На той, единственной

Краузе Фердинанд Терентьевич
С утра повели троих на расстрел.
С утра стреляется лучше.
Натощак оно лучше, проверено, а отстрелялся - и сразу пить чай с хлебом.

Эти трое шли хорошо. Никого не пришлось погонять прикладом и штыком никого не пришлось кровянить.
Хоть и путь не далёк от просёлка в сторону, до щебкарьера-то старого.

По-над обрывом поставили, тех, троих.
Капрал зачитал по бумажке.
Как нынче вновь повелось - именем того-то, за то-то да за это, привести в исполнение как меру социальной защиты.
Потом бумажку в карман гимнастёрки нагрудный, скомкав, второпях засунул. И уж заряжать команду тут же и подал. Чего шарманку зазря крутить?

Да нашим ребятам с отделения не впервой выводить в расход. Лишь затворы клацнули, лязгнули металлом хором: клац - клоц - клуц. Такой звук, разговор значит, у затворов винтовок наших.

Один из тех, трёх, глаза зажмурил. Второй отвернулся - спиной, знать, принять захотел свою смерть. А третий по-детски светло улыбнулся и покурить на послед попросил.

Капрал посмотрел из-под козырька фуражки на невысокое ещё солнце, почти всухую сплюнул в прибитую росою по-утру пыль. Лицом не дрогнул, скрутил самокрутку, махорку и клок газеты из кисета достав.

Ефрейтор кромсалом о кремень огниво взбодрил и пыхнул капрал сизым махорочным дымом на солнечный диск. С самокруткой в зубах, оскользываясь на склоне, ножнами на пыли знаки рун кривые рисуя, боком-боком спустился к троим на обрыве.

-А курни, паря, курни. Вдругорядь-то, знать, не придется..., -капрал самокрутку третьему в губы засунул, да взад подался к неровному строю на бугре.

Так постояли не долго.

Мы - прохладное дерево прикладов винтовочных поглаживая.
Один из них - зажмурившись.
Другой - отвернувшись.
А третий - с руками связанными за спиной, и с дымящейся самокруткой в кривой щели рта на лице, к небу поднятому.

И команда: -Цельсь!
И команда: -Пли!
И отмашка капраловой шашки сверкнула на солнце.

И сухо протрещало на косогоре, и эхом отдало от стенки щебкарьера супротив, и трое упали с обрыва на холодные камни на дне.

Божедомов среди нас никогда не было.
Вскинули винтовки на ремнях за спину и пошли колонной по одному к селу, где на околице дымила полевая кухня.