Расходились глубоко за полночь. Иван раз пять падал в сугроб, чудом выбираясь из него. А один раз так свалился, что свернувшись калачиком начал засыпать, и в самый, видно, критический момент ему приснилось представленное дуло своего ручья к виску и крик бандита: «Говори, где спрятал золото, а то убью!» - «Нет, не убьешь, зараза!» Иван на корячках вылез из сугроба и поплелся к дому.
С шумом открыл ворота, хлопнув ими, и ввалился в хату. На пороге стояла Анна в длинной ночной рубахе, ноги одеты в валенки. Как раз с сегодняшнего дня похолодало и сразу сказывалось на пол в хате.
Иван увидел перед собой жену, пьяно проговорил:
- Ну, что уставилась? Не видела давно?
Только стал снимать полушубок, Анна двумя руками ухватила мужа за рукав полушубка и так со злой силой дернула его, что Иван потерял равновесие и плюхнулся на пол плашмя, ударившись подбородком о половицу.
- Ах, стерва, ну погоди! - прорычал Тумаков, еле-еле вставая на четвереньки.
Анна ногой сильно приложилась в зад Ивана, и он опять рухнул.
- Убью, убью, стерва!
Анна испугалась этого крика, поняла, что переборщила. Ну, а как ещё поступить, если человек не понимает, что ему говорят. Продолжая подниматься и кроя матом всех и вся, Иван, опираясь на стул, уже почти встал на ноги. Анна не стала ждать развязки, прихватив ухват, мигом залезла на широкую русскую печь. Иван ещё долго шарашился. Наконец, встав на ноги, сообразил, что жена на печи. Подошел к печке, но не рискнул подняться на приступок, а грозя кулаком, продолжал материться и говорить:
- Я кому сказал, стерва! Спускайся! А то заберусь и там тебе дам тумаков!
- Попробуй, Ирод! Видишь! – и Анна показала ухват, - Если не хочешь ходить с проломленной головой, стели себе на полу. Понял, Тумаков?!
Иван всё понял пьяными мозгами, что Аннушки – той хрупкой, нежной, доброй – больше нет. И Анна поняла, что прежнего Ивана тоже нет, а есть Тумаков – грубый, злой стал какой-то, неразговорчивый, и почти каждый вечер опять к своим друзьям на попойку. Анна даже выработала тактику поведения с пьяным мужем. Он – в ворота, а она – юрк в постель, забравшись с головой под одеяло, стараясь не слушать его и не отвечать на его матершину.
Накуролесившись, он обычно, если были силы, залазил на печь, а если чуть жив – сваливался на пол, под стол и там засыпал. Утром отводил глаза, отвечая кратко: «да» - «нет». Правда, по дому всё в порядке: дрова, вода, скот обихожен, двор чист от снега – всё как у людей. Но, видно, друзья оказались на первом месте.