- Виктор Фролыч! Ты меня слышишь? Фролыч!
Утешев поднял седую голову. Молоденький напарник - крепыш Лёвка Маслов сверлил его угольками маленьких глаз.
- Надо опросить соседей, - сказал Лёвка.
- Так иди, сынок, тебе зелёный свет.
На жёлто-багровом от крови паласе в распахнутом халатике лежала красивая рыжеволосая девушка. Она была убита выстрелом в сердце. «У какого подлеца поднялась рука на неё? За что? Ей бы жить и жить». Утешев накрыл потерпевшую пледом. По документам она Зина Кручинина, три месяца назад сняла «однушку» в центре города, поступила в медицинский университет.
Но, главное, успела познакомится с банкиром Соколовским. Если бы не это обстоятельство – Утешев улетел бы уже в Кисловодск на воды. Он три года не был в отпуске. Но этот звонок из Москвы и личная просьба местного генерала задержаться своё дело сделали.
А тело обнаружила подружка Кручининой – рослая, круглолицая брюнетка по имени Люба. Она зашла за Зиной, чтобы вместе поехать на ярмарку тканей.
- Дверь в квартиру была открыта,- всхлипывая говорила Люба.
- А когда ты поднималась по лестнице – никого не встретила?- спросил Утешев.
- Никого.
- Скажи, пожалуйста, а кто мог желать ей смерти? Люба, кому она насолила?
- Никому. Не знаю, её все любили. Парни липли к ней.
- А Соколовский Зину не обижал?
- Павел Романович? Да что вы. Он пылинки сдувал с неё, подарками баловал.
- Покупал любовь.
- Нет, она его действительно любила.
- Ах, эти девичьи мечты.
Утешев вспомнил свою дочь, которая влюбилась прошлым летом в военного и укатила с ним в Хабаровск. Пока и не звонит, не пишет. Он, конечно, был против её романа, топал ногами, кричал на неё. И теперь остался совершенно один. Каждый день трупы, опознания, допросы.
- Когда же это кончится? – тихо вырвалось у него.
- Что, простите? – спросила девушка.
- Ничего, это я так, про своё.
Потом Утешев ещё раз всё тщательно осмотрел. Зацепок не было, всюду метки Соколовского. Дорогое бельё, дорогая мебель. На кухонном столе бокал с недопитым кофе, на тарелке кусочки сыра. Кто-то отвлек Зину от завтрака. Свой. Но кто? Это только в книгах Шерлок Холмс определял убийцу, не выходя из своей комнаты. А тут маячит на горизонте «глухарёк».
- Утешеев, что у тебя? Почему молчишь? – вопил в мобильник генерал. – Есть след какой-нибудь?
- Да пока никакого следа. Соколовский нужен мне.
- Я перезвоню тебе.
Утешев вышел на балкон. Седьмой этаж. Вокруг высотки, заслоняющие всё на свете. Колодец-двор внизу. Вернувшийся Маслов окликнул его:
- Фролыч, с соседями голый номер. Обычная картина. Сразу все слепые и глухие. Единственное, говорят, приветливая, правильная девочка была, непьющая.
- Ты всех на площадке обошёл?
- Две старушки дома были. Третьего соседа нет, соседа напротив.
- А кто он?
- Охранником работает в троллейбусном депо. Лет сорока, очень замкнутый, нервный тип.
- Пробей его по нашей базе, алиби проверь. Подними по нему всё. Срочно.
- Есть.
- А точно его дома сейчас нет?
Лёвка развёл руками.
- Маслов, иди за мной! – скомандовал Утешев.
Они вышли на лестничную площадку. Тихо. Рядом никого.
- Открывай, сынок, - прошептал Виктор Фролович.
- Незаконное проникновение.
- Всё беру на себя.
Лёвка был умельцем по этой части, дружил с отмычками, его наывали в отделении «волшебным медвежатником». Тем более для него это был простой замок. Через минуту дверь поддалась. И вот что опера увидели: на диване похрапывал в цветастых шортах бородатый мужчина. На полу валялся пистолет и пустая бутылка водки. Утешев тронул спящего за плечо:
- Эй, уважаемый! Подъем!
Бородатый встрепенулся, дернулся было за пистолетом, но Утешев успел откинуть ногой ствол в сторону.
- Вредно пить с утра!
- А вы кто?
- Уголовный розыск.
- По какому праву?
- Двери надо запирать, - нашёлся Виктор Фролович, - соседку Зину Резникову знаешь?
- Нет, не знаю, - замотал головой проснувшийся.
Маслов присвистнул:
- Фролыч, да здесь целый иконостас её, портфолио на стенах. Короче, влип ты, борода, по самые…а по паспорту он Родин Юлий Натанович.
- Ворвались, шакалы, опричники!
Лёвка резко двинул Родина под дых.
- Это тебе за шакалов. Ты почто девушку загубил? Почто?
- Не надо, Лёвка.
- Это моё личное дело. И не вам меня судить, сыскари. Ну сыскали вы меня. И что дальше? – хрипел Родин, а потом вдруг запел. – Люблю, люблю и буду говорить об этом, люблю сильней и не для многих глаз…
- Что он несёт?
- Это Шекспир, Лёва.
- Я себя убил! Себя!
Неожиданно Родин подскочил, из комнаты метнулся к балкону. Он бросился вниз.
- Вот шальной! – воскликнул Маслов. – Как с цепи сорвался.
Родин упал на асфальтовую дорожку. Оперативникам надо было спускаться вниз, вызывать «скорую», искать понятых, свидетелей, заниматься писаниной.
- Вот, Лёвка, а ты говоришь: нет любви, споришь со мной, - сказал Утешев. – Есть любовь, сынок, как видишь – есть. И не купишь её ничем: ни тряпками, ни «мерседесами». Вот ведь загадка-то.
- Да, крутяк, - отозвался напарник…