«Never touch the running system» (Никогда не трогай работающую систему)
Субботним утром второй недели наступившего нового года в порт пяти морей впервые заглянуло солнце, и хотя увеличение светового дня зрительно пока не ощущалось это добавило яркости унылому заоконному пейзажу. Волевым усилием оторвав от матрасной плоскости кровати утяжеленное прерывистым предпробудным сном тело, Олег Павлович стараясь не разбудить жену излишним шумом, подслеповато щурясь спросонья начал новый день однообразным квартирным перемещением – «туалет, ванна, кухня» закончившимся напротив настенного коридорного зеркала раздражающим ритуалом бритья. Далее распорядок дня предусматривал проведение двух пар практических занятий со студентами вечернего отделения, но главное - к 17-00 нужно было прийти на поминки супруга Ольги Николаевны, присутствовать на отпевании в больничном морге из-за учебной загрузки он не успевал, а «отметиться» требовала коллегиальная этика и собственное ощущение неотвратимости безвозвратного ухода - избежать смерти можно только не родившись, так что итоговое «обнуление» жизненных планов уготовано каждому.
Оперативно собравшись он вышел из дома с временным запасом, позволяющим добраться до кафедры в размеренном темпе. Довесочный к восьмидневным новогодним каникулам нерабочий день заметно разжидил утренний пассажиропоток метрополитена. Олегу Павловичу, работавшему в непрерывном производственном цикле первые дни после многочисленных праздничных выходных начала года, сюжетно напоминали массовый выход из посттравматического синдрома от факта сокращения жизненного срока на очередной оборот солнечного диска. Свободное вагонное пространство позволяло усесться с поставленным рядом портфелем и комфортно проехать три остановочных перегона. Кроме двух дремавших парней азиатской внешности сидевшие в зоне обозрения пассажиры «репродуктивного возраста» держали в руках гаджеты время от времени касаясь пальцем стекла экрана. Предыдущему поколению «до компьютерной эпохи», сидя за книгой было сложнее - приходилось самому додумывать видеоряд прочитанного, а не просто воспринимать последовательность кадров аналогом употребления заранее пережеванной кем-то пищи. Постепенно вслед за фотопленкой вездесущая «цифра» съедала «бумагу»; визуальная иллюстративность и заполнивший повседневную речь примитивный текстовый слоган стал доминирующей формой подачи информации начиная с щитовой рекламы городских дорожных обочин до программ федеральных телеканалов. Дебильно-агрессивный стиль телевещания напрочь отторгли желание просмотра, превратив плазменную панель домашнего телевизора в подобие инсталляции «черного квадрата» Малевича, правда в недавнюю новогоднюю ночь они с женой «для фона» праздничного стола краем глаза посмотрели ремейк «Голубого огонька» на 1-м государственном канале, позволивший убедиться в благополучии артистического клана «примадонны российской эстрады». Подобно карете Золушки ход времени превратил телеэкранное чудо детства в изъеденную мышами тыкву. Сформированное «эпохой застоя» мироощущение Олега интуитивно отторгало окружающую показную куртуазность, эстетически оставшись в эпохе механических пишущих машинок и ламповых черно-белых телевизоров.
Спустя полчаса после ухода из дома Олег Павлович спускался по одному из семи системообразующих городских холмов к решетчатой ограде больничной территории, где в одном из лечебных корпусов размещалась университетская кафедра госпитальной терапии. Увлаженный оттепелью воздух тягуче заполнял легкие, а мокрый асфальт усиливал шум проезжавших мимо автомобилей. Доминирующую часть горизонта Верней Радищевской улицы занимала игольчатая разноуровненность жилой высотки советской элиты. Кусок прежней жизни Олег провел в прилегающем к больнице районе поэтому пеший отрезок пути воспринимался эмоционально-положительно. Изредка после вечерних занятий он позволял себе перед погружением в суматошное жерло метрополитена «ностальгический» трамвайный маршрут. Память отрывисто рисовала прежние картинки здешних переулков. Проходя двором бывшего «своего дома», он непроизвольно вспоминал номер висевшего в извилистом коридоре коммунальной квартиры черного карболитового телефона с первоначальной буквой перед пятью последующими цифрами, висевшие на входной двери почтовые ящики, гравированную табличку поверх кнопки звонка с числом звонков напротив фамилии жильца – навсегда ушедших элементов атрибутики прошлого. Задернутые шторы окна когда-то нашей комнаты, сменившего деревянную раму на пластиковую, теперь прикрывали чужую жизнь. Неподалеку в тупиковом отростке улицы просматривался край кирпичного здания школы с типовыми для послевоенной постройки парными профильными барельефами классиков русско-советской литературы на фасаде, а если закрыть глаза, то за дугой трамвайного поворота на месте «точечно» втиснутого в смежное пространство параллелепипеда офисного здания оказывался бревенчатый двухэтажный домик где жила одна из одноклассниц, теперь, как и стоявшие рядом низкорослые постройки существовавший только в лабиринте подвала зрительной памяти, дразнившей иллюзорной призрачностью ушедшего. Ускоряющейся каток однонаправленного движения времени переформатировал окружающие дворовые декорации, но исчезнувшие дома и ушедшие люди существуют пока их кто-то явственно помнит. Дальше – точка невозврата, трамваи не ездят в черные дыры лабиринта прошлого. Нахлынувший калейдоскоп воспоминаний гасился пересадкой на метро и пунктирным мельканием в окне поезда однообразного вида подземного тоннеля с параллельными нитками подвешенных кабелей перечеркивающими виртуальное жизненное перемещение из эндшпиля в дебют, возвращая контакт с окружающей реальностью.
Несмотря на начавшейся сессионный период на кафедре было малолюдно, кроме Олега присутствовали принимавший зачет заведующий, пара штатных преподавателей и кучка студентов в коридорном фойе. Перебросившись с коллегами несколькими фразами по теме прошедших новогодний праздников, Олег проследовал из ассистентской в аудиторию проведения семинара. Сформировавшийся на принципе окупаемости качественных профессиональных навыков Олег Павлович не понимал «пофигизма» к учебе сегодняшних студентов, впрочем, у каждого поколения собственный набор жизненных стереотипов. Кумулятивный эффект социальных реформ «перепахал» прежнюю систему высшего образования: «подушевое бюджетное финансирование» плюс коммерческое обучение практически исключили принудительное отчисление за неуспеваемость, а необходимость для многих студентов «подработки» и учитывая столичное расположение университета, желание иногородних остаться после учебы в Москве, «задвигало» учебу на второй план. Преподавателям тоже требовалась подзаработать «на хлеб с маслом», диктовавшее формальный или халтурный подход к учебному процессу, в итоге качество профессионального образования катастрофически упало, что наглядно демонстрируют «достижения» российской космонавтики – одной из наиболее наукоемких отраслей; касательно медицины – бывший «супер патриотичный» московский градоначальник умирает в Мюнхенской клинике, владелица авиакомпании гибнет при перевозке папы на лечение в Германию, в общем, «шанс умереть на родине» у состоятельных россиян и их ближайших родственников минимален как выигрыш лотерейного «джек-пота».
Наскоро перекусив в перерыве между парами захваченными из дома бутербродами, Олег Павлович прочел оставленную заведующим записку дублировавшую ранее присланную sms-ку с телеграммным текстом просьбы расписаться сегодня в бумагах, проводившихся накануне нового года в базовом больничном колледже медсестринских сертификационных экзаменов. Завершив вяло прошедшие занятия, он вернулся в ассистентскую где, по-хирургически тщательно вымыв руки включил электрический чайник – промочить уставшее от речевой нагрузки горло. Домашний чайник кипятился на конфорке газовой плиты – голубое пламя и паровой свисток придавало процессу «душевность», проигрывая электрическому нагреву в скорости, прогресс привнес прозу. Ограниченность времени из-за непредвиденного визита в колледж предельно сократило чаепитие, укороченным субботним днем канцелярия работала до 16-00, хорошо еще что шаговая доступность местоположения колледжа упрощала посещение.
Выйдя за больничные ворота Олег спустился на пересекающуюся плоскость Котельнической набережной и далее поворотом на уклон начального уровня Яузского бульвара подошел к бывшему ведомственному дому военно-технической академии – среди местных по фасадным статуям рабочего и колхозницы именуемому «дом с фигурами» во дворе которого находился медицинский колледж, базирующийся в непостижимым образом сохранившемся здании усадьбы дворян Хитрово давшим название прилегающему месту с легендарным Хитровским рынком - рассадником дореволюционного криминала. Внизу обрамляющей внутренний арочный вход статуи колхозницы торчала арматура, придававшая массивной скульптуре аварийно-неустойчивый вид. Видимо пугающая лаконичность фразы: «Винтовка рождает власть» и кисть Делакруа сделавшая образ женщины с винтовкой символом революционных перемен, излучала на находившуюся неподалеку «кремлевскую зону» раздражающие флюиды: «никто не даст нам избавленья...», лишенная слов мелодия часто воспринимается более проникновенно, поэтому естественное саморазрушение «социалистического символа» могло благосклонно восприниматься в резиденции за стенами средневековой крепости с оставшимися от пребывания большевиков пятиконечными красными звездами на пяти крепостных башнях. Эклектика городской среды «деиндустриализированной» Москвы выталкивала брутальные образы монументальной пропаганды предыдущей эпохи, чуждые «крысиному стилю» современных хозяев России. Навстречу Олегу Павловича из-под арочного свода вынырнул одетый в спецовку ГБУ «Жилищник» уроженец варварского осколка бывшего имперского подбрюшья, бегло озиравшийся по сторонам. Москва - это Рим, безразлично который по счету, наверное, также подозрительно смотрели бродившие по «вечному городу» вандалы на чуждые памятники античным богам загнивавшей Империи, уже разделенной на Запад и Восток, а пока самый крупный имперский кусок под управлением дряхлеющего цезаря самоедски прожирал наследство предыдущих поколений, заглушая страх будущего атавистическими иллюзиями преданности преторианской гвардии и боеспособности некогда непобедимых легионов. Радиус падающей орбиты сокращается постепенно Олег замечал склонность низкорослых мужчин к мистике, особо везучим фартит от «тройки и семерки» вплоть до «туза» иногда способного к внезапной трансформации в «даму пик». Пропитанная «рокировочной стабильностью» январская атмосфера 2014-го допускала возможность смены координат только после публикации передовицей информационных каналов некролога царственного низкорослого персонажа с нетерпением ожидаемого некоторым статистически мизерным числом его соотечественников. Впрочем, сразу после того как повесили Муссолини оказалось, что почти все итальянцы были антифашисты.
Расписавшись в оставленных у секретаря директора протоколах медсестринских сертификатов, Олег Павлович завершивший намеченные на сегодня служебные мероприятия вернулся на Яузский бульвар и на ближайшей трамвайной остановке сел в следующую к Павелецкому вокзалу перекрашенную из привычного красно-желтого колера синенькую «Татру Т3» с буквенной литерой «А», в просторечие традиционно именуемую «Аннушкой». Симбиоз с фразой: «Аннушка уже разлила масло» в сцене усекновения головы Берлиоза из романа «Мастер и Маргарита» устойчиво ассоциировалась у Олега Павловича именно с «вагоновожатой-комсомолкой» трамвая «А», внося территориальную путаницу между Патриаршими и Чистыми прудами.
Подогретое электрической печкой пластиковое сидение после взбодрившей оттепельно-ветреной прогулки комфортно обволакивало теплом лодыжки ног, прикрытые по случаю посещения поминок черными джинсами Wrangler. По части одежды он был консервативен – любил носить разношенные вещи однообразные ранее полюбившимся фасонам, по максимуму стараясь избегать пиджаков и галстуков благо профессия предусматривала обязательность рабочей униформы.
- «Да, погода нынче не климатит, видимо не случайно на территории России не жили неандертальцы, генетически поспособствовавшие развитию европейской цивилизации», - подумал Олег Павлович, плотнее прижимаясь к теплой мягкости сиденья. Равномерный ход трамвая прерывали выезжавшие на рельсы однонаправленно спешившие автомобили, сбившиеся в обширную, медленно рассасывающуюся кучу, около много поворотной площади Яузские ворота. Перемежающийся темп движения вызывал внутреннее раздражение. Мельком бросив взгляд в момент тормозной паузы трамвая перед светофором Комиссариатского моста водоотводного канала на циферблат наручных часов, он мысленно прикинул что ситуационно попал во «временную вилку» - забежать домой он не успевает, а продолжая маршрут в том же темпе окажется в квартире Ольги Николаевны гораздо раньше назначенного часа. Привычка бережного отношения к чужому времени стимулировала решение пройти пешком отрезок между метро «Новокузнецкая» и «Павелецкая» съедающий при умеренном темпе ходьбы минут двадцать, ему импонировала литературная фабула «большой дороги» - герой собирается в путь и события начинаются, другой альтернативный вариант – переждать на лавочке станции метро показался менее привлекательным. Окончательно предпочтя двигательную динамику, он вышел у «Новокузнецкой» и перпендикулярным павильону остановки курсом перешел у приметного здания бывшего комитета Гостелерадио на Большую Татарскую улицу. Огромное геометрическое пространство мегаполиса воспринимается его жителем отрывочно, преимущественно по локации секторов собственной жизнедеятельности – проживания, учебы, работы, координаты которых периодически меняются. По служебным вопросам Олегу Павловичу часто приходилось бывать в юго-восточной стороне Центрального округа, поэтому он легко ориентировался в лабиринтах переулков Замоскворечья - района местами сохранившего старый московский колорит безжалостно «реновируемый» заезжими «эффективными менеджерами».
Относительно соседних однонаправленных улиц Большая Татарская выглядела довольно неказисто к тому же в отличие от них прежде переименовывалась и почти полвека носила имя одной из наиболее фанатичных деятельниц большевистской революции – Розалии Землячки (Залкинд), особо прославившейся кровавой «зачисткой» Крыма от «классово чуждых элементов» сразу после эвакуации оттуда армии «черного барона» Врангеля. Будучи «естественником» Олег понимал: революция - разрушение баланса любой системы как биологической, так и социальной, а по ходу наиболее пострадавшими оказываются виды, процветавшие в прежней системе. Зато ранее маргинальные элементы получают стартовый шанс захватить освободившиеся позиции и не позволить вернуться выжившим остаткам прежних бенефициаров, поэтому жестокость, подпитываемая «пассионариями» типа товарища Землячки- отличительная черта гражданских войн.
Сегодня кроме москвичей, проживавших ранее в окрестностях улицы прежнее наименование Большой Татарской мало кто помнил, непредсказуемость будущего - основная жизненная интрига, но Олег Павлович когда-то работал поблизости и часто захаживал на почту и гастроном расположенные на участке начальной уличной нумерации. Впрочем, сам он вряд ли впоследствии вспомнил случайно случившееся наложение женского образа советской монументальной пропаганды и улицы имени ответственного секретаря Крымского обкома РКП(б), но буквально через месяц, после «триумфа воли» на многомиллиардной олимпийской забаве, Крым вновь «всплыл» долгоиграющим узловым вопросом, будто замурованный в крепостную стену резиденции российской власти прах «крымской фурии» материализовался подобно фантомному визиту булгаковского Воланда с «данайским подарком» возращения «в родную гавань». Каноническое «головокружение от успехов» сопутствующее «кессонной болезни» стремительного всплытия «из грязи в князи» притупляет осторожность, ведь никому не известно где лежит яйцо с иголкой «кощеевой смерти».
Постепенно стала ощущаться накопившаяся за день усталость, утяжелявшая висевший на плече портфель. Оттепельной погодой ходьба по гладкой с вкраплением наледи тротуарной плитке, «криворуко» укладываемой «стахановскими темпами» после прихода в мэрию новой команды, энергозатратнее чем по привычному асфальту. Пытаясь сократить намеченный путь Олег, свернув в Вишняковский переулок, перешел на нечетную сторону Новокузнецкой улицы. Просматриваемый очерченный контурами зданий небосвод над Зацепой затягивали накатывавшие сумерки гаснувшего светового дня. На облюбованном бомжами и рекламщиками междугородних автобусных маршрутов, дублирующих поезда Павелецкого направления - тесном пятачке около входа станции метро Олега Павловича «тормознул» треск мобильника и на экране высветилось имя жены. Коротко ответив, он толкнул массивную деревянную дверь обобщенного вестибюля двух линий станции «Павелецкая» и спустился вниз на эскалаторе радиальной ветки.
Подземное однопролетное перемещение до соседней «Автозаводской» суммарно заняло минут пять. Сойдя с поезда на станционную платформу Олег Павлович неспешно шел к выходу, когда в портфеле опять задребезжал мобильник. На этот раз звонила Анна, спросившая где он находиться и собирается ли к Ольге на поминки. Заглушающий монотонный грохот тормозящих и стартующих поездов мешал разговору. Получив положительный ответ, она, будучи уже в пути попросила немного подождать чтобы прийти вместе. Предложение Олега устраивало, после недавнего «рождественского инцидента» сталкиваться с Ольгой «тет а тет» не хотелось; согласившись предварительно встретиться он присел в торце станции на свободный край единственной скамейки.
Удивительно, но в подошедшей женщине он не сразу узнал Анну, смутил покрывавший голову черный шерстяной платок. Сегодня из повседневного головного убора женщин периода детства Олега Павловича платок перешел в аксессуар религиозной атрибутики, правда само детство ушло в далекое прошлое, совокупное образу модных дам 60-х с локонами шестимесячной завивки, юбками «солнце-клеш» и дугами бровей «а-ля Эдит Пиаф».
- «Привет! Наверное, заждался?», - скороговоркой спросила остановившаяся перед ним Анна и глядя вниз на продолжавшего неподвижно сидеть Олега самокритично добавила: «Увы, после пятидесяти для мужских взглядов я стала прозрачной как оконное стекло».
Запоздало кивнув на приветствие, Олег Павлович поспешно встал, и они мимо мемориальной доски жертвам террористического акта прошли к эскалатору ближайшего выхода, поднявшись на уже полностью охваченное темнотой наземное пространство. Медленно падавший снег декоративно подтормаживал ощущение хода времени.
«Нам туда, минуты три спокойного хода», - сказал Олег, заметив ориентировочную растерянность озиравшейся по сторонам Анны, одновременно показав рукой в направлении группы однотипных разноэтажных домов стиля «позднего сталинского ампира» начала Автозаводской улицы. Последующим поколениям будет сложно расшифровать исторически сложившуюся городскую топонимику, не зная, что раньше улица была главной дорогой к гиганту советской индустрии – «пятикратно орденоносному» автозаводу ЗИЛ, проработавшему почти столетие до застройки в сконцентрированные вокруг торговых центров циклопические бетонные норы жилого комплекса «Зиларт».
«Монументально смотрятся, в студенческие времена часто заходила к жившей в «генеральском доме» на Смоленской набережной подруге-однокурснице, с тех пор постоянно мечтала обустроиться в просторной квартире «сталинки», но не срослось, «радужный» период жизни быстро сменил «сумрачный», от «брачных дивидендов» поимела только звонкую фамилию – Романова и дочку в нагрузку, пришлось затянув пояс почти до позвоночника наскребать на «панельную однушку» окраинного микрорайона Орехово-Борисово, а вот Ольге подфартило удачно раздвинуть ноги и захомутать состоятельного мужика, последние годы мы редко общались, даже в ее теперешних апартаментах побывать не прошлось», - ностальгической репликой «недолюбленной женщины» Анна объяснила зрительную заминку после выхода из метро.
Соответственно наметившейся роли ведущего Олег Павлович взял Анну за не успевшую спрятаться в перчатку ладонь почувствовав, как ответно ее пальцы податливо расслабились.
- Понятно, запредельная мотивация провинциальной девушки эпохи «развитого социализма». После бытовых неудобств общежитий «квартирный вопрос» для советского человека «козырная» категория жизненных ценностей, а диапазон женских «хотелок» безбрежен - от нового корыта до морского владычества, но золотые рыбки редко попадают в закинутый невод, впрочем, на сегодня Орехово приемлемый географический вариант столичной городской дислокации, по крайней мере без бывших полей аэрации или заброшенного радиоактивного могильника в нагрузку. Сословный барьер обитателей коммуналок и жителей элитных квартир сложно преодолеть при любом историческом периоде.
Первая половина среднестатистической продолжительности жизни преимущественно оптимистична, но часто по мере движения к намеченной цели приходится все дальше от нее отклоняться, к тому же Анну от практичной Ольги Николаевны отличала склонность к созерцательному восприятию действительности, а женщине нужно успеть «манетизироваться» пока наличествует «товарный вид», набело прошедшую жизнь не перепишешь. Неслучайно правильные ответы решения задач размещают в конце учебников.
- «Большое спасибо за провинциалку, а не лимитчицу, тебя всегда отличала деликатность формулировки», - обидчиво отреагировала Анна, сорок лет назад приехавшая на учебу в Москву из трофейной Восточной Пруссии, видимо персонально интерпретировав обобщающую фразу Олега Павловича, не подразумевавшую личного негативного подтекста. Работа откладывает отпечаток на стиль общения, а по обтекаемости профессиональных формулировок медицина уступает только теологии.
Перейдя транспортную полосу четной стороны Автозаводской улицы, они свернули в короткий скверик, разделяющий противоположные направления уличного движения и прошли до проблескивающих в свете фар проезжавших машин полосок следующей пешеходной зебры, закончив зигзагообразный переход проезжей части Автозаводской улицы напротив кирпичного 13-ти этажного дома где жила Ольга Николаевна. Кратковременность наземного перемещения не позволила продолжить начатый разговор. Зайдя мимо темнеющего проема встроенной арки на утесненную припаркованными автомобилями асфальтовую дорожку вдоль фронтальной стороны дома, Олег и Анна остановились у крайнего подъезда, на входной двери которого Олег набрал кнопками домофона цифру номера квартиры. Почти сразу замок отозвался разрешительной трелью и отворив массивную металлическую дверь, он первым шагнул в тускло освещенный вестибюль подъездного коридора, откуда слегка поскрипывающая кабина лифта подняла Олега Павловича и его спутницу на пролет 5-го этажа - лестничную площадку с двумя разносторонне ориентированными холлами квартирных дверей, уложенную ромбовидным узором шамотной половой плитки.
P.S. На иллюстрации фото скульптуры колхозницы около «дома с фигурами» по состоянию на август 2021 года.
Август 2021-го