Однажды ночью, когда я зашла в ванную умыться и приготовиться ко сну после работы допоздна за компьютером, я заглянула в зеркало. И увиденное отчего-то глубоко потрясло меня. Я вглядывалась в эту бледную женщину со слегка жалобным ноющим взглядом, опущенными уголками губ и наметившимися щеками и не могла поверить, что это я. Да, эта женщина выглядела как я, но она была только внешне похожа на меня. Она была старше и… несчастнее меня. Я не могла поверить, что эта несчастная, привыкшая ныть женщина около тридцати – это я. Этого не могло быть. Ведь я – весёлая, удачливая шестнадцатилетняя девочка. Ну двадцати. Хорошо, двадцати пяти. Но меня же всегда принимали за семнадцатилетнюю, и я всегда чувствовала себя таковой. И я была счастлива. Я много улыбалась, и всё в моей жизни складывалось так, как я хотела. А эта женщина была глубоко несчастна. К тому же, она явно только что прошла свои лучшие года, и она никогда больше не помолодеет. Да, у неё всё ещё сохранились округлые черты молодой дурочки, но я видела, что старость за её спиной, я видела синяки под глазами и эти усталые глаза. И дальше только больше: я уже никогда не помолодею.
Эта мысль ударила меня внезапно и заставила повернуть голову сначала вправо, не отрывая глаз от своего отражения, затем влево, затем повернуться одним боком, и другим. Я больше никогда не буду так легка и обольстительна. Я стала старше. Не просто старше. Я необратимо перестала быть юной.
Я всегда смеялась над рассказом о тёте Лидии. Говорили, что она заказала ню фотосессию на свой тридцатый день рождения, но фотограф не смог прийти в тот день и с её согласия переназначил встречу на следующий. Но она никогда больше не снялась. Она хотела запечатлеть свою юность, и несмотря на то, что прошёл всего лишь один день с её дня рождения, она посчитала, что стала необратимо стара. Я смеялась над этим, думая, какую же паранойю могут взрастить в себе люди и что день не может изменить ничего. Но так я думала вчера. Да, конечно, один день не изменит ничего, только жизнь разделяется на до и после.
Наверное, это осознание в какой-то момент бьёт каждого человека. Ещё вчера все эти морщины, лёгкие похрустывания в шее, эта постоянная усталость после работы – всё это было мелочью, чем-то случайным, не связанным друг с другом. Ты уверен, что ты также, как и всегда, полон энергии, молод, беспечен и вся жизнь впереди – и вдруг ты понимаешь, что невидимая черта пройдена. И что это всё, что ждало тебя впереди – оно здесь, оно происходит прямо сейчас, и даже более того, оно уже почти позади. Даже нет, оно позади. А впереди то, о чём редко думают молодые и о чём почти никогда не касаются в своих мечтах.
Это чувство ударило меня сегодня, в ванной, когда я собиралась спать. Я вглядывалась в эту незнакомую маску, которую носила незнакомка. Когда прошёл первый шок, я спросила себя: «хотела ли я прожить такую жизнь? Хотела ли я быть такой…». Мне стало дурно. «Это не то, о чём мне стоило думать», - одёрнула я себя.
Я включила воду и погрузила руки под холодную струю. Неужели так люди однажды понимают, что должны, наконец, стать взрослыми? Неужели в какой-то момент счастливой беспечности приходит конец, в один момент, как сейчас, они понимают, что их пинком вышвырнули из детства, из той поры весёлой и бурной молодости, как из той басни про красное лето, которое ушло безвозвратно? Был ли кто-то не напуган однажды тем, что приходится взрослеть? Тем, что приходится стать тем, кто не сможет жить так, как хочется, а будет делать только то, что он должен? Почему женщина в зеркале говорит мне такие вещи? Почему мне кажется, что жить моя кончена?
Каково это, взрослые люди, осознать, что время проб и ошибок кануло в лету, что время, когда можно было поправить всё, сошло на нет, и теперь мы такие, какие есть, взрослые, сформировавшиеся, стареющие? Неужели это не страх управляет всей нашей серьёзностью? Ведь только такое ужасное чувство может заставить нас играть в такие чудовищные игры, в которую играют коллеги по работе, пытаясь пересидеть один другого, мамочки на лавках, сплетнями и слухами пытающиеся уничтожить соперницу, в игры, когда мы лжем, предаём, манипулируем, спорим с пеной у рта, до смерти, чтобы только доказать, что есть правые и виноватые, есть победители и проигравшие – всё это, но только не собственное счастье быть просто любимым, просто жить как хочется, баловать себя, беречь, заботиться о других и получать эту бескорыстную заботу в ответ. Куда девается эта способность ребёнка безусловно любить и верить в лучшее, верить в то, что добро всегда важнее и зло никогда не выход?
Почему эта несчастная женщина в зеркале говорит мне, что она больше ни во что не верит? Что она устала пытаться, что в этом мире забыли создать место для неё, что она не знает, как всё поправить, и что она больше не верит в то, что было главной опорой во всех её страданиях – любовь? Что она устала быть хорошей девочкой, а дьяволом, как и моделью, уже не возьмут? Неужели теперь мне придётся жить с этим?
Дверь в ванную была открыта, в коридоре было темно. В незадёрнутые шторами окна лил холодный уличный свет, такой холодный и пустой, убивающий все живые эмоции, убивающий любую надежду, намёк на то, что на улице можно было найти, чему обрадоваться. Холодный белый свет, освещающий лишь пустоту. Прямо как люди, не созданные ни для кого, освещают комнаты, в которых никто не появится. Так сказать, сжигают себя зря. Как я сейчас в ванной комнате.
27.08.2021.