Больше всего её тяготили домашние вечера. Не сумерки, а время, когда за окном становится темно, и всё – уже не пойдёшь гулять с младшими, одна по магазинам или со старшим в кинотеатр. Всему ответ «нет» - стемнело.
Хорошо, что детей у неё трое: нет необходимости много говорить, когда не хочется, они сами рассказывают, рассказывают что-то друг другу. Она в это время готовит их ко сну. За окном совсем темно, верно, оттого, что люди начали гасить свет в комнатах. Может, и не спят, а собираются все в одной.
Дети уложены. Она целует их на ночь. Старший мальчик очень ласковый, и всё ещё тянется к матери за объятием. Младшая девочка, та и вовсе надолго прижимается, не желает отпускать. И она даёт детям всё это: и ласку, и нежность. Она их любит, особенно в такие минуты. Но ведь не будь их (детей), не было бы и этой любви, она бы о ней не знала. Не тосковала бы по трём маленьким незнакомцам. Да и сейчас в обеденные часы, когда никого нет в квартире, она чувствует только саму себя чем-то единоцелым. И так легко думается ей в такие часы.
Наконец, очередь младшего мальчика. Ему и двух лет ещё не сравнялось. На него она долго смотрит прежде стандартных объятий. Очень похож на ней и на старшего мальчика. Хорошо. Целует ребёнка. Он для неё – иное.
Не любовь послужила причиной тому, что она изменила, и даже не страсть, которая столь часто подчиняет нас, глупо и болезненно. Нет, это было неизбежным запоздалым бунтом. Не против замужества. Она бунтовала как подросток, желая сделать хоть что-нибудь, ощутить саму себя сильно и ясно. Не она – мать, не она – жена и даже не она – женщина. А человек, сквозь которого проходят частицы космоса, а сам он есть та же частица.
И вот ребёнок, осознанно зачатый ею в одну из тех ночей. Подобно татуировке, какую иные привозят на память с островов и далёких стран, он будет до конца её дней напоминать о том, что она живая. Итак, она склоняется над третьим своим ребёнком. И, наконец, всё. Свободна. Она спешно одевается, параллельно вызывая такси. Как удобно, что она фельдшер: ни учительница, ни юрист не могут уезжать с началом ночи «на работу», у них не бывает срочных вызовов, подработок в поздние часы, когда нужно непременно ехать к пациенту ставить капельницу или делать ещё что, необходимое для выживания.
Она уже почти не здесь. Перед выходом механически целует мужа, куда-то в районе головы. Он хороший человек. Теперь остаётся обуться. Закрывается входная дверь; всё, что за ней перестаёт тревожить, влиять. И по ступенькам спускается она – иная или же, наоборот, она в полной мере являющаяся собой. Каждый шаг… каждое незначительное движение… У входа ждёт такси. Водитель мигает фарами, но всякий случай она рассматривает номер машины. Короткое «здравствуйте» друг другу. Везти её по конкретному адресу не нужно. Покатать по городу пару часов. «Не против ли она заехать на автозаправку»? - Нет, не против.
Много раз повторяющийся ритуал. Езда в никуда – глупое и непривычное для большинства действо. Но ей это нужно. Достать ноутбук, наушники и смотреть фильм, читать очередной бестселлер, классику, реже – рисовать. Здесь, в пространстве такси, она перестаёт думать о будущем, планировать мелочи, и мысль – фантазия, запертая в голове, изливается наружу изощрёнными формами цвета и геометрии.
Слишком просто для побега, слишком явно приятно для взрослой женщины. Кто так делает!..
Она их всех забывает: мужа, детей, покупателя, стоящего в очереди перед ней – значительные и незначительные моменты. Все люди для неё – незнакомцы, особенно сейчас.
Чем дальше, тем ближе.
В небольшом пространстве автомобиля она словно бы в бесконечности. Тёмная ночь даёт видеть не очертания, но будто бы сути предметов. С каждым разом ей нужно больше времени, как доза морфия умирающему. Последнее время на целых два часа покидает она всех и саму себя, а забывает их и того надольше. Возвращаясь домой, не включает свет, чтобы не видеть очертаний. Всё размытое, она будто бы позволяет предметам не быть кем-то для неё – человека, а просто существовать.
Чем дальше она от дома, тем ближе к себе самой. Ни мать, ни покупательница из очереди супермаркета. Куда ни пойди непременно нужно становиться кем-то: женщиной в синем пальто, знакомой с курсов английского, соседкой с пятого этажа, женой такого-то, дочерью этих-то. Каждый шаг сделан не ею.
Чем дальше она пыталась уйти, тем сильнее облепляли её слова – названия: тётя, попутчица, клиентка, гостья.
Она запрокидывает голову и опирается о спинку сидения, убирает с колен ноутбук. Что мелькает перед её глазами? Чужие жизни или безликие тусклые картины? То, что она видит: ночь ли или человеческая пародия на этот период суток. Ночь знают лишь дети – страх темноты выделяет её среди дня и утра. Ночь, настоящую, тёмную, сводящую с ума, знают влюблённые. Их ночи и длины, и коротки одновременно. Остальное – пустое. Бар, открытый до утра, не слишком –то отличим от дневного кафе. Она смотрит недолго вперёд в окно водителя и снова в своё боковое. Понимает ли она? Да, невозможно не понять.
Что-то было не так с ним – водителем такси, мужчиной неопределённого возраста, самой обычной внешности. Началось ли это, когда он был шестилетним мальчишкой и протянулось до настоящего момента, доказывая лишний раз взаимосвязь судеб; а может, началось всё тогда, когда молодым человеком он получал свою первую работу, стоял у алтаря с невестой; или вот только сейчас. Никто не знает. Хотел он этого сознательно или не был способен ни к мысли, ни к страху.
Автомобиль несётся к обрыву. И чем ближе машина к краю, к концу, тем дальше водитель и женщина от всего земного, в том числе и от самого обрыва, который сыграл роль проводника, ступени – не более.
Она видела. Знала. И в последние отрезки времени, промелькнувшие между ударами сердца, она счастлива. Как могло быть иначе, ведь она понимает: совсем чуть-чуть и вырвется на свободу, и никогда больше не повторится сюжет дня – засмотренная до тусклости кинолента; не придётся сбегать, целовать в макушку своего мужа, отвечать на вопросы людей, носящих названия «знакомые», «друзья», «родственники», «незнакомцы».
В эти мгновения она расслабляется, счастливая. Потому что впервые уверена: то, что ждёт её спустя мгновение, будет радостью, которую не сможет отнять ни близкий, ни случайный человек.