На злобу дням. Отрывки. Глава 8

Владислав Шуршалов
Как только первый дождь пролился с неба, началась эта странная жизнь. Подумать только, а ведь раньше все было иначе: порядки, именования... люди, в конце концов!
С Ее уходом все превратилось в место битвы человека с природой и человека с человеком. Нет... не сразу. Отнюдь. Это происходило год за годом; с каждым приливом все сметающей волны, с каждой молнией, раздирающей небо со звуком, словно в клочья рвут майку, с каждой трещиной в земле, окрашенной алым от выстрелов и колотых ран, с распространяющимся страхом и трупным запахом гниющего будущего. Тогда нам ничего не оставалось, кроме как верить и ждать, что это все закончится. Хотелось верить, что это прекратится, что просто наступит день, когда наш город сметет с лица земли, и мы больше не будем страдать. Мы кричали, будто младенцы. Плакали. Тянули руки в бесконечную даль вселенной к Матери, что обрушила все это на нас...
Мать бросила нас. Последнее, что она сказала: «Разбирайтесь сами».
Мы провожали ее взглядом, когда она уходила. А после, очнувшись от шока, подавшись ужасу, начали звать ее. Но нам не ответили. Даже Отец молчал. Ему было плевать, как на нас, так и на Нее. Мать не хотела нас. Мы — нежеланные дети божьи. Недоразумение. Неограниченное разочарование, не знающее материнского тепла. Не знали, как это — уснуть на руках, под тихое пение, биение сердца. Отец не пригрел нас. Он даже с нами не разговаривал. Мы остались совершенно одни...
Что мы должны были предпринять, чтобы на время забыться? Когда ты никому не нужен, когда остаешься один — в голову лезут мысли. О да, мысли, эти приставучие паразиты, бегают из угла в угол, словно тараканы, прячутся от света, от загорающихся ламп — твоих сокровенных желаний, лезут как можно дальше, в темноту, где никто их не достанет, тихо смеются над тобой, над твоей слабостью. Возможно, если бы люди меньше думали, то были бы более счастливы. Может, не так долго, как хотели, но для нас и час — что вечность в аду. Спасением было лишь увлечь себя чем-то, что могло бы заглушить этот рвущийся поток сознания, срывающий крышу. Мы увидели в будущем спасение, хотели стать взрослей. Стать выше природы. Стать самостоятельными. Что сделал в итоге этот маленький эволюционный шажок в непроглядную тьму будущего? Ничего, кроме разобщения. Мы страстно закрашивали мир яркими краскам, но не щадящее время шло, краски тускнели, облупливались. И мир вновь представал в своем сером цвете. Поразительный. Огромный. Пустой. Мы добились вершины. Но теперь жаждем падения.
Вот только изменилась ли она за это время? Почему она вот так просто ушла? Она даже не посчитала важным назвать причину. Мы остались одни в большом мире, разбитые и потерянные. Мы до сих пор не можем дать объяснения. Вероятно, что это единственный способ «воспитать» нас — заставить расправить крылья, взрослеть. Но, с другой стороны, ведь мы, люди, не оставляем своих детей ради их взросления. Мы их поводыри. Куда они придут без нас? Я не могу знать, верно. Но я знаю, куда мы их можем завести. Иногда я сомневаюсь в том, что из этого страшнее…
Мы — люди. Возможно, что это и есть та самая причина. Она, наверное, очень долго терпела нас, ожидая, когда мы превзойдем себя. А мы ее подвели. Или же дело в Отце? Я ничего не могу сказать об этом. Отец был всегда нелюдим, скрытен. Скорее его ухода мы могли ожидать, нежели ухода Матери.
Почему мы снова каждый день смотрим в пустые глазницы смерти? Почему то молчим, то молимся о милости, о возвращении Матери? Чем мы это заслужили? Прошли века, но мы по-прежнему остались глупыми детьми, зажимающими уши, в надежде спастись от очередной ссоры старших. Мы не пережили развод. Мать ушла, родила новое потомство. Отец сильнее замкнулся в себе, замолчал на долгие три года. А вскоре мы стали свидетелями его одинокой смерти. Наши родители покинули нас — миллиарды брошенных детей на маленьком шаре, среди бесконечных пустот. Это ли не катастрофа? Мы поняли, что не хотели покорять космос, мы хотели найти Мать.
Мы выросли выродками двух предателей, возненавидевших друг друга, и, следуя по их стопам, мы возненавидели весь мир.
Мы размножались. Воспитывали себе подобных: голодных, злых, потерявших надежду волков-одиночек, но, вопреки своему нраву, не одиноких. Мы были с ними, не хотели повторять ошибки наших родителей, так как видели свой собственный путь. Следовали тенью и всякий раз направляли в нужную сторону. Вперед к свету, к Матери! Но с каждым поколением падали все ниже: свирепость разгулявшихся болезней, антисанитария, больницы, переполненные пострадавшими во внезапно разгоревшихся стычках, которые перерастали в массовые бунты. Хлам в виде человеческих тел у дорог, почерневших от пожаров. Гниющие кучи чего-то стоящего. Природа тоже играла с нами злую шутку. Землетрясения сопровождались обвалами, оползнями и изменениями русел рек, что, в свою очередь, приводило к наводнениям. Ураганы крушили наши дома, от чего бездомных психопатов становилось все больше, ведь нервы-то у нас не из камня! Погода утихла со временем, остался лишь изредка капающий «радужный» дождь — лучшее, что с нами случалось за десятки лет.
Мы падали. Будем падать. Кубарем. И сейчас мы только на полпути к бездне. Но, если верить, то после спада всегда идет возвышение. Каждый раз, доходя до пика, приходится падать — нельзя удержаться на вершине, вечно сохраняя равновесие, ведь на вершине только острие, делящее мир на две стороны. Второй раз боль не будет так заметна и волнующа, в какую бы сторону мы не покатились. Мы получим меньше ран, ощутим меньше страха, почувствуем больше уверенности и станем упрямее. Наша кожа огрубеет. Никакой дождь никого не ранит. Мы найдем и исправим ошибки, которые так тебя расстроили, Мама. Мы исправим и твои ошибки. И всего вашего проклятого племени, которое подарило нам новую жизнь. Но это все потом. Стоит подождать. Набраться смелости. Стоит упасть, нащупать дно. Или же зацепиться за ветку. Хоть что-то, пока еще не поздно. Если ты упал, то над тобой всегда будет небо, а это значит, что тебе еще есть, к чему расти. Я правильно говорю, Мам?
Мама, когда же ты вернешься домой?..