XLVIII
Остаток ночи Мамушка, Родя и Бадамба Дигамбар провели возле костра. Бадамба вынес гостям из палатки несколько тюфяков, точнее, мешков, набитых сухой травой, и посоветовал немого поспать. Сам же, уменьшив огонь в светильнике, уселся, закрыл глаза и замер в медитации.
Мамушка кое-как устроился на мешках боком, полусидя. Глядя в костёр, он слушал, как потрескивает хворост, и думал о болоте. О том, какое оно древнее и огромное, во много раз больше Изерброка. Болоту ничего не стоит поглотить Изерброк. Оно сделает это даже не поперхнувшись, с неизбежностью, спокойствием и безразличием древней стихии. Мешки были мягкими и пахли камышом. Родя, устроившийся по другую сторону костра, тихо сопел и вздрагивал в беспокойном сне.
Мамушка сделал глоток водки из фляжки и закрыл глаза. И тотчас, ему показалось, открыл их – в сером, прохладном и сыром новом дне Родя суетливо хлопотал: подкладывал дрова в костёр, ставил большой старинный медный чайник вплотную к огню, раскладывал на подносе снедь. Бадамбы не было. Правда, вскоре он вышел из тумана и присел к костру.
Мамушка огляделся. Вокруг стоял холодный туман. В тумане тёмным массивом возвышалось дерево Ним. Вокруг дерева тёмными пятнами обозначались аисты-падальщики. Внезапно одна из птиц вышла из тумана и, растопырив черные крылья, вперевалку, как страшный сутулый старик, подошла к костру. Вывернула голову, взглянула на присутствующих злым круглым глазом и хрипло клёкотнула, раскрыв хищный клюв, словно матерно выругалась вместо приветствия. Густо запахнуло гнилым мясом. Вообще, птица вела себя по-хозяйски.
Мамушка невольно отодвинулся, не сводя глаза с огромного клиновидного клюва, которым птица с одного удара могла пробить человеческий череп.
Родя швырнул птице кусок требухи, та на лету поймала его клювом и ушла в туман.
Днём в селении нагов было необычайно безлюдно. Тихо стояли, похожие на спящих зверей, тростниковые хижины. Над крышами некоторых хижин вился дымок.
Туман к середине дня вроде бы спал, но не исчез совсем – всюду над тропинками, кустами, черными корягами, белыми черепами висела дымка, медленно уползающая, но так и не способная до конца уползти в болото – в дикий холодный туман болота.
Попив чаю с Бадамбой, Родя и Мамушка собрались уходить. Но уйти им на этот раз не удалось. Путь им преградила похоронная процессия, заполнившая центральную и единственную улицу деревни. По этой улице, украшенной по обочинам дороги черепами, Родя и Мамушка пришли вчера к синей палатке Бадамбы Дигамбара; по ней же, закинув за плечи пустые мешки, собирались уйти обратно к оставленной на берегу вагонетке, но плотная группа людей в чёрном, преимущественно немолодых женщин, неизвестно откуда взявшись, загородила им дорогу. Это шураваси, приплыв на лодках, привезли своего покойника, чтобы похоронить его по древнему обычаю у нагов.
С одной стороны к острову нагов примыкало болото – с той стороны и пришли Родя с Мамушкой, точнее, приехали на вагонетке. С другой стороны разливалась река Изер – на коротком участке берег был твёрдым – здесь могли причаливать небольшие лодки. С третьей стороны на остров выводила старая, ныне затопленная, дорога с полуразрушенным каменным мостом – раньше похоронные процессии из города двигались именно по этой дороге. Сейчас ей уже никто не пользуется. Там практически уже невозможно ни пройти, ни проехать.
Еще с одной стороны острова находилась старое наполовину затопленное кладбище (Старое южное). Сухая часть кладбища выходила к деревне нагов – к площадке заупокойных ритуалов, а затопленная сползала прямо в Изер – в этой части река была сильно заболочена. Постепенно здесь образовалась гнилая топь, сдобренная фрагментами человеческих останков из размытых могил. Здесь иногда бродили гули, собирая старые косточки, чтобы пососать их. На сухую часть кладбища гули не заходили, опасаясь света неугасимых светильников.
Похоронная процессия тёмной колонной двигалась в сторону синей палатки Бадамбы. По обычаю махариши должен был благословить умершего в последний путь: поцеловать его в лоб, нарисовать на лбу пеплом полосу, прочитать мантру и обсыпать мёртвое тело лепестками орхидеи. Взамен провожающие оставляли возле синей палатки пять традиционных даров: рис, пшеницу, мясо, рыбу и вино (либо водку).
Процессия заставила Мамушку и Родю вернуться к палатке. Бадамба встретил их с многозначительной улыбкой.
Далее пришло время заниматься покойником – им оказалась молодая девушка, отравившая себя уксусом по причине несчастной любви. Её положили перед Бадамбой на низких деревянных носилках и откинули с лица саван. Мамушка и Родя, два невольных наблюдателя, внимательно следили за происходящим. Лицо мёртвой девушки неожиданно оказалось юным и красивым – спокойное, мирное выражение застыло на нём. Следов тления ещё не было заметно; к тому же по обычаю лицо девушки (как незамужней) накрасили, напудрили и нарумянили. Чёрные волосы украсили жёлтыми цветами. Губы, едва изогнутые в посмертной улыбке, покрасили кармином. Видимо, не успевшая выйти замуж в земной жизни, девушка выдавалась за жениха загробного, одного на всех подобных невест в силу своего могущества.
Бадамба проделал всё необходимое, принял две корзины с дарами и попрощался с процессией поднятием ладони. Девушку понесли на кладбище. Родственники возжелали похоронить её по древнейшему обряду из двух, то есть оставить тело в небольшом, частично вкопанном в землю, каменном склепе. Другой менее древний обряд предполагал сожжение трупа на костре с последующим сплавом праха по реке. То, что родственники не пожелали сожжения девушки, автоматически (согласно традиции нагайяны), означало их согласие на использование мёртвого тела в ритуальных и магических целях, если в этом у нагов возникнет необходимость. Так уж получилось, что грядущей ночью такая необходимость появилась. Вернее, просто удачно сложились обстоятельства – появилась возможность провести ритуал, какой давно уже не проводился. Давно уже нагам не приносили свежих, молодых и симпатичных покойников. Глупо было не использовать данное тело во славу великой Мамы-Ямы. А о том, что исполнителем окажется Мамушка, до последнего момента не подозревал даже сам махасаду Бадамба Дигамбар.
Опять, так уже получилось, Родя и Мамушка вынуждены были дожидаться окончания похорон – оказывается, путь к вагонетке лежал вплотную к кладбищу – во всяком случае, совсем рядом с местом упокоения несчастной девушки. По всем традициям нельзя было просто пройти мимо, сесть в вагонетку и отправиться домой.
Ожидание обещало быть не долгим. Решили переждать возле палатки. Бадамба достал водку из свежепринесённых даров, копчёное мясо… Сели к никогда не затухающему костру…
В общем, когда Родя и Мамушка встали, чтоб окончательно попрощаться с Бадамбой, обнаружилось, что на дворе уже темно, похоронная церемония давно завершена, и печальные женщины в чёрном давно уже уплыли по реке на лодках восвояси.
А немногим ранее за водкой и костром произошёл вот какой разговор. Бадамба обратился к сыщику с вопросом:
– Извини, дорогой Мамушка, ещё раз спрошу. Значит, нет у тебя интереса пойти на Остров Бездны?
– Нет. Совсем нет никакого интереса, уважаемый Бадамба, – ответил сыщик.
– И даже не любопытно? Не каждому в жизни выпадает шанс попасть в центр всех миров.
– Может быть, было бы любопытно, но мне не хочется лезть в болото. Там ведь действительно опасно. Это уж я точно знаю. И если б я знал, ради чего стоит рисковать. Но ведь я не знаю. Что я там найду на Острове Бездны? Сокровища? Как известно, многие сложили головы за злато. Не настолько сильно я люблю сокровища.
– Амриту? – подсказал сыщику Родя.
– Это эликсир бессмертия? Вы мне скажите, хотя бы одному человек на Земле за всю историю удалось добыть эликсир бессмертия?Не обязательно именно амриту, любой эликсир бессмертия. И стать бессмертным. Вы знаете такого человека? Почему даже никому из архатов, королей Мутанга, не удалось добиться бессмертия? А, судя по всему, им это очень нужно было, нужнее, чем простому человеку. И возможностей поиска у них намного больше, чем у простого человека. Архаты прожили долгие годы. Они жили гораздо дольше, чем в среднем принято на Земле. Но и они умерли. Не было у них амриты. Короли Мутанга не нашли снадобья от смерти, так почему я должен думать, что у меня это получится? Нет, я даже не думаю об этом. Чудовища вполне реальны, я видел их своими глазами. И я… Да, я боюсь. Сокровища мне не нужны. А в амриту я не верю. Вы сами, саду Бадамба, сказали, что до Острова Бездны может дойти человек, у которого есть на это весомая причина. Причина, чтоб он даже рискнул своей жизнью. А какая причина у меня?
– Надя, – ответил Бадамба.
– Да, я ищу Надю. И я уже почти уверен, что знаю об её местонахождении.
– Так почему же ты пришёл к нам?
– Потому что долгое время я думал, что Надя связана с вами. Многие доводы на это указывали. Я просто решил проверить, есть ли здесь её следы. Родя говорил о ней, как о Белой Таре. Потом все заговорили. Всё пошло от вас. Вот поэтому…
– Родя говорил о Белой Таре. У нас её не было. Но на Острове Бездны она могла побывать. Ведь Белая Тара появляется, чтобы спасти мир. А если она приходит на Остров Бездны, то она становится Матрикой Сури – хранительницей Маха-Мандалы, – спокойно ответил Бадамба, набивая курительной смесью трубку.
– И единственный способ узнать, была ли Надя, то есть Белая Тара, на Острове Бездны, это сходить туда?
– Мы возвращаемся по кругу к одному и тому же вопросу: девушка, которую ты ищешь, и которую зовёшь Надей – Белая Тара ли она? – сказал Бадамба. – Это неправильный вопрос. Поэтому он водит нас по кругу. Ты кого-то ищешь, вот и ищи. Когда найдёшь, тогда поймёшь, кто он. Или не поймёшь. Это не важно. Нужно задавать правильные вопросы. Нужно стремиться к прямому незатейливому мышлению.
– А какие вопросы правильные? – спросил сыщик.
– Вот этот, например. В целом важно обладать сильным желанием узнать правду. А у оно у тебя есть. Я не из праздного любопытства ещё раз спросил тебя об Острове Бездны. Ведь может статься, скоро ты уйдешь в город и никогда больше не вернёшься. Твой главный вопрос останется без ответа. А всё потому, что ты испугался. Но если б ты знал, что такое Остров Бездны и что ты там можешь увидеть, тебе все чудища болотные показались бы мелкими насекомыми. Ибо там – божественные врата, а за ними – великая тайна. В том и смысл, что до того, как войти в сандаловую рощу, никто не может знать, что найдёт там. Признаюсь, сначала мысль о том, что ты пойдешь на поиски Острова Бездны показалась мне смешной. Но потом, пока мы пили водку и разговаривали, я понял, что твой ум, как острая стрела в натянутом луке, нацелен только на один вопрос. Ты уже долго занят этим вопросом. Ты ешь с ним, спишь… Вопрос пророс в твое сердце корнями. Это значит, что Хранители Бездны могут позволить тебе войти, одному из тысяч дерзавших, но не допущенных. Как жить потом, зная, что ты мог попытаться, но испугался? А ведь ты мог увидеть Демиурга, – Бадамба поднял вверх корявый указательный палец. – После этого и умереть не страшно.
– Даже если я и соглашусь пойти на Остров Бездны, я не смогу этого сделать. Ведь Родя не пойдёт. А один я не найду дороги, – резонно заключил сыщик.
– Может быть, бесстрашный саттва Родемарин и согласится, увидев решимость своего товарища, – сказал Бадамба.
– Нет, махариши, – возразил Родя, – уж куда-куда, а снова идти к Костяному лесу, ни за какие деньги. Я зарок дал, не приближаться к заводу, а тем более – за него лезть. На меня те места плохо действуют, я потом спать без кошмаров не могу.
– Просто лотоса надо меньше курить. Кушай аир, от него всем хорошо, – сказал Бадамба.
– Я и аир кушаю, – сказал Родя.
Когда Мамушку и Родя встали от костра, они увидели, что вокруг темно. Родя сразу же сел обратно. Он знал, что на ночь глядя в болото идут либо безумцы, либо шавы – те же безумцы, только мёртвые, либо саду-шавы – разумные натхи, но тоже мёртвые. Ещё ночью в болоте находятся дозорные наги, охраняют границу. Но они сидят в беспрерывной садхане на столбах, читают мантры в высокой концентрации духа, а не шастают по болоту. Часто ночью в стороне столбовой границы видны голубые и зелёные вспышки – то идут бои неустрашимых против порождений скверны.
Родя не был нагом. Он знал несколько защитных мантр, но концентрировать дух в медитации не умел. По сути он был беззащитен перед чудовищами.
Бадамба налил ему водки.
Мамушка попробовал уговорить Родю, чтобы они всё-таки пошли: по эту сторону не так опасно, и ведь они будут ехать в железной вагонетке, а это не так страшно – за высокими бортами вагонетки можно спрятаться. Родя даже не возражал ничего, а только смотрел на сыщика как на умалишенного, и недоверчиво улыбался.
Ближе к полуночи на площадке возле дерева Ним снова начался какой-то праздник. Сыщик понял, что активная общественная жизнь в деревне начинается с началом ночи, а к рассвету всё затихает. Снова послышались песнопения под бой барабанов, снова протяжно и потусторонне-тоскливо зазвучали флейты из человеческой кости.
Несколько нагов приблизилось к костру и что-то проговорило на языке танга – языке, которым издревле пользовались наги в бытовом общении между собой. В общем, если исключить особенности наречия, это был обычный язык Королевства Мутанг, как и многих горных народностей Тагира. Архонты тоже говорили на танга. Знали танга и алхимики Изерброка.
Наги пригласили Бадамбу и его друзей к дереву Ним на круг священных песнопений по случаю новой луны. Бадамба ответил, что, возможно, подойдет с друзьями позже, а, возможно, и нет. Это было в духе Бадамбы – в одной фразе заключать и согласие, и отказ, утверждение и отрицание, "да" и "нет". Он говорил, что нет чистого "да", и нет чистого "нет", а, может быть, и есть: и чистое "да", и чистое "нет". Или нет. И это не было игрой слов, но было свидетельством ограниченности языка. Любой язык, любые слова – ограничены. Лишь молчание безгранично.
– Где ты теперь собираешься искать Надю? – спросил Бадамба у сыщика после того, как наги ушли.
– Не знаю, – ответил Мамушка. Поразмыслил и добавил: – Есть версия, что она сейчас в некотором всем известном месте. Возможно, придётся отправиться туда, чтобы проверить.
– На Бонги? – мгновенно угадал Бадамба. – Путешествие на Бонги, конечно, приятнее, чем в гадкое болото. Увидишь Мутанг с дирижабля, если облаков не будет, Священный город на горе Элборц, красную звезду над Лимбом.
– Бонги – это мечта, – со вздохом сказал Родя. – Но я бы не полетел, если бы надо было потом возвращаться.
– Понимаю, – сказал Бадамба. И вновь обратился к сыщику: – А что если её там нет?
– Ну тогда не знаю. Будем прорабатывать другие варианты. Скорее всего, если она не на Бонги, то… вряд ли она вообще в живых.
– В живых она или в мёртвых – это можно легко проверить. Ну не легко, конечно, но способ надёжный. Я уже говорил. К нам многие приходят, чтоб проверить насчет своих пропавших близких.
– Смахан-дхана? – спросил Родя.
– Да, – ответил Бадамба. – нужно призвать невесту ночи, нашу дорогую Маму-Яму, хозяйку мира мёртвых и охранительницу мира живых – великую Бхаянкару.
– Ну, я в принципе не против. Вызывайте. Спрашивайте. Вдруг узнаете что-то полезное. Лишний свидетель никогда не помешает, – сказал Мамушка и заглянул в свой пустой стакан.
– Мы не можем. Кому нужен ответ, тот и должен проводить дхану, – сказал Бадамба и плеснул в стакан сыщика водки.