И ТЕЧЕТ ОНА - Река Жизни...Было, было, и осталось в памяти навсегда…
Родители мои - люди простые, из коренных русских семей Поволжья. Отец - Борис Борисович Арсентьев, 18.07.1916 г. рождения, выходец из семьи потомственного кузнеца из села Поспеловка Николаевского района, что в Ульяновской области. Он работал шофером на лесопильном заводе, перед войной отслужил в армии срочную, завершив ее во Львове, когда присоединились к СССР западные украинские земли. Там же в армии вступил в партию. Вернулся в родное село. А мне – его сыну было уже 2 года.
Мама моя - Пелагея Ивановна, в девичестве Горбачева,5.05.1918 г. рождения, из села Кезьмино, той же Ульяновской области, учительница. Она познакомилась с моим отцом в 1936 году. Поженились они весною 1936 год, а через год в марте 1937г. родился их первенец - это я. А в январе 1942 года, за месяц до гибели отца, у них родился второй сын Борис, мой младший брат.
В первые дни Великой Отечественной войны отец добровольцем ушел в армию. И как обученный военный, сразу же был включен в команду, которая формировала и затем сопровождал эшелон с автотехникой до линии фронта. В конце августа 1941 г. по счастливому везению он вторично формировал новый эшелон с техникой из родных мест. За успешное выполнение задания получил свободных полтора суток и успел неожиданно навестить родных. Потом отец участвовал в битве под Москвой, в декабрьском и январском наступлении, когда гнали фашистов до Смоленска.. С боями дошел до г. Вязьмы. Здесь при освобождении села Бесово Вяземского района он и погиб 4 февраля 1942 года. И похоронен младший политрук в братской могиле №5, вместе с сотнями и тысячами таких же, как и он, оставшихся навечно молодыми.
Сохранилось у нас в семье пять писем отца того военного времени. Какая вера была в свои силы, какая уверенность, что выстоим, и что победим! И какая трогательная забота о жене, о матери, о родных, о маленьком сыне и ожидавшемся пополнении: «Родится сын, - назови Борисом, а если дочка - Любой, Любовью».
Отец успел все же узнать, что у него родился второй сын, названный его именем
Мама всю войну проработала вначале учительницей, потом председателем сельского совета. Вместе с оставшимися женщинами и стариками тянула все военные задания, планы, налоги, займы, собирала и отправляла посылки на фронт, помогала выживать семьям, потерявшим кормильцев… После войны работала в с. Некрасово Красноармейского района Саратовской области секретарем, председателем сельсовета, снова в школе -воспитателем, библиотекарем. Тянулась изо всех сил, чтобы дать своим детям образование. Погибшего мужа она пережила на 65 лет, оставив нам всем память в своих записках о нем, о своем любимом, 25-летнем…
Я уже трижды перекрыл этот отцовский возраст. И четверо моих внуков, отцовских правнуков, уже взрослые люди. Двое закончили факультет рекламы МосГУ. Уже растут мои три правнучки. Но в семье свято помнится и хранится все, что связано с именем отца и деда, прадеда, защитника Отечества. И мои записки – это кусочки длинных разговоров с внуками, особенно с младшим - Сашей - в ответ на его вечерние просьбы перед сном: «Дед, расскажи, как было…». Вот и рассказываю.
…Зимой 1942 г. (это я уж сейчас высчитал, тогда вряд ли знал какой год) я оказался в деревне Назарьевка у дедушки Ивана Кузьмича Горбачева (это мамин отец, он умер в возрасте 87 лет в 1981 г. Я его хоронил в селе Некрасово, где он последние годы жил у мамы). Семья у него была большая. Старшие мои три тетки от первой бабушки Анны были уже взрослые и разъехались, а вот остальные от второй жены его - три девки, двое ребят почти мне ровесники. Он да бабка. Да я еще. Восемь ртов. Голодновато было, хоть дед и работал председателем колхоза. Но колхоз был малюсенький, бедненький. Все жили в одной избе в одну комнату с кухней, отделенной занавеской . Спали на полу и на полатях. А дед с бабкой на кровати. Был у них лопух - это такое радио, и еще наушники. Слушали, хотя не всегда было хорошо слышно. Наверное, еще есть что вспомнить, особенно про войну. Как ночами дежурили, и чтоб свет через закрытые одеялками окна не выбивался наружу. Как с волнообразным гудением где-то там высоко натужно пролетали немецкие бомбардировщики. Это они шли на Сталинград… Как проходили казаки с лошадьми через село и останавливались переночевать и впервые я видел саблю, ножны, шпоры на сапогах и солдатские шинели. И уставших, но довольных ужином солдат. Как красивая и стройная в гимнастерке мамина подруга, тетя Галя, вернулась с фронта. Лейтенант, с погонами и двумя звездочками, с медалью на груди. Пили с ней чай и расспрашивали, расспрашивали….
Она привезла конфет и плитку шоколада и рассказывала про далекие города и про войну. Потом пели мы с ней военные песни.
В 15-20–ти километрах от нас была железнодорожная станция Николаевка. Через нее постоянно шли военные эшелоны. Однажды вечером все были напуганы тем, как грохотало там вдали, а весь горизонт в той стороне освещался яркими багровыми вспышками. Это взрывались на соседней станции вагоны со снарядами, глухо долетал грохот, а вечернее небо было в огромных сполохах.
Однажды, когда я был у деда летом 1942 г. (он жил в трех километрах от ж.д.станции), мы с мальчишками с замиранием сердца наблюдали за воздушным боем над этой станцией. Два наших вертких истребителя выписывали неимоверные, как нам казалось, виражи гонялись за двумя немецкими перехватчиками…
День Победы. 9 мая 1945г.
Проснулся рано. Глядь в окно - оно выходило точно на восток. Поднимается играющее солнце, огромное, сияющее, аж глазам больно и как будто слегка пляшет вприсядку. То повыше, то пониже его край…
Трибунка у сельсовета. Идут и бегут туда тетки и какая-то колонна со знаменем. Всего говорят и плачут: Победа, Победа.
Мама на трибуне, говорит, что фашистов разбили. Мы с мальчишками скачем и смеемся. Скоро возвратятся солдаты. Пришел дядя Миша Сухарев: привез лощеные тетради и кусок сухих фиолетовых чернил. Всем досталось по кусочку. Растворяли в воде и писали. Они были такие ярко-фиолетовые. Даже отсвечивали. Его жена тетя Наташа – моя крестная мать…
Пришел с войны дядя Петя Удалов. Горькая обида: Борьке – своему сыну - привез солдатский ремень, а мне не досталось. Ремень-то был один. Как его разделишь? И папки нет, и ремня нет… Слезы… Мне обидно. Но почему со мной плачут все взрослые? Моя мама, мои тети и тетя Шура, и крестная Наташа, и тетя Нина и бабушка? Горше дня в своем детстве не было…
Из записок моей мамы Пелагеи Ивановны (5.5.1918-28.8.2007)
Я ничего не исправлял, читайте.
22 июня 1941 обрушилась на нас война...
В Кузнецке во время учебной сессии мы с сестрой мужа Марусей жили рядом с военкоматом. Сразу же с первого дня войны начались отправки из военкомата . Мы всю ночь с Марией продежурили-проходили около военкомата: думали о своих любимых и близких, зная что наши мужья первыми явятся в военкомат (от нашего села Поспеловки до г. Кузнецка около 40 км). К утру, уставшие, мы все же вернулись на квартиру и прилегли, не переставая разговаривать, размышлять вслух. Люся - о Сереже, который служил в армии, а я - о Борисе. Я сердцем чувствовала, что он пойдет на фронт добровольцем. А как иначе? Он ведь был коммунистом и всего год назад, как вернулся с действительной армейской службы.
Было раннее утро 23 июня. Мы очень устали и немного уснули. Как вдруг я чувствую - кто-то меня будит.
- Поля, проснись! Я еду на фронт! Вставайте, И ты, и Мария еще успеете проводить меня…
Мы, не помня себя стали судорожно одеваться. Боря помог мне одеться первой и торопливо сказал: «Бежим скорее! Прости, сестренка, больше ни минуты не могу ждать…». Поцеловал маленькую Люсеньку и Марию и мы, схватившись за руки, побежали к станции. Я к этому времени была беременна вторым ребенком.
Прибежали к вокзалу. А на перрон меня не пропускают. Боря как-то сурово так посмотрел на женщину дежурную с красной повязкой, вежливо отстранил и сказал: «Пропустите. Это жена моя».
Когда мы оказались на перроне ко мне сразу же подошел Петя Удалов - наш близкий родственник, тоже шофер, муж сестры Бориса. Другие ребята-шофера из нашего села. Они прибыли на железнодорожную станцию вместе со своими автомашинами и уже грузились на платформы. В каждой автомашине был свой водитель. Боря попросил оставить нас вдвоем, хоть как-то поговорить. У нас оставалось совсем мало времени. Он одно только говорил: «Береги себя, ты не одна… Еще будет сын или дочка у нас». Рассказал, что провожали их вся Поспеловка. «И сейчас в ушах стоит плач Витальки, мамы, сестер и всех остальных. Мы ведь обязаны явиться по первой тревоге… Тяжело было уходить из дома, не увидев тебя. Там у нас в сундуке я оставил письмо тебе от меня. Я мало надеялся, что сумею увидеть тебя здесь, в Кузнецке, и проститься». Еще о чем-то говорили, говорили. Помню, как в тумане его плечи, его руки, обнимающие меня, мои слезы. И вдруг зазвонил станционный колокол: отправка эшелона!
Мы оба замерли в объятьях и слезах. Рядом стоял телефонный столб. Боря успел прислонить меня к этому столбу, чтоб я не упала. А сам, догоняя свою платформу, прыгнул на подножку в отходивший состав. Так и стоит в глазах - на подножке уходящего состава.
…Больше я ничего не помню. Подошел дежурный по станции и увел меня в здание вокзала. Только я вошла в зал ожидания, а с противоположной стороны идет моя Маруся с маленькой Люсенькой на руках. Тут уж мы дали волю слезам, плакали в голос. И с нами вместе и остальные женщины, что были рядом.
Беда обрушилась на всю страну, на всю Родину. Как мы шли с вокзала трудно и тяжело описывать. К вечеру добрались до дома. Когда мы шли по мостику через речку, приближаясь к родному дому, кто-то из соседей крикнул нашей маме, мой свекрови Елизавете Васильевне, что мы идем. Она выбежала к нам навстречу, подхватила маленькую внучку и с горькими слезами ввела нас в дом.
В тот день первыми ушли на фронт вместе с моим Борисом мужья его сестер Петр Удалов, Евгений Игнатьев и Михаил Сухарев. А Сережа Кормилицын – муж Марии был в то время в армии, значит – на фронте.
Когда зашли мы в дом, мой первенец Виталька был еще в садике. Мама Лиза стала рассказывать, как провожали наших мужей. Все село было в тревоге. Мама еще не знала, что Борис забегал к нам на квартиру в Кузнецке и что мы успели его увидеть и проводить всех, кто с ним уехали на своих машинах из села. Что в Кузнецке все мобилизованные автомашины с шоферами погрузили в железнодорожный состав и отправили в сторону фронта. Рассказала, что Борис меня успокаивал там, на вокзале и говорил, что возможно, он, как старший по этому составу, вернется в Ульяновский облвоенкомат с докладом и за новым составом.
Первые же сводки с фронтов, а доходили они не так скоро, были очень тревожные, страшные, оглушительные. За пару недель все мужчины, кроме подростков и стариков, были призваны в армию. А надо было убирать хлеб, вязать снопы, свозить все это на тока. От усталости валились с ног.
И вот однажды, поздно вечером, мы уже легли спать, нас разбудили сильные мужские шаги и стук в двери. Какая невозможно счастливая и тревожная мысль: «Неужели Борис?!» Открываем дверь и, действительно, на пороге он. С вещевым мешком, в военной форме. Заросший, пахнущий дорогой, пылью, родной и какой-то другой… Все облепили его: мама, я, Маруся, проснулся Виталька. А он говорит: «Вы ставьте самовар, а я пойду на речку. Хоть сполоснусь с дороги. У меня еще сутки впереди есть!»
Оказывается Борис, как и говорил, вернулся в облвоенкомат за новой партией машин и мобилизованными. И какое везение и счастье: ему дали разрешение посетить родных и ждать вызова.
Проговорили до рассвета. Но дома он был только сутки. Сынишка и я не отходили от него ни на минутку. А на второй день Борис сходил на свой завод и, быстро вернувшись, сообщил, что должен съездить в Пензу за запчастями к автомашинам. Мы с мамой заплакали. А он говорит: «Надо. А ты, Поля, собирайся, поедешь вместе со мной, хоть еще немного вместе побудем». Быстро собрались и поехали. В Пензе пробыли еще двое суток пока доставали запчасти, грузились… Только вернулись, уже в Никулино – это недалеко от нашего села ж.д. станция, экспедитор с нашего завода увидел нас и сказал, что Борису уже пришла повестка: явиться в военкомат. Сдали запчасти и машину. Идем с ним вместе с завода, а мама у двора сразу же заголосила, увидев нас…
Мы все стали спешно готовить его в дорогу, прибежали все четыре сестры. А он сам пошел в детский садик за сыном и тут же принес его на своих плечах. Наутро я сама повезла его на телеге в райвоенкомат в Николаевку. Сына трудно было остановить от слез: «Папа, не уезжай. И ты, мама!». Трудно мне выразить словами это расставание и прощание с отцом. Ехали мы вместе с ним на телеге 25 километров, обо всем говорили и говорили. Никогда не забыть его добрых слов. «Береги себя и сбереги детей. Трудно будет, но ты крепись…Вернусь, все заживет и будем счастливы. Берегите все маму. Она у нас уже старушка».
Приехали в райвоенкомат. Через некоторое время он вышел и сказал, что отправка будет ночью. Еще успеем пообедать. «И ты, Поля, должна ехать домой, дорога дальняя, ты - одна». Пообедали, запрягли лошадь. «Ну, что, я, наверное, успею тебя проводить до Паники, это 7 км». Так мы вместе еще ехали назад это расстояние. Наше расставание я никогда не забуду. Он пошел назад пешком, а я поехала на лошади домой. Сколько раз я останавливала лошадь. Повернусь, погляжу, а он тоже останавливается. Стоит.
Так и ушел мой муж на фронт второй раз. Не сразу на фронт. В вначале их часть несколько дней была в г. Ахуны на формировании и он оттуда уже писал письма. А потом их бросили под Москву.
На фронте Борис был политруком разведки. С опозданием, но я получила еще 4 письма. Последнее письмо от 9 января 1941 года. Борис был на московском фронте, а когда фашистов отбили от Москвы и гнали к Смоленску, их части завязли в жестоких боях. Была очень холодная зима. Не хватало теплой одежды. Каждый населенный пункт брали с боем. Полевая почта не успевала, письма терялись и не доходили. Сводки с фронта сообщали, что фашисты, отступив от Москвы, успели укрепиться под Смоленском. Писем от Бориса мы не получали уже более двух месяцев. 3 января 1941 года я родила второго сына, назвала его, как уславливались, Борисом. Написала не одно письмо на фронт. Как мне после рассказывал один земляк, что воевал в одной части с Борисом, он получил все же сообщение о рождении второго сына и был очень рад.
…А писем все не было и не было. И вот в конце марта к нам принесли письмо, вернее, не письмо, а похоронку. Читаю бланк, буквы прыгают... Извещение…ваш муж …погиб… при освобождении деревни Бесово Вяземского района Смоленской области. На руках у меня был малыш. Я успела опустить его на кровать и… провалилась… Остались у нас два сына: пяти лет – Виталий и Боричка - два месяца от роду.
Это такая горькая и невозместимая утрата. Такое горе непоправимое и такая темная тяжесть всем родным, особенно жене и матери. Как дальше жить? Как существовать без дорогого и любимого человека, отца двух детей. Ему было всего 26, а мне и того меньше – 24 года. Не верила я! Никак не веерила, что Борис погиб. Ждала. Трижды всякие запросы писала: и в Москву, и в бюро потерь личного состава Красной Армии. Но ответ получала один и тот же: погиб 4 февраля 1942 г. Смоленская область Вяземский район. При освобождении с. Бесово…
Назначили пенсию на маму, на Виталия и Бричку. Получала ее в госбанке. Но я работала учительницей в Поспеловке, в то время была депутатом сельсовета. А когда в 1943 году нашего председателя сельсовета взяли на фронт, меня избрали председателем сельсовета, несмотря на то, что у меня двое малых детей, все свое хозяйство тащу на себе сама.
Работа требовала, и я оставляла нередко малыша Борю с шестилетним братом Виталиком. Было трудно очень, порой ничего не получалось. На зиму пристроила младшенького в своей тете Арише, а весной забираю к себе, не могу, чтобы он где-то был без меня.
Наконец по совету моей свекрови мамы Лизы взяла к себе старушку бабу Аришу. Прожили еще одну зиму. А тут пришла еще одна беда. Под Ленинградом в 1943 году погиб муж Марии Сережа Кормилицын, Мария осталась с двухлетней дочкой Люсенькой. Одно горе шло за другим.
Вернулся с фронта старший брат мужа Николай Иванович, весь больной, с туберкулезом в последней стадии. Его взяла к себе сестра Шура Удалова, у них была квартира в заводском доме. Но Николай Иванович недолго прожил и 21 января 1944 года умер. У него в другом месте осталась жена и трое детей. И тут новый удар: 28 октября 1944 года от переохлаждения заболела и умерла и сама Мария. Дочка ее осталась круглой сиротой. Мама моя - так звала я свекровь Елизавету Васильевну - от горя почернела, совсем ослабла, надорвалась, спина не стала разгибаться. Выплакала глаза и один глаз закрыла пелена. От работы в поле на картошке простудила руки и потеряла пару конечных фаланг на обеих руках. Заболела так, что думали и не поправится. Потеряла двух сыновей, дочку и зятя. Как такое вынести? Мужиков в доме никого. Надо как-то огород вести, кормить семью и детей… Все это надо только представить и пережить. Маме особенно было трудно. А она была такая добрая и крепко жалела всех. Особенно оставшихся без отцов Витальку, Борю и крошку Люсеньку. С ней вместе жила ее дочка Нина Ивановна, у которой муж был на фронте, с ней двое малых детей и оставила еще у себя сиротку Люсеньку. Две бабы и трое малых детей.
Арсентьева Пелагея Ивановна - председатель сельсовета
Но работа была главным в жизни села. Тыл давал фронту хлеб, теплую одежду, сушеный картофель. Посылали на фронт посылки с варежками, носками. Деревообделочный заводик выпускал лыжи, носилки, лежаки. Спиртзавод перерабатывал картофель, спирт нужен был и медицине и солдатам. На полях и в цехах работали одни женщины и подростки да старики. Весь крупнорогатый скот был обучен ходить весной и летом в упряжке: пахать, возить на коровах снопы, зерно, дрова. Собранный хлеб по ночам молотили на молотилках, провеянное зерно свозили на заготовительные пункты круглосуточно, пока шла уборка. Население кроме того платило большой военный налог, сдавая продукты питания - молоко. Картофель, яйца, шерсть, мясо. Сельсовету было поручено следить за сбором и полностью выполнять задания по налогу. Мне приходилось допоздна быть и в сельсовете, и работать с населением, заниматься с людьми, убеждать, требовать от тех, кто оставался должным государству. Да еще была подписка на облигации военного займа. Начинать показывать пример надо было с себя, с коммунистов и комсомольцев, что работали в колхозе или на заводе. Со своей семьи и родни. Люди все свои силы отдавали для того, чтобы приблизить разгром фашизма. Все четыре года слились в сплошной труд, горе и потери.…Самое страшное, когда приходили похоронки. А их много было за войну. В 1944-45 годах на фронт уходили мальчики, которым только что исполнилось 18 лет. Ушли и наши мальчики - Саша Арсентьев и Леонид Сухарев.
…И наконец, мы счастливого дня дождались. Весна 1945 была удивительно ранняя и необычная. И вот сообщение – Победа!
У нас в Поспеловке все мы собрались в конторе спиртозавода к радиоприемнику, где постоянно слушали и записывали военные сводки (другого радио в селе не было) и потом рассказывали, зачитывали народу.
В этот день я немного с утра опаздывала и когда появилась в конторе - все закричали: «Пелагея Ивановна! Сообщили: ПОБЕДА!!!» Обнимались, целовались, плакали. Секретарь парткома дал команду: «Арсентьева, идите в сельсовет, организуйте на митинг население, а рабочие со спиртозавода и лесозавода соединятся и подойдут к школе и потом к сельсовету. Подготовьте трибуну, повесьте флаги». Я бегом в сельсовет. Наша уборщица как раз еще домывала крыльцо. Я крикнула: «Маша, ПОБЕДА!!» А она сразу же и упала в обморок. Похоронку на своего мужа она получила совсем недавно, ее муж погиб почти в самом конце войны.. На руках осталось семь детей. Быстро оказали ей помощь, привели в сознание.
Все приготовили к митингу. Народ сразу же начал подтягиваться: в селе любая весть моментально разносится. Шли дети из школы, старики, женщины, рабочие с заводов, колхозники. Рабочие с заводов шли со знаменами и лозунгом. Скрепила я свое сердце. Открыла митинг. Сказала несколько фраз и не сдержалась - заплакала. И многие даже вслух плакали и одновременно радовались. Потом выступал секретарь парткома, потом директора заводов, председатель колхоза… завуч из школы.
Последние слова, и я закрыла митинг, говорила, сколько смогла, призвала всех вернуться на свои рабочие места, а вечером после работы собраться по учреждениям и отпраздновать Победу. Меня приглашали все, но я никуда не пошла, а направилась в наш старый лом, к маме - свекрови. Там уже собрались сестры Бориса: Наташа, Шура, Нина, я, мама. Все разговоры были о тех, кто еще там, на фронте. Что с ними? От Миши Сухарева известий давно не было. От их с Наташей сына Леонида было сообщение, что он жив. Женя Игнатьев давно не писал или почта не доходила. От Удалова Петра были письма. Переживали и за самого младшего солдата, что полгода назад ушел в армию и был где-то в Австрии. Документы о погибших были только на Бориса и Сергея Кормильцина… Это было самое непоправимое и безнадежное…
Вот и началось мирное время. Началось восстановление хозяйства и залеживание ран, нанесенных войной. А сколько осталось вдов и сирот только в нашей Поспеловке, а по всей стране - Миллионы!
У памятника в г. Вязьме. 9 мая 1986 г. Ездили посетить братскую могилу нашего отца Бориса Ивановича Арсентьева. Мама в центре, рядом брат Борис, я, моя племянница Наташа и местные жители.
…На 60-летие Победы мы вместе с братом Борисом, мамой и племянницей Таней побывали на Смоленщине, в Вяземском районе на городском митинге. Мы с мамой были на трибуне. Я выступал. Потом съездили на братскую могилу недалеко от деревни Бесово, где, считается, похоронен наш Борис Иванович Арсентьев. Там в этих могилах лежат сотни и тысячи бойцов. Установлен хороший памятник. Пионеры и комсомольцы из соседней Шимановской школы ухаживают за этими могилами и памятниками.
Поклонились всем. Собрались жители из деревни. Возложили цветы. Сфотографировались. Потом утроили поминальный обед.
Каждый год в День Победы в 19 часов, когда хронометр кремлевских курантов отбивает секунды минуты памяти – у всех в памяти все погибшие, известные и безызвестные герои той великой войны, и просто солдаты, не пришедшие, домой, отдавшие свои жизни за честь, свободу и независимость нашей Родины.
В нашем селе Некрасово, где мы жили с мамой с мая 1946 г. на площадки вощзле клуба в год 40-летия Победы бул установлен обший памятник всем погибшим, родственникам жителям села..Там есть и фамилия Арсентьев Борис Иванович, наш ой отец, фамилия Яковлев Александр Ситепанович =- отец моей жены Лили Александровны
Вечная память им всем, погибшим, но защитивщим страну….
Обо всем этом я и рассказываю своим внукам…