, что лицо Середэнко, несмотря на боль, – оживилось, но на нём – появилось страдание. Он борется за себя… Сам того не зная… Бутрину самому вдруг стало – хуже, вспомнилось гадливое, мерзкое, нечеловеческое, – пережитое недавно. Захотелось поэтически сказать то, что – уже зародилось в душе. И – была – мотивация этого, и – причина, по которой он ДОЛЖЕН был это сделать, и – желание этого:
Не уходи, мой верный друг!
С – тобой – не раз ещё – вернёмся –
И в – бремя трепетных разлук;
Во – всём – с тобой мы разберёмся!

И – в том, что – быль, – наедине
Тебя уж – больше не тревожит!
Ведь, – ты найдёшь меня – везде!
И – в – остальном – нам Бог поможет!

Пройдёт – печаль твоя, поверь,
Желание – откроет дверцы!
И ты уж – искренность на сердце
Поверишь – ТОЙ, ты, но не мне!
Бутрин подумал, как тяжело встречаться людям, познавшим – одну и ту же беду. Поэтому, он прочитал Середэнко это стихотворение. И – ещё одно он прочитал ему, сочиняя экспромтом:
Тебя я помню. Мне не надо
Холодной юности забав…
Любовь Твою я, прочитав, –
Спешу к Тебе! Спешу из – ада!
Пожалуй, ему необходимо и – достаточно – этого, подумал Бутрин. Он – явно увидел, что Середэнко – лучше, и подумал, что – не его хотел видеть, со слов Тани, лейтенант, и – вряд ли захочет когда-нибудь ещё – его увидеть, но он – сделал что – смог, с этой проказой, поразившей – их обоих. Ещё он подумал, что – Таня – должна поговорить с ним, и – кто-нибудь ещё из тех, кто ещё – не познал нового оружия вермахта.
Бутрину – самому было уже – нехорошо: он потратил, так нужную сейчас ему самому, энергию, и – решил посочинять для – себя, – сам, чтобы – никто – не слышал его. Бутрин встал, и не прощаясь с Середэнко, – быстро вышел из землянки. Первое, что бросилось ему в глаза, – была луна. Он – снова зашёл в землянку, состоящую из трёх, – одна для Тани, комнат, и негромко сказал Зимину:
– Товарищ полковник! В – госпиталь Середэнко надо. Сломан он. Это точно.
– Ты уверен, Серёжа?
– Абсолютно…
– Что? И – стихи не помогли?
– Почему не помогли?.. Он скоро восстановится. Но – здесь работать он – не должен: нарвётся… или не выдержит. Не сможет он больше. Чувствую я: дело это такое, – от закваски, как Джек Лондон в «Морском волке» говорил, – зависит, – сколько раз ты – соприкоснуться с ЭТИМ ПСИХОЗОМ – сможешь. Он – больше не сможет…
– Ладно… Отнесём его завтра. А – ты?, Серёжа… В – тебе, – «закваска» ещё есть?
– Потеря вроде бы медленно проходит, тут уверенности быть – не может… Знаю только что – чувствую эту стену… А – за ней, – «закваски» – не будет… Это я – точно знаю.. И – не дай Бог без «закваски» к ним сунуться… Не дай Бог! Белого голубя нам надо, товарищ полковник… Кровь из носу, но – надо!

Таня, сидя на коленях перед Середэнко, которому, действительно, стало немножко лучше, улыбнулась ему.
От её светлой, живой всей Таниной сутью, улыбки, ему стало настолько легче, что он попросил:
– Танечка… Улыбнитесь ещё.
Таня безропотно повиновалась и – её вторая улыбка вызвала у лейтенанта чувство восторга.
– Знаешь, Сашенька, у меня есть брат. Когда я была маленькая, он запер меня на балконе. Я стучала в стекло, – не то, чтобы он мне открыл, – не то, – чтобы хоть как-то до него достучаться, не то, – чтобы если я – стекло разобью, – он меня впустит, или, – если – разобью, – соединение, окошко в комнату какое-то будет… Сама не понимаю, всё – вместе смешалось. А может – от злости. Я – стучала ему, он – не открывал, пока не разбила. Я тогда – руку сильно порезала. Видишь? Шрам. – Таня тонким, женским движением заверну- ла рукав. На руке был толстый рубец. – Было много крови. Еле остановили. И ты, Саша, разобьёшь это стекло, поверь! Пусть – душа в крови, но – всё проходит, пройдёт и – это. Господь исцелит тебя! И ты ещё будешь на моей свадьбе – посажённым отцом, хорошо? Будешь? – так доверительно и очень-очень тихой откровенностью, с надеждой, будто это касается его одного, быть мужем её, спросила она, что Середэнко – растворился в ней, полностью потеряв себя и не находя слов для ответа…

Бутрин присмотрел чуть левее, метрах в десяти от землянки бугорок, поросший травой, и, изнурённый, усталой походкой, напрямую подошёл к нему и – тяжело сел. О чем же сказать?, подумал он, почти ничего не соображая. Ах, да… Луна… Он – глянул на землянку, едва видневшуюся ему тёмным – комом, и, секунду задумавшись над – первой строчкой, - вслух, почти без напряжения и пауз – стал говорить стихи:
Свет в окне.
Он освещает двор.
Веранду старую...
Ветлу...
Глухой забор…
И – эту -
раненную ветвь его
сирени:
И мгла уходит,
отдаляя тени…
А, если, - свет погаснет,
лишь луна -
полмира освещая, -
лишь она - 
останется... останется...
и, мглою,
посеребрится
бархатной порою..,
Когда… Когда… – задумался Бутрин…

– Товарищ майор, товарищ майор!.. – прервал его торопливый шёпот Тани. – Дозор вернулся!

Степанов и Левченко вернулись – оба. Они тяжело ввалились в землянку и сразу сели за стол. Так было заведено: вернувшиеся из дозора, и, как правило, – изнурённые, те, кто провёл долгие часы в – напряжённом ожидании чего-то, – хоть мало-мальски – нового у высоты, занятой фашистами, – не тратя время и – силы на формальные приглашения, или – отчёты перед Зиминым, или – Бутриным, – вели себя так, чтобы они – не мешали – главному. А – этим – главным, здесь, – было – не козыряния, или – «разрешите доложить», а – прямой и абсолютный конкретный разговор, абсолютность которого была в – прямоте и – правде, а – это – приводило к – поиску истин. и, – новых вариантов. Если бы – уставшие люди «докладывали» здесь, то, что-то в ЭТОМ было бы – вне связи докладчика и с – абсолютностью, и с – прямотой, и с – правдой поиска истины, изначально, даже не – косвенно переложенной – на начальство: «жду указаний». Были здесь – все равны, как равны на минном поле – и солдат и – генерал. Единственное, что – дисциплинировало, подтягивало ещё, заставляя СОМНЕВАТЬСЯ в обсуждениях и разговорах, – со стороны рядовых, – обращение по званию в процессе таковых по отношению к – офицерам, а Зимина и Бутрина и Середэнко – никогда не произносить слова – «рядовой». Была в – этом – доверительность и – дружба и – желание общения в – работе, а – во внештатных ситуациях и – взаимовыручка. У них – не повернулся бы язык сказать: «честь имею». Это могло бы вызвать в разных ситуациях – разную реакцию. Например, в процессе обсуждения серьёзного плана, – от гомерического хохота, до – презрения, с последующей проверкой: а – имеет ли он честь вообще? И – ещё – долго бы сомневались в – этом, а в итоге – отправили от себя подальше в отставку, и – никакие бы заслуги не помогли, кроме личного мужества и стойкости, при – пытках противником, а – «даже не в – бою», а, тем более в – планах и – обсуждениях. И лишь – старшие по званию, по отношению к рядовым, или – младшим по званию могли назвать кого-то по имени, поощряя того, или – выражая свои чувства по отношению к нему. ЗДЕСЬ – не козыряли.
– Рассказывайте. – коротко сказал Зимин, оглядев Степанова и – Левченко.
– У немцев – абсолютно тихо, товарищ полковник. – сказал Степанов. – Никого не заметили. Сидят, не выходят. По дороге назад – тоже никого не заметили. Это – первое. Второе. Только ушёл товарищ майор, – откуда ни возьмись, – сверху, из-под небес самых, – белый голубь спланировал к вышке, – сизые уже к тому, – разлетелись кто куда, как обычно. Свалился прямо на тряпку, повис, и – затрепыхался, вроде – зацепиться – получше хочет за неё. Немцы его тут же – сняли… Снайпер сработал, а не – иное:, мол, позабавиться кто-то решил. По звуку мы  определили. Снайпер. Ошибки быть не может. Кто стрелял и – откуда, – не видели: на голубя смотрели… Наконец-то, думали, – наши весточку прислали. Потом – оглядели всё быстро: никого. Стреляли, конечно же, из расположения немцев, хотя хер их расположение кто знает. Может, они там, на высотке, – уже город построили…
– Всё? – спросил Зимин мрачно задумавшись.
– Всё, товарищ полковник. – ответил Степанов.
– Левченко, добавить хочешь? - Обращение на «ты», или на «вы» к рядовому, – тоже служило для него и знаком и – поводом, и – причиной, и – следствием, и – намёком, и – поощрением, и – «покушением на его пребывание в подразделении», – что имеет тоже кучу оттенков, и – так далее… Сейчас это скрытое «ты» Зимина по отношению к рядовому Левченко – скрытность и замкнутость, означало: он ждал – больше информации, но в голове появилась – смута, и он не хотел делить её с ним, намекнув лишь – вопросом, что тот – добавит хоть что-нибудь.
– Голубя – кошка съела. – сразу отозвался он. – Она…
– Да! – как-то нелепо всплеснул руками Степанов…
– Степанов! Помолчите… Левченко, продолжай. – спокойнее сказал Зимин.
– Минут через десять. Подбежала, и – жадно так, – прямо на месте. Одни перья остались…
– Как вела себя кошка? – спокойно спросил Зимин.
– Ничего необычного я – не заметил. – продолжил Левченко.
– А ты, – Степанов?
– Ничего, товарищ полковник. Обычное поведение. Я не раз уже такую картинку видел. Ничего особенного… Хотя… Кошки, когда голодны и – жуют, то такое ощущение, что вот-вот.. и подавиться могут: аж за ушами трещит, а – не успевает… вроде как… И головой, – и крутят и – покручивают… И – хоть и ВСЯ она в этом поглощении, а тут еще и в перьях трясется, – никак одолеть не может, – всё – в перьях трепыхается: головой то и дело – трясёт, брезгует как будто перья чтоб ей в рот не попали… А – эта – ела спокойно… с перьями... Головой не трясла. Вот что меня смутило! Что – сразу не смог определиться… Я думал - подавится перьями... Но она жадно ела… Чересчур жадно. А они в этом похожи…
– Да! Смешение... Молодец Степанов! И – ты, Левченко, молодец! Идите, отсыпайтесь… Бутрин! – крикнул Зимин. – Сергей Васильевич! Ты – всё понял?! Ай да – ребята… Вехин!
– Да, товарищ полковник! – здесь не говорили – «слушаю», ЗДЕСЬ – слушали без – лишних слов, а «да», – это и– уважение, и – согласие, без которых не может быть работы, или того, – чтобы кто-то – кого-то – слушал действительно.
– До утра – отдыхайте. А – утром – вы получите указания. Майор Бутрин, и – Таня, – ко мне. – У Зимина была своя комнатка в землянке. Остальные – занимали – третью.
Когда Бутрин и Таня собрались у Зимина в комнате, – Зимин начал говорить, тщательно подбирая слова:
– Мы уже многое знаем о них и их оружии. Знаем, также, как защищать от него – себя: я сейчас заходил к Середэнко: ему гораздо лучше. Но , – мы не знаем в КАКОЙ степени они его применили, и – ЧТО нужно для того, чтобы – нейтрализовать его. Нам необходимо ещё поработать для этого. Не буду вдаваться в подробности того, – зачем нам – белый голубь. Вы уже знаете об этом. Прямо сейчас, – вы отправитесь в деревню Ракитное. Таня, Бутрин будет сопровождать вас до окраины леса, дальше пойдёте сами. Там –  спросите у женщин, – их нагнали туда работать и – ваше появление – не вызовет подозрений,– где можно достать хотя бы – несколько голубей. Скажите, – дети, мол, с голоду пухнут… Постарайтесь любой ценой – достать – белого, хотя бы – одного. Если – получится, то– несколько, или, лучше, – пару. Назад вернётесь строго по прежнему маршруту. Постарайтесь запомнить что-нибудь – значительное: дерево, скалу, ручей, – что – попадётся по дороге. Ждём вас назад к утру… Виноват. До деревни этой – километров восемь. Всего, значит, – шестнадцать, да, плюс – там… предположим, – пять – шесть… : деревня – небольшая. Соориентируетесь. К – девяти – тебя ждём! Постучите в окно – там соориентируетесь поточнее. Скажете, что – ночью пришли, чтоб – немцы не забрали: дома – дети, мол… Как они без меня… Там есть голубятня: немцы её трогать не разрешают, – это точно: наши уже были там, знают. Попросите кого Бог пошлёт, и – с кем вы уже дело иметь будете, чтоб – сами вам принесли, они местность – лучше знают. Давите на жалость, и – добейтесь – любой ценой, а сами – следом увяжитесь, канючьте, убогой прикинтесь. Они там от немцев – натерпелись, убогих – уважают: другим – не подают: немцы этого – не любят. А – убогим – помогают: они же – на немцев там батрачат, а – это – грех. Вот они и смывают его потихоньку. Если что, – так и скажите: вас, мол, – немцы кормят, а я в – лес ушла, да ещё – с детьми. Есть, мол, возможность – дальше, к родне податься, да – именно сейчас – совсем, мол, – невмоготу, помогите, Христа ради; скажешь – так, – помогут. Всё поняла, Танечка?
– Да, товарищ полковник.
– Для тебя, Танюха, просто – Василий. Можешь, – Василий Андреевич. А – теперь, – иди, в тряпьё переоденешься. Сергей Васильевич тебе подберёт. Ну – всё. С – Богом!
– С – Богом, Василий Андреевич.

...В штабе, расположенном на – высоте, занятой немцами, шло совещание. Говорил генерал. По-немецки.:
– Наша миссия – это форпост новой истории рейха. Танки, пехота и прочее, что ползает по земле, как – черепахи, – уже – не имеет значения! Мы заняли – не эту высоту, и – даже – не Эверест, – мы займем небо, и – поставим его нам на службу. Самолёты принесут нам победу и будут контролировать, – любые проблемы, связанные, – с мгновенной, полной, и окончательной нашей победой; излучая на обширные территории силу арийского оружия, интеллекта и – превосходства над – остальными. В – результате; восстановится справедливость, – силы ума и интеллекта ариийской нации, которая без единого выстрела, завоюет, – всю землю. Сопротивление этому – будет бесполезным! И – пресекаться, – беспощадно; Мы уже создали новую, закодированную, систему связи координации наших частей и подразделений, – недоступную для расшифровки – противником. Русские ненавидят нас: – и способны на фаталистическое самопожертвование. Мы взяли у них ЭТИ электромагнитные импульсы мозга – на которые способны только полные идиоты, шизофреники и – суицидники, что – чуждо великой арийской нации, нашедшей себя в гармонии – порядка! Мы должны – уничтожить их! И – это, – Богом завоёванное для нас право, право – на жизнь на этой земле, без – неполноценных, – или больных шизофренией, – не способных жить на, созданной им, – Богом, – Земле! А, значит – с нами Бог! Такие импульсы, – толкают русских в могилу, а – нам – позволяют и воспользоваться ими в той – мере и части, чтобы; такой сигнал напоминал АЗБУКУ МОРЗЕ, от – которой они уже глохнут на полях сражений! Мы тоже фаталисты, но - фаталисты порядка – спасающего землю от варваров – подчнив и их языки – себе! Мы будем – говорить с ними – на их же языке; ЧТОБЫ покарать грехи – почерневшей от них – Африки, – меченной Богом этим – ими! Которая – должна быть – тоже – НАШЕЙ – когда мы – очистим её от их греха, и от них САМИХ! и – Франция!, ПОГУБИВШАЯ, БОРЮЩЕГОСЯ СО ГРЕХОМ – ПУШКИНА!, КАК – ХРИСТА РАСПЯВШАЯ ЕГО НА ОДРЕ СМЕРТИ, СНАЧАЛА – ПАСКВИЛЕМ… А – ЗАТЕМ И – ПУЛЕЙ! ВЕРОЛОМНО – ЗАБРАВ У НЕГО – НЕ ТОЛЬКО ЖИЗНЬ, НО – САМОЕ СВЯТОЕ ДЛЯ НЕГО – ЖЕНЩИНУ! ОСИРОТИВ ДЕТЕЙ ГЕНИЯ, ГОТОВЫХ ОБОГАТИТЬ, И – СПАСТИ – НОВУЮ ИСТОРИЮ! НО... УЖЕ, ПАВШИХ, – ОБРЕЧЁННЫХ НА – БЕЗЗВЕСТНОСТЬ, КОТОРУЮ – УЖЕ – НЕ ПОТЕРПИТ НОВАЯ ГЕРМАНИЯ! ГЕРМАНИЯ – НЕ ПОДСТАВИТ ВТОРУЮ ЩЁКУ!!!!! МЫ пойдём – ДО КОНЦА и – ЗАЙМЁМ – ВСЕ ТЕРРИТОРИИ ПЛАНЕТЫ! ПОТОМУ ЧТО, – вся их, НАШИХ – ВАРВАРОВ,  мощь многовекового сопротивления, которую познали и – мы, на полях, более чем трёхлетних ожесточённых сражений наших доблестных войск, терпящих трудности, – окажется их братской могилой… В – нашем – новом, – нельзя останавливаться! Если мы – УЙДЁМ – от этого, – всё повторится; и – кровавая история ВАРВАРОВ – может дать о себе знать!.. Здесь – не может быть границ: МЫ ПРОДОЛЖАЕМ НАШИ РАЗРАБОТКИ – чтобы – обрести – свою судьбу, - с нами Бог! И – мы воспользуемся Русскими, как пахарь пользуется перегноем, – без которого – ничего не растёт! Мы; – долго вспахивали её, эту Землю, пришло – время, – сеять… И это семя – наше новое оружие: оно ЕЩЁ – несовершенно, но – КОГДА оно вырастет на поле нашей упорной борьбы – с шизофрениками; – их – не станет… Нам нужна и – сила этого семени, и – его спектр, и – его мощь, напитанная кровью Варваров!.. Врагов, -
 заметьте; С – ДРУГОЙ КУЛЬТУРОЙ! МЫ отдаём им – ихнее, а значит – воздаём! КАК ЭТО ДЕЛАЛ – БОГ! С НАМИ БОГ! Но, чтобы – отдавать, надо – взять! И – БОГ – БЕРЁТ! ПО НАШИМ МОЛИТВАМ…
– ГЕНИЙ!!!!! – РАЗДАЛОСЬ ИЗ ЗАЛА.
– И – БОГ – ДАЁТ НАМ! С – НАМИ БОГ!  мы нуждаемся в нем; подтверждением этому – служат наши новые успехи и наши новые достижения, собранные – со всего мира! А – главное; – здесь, на земле обагрённой кровью. Поэтому, – никто не упрекнёт немецкого солдата, и,– ЕГО жену, ждущую его с полей справедливой борьбы – с – врагами СПРАВЕДЛИВОСТИ! И нового порядка… – Генерал сделал – паузу,– и,– продолжал.
– Теперь о, непосредственно, насущном. Наша аппаратура - ограниченно, к сожалению; – Лицо генерала исказила гримаса сдержанной и беззащитной досады, в которой, – сидящие в зале, коллеги, – увидели заботу и даже – опасливость его по поводу опасности, которой они – все – подвергались, что – сменилось – решительной мужественной бесстрастностью, в которой угадывалась – и – решительная убеждённость, и – решительная неукротимость, и – спокойно-решительная жестокость, уверенность, – И, – ХОЛОДНАЯ БЕССТРАСТНОСТЬ, И, –, НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ готового – продолжать: – защищена от неконтролируемого подчинения, информацией, – её, русскими, – самоуничтожением. Поэтому мы все, на самом передовом участке, работающие на нашу общую победу, находимся в опасности. И – важно не только собрать информацию, но и, – предварительно, – готовить её! Никакой жалости, – или пощады быть не должно!.. Мы – должны – ПРЕДВАРИТЕЛЬНО – готовить «объект» изучения, перед непосредственной работой его с нашими приборами. Информация, излучаемая его мозгом – должна ОБЕСПЕЧИТЬ – СВОИМ УСИЛЕНИЕМ – спектры воздействия приборов, в – одних случаях, а – в – других случаях, - фатально, когда речь идёт о гениях, – непредсказуемых шизофрениках – представляющих – особую опасность для наших приборов, которые они могут – размыть своим гнилым упадочным гуманизмом, изменить, и, – даже – взорвать их!.. Но, – именно поэтому, – они – представляют – жизненно важный интерес для Рейха, ведущего священную для нас – борьбу за – выживание на Дъяволом проклятой Земле! – Зал прервал генерала: – С нами – Бог!, – Да здравствует Германия! – Смерть Дьяволу! – Будь проклята – война! – Да здравствует РЕЙХ! – Да здравствует – фюрер! Смерть проклятым гуманистам, сеющим бесконечные войны, и – не признающие порядок! – Да здравствует порядок! – Да здравствует НОВЫЙ, – АБСОЛЮТНЫЙ мировой порядок! – Смерть – русским гениям-шизофреникам!, не знающим даже – азбуки!, и – грехами своими, – не иначе, – занявшие шестую часть земли, в то время когда подвергающая себя смертельной опасности попасть в ад Германия, так и – не смогла взять и клочка Сталинграда, но – берёт на себя – мировой грех в кровавых сражениях на фронтах проклятой войны с мировым злом, – со злом, пришедшим на эту землю, чтобы – пролить нашу святую и невинную кровь! А, значит, с нами, – распятый Христос, тоже познавший, ЧТО такое – взять на себя – мировой грех!.. Так и не достигнувший, убеждением, гармонии, – проклявшими его на кресте… Мы – ДЕТИ БОЖЬИ! И политая кровью земля, созданная Богом – должна быть и будет – наша, но – Германия – сделала – выводы и не подставит – вторую щеку – Дьяволу– который пришёл – украсть, убить и – уничтожить! – МИРУ – МИР!!! – НЕТ!!! МИРУ – СМЕРТЬ!!!.. – Смерть и – таким же – жидам, познавших грех и в грехе своём набирающихся – новых знаний, чтобы – снова – творить его! Смерть – покорным жидам, – не знающим, ЧТО такое – Родина!, за которую – Германия борется в смертельной схватке с – мировым злом! - С нами – Бог! и – СМЕРТЬ… – цыганам, забывшим библейскую истину: не укради… обкрадывающим чужие дома!.. А – если они – останутся на этой земле – они зайдут и в – наши!…? Да ещё им – ручку золотить придётся за это! Четвертовать их!.. В – печь их! Пусть подохнут от НАШЕЙ щедрости… – Да здравствует великая Германия!, кующая меч справедливости ГУМАНИЗМА, и – возмездия!, НЕСУЩЕГО МИР – которому сопротивляются те, кто его – не хочет! – И да – произойдёт это возмездие!, о котором кричат русские, – не знающие, что это такое!, и – сеющие смерть и – смуту на планете! – И – убивающие немецких солдат, – истинных гуманистов! – и – делающих – вдовами их жён, а их детей – сиротами! Русские шизофреники в своем – БЕССМЫСЛЕННОМ СОПРОТИВЛЕНИИ кричат о – возмездии немецким «оккупантам» – а – уже получают – гением нашей мысли: новым оружием и – спасением Германии от – ада, полученных – здесь грехов – по своим гнилым зубам, – новыми грехами – тянущих нас в – АД САТАНЫ, НО УЖЕ НА НЕБЕСАХ… Только это новое оружие – спасёт нас от погибели – или – здесь на земле, или – на небе… ИЛИ – ОНИ; – ИЛИ –– МЫ! И – иного нам – не дано! И, – если бы, – вселенная – слышала меня, – она пришла бы на помощь! Но – есть Бог и он – не допустит, чтобы русские, те кто всё равно – не выживет ни на земле и ни на небе – смогли – оккупировать землю своей – шизофренической неполноценностью! ТАК – КТО?! – оккупанты?? И – ВРАГИ – БОГА, ВСЕЛЕННОЙ, И – ГЕРМАНИИ… Я думаю, – ответ ясен! Смерть!.. русским ФАНАТИКАМ И ШИЗОФРЕНИКАМ! – ОККУПАНТАМ НОВОЙ ГЕРМАНИИ!
-ТУПЫХ, – в горыне свой погрязших... не помнящих добра, – молдаван... злопамятных и – жестоких!.. ДЛЯ НАС ВРАГОВ. – ПОКОРНЫХ ШИЗОФРЕНИКОВ, СОРВАВШИХ ОДНУ ИЗ МОИХ ОПЕРАЦИЙ СВОЕЙ ТРУСОСТЬЮ!!!.. Покорных и злобных ШИЗОФРЕНИКОВ…; И – В – этом утверждении и – наш – позитивизм, и – наш гений, и – наша НАДЕЖДА! И НАШЕ – ВСЁ!!!.. - Да здравствует – великая Германия! – Да здравствует – НОВЫЙ – мировой порядок на ПЛАНЕТЕ, под общим руководством готовой к нему,– ГЕРМАНИИ! Мы – ЗАВОЮЕМ её! Да здравствует ГЕНИЙ нации – фюрер!!!!! И, тот, – кто ему – дорог!!! Кто – искренне выполняет свою миссию по – установлению – нового порядка! И да поможет – нам – БОГ!!!..

...– Понимаешь, Кравчук, – говорил Вехин, – основная проблема состоит в том, что, как я понял, состояния, вызванные их оружием, – несовместимы с адекватной жизнью. А что есть – отсутствие адекватности – мышления? Паранойя… Или – шизофрения. Или – маниакальность какая-то… потеря памяти, чувств… А – что есть – человек без – чувств? Этот человек, – либо – в обмороке, либо – труп. Или – шизофреник.
– А шо це таке?
– А хрен его знает.. – только слышал я от всех психиатров, что – ВСЕ люди – шизофреники; всё от процентовки, как они выражаются, зависит… А что это такое – не знаю. Только – кто к ним попадает – они тому – сразу диагноз такой ставят… Они – неизлечимы. И – это – навсегда. Правда, я – не понимаю тогда – причём здесь – процентовка…
 – А-а-а… Це, в – смысле, що – процентовка – зашкалыла… А як же – воны ии – вычисляють? Прыборы таки е, чи що?
 – А хрен его знает… Только он уже, – после них, – не стоит. И на женщину смотришь, как на кусок гавна.
– А як воны прыбором своим посвитять, то, воно, – ще и – завоняе… – Кравчук закурил сигарету и – кашлянул в кулак. – А що-ж – воны роблять, щоб вин нэ стояв?
– Известное дело, – что…
– Та ты шо?! Нэвжэ – кастрырують?
– Нет. Таблетки дают. – хмуро ответил Вехин.
– Так це-ж – нимци, получаються… – Ахнул Кравчук. – Нэ будь я – з Киеву… – он сделал паузу, – дэ их дуже нэ люблять… – А шо, – продолжал он, – як х.. стоять нэ буде то – процентовка – падае?
– Я думаю, что – растёт… – задумчиво ответил Вехин. И добавил.– Надо Зимину сказать. Или – Бутрину. Может они этих голубей – таблетками этими кормят… Я их – в парах – никогда не видел у вешки… А, они же, – на том и стоят: на любовных играх своих… Да – домом своим… Да – поклевать чего-нибудь. А я там – ни любовных игр, ни – дома, ни – чтоб они что-то – клевали – не видел… А мы здесь, как олухи сидим: думаем, что – там , у высотки – смотреть надо… Прилетели… Улетели… Кошка пришла… Фрицев, мол, – не видели ли где – в окне… Мы-ж – в этом случае… Хотя ты знаешь!… – Встрепенулся Вехин. – А – состояния-то – сходные получаются… Всё об этом говорит: и хаос их полёта, и – что не любят они, значит – размножаться – не будут, и что, как только что говорили, – умирать даже – брезгуют там…: подальше летят от неё, вешки даже… Потому что – не любят они! Голуби. – людей – чище, и – если – человек – притерпеться может, то – зверь – свои повадки хранит… А – повадки его , – это прежде всего – инстинкты. А – инстинкты – это манера поведения… И – вижу я, Кравчук, теперь более чётко! Ясно вижу, – ничего голубиного там нет…
– Шызофрения , что-ли, – от оторопелости Кравчук даже неожиданно что- то сказал по-русски, чего у него – никогда – не было, Так – воны шо? Шизофреников, – Кравчук опять «ошибся», – плодять «что-ли»? Так це-ж – банда! Може – воны – лазучики! Процентовку плодять! – нэ будь я з Киеву! – И Кравчук беспомощно и растерянно посмотрел на Вехина. И сказал: – А у нас же-ж – у кажному городи – таки ликарни е. И – тильки так и «личять»!.. Може – це заговор? А? Дима?
Вехин злобно выругался: – Бльль-ять… Суки такие.. Что же делать.. Срочно доложу Зимину! За нос они нас водить могут! Как – баранов на – верёвочке… А, может, подсунули чего – из добра своего – в продукты нам. Самойлов их получил недавно. А у нас тут, действительно, лазутчики могут быть!
– Спытай, – в нёго х.. стоить, чи ни? У Бутрина, та в – Середэнка…
Оказалось, что в этом смысле – им хуже, и разговор Вехина и Кравчука – подтвердился.

...Когда кончилась эта МОЛИТВА исходящая из зала, в – расположении – фашистов, проводящих совещание, – генерал продолжал: – Мы должны уничтожать Русских: эту – раковую опухоль – всего живущего: что ещё сопротивляется их бредовым коммунистическим метастазам и – силе нашего оружия!.. : этих фанатиков, охваченных манией величия – уравнять – всех людей – в БОГОРАВНОМ стремлении к – всеобщей любви – чтобы омыть – новой кровью, – обозначенной – падением Бога – перед – Дьяволом, – согрешившими от Адама и Евы – до – наших дней! А значит – МЫ – уже поставили себе на службу – и Дъявола и Бога, нашей святой целью нового Порядка и – Новой справедливости – решать; – Решать,– кто из них – будет – стёрт с лица истории и – Германии и – всей Вселенной, Бог или Дъявол, начиная от – маленького Люксембурга и – бескрайней России, с – поселившимися здесь – и Богом и Дьяволом, борющимися за своё выживание, порождая этим – смуты и революции. И только – великой Германии – решать – силой НАШЕГО НОВОГО ОРУЖИЯ – каким будет – НОВЫЙ порядок на планете! И, если мы – не доработаем его до конца – мы погибнем, как уже не раз и не два – а множество раз – погибала история, – скрытая от нас – покровом веков! И даже если мы – останемся с – Дьяволом, а не с – Богом, – мы – всё равно – чисты и – безгрешны – и перед – тем и – перед другим!; В зале раздались овации и – поглотили всех;…

Бутрин сидел задумавшись над тем, – как, какой дорогой он поведёт Таню через лес… Ведь, была же у них, фрицев, какая-то потайная излучательная мини-станция там, где они с Середэнко попали на её воздействие… И – месторасположение которой он – не помнил, из-за ударившего всё его существо – Богомерзкого излучения, вызвавшего у него, чувства, которые – никак – не шли из головы из – всего его – существа! Раковая опухоль какая-то, – подумал Бутрин. Всё проходит рано или – поздно, любые болячки и – душевные раны, которые лечит – время… Сколько часов, суток, – месяцев или – лет – должно пройти, прежде чем он – забудет об этом? Все – стирается из – памяти, даже – война умеет – уходить, особенно, – если ты – победитель. А – если – это – не уходит… Только рак – не уходит… Значит, возможно, они хотят нас одолеть – так?.. Облучат с самолётов. Улетят жрать свои колбаски, или – что там – у них… И – через три месяца – иди!.. Собирай трупы… Так?! Нет! х.я вам!
На поле – дождик,
дождик на дороге;
В прибитой пыли
тощенькие кони
Повозку тащут,
радуясь дождю.
А-вокруг – поля,
в – тёмненьком бору,
созрела потихоньку
земляника…
Так – хочется… до – хрипоты!
До – крика!.. –
Чтоб кончилась – проклятая война!!!
Что я на ней…
перед – косой, – трава?!?
Но – нет: не кончен – бал…
Не кончен вечер,..
Костёр – ЛЮБВИ! – хоть призрачен,
но – вечен!
 Бутрин – отшвырнул окурок, и достал – новую; хотелось курить…
Бутрин порылся в карманах, нашёл сигареты. Закурил. На душе было ГАДЛИВО. Надо – придумать что-нибудь, подумал он с глубокой уверенностью в – то – что, – ЭТО, – ЕДИНСТВЕННЫЙ выход из – ТОГО состояния в котором он, ПОМИМО – СВОЕЙ ВОЛИ – так навязчиво пребывал; и он – не понимал того, – почему стихи, которые он раньше так легко сочинял, СЕЙЧАС, – стали для него – абсолютным ТАБУ, – тем, что он сейчас чувствовал в – себе: уму его казалось, – что он, ум этот, – вовсе – не его ум, и – единственное что он в себе сохранил в нём, вернее оно – само – сохранялось и самопевствовалось и – усиливалось – ДО НЕНАВИСТИ, – это – САМА НЕНАВИСТЬ к – тому, ЧТО он – сейчас чувствовал: НЕНАВИСТЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ!.. И ещё – умственное оживление – до его – полноты. И – ещё – «ПОКОРНОСТЬ» ЭТОМУ… И УГАСАНИЕ УМА И ПАМЯТИ. И – МГНОВЕННОЕ, ИНТУИТИВНОЕ ПОНИМАНИЕ СУТИ ТЕХ, КТО – ВВЕРГ ЕГО – В ЭТО СОСТОЯНИЕ, и что – суть эта, – МЕРЗКАЯ И – ПОДЛАЯ, ГОТОВАЯ НА ВСЁ… И – ПОЭТОМУ, ЧТО – НА – ВСЁ ЭТО «ИХ», - НАКЛАДЫВАЛОСЬ НА – ЕГО НЕНАВИСТЬ, НАДЕЖДА И ВЕРА – ЖИЛИ В БУТРИНЕ: В умственном состоянии её нахождения, – порождённом полученным им от фашистов, но В, – ЧИСТОМ ВИДЕ, И – НИКОГДА – НЕ МЕНЯЮЩИЕСЯ СИЛЬНО – КАКИМ БЫ ЭТА ФАШИСТСКАЯ «МЕРЗОСТЬ» НИ БЫЛА; Голуби – тоже не покорны, отметил Бутрин и с ненавистью, опасаясь говорить – громче, сказал:– Неэ–ее–льу–ди…  Вы не покорите этим даже – зайца… - И он – понял, – что, – выжидать, поэтому – сможет и – терпеть это. Но – сколько – долго – зависело от того, ЧТО – делалось – на высотке, с – мучащимися там, голубями… Но вдруг – стало опять – хуже уму его: гадливость появилась у Бутрина, и упадок умственный, и – ЭТО – НЕНАВИСТЬ порождало, и ещё – СОСТОЯНИЯ ЭТИ. И – БЫЛО СМЕШЕНИЕ ГАДКОЕ ЧУВСТВ и – СМЕШЕНИЯ, ЭТО БЫЛО – МЕРЗКИМ; И – ЧУВСТВОВАЛ ОН  ЧТО – НЕСВОБОДЕН – ОТ ЭТОГО И ОСВОБОДИТЬСЯ – НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ – И ЛИШЬ – НАДЕЖДА ИНОГДА ТЕРЯЛАСЬ, – ОСТАВЛЯЛА В ЕГО ДУШЕ – «ШЕСТОЕ ЧУВСТВО», ЧТО – ОСВОБОЖДАТЬСЯ – надо – И ЧТО  – ОСВОБОДИТЬСЯ ОН – СМОЖЕТ… И – НЕНАВИСТЬ – К – «НИМ» ОСТАВАЛАСЬ и – брезгливость – К СУТИ ИХ… И – ненависть жила ещё… Вот что – чувствовал Бутрин. Стихов в голове не стало, но он – силился их – придумать. И – подкрепило его то , – что – ВОЙНА – это!… И что он – не один. Что есть ещё и – Зимин, и – Таня, и – Левченко и Кравчук и Вехин и – другие… А , может, – промелькнуло,– И – ЕЩЁ ГДЕ-ТО, КТО –ТО ЕСТЬ… И породило – НАДЕЖДУ, которая породила – вдохновение:
- Мой путь – судьба.
Я – в ней уже не плачу
И. – превосходство –
отдалённый путь, –
Чтоб – выполнить! –
условие задачи!
Ну а потом
немного отдохнуть..
Я – так устал бороться
с привиденьем...
Гадливость жизни –
тоже познавая..
Приди ко мне
Любви моей виденье!!…
Тебя! Тебя всё – меньше!
Меньше знаю…
Но – через чёртовы проклятые поля,
И – Дъявольскую мощь их излученья,
Любовь – я донесу лишь до Тебя!!!
И остальное – будет – вне значенья… -
На душе стало спокойно и он представил себе КАК? они – встретятся, как обнимутся…. И будут любить... друг – друга… не видевшиеся вот уже более трёх лет бесконечности…
– ВОЙНА! я – потом – напишу – о нашей любви, о тебе… Святая моя... – спасающая меня каждую секунду. Потом…
Бутрин скривился как глубоко обиженный ребёнок и заплакал, потом – зарыдал, и – возрыдал уткнувшись – руками в голову, схватил волосы и почти судорожно сжал их, навзрыд, говоря: – Господи... Господи!!! Помоги ей и мне!!!!..Помоги нам Господи!!! Ты слышишь??.. умоляю тебя!.. – Помоги мне, Господи! Помоги ей и мне!!!.. Помоги мне… Прошу тебя, господи… – и рыдал и трясло его – и слёзы падали, стекая с лица, на его одежду. И Бутрин – осознал это. Что они падают на его одежду. И – что – силы его иссякают.. И – через это осознание и усталость от молитвенного рыдания своего, не сразу – но уже понял, что – пустой, что – сказать ему – больше – нечего. И – просить – нечего ему у Бога, и – не знал он , что – Бог ему – поможет, и не было ощущения, что – это возможно, и – помощь – придёт. И почувствовал Бутрин – одиночество и – бессилие своё что либо – изменить к – лучшему; лишь осталось, ощущение , что осталось… – то, что – есть уже.
Бутрин посидел ещё на пригорке. Была усталость на сердце, голова казалось, ещё рыдала, и в ней ничего не было, и в – животе было ещё – напряжение от МОЛИТВЫ – ЕГО, и – не знал он, уже, – что? – делать. И так довольно долго сидел в пустоте своей… Готовый возрыдать снова – не имея на это – никаких сил: лишь судорожно вздохнул… И – ПОЯВИЛАСЬ – УВЕРЕННОСТЬ… МАЛЕНЬКАЯ. ОНА ДОЛГО ЛИШЬ – ОДНА – ДЕРЖАЛАСЬ В ПУСТОТЕ ГОЛОВЫ ЕГО. ДОВОЛЬНО ДОЛГО... ЗАТЕМ ПОЯВИЛАСЬ ЛЁГКАЯ УВЕРЕННОСТЬ что – ПРОДОЛЖАТЬ надо. А – затем, – постепенно, она стала крепнуть и – расти: ПРОДОЛЖАТЬ НАДО. И это было УЖЕ – неосознанной –  сначала мотивацией,  которая – уже неосознанно – успокаивала его, а – затем – выросла до – уверенности, ЧТО ПРОДОЛЖАТЬ НАДО. Бутрин почти – и, сразу как-то, – успокоился. Появилась МОТИВАЦИЯ: надо решать, что же с – Таней делать? Как вести её утром? если там – излучатели есть… Надо же как то – провести... И – вернуться она – сможет той же дорогой… И – голубя принести… А там – обязательно что-нибудь придумаем. Появилась – решительность.
Но – до неё, – раньше, – состояние, при котором он всегда – стихи свои первые писал. Говорили, что – они – корявые какие-то: вроде идёт, – идёт ничего так, – интересно даже бывает, а потом – раз, и – споткнулся… Бутрин и – знаки препинания ставить – не всегда умел; иногда – казалось, – неважным, где – они проставлены.. Важно только было – перед –«что», – да – перед «чтобы» они – были. Бутрин был – уверен в них, в запятых, – только – в этом, а в остальном путался, не зная – куда её, запятую. приткнуть можно… Обычно он это делал – по своей – интуитивной уверенности в этом. А – потом, показывалось ему, что – не там он её, вроде бы – поставил, и – смысл стал какой-то – иной, не тот, что он хотел сказать. И искать он стал в этом новый смысл и – находил иногда;, а – когда – не находил – то не было его – вовсе, пустота была, как – «заколдованное место» – у Гоголя. И это-то – и было – главным в его стихах: остановиться «сделать – мхатовскую паузу», а – затем – обязательно – мысли приходили по поводу прочитанного уже и – ОКРАШИВАЛИ ВСЁ – ПО НОВОМУ… ИНОГДА, – ПОЗВОЛЯЯ – СНОВА ПЕРЕЧИТАТЬ, ИНОГДА – ПЕРЕКЛЮЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ – ОТЛОЖИТЬ КНИГУ, НО – НЕ ЗАБЫВ ПРО НЕЁ, ИНТЕРЕСУЯСЬ ЕЁ СЮЖЕТОМ, КАК БУДТО В – ПЕРВЫЙ РАЗ, ИНОГДА – ПЕРЕКЛЮЧИТЬСЯ , ИНОГДА – ПЕРЕДОХНУТЬ, ЗАДУМАТЬСЯ, ОСТАНОВИТЬСЯ… И – ПОТОМ – СНОВА ЧИТАТЬ, ЧТОБЫ – ПЕРЕЧИТЫВАТЬ – МОЖНО БЫЛО…; это – потом , когда он уже – не – поэтом-классиком, как он себя тогда считал, стал, считаясь только с тем, что – только Пушкин, – где то, – рядом с ним, и – уважал он – только тогда – его , и – уважение это на мысли наводило, что – Пушкин, хоть и – более велик, но и не – на много – сильнее его. И ещё с – С Шукшиным – считался. Особенно в детстве. И – в детстве же и – Гоголя полюбил неизвестно за что; ЗА КОЛДОВСКУЮ ПОЭЗИЮ СЛОВА ЕГО, И – НАПИСАННОГО ИМ. Читал Бутрин его, правда – мало, как и – всё, что – читал, но – чувствовал он к – нему тягу и все книги – скупал его в подписках, и – всё – не верил, что у Гоголя – всего шесть томов, и – искал: долго звонил по объявлениям, ища хоть – на один томик – больше. И, хотя и – читал он его – мало, считая его несколько затянутым, но – чувствовал к нему уважение и – сильную в детстве тягу, и в библиотеку даже ходил, спрашивал: сколько же томов на самом деле у – Гоголя, а – когда сказали ему, что –, так и – есть: шесть, – просто не поверил и так и – ушёл, не поверив.
Вообще классиков, – ЕДИНСТВЕННО, он, Бутрин, – читал – мало: две-три страницы, один-два рассказа, – не – более, но – чувствовал к ним, классикам, – и – только к ним – уважение, и – десять лет собирал её библиотеку, расходуя на это деньги, которых у него – вечно – не было, одалживая и – собирая по крохам потом
их, – чтобы отдать, вечно задерживая выплаты этих долгов …Несмотря на – отрицания его, как Поэта, – в этом, – других, – он, поэтому, что – УВЕРЕН был, что – имеет право это делать и – делать Обязан, потому что УВЕРЕННОСТЬ БЫЛА,:, во-первых – НЕ ВЕРНЁТСЯ уже ЭТО, – любое слово, строчка, стих…, а – во- вторых – чувствовал он явно, что – ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ – ОН ДЛЯ ЛЮДЕЙ, И, – ДОЛЖЕН И – ОБЯЗАН – СДЕЛАТЬ ЭТО!..
И сочинял-то он тогда – много, и – УВЕРЕН был, что – признают его – только – дай почитать, а – ремесленником стал, уже с – полной уверенностью в этом, и в уверенности – что – ТАКИХ – МНОГО, – ПОТОМ, – когда ему – дали таблеток каких-то, что, – леча – его от стресса в психбольнице, который он получил от каких-то подонков, напугавших его до – полусмерти как-то, о чём Бутрину до сих пор – было противно вспоминать, – лишили его – былого обычного для него – состояния вдохновения… И – вообще он чуть тогда не лишился здоровья. Вспоминать сейчас об этом – не хотелось. А – тогда,– он бы и сам скоро бы избавился от – сильного волнения: « у него полдня – тряслись руки, и в – этом оно выражалось – внешне; так он был с виду спокоен, только – ненавидел и – боялся их – ОДНОВРЕМЕННО.. : не ОДНОГО, с которым бы он – справился, а – потому что ИХ – МНОГО было, и сколько ИХ – там – было – много – не имело значения, а – то, что – завтра же – СОБЕРУТСЯ ОНИ, да и – приведут – всю свою магалу, и – тогда, – чудилось ему – и пытать они его будут; да и – нож – в спину, исподтишка сунут, и, – что – сунут – в спину и – сделают это – не было у Бутрина сомнения; И – вид у них – всегда был такой одинаковый – не ошибёшься, глянув на него, что – подонок из подонков, неизвестно – на что способен, а – когда – вместе они, – страх панический какой-то ВСЕГДА возникал. Вот если – убить – кого-то из них в – честном бою, тогда бы и – превосходство ПОБЕДИТЕЛЯ было бы, без гордыни – или – презрения; откинул его, в следующий раз в – сторону – ногой, да пошёл по делам своим, не дрогнув душою. А вот, –  если – изподтишка – такого убить, то это уже – фашист, маньяк, вор или подонок, готовый и на – изнасилование, и на обманывание, и на – порок любой. А – помирать ему, Бутрину, сдуру, просто так, – не хотелось.. И – уверенность в – этом была – до мозга костей и – шестого чувства его. Потому от страха – руки-то его юношеские и – тряслись, Ему же – всем хором: ТАМ дадут – таблеточку – легче станет… Вот и – принял он их – там; и – ТАМ от него – после этого – не только – отцепиться не хотели, а и – звонили и – приходили даже, в белых халатах; – еле отцепился – от них , соврав , что у него – после лечения – рези в животе, и что ему – уже лучше – «потому  он и – принимать их – не хотел, что – хуже ему было, – и стихов он писать перестал» – и он их таблетки принимать – не будет… А там и – родственники – подключились, отбили: – Что, мол, – ещё? надо; он уже о – подонках – забыл давно… – Ну и – отстали. А Бутрин тогда – стихов больше – долго не сочинял. Не было ни желания, ни состояния – этого, что – сейчас, после молитвы его – снова вернулось – неожиданно…
Бутрин  заметил что в мыслях своих сейчас – не о Тане думает,– а незаметно… вспоминать…, стал, отвлёкшись от – остального, но – восстанавливаясь, и, приходя – в себя...
Неожиданно – что- то – треснуло – сбоку и, бешено кувыркаясь, как показалось Бутрину в темноте, к нему выскочил заяц, и, – не добежав до него шагов пятнадцать – метнулся – в сторону, и, – упал, катаясь, как полузадавленная кошка на траву… Бутрин вскочил, поняв, что – ДОЛЖЕН – поймать этого зайца, поняв – тайное значение его поведения, связанного с – его, Бутрина, нахождением – здесь, – у высотки, – чтобы – изучить его, но заяц, заметив Бутрина, – неожиданно для него самого: не было – никакой подготовки с его стороны – ,а, тем более неожиданно для – Бутрина, – подлетел – вверх, – метров на – семь – восемь, так определил Бутрин, и тряпкой свалился на землю, – не дёрнувшись даже… Бутрин подбежал к нему и стал осторожно осматривать. Заяц был – скорее мёртв, чем жив, как по виду зайца определил Бутрин, но он  ещё – дышал. И – был без сознания… Лишь – щека зайца то – мелко, то – крупно одёргивала – не то – судорога – не то – МЕСТНАЯ АГОНИЯ…: СМЕРТЬ? ЕГО?
Бутрин стремительно осмотрелся вокруг, и быстро побежал в землянку, чтобы предупредить своих об опасности приближения фашистов; и – ещё, пока бежал он до землянки, в его голове СТРЕМИТЕЛЬНО промелькнуло, что – не умеет он – сейчас сочинять как – раньше и – поэтом себя уже не чувствует ВЕЛИКИМ, но – раз – стихи его спасают хоть и – временно, то нужно – вспомнить хоть что-нибудь из – СТАРОГО своего и – ЗАЗУБРИТЬ – на всякий случай: когда они с Таней – завтра пойдут – да на них наткнутся, чтобы – убежать можно было: – в голове – опять появилась смута и – состояние его былого вдохновения после его недавнего обращения к Богу – после появления зайца – исчезло. Но – резким скачком мысли догадался он –: что – это Бог – ответил ему на его молитву, – ЕДИНСТВЕННЫМ спасением – через – стихи – помочь ему! И – ВСЕМ!: познанное им – ЗДЕСЬ, – не оставляло сомнений!.. Но – тут же – метнулся он обратно: надо посмотреть – что? – стало, или – станет с зайцем? А – что – если он не от высотки бежит? И – не немцы – его гонят, а от ямы прОклятой он прибежал, что её ни он, Бутрин, ни – Сэрэденко – не запомнили… И – ещё мелькнуло: что Таню вести завтра надо будет. В – любом случае – посмотреть – надо, как он поведёт себя, заяц этот, и – сомнения эти – Бутрина к – зайцу вернули, а – не то, ЧТО? Будет с – ними со всеми… Бутрин вернулся бегом и – увидел, что – заяц был уже мёртв… Он зашёл в землянку, в новой смуте какой-то, – и рассказал Зимину и – полусонному Вехину и Кравчуку, и – Левченко – ЧТО? он увидел и познал.
Зимин задумался, Вехин и Левченко согласно с ним – промолчали, и лишь – Кравчук сказал: – Це нэ вид ямы вин прыбиг, не будь я з Киеву, де йих – немае. Тильки – овраги… – и он вопросительно посмотрел на собравшихся в землянке. Таня спала.
– Иди – учи. – утвердительно кивнул Зимин Бутрину. – Учи, что – помнишь… Или – сочиняй. Сочиняй и – учи!
Бутрин, после того, как все – осмотрели местность их дислокации, снова сел на пригорок и стал вспоминать:
Ненужной стала грусть моя, тоска!
Угомонилася она! И – в – этом дело!
Мой спутник долгий! Канула-сгорела!
Уснула поволокой до утра…
Душой я – не страдаю, не болею:
другая, лучшая мне доля суждена!
И – хоть – тоска далёко – не ушла–
я ни о чём теперь не сожалею!!!!!
Благословенная – твоя земля;
На ней – мне – Ничего, поверь, не – надо:
Теперь – мне Ты и радость и отрада;
судьба моя – тобою решена…
Смотрю в твои – спокойные глаза:
Они – то – добрые… грустят… , а то – смеются…
Пусть – всё Уйдёт! Они лишь – остаются
И в праздниках и в буднях бытия!
Что я для – них? Но, ведь, она одна, –
Моей мечты далёкой озаренье!!!
В – ней есть печаль сокрытого – волненья,
И – прелести – живая простота!!!…
Бутрин задумался и – вспомнил ещё – пару строчек из своего былого:
Сегодня – вера, завтра – Ремесло,
А – послезавтра – Ягоды Отравы…
А – ты – бежишь, сомнениям – назло!
И – падаешь – на перепутья раны…
Ещё немного… Надо бы – допить…,
Но – гаснут чередой недлинной свечи…–
И сколько не силился Бутрин, – больше ничего вспомнить – не смог. А – первый стих он запомнил, потому что – посвятил его – своей жене…
Бутрин вдруг застыл, ужаснувшись – догадке: почему не показывал компас: болото здесь… Гиблое болото, поганое, где всё живое – гинет, и – прохода – не найти… Фашисты – со своей мразью, излучением, – всё губят – живое, тоже… Может, черт его знает, – смешалось всё это – как-то – в – ЕДИНОЕ. И – КУДА ИДТИ ВЫЖИТЬ теперь – ДОБРОМУ ЧЕЛОВЕКУ – НЕ РАЗОБРАТЬ… И ОН – ТОЖЕ ЗАКУРИЛ, – глубоко и – часто затягиваясь в – самый живот, потому что от – этого – легче становилось. А – перенял он эту, уже привычку, у – Кравчука, поначалу сделав это – всего раз…
Утром Бутрин повёл Таню через лес в деревню Ракитное, за голубем. Оставив её – на краю леса – он не стал по приказу Зимина – подставлять её под возможные подозрения – местного населения, которое – могло – заметить – его, Бутрина, и – вернулся в своё расположение.

КАБИНЕТ СТАЛИНА; СОВЕЩАНИЕ. Говорил Сталин:
– Вы должны – не только обезвредить оружие фашизма, да и кто – знает, может и – будущего, создаваемого неприятелем, но и – взять – себе – его на вооружение, тем более, что – оружие это – не просто формальность “трёхлинейки”, стреляющей, как вы знаете – безупречно – но и – оружие Дъявола, – сошедшего на нашу землю… А – что? есть – оружие – Дъявола? Смерть. Которую уже сеют на нашу Русскую землю. Прошу принять все меры к тому, чтобы –,либо обезвредить это оружие, либо – СДЕЛАТЬ ТАК, – ЧТОБЫ ОБЕРНУТЬ ЕГО – ПРОТИВ ВРАГОВ НАШЕГО ГОСУДАРСТВА… А – теперь, доложите обстановку.

СОВЕЩАНИЕ ФАШИСТОВ; Говорил генерал по немецки. Часть из слушающих его, русскоязычных предателей, пользовались услугами – синхронного переводчика. Среди таких предателей был – палач высотки, психиатр Коструге, наторевший на разработке, и – конкретной наработке – навыков нового оружия рейха, заключающейся в – в его многовейерном воздействии на человека… Человека, который был – подопытным кроликом в руках у – Коструге, – не признающем – душу, или – общечеловеческие проблемы: у него они были – “узкоантичеловеческие”, и – поэтому – Коструге, как и – все – собравшиеся – не признавал Бога и был, как и – остальные его КОЛЛЕГИ – ШИЗОФРЕНИКОМ-МАНЬЯКОМ-ДЬЯВОЛОМ. С НИМ – БЫЛА И СОТРУДНИЦА-КОЛЛЕГА, ТАКАЯ ЖЕ, КАК И ОН, И ПРИНИМАЮЩАЯ УЧАСТИЕ В ПЫТКАХ ВО СЛАВУ ДЪЯВОЛЬСКОГО ОРУЖИЯ.
Генерал говорил: – А теперь – о насущном. Русские уже знают о наших разработках. Наша задача, чтобы их знания находились под – нашим контролем. Они – сменили тактику, – и – не атакуют нас, пустив вперёд разведку. Они ушли, ожидая – новых данных. Чтобы усилить их интерес, наши войска – тоже частично покинули нашу территорию. Пустить сюда – не танки и –  самолёты, а  лучших из лучших! – Генерал потёр руки… – Наконец-то – мы дождались этих – лучших из лучших, которые находятся теперь – под нашим контролем! Между тем, как наступление русских ведётся почти по всем фронтам – настоящий фронт, история и – исход войны – РЕШАЮТСЯ ЗДЕСЬ. ЗДЕСЬ В ПЛАВНЯХ ДНЕПРА, У ВОРОТ КИЕВА, НА ИСКОННО СВЯТОЙ ДЛЯ ВАРВАРОВ ЗЕМЛЕ, МЫ ВОЗЬМЁМ РЕВАНШ ЗА НЕУДАЧИ ПОСЛЕДНИХ КАМПАНИЙ, И – ПОВЕРНЁМ – ВСПЯТЬ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЗАВОЁВЫВАЯ ВСЁ НОВЫЕ И НОВЫЕ ТЕРРИТОРИИ, – ПОДЧИНИВ ИХ – АРИЙСКОЙ КРОВИ.
Теперь о группе русских “тайно” ведущих за нами наблюдение. Русские – ведут за нами – наблюдение. Они – ЖДУТ – БЕЛЫХ ГОЛУБЕЙ…Но и – сизари – могут сорвать нашу операцию. И – ПОТОМУ, РАСПОРЯДИТЕСЬ, ФРАНЦ, – ГЕНЕРАЛ КИВНУЛ В СТОРОНУ ФРАНЦА. – ЧТОБЫ – И НЕ ИХ ТРУПЫ, И НЕ ТЕ ИЗ ГОЛУБЕЙ, – КТО ПРОШЁЛ ЧЕРЕЗ НАШИ СИГНАЛЫ, – НЕ ПОПАЛСЯ В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ ИХ ГРУППЫ… ПОКА – МЫ ЭТОГО НЕ ЗАХОТИМ… ДЛЯ ЭТОГО – НЕОБХОДИМО – СОБИРАТЬ ИХ – ПО ЛЕСУ НА НАШЕЙ ТЕРРИТОРРИИ. ЧТОБЫ – НЕ ВЫЗВАТЬ ЛИШНИХ – ПОДОЗРЕНИЙ… А – ЧТОБЫ ОНИ ВСЁ-ТАКИ ОСТАВАЛИСЬ, И – ЭТО – ГЛАВНОЕ, – ДЕРЖИТЕ СО МНОЙ – КРУГЛОСУТОЧНУЮ СВЯЗЬ; И, КОГДА НАМ – ПОТРЕБУЕТСЯ – МЫ – СКИНЕМ ДЕЗУ РУССКИМ, С ТЕМ – ЧТОБЫ ИХ ЗДЕСЬ – НЕ УБАВЛЯЛОСЬ… А В СВЯЗИ С – ЭТИМ, ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ТАК-ЖЕ, ФРАНЦ, ПРОСЛЕДИТЬ – НЕ ТОЛЬКО ЗА ТЕМ, – ЧТОБЫ СИЗАРИ ЗДЕСЬ – НЕ ПЕРЕВОДИЛИСЬ, А – ТАКЖЕ И ЗА ТЕМ – ЧТОБЫ В – ЗДЕШНИЕ ЛЕСА – ЗАПУСТИТЬ И – ВОЛКОВ, КОТОРЫЕ, ДОПОЛНИТЕЛЬНО, – БУДУТ И – ЧИСТИТЬ МЕСТНОСТЬ: ДОБЫЧИ ИМ – ХВАТИТ, А И – ТАКЖЕ – СОЗДАВАТЬ – ВПЕЧАТЛЕНИЕ ЛЕСНОЙ ДРАММЫ ДЛЯ ТЕХ РУССКИХ, КТО – ЕЩЁ – ВЕРИТ В – ДРУЖБУ, И – НЕ ВЕРИТ – В ФАТАЛИЗМ…: МЫ БУДЕМ ПОДКИДЫВАТЬ ИМ ОСТАНКИ – ВЗЯТЫХ НАМИ ИХ ПЕРЕДОВЫХ РАЗВЕДЧИКОВ, И – ПРЕВЛЕКАТЬ – НОВЫХ, БЕЗ УЩЕРБА ДЛЯ НАШЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ РАБОТЫ, РАЗВИВАЯ ЕЁ.. ОНИ, – ПОНАЧАЛУ, – ПРИВЛЕКУТ – НОВЫЕ КАДРЫ, ЧТО – УСИЛИТ НАШЕ ОРУЖИЕ, ЧЕРЕЗ ИХ ПОРАЖЕНИЕ… КАЖЕТСЯ, ВСЯ РУССКАЯ КЛАССИКА ПОСТРОЕНА НА – ЛЮБВИ К ЖЕНЩИНЕ… ТЕПЕРЬ – ГЛАВНОЕ: СРЕДИ – ПЕРЕДОВОЙ ГРУППЫ ИХ РАЗВЕДКИ – ОНА УЖЕ ЕСТЬ. НАМ – НЕОБХОДИМО – ВЗЯТЬ ЕЁ ЖИВОЙ И – РАССМОТРЕТЬ, ЧТО?!… ОНА ИЗ СЕБЯ ПРЕДСТАВЛЯЕТ? ПОТОМ, – МЫ УСТРОИМ ИМ – СТАЛИНГРАД. НО НЕ НА – УЛИЦАХ ГОРОДА, А – ЗДЕСЬ: ГДЕ РЕШАЕТСЯ СУДЬБА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА… И – ЕСЛИ – ОНИ – ПРИШЛЮТ – ДРУГУЮ, – ЭТО – И НИ ЧЕГО НЕ НАРУШИТ, И – ДАСТ НАМ – НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ. Но – русским – надо – менять информацию, чтобы их наблюдение было – и бесконечным, и – интерес к нам – не угасал. Для этого – я добился – отключения приборов на сутки, – и – белые голуби, которых так ждут русские – прилетят, пока мы возьмём их фрьёойлин… “ХА-ХА-ХА!…: смех в зале.

…Таня выполнила задание. Предчувствуя её появление – ночью, как знак нового, необычного, Зимин послал её на задание – утром, и – педантичность немцев, встречающих по одёжке – сыграла тут главную роль, как в решении Зимина, так и в в – возможностях выполнения ею, Таней, задания. А – не, нечто, необычное, если бы Таня появилась – ночью и вызвала подозрения у фашистов… Возвращалась она – уже под утро, когда Бутрин, сидя на том же пригорке, – сочинял:
– Тебя – не видел я давно…
И – потому-то – дальше, – ты для меня…
Но, если – ближе… то – дальше ты.
Я здесь – в дерьмо всё погружаюсь… Погружаюсь…
Нет покаяния во мне…
Но я всё больше, больше каюсь,
что – БЫЛ на проклятой войне.
Не уходи, моя любимая.
ПЕРЕД тобой Аника-Воин…
А я хочу всё больше – сильного,
Но и – бессилья – недостоин!
И – лишь в – Тебе – моя надежда!!!
Её всё меньше!.. Погоди.
Сорвали – сумраки одежды,
А ты – ВСЁ будешь впереди!!!
ПЕРЕД тобой – Аника-Воин.
Перед Тобой– Душа сгорит,
И – пепел – счастье воскресит,
хотя я – счастья – недостоин…
Но – БЛИЖЕ Ты… НО – ДАЛЬШЕ ТЫ.
СПАСИ ЖЕ НАС, ОТЕЦ НЕБЕСНЫЙ,
И – перед предпоследней бездной –
СПАСИ ЕЁ… А я, лишь, – – ЖИД…
Познавший горести и беды,
познавший – горе и печали…
Умру ли я, но – и в – начале–
Тебя я буду призывать…
И была  – пустота в голове Бутрина. Бутрин вдруг вспомнил, что придало ему сил, как поженившись они, с женой ссорились часто, и когда она, кроткая, ему что-то сказала, он – вскипел и – бросил её линзы контактные со всей силы об-пол, и, как, Она ползала , подслеповатая, и всё шарила и шарила руками, и – искала и – водила подслеповатыми глазами своими, полными отчаяния глазами, и – плакала при этом: где же они… Боже, как далеко это было, и – КАК она близко – война, и – как близко – она… И – ВОЙНА, И – ЖЕНА… Теперь – я ближе? К КОМУ?! К– НИМ – билось в сознании Бутрина, или – это – КОНЕЦ?… – думал он. Любимая моя!!! Маринка… Мариночка…. Гуся ты моя!!! ЛЮБОВЬ!!!  ЦЕПЛЯЛСЯ ОН: Прости!!!! ПРОСТИ!!!!!! МЕНЯ!!!!! – БЕЗ ТЕБЯ Я – НИКТО!!!!! Я – ТРУП – БЕЗ ТЕБЯ… ПРОСТИ… – УЖЕ С ПЕРЕСОХШИМИ ГЛАЗАМИ, И В – В ПУСТОТЕ И В – УВЕРЕННОСТИ ОДНОВРЕМЕННО, ПОНЯЛ ОН. И Бутрин вновь возрыдал, и – ,О, на этот раз – слёзы его текли ручьём, и – бился он в покаянии и – великое-большое горе испепеляли и ворочали его душу, и, казалось – конца этому возрыданию – не видно… Но, вдруг – вернулось сознание; покаяние не ушло, но – стало – ближе, а – вместе с покаянием – вернулась и – холодная рассудочность… Я – СПАСУ ЕЁ, СПАСУ МАРИНУ!!! надо только выполнить задание, встретить Таню, А ТАМ И Марину спасу; надо только обезвредить вражеские лучи и – всё их оружие…
Почти одновременно, ещё не успели высохнуть слёзы его, на плечо к нему упали два белых голубя: пара, и – вцепились лапками своими в погоны его… Бутрин встрепенулся. Значит, Таня – рядом, значит, она – выполнила задание!!! Но – ГДЕ?! ОНА?.. Вокруг была – темень. Чуть ближе к зениту белая полная луна испускала белый свет. Вокруг была тишина, и лишь сдавленный крик нарушил её.
Я – не могу медлить, – подумал Бутрин. Лишь только я – владею стихосложением в этом логове, и – всё, что я – МОГУ сделать, Я, АНИКА-ВОИН, ЭТО – СОБРАТЬ КОГДА-ТО РАЗБРОСАНННОЕ, и он, схватив голубей в охапку, побежал в землянку, и – посадил их в, заранее подготовленную клетку,- пока все спят, и – помчался к высотке.
…Таню взяли почти утром, когда она, кутая пару голубей в свои лохмотья, чтобы они не видели и не отвлекались, бережно несла их, оказалась у – ямы противника. СНАЧАЛА её охватил экстаз всеобщей сопричастности, – И – она – выпустила их, ЗАТЕМ ИЗ ЯМЫ ВЫЛЕЗЛИ – ЧЕТЫРЕ «ЧЕЛОВЕКА» И ВЗЯЛИ ЕЁ, непонимающую, – силой…. Таню не отпускал этот момент: что её НЕ СОВСЕМ, И – НЕ СИЛОЙ, А – В СОПРИЧАСТНТНОСТИ ЭТОГО… И ЭТО ЕЁ ОШЕЛОМИЛО: НЕ СИЛОЙ: ПО ДОБРОЙ ВОЛЕ КРУТЯТ ОНИ МЕНЯ – не силой…, а – В СОПРИЧАСТНОСТИ ЭТОГО… А – я, вроде бы как – сама им отдалась… Но в – сердце сидела стойко мысль: НЕ САМА Я – ЭТО, НЕ САМА… И – голуби , ГДЕ ОНИ?..! улетели… ВЫПОЛНИЛА?! НЕ ВЫПОЛНИЛА ЗАДАНИЯ?! – не выполнила задания, значит?.. И – ПОЧЕМУ ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА МЕНЯ ХВАТАЮТ?! ЧТО Я – СДЕЛАЛА ИМ ПЛОХОГО?! ИМ? И – НЕ ОКАЗАЛОСЬ У ТАНИ МЫСЛИ, – ЧТО – ПЕРЕОДЕТЫЕ ОНИ… ВРАГИ, ЗНАЧИТ… А БЫЛИ ОДЕТЫ ОНИ – В ГРАЖДАНСКУЮ ФОРМУ, И – ЯЗЫКА ИХ ТАНЯ ПОЧТИ НЕ СЛЫШАЛА, ОГЛУШЁННАЯ БЛАГОРОДСТВОМ МЫСЛИ СВОЕЙ!
…Но очень скоро её доставили в ЛАБОРАТОРИЮ КОСТРУГЕ-ДЪЯВОЛА И ЕГО – ПОСОБНИЦЫ-КОЛЛЕГИ, НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ КОТОРОЙ БЫЛА ЗАЛОЖЕНА У НЕЁ В ГЕНАХ, ЧТО – НЕХАРАКТТЕРНА ДЛЯ ЖЕНЩИНЫ, ПОЗНАВШЕЙ – ЛЮБОВЬ… У – КОСТРУГЕ – ТАКАЯ НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ – ПОДПИТЫВАЛАСЬ – «ЕЮ»-«КОЛЛЕГОЙ», И – ОБОЗНАЧАЛАСЬ – В ЕГО, НЕПОДВИЖНЫХ, КАК ПУГОВИЦЫ, ГЛАЗАХ. А, – ЧТО – БЫЛО У – НЕЁ НА ДУШЕ: У НИХ – ОБОИХ,– ТОЛЬКО ДЪЯВОЛ, НЕ ЗНАЮЩИЙ ЛЮБВИ, ЗНАЕТ: ОНИ БЫЛИ – ПАРОЙ, ДОСТОЙНОЙ ДРУГ-ДРУГА: НЕУКРОТИМОЙ И – ЯРОЙ..: ИХ ФАШИСТЫ – ШИЗОФРЕНИКИ – НЕ ЗРЯ ОТОБРАЛИ, И – ДЕЛО ЗДЕСЬ БЫЛО – ИМЕННО – НЕ В ЧАСТИЧНОЙ, А – В – ПОЛНОЙ «ПРОЦЕНТОВКЕ», КАК ОНИ, ПЕРЕВЁРТЫШИ, ВЫРАЖАЛИСЬ. ПОТОМУ ЧТО – БЫЛИ – САМИ – ПОЛНЫМИ ШИЗОФРЕНИКАМИ, – НЕ ЗНАЮЩИМИ, ЧТО ИМ ЖДАТЬ ОТ ЛЮДЕЙ, – И ПО-Э-ТО-МУ – БОЯЩИХСЯ ИХ,: ПО СОВЕРШЕНСТВУ БОЖЬЕМУ СОТВОРЁНННЫХ!!!: ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ БОЖЬЕМУ; – КАК ЧЕРТ ЛАДАНА БОЯЩИХСЯ, ИХ, КАК И – БОГА, КАК ОГНЯ И ВОДЫ – ВМЕСТЕ ВЗЯТЫХ… И – СТАВШИХ – ОБЬЕДИНЕННЫМИ, НЕПРИМЕРИМЫМИ ВРАГАМИ:.ВРАГАМИ ЛЮБВИ И ДОБРА: И – БОГА, И – ЛЮДЕЙ: ОНИ БЫЛИ – ДОСТОЙНОЙ ПАРОЙ – В ЛАБОРАТОРИЯХ ФАШИЗМА: ШИЗОФРЕНИЧЕСКИ-ДЪЯВОЛЬСКОГО УЧЕНИЯ.
Тане завязали глаза и доставили на высотку, которая была огорожена высоким забором и – колючей проволокой, и – завели в чисто убранное помещение, с белыми стенами и  какими-то приборами вдоль его стен.На стене висел большой портрет Рольганга: смело-мужеественный. В военной форме. В комнате крутился палач высотки Коструге-предатель, и – его сообщница. Ещё в помещении был немецкий генерал , который учинил скоротечный допрос Тане:
– Кто вы?
Таня молчала.
– Вы присланы, – чтобы следить за нами? Не так ли…
Таня молчала.
– Как видите, мы – всё знаем, не так ли?
Таня молчала.
– Сколько вас? И – есть ли у вас группы поддержки? Где они? И – какая связь между вами – осуществима – реально? Существует ли такая связь, и, – на ЧТО ВЫ рассчитываете? – осуществляя её! О чём вы знаете?
Таня молчала…
– Мне даже важно, что вы молчите. Мы уже насмотрелись на молчание русских фанатиков. И – для нас – это – не новость, а – уже приобретение… Когда мы возьмём всю вашу группу, то, – ваше ВСЁ – ,позволяющее вам трепыхаться в агонии собственного бессилия – позволит нам, истинным властителям мира и – вселенной, осуществить – твою же мечту по праву сильного – ОБЛАДАТЬ ТОБОЙ! Низшие – уйдут. – Генерал посмотрел на портерет Рольганга. – То – , что вы видите сейчас – это Ваша мечта! А то, что увидите – позже– это лишь – путь к её осуществлению…
– Ты– птица Феникс, генерал, – сказала Таня. И – птица опасная, Ведь у тебя есть и – фотография,– не твоя, и – под ней – инструменты для пыток, и – ангелы смерти, а ты – лишь – червяк, которого съедят птицы твоей поганой революции… Тебе – мало – своей территории , гоенерал? Тебе– что – нужно? На нашей земле…
– Заговорила. Но, ведь, нам от тебя этого и не надо… Нам довольно и – разговоров ваших классиков… Кто – в долгах и – в ущербности своей– так и не смогли выжить…– Генерал ещё раз посмотрел на стену, на которой висел портрет Рольганга. Арииская нация пишет свою историю на – КРОВИ ИСТОРИИ. ВЕДЬ, У ВАС – ЕСТЬ – МЕНСТРУАЦИИ? КРОВЬ – НАДО ОЧИЩАТЬ…ЧТОБЫ – ЖИЗНЬ – НЕ ПРЕКРАЩАЛАСЬ… ВЫ ПОДУМАЛИ О – МУЖЧИНЕ? НЕ ТАК ЛИ?– ГЕНЕРАЛ СДЕЛАЛ СЕРЬЁЗНОЕ ЛИЦО. – ПОЭТОМУ ВЫ И – ЗДЕСЬ… МЫ – ТОЖЕ ПУСКАЕМ СЕБЕ КРОВЬ В – ПРАВЕДНОЙ ВОЙНЕ.– Генерал указал на Рольганга: Он – был – трижды ранен… Что Вы об этом думаете?
– НЕНАВИСТЬЮ…– ответила Таня.
– Я – не вижу, пока ничего необычного… Всё тот же – фатализм… Генерал с сожалением задумался. – А я-то подумал, что – русские пустили сюда свои – лучшие силы…– Генерал помолчал.– У меня к вам последний вопрос: вы девственница?
– Да! – "смешавшись" от, вдруг, НЕПОНЯТНО охватившего её чувства, ответила Таня с вызовом. – Генерал кивнул Коструге и пошёл к выходу, но остановившись у дверей, снова обернулся:– Да, молчать вы умеете, но от вас теперь этого и не требуется. Ничего нового, с сожалением сказал ещё он и – вышел вон.
Таня осталась одна.
Трое в белых халатах подошли к ней и – НАЦЕПИВ ЕЙ НА ГОЛОВУ БЕЛЫЙ МЕШОК С ПРИСОСКАМИ-ДАТЧИКАМИ– БЕРЕЖНО, КАК ПОКАЗАЛОСЬ ЕЙ, СВЯЗАЛИ ЕЙ РУКИ И НОГИ, И ПРИКРУТИЛИ К КРОВАТИ, ПОХОЖЕЙ НА КРЕСТ. СРАЗУ же ввели двоих: мать и – её дочку. МАТЬ – привязали к креслу, а – девочку толкнули на пол. Коструге, с полуоткрытым ртом и – глазами-пуговицами, долго не разговаривая, подошёл к девочке, и, лежащей её на полу, повернув локтем, невозмутимо, непонятным быстрым движением – выколол резко два раза – глаза… Девочка, после короткого молчания захныкала, а – затем и – закричала. –А-а-а!!!!! – догадавщись , завыла мать девочки. Коструге склонился над девочкой: – Ты – добрая, хорошая… Правда, – тебе – лучше?! Подскочила «коллега-дъяволица»:– На тебе пряник!! Правда, он – вкусно пахнет?! Он – твой! Держи от нас!!! И – не забудь: этот пряник – от нас! МЫ – ЛЮБИМ ТЕБЯ!!! Не забудь про это!!! МЫ – ЛЮБИМ ТЕБЯ… ДЕВОЧКА ПЕРЕСТАЛА ХНЫКАТЬ, И – ЛИШЬ ПОСТАНЫВАЛА. И лишь только мать её завывала : А-А-А-А-а!!!!! До-оченька-а-а!!!… А – Коструге со своей дъяволицей всё ходили вокруг, и – крутили регуляторы приборов, а – потом – включили музыку на непонятном языке. Им было нужно – две смерти: и они их добились: девочка изошла кровью; её под конец – пинали два санитара-олигофрена. А – мать сошла с ума: это и нужно было приборам нового рейха. КИНО и видеокамеры – снимали всё это...
А их приборы – зафиксировали все движения мозга участников этого действа.
Затем закатили тележку с вакуумкамерой, в которой сидел несчастный. Она освещалась – разными цветами, к тому же, – Коструге показывал несчастному – разные предметы и – цветы, а – воздух откачивался… Коструге кричал несчастному: – Спа-асите его!!! – а затем просто, без выражения, сказал ему: – Ты тут – Навсегда… - И у того – вылез глаз, и – началась агония. Затем к Тане подошёл Рольганг ,и, задержавшись у колбы с несчастным, обратил внимание на – ЦВЕТ, осветивший его последние мгновения… Снял пиджак и – пошёл к Тане…
– Господи!!!… Господи, помоги мне!..,– взмолилась она, и – потеряла сознание…
Бутрин подбежал к высотке, когда Таню, без сознания вынесли на воздух, чтобы она пришла в себя. Таню положили у входа в помещение, и – приставили часового. Перед оградой высотки уже бегала «бодрая» ,как определил Бутрин, корова: она бодро вертела головой с глазами-пуговицами, как у Киструги, и – вертела ножкой, полуоткрыв рот. Её – нельзя было догнать, и – большая часть фрицев– уже гонялась за ней. Бутрин поднял с земли камень, порылся в кармане, достал газету, обернул, поджёг и – кинул в стог сена заготовленного фрицами. Когда сено загорелось, и – фрицы – бросились тушить его, чтобы огонь – не перекинулся на постройки, подскочил к часовому у Тани, и – вонзил нож ему в горло:– Тихо!!! ТИ-ИХО..– почти в голос, грозно произнёс он. Схватил в охапку Таню и – быстро, петляя подгибающимися ногами, молясь только об одном, чтоб не заметили, через лаз прорытый им под забором, протащил Таню, и - побежал к землянке...
У землянки Бутрин склонился над Таней, И, видя, что она не приходит в себя, стал, интуитивно, через весь свой ужас и хаос, вслух, вспоминать свои стихи:
Впервые вижу Вас так близко,
В сияньи глаз, в слияньи губ…
И я – так – сильно и – так быстро –
увидел нас – в сплетеньи рук…
Я Вас – целую… Вы – так нежно, –
уж откликаетесь, любя…
И – нас несёт так неизбежно –
неотвратимости река…
Дрожат ресницы: Вы волнуясь,
всё– более в любви моей,
И – мы уж больше не целуясь, –
в потоке огненных страстей!
Слиянье – так неотвратимо!
И – я – теряюсь перед ним…
Передо мной проходят – мимо,
то, чем я – раньше был раним:
И Ваша бровь, и – тень улыбки…
Стучит лишь огненная кровь!
И – всё становится вдруг – зыбким
Перед тобой, моя ЛЮБОВЬ… -
Бутрин , затаив дыхание, ждал, что будет. Таня медленно с трудом открыла глаза и прошептала:
Как счастлива, что вы со мною…
И – нам – не надо – лишних слов…
– Таня прикрыла глаза: лицо её озарила какая-то непонятная судорога ИЗБАВЛЕНИЯ, и – ещё через силу она сказала
– Теперь – полна одним тобою.
– И – пересохшим горлом не то простонала, на то – прохрипела: - Как – прежде о– тебе лишь снов...
– Зимин! – закричал Бутрин! В – госпиталь её! Срочно!!! Почти сразу Вехин и Кравчук Таню понесли в госпиталь, через одну известную через болото тропинку.

…Лишившись Тани, и, поняв что – демаскированы окончательно, фрицы решили действовать и стремительно и по другому. Они разработали план, по которому – необходимо было взять живыми – всю группу Зимина. У поганой ямы, наладив аппаратуру и разведкой выследив, когда все окажутся на месте, они включили все сигналы Тани при пытках, в том числе и – её голоса, где она умоляла фрицев – не пытать своих жертв, а так же – её молитву перед собственным мучением. Расчёт генерала и Рольганга оказался верен. Вся группа Зимина и Бутрина не раздумывая, кинулась на выручку Тане, о которой они подумали, что её взяли из госпиталя – вторично, и, что – место, где он расположен, – захватили фашисты. Расположенные за кустами и на деревьях, снайперы, – расстреляли резиновыми пулями всю группу Зимина ещё на подходе, и – доставили в высотку. Не теряя ни минуты, фашисты сразу же приступили к делу. Каждому из группы Зимина – сделали сразу же по несколько психотропных уколов, приводящих человека даже с самой большой буквы и жизненной закваски – в состояние полной интеллектуальной потери, при – общем сохранении как – тактильных, так и – умственных ощущений, которые, в свою очередь, приобрели для мучимой группы Зимина – ярко выраженную, специфическую окраску подавления себя самого, и – обострённого чувства паники и страха. Была в этом состоянии и – целая гамма ощущений, не имеющая – ничего общего с – нормальными, человеческими. Затем, накинув им на головы – плотные белые мешки, предварительно обрив их налысо, и – нацепив какие-то датчики,– всю группу – стали планомерно избивать и – унижать. Делалось это – в одной закрытой комнате-каземате. Избив всех, переломав им рёбра и – отбив внутренности, их – усадили в специальные кресла, с автоматическими наручниками, отстёгивающимися только в моменты – агонии, чтобы фиксировать её – кино и видеокамерами. Были подключены и микрофоны. Аппаратура работала по полной программе. На каждого из членов группы Зимина был наставлен – излучатель уже собранных электромагнитных излучений мозга других казнимых, и с – каждого – снимался при этом – и способ его мышления и – поведения.. Единый луч – контролировал– всю группу. Был он – обоюдодоступен как для – фашистов, так и для – казнимых. Через два часа невыносимых пыток, - сознание почти угасшего Бутрина, оживившись, неожиданно переметнулось, от того, что, как последнюю надежду, ощутил он в нем, незримое присутствие своей жены, - неожиданно для себя, окровавленным ртом, напрягая последнюю волю и силы, стал читать:
СЕГОДНЯ – ВЕРА, ЗАВТРА – ТОРЖЕСТВО,
А – ПОСЛЕЗАВТРА – ЯГОДЫ ОТРАВЫ…
Вдруг за стенкой с сидевшими там варварами раздался – сильный взрыв. Наручники – открылись, и, дверь, отделявшая казнимых и их палачей, – слетела с петель. Нечеловеческим усилием группа Зимина освободилась от мешков и присосок на их головах, радость полыхнула в их сердцах и они – вошли к палачам. На полу лежали их разбросанные останки. Покорёженные приборы, побитые осколками, вышли из строя, и лишь Коструге, изрыгая из себя зловоние обгадившегося от страха труса, ползал на коленях и визжал от страха, потеряв всё человеческое. У его колен – валялась голова его «коллеги», мучившей мать и дочь. Что он говорил при этом – не скажу, а то – стошнит нормального человека. Зимин был на исходе жизни и – ничего не понимал, и – сделать – ничего не мог. Кравчук ещё держался: – Десь тут рация е, товарыщь майор, нэ може не бути, нэ будь я з Киеву…– Бутрин отыскал рацию и открыто передал сообщение нашим войскам о – необходимости и – возможности их наступления на высотку: взаимосвязь подразделений вермахта была кардинально нарушена…

... - Прочитайте мне ещё что-нибудь, Бутрин. Сергей Васильевич, вы хорошо читаете и – лучший доктор. Вот и Середэнко просит, – Таня нежно посмотрела на Сашу. – Я – тоже не против,– Зимин с трудом перевернулся чуть на бок. Кравчук достал карандаш. Левченко и Самойлов – притихли. По палате летала пара белых голубей: никто их не трогал, они бесконечно ворковали и целовались. Вехин достал сухарик и, раскрошив его на руке, протянул им руку. Пара дружно уселась на его ладонь и стала клевать. Зимин достал фляжку, налил себе на крупную крестьянскую ладонь водички, пролив немного на одеяло и – тоже протянул руку голубям. Они дружно взлетели, и, сделав полукруг по палате, – пересели на руку Зимина. Стали попеременно, поглядывая по сторонам, пить. Бутрин задумался и стал читать:

– Над Рось-рекой вставало зарево.
Брели коровы чередой,
Вздымали пыли легкой парево,
И – лес сгущался над рекой…
Цвела ракита нежной зеленью.
И – щука бросилась – в траву…
В поросшую, густого берега,
где бабы мылись…На лугу –
уже полопались травинки –
разъединившись от росы…
И – сонные ещё – слезинки –
скатились с глаз в – любви игры…
И – застонала, и – замялась,
в руках мозольих мужика…
Над речкой – солнце поднималось…
Над – солнцем – вечная река…
Над малой родиной, казалось, –
не происходит ни …!
А я – скажу – вот вам – отрада:
Гусей белесых череда…
И – сад сливовый… и – вишнёвый…
И винограда – долгий рой…
в тени – не вызревшего – снова.
И – дижка – с дождевой водой…
Калюжа – с сонмищем качочёк…
Велосипед…, мопед… порой,
Запомнить это… смог… вне строчек:
И – бабушка… отец родной…
Да – будешь край ты мой безбрежный!
Храни, господь, его: хочу…
любви твоей большой и – нежной…
А – в – остальном – я – промолчу? –

Бутрин продолжал:

Когда в экстазе рьяного единства
В мученьях, в прекровавых луж,
Вы переврали – праведность – в ученье.
И – потеряли сонма своих душ…
– Когда пошли громить – в соломе – хаты,
Воздвигнув троном каменной души, –
сокровища людей всех рас и наций, –
Вы кол осиновый сготовили себе…
Что заставляет вас, без сожаленья,
В броню одев злокаменный экстаз, –
Бросать его – в – любые – поколенья!
В – любое время – ваших мерзких фраз!
Вы, – шизофреники, взошли без сожаленья
На свой же трон; и в этом нет причин,
Что – в – нас – живут – в любви и – вдохновеньи,
И в Боге, во Христе, теперь – аминь.

Закончена война, и вновь зажгет все свечи
любовь нам, непременно, до рассвета:
и побегут бессмысленные речи
рекой, заполненной Спасителя завета.
мы будем долго говорить о страсти,
о – доме, детях, и – о нас с тобой.
Но наше, покалеченное счастье,
уж обрело и силу, и – покой.
Твоя душа не раз меня спасала,
твои глаза – не раз ко мне рвались:
мы в той войне себя поистязали,
и в той войне, где – там мы - не остались!!!!,
но главное, в которой, – повстречались
И – на которой мы с тобой сошлись...
Я буду помнить – каждую слезинку.
Я – буду помнить – твой печальный  взгляд, -
моя любовь, моя ты – половинка
и – гений чистых и земных наград!!!!
Наградой нам – ЛЮБОВЬ, и - наши дети;
она тебя - ЗА ВСЕ - благодарит,
и, –  будет вечно жить на этом свете, моя ЛЮБОВЬ!!!!!!

– У вас уже стоит... – небрежно бросила санитарка Середэнко, занося ему “утку”. Таня покраснела, - и нежно посмотрев на Сашу, улыбнулась своей неповторимой улыбкой: – Значит – будем жить!
Громкий хохот разнесся по палате и ещё долго не утихал...
 - И не изменимся, - сказал Сергей Васильевич Бутрин, - за ЛЮБОВЬ  РАДЕЯ.             
- Что-ж, имена хорошие, русские, -  согласился Василий Андреевич Зимин, и добавил, - память крепить!             
                8 Марта 2006 г.; правки от: 9 Сентября 2016 г.; 21 сентября 2021 г.; 26 октября 2021 г.; 30 апреля 2022 г.: 10 июля 2022 г., 6 августа 2022 года.

          Версия поэмы окончательная: 06.08.2022 год.