Часть четвёртая
Глава третья. 23 ноября 1973 года
Утром меня разбудило солнце. Оно успело немного приподняться над морем, отыскало круглое окно иллюминатора и нежно пощекотало мне левое веко. Я подскочил, как будто на меня ведро холодной воды вылили.
- Надо же, - бормотал я про себя, - солнце взошло, а я в каюте валяюсь. Время-то, к девяти подошло, вот-вот на завтрак призовут.
И я, ненадолго заскочив в туалет, где, торопясь привёл себя в порядок, помчался на палубу.
"Армения" в сопровождении лоцманского катера медленно входила в порт. Город поднимался от моря вверх и выглядел очень привлекательно. Почти напротив нашей стоянки виднелась высокая колонна, на которую был вознесён небольшой человечек. Без бинокля я видел только, что он одну руку вытянул вперёд, может, указывая куда-то, но как мне показалось, он пытался до чего-то дотянуться.
Сразу после завтрака началась высадка. Вроде всё уже привычно, как всегда, но было и отличие – вместо наших родных паспортов нам всем раздали пропуска, маленькие такие прямоугольнички, на которых была наклеены наши фотографии и по-испански написаны наши имена и фамилии. Автобусная стоянка располагалась вдоль причала, так что нам надо было лишь пройти через таможню и пограничный пост, где даже не посмотрели на наши паспорта, и мы сразу же оказались около автобусов. Рядом с нашим автобусом номер 1 стояла небольшого росточка худенькая женщина с очень то ли смуглым, то ли чересчур загорелым лицом и смоляно-чёрными волосами. Её возраст было трудно определить, я дал бы ей лет тридцать, максимум тридцать пять. Стояла она совершенно спокойно. Проходя мимо неё, я вежливо поздоровался, в ответ она кивнула и всё.
Когда все уселись на местах, в автобусе появились Надежда вместе с этой темноволосой незнакомкой. Надежда, молча села около окна, а незнакомка с микрофоном в руках осталась стоять в проходе.
- Здравствуйте, - на чистейшем русском языке, без примеси какого-либо акцента, проговорила она и внимательно осмотрела автобус.
В автобусе наступило молчание. Мы в этой поездке столько видели всего, что даже удивляться у нас уже не было сил, а незнакомка продолжила:
- Ещё два года назад, меня звали Анжела Карлосовна Гонсалова, и я работала доцентом на кафедре новой и новейшей истории стран Европы и Америки Московского Государственного Университета. Сейчас меня зовут Анжела Гонсалес и я перед вами выступаю в роли гида в Барселоне. Удивились? Если бы мне такое сказали лет десять назад, я бы тоже сильно удивилась, - и она вновь оглядела весь автобус. Ни одно лицо не пропустила, на каждом хоть ненадолго остановила свой взгляд.
- Чтобы поставить все точки над "и", мне потребуется некоторое время, - продолжила она, - думаю, что в десять минут я уложусь, но без этого объяснения, многое будет не понятно или превратно истолковано. Поэтому я и прошу у вас разрешения на эту небольшую автобиографическую анкету с некоторыми разъяснениями. Позволяете? Тогда давайте начнём с самого начала. А что у нас начало? – спросила и улыбнулась, - рождение? Нет, это не совсем правильно. Наше начало – это наши родители. Так вот мои родители - испанские коммунары. Об истории Испании в этом столетии и о том, что такое коммунары должны знать все, на этом я останавливаться не буду. После поражения республиканцев в Советский Союз выехало много молодых энергичных людей, мечты которых о свободной демократической Испании были грубо растоптаны фашистскими сапогами. В их числе были Карлос Гонсалес и Мария Астуриас. Удивительно, но они не были даже знакомы. Почему удивительно? Да потому что жили в одном городе, большом правда, в Барселоне, куда вы сегодня прибыли, где познакомиться двум молодым людям, разумеется, не просто, но ведь они жили на одной улице, хотя и в разных её концах. А затем плыли на одном корабле, и в Москву из Одессы ехали одним поездом, правда, в разных вагонах, а вот познакомились лишь более чем через год после их приезда в СССР в конце августа 1940 года, при этом познакомились совершенно случайно. В кинотеатре им билеты продали на соседние места. Случайность, - проговорила она задумчиво, но тут же продолжила, - папа на той войне был пулемётчиком, очень он любил всё сотворённое из железа, вот и пошёл учиться в "Станкин", а мама – была медсестрой, в конце концов, она окончила Первый медицинский институт. Я родилась, в это трудно поверить, но это произошло в Москве 22 июня 1941 года. Дата всем хорошо знакома. Маму вместе со всеми студентами Первого меда эвакуировали в Уфу. Папа рвался на фронт, но ему постоянно отказывали, возможно, это связано с тем, что он первым делом везде заявлял, что хочет отомстить за поруганную честь Каталонии. Как ещё не арестовали, не знаю, - мне показалось, что здесь она точно задумается, но нет, она продолжила без остановки:
- В 1943 году мама закончила в Уфе институт, получила диплом врача-хирурга, и попросила, чтобы ей разрешили вернуться в Москву к мужу, который работал на заводе, куда привозили ремонтировать танки. Ей разрешили, и она вместе со мной, приехала в Москву, где почти непрестанно находилась в госпитале. Профессия хирург на войне очень востребована. Так что я ваша землячка, мне сказали, что группа у вас московская. Росла я, как все советские дети: садик, школа, потом МГУ. Была октябрёнком, пионером, комсомольцем. Отличие было одно – я была многоязычная. С раннего детства я говорила на трёх родных языках: среди других детей на русском, дома – на испанском или, что чаще каталанском. Никогда не видя страну, зная о ней лишь по рассказам взрослых, не только родителей, но и других испанцев, с которыми мои родители поддерживали отношения, я влюбилась в далёкую родину моих предков. Дома носила каталонскую одежду, ела каталонские блюда, пела каталонские песни. Когда мы, каталонцы, собирались вместе, мы танцевали не фламенко, а сардану. Жила, как бы на две страны, открыто, как все - в Советском Союзе, тайно, всеми мыслями - в Испании, да не просто в Испании, а в Каталонии.
Она даже головой из стороны в сторону покрутила и повторила, - именно в Каталонии. Затем после окончания МГУ была оставлена там в аспирантуре. Диссертацию защитила по теме вполне естественно, связанной с историей Каталонии. Наряду с обычными занятиями – чтением лекций и проведением семинаров, создала студенческий кружок "Каталония", из названия ясно, о чём мы там говорили.
И снова она крутанула головой, на этот раз как-то по-особенному:
- В пятидесятые годы многие из наших знакомых вернулись на Родину. Франко немного смягчил к ним отношение, то ли простил, то ли сделал вид, что простил, но многие потянулись домой, но не как перелётные птицы, которые от холодной зимы улетают в тёплые края, чтобы весной вернуться на родину, нет, они навсегда возвращались туда, ведь Родина с большой буквы была именно там. Мои родители не решились вернуться, и мы продолжали жить в Москве. Три года назад мне утвердили тему докторской диссертации, естественно, на тему, связанную с историей Каталонии. Материала по теме у меня хватало, но тут неожиданно меня пригласили прочитать цикл лекций в Барселонском университете. Не знаю, как им удалось добиться, чтобы руководство страны разрешило читать лекции советскому учёному, но им это удалось. Моё начальство, я имею в виду МГУ, посчитало, что это поможет мне в подготовке докторской диссертации и одобрило мою командировку. Так я стала первым советским лектором в Испании. Цикл лекций я, не буду стесняться этого слова, прочитала с успехом, собралась было возвращаться в Москву, но тут произошла неожиданность. По решению высшего совета Барселонского университета мне предложили в нём должность профессора, специалиста по истории Каталонии. Я была согласна и готова была прыгать от радости, но в Москве остались родители, которые, если бы я взяла да осталась в Испании, могли превратиться в своеобразных заложников в Союзе. Я попросила у руководства Университетом время для решения всех личных проблем и вернулась в Москву.
Вот тут она задумалась и это продолжалось некоторое вполне ощутимое время, но мы все молчали и терпеливо ждали, что она скажет дальше, а затем последовало уже знакомое нам покручивание головой, и она продолжила:
- На удивление никто ни в МГУ, ни в государственных структурах не возражал против возвращения моих родителей вместе со мной на родину. Нам даже предложили не сдавать советский паспорт и остаться гражданами СССР. Мало того в случае, если не будет возражать Испания мы могли стать гражданами сразу двух стран. Такого в СССР ещё не было. Самой трудно преодолимой преградой стало то, что между Советским Союзом и франкистской Испанией не было дипломатических отношений. Всё пришлось делать кружным путём, собственно так же как я добиралась первый раз - читать курс лекций. По французской визе мы прибыли в Париж, там для нас оформили уже испанские визы и вот мы всей семьёй оказались здесь. Папа до сих пор, как пьяный ходит по Барселоне, и смотрит, смотрит, смотрит. Он не может поверить, что мы оказались во франкистской Испании, при жизни каудильо. Тридцать с лишним лет назад они были вынуждены буквально бежать со своей Родины и вот неожиданное возвращение.
Она опять как-то нервно дёрнула головой:
- Да, Франко все эти годы, включая Вторую Мировую войну, вёл себя как диктатор, но только внутри страны, на мировом уровне он скорее выглядел таким, знаете, диктатором с либеральным уклоном. Надо учесть, что и в пекло войны он не полез, подобно всяким Муссолини, Антонеску, Хорти и прочим пособникам Гитлера. Совсем в стороне, как царю Борису III ему остаться тоже не удалось, пришлось на Восточный фронт пусть одно воинское подразделение, но послать, это оказалась так называемая "Голубая дивизия". Но отправляя эту дивизию на погибель, Франко преследовал во многом собственные интересы. И прежде всего, таким образом ему удалось с помпой, под ультрапатриотические выкрики удалить из страны наиболее реакционно настроенную часть военных. Дальше больше, и тут он выиграл во второй раз, когда те из них, кто уцелел, но оказался в плену, начали возвращаться домой. Заслугу в проведении этого обмена военнопленных на испанских коммунистов, находящихся в тюрьмах, он тоже записал в свой актив. Весьма демократично и дальновидно. Сдавал он свои позиции медленно, вернее постепенно и очень незаметно. Правда, сейчас он сложил свои полномочия по состоянию здоровья. Франко смертельно болен, и это все знают, но руль управления страной окончательно он выпускать из рук не желает. Вот и Торговое соглашение между Испанией и СССР было подписано, когда он ещё находился у власти. И, наконец, ваше появление. Когда возникли слухи, что в Барселону зайдёт судно с советскими туристами на борту, это было подобно разорвавшейся бомбе, но им мало кто поверил. Потом слухи превратились в подписанное соглашение. Причём осведомлённые люди говорили о целых двух судах, одного в конце октября, а другого к концу ноября. Первое отменили, что-то там было не вполне готово с документами, но вы, вот они, сидите передо мной. Представьте себе, что вы самые первые туристы из СССР в Испании. Найти другие слова кроме как "чудо", я не могу. Но чудеса бывают, и мы все в этом сегодня убеждаемся. И, наверное, не меньшим чудом является то, что гидом у вас будет тоже советская гражданка. Я себя бывшей не считаю. Наверное, это очень символично и будем надеяться, явится пусть маленьким, почти микроскопическим шажочком к сближению двух народов - русского и испанского.
Она ещё раз нас всех осмотрела, убедилась, наверное, что никто с её лекции не сбежал, снова крутанула головой и с улыбкой, под смех всех присутствующих, продолжила:
- Ну, вот с преамбулой я покончила, теперь давайте я вам коротенько, минут, я думаю, на сорок, больше не надо, прочитаю лекцию на тему: Что такое Испания, откуда она взялась и с чем её едят. Хотя, простите, может, у кого вопросы имеются? – спохватилась она и вопросительно на нас посмотрела.
- А, что вы решили со своей докторской, - послышался откуда-то сзади голос Виталия Петровича, - забросите её или всё же закончите?
- Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос. А как бы вы на моём месте поступили?
- Я? – удивился профессор, – конечно, довёл бы до конца. Думаю, что в этом и руководство Барселонского университета заинтересовано.
- Почему вы так думаете? – спросила Анжела.
- Для Запада их доктор наук — это значительная научная величина, но на деле это всего навсего уровень нашего кандидата, а наших докторов они вообще приравнивают к местным академикам. Не думаю, что их много в этом городе и этой стране, при всём уважении к их древностям и былой культуре. Поэтому так вот запросто получить учёного мирового уровня, для них великая удача. Я так думаю.
- Я тоже так, полагаю. Они действительно готовы мне помочь, чем могут, но всё сейчас упёрлось в бюрократическую стену. Мне с родителями настоятельно посоветовали оформить испанское гражданство, и вот здесь возникла та самая пресловутая стена, не стена, даже не знаю, как и назвать это. Чиновники то ли не хотят, то ли боятся, чего, но никто не проявляет желания взять на себя ответственность, принять решение и выдать нам испанские паспорта. Вместо этого, то требуют, чтобы мы сдали советские паспорта, а мы этого не хотим, мы советские граждане и желаем ими оставаться впредь, то ещё какие-то придирки у них. В общем, дело тянется и тянется. А я не могу вылететь в Москву, потому, что никто мне визу на обратный въезд в Испанию гарантировать не может.
Она даже всхлипнула, так мне показалось, но затем задрала свой нос вверх и проговорила медленно, почти по складам:
- Я испанка по крови и по душе, но я гражданка Союза Советских Социалистических Республик и ей желаю остаться, - затем опять улыбнулась, на этот раз немного смущённо и закончила, - а пока читаю лекции, провожу беседы, стараюсь обходить острые углы и гуляю по Барселоне, не могу нагуляться.
После этих слов она поправила руками свою причёску и начала рассказывать об истории Испании. Она не рассказывала, она буквально воспевала Родину своих предков. Остроумно, с цифрами и датами, пока автобус выбирался из порта и ехал по городу, Анжела в сжатом виде представила перед нами многовековую историю своего народа, с победами и поражениями, успехами и потерями. Перед нами, как живые вставали великие испанцы прошлого и первым среди них был Колумб. Собственно, с него и начался рассказ, вернее не с него самого, а с его памятника, той самой колонны с человечком на самом верху.
- Знаете, почему памятник великому мореплавателю поставили на этом месте? – спросила Анжела.
- Наверное, он именно сюда вернулся из своего первого плавания в Вест-Индию, - раздался чей-то женский голос.
- Если такой вопрос задать испанцам, здесь проживающим, могу поклясться, вряд ли найдётся десяток человек, правильно на него ответивших, - задумчиво сказала Анжела, а затем опять мотнула головой и как точку поставила, заявив, - так что слава нашему образованию.
Она рассказывала, а автобус тем временем застрял на светофоре. Мы не успели проскочить на зелёный и первыми замерли на перекрёстке. Водитель откинулся на спинку кресла, убрал руки с рулевого колеса и даже прикрыл глаза, в общем, расслабился по полной. Я всё это хорошо разглядел в зеркало заднего вида. Нам дальше надо ехать, а он, что спать собрался, удивился я и даже Диму толкнул, чтобы тот тоже подивился такому. Дима посмотрел, но никак не отреагировал, он слушал, о чём нам рассказывала Анжела. Я её тоже внимательно слушал, но пропустить такое, при таком интенсивном движении? Этого я не мог себе позволить. Машин в Барселоне значительно больше, нежели в Москве. Они катились перед нами сплошным потоком, практически без просветов. Я думал, что всё вот сейчас светофор мигнёт и мы поедем. Но время как остановилось, и мы вместе с ним стояли и стояли. Чуть не пять минут прошло прежде чем водитель принял нормальную позу, а вскоре перед нами загорелся зелёный огонёк, и мы действительно поехали.
Я снова попытался обратить Димино внимание на такое чудо – пять минут простоять на перекрёстке, не двигаясь с места, мне это было удивительно, а он от меня отмахнулся и всё.
Наконец, автобус остановился и Анжела попросила нас на минутку его покинуть. Мы оказались перед огромной триумфальной аркой. Я таких больших ещё не встречал. Грандиозное и необычайно привлекательное сооружение, которое в отличие от других триумфальных арок ознаменовало собой не победу в войне, а являлось входом на всемирную выставку, которая состоялась в этом городе в конце XIX века.
На арку мы прекрасно могли посмотреть из окна автобуса, но Анжела попросила нас выйти и было зачем. Прямо под гербом страны на горизонтальной поперечине кто-то вызывающе ярко намалевал изображение знакомое всем нам с раннего детства – серп и молот. Оно смотрелось явно чужеродным элементом, а потому привлекало к себе взгляды всех проезжающих мимо.
- Откуда это здесь взялось? – послышался чей-то вопрос, и Анжела моментально на него ответила:
- Ответственность на себя взяла группа молодых коммунистов, местных хулиганов, как их здесь называют. Никто не может понять, как им это удалось. Появилось оно 7 ноября, сами понимаете в честь чего. Власти до сих пор не знают, как это оттуда удалить. Три недели над Барселоной сияет серп и молот, и никто не может его убрать. Единственная возможность – построить леса и запустить туда реставраторов, но для этого придётся остановить здесь движение. Мне кажется, что здесь побывали все барселонцы, да и многие приезжие тоже. А всё это подтверждает давно известную истину - народный дух, волю народа, его стремление к свободе истребить никакими репрессиями невозможно.
Началось, казалось бы беспрестанное движение по переплетению барселонских улиц. Маршрут Анжела построила таким образом, чтобы, во-первых, дважды мимо одних и тех же мест не проезжать, а, во-вторых, чтобы подъезжать к объектам, на которые следовало обратить своё внимание, с самой выгодной для обзора стороны. До обеда мы сделали только две больших остановки, и первую в парке Гуэль, где, гуляя по тенистым аллейкам, могли слушать об Антонио Гауди - великом испанском архитекторе, с совершенно неповторимым стилем. Я не мог отнести себя к знатокам архитектурных стилей и течений, но я знал, как мне казалось всех великих архитекторов современности: Корбюзье и Немейера, Мис ван дер Роэ и Ллойд Райта. Да и с творчеством отечественных поклонников конструктивизма я был знаком неплохо, а творениями Константина Мельникова я просто восхищался. Что стоит одно из его творений из серии ;клубы; – клуб имени Русакова, или планировка парка культуры и отдыха имени Горького в Москве, или его гаражи и особенно гараж Госплана СССР, и гараж на Новорязанской улице, а саркофаг в мавзолее Ленина, и, вне всякого сомнения, его собственный дом-мастерская.
А тут в Барселоне на меня буквально обрушился какой-то совершенно непостижимый мир – мир кривых поверхностей. Я был поражён, да не я один в нашей группе, а большинство людей, в общем, весьма знающих и понимающих настоящее искусство и могущих отличить действительно оригинальные творения от безвкусицы, были поражены. Мы никогда не слышали об этом архитекторе. Он был испанец, творивший в Испании XX века, которая символизировалась у нас в стране с именем Франко, и этим всё сказано.
Парк Гуэль – та сказочная страна, куда мы попали, заворожила всех без исключения. Я не буду здесь описывать всё, что мы смогли тогда увидеть в парке, этому посвящено бесчисленное количество статей и монографий, скажу лишь о своём впечатлении. Я был уничтожен, весь мой до того строгий мир, состоящий из плоских поверхностей и прямых или косых углов, рухнул и рассыпался на мелкие осколки. В парке Гуэль я почувствовал такую близость создателя этого великолепия к природе, что даже дыхание перехватило и я не мог вымолвить ни слова. Как потом смеялся Виктор:
- Ты ходил и как рыба, вытащенная из воды, только и делал, что открывал и закрывал рот.
В завершение, по совету Анжелы, мы все, и я в том числе, присели на скамью-змею. Привыкший к жёстким лавкам и скамейкам, я ожидал, что моя спина прикоснётся к грубой и недвижимой поверхности камня, а оказался словно в удобном, продавленном не одним поколением домочадцев, бабушкином кресле, даже вставать не хотелось.
- Но ведь это же камень, - послышался чей-то возглас, - почему же там так удобно сидеть?
Ответ нас не удивил:
- Это творение Гауди, а всё за что он брался и удобно, и рационально.
Именно в парке Гуэль Анжела сказала одну фразу, которая запомнилась мне на всю жизнь:
- Я часто задумываюсь над ролью случайностей и совпадений в моей жизни. Ведь именно из случайностей и совпадений состоит жизнь любого человека, от правильного выбора пути на той развилке, где в течение жизни каждый из нас оказывается неимоверное число раз, зависит всё дальнейшее наше существование. Угадал, правильную выбрал дорогу, повезло, дальше всё будет хорошо, с одной небольшой поправкой – до следующей случайности.
- Она помолчала немного и закончила совсем неожиданно, - то, что именно вы оказались сегодня здесь с моей точки зрения случайность, а с вашей во многом закономерность, но то, что нашего водителя зовут Антонио, и он тёзка великого Гауди, случайностью назвать нельзя – это закономерное совпадение, - и засмеялась.
Я осмелился сказать ту реплику, которая весь её монолог висела на кончике моего языка:
- При этом надо не забывать, что в философии категория ;случайность; расшифровывается, как неосознанная закономерность.
Анжела привычно мотнула головой и задумалась.
Всё остальное предобеденное время мы любовались творениями Гауди. Перечислять их не буду, они сейчас у всех на слуху, но на Соборе Святого Семейства хочу немного остановиться. В то время, о котором идёт речь, с внешней стороны окончательно был готов лишь один фасад, задуманный Гауди – фасад Рождества, фасад Страстей был близок к завершению, оставалось лишь закончить возведение башен и установить фигуры, а к третьему – фасаду Славы, ещё даже не приступали. О внутреннем убранстве, я не говорю совсем, нас туда даже близко не подпустили. Строительная площадка, что там делать посторонним, тем более туристам, ведь они везде привыкли свой нос совать. Так рассуждали, наверное, организаторы и, вне всякого сомнения, были правы.
Даже в таком незаконченном виде Собор поражал и заставлял преклонить перед ним колени. Мне и тогда и до сих пор кажется, что, когда строительство Собора Святого Семейства будет завершено, а его внутренность наполнят соответствующим содержанием и в нём начнутся богослужения, он превратится в один из основных католических храмов планеты. Впору будет его в Ватикан переместить.
Обедать мы отправились на "Армению". За соседним с нами столом сидели и ели Анжела и Антонио. Об Анжеле не говорю, а вот понравилась ли русская кухня испанцу не понял, вроде ел с удовольствием и доел борщ до конца, а там кто, конечно, знает.
А затем мы опять колесили по прекрасному городу. Поднялись на Тибидабо. С удивлением узнали, что такое загадочное название и этой горы, и всего горного массива является всего навсего одним из известных словосочетаний в латинской версии Евангелия от Матфея и означает "тебе даю". Легенда гласит, что во время мытарств души Иисуса именно на этой горе дьявол пытался искусить Христа, обещая в его полное владение лежащий внизу город. "Тебе даю" говорил он, показывая вниз. Вот именно там, на Тибидабо всего за десять лет до нашего приезда было завершено строительство величественного готического собора Святого Сердца с установленной наверху очередной статуи Христа с распахнутыми руками.
Видно было оттуда с верхотуры великолепно. Мы с помощью Анжелы рассмотрели весь город и даже на нашу "Армению" полюбовались. Жаль, что в тот день, когда мы были на Тибидабо не работал лифт, который мог доставить нас прямо к ногам Иисуса.
Дальше наш путь лежал с одной знаковой для Барселоны горы – Тибидабо, на другую - Монжуик. Анжела начала нас подгонять, ведь сейчас ноябрь, темнеет рано, а ещё столько надо увидеть. Завтра у нас длительная экскурсия. Коррида уже не проводится, но вот тренировки подрастающего поколения бычков не прекращаются. Вот для нас и организовали поездку на одну из ферм, где выращивают этих самых бычков. Там нам обязались продемонстрировать занимательное действие под интригующим названием "Бой молодых бычков", другими словами корриду в миниатюре, только, что без её апофеоза – убийства быка. Поездка рассчитана на весь световой день, а послезавтра экскурсия к горе Монсеррат, это опять в сторону от Барселоны. Так что выбор у нас не богатый – или сегодня, или, скорее всего никогда.
"Мы – молодцы, успели всё, и пусть по большей части это получилось полубегом, но главное программу выполнить, а уж о её результатах можно и в путеводителях почитать", - смеялись мы. В основной туристический объект на Монжуик - одноименную крепость успели забежать, ставим плюсик, по Испанской деревне промчались – ещё один, мимо музея Миро, всемирно известного абстракциониста, прошагали – ещё один. Примерно так прошло у нас посещение Монжуика.
На этом запланированная экскурсия закончилась, автобусу оставалось лишь доставить нас в порт и всё, до утра мы свободны. Мы уж собирались попрощаться с Анжелой, но тут она сделала нам сказочное предложение:
- Друзья, а давайте мы с теми, кто не устал и у кого ещё некоторый запас любопытства в смеси с любознательностью остался, пройдёмся пешочком отсюда вниз, посмотрим на знаменитый магический фонтан, погуляем по Готическому кварталу, забежим на несколько минут в Кафедральный собор, поверьте это стоит сделать, может быть успеем в музей Пикассо заглянуть, а затем по Рамбла дойдём и до порта. Там мы с вами и расстанемся до утра.
Это предложение было встречено на "ура", но к моему удивлению далеко не всеми. Лишь двенадцать человек, в том числе Надежда, с ним согласились, остальные решили возвращаться на корабль.
Дорога вела вниз, и наша чёртова дюжина быстрым шагом двигалась к магическому фонтану. Наверное, чтобы оценить фонтан следовало посидеть там, дождаться полной темноты и насладиться звуками журчащей воды, подкрепляемыми услаждающими слух музыкальными произведениями. Но у нас ни на что не хватало времени, поэтому магический фонтан, так и не очаровавший нас своей магией, остался позади, ведь мы приближались к Готическому кварталу.
Здесь мы сразу же столкнулись с тем, что встречали уже и на Мальте, и в Алжире. Узкие, переплетённые друг с другом улочки. В некоторых местах узкие настолько, что двум всадникам разминуться там было невозможно. Довольно высокие дома, вплоть до шести этажей, идёшь и складывается впечатление, что ты в глухом горном ущелье, не хватает лишь шума реки, а вот не прогревшегося за жаркий день холодного воздуха хоть отбавляй. Сразу же захотелось выйти куда-нибудь на простор, где погреться можно.
Но Анжела шла уверенно, не сбавляя скорость, так что две пожилые женщины даже взмолились:
- Девушка, пощадите!
Услышав это Анжела всплеснула руками, сразу же остановилась и даже запричитала:
- Простите меня, увлеклась и обо всём на свете забыла.
Дальше мы уже шли неспешно, так, что все спокойно успевали. Но, вот, кажется, мы и дошли. Анжела указала нам рукой вперед. Между домов виднелся широкий бетонный фриз, на котором были выцарапаны смешные человечки и животные, казалось это маленькие детишки оставили свои каракули, но это была рука гениального мастера. ;Музей Пикассо; прочитали мы на небольшой чёрной табличке. Слово ;Пикассо; было изображено в виде его знаменитой подписи, которая, как мне думается, должна быть известна всему цивилизованному миру.
Анжела подошла к кассе и достала из кошелька деньги:
- Это мой маленький подарок землякам, - сказала она и мы вошли…
Музей оказался довольно большим. На его скрупулёзный осмотр понадобился бы, наверное, целый день, но у нас времени было совсем мало, поэтому мы шли, обгоняя многочисленных посетителей. Народа действительно было на удивление много, при этом в основном молодёжь. "Значит не только у нас народ к музеям приучен", - подумал я. На осмотр музея нам дали всего один час, дальше музей закрывался. Я не стал бегать по всем залам, а решил получше рассмотреть работы Пикассо ранних периодов – голубого и розового. Всемирно известных произведений там, разумеется, не оказалось, но было много мелких, весьма любопытных работ. "Только ради посещения этого музея стоит приезжать в Барселону", - подумал я, когда мы направлялись в Кафедральный собор.
Главный собор города тоже был сооружён в готическом стиле, правда в отличие от того храма, куда мы заходили на Тибидабо, Собор Святого Креста и Святой Евлалии, таково его полное название, был построен в первой четверти XV столетия и с тех пор стоит без особых вмешательств человека. Увидели мы и всех тринадцать белоснежных гусей, символизирующих невинность тринадцатилетней девочки по имени Евлалия, принявшую мученическую смерть от рук язычников.
Совсем стемнело, когда мы вышли на Рамбла. Вот там было и светло, и многолюдно, и шумно. Казалось туда съехались люди со всех концов Земли, настолько разноголосая речь слышалась со всех сторон. На Рамбле мы оказались почти в самом начале бульвара, близ фонтана Каналетес. Внешне фонтан похож на наш родной самовар с четырьмя кранами, направленными во все стороны света. По настоятельному совету Анжелы, мы выпили там по глотку воды, поскольку согласно легенде, все, кто выпьет воды из фонтана, обязательно вернутся в Барселону. Посмеиваясь на самими собой, все исправно последовали традиции.
Нас всё удивляло на этом бульваре: и плитка, которой выложено покрытие его пешеходной части, с подлинной мозаикой работы одного из известнейших абстракционистов и сюрреалистов мира Хуана Миро, и немыслимое количество цветов на цветочном рынке, расположенном прямо на бульваре, и обилие небольших кафешек, открытых со всех сторон для посетителей, и множество сувенирных лавчонок, и масса художников, готовых прямо здесь написать ваш портрет, но больше всего меня поразили живые статуи. Вначале я принял их за настоящие и только удивлялся, зачем их столько понатыкали в таком оживлённом месте. Лишь потом, заметив, как одна из ;гипсовых; фигур сняла шляпу в знак благодарности какому-то пешеходу, бросившему монетку в коробку, стоящую у ног "статуи", я понял, что это уличные артисты, зарабатывающие таким образом себе на жизнь. Кого там только не было.
И ещё одно, что нас удивило. Наряду с вечнозелёными пальмами, растущими вдоль бульвара и отделяющими его от проезжей части, из земли торчали толстые корявые стволы с ветками, разбросанными в разные стороны, явно живых деревьев. Анжела объяснила нам, что это "бесстыдницы", так народ прозвал эти деревья, сбрасывающие на зиму листву.
У памятника Колумбу, на площади, носящей звучное и говорящее само за себя название "Врата мира", мы расстались с Анжелой и пошли на "Армению", где нас заждался ужин.
Ну, а потом мы долго отрывались в музсалоне со своими любимыми женщинами.
Продолжение следует